Текст книги "Королева Бедлама"

Масочник на полном ходу свернул влево на Нью-стрит; Мэтью последовал за ним, едва не расшибив колено о стоявшую на углу поилку для лошадей.

Пускай Мэтью не слишком ловко обращался со шпагой, бегать он умел. Этот навык, вероятно, сохранился у него еще с детских пор, когда он беспризорником жил в гавани и вынужден был красть еду так, чтобы не угодить под дубинку. Теперь искусство быстрого бега сослужило ему добрую службу. Он уже догонял убийцу, радуясь, что Масочник у него впереди, а не за спиной, – впрочем, не стоило забывать, что тот мог в любую секунду развернуться и ударить преследователя ножом. Трость больше не понадобится Осли, а вот Мэтью она может спасти жизнь.

– Констебль! – вновь завопил Мэтью.

Масочник резко повернул налево и, взмахнув плащом, скрылся в просвете между ювелирной лавкой и жилым домом. Мэтью поднял свой жалкий фонарь; ему пришлось чуть сбавить шаг и быстро принять решение – продолжать погоню или нет.

Он вскинул трость, чтобы при необходимости отразить атаку, перевел дух и нырнул в проход между домами. Он был такой узкий, что Мэтью едва не задевал стены плечами. Тут он выскочил на открытое пространство и понял, что оказался в саду. Слева был белый забор и ворота, а направо уходила кирпичная дорожка. В той стороне яростно залаяла собака, и кто-то испуганно закричал: «Что такое? Что стряслось?»

Крики летели и с Баррек-стрит. Труп Осли уже нашли. Что ж, взялся за гуж – не говори, что не дюж, подумал Мэтью. И бросился бегом по дорожке, которая привела его под увитую розами арку. Впереди вновь показался забор и распахнутые деревянные ворота. Когда Мэтью выскочил на улицу, справа раздался крик: «Я тебя вижу, гад!» Из окна наверху полыхнул выстрел, и свинцовый шарик просвистел у самого уха Мэтью. Решив не знакомиться с хозяином дома, он кинулся вперед и перепрыгнул через плетень высотой ему по пояс. За плетнем обнаружилась та самая лающая собака: она зарычала на него и защелкала пастью, но цепь не дала ей наброситься на жертву.

Теперь Мэтью боялся уже не столько Масочника, сколько того, что могло ждать впереди; он прошел сквозь еще одни ворота, обогнул уличный туалет и различил в неверном свете фонаря тень, перелезающую через восьмифутовый каменный забор. Масочник подтащил к забору бочку, вскочил на нее, и в тот миг, когда Мэтью кликнул констебля, зацепился за верхний край, пинком сшиб бочку, подтянулся и перевалился на другую сторону забора. Мэтью услышал шаги, стремительно удаляющиеся в направлении доков.

Он поставил бочку к забору, тоже перелез на другую сторону и очутился на неровной мостовой узкого переулка, протянувшегося за домами и лавками Нью-стрит. На таких булыжниках недолго и лодыжку подвернуть – Мэтью понадеялся, что Масочник тоже это понял. Бежать было опасно, и он перешел на шаг. Фонарь почти погас, дышать стало трудно, а Масочника нигде не было. Выходит, скрылся… Если, конечно, не задумал подкараулить Мэтью сзади и отнять вторую жизнь за ночь.

Судя по воплям с Баррек-стрит, лаю собак и перекличке соседей, проснулся уже весь город. На месте Масочника, подумал Мэтью, я бы прекратил охоту и поскорее спрятался в нору. Однако кругом было множество укромных местечек, где убийца вполне мог устроить засаду. Слева, к примеру, стоял сарай, а за ним громоздилась куча мусора: прохудившиеся ведра, мотки ржавой проволоки, колеса для телег и прочее в таком роде. Справа – задний вход какой-то лавки и овощной погреб. Мэтью дернул дверцу погреба, но тот был заперт изнутри на засов. Он двинулся дальше, светя по сторонам гаснущим фонарем. Овощные погреба имелись у большинства домов и лавок; то и дело попадались калитки, которые вели либо в голландские садики, либо направо на Нью-стрит и налево на Брод-стрит.

Шагая по переулку с поднятым фонарем и выставив перед собой трость, будто шпагу, Мэтью вглядывался в темноту: не мелькнет ли черный силуэт? Шум, долетавший с Баррек-стрит, наводил на мысли о народном бунте (или великом празднике?) по случаю гибели Эбена Осли.

Впереди уже виднелся конец переулка. Он выходил на Бивер-стрит, где окна домов отражали свет другого уличного фонаря. Мэтью не прекращал размахивать фонарем по сторонам и поглядывать на мостовую, – быть может, Масочник в спешке обронил какую-нибудь вещь. Разумно будет потом пройтись обратно по своим следам, подумал он. Хотя нет, лучше сделать это днем: среди ночи недолго нарваться на очередного стрелка.

И тут совершенно неожиданно свет фонаря выхватил из темноты нечто такое, от чего Мэтью невольно замер на месте как вкопанный.

Темно-красный след на ручке очередного погреба.

Мэтью наклонился и внимательно рассмотрел ручку. Сердце, которому и так нелегко пришлось в последние минуты, заколотилось с новой силой. Пятно было небольшое, зато влажное и свежее, – видно, убийца схватился за ручку окровавленной перчаткой.

Просунув палец под ручку, Мэтью попытался поднять дверцу, но она оказалась заперта. Что это за здание, интересно? Он сделал пару шагов назад. Двухэтажный кирпичный дом – жилой или какая-нибудь лавка? Сзади не поймешь. Свет в окнах не горит. Мэтью нашел сбоку дорожку и побежал по ней; впереди виднелась кованая калитка, выходившая на Брод-стрит. Он уже собирался толкнуть ее, когда мимо пронеслись двое с фонарями – видимо, спешили на место преступления. Мэтью выждал, пока они отойдут подальше: еще не хватало, чтобы его задержал (а то и поколотил!) какой-нибудь перепуганный насмерть констебль. Затем он вышел на Брод-стрит и осмотрел здание.

В одной из комнат на втором этаже горел свет – две-три свечи. Кроме того, Мэтью удалось разобрать надпись на табличке у входа: «Поллард, Фицджеральд и Кипперинг, адвокаты».

Мэтью одолел три ступеньки и постучал в дверь медным дверным молотком – в ночной тишине звук получился громкий, точно выстрел.

Он стал ждать, поглядывая на юг по Брод-стрит – не побежит ли оттуда кто-нибудь еще. Дверь никто не открывал, однако свет наверху слегка задрожал, будто кто-то взял свечу. Стучать второй раз не хотелось, такой грохот и мертвого разбудит… Но надо же как-то попасть внутрь!

Прошло секунд десять – нет ответа. Когда Мэтью уже занес кулак над дверью, щелкнул засов. Дверь отворилась, и в этот миг догорающая свеча в его фонаре окончательно потухла.

Тут же ему ткнули в лицо другой свечой:

– Корбетт?.. Чего вам надо?!

Мэтью прищурился от яркого света. Голос был знакомый.

– Простите за беспокойство, сэр, но вы, наверное, слышали на улице шум?

– Слышал, – буркнул Кипперинг. – Какое-то дурачье вопит на весь город. И вроде бы из ружья пальнули. Что стряслось?

– Разве вам не хочется выйти и посмотреть?

– А должно хотеться?

– Вы всегда отвечаете вопросом на вопрос?

– Да, если вопросы задает мне среди ночи секретарь мирового судьи.

Кипперинг опустил свечу в оловянном подсвечнике. Мэтью заметил, что он до сих пор не снял видавший виды черный сюртук, да и сам теперь выглядел под стать своему наряду: встрепанные волосы, оплывший рот, глаза скорее водянистые, чем ледяные, и под ними – темные круги.

Мимо по тротуару шли на север двое мужчин и одна женщина. Мужчины были вооружены: у одного – мушкет, у другого – топор.

– Стойте! – окликнул их Кипперинг. – Что случилось?

– Опять человека убили, – послышался ответ. – Масочник кому-то голову отрезал! – С этими словами троица прямо-таки радостно припустила вперед.

– В целом верно, – сказал Мэтью. – Хотя они несколько преувеличили. Масочник убил Эбена Осли. Он сейчас лежит на Баррек-стрит.

– Кто лежит? – Кипперинг поморгал тяжелыми веками. – Масочник или Осли?

– Осли. Вы больны?

– Это как посмотреть. – Кипперинг провел рукой по непокорной густой гриве, и черная запятая вновь легла ему на лоб. – Значит, Осли убит? – Он, казалось, впервые обратил на Мэтью осмысленный взгляд и тут же заметил у него в руках трость. – Если не ошибаюсь – а я не ошибаюсь, – она принадлежит Эбену Осли и была сегодня при нем в «Терновом кусте». Я запомнил, потому что он едва не вышиб ею мозги Тому Флетчеру. Можно полюбопытствовать, как она попала к вам?

– Можно, однако сперва мне нужно осмотреть ваш подвал.

– Мой подвал? Это еще зачем?

– Я первым нашел Осли и видел, как Масочник закончил свою работу, – ответил Мэтью. – Схватив трость в качестве оружия, я бросился в погоню. И погоня привела меня сюда.

– Сюда? – Кипперинг угрожающе нахмурился. – Если тут кто и болен, так это вы!

– Масочник скрылся в переулке за вашей конторой. На дверце вашего овощного погреба остался кровавый след. От перчатки, полагаю. Пустите меня осмотреть подвал, пожалуйста. – Мэтью потянулся за тростью, но Кипперинг отдал ее не сразу – сперва придержал немного. – Вы меня проводите – или надо позвать констебля?

– Погреб закрыт изнутри. Я его никогда не открываю.

– Возможно, однако на ручке кровь, и я хотел бы взглянуть.

– На что вы намекаете? По-вашему, я – Масочник?! – Кипперинг криво усмехнулся. – Да уж! После веселой ночки в трактире я нашел в себе силы выйти на охоту и для полного счастья прикончить второго своего клиента. Такими темпами наша контора через неделю обанкротится!

– Осли тоже ваш клиент? Не знал.

Кипперинг прислушался к крикам на Баррек-стрит. Мимо опять пробежали какие-то люди. Он испустил протяжный, изнуренный вздох.

– Полагаю, мне придется пойти представлять интересы клиента. Следить, чтобы эти идиоты не затоптали тело. – Он перевел взгляд на Мэтью. – Так вы видели Масочника?

– Видел, но лица не рассмотрел, к сожалению.

– И на двери моего погреба – кровь?

Мэтью кивнул.

– Ладно, заходите. – Кипперинг открыл дверь пошире и пропустил его внутрь.

– Не закрывайте, пожалуйста, – спокойно попросил Мэтью.

Адвокат пожал плечами:

– Как скажете. Сюда.

Они прошли по коридору мимо узкой лестницы к еще одной двери. Кипперинг зажег вторую свечу в оловянном подсвечнике, стоявшую на стопке книг, и дал ее Мэтью. Тот поставил на пол погасший фонарь.

– Надеюсь, вы не боитесь пауков, – сказал Кипперинг, сдвинул засов и отворил дверь, ведущую в темный подвал. – На лестнице поосторожней, она старше моей бабушки будет.

Мэтью попросил его не закрывать и эту дверь тоже.

– Спуститесь, пожалуйста, первым.

– Да вы никак шутите? – возмутился Кипперинг, но, увидев выражение лица Мэтью, со вздохом повиновался.

Шагая по ветхим ступенькам, Мэтью подумал, что порой все-таки недурно иметь при себе крепкую палку.

Свечи, казалось, не столько освещали им путь, сколько отбрасывали тени. Подвал был просторный, с земляным полом и кирпичными стенами. Кирпич старый, желтовато-белый, отметил про себя Мэтью. Наверняка его привезли сюда на борту голландского корабля в качестве балласта. Всюду громоздились книжные шкафы, заваленные гниющими сводами законов и прочей юридической литературой, какими-то обмотанными бечевкой свертками и кипами желтых бумаг. Мэтью подумалось, что даже влажный воздух не спасет этот дом, попади сюда хоть искра огня: полыхать будет добрый месяц. На глаза попадались какие-то ненужные ведра, сломанные стулья, ободранный письменный стол – бобер его, что ли, грыз? – и прочие предметы конторской обстановки. Мэтью направился прямиком к дверце и осмотрел засов.

– Есть что-нибудь? – спросил Кипперинг.

– Нет, – последовал ответ.

Изнутри никакой крови не было, однако это не помешало Мэтью посветить кругом и осмотреть ступеньки и земляной пол. На нем оказалось множество следов – да мало ли кто и когда тут ходил? Мэтью принялся осматривать книжные полки.

– Что у вас тут?

– Адвокатская подноготная. – Кипперинг присел на большой деревянный сундук. – Здесь веками гниют старинные документы. Большинство датируются тою порой, когда контора еще принадлежала Рольфу Горендайку. Он оставил весь мусор новому владельцу – Чарльзу Лэнду, но Брайан не хочет ничего выкидывать. Говорит, когда-нибудь эти бумажки будут стоить больших денег. Историю, мол, надо хранить. Мы-то с Джоплином уже давно все выбросили бы.

– Куда?

– Что ж, в этом вся загвоздка. Можно, наверное, сжечь… – Кипперинг пожал плечами. – А может, Брайан и прав. Однажды кому-то позарез захочется узнать, что здесь происходило.

Мэтью продолжал поиски, однако в овощном погребе не нашлось ни хрена, ни морковки – причем как в переносном, так и в буквальном смысле.

– Говорите, Эбен Осли пользовался вашими услугами? – спросил он между делом. – Как-то вы не слишком расстроились, что ваш клиент лежит мертвый в подворотне.

– Я с ним нечасто имел дело, обычно его обслуживал Джоплин. Вел учет пожертвований, составлял контракты на поставки и трудовые договора, оформлял документы воспитанникам, нашедшим семьи, – все в таком роде…

– Полагаю, текущие документы у вас хранятся в более подходящем месте?

– В картотечных шкафах наверху.

Мэтью все не прекращал поиски, но чувствовал, что успехом они не увенчаются.

– Неужели вам совсем не любопытно? – спросил он.

– Что именно?

– Во-первых, кто убил Эбена Осли. А во-вторых, как выглядит кровавое пятно на ручке вашего погреба.

Кипперинг хмыкнул и натянуто улыбнулся:

– Я слыхал, Осли просадил кучу денег. Все, что брал в долг, тут же проигрывал. Записной игрок, так сказать. Отчаянный. Вы, быть может, не знали, так я вам расскажу: у нас в городе есть люди, которые ссуживают деньги другим людям. Должников они и без того не любят, а Осли, как известно, характер имел отнюдь не ангельский. Рано или поздно кто-то должен был забить его насмерть или перерезать ему горло, а Масочник, по моему мнению, просто опередил ростовщика. Что же до кровавых пятен, то я их уже немало повидал. Так и быть, проглочу вашу наживку. – Он встал, подошел к дверце, отодвинул засов и высунул голову наружу.

Вдруг с улицы раздался испуганный вопль:

– А ну стой! Ни с места!

– Да я просто хотел осмотреться, – объяснил кому-то Кипперинг.

– Не двигайся, я сказал! Оружие есть?

– Погодите, успокойтесь, Джайлс. Вы ведь Джайлс Винтергартен, так? А я Эндрю Кипперинг. Глядите!

Мэтью представил, как адвокат подносит свечу поближе к своему лицу.

– Господи, мистер Кипперинг, вы меня напугали вусмерть! Я чуть не обделался со страху! Вы разве не слыхали, что человека опять убили – здесь, неподалеку? Я вас чуть не заколол, ей-богу!

Мэтью сообразил, что произошло. Констебль шел по переулку – вооруженный шпагой, судя по всему, – когда у него под ногами открылась дверца погреба.

– Да, сэр, Масочник опять взялся за свое! – воскликнул Винтергартен. – Перерезал глотку Эбену Осли и бросил его истекать кровью на Баррек-стрит! Но на сей раз и он свое получил! Эмори Коди его подстрелил, как пить дать!

– Эмори Коди? – переспросил Кипперинг. – Одноглазый старикан, который вечно у окна торчит?

– Он самый! Тут рядышком живет.

Пока они беседовали, Мэтью разглядывал старый сундук, на котором до этого сидел Кипперинг. Он подошел к нему, убедился, что замка нет, поднял крышку и обомлел. Когда потрясение немного улеглось, Мэтью подумал: «Вот ты и попался!»

– Посмотрите, Джайлс, – говорил Кипперинг. – Видите, тут, на ручке, кровь?

– Да, сэр. Да, сэр, с виду и впрямь кровь!

– Думаю, Масочник тут пробегал и оставил след. Может, хотел открыть эту дверцу, но она была заперта изнутри на засов. Вам сейчас не помешает пройтись по всему переулку и осмотреть другие погреба, да?

– Да, сэр, вы правы. Только сперва кого-нибудь на подмогу позову.

– Конечно. И будьте осторожны! Ах да, послушайте: передайте главному констеблю Лиллехорну, что я готов оказать ему всяческое содействие, ладно?

– Передам, сэр. А вы отдыхайте, мистер Кипперинг, оставьте это дело профессионалам.

– Прямо читаете мои мысли. Доброй ночи, Джайлс.

– Доброй ночи, сэр.

Кипперинг запер дверь на засов и повернулся к Мэтью:

– Как я и думал: все кровавые пятна одинаковы. – Он перевел взгляд на раскрытый сундук. – Что вы хотели там найти? Маскарадный костюм?

– В сундуке лежит одежда, – сдавленно произнес Мэтью.

– Совершенно верно.

– Перчатки. – Мэтью показал ему пару перчаток – черных, из тонкой ткани.

– Вы потрясающе наблюдательны. И от вашего внимания наверняка не укрылось, что вся одежда в этом сундуке женская. Платья, белье… – Кипперинг показал свою крупную ладонь, сделал два шага к сундуку и продемонстрировал Мэтью перчатку – она была очень маленькая, почти детская. – Женские перчатки. На дне могли заваляться и мужские сорочки, а то и сюртук, но я не стал рыться. Обратите также внимание, что все вещи запылились и заплесневели. Им лет двадцать, не меньше.

Мэтью покраснел. Ему так хотелось верить, что он нашел тайник с одеждой Масочника, что первое же черное платье в сундуке сбило его с толку.

– И… откуда тут все эти вещи?

– Мы точно не знаем. Вероятно, кто-то из клиентов Горендайка расплатился сундуком за его услуги. Или он принадлежал какой-нибудь даме, скончавшейся по дороге сюда на борту корабля. Рано или поздно мы все это выбросим, просто руки пока не дошли. Вы закончили?

Мэтью хмуро кивнул.

Кипперинг закрыл крышку.

– Если вы не слышали, я показал Джайлсу Винтергартену пятно и попросил известить Лиллехорна. Полагаю, Масочник либо пытался проникнуть в мой подвал – а я ничего не слышал, поскольку больше часа просидел наверху, – либо проявил коварство и недюжинный ум, каковые вы ему приписываете. Возможно, он нарочно оставил для вас этот след.

– Для меня? Зачем?

– Вы ведь прекратили погоню, не так ли?

– Он не мог знать наверняка, что я увижу кровь, – сказал Мэтью.

– Нет, но решил попытать счастья: вдруг все же увидите. – Кипперинг улыбнулся. На его красивом лице сейчас лежали тени, и оттого улыбка выглядела жутковато. – Возможно, Масочник тоже азартен. Согласны?

Не зная, что и думать, Мэтью опустил глаза. Сетуя на свою бестолковость, он вдруг заметил блики света на некоем предмете, прислоненном к книжному шкафу. Откуда в погребе такая вещь? Зачем тут медные каминные щипцы, если камина нет?

Он подошел и взял щипцы в руки. Кончики у них были тонкие, словно бы стесанные каким-то напильником или точильным камнем.

– А это зачем?

Кипперинг забрал у него щипцы, обернулся и с их помощью стащил с верхней полки стопку пыльных бумаг. Помахал бумагами под носом у Мэтью и вернул их туда, где они лежали долгие годы.

Мэтью потер нос и шмыгнул, чтобы не чихнуть.

– Выпьете? – предложил Кипперинг. – У меня полбутылочки бренди с вечера осталось. Отметим мои достижения: я проиграл всего пять шиллингов и восемь пенсов, а потом заплатил втридорога за дешевое вино в заведении мадам Блоссом.

– Нет, – ответил Мэтью, поскольку его уже и так одолевала слабость. – Спасибо.

– Тогда позвольте дать вам бесплатный юридический совет. – Кипперинг подождал, пока Мэтью обратит на него все свое внимание. – Я бы на вашем месте не распространялся, что вы первым нашли тело Осли. Если, конечно, хотите и дальше свободно перемещаться по городу.

– Простите?

– Вы в числе первых подоспели на место убийства Деверика, верно? А теперь и труп Осли нашли. Боюсь представить, как Лиллехорн истолкует сей факт – учитывая, что вы на глазах всего честного народа пытались подорвать его авторитет.

– Я никого не убивал! Зачем мне что-то скрывать от Лиллехорна?

– Главный констебль сочтет ваше присутствие на месте убийства Деверика и Осли таким подозрительным, что непременно захочет узнать, чем это вы занимаетесь среди ночи на улицах города. И хотя мы оба считаем, что Лиллехорн не вполне справляется со своими обязанностями, он бывает весьма неумолим – когда нужда заставит. Поэтому он потребует от вас подробного описания ночных похождений и допрашивать вас будет наверняка за решеткой, от греха подальше. Вопрос за вопросом, слово за слово – и вот вы уже рассказали ему, как встречались с будущим зятем досточтимого священника в каком-то дрянном кабаке, облюбованном шлюхами и игроками. Вам, видите ли, хотелось поговорить с глазу на глаз. Чуете, куда я клоню?

Мэтью чуял, однако отвечать не стал и лишь угрюмо насупил брови.

– Конечно, вы все поняли, – продолжал Кипперинг. – Понятия не имею, о чем вы с Джоном Файвом болтали за ужином, но Лиллехорн все узнает, поверьте.

– Масочник тут ни при чем. Мы встречались по личному делу.

– Да, вы это без конца твердите и тем самым только раззадорите Лиллехорна. Он во чтобы то ни стало захочет докопаться до вашей тайны. – Кипперинг умолк, давая Мэтью прочувствовать, как больно вонзается в ум ловко закинутый крючок. – Что ж, через пару минут я сострою деловитую адвокатскую рожу, отряхну сюртук, причешусь и пойду караулить труп, пока за ним не придут. А вам предлагаю вернуться домой, лечь в постель и утром вместе с остальными жителями Нью-Йорка подивиться печальным вестям. Подходит вам такой расклад?

Мэтью задумался – хотя думать, в сущности, было не о чем. Отвечать на расспросы Лиллехорна он сейчас не мог, ведь тайна преподобного Уэйда до сих пор не раскрыта. Он тихо молвил:

– Подходит.

– Прекрасно. И кстати, будьте спокойны: Джайлс непременно доложит Лиллехорну про кровавый след – если вы вдруг думаете, что я таким образом пытаюсь закрыть вам рот. Уверяю, мне решительно плевать. Лишь бы никто меня не подстерег ночью на улице.

Кипперинг указал Мэтью на лестницу.

У выхода тот замешкался и взглянул на освещенное окно второго этажа:

– Скажите, пожалуйста, почему вы так поздно работаете?

Легкая улыбка не сошла с лица Кипперинга.

– Не спится, знаете ли. Мне всегда не спится. Спокойной ночи. Ах да… я бы на вашем месте не совался в толпу на Баррек-стрит. Остерегайтесь не Масочника, а идиотов с ружьями. – С этими словами он закрыл дверь, и изнутри лязгнул засов.

Мэтью взглянул на городскую ратушу и увидел мерцающий свет в двух верхних квадратных окошках чердака. В этих комнатах он никогда не бывал, туда пускали только по приглашению – там работал и жил Эштон Маккаггерс, чей редкий талант к судебной медицине с лихвой искупал все странности. По-видимому, Маккаггерс не спал и готовился к очередному осмотру в покойницкой.

Скоро мимо пройдет Зед с каталкой для трупов. Пора домой.

Мэтью пересек Брод-стрит и вышел на Принцесс-стрит, собираясь подняться на Бродвей, минуя шумную толпу, собравшуюся вокруг трупа Эбена Осли. Шагая мимо мигающих уличных фонарей на углах и вдыхая терпкие запахи смолы и сточных канав, приносимые теплым ветром, Мэтью сознавал, что вряд ли ему сегодня удастся спокойно заснуть. Слишком много голосов эхом отзываются в голове, требуя признания и ответов – и ответы эти, возможно, никогда не будут найдены. По правде говоря, ему очень повезло остаться в живых не только после выстрела и нападения собаки, но и после встречи с Масочником. Тот ведь вполне мог развернуться и порубить его на куски своим изогнутым ножом.

Что же до Осли, то он не испытывал… ничего.

Ни гнева, ни печали, ни чувства утраты или отмщения, ни радости по поводу гибели скверного человека.

Казалось, будто доску, на которой он мысленно отмечал все победы и поражения, просто вытерли начисто. Вот и все.

Добравшись до гончарной мастерской, он оставил трость на улице, у стены дома, чтобы встать с первыми лучами солнца, отнести ее на берег Ист-Ривер и там предать темным водам, где ей предстояло, подобно усопшему хозяину, навек сгинуть из виду и из людской памяти.

Мэтью лег спать, не забыв перед этим помыть руки.