Текст книги "Психоаналитические теории развития"

Выражение «период сексуальной латентности» Фрейд заимствовал у Вильгельма Флисса (1905b, р. 178, прим. 1) и обозначил им время от шестого или седьмого года жизни до пубертатного возраста, когда открытых сексуальных проявлений у ребенка становится значительно меньше. Он считал, что в этот период сексуальные импульсы вытесняются и формируются реактивные образования в виде морали, чувства стыда и отвращения, а также эстетические идеалы (1905b, р. 177, 1925а). Он рассматривал эту фазу как результат сочетанного воздействия биологических процессов, культуры, воспитания и реорганизации защитной структуры Эго под частичным влиянием развития Супер-Эго. Хотя Фрейд полагал, что в это время происходит снижение сексуальной активности, он отмечал, что на самом деле латентный период – это идеал воспитания (1905b, р. 179). Развитие отступает от этого идеала по многим пунктам и зачастую весьма значительно. Фрагментарные проявления сексуальности не сублимируются и прорываются, и многие дети, если не большинство, на протяжении всего латентного периода проявляют половую активность.

В основе нашего нынешнего понимания латентного периода лежит представление Фрейда о том, что это – отнюдь не однородное состояние. В эти годы в развитии ребенка происходят многочисленные изменения, а сексуальная латентность скорее относительна, чем абсолютна. В известной степени ребенок оставил, разрешил или вытеснил либидинозные желания эдиповой фазы в результате развития Эго и Супер-Эго. Теперь он воспринимает родительские ожидания и запреты более последовательно – как требования, врезавшиеся в его сознание, а мучительные аффекты стыда и вины служат ограничению поиска либидинозного удовлетворения и усиливают вытеснение эдиповых инцестуозных желаний. Кроме того, Эго становится более сильным и лучше контролирует активность влечений (а не проявляет снисходительность к ним), и вместе с тем становится возможной их сублимация, предоставляющая более адаптивное средство удовлетворения.

Тем не менее начиная со среднего и позднего латентного периода и вплоть до пубертата занятия мастурбацией и фантазии при мастурбации присущи чуть ли не всем нормальным детям (Fraiberg, 1972; Clower, 1976). Фрайберг указывал, что разрядка, достигаемая с помощью мастурбации, может быть очень важна для психической стабильности ребенка. Когда занятия мастурбацией и фантазии при мастурбации насильственно подавляются, это приводит к ограничениям Эго; ребенок начинает жаловаться на скуку и становится менее свободным в игре и в занятиях другими видами деятельности.

Судьба мастурбации и инстинктивных побуждений в латентный период зависит, во-первых, от того, в какой степени ребенок может смещать, маскировать или замещать эдиповы инцестуозные желания, первоначально связанные с занятием мастурбацией. Во-вторых, расширяющееся окружение помогает ребенку смягчить настойчивость генитальных импульсов (Greenacre, 1948), предоставляя ему возможность получать радость от обучения и социальных контактов, которые способствуют развитию сублимаций. Те в свою очередь служат ему источником позитивной самооценки, которая помогает компенсировать чувство вины, вызываемое мастурбацией. В-третьих, ребенок начинает лучше справляться с чувством вины из-за своих сексуальных импульсов, фантазий и занятий мастурбацией, поскольку с развитием функций Эго его защитная организация становится более сильной и совершенной.

Относительное равновесие латентного периода прерывается биологическими изменениями в пубертате, во время которого генитальные сексуальные импульсы усиливаются, а эрогенные зоны оказываются подчинены примату гениталий (Freud, 1905b, p. 207). В настоящее время существует общее согласие в том, что необходимо проводить различие между предпубертатом и пубертатом, между доподростковым возрастом и подростковым. Понятия «предпубертат» и «пубертат» касаются физиологических, анатомических и гормональных критериев половой зрелости. Предпубертат начинается с появлением вторичных половых признаков, в том числе тех, которые зрительно незаметны; пубертат начинается с первой менструацией у девочек и с первой эякуляцией или с появлением живых сперматозоидов в семенной жидкости у мальчиков (Galenson, 1964). Доподростковый и подростковый возраст включает в себя комплексные аспекты психологического и физического развития и относится к периоду примерно от одиннадцати-двенадцати до девятнадцати-двадцати лет. К этим психологическим аспектам развития относится задача приспособления к половой зрелости, но общие задачи ею не ограничиваются.

Согласно современным представлениям, начинающаяся адаптация к усилению гормональной секреции у мальчиков и у девочек существенно различается (см., например, Erickson, 1956; Blos, 1962, 1970, 1979). Задача для обоих полов в доподростковом возрасте – совладать с быстрым и основательным физическим изменением тела, адаптируясь соответствующим образом к репрезентации тела и справляясь с вновь усилившимся сексуальным влечением, возросшей генитальной чувствительностью и реактивностью. Половое созревание у мальчиков проявляется в увеличении частоты эрекций, у девочек – в развитии груди, а также вагинальных и более генерализированных телесных сексуальных ощущений, которые могут приводить в замешательство, поскольку их сексуальная природа не всегда сразу распознается. И мальчики, и девочки используют ряд характерных для этой фазы защит (A. Freud, 1936, 1958), включая прежде всего регрессию, вызванную возросшей интенсивностью влечения из-за увеличения гормональной секреции, а также различные защиты от последствий регрессии.

Характерно то, что у мальчика в этот период регрессия представляет собой скорее возврат к догенитальности, проявляющийся в возобновлении анальных, уретральных и оральных интересов, занятий и удовольствий. У девочки регрессия происходит по другим линиям, проявляясь в основном в изменении ее установок, воспроизводящих ее отношения с доэдиповой матерью. Но, как отмечает Биос: «Доподростковая регрессия мальчика более выражена, чем у девочки, эта регрессия ориентирована на действие и конкретизирована. При первом натиске полового созревания мальчик с презрением и насмешкой отворачивается от противоположного пола» (1970, р. 27). Это объясняется прежде всего возрождением страха кастрации, которым сопровождается усиление сексуальных чувств, а также фантазиями о внушающей страх фаллической женщине.

Девочка в доподростковом возрасте борется с регрессивной тягой к доэдиповой матери, защищаясь подчеркнутой гетеросексуальностью, которой, возможно, предшествовали или которую сопровождали активное «обращение к реальности» и возросший интерес к сексуальности в целом. Регрессивные тенденции утверждают себя в частных областях и незаметно (Deutsh, 1944; Blos, 1962, 1970).

Наступление половой зрелости – появление первой менструации у девочки и первой поллюции у мальчика – знаменует окончание доподросткового периода и начало подросткового. Влечение прогрессирует теперь в направлении примата гениталий; догенитальные проявления встречаются в основном при регрессии, а сексуальное удовольствие все больше центрируется на генитальной активности и генитальных функциях.

В современном обществе первые менструации и первые поллюции не считаются в равной мере показателями этого переходного периода в развитии. Обычно девочки лучше обучены и подготовлены, чем мальчики. Соответственно в психоаналитической литературе и в литературе по психологии развития существует множество упоминаний о влиянии первой менструации и ее значении для молодой девушки, упоминания о первой эякуляции и ее значении для юноши (например, Fenichel, 1945, p. 111, Furman, 1975) редки. Поскольку мальчики не контролируют спонтанные эякуляции, а испытывают их пассивно, они могут интерпретировать эти ощущения скорее как женские по своей природе, а не как подтверждение своей мужественности. Более того, один мужчина вспомнил, как первая спонтанная эякуляция у него произошла в ванной, и он подумал, что с ним случилось нечто ужасное. Фурман, основываясь на анализе мальчика, сумевшего рассказать о своих переживаниях при первой эякуляции, полагает, что мальчики могут защищаться от осознания и вербализации своих переживаний, потому что они, «вероятно, настолько смущают и огорчают их, что обсуждение становится невозможным до тех пор, пока действительно не начинаются настоящие поллюции; в это время нет особого желания оглядываться назад, вспоминая предшествовавший им период» (1975, p. 229). Наш клинический опыт анализа мальчиков-подростков и юношей подтверждает, что первая поллюция – это веха в развитии, столь же важная для мальчиков, как и первая менструация для девочек.

Биологические изменения оказывают огромное влияние на психическое развитие подростков. Сопровождаясь всплеском гормонально обусловленных импульсов, они вызывают конфликты, относящиеся к более ранним уровням развития, и нарушают равновесие между Супер-Эго и Эго, между влечениями и защитами, достигнутое в латентный период, и содействуют появлению в психической деятельности нового качества, связанного с усилением влечения. Усиление давления со стороны сексуального и агрессивного влечений возрождает ранние доэдиповы и эдиповы желания и соответствующие конфликты. Теперь они могут быть особо опасны, потому что подросток оснащен всем необходимым для совершения гетеросексуального полового акта.

Теперь имеется не только потенциальная возможность их осуществления – с наступлением когнитивной зрелости подросток полностью сознает значение детских инцестуозных фантазий. В результате он чувствует усилившуюся потребность вытеснить содержание ранних желаний и вместе с тем пытается освободиться – что важно для генитального сексуального приспособления – от прежних табу на сексуальное удовлетворение, обостряя текущий конфликт. Поскольку тело является источником сексуального удовлетворения, усиливаются импульсы к мастурбации. Мастурбация является для подростка средством испытания генитальной активности, способом овладения своим недавно созревшим телом и взятия на себя ответственности за свои сексуальные желания (Laufer, Laufer, 1984).

Неудивительно, что конфликты, связанные с мастурбацией, усиливаются, ибо сопровождающие ее фантазии проистекают из эдиповых инцестуозных желаний. Подросток должен найти пути разрядки инстинктов, которые обеспечат ему оптимальную степень эмоциональной свободы, необходимую для построения взрослых сексуальных отношений. Это предполагает зрелую идентификацию с сексуально активными родителями, которые терпимо относятся к сексуальным проявлениям подростка (Jacobson, 1961). Успешная взрослая генитальная организация требует того, чтобы инцестуозные желания продолжали подавляться до тех пор, пока не будут произведены эти важнейшие идентификации. Но бывает так, что эти идентификации сделать необычайно сложно, поскольку родители воспринимаются – из-за табу инцеста – как лишенные сексуальности.

Эти противоречия в поведении, общие для детей доподросткового возраста и подростков, обусловлены не только биологическими изменениями и более сильными сексуальными чувствами и импульсами этого периода, но и очевидным и стремительным физическим, когнитивным и социальным развитием. Это совместное давление бросает вызов защитным и интегративным функциям Эго и приводит к резким изменениям настроения, а также к поступкам, продиктованным этим настроением. Такие колебания часто случаются в ответ на переживания, связанные с конкретными людьми и событиями; каждый подросток реагирует в соответствии со своим индивидуальным стилем, обусловленным ранними идентификациями, ценностями, социальными навыками, а также актуальной силой Эго, сформированными защитами и ограничениями со стороны Супер-Эго.

Степень тревоги, сознаваемой подростком, связана с силой влечений, с одной стороны, и способностями и функциями Эго и Супер-Эго – с другой. Смены настроения, поведенческие изменения и преходящие симптомы нередко отражают серьезные конфликты, возникающие как между различными психическими структурами, так и внутри них, а также попытки создать компромиссные образования. Главная трудность может возникнуть, если, как это часто бывает, биологические, когнитивные и социальные изменения происходят до того, как Эго и Супер-Эго задействуются для контроля над ними. Например, раннее развитие у девочки вторичных половых признаков – рост груди и появление первой менструации – лишает ее консолидации, достигнутой в латентный период, и вызывает напряжение, превышающее ее адекватные в остальном способности. В младшем возрасте ребенок мог бы положиться на родителей, чтобы запастись функциями вспомогательного Эго для контроля над импульсами полового влечения. Но в подростковом возрасте с усилением влечения и с физиологическим и анатомическим развитием генитальных возможностей эмоциональная близость с родителями вызывает инцестуозные конфликты и вновь распаляет нереализованные стремления эдипова комплекса. Родители не могут играть ту же роль, что и раньше; теперь они уже не в состоянии осуществлять функции вспомогательного Эго для подростка.

Молодой человек должен найти новые объекты для удовлетворения сексуальных потребностей и потребности в зависимости от объекта («устранение объекта», Katan, 1951). Это требует длительного периода приспособления, во время которого подросток не только отделяется от своих родителей как сексуальных объектов и объектов привязанности и зависимости, но и обосабливается от их идеализированных и авторитетных репрезентаций и перестает относиться к ним как властным фигурам.

Эти многочисленные переплетенные факторы еще будут рассмотрены в остальных главах книги. Здесь же достаточно будет отметить, что, если говорить о психосексуальном развитии, основное изменение в подростковом возрасте заключается в том, что доминирующей становится генитальная зона. Главная задача подростков – это научиться ладить с сексуальностью, в том числе со зрелым в сексуальном отношении телом, и достичь нового равновесия между влечениями, Эго, Супер-Эго и объектами – как прошлыми, так и настоящими.

Часть третья
Объектные отношения

Глава 5
Обзор теорий объектных отношений

Из-за обилия исследований объектных отношений, проведенных за последние несколько десятилетий, может сложиться впечатление, что концепция объектных отношений возникла гораздо позже, чем это было на самом деле. Понятие «объект» было представлено в теории Фрейда с самого начала, когда он описывал объект как средство удовлетворения влечений. Он рассматривал объектные отношения прежде всего в связи с проявлением влечений, но не пытался описать процесс их развития независимо от влечений. Кроме того, его главные положения относятся к эдипову комплексу, и он признавал, что природа доэдиповых объектных отношений была для него не очень понятной (1931).

С тех пор в понимании раннего развития объектных отношений был достигнут явный прогресс. Чтобы устранить путаницу, созданную массой современных теорий, мы вкратце рассмотрим в этой главе представления авторов, оказавших наибольшее влияние на развитие этой области или представивших достаточно систематизированную теорию объектных отношений. Этот обзор станет основой для следующих двух глав, в которых мы опишем пути развития объектных отношений и субъективного чувства себя[10]10
  В ходе этого обсуждения следует разграничивать межличностные отношения и объектные отношения. В первом случае речь идет о фактических взаимодействиях между людьми. Объектные отношения (или «интернализированные» объектные отношения) касаются интрапсихических аспектов взаимодействия с другими людьми, то есть психических репрезентаций себя и других и роли каждого в их взаимодействии.


[Закрыть].

Фрейд отмечал, что особенности восприятия человеком его взаимодействия со значимыми другими людьми оказывают влияние на возникновение, свойства и функционирование интрапсихических структур. Еще в 1895 году он утверждал, что переживания удовлетворения или фрустрации со стороны объекта дают импульс для запечатления стойких следов памяти (1895b). Разрабатывая теорию влечений, он сосредоточил свое внимание на последствиях удовлетворения и фрустрации в модели аффекта и травмы (влечения и разрядки) и в топографической модели, согласно которым объект выступает как средство удовлетворения влечения. В начале жизни объект воспринимается в связи с либидинозным удовлетворением; инстинктивным влечениям предназначено искать удовлетворения, и по мере накопления воспоминаний о взаимоотношениях человек, повинуясь этим влечениям, в скором времени начинает искать объекты, то есть становится зависимым от них. В своем «Проекте научной психологии» Фрейд писал: «Состояние, вызванное желанием [голодного ребенка], приводит в результате к позитивному тяготению к желаемому объекту, или, точнее, к его мнемическому образу [психической репрезентации]» (1895b, р. 322). Фрейд придерживался представления об объекте как вторичном по отношению к влечению и впоследствии утверждал, что объект – «это самый изменчивый элемент влечения, с ним первоначально не связанный, а присоединенный к нему только благодаря его свойству сделать возможным удовлетворение». Кроме того, он добавляет, что «объектом может быть не только посторонний предмет, но и часть собственного тела» (1915a, р. 122).

В топографической модели Фрейд подчеркивал патологическое воздействие травматических переживаний в отношениях с объектом на развитие, уделяя особое внимание тому, как бессознательные желания и фантазии могут превращать нейтральные отношения с объектом в травматические, оставляя после себя тревожные и патогенные воспоминания. Однако он сменил акценты в отношении понятия объекта, когда представил структурную теорию. Вместо того чтобы подчеркивать, что отношения с объектом менее важны, чем удовлетворение влечений, он сделал акцент на нетравматических переживаниях в отношениях индивида с объектом и на связи этих переживаний с влечениями, Эго и Супер-Эго. И хотя в центре его внимания находилось, скорее, функционирование, а не формирование этих структур, Фрейд отмечал, что главным моментом в формировании Эго и Супер-Эго является идентификация с объектом (Freud, 1923a, 1924c).

Другое важное дополнение к теории объектных отношений Фрейд сделал тогда, когда пересматривал теорию страха (1926). Он отмечал, что в раннем детстве Эго могут легко сокрушить внешние стимулы, но, по его словам, «когда ребенок на своем опыте обнаруживает, что внешний осязаемый объект может положить конец опасной ситуации… содержание внушающей страх опасности перемещается из ситуации, связанной со страхом быть сокрушенным, на условия, определяющие эту ситуацию, то есть на условия потери объекта» (р. 137–138). Поскольку детское Эго беспомощно, задача регуляции страха возлагается на объект, и поэтому Фрейд считал, что последующие недостатки в функционировании Эго в конечном счете обусловлены как силой инстинктивных импульсов, так и неспособностью объекта регулировать состояние ребенка (р. 155–156). Он установил соответствие между тревогой, связанной с объектами, и ассоциативными фантазиями, которые соотносятся с фазами психосексуального развития (страхи потери объекта, потери любви объекта, кастрации и наказания со стороны Супер-Эго). В заключение он добавил, что беспомощность и зависимость ребенка и создают эти «самые ранние ситуации опасности и обусловливают детскую потребность быть любимым, которую ребенок проносит через всю свою жизнь» (р. 155). Этим последним утверждением Фрейд отчетливо показывает, что и переживания, связанные с объектом, и переживания либидинозного удовлетворения одинаково важны для формирования психической структуры и оптимального развития, и высказывает мысль, что они связаны между собой через переживания любви или тревоги и страха.

Мелани Кляйн была одной из первых аналитиков, внесших вклад в развитие теории объектных отношений. Ряд своих положений она вывела из наблюдений за собственными детьми и анализа других детей, многие из которых, по ее мнению, являлись психотиками. В своих работах она демонстрировала важность ранних доэдиповых объектных отношений для развития и для возникновения психопатологии, тем самым оспаривая то значение, которое Фрейд придавал эдипову комплексу. Ее теория во многом основывается на двух моделях, разработанных Фрейдом, – модели аффективной травмы и топографической; Кляйн придерживалась теории влечения к смерти, которая была ею расширена, и разработала собственную своеобразную и сложную терминологию. Один из главных ее постулатов заключается в том, что всякий конфликт основывается на прототипичной борьбе между влечениями к жизни и к смерти (1948). Такие конфликты существуют и проявляются с момента рождения. Более того, само рождение переживается как тяжелейшая травма, которая порождает у человека страх преследования в его отношениях с внешним миром. Первым объектом ребенка, который существует в его психике как объект, отделенный от него самого, по мнению Кляйн, является материнская грудь, которая вследствие страха преследования воспринимается как враждебный объект. В своих работах Кляйн подчеркивает первостепенное значение влечений, которые, по существу, приравниваются к объектным отношениям (Greenberg, Mitchell, 1983, p. 146).

Кляйн утверждает, что уже у новорожденного ребенка имеются Эго и бессознательные фантазии, что он способен устанавливать объектные отношения, переживать тревогу и использовать защитные механизмы. Она рассматривает фантазию как психическую репрезентацию инстинкта, а потому любой инстинктивный импульс имеет соответствующую ему фантазию; это означает, что инстинктивные импульсы воспринимаются только через фантазию, а функция фантазии заключается в содействии инстинктивным импульсам.

Поскольку ребенок воспринимает мать с новой позиции или по-новому, Кляйн использует слово «позиция» для описания того, что аналитики, которые не относятся к кляйнианцам, называют стадиями развития (1935). Первая позиция – от рождения до трех месяцев – известна как паранойяльно-шизоидная позиция (1946, 1952а, 1952b). Паранойяльной она называется потому, что ребенок постоянно испытывает страх преследования со стороны внешнего плохого объекта, груди, который он интернализирует, или интроецирует, пытаясь уничтожить. Внешний, а ныне внутренний плохой объект возникает из влечения к смерти. Представление о шизоидности основывается на склонности ребенка к расщеплению всего внешнего и внутреннего на «хорошее» и «плохое». Кляйн ввела термин «проективная идентификация» в связи с обсуждением того, как в это время ребенок обходится со своими враждебными чувствами к себе и к своей матери (1946). В фантазии ненавистные и опасные части себя расщепляются (в дополнение к прежнему расщеплению объектов) и проецируются на мать, чтобы повредить объект, установить над ним контроль и им завладеть; ненависть, ранее направлявшаяся на части себя, теперь направляется на мать. «Это ведет к особого рода идентификации, которая устанавливает прототип агрессивных объектных отношений. Для описания этих процессов я предлагаю ввести термин “проективная идентификация”» (р. 8).

Как пишет Спиллиус, «Кляйн определила этот термин… почти мимоходом, в нескольких абзацах и, согласно Анне Сегал, тотчас пожалела об этом» (1983, р. 321). Он стал повсеместно использоваться в расширенном значении и часто приравнивался к проекции (р. 322; Meissner, 1980; Sandler, 1987).

Помимо влечения к смерти, влечение к жизни, или либидо, также связано с грудью – первым внешним объектом. Эта «хорошая» грудь тоже интернализируется посредством интроекции, что позволяет ее сохранить. Таким образом, борьба между влечением к смерти и влечением к жизни представляется как борьба между идеальной и пожирающей грудью. Та и другая «формируют ядро Супер-Эго в его хорошем и плохом аспектах» (1948, р. 118). Характерный для первых трех месяцев страх связан с тем, что плохой, преследующий объект угрожает вторгнуться в Эго и разрушить идеальную внутреннюю грудь и уничтожить самость. С этим связана и роль зависти, которая также существует у ребенка с рождения. Так как идеальная грудь понимается как источник любви и доброты, Эго стремится ей соответствовать. Если это кажется невозможным, Эго пытается атаковать и уничтожить хорошую грудь, чтобы избавиться от источника зависти. Ребенок старается расщепить болезненный аффект, и если защита оказывается удачной, благодарность, интроецированная в идеальную грудь, обогащает и усиливает Эго (Klein, 1957).

Если развитие протекает благоприятно и, в частности, происходит идентификация с идеальной грудью, ребенок становится более терпимым к влечению к смерти и все реже прибегает к расщеплению и проекции, тем самым снижая остроту шизоидных чувств и содействуя интеграции Эго. Хорошие и плохие аспекты объектов начинают интегрироваться, и ребенок воспринимает мать и как источник, и как реципиента плохих и хороших чувств. Примерно в трехмесячном возрасте ребенок переходит на депрессивную позицию (Klein 1935, 1946, 1952а, 1932b). Теперь его больше всего беспокоит страх, что он разрушил или повредил объект своей любви, и он стремится интроецировать мать орально, то есть интернализировать ее, чтобы таким способом защитить ее от своей деструктивности. Однако оральное всемогущество ведет к страху того, что хороший внешний и внутренний объекты каким-то образом окажутся поглощены и уничтожены, и поэтому даже попытки сохранить объект воспринимаются как деструктивные. В фантазии мертвая, поглощенная, расчлененная на части мать находится внутри ребенка. Данную фазу характеризуют чувства потери и безнадежности, то есть депрессивные чувства. Однако эта депрессия содействует развитию, мобилизуя развитие Супер-Эго и эдипова комплекса. Под влиянием страха преследования и депрессивной тревоги и у мальчиков, и у девочек на пике орально-садистской фазы (в возрасте около восьми или девяти месяцев) происходит поворот от матери и ее груди к пенису отца как новому объекту орального желания (Klein, 1928). Вначале эдиповы желания фокусируются на фантазиях лишения матери пениса, телесного содержимого и детей. В конечном счете по мере консолидации Супер-Эго они попадают под влияние важных репаративных тенденций депрессивной позиции, и, мать, таким образом, восстанавливается в фантазии (Klein, 1940).

В этом кратком изложении невозможно в полной мере оценить идеи Кляйн, но оно демонстрирует некоторые основные разногласия между ее теорией и нашими представлениями. Теория Кляйн является скорее топографической, нежели основанной на более поздней структурной модели Фрейда, поэтому ее понятия не имеют отношения к функционированию Эго, как мы его себе представляем. Например, Эго в понимании Кляйн – это, скорее, самость, не обладающая ни одной из функций саморегуляции, представленных Фрейдом в его структурной модели. Далее фантазия, согласно Кляйн, представляет собой конкретное выражение влечения, а не компромисс между импульсами и защитами, возникающими благодаря функционированию Эго по мере того, как принимается в расчет реальность. Отстаиваемая Кляйн идея, что способность к фантазии доступна ребенку с рождения, не подтверждается данными когнитивной психологии и наук, занимающихся изучением нервной деятельности. Согласно Кляйн, тревога оказывает травматическое воздействие, постоянно угрожая сокрушить Эго; она не выполняет сигнальной функции, как полагал Фрейд в своей структурной теории страха (1926). Хотя Кляйн описала множество защитных механизмов, для сохранения внутренней гармонии, по ее мнению, гораздо важнее преобладание «хорошего» опыта над «плохим», нежели использование эффективных защитных механизмов, как это понимается в структурной теории.

С точки зрения Кляйн, основной конфликт, присущий человеку с рождения, – это конфликт между двумя врожденными влечениями, а не между развивающимися психическими структурами, и Эго не удается его ослабить. Соответственно главным техническим средством терапии является интерпретация бессознательных сексуальных и агрессивных импульсов, направленных на объекты. Более того, поскольку, по ее мнению, речь идет о конфликте между двумя наследственно обусловленными влечениями, последующие события могут повлиять разве что на форму развития; то есть влияние окружения и личный опыт не имеют большого значения для развития. Этот подход к развитию существенно отличается от того, что предлагается нами. Как сказал Сазерленд, «по мнению большинства аналитиков, она преуменьшает роль внешних объектов, сводя ее чуть ли не к роли подкрепления фантазий, [якобы] продуцируемых изнутри активностью влечений. Таким образом, кажется, что порой она создает своего рода биологический солипсизм, а не концептуальную систему развития структур (начиная с самых ранних стадий), основанную на опыте взаимодействия с объектами» (1980, р. 831). И, наконец, хотя теорию Кляйн принято называть теорией объектных отношений, объекты для нее не столь важны, как влечения; в ее теории практически не учитывается влияние реальных качеств объекта, а также роль в развитии ребенка диалога и взаимодействия с объектом.

Эти замечания позволяют понять, почему так мало сходства между теорией Кляйн и современными психоаналитическими подходами, основанными на структурной теории, несмотря на использование одинаковой терминологии. (Изложение и критику теории Кляйн см. в: Waelder, 1936; Glover, 1945; Bibring, 1947; Joffe, 1969; Kernberg, 1969; Yorke, 1971; Segal, 1979; Greenberg, Mitchell, 1983; Hayman, 1989.)

С другой стороны, Шарфман (1988) указывает на то, что благодаря усилиям Кляйн психоаналитики обратили внимание на важность доэдиповой стадии в развитии ребенка и, в частности, на доэдиповы объектные отношения. Понятия репрезентаций объекта, формирующихся в результате проекций и интроекций, вошли в психоаналитический лексикон. Аналитики более традиционного – фрейдистского – направления могут отличаться от Кляйн в своем понимании этих терминов, но именно она первой использовала некоторые основные понятия, известные нам теперь по теории объектных отношений.