Текст книги "Лебединая песнь"

Двое путников устало брели по федеральному восьмидесятому шоссе. Позади остались покрытые снегом горы Поконо Восточной Пенсильвании. Падавший снег был грязно-серым, и из-под него, подобно наростам на теле прокаженного, выступали вершины. Пепельная крупа сыпала с хмурого болотно-свинцового бессолнечного неба и тихо шуршала среди бесчисленных голых черных вязов и дубов, кустов орешника. Вечнозеленые деревья стояли бурые, хвоя с них облетела. Повсюду, насколько хватало глаз, не было ни травинки, ни изумрудной лозы, ни листика.

Резкий сильный ветер кидал в лицо Сестры и Арти впитавший золу снег. Они оба были укутаны в одежду, которой смогли разжиться на двадцать первый день после того, как сбежали от чудовища, называвшего себя Дойлом Хэлландом. В Нью-Джерси на окраине Патерсона они нашли разрушенный магазин одежды, но там почти все уже растащили. Остались только вещи в глубине зала под плакатом с нарисованными сосульками и надписью: «Июльская распродажа зимних товаров!»

Эти полки и прилавки грабители не тронули. Путники взяли себе тяжелые шерстяные пальто, клетчатые шарфы, шерстяные шапки и рукавицы, отороченные кроличьим мехом. Там нашлось даже байковое нижнее белье и ботинки – их Арти похвалил за высокое качество. Теперь, когда остались позади сотни миль, ботинки все еще держались, но ноги странников были стерты до крови и завернуты в лохмотья и газеты вместо носков, которые пришлось выбросить.

У обоих были рюкзаки, наполненные другими найденными вещами: там лежали консервы, открывалка, пара складных ножей, несколько коробков спичек, фонарь, батарейки и удачная находка – шесть упаковок пива «Олимпия». Через плечо у Сестры, как обычно, висела сумка, на этот раз темно-зеленая, из руин магазина армейских излишков, а в ней – теплое одеяло, несколько бутылок «Перье» и куски фасованного замороженного мяса, найденного в полупустом гастрономе. На дне рюкзака лежало стеклянное кольцо, размещенное так, чтобы Сестра в любой момент могла нащупать его через ткань.

Красный шарф и зеленая зимняя шапка защищали лицо и голову женщины от ветра. Кроме того, Сестра натянула на себя поверх двух свитеров шерстяное пальто. Мешковатые коричневые вельветовые брюки и кожаные перчатки завершали ее наряд. Она медленно брела по снегу, все это барахло изрядно ее тяготило, но, по крайней мере, ей было тепло. Арти тоже надел на себя тяжелое пальто, голубой шарф и две шапки, одну поверх другой. Только глаза оставались открыты осадкам и обжигающему ветру. Серый противный снег слепил их. На нейтральной полосе шоссе лежал снежный слой толщиной около четырех дюймов, а среди голых лесов и глубоких оврагов по обеим сторонам дороги встречались высокие сугробы. Все покрывала холодная грязная пелена.

Шагавшая в нескольких ярдах впереди Арти Сестра показала направо. Он увидел в снегу людей. Они поравнялись с замерзшими трупами женщины, мужчины и двоих детей. Все были одеты по-летнему: рубашки с короткими рукавами и шорты. Мужчина и женщина умерли, держась за руки. У женщины не хватало безымянного пальца на левой руке. Судя по всему, он был отрублен.

«Обручальное кольцо, – подумала Сестра. – Кто-то отсек весь палец, чтобы снять драгоценность».

Башмаки с ног мужчины исчезли, и в снегу торчали черные, обмороженные ступни. Впавшие глаза блестели серым льдом. Сестра отвернулась.

С тех пор как они, миновав большой зеленый щит с надписью «Добро пожаловать в Пенсильванию, штат краеугольных камней», ступили на территорию этого штата – с неделю назад, за это время они успели одолеть около тридцати миль, – Сестра с Арти нашли на нейтральной полосе восьмидесятого шоссе почти три сотни замерзших тел. Некоторое время путники укрывались в городе Страудсберге, почти уничтоженном торнадо. Здания лежали в руинах под грязным снегом, точно игрушки, сломанные и разбросанные безумным великаном. Там тоже было множество трупов. Сестра и Арти нашли на главной улице городка пикап, бензобак которого был пуст, и спали в его кабине. Теперь все это было позади, а они снова шагали по нейтральной полосе шоссе, ведущего на запад, в удобных, но полных крови сапогах, мимо грязных изуродованных машин и перевернутых прицепов, погибших, должно быть, при поспешном бегстве на запад.

Продвижение давалось им тяжело. Они проходили самое большее по пять миль в день, каждый раз стремясь добраться до очередного укрытия: развалин дома, сарая, остатков разбитой машины – чего угодно, защищавшего от ветра. За двадцать один день путешествия им встретились только трое живых: двое были буйнопомешанными, а один поспешно бросился бежать, едва завидев их. Обоим – Сестре и Арти – недужилось, они кашляли кровью и страдали головной болью. Сестра думала, что скоро умрет. По ночам они прижимались друг к другу и сипло, со стоном дышали, но худшее – озноб, слабость и лихорадочные головокружения – прошло, и, хотя оба иногда выплевывали с кашлем сгустки крови, силы возвращались, и приступы мигрени случались все реже.

Они миновали четыре трупа и вскоре добрались до разбитого трейлера. В него врезался обгорелый «кадиллак», сплющенный почти в лепешку, а в него, в свою очередь, – «субару». Возле них стояли еще два обгорелых автомобиля. Чуть дальше в снегу лежал клубок окоченевших тел, которые переплелись в тщетных поисках тепла. Сестра прошла мимо них, не задержавшись. Лики смерти больше не пугали ее, но она не могла разглядывать покойников.

Через пятьдесят ярдов Сестра резко остановилась. Какое-то животное грызло один из двух трупов, лежавших у ограды. Оно подняло голову и напряженно замерло. Это была большая собака – возможно, даже волк, спустившийся с гор в поисках еды. Зверь был величиной приблизительно с немецкую овчарку, с длинной мордой и рыжевато-серой шерстью. Он жевал ногу одного из трупов, а теперь припал к земле над своей добычей и угрожающе смотрел на Сестру.

«Если этот гад захочет свежего мяса – нам крышка», – подумала она.

Оба с вызовом уставились друг на друга. Затем зверь коротко ворчливо рыкнул и вернулся к трапезе. Сестра и Арти, сделав большой крюк, обошли его и оглядывались до тех пор, пока не завернули за поворот и зверь не скрылся из виду.

Сестра дрожала, несмотря на теплую одежду. Глаза зверя напомнили ей Дойла Хэлланда.

Ее страх перед Хэлландом усиливался с наступлением темноты. Казалось, не было никакой периодичности в смене дня и ночи – ни сумерек, ни ощущения того, что солнце заходит. Мрак мог окутать землю после двух-трех мглистых, хмурых часов или не приходить, казалось, сутки, но если он спускался, то все погружалось в кромешную тьму. Каждый шорох заставлял Сестру приподнимать голову и вслушиваться, сердце ее колотилось, холодный пот выступал на лице. У нее имелось нечто, нужное твари, называвшей себя Дойл Хэлланд, нечто, чего он не понимал, – и она, конечно, тоже. Но он поклялся отыскать ее. Что он сделает со стеклянным кольцом, когда получит его? Разобьет на кусочки? Возможно. Она постоянно озиралась, боясь увидеть темную фигуру с уродливым лицом и оскаленными в усмешке зубами, похожими на акульи.

«Я найду тебя!» – обещал он.

Накануне они укрылись в разбитом амбаре и развели небольшой костер из сена. Сестра вытащила из сумки кольцо. Она вспомнила о предсказывающем будущее стеклянном многограннике из детства и мысленно спросила: «Что нас ждет впереди?»

Конечно, это был не маленький беленький многоугольник с надписанными ответами. Но цвета драгоценных камней и металлов и их постоянная пульсация были реальностью, они успокаивали ее. Она почувствовала, что ее куда-то уносит, затягивает мерцанием в кольцо. Казалось, все ее существо засасывает глубже и глубже, как будто она была на пути в самое сердце огня…

Она снова шла во сне по бесплодным землям, где был купол из спрессованной грязи и Коржик, ждущий своего маленького хозяина. Но на этот раз все оказалось по-другому, сейчас, направившись к земляному холму, она неожиданно остановилась и прислушалась.

Ей показалось, что она слышит что-то помимо шума ветра – приглушенный звук, похожий на человеческий голос. Она замерла, стараясь уловить его еще раз, но тщетно.

Затем она увидела маленькую нору в голой земле почти у самых своих ног. Пока она смотрела, ей показалось, что дыра начинает расширяться, земля вокруг нее – ломаться и крошиться. А в следующий момент… Да-да, земля крошилась, и отверстие ширилось, будто кто-то рыл нору снизу. Сестра со страхом и интересом смотрела, как ломались куски земли, и думала, что она здесь не одна.

Из дыры появилась человеческая рука – покрытая белыми и серыми пятнами рука великана. Толстые пальцы потянулись вверх, будто мертвец выбирался из могилы.

Эта картина настолько изумила Сестру, что она отпрянула. Она боялась увидеть вылезавшее чудовище и побежала назад по пустой равнине, охваченная единственным желанием: «Верните меня назад, пожалуйста, я хочу попасть туда, где была…»

Она сидела перед маленьким костерком в разбитом амбаре. Арти вопросительно смотрел на нее. Опухшие глаза делали его лицо похожим на маску одинокого странника.

Сестра рассказала ему, что увидела, и Арти спросил, что бы это значило. Конечно, она не могла объяснить – возможно, это было порождение ее фантазии, а может быть, реакция на увиденные на шоссе трупы. Сестра положила кольцо в сумку, но образ руки, тянущейся из-под земли, врезался ей в память.

Теперь, бредя по снегу, она ощупывала кольцо сквозь материю. Сознание того, что оно там, успокаивало, и иной магии ей не требовалось.

Вдруг ее ноги вросли в землю.

В пятнадцати шагах от нее на дороге стоял другой волк – или дикая собака. Тощий, со свежими красными пятнами на шерсти. Его глаза уставились на нее, а пасть медленно раздвинулась, обнажая клыки. «Вот дерьмо!» – была ее первая реакция. Этот зверь казался голоднее и отчаяннее первого, а за ним в сером снегу маячили еще две или три твари. Они заходили справа и слева, окружая ее.

Она оглянулась на Арти. Еще два волка трусили за ним, почти спрятанные снегом, но достаточно близко, так, что Сестра различала силуэты. Ее следующей мыслью было: «Стать нам бифштексами».

Что-то смутное приблизилось слева, бросилось на Арти и врезалось ему в бок. Он закричал от боли и упал, и зверь – возможно, то самое рыжевато-серое животное, которое они видели у трупа, – вцепился зубами в рюкзак Арти и остервенело замотал головой из стороны в сторону. Сестра бросилась к спутнику, чтобы схватить его за руку, но зверь протащил Арти приблизительно десять шагов по снегу и исчез из поля зрения. Но не убежал и продолжал бродить вокруг них в предвкушении добычи.

Она услышала угрожающее рычание и повернулась как раз в тот момент, когда животное с красными пятнами бросилось на нее. Волк ударил ее в плечо и повалил, челюсти зверя клацнули в нескольких дюймах от ее лица, словно защелкнулся медвежий капкан. Она ощутила гнилостный запах из его пасти. Животное принялось рвать правый рукав ее пальто. Другой зверь зашел слева, а третий вцепился ей в правую ногу, пытаясь тащить в свою сторону. Сестра билась и кричала, одно тощее существо испугалось и убежало, но другие тянули ее по снегу в разные стороны. Обеими руками она схватила сумку и принялась колошматить ею зверя, вцепившегося ей в ногу, по черепу, пока он не взвизгнул и не оставил ее.

Позади нее сразу две твари атаковали Арти с разных сторон. Одна вцепилась в запястье, и клыки прорвали тяжелое пальто и свитер, другая ухватилась за плечо и драла его с бешеной силой.

– А ну прочь! Прочь! – кричал Арти волкам, пытавшимся тащить его каждый в свою сторону.

Сестра попробовала встать. Она поскользнулась на снегу и снова упала. На нее резко накатила паника, словно удар под дых. Она увидела, что звери утаскивают Арти за руку, и поняла, что твари пытались разделить их – так же, как, вероятно, разделяли стадо коров или оленей. Когда она снова хотела подняться, одно из животных прыгнуло на нее, схватило за лодыжку и оттащило на несколько ярдов от Арти. Теперь он только оборонялся, окруженный тварями, едва различимыми в кружащейся серой пелене.

– Пошли вон, сволочи! – закричала Сестра.

Волк дернул ее так сильно, что нога чуть не выскочила из сустава. С гневным воплем Сестра с размаху ударила хищника сумкой. Он ткнулся мордой в землю и поджал хвост. Через две секунды другой зверь бросился на нее, метя клыками в горло. Сестра выставила вперед руку, и его челюсти вцепились в нее со всей убийственной силой. Волк-собака попытался разодрать ее пальто. Она размахнулась и ударила его кулаком по ребрам. Он зарычал, но не отстал и вырвал клочок свитера. Сестра знала, это животное не остановится до тех пор, пока не попробует свежего мяса. Она ударила еще раз и попыталась встать, но ее снова схватили за лодыжку и потянули в другую сторону. У нее в мыслях возник безумный образ соленой ириски, которую растягивают в разные стороны, пока она не лопнет.

Она услышала резкий треск: «крак!» – и подумала, что это сломалась ее нога. Но зверь, тащивший ее за плечо, взвизгнул, отпрыгнул и кинулся наутек. Вновь прозвучало «крак!» – и еще раз. Волк-собака, вцепившийся в ее лодыжку, задрожал и завизжал, и Сестра увидела окровавленную дыру в боку зверя. Животное отпустило ее и завертелось на месте, кусая свой хвост. Прозвучал четвертый выстрел. Сестра поняла, что волка подстрелили, и услышала страдальческий вой оттуда, где лежал Арти Виско. Другие твари поспешно бросились бежать, поскальзываясь и натыкаясь друг на друга. Через несколько секунд они исчезли.

Раненое животное упало на бок в нескольких шагах от Сестры, корчась в судорогах. Она села, потрясенная и ошарашенная, и увидела Арти, пытавшегося подняться. Ноги не слушались его, и он снова плюхнулся на снег.

Некто в темно-зеленой лыжной маске, коричневой кожаной куртке и джинсах проскользнул мимо Сестры. Он был в снегоступах, зашнурованных вокруг потрепанных ботинок, а на шее у него висели на веревке три пластмассовых кувшина, привязанные за горлышки так, чтобы они не соскальзывали. На спине у него висел темно-зеленый походный рюкзак, немного меньше, чем у Сестры и Арти. Он встал над Сестрой.

– Вы целы? – Голос у него был скрипучий, словно кто-то скреб кастрюлю железной щеткой.

– Вроде бы. – Сестра получила немало синяков, но обошлось без переломов.

Человек опустил винтовку, которую нес за ствол, снял кувшины и поставил их возле еще дергающегося животного. Затем сбросил со спины рюкзак, расстегнул молнию, достал несколько разнокалиберных жестяных посудин с крышками на винтовой резьбе и выстроил их в ряд на снегу перед собой.

Арти поплелся к ним, держась за запястье. Человек быстро взглянул на него и продолжил свою работу.

– Покусали? – спросил он Арти.

– Да. Схватили за руку. Впрочем, все в порядке. Откуда вы?

– Оттуда. – Он мотнул головой в сторону леса и, сняв перчатки, начал отвинчивать крышки кувшинов быстро краснеющими пальцами.

Животное все еще билось на снегу. Человек встал, взял со снега ружье и несколько раз ударил волка прикладом по черепу. Через минуту все было кончено. Зверь издал затихающий вой, задрожал и замер.

– Я не ожидал, что оттуда придет еще кто-нибудь, – сказал мужчина.

Он опустился на колени около туши, достал из сумки на поясе нож с длинным изогнутым лезвием и разрезал серое брюхо. Потекла кровь. Он взял один из кувшинов и подставил его под струю. Кровь весело стекала вниз и постепенно наполняла емкость. Человек закрыл сосуд и отставил в сторону, взял другой. Сестра и Арти наблюдали за ним со смесью некоторой брезгливости и любопытства.

– Я думал, все уже умерли, – продолжал он, не отрываясь от своего занятия. – Откуда вы?

– Э… Из Детройта, – выдавил из себя Арти.

– Мы пришли из Манхэттена, – сказала Сестра. – Мы шли в Детройт.

– У вас кончился бензин? Лопнула шина?

– Нет. Мы идем пешком.

Он хмыкнул, взглянул на нее и вернулся к своему занятию. Струя крови ослабевала.

– Дальняя у вас прогулочка, – сказал он. – Чертовски долгая, к тому же в никуда.

– Что вы имеете в виду?

– Только то, что Детройта больше нет. Он сгорел, так же как и Питсбург, и Индианаполис, и Чикаго, и Филадельфия. Я бы удивился, если какой-нибудь город уцелел. А теперь, полагаю, радиация уничтожила и множество маленьких городов.

Кровь текла уже еле-еле. Он закупорил второй кувшин, наполненный наполовину, затем расширил разрез на животе мертвого зверя и по самые запястья погрузил ладони в кровоточащую рану.

– Вы не знаете! – сказал Арти. – Вы не можете этого знать.

– Знаю, – ответил мужчина, но больше ничего не сказал. – Леди, откройте, пожалуйста, для меня вон те посудины.

Она сделала, как он просил, и мужчина принялся вытаскивать горсти окровавленных кишок, обрезал их и укладывал в жестяные банки.

– Я пристрелил еще одного? – спросил он Арти.

– Что?

– Другой, в которого я попал. Я думаю, вы должны были запомнить того, кто жевал вашу руку.

– Да, конечно. Да. – Арти смотрел, как кишки заполняют разноцветные посудины. – Нет. Я имею в виду… Я думаю, вы ранили его, и он отпустил меня и убежал.

– Живучие, сволочи, – сказал незнакомец и начал разрезать голову животного. – Откройте вон ту большую чашу, леди, – попросил он.

Охотник залез в разрезанную голову, и вскоре мозг оказался в большом кувшине.

– Теперь можете закрыть его крышкой, – сказал он.

Сестра так и сделала, чуть не задохнувшись от медного запаха крови. Человек вытер руки о шерсть зверя и стал связывать веревкой два кувшина. Надел перчатки, сунул нож на место, убрал сосуды и банки в рюкзак и поднялся во весь рост.

– У вас есть оружие?

– Нет, – сказала Сестра.

– А как насчет еды?

– У нас… у нас есть консервированные овощи и фруктовый сок. Немного холодной вырезки.

– Холодной вырезки, – презрительно повторил он. – Леди, в такую погоду вы на этом долго не протянете. Вы сказали, у вас есть овощи? Я надеюсь, это не брокколи? Ненавижу брокколи.

– Нет… У нас есть крупа, фасоль и вареная картошка.

– Звучит очень заманчиво. Моя хижина приблизительно в двух милях отсюда на север по прямой. Если хотите пойти со мной, милости прошу. Если нет, счастливого пути в Детройт.

– Какой здесь ближайший город? – спросила Сестра.

– Сент-Джонс, я думаю. Ближайший населенный пункт – Хэзлтон, это примерно в десяти милях отсюда, южнее Сент-Джонса. Там, быть может, еще остались люди, но после наплыва туда беженцев с востока я удивлюсь, если вы заметите кого-нибудь у восьмидесятого шоссе. Отсюда до Сент-Джонса около четырех-пяти миль. Идти нужно на запад.

Мужчина посмотрел на рану Арти, кровь из которой капала на снег.

– Друг, ты будешь привлекать всех падальщиков в округе, и поверь мне, некоторые из этих сволочей могут чувствовать кровь на большом, очень большом расстоянии, – предупредил он.

– Мы должны пойти с ним, – сказал Арти Сестре. – Я могу истечь кровью и умереть!

– Сомневаюсь, – возразил человек. – Царапина пустяковая. Она очень скоро затянется, но одежда будет пахнуть кровью. А они придут с гор с ножами и вилками в зубах. Но поступайте как хотите, я пошел.

Он закинул за спину рюкзак, завязал веревку вокруг плеча и поднял винтовку.

– Будьте осторожны! – сказал он и заскользил через заснеженное шоссе к лесу.

Сестре потребовалось не более двух секунд, чтобы принять решение.

– Подождите минутку! – крикнула она.

Человек остановился.

– Хорошо, – сообщила Сестра, – мы пойдем с вами, мистер…

Но он уже снова повернулся и двинулся вперед, к кромке леса.

Им оставалось только поспешить за ним. Арти, боясь притаившихся в снегу хищных преследователей, оглянулся через плечо. Ребра у него болели там, куда врезался зверь, ноги казались кусками мягкой резины. Следом за человеком в лыжной маске они с Сестрой вошли в лес, оставив позади шоссе, полное смерти.

В темно-алой пелене сумрака проступали очертания маленьких одноэтажных домов и красных кирпичных зданий.

«Город, – понял Джош, – слава богу!»

Ветер по-прежнему сильно толкал его в спину, но после восьми часов ходьбы вчера и по меньшей мере пяти сегодня Джош был готов упасть на землю. Он нес на руках обессилевшую девочку и шел так последние два часа на негнущихся ногах, со ступнями, покрытыми волдырями и кровью, в башмаках, которые разлезались по швам. Он думал, что, должно быть, похож на зомби или на чудовище Франкенштейна, несущее в руках потерявшую сознание героиню.

Они провели последнюю ночь в перевернутом пикапе. Вокруг были разбросаны формованные тюки сена. Джош стащил их в одно место и соорудил временное, относительно теплое убежище. Однако они по-прежнему находились посреди неизвестности, окруженные пустыней и мертвыми полями, и оба боялись рассвета, зная, что им снова придется тронуться в путь.

Темневший впереди город – разметанные бурей пустые дома посреди покрытых пылью прерий – манил к себе. Джош не видел ни машин, ни намека на огонь или жизнь. Показалась бывшая заправка «Тексако» с единственным бензонасосом и без крыши. Качавшаяся на ветру табличка рекламировала скобяные изделия Такера, но витрина магазина оказалась разбита вдребезги, и внутри было пустынно. Маленькое кафе тоже было разрушено, осталась лишь вывеска «Хорошая еда!». Каждый шаг давался мучительным трудом; Джош двигался мимо разрушенных зданий. Он видел покрытые пылью десятки книг в мягких обложках, их страницы дико трепетали в беспокойной руке ветра, а слева виднелись остатки небольшого дощатого строения с нарисованной от руки вывеской «Публичная библиотека Салливана».

«Салливан, – подумал Джош. – Где раньше был Салливан, теперь смерть».

Краем глаза он заметил шевеление и глянул в ту сторону. Что-то маленькое скрылось в развалинах кафе. Джош подумал – заяц.

Он замерз и знал, что Сван, должно быть, тоже закоченела. Она мертвой хваткой держала в руках Коржика и время от времени погружалась в мучительный сон. Джош добрался до одного из домов, но, увидев возле крыльца скрюченное вопросительным знаком тело, прошел мимо и направился к следующему дому, дальше через дорогу.

Почтовый ящик на покореженном основании был выкрашен белым, и на нем был нарисован черный глаз с верхним и нижним веками. Надпись гласила: «Дэви и Леона Скелтон». Джош прошел через наносы грязи и поднялся по ступенькам к входной двери.

– Сван, – сказал он, – просыпайся.

Она что-то забормотала. Джош поставил ребенка на землю и попробовал открыть дверь, но обнаружил ее запертой изнутри. Сделав замах ногой, он пнул ее в центр и сорвал с петель. Вместе со Сван они поднялись на крыльцо.

Как только Джош взялся за ручку внутренней двери, та открылась – и на него оказалось направлено дуло пистолета.

– Ты выбил мою дверь! – сказал из темноты женский голос. Пистолет не шевельнулся.

– Гм… Извините, мадам. Я не думал, что внутри кто-нибудь есть.

– Почему же ты не думал, раз дверь была заперта? Это частная собственность.

– Извините, – повторил Джош.

Он видел палец женщины, лежавший на спусковом крючке.

– У меня нет денег, – сказал он. – Я бы заплатил вам за дверь, если бы они были.

– Деньги? – Она харкнула и плюнула мимо него. – Деньги больше ничего не значат! Черт, входная дверь стоит сейчас мешок золота, приятель! Я бы снесла тебе башку, если бы не была вынуждена наводить здесь после этого порядок!

– Если вы не возражаете, мы пойдем дальше своей дорогой.

Джош видел лишь очертания ее головы, но не лицо. Помолчав, женщина повернулась к Сван.

– Маленькая девочка, – сказала она тихо. – Господи… маленькая девочка…

– Леона! – позвал слабый голос из глубины комнат. – Лео… – И оборвался ужасным приступом кашля.

– Все в порядке, Дэви! – крикнула она. – Сейчас!

И спросила Джоша, по-прежнему держа пистолет у его лица:

– Откуда вы? Куда идете?

– Мы пришли… вон оттуда. – Он показал на окраину города. – Наверное, пойдем вон туда. – И махнул в другую сторону.

– Простой у вас, однако, план путешествия.

– Да, пожалуй, – согласился он, беспокойно глядя на черный глаз пистолета.

Женщина замолчала, снова посмотрела вниз на девочку и тяжело вздохнула.

– Ладно, – сказала она наконец, – раз уж вы, сломав дверь, преодолели половину пути, можете пойти еще дальше.

Она повела дулом и широко раскрыла дверь. Джош взял Сван за руку, и они вошли в дом.

– Закройте за собой, – сказала женщина. – Из-за вас мы скоро будем по уши в пыли.

Джош послушно выполнил ее просьбу. В камине горел слабый огонь, и, когда женщина шла через комнату, пламя окрасило ее силуэт алым. Она зажгла керосиновую лампу на каминной полке, затем еще две – и в комнате стало светлее. Сняв курок с боевого взвода, она все же держала пистолет наготове. Закончив возиться с лампами, женщина повернулась, чтобы получше разглядеть Джоша и Сван.

Леона Скелтон была низенькой и коренастой, в толстом розовом свитере поверх рваного комбинезона и меховых розовых шлепанцах. Квадратное лицо казалось вырезанным из яблока и затем высушенным на солнце: на нем не было ни одного гладкого места, все в трещинках и складках. Большие выразительные голубые глаза были окружены паутинкой морщин, глубокие линии на широком лбу напоминали глиняную гравюру с океанскими волнами. Джош прикинул, что ей больше шестидесяти лет, хотя завитые, убранные назад волосы были выкрашены в ослепительно-рыжий цвет. Губы Леоны, переводящей взгляд с борца на девочку и обратно, медленно приоткрылись, и Джош заметил серебряные коронки на передних зубах.

– Дева Мария, – сказала она тихо, – вы горели? Господи… Извините, я не хотела разглядывать так пристально, но…

Она посмотрела на Сван, и ее лицо, казалось, исказилось от боли. В глазах блеснули слезы.

– Боже мой, – прошептала Леона, – вы двое… так много испытали…

– Мы живы, – сказал Джош. – Это главное.

– Да, – кивнула она и опустила глаза. – Извините меня за грубость. Я была воспитана значительно лучше.

– Леона, – раздался дребезжащий мужской голос и снова пропал в приступе кашля.

– Гляну-ка я, как там муж, – сказала миссис Скелтон и вышла из комнаты.

Пока ее не было, Джош осматривал гостиную. Она была скудно обставлена некрашеной сосновой мебелью, напротив камина лежал потертый зеленый коврик. Избегая смотреть в зеркало, висевшее на стене, Хатчинс шагнул к стеклянному буфету. На полках лежали десятки хрустальных шариков различных размеров: самые маленькие были приблизительно с гальку, а самые большие – с два кулака Джоша. В основном они были с бейсбольный мяч и выглядели совершенно прозрачными, хотя попадались бледно-голубые, зеленые или желтые. Дополняли коллекцию разные перья, несколько высохших кукурузных початков с разноцветными зернышками и пара хрупких на вид, почти прозрачных змеиных шкурок.

– Где мы? – спросила Сван, по-прежнему крепко прижимая к себе Коржика. Под глазами у нее от усталости легли темно-лиловые круги, ей очень хотелось пить.

– Это небольшой городок под названием Салливан. Здесь тоже мало что сохранилось. Похоже, все погибли, за исключением этих людей.

Он подошел к каминной полке и стал разглядывать фотографии в рамках. На одной из них Леона Скелтон сидела на крыльце рядом со смеющимся толстым мужчиной средних лет, который мог похвастаться животом значительно больше, чем шевелюрой, но глаза за очками в тонкой оправе были молодыми и веселыми. Он обнимал Леону одной рукой, а другая, казалось, поглаживала ее коленку. Дама смеялась, обнажая сверкающие серебряные зубы, и была лет на пятнадцать моложе, чем сейчас.

На другой фотографии Леона баюкала, как ребенка, белого кота, лапы которого раскачивались в воздухе. На третьей – пузатый мужчина и молодой человек держали удочки и демонстрировали очень большую рыбу.

– Это моя семья, – сказала Леона, входя в комнату. – Моего мужа зовут Дэви, нашего сына – Джо, а кошку – Клеопатра. То есть звали – я похоронила ее около двух недель назад, на заднем дворе. Закопала поглубже, чтобы никто не мог до нее добраться. У вас-то есть имена или вы инкубаторские?

– Я Джош Хатчинс. Это Сью Ванда, но я зову ее Сван.

– Сван, – повторила Леона. – Какое красивое имя. Рада познакомиться с вами обоими.

– Спасибо, – сказала Сван, не забывая о хороших манерах.

– О господи! – воскликнула Леона.

Она повернулась, взяла с кофейного столика несколько журналов по садоводству и интерьерному дизайну, в частности «Прекрасный дом», и убрала их, затем достала из угла щетку и начала сметать пыль к камину.

– Дом – страшная развалюха, – извинилась она, наводя порядок. – Раньше я легко содержала его в чистоте, но те времена уже улетели. У меня довольно давно не было посетителей!

Орудуя щеткой, она загляделась в окно на красную пелену и руины Салливана.

– Это был прекрасный городок, – произнесла она без выражения. – Рядом с нами жило около трехсот человек. Замечательные люди. Бен Маккормик, бывало, говорил, что он достаточно толст и из него бы получилось трое. В том доме, вон там, жили Дрю и Сисси Стиммонс, – показала она. – О, Сисси любила шляпки! У нее их было около тридцати, каждое воскресенье она надевала новую шляпку и каждый день щеголяла в другой, и так тридцать дней, затем начиналось снова. Кайл Досс был владельцем кафе. Дженева Дьюберри заведовала общественной библиотекой, и, боже мой, как она могла говорить о книгах! – Ее голос становился все тише и тише, словно отдаляясь. – Дженева все обещала, что как-нибудь сядет и сама напишет роман. И я всегда верила, что напишет.

Показав рукой в другую сторону, Леона продолжила:

– Норм Баркли жил на том конце улицы. Вы отсюда не увидите его дом. Я едва не вышла замуж за Нормана, когда была молода. Но однажды воскресным вечером Дэви украл меня с помощью розы и поцелуя. Да, сэр.

Она кивнула. Затем, казалось вспомнив, где она, согнулась и поставила щетку обратно в угол, словно отказывая танцевальному партнеру.

– Да, – повторила Леона, – это был наш город.

– Куда все подевались? – спросил Джош.

– На небеса, – ответила она, – или в ад. Кто куда, я так полагаю. Некоторые просто собрались и уехали. – Она пожала плечами. – Куда – не могу сказать. Но большинство осталось здесь, в своих домах и на своей земле. Затем болезнь начала косить людей… пришла смерть. Словно большой кулак стучит в дверь – бум, бум, бум, бум, примерно так. Вы знаете, что не можете не впустить этого гостя, но пытаетесь.

Она облизнула губы, ее глаза выглядели застывшими и отстраненными.

– Конечно, стоит безумная погода для августа. Собачий холод.

– Вы… знаете, что случилось?

Женщина кивнула.

– О да, – сказала она. – Ли Проктер держал радио у себя в хозяйственном магазинчике, а я зашла туда купить гвозди и веревку, чтобы повесить картину. Не знаю, какая станция была включена, но вдруг неожиданно раздался ужасный треск, и чей-то голос очень быстро начал говорить о чрезвычайном положении, бомбах и обо всем таком. Потом что-то зашипело, будто растапливали сало в горячей кастрюле, и радио замолкло. Никто не мог вымолвить ни слова, даже прошептать что-нибудь. Вбежала Вильма Джеймс, кричала, чтобы все посмотрели на небо. Мы вышли – и увидели самолеты, или бомбы, или что-то в этом роде. Они летели над нашими головами, и некоторые сталкивались друг с другом. И Грэйндж Такер сказал: «Началось!» Он залег в канаву у магазина и стал наблюдать за тем, что творилось наверху.