Текст книги "Грань риска"

Через некоторое время Эдвард открыл глаза и глубоко вздохнул.

– Уф! – произнес он. И только тут понял, что стоит, вцепившись в Кевина. Он разжал руки, перевел дух и одернул пиджак. – Мне кажется, мы получили ответ на вопрос, – констатировал он.

– Это был полнейший идиотизм, – ругался Кевин. – Ты страшно напугал меня своим чудачеством. Я уже был готов вызвать «скорую».

– Успокойся, – сказал ему Эдвард. – Все было не так уж плохо. Не стоит волноваться из-за психоделического эффекта продолжительностью каких-то шестьдесят секунд.

Кевин взглянул на часы:

– Это продолжалось не шестьдесят секунд, а добрых двадцать минут.

Эдвард посмотрел на стенные часы.

– Любопытно, – отметил он. – Значит, чувство времени тоже страдает.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Кевин.

– Отлично, – уверенно ответил Эдвард. – И даже лучше, чем отлично. Я чувствую… – Он помолчал, подыскивая подходящие слова. – Я чувствую себя необычайно энергичным, как будто только что хорошо отдохнул. У меня такое ощущение, будто я стал ясновидящим, настолько обострены все чувства. Испытываю нечто вроде небольшой эйфории, но это, возможно, испытываю потому, что получен хороший результат: мы только что удостоверились, что этот грибок может вызывать галлюцинации.

– Давай поаккуратнее обращаться с местоимением «мы», – поправил Кевин, – это ты удостоверился, а не я. Я отказываюсь брать на себя ответственность за это безумие.

– Интересно, в этом грибке содержатся те же алкалоиды, что и в Claviceps? – поинтересовался Эдвард. – Я не почувствовал ни малейших признаков нарушения периферического кровообращения, а ведь это весьма частый симптом эрготизма.

– Пообещай мне, по крайней мере, что ты сегодня сдашь общий анализ мочи и крови на содержание связанного азота или креатинина, – попросил Кевин. – Может, тебе и все равно, но я волнуюсь.

– Если мои анализы позволят тебе сегодня спокойно уснуть, то я их сдам – для твоего успокоения, – пообещал Эдвард. – Кстати, ты можешь дать мне еще колоний?

– Могу, потому что я знаю, на какой среде надо выращивать эти грибки, – ответил Кевин. – Но сколько там будет колоний, я предсказать не могу. Грибки не слишком часто балуют нас их образованием.

– Ну, постарайся, сделай, что возможно, – попросил Эдвард. – Помни, что мы можем написать прелестную маленькую статью на эту тему.

Спеша на автобусную остановку, Эдвард продолжал радоваться результату, так неожиданно свалившемуся ему на голову. Он не мог дождаться момента, когда расскажет Ким о том, что теория отравления, лежавшего в основе салемских припадков, получила новое подтверждение.

Не меньше, чем ходом реконструкции имения, Ким была взволнована неожиданным звонком отца. Ей было очень любопытно, зачем она так срочно ему понадобилась. Уверенная, что в этот час он еще не уехал в свой бостонский офис, она свернула на Марблхед.

Войдя в дом, она прошла прямо на кухню. Как Ким и ожидала, Джон сидел за столом, склонившись над чашкой кофе и кипой утренних газет. Это был крупный мужчина, который, по отзывам знавших его в прежние годы людей, учась в Гарварде, слыл неплохим спортсменом. Его голову венчала шапка густых волос, таких же темных и блестящих, как у Ким. Годы оставили в его шевелюре умеренную седину, которая придавала ему вид благородного отца семейства.

– Доброе утро, Кимми, – сказал он, не отрываясь от газеты.

Ким подошла к «эспрессо» и, налив себе кофе, добавила к нему взбитых сливок.

– Как ведет себя машина? – спросил он. Громко зашуршала бумага. Отец перевернул газетный лист. – Надеюсь, что ты, как я тебе советовал, регулярно проходишь техосмотр?

Ким не ответила. Она уже привыкла к тому, что отец обращается с ней как с маленькой девочкой, ей это не очень нравилось и вызывало глухое чувство протеста. Он вечно давал ей советы на тему «Как содержать в надлежащем порядке свою жизнь». Чем старше она становилась, тем больше крепло ее убеждение в том, что он не имеет права давать кому бы то ни было советы, в особенности учитывая, во что он превратил свою жизнь и свой собственный брак.

– Мне сказали, что ты вчера звонил мне, – проговорила она, устраиваясь с чашкой кофе в нише окна, выходящего на океан.

Джон отложил газету.

– Да, действительно, я звонил. Джойс передала мне, что ты стала интересоваться личностью Элизабет Стюарт и задала ей какие-то вопросы. Это меня несколько удивило, и я решил позвонить, чтобы узнать, почему ты решила расстроить свою мать таким экстравагантным способом.

– Я нисколько не хотела ее расстроить, – возразила Ким. – Я просто заинтересовалась личностью Элизабет и задала несколько вопросов, чтобы узнать основные факты ее биографии. Например, мне хочется знать, действительно ли Элизабет была повешена за колдовство или это просто слух и семейное предание.

– Она действительно была повешена, – ответил Джон. – В этом я могу тебя заверить. Могу тебя также заверить в том, что наша семья сделала все возможное, чтобы скрыть этот факт. Поэтому, думаю, тебе лучше оставить это дело в покое.

– Но зачем делать из этого такой секрет триста лет спустя после всех событий? – не сдавалась Ким. – В этом же нет никакого смысла.

– Нет никакой разницы – имеет это для тебя смысл или нет! – отрезал Джон. – Это было унижением тогда, остается унижением и сейчас.

– Отец, ты хочешь сказать, что тебя очень тревожит этот вопрос? – удивилась Ким. – Или ты хочешь сказать, что то давнее дело очень тебя унижает?

– Ну, не особенно, конечно, – вынужден был признать Джон. – Это больше беспокоит твою мать, что не должно тебя удивлять. Не лезь к ней с расспросами, ей и без этого проблем хватает.

Ким прикусила язык. В этой ситуации трудно было удержаться от того, чтобы не лягнуть, как следует отца. Вместо этого Ким сообщила, что она не только заинтересовалась Элизабет, но и прониклась к ней симпатией.

– На каком же основании? – раздраженно поинтересовался Джон.

– Я нашла ее портрет, спрятанный в самом дальнем углу дедушкиного винного погреба, – пояснила Ким. – Глядя на него, я убедилась, что она и в самом деле существовала. У нее даже глаза такого же цвета, как у меня. Потом я вспомнила, что с ней произошло в дальнейшем. Она определенно не заслужила участи быть повешенной. В такой ситуации трудно не проникнуться к человеку симпатией.

– Я знал об этом портрете, – признался Джон. – Скажи на милость, что ты делала в погребе?

– Ничего особенного, я просто осмотрела его. То, что я нашла портрет, – простое совпадение, потому что недавно я прочитала несколько книг о салемских процессах. То, что я узнала, только усилило мою симпатию к Элизабет. Через короткое время после этих судилищ судьи выражали сожаление и раскаяние. Даже тогда было ясно, что на смерть послали невинных людей.

– Не все были невинны, – заявил Джон.

– Мама утверждает то же самое. Что такого сделала Элизабет, что ты отказываешься считать ее невиновной?

– Теперь ты хочешь припереть к стенке меня. Я не знаю всех подробностей, но отец рассказывал мне, что Элизабет была причастна к колдовству.

– Как именно? – настаивала на своем Ким.

– Я уже сказал, что не знаю подробностей, моя юная леди, – начал злиться Джон. – Ты и так задаешь слишком много вопросов.

«А теперь ступай в свою комнату», – мысленно закончила Ким его фразу. Интересно, отец когда-нибудь поймет, что она уже давно повзрослела? Когда же он начнет вести себя с ней, как со взрослым человеком?

– Послушай меня, Кимми. – Голос его звучал умиротворяюще и по-отечески ласково. – В твоих же интересах не копаться в прошлом, особенно в том, что касается этого дела. Это копание приведет только к новым неприятностям.

– При всем моем к тебе уважении, папа, – проговорила Ким, – я хочу спросить, каким образом это знание может повредить моему благополучию?

Джон задохнулся от благородного негодования.

– Позволь уж, я скажу, что думаю по этому поводу, – продолжала Ким с нехарактерной для нее напористостью, – я верю, что причастность Элизабет к салемскому происшествию могла рассматриваться как унижение в те времена, когда все это случилось. Я могу поверить в то, что тогда это могло повредить делу, так как ее муж, Рональд, основал компанию «Маритим лимитед», которая обеспечивала поколения семьи Стюарт и продолжает делать это до сих пор. Но то, что причастность Элизабет до сих пор ложится пятном на нашу семью, абсурдно и оскорбительно для ее памяти. В конце концов, она наша прапрабабушка. Не будь ее, мы бы не сидели сейчас здесь. Один этот факт заставляет меня удивляться тому, что даже упоминание ее имени вызывает у вас такой негативный рефлекс. Это же смешно.

– Если ты не можешь понять это с высоты своего эгоистичного восприятия, – раздраженно произнес Джон, – то подумай хотя бы о матери. Эти события унижают Джойс, и не важно, по какой причине. Прими все как факт. Если ты хочешь найти свидетельства, оправдывающие Элизабет, ищи их, но не вмешивай в это дело мать.

Ким поднесла к губам остывший кофе и сделала глоток. Она сдалась. С отцом совершенно невозможно разговаривать. Подобные попытки почти всегда были бесплодны. С ним можно было иметь дело только в одном случае – когда беседа носила односторонний характер, если отец говорил, что надо делать и как именно. Очевидно, он по недоразумению путал обязанности отца и инструктора.

– Мама также рассказала мне, что ты решила переделать дом в имении, – добавил Джон, восприняв молчание Ким, как признак того, что она согласилась с его мнением об Элизабет и последует его советам. – Что именно ты решила там сделать?

Ким поведала отцу о своем решении обновить старый дом и жить в нем. Пока она рассказывала, Джон продолжал просматривать газеты. Когда дочь закончила, отец спросил, что она собирается делать с замком и его обстановкой.

– Я ничего не собираюсь менять в замке, – ответила Ким. – Во всяком случае, до возвращения Брайана.

– Хорошо. – Джон перевернул страницу «Уолл-стрит джорнэл».

– Кстати, о маме, где она? – спросила Ким.

– Наверху, – ответил Джон. – Она неважно себя чувствует и не хочет никого видеть.

Когда несколько минут спустя Ким покидала дом, она испытывала грустное, тревожное чувство – смесь жалости, гнева и отвращения. Садясь в машину, она говорила себе, что ненавидит брак своих родителей. Заводя мотор, она поклялась себе, что уж ее-то никогда не заманят в такую ловушку.

Ким выехала с подъездной дорожки и направилась в Салем. Во время поездки она напомнила себе, что, несмотря на отвращение к тем отношениям, которые были между ее родителями, она сама чуть было не повторила ту же ошибку. По этой-то причине она так бурно отреагировала на поездки Киннарда, который делал, что хотел, на словах высказывая желание связать с ней свою жизнь.

Внезапно Ким улыбнулась. Ее мрачные мысли рассеялись, когда она вспомнила о цветах, которые каждый день присылал ей Эдвард. С одной стороны, ее это смущало, с другой же – это было свидетельством его внимания и заботы. В одном она была совершенно твердо уверена: Эдвард никогда не будет бабником. В ее представлении бабником мог быть такой напористый и агрессивный тип, как ее отец, или, например, Киннард.

Как бы ни расстроил Ким разговор с отцом, он оказал на нее воздействие, противоположное тому, на которое отец рассчитывал: интерес Ким к личности Элизабет только возрос. Проезжая через городок Салем, Ким заехала на общественную стоянку.

Оставив машину, Ким пошла в институт «Пибоди-Эссекс», культурно-историческую ассоциацию, располагавшуюся в нескольких старых отремонтированных домах в центре города. Кроме многих других функций, институт служил хранилищем документов о Салеме и его пригородах, были среди этих документов и свидетельства о процессах.

Служительница на входе взяла с Ким плату за посещение и направила ее в библиотеку, до входа в которую надо было подняться всего на несколько ступенек. Ким поднялась по этим ступенькам и, открыв тяжелую филенчатую дверь, оказалась в библиотеке. Зал был оформлен в стиле начала девятнадцатого века: высокие потолки, лепные карнизы и стены, обитые темным деревом. В центральном зале сохранились мраморные камины, канделябры, темные дубовые столы и капитанские кресла. В зале стояла чуткая библиотечная тишина, и ощущался запах книжной пыли.

Дружелюбная библиотекарша по имени Грейс Михен сразу же пришла на помощь Ким. Грейс оказалась милой старушкой с седыми волосами и добрым лицом. В ответ на вопрос Ким она показала ей, как искать требовавшиеся той документы, касающиеся салемских процессов: обвинения, доносы, постановления об аресте, взятые под присягой показания, клятвы судей, протоколы предварительных слушаний, постановления о заключении под стражу и приговоры. Все это было аккуратно обозначено в каталогах, состоявших из старомодных карточек, разложенных по ящикам.

Ким была приятно удивлена обилием столь легкодоступного материала. Неудивительно, что о салемских процессах написано так много книг. Этот институт просто рай для исследователей.

Как только библиотекарь оставила Ким одну, та немедленно атаковала картотеку. Неимоверно волнуясь, она искала имя Элизабет Стюарт. Ким была уверена, что, так или иначе, оно должно быть где-то упомянуто. Но скоро ее постигло разочарование. В бумагах не было имени Элизабет Стюарт. Там даже не упоминалась фамилия Стюарт.

Вернувшись к столу библиотекаря, Ким прямо спросила женщину об Элизабет Стюарт.

– Это имя мне незнакомо, – ответила Грейс. – Вы знаете, каким образом она была причастна к процессам?

– Я уверена, что она была одной из обвиняемых, – ответила Ким. – По приговору она была повешена.

– Этого не могло быть, – без колебаний заявила Грейс. – Я специалист по документам, касающимся процессов. Я ни разу не встречала там имя Элизабет Стюарт. Она не проходила по делу даже как свидетельница. Этим вопросом занималось так много людей, что пропустить ее имя в списке из двадцати казненных было бы просто невозможно. Кто сказал вам, что она была в числе обвиняемых?

– Это слишком долгая история, – уклонилась от прямого ответа Ким.

– Очевидно, вам сказали неправду, – заверила Грейс. – Ошибки быть не могло.

– Понятно. – Ким не стала спорить. Она поблагодарила Грейс и вернулась к каталогу.

Оставив попытки найти то, что ее интересовало в документах о процессе, она обратила свое внимание на другой важный источник, хранившийся в институте: генеалогическую информацию о семьях графства Эссекс.

На этот раз Ким почерпнула массу сведений о Стюартах. Действительно, они занимали почти целиком каталожный ящик. Просматривая каталог, Ким убедилась, что существует два клана Стюартов: тот, из которого происходит она сама, и другой, имеющий более короткую историю.

Через полчаса Ким нашла краткое упоминание об Элизабет Стюарт. Она родилась четвертого мая 1665 года от Джеймса и Элайши Фланаган, а умерла девятнадцатого июля 1692 года. Причина смерти в справке не указана. Быстро произведя вычитание, Ким убедилась, что Элизабет умерла в возрасте двадцати семи лет!

Ким подняла голову и невидящим взглядом уставилась в окно. Она почувствовала, что ее спина покрылась мурашками. Ким было двадцать семь лет, и родилась она тоже в мае. Правда, не четвертого, а шестого, но все равно очень близко. Вспомнив об их чисто физическом сходстве и о том, что она собирается переехать в дом, где жила Элизабет, Ким удивилась такому обилию совпадений. Может быть, все эти совпадения не случайны?

– Простите, – обратилась к ней Грейс Михен, возвращая Ким к реальности. – Я принесла вам список лиц, которые были повешены по обвинению в колдовстве. Там приводятся даты казни с упоминанием дня недели, города, откуда были родом осужденные, их вероисповедания, если об этом есть сведения, и их возраста. Как вы видите, здесь нет фамилии Стюарт, хотя список этот исчерпывающий.

Ким еще раз поблагодарила старушку и взяла листок бумаги. После того, как библиотекарь отошла, Ким послушно просмотрела список и уже хотела отложить его в сторону, как вдруг ее внимание привлекла дата: вторник, 19 июля 1692 года. В этот день были казнены пять человек. Посмотрев еще раз на дату смерти Элизабет, Ким убедилась, что даты смерти и казни совпадали. Ким понимала, что это совпадение не доказывает, что Элизабет тоже была повешена. Но даже если это и совпадение, оно настораживает.

Потом Ким поняла еще кое-что. Подумав о прошедшем вторнике, она вспомнила, что это тоже было девятнадцатое число. Посмотрев еще раз на список, который дала ей Грейс, она поняла, что календарные даты 1692 года совпадали с датами 1994 года. Было ли это еще одним совпадением, которое предстояло обдумать Ким?

Вернувшись к генеалогическим сведениям, Ким поискала Рональда Стюарта и обнаружила, что Элизабет не была его первой женой. В 1677 году Рональд женился на Ханне Хатчинсон, от которой в 1678 году у него родилась дочь Джоанна. Но в январе 1679 года Ханна умерла; причина смерти в картотеке не указана. В возрасте тридцати одного года, в 1682 году, Рональд женился на Элизабет Фланаган, от которой в 1682 году у него родилась дочь Сара. В 1683 году у них родился сын Джонатан, а в 1689-м – Дэниел. После смерти Элизабет Рональд женился на младшей сестре Элизабет, Ребекке Фланаган, от которой у него в 1693 году родилась дочь, нареченная Рейчел.

Ким отложила бумаги и снова уставилась в окно, пытаясь привести в порядок свои мысли. В голове ее тревожно звенели колокольчики: ее беспокоил характер Рональда. Снова заглянув в генеалогию, она удостоверилась, что Рональд женился на Элизабет всего лишь через два года после смерти Ханны, а на Ребекке он женился в том же году, когда скончалась Элизабет!

Ким почувствовала какую-то неловкость. Зная амурные наклонности своего отца, она подумала, что, возможно, Рональд страдал тем же пороком и потакал ему с намного, более катастрофическими последствиями для своих жен. Ким пришло в голову, что у Рональда был роман с Элизабет, когда он был женат на Ханне, и роман с Ребеккой во время брака с Элизабет. Как бы то ни было, нельзя отрицать, что Элизабет умерла при весьма странных обстоятельствах. Ким стало интересно, при каких обстоятельствах умерла Ханна.

Ким покачала головой и тихо посмеялась над собой. Она, должно быть, насмотрелась «мыльных опер», поэтому ее воображение совершает такие мелодраматические броски.

Просмотрев еще раз генеалогическое древо Стюартов, Ким узнала, что она сама происходит от сына Рональда и Элизабет Джонатана. Во-вторых, она узнала, что на протяжении последующих трехсот лет ни одну женщину в роду Стюартов не называли Элизабет. При смене такого количества поколений это не могло быть простой случайностью. Ким недоумевала по поводу того позора, который навлекла на свою голову Элизабет, одновременно росло желание узнать, в чем состоял этот позор.

Спускаясь по ступенькам института, Ким собиралась сесть в машину и ехать в имение. Но, оказавшись на последней ступеньке, она заколебалась и передумала. Вспомнив о подозрениях, которые возбудил у нее характер Рональда, о подозрениях, что он вел со своими женами нечестную игру, она приняла другое решение. Вернувшись в институт, она спросила, как ей добраться до здания суда графства Эссекс.

Суд располагался на Федерал-стрит, недалеко от «Дома ведьмы», в помпезном дворце, выстроенном в духе Позднего Возрождения. Дом стоял на мощном фундаменте и был обрамлен массивными дорическими колоннами. Ким вошла внутрь и спросила, как ей пройти в отдел протоколов судебных дел.

Ким пришла на авось, не имея ни малейшего представления, найдет она здесь что-нибудь или нет. Во-первых, она не знала, сохранились ли в течение столь долгого времени эти протоколы, и если да, то допускают ли к ним широкую публику. Как бы то ни было, она представилась и, добравшись до соответствующего кабинета, попросила разрешения взглянуть на протоколы всех судебных дел, касающихся Рональда Стюарта, родившегося в 1653 году.

Клерком оказалась сонная женщина неопределенного возраста. Если ее и удивила просьба Ким, то она не выдала этого ни единым жестом. В ответ она нажала на клавишу компьютерного терминала. Посмотрев на экран, она, ни слова не говоря, вышла из комнаты. Ким подумала, что желающие узнать подробности эры салемских процессов буквально заездили местных слуг закона и смертельно им надоели.

Переминаясь с ноги на ногу, Ким взглянула на часы. Уже половина одиннадцатого, а она еще не показывалась в имении.

Женщина-клерк вернулась с большим пакетом из манильской бумаги и вручила его Ким.

– Эти документы нельзя выносить из помещения, – предупредила женщина, указывая рукой на стоявшие вдоль стен пластмассовые столики и стулья, – если хотите, можете сесть вон там.

Ким отыскала свободное место и высыпала на стол содержимое пакета. Документов оказалось великое множество. Все они были написаны крупным разборчивым почерком.

Приступая к разбору документов, Ким думала, что все они касаются гражданских исков Рональда к своим должникам. Но с самого начала она нашла нечто более интересное – ссылки на дело о праве наследования, в котором в качестве одной из сторон тяжбы выступал Рональд.

Ким внимательно прочитала документ. Это было решение в пользу Рональда дела о наследстве, возбужденного против него Джекобом Чивером. Из документа Ким поняла, что Джекоб являлся сыном Ханны от предыдущего брака, и что Ханна была значительно старше Рональда. Джекоб свидетельствовал, что Рональд обманным путем заставил его мать изменить текст завещания и тем лишил его, истца, законно причитающейся ему доли наследства. Очевидно, судьи не согласились с его доводами. В результате Рональд унаследовал от Ханны несколько тысяч фунтов стерлингов, сумму по тем временам довольно значительную.

К удивлению Ким, жизнь в те былинные времена не так отличалась от современной, как она раньше себе представляла. Она заблуждалась, думая, что юридические аспекты в те времена были значительно проще, чем теперь. Чтение последнего документа рассеяло эти иллюзии. Ким снова задумалась о характере Рональда.

Следующий документ оказался еще более любопытным. Это был контракт, заключенный одиннадцатого февраля 1681 года между Рональдом Стюартом и Элизабет Фланаган. Он был составлен и подписан до заключения брака в виде временного добрачного соглашения. Речь в контракте шла не о конкретных вещах или деньгах, вовсе нет. Он предоставлял Элизабет право заключать от своего имени контракты и распоряжаться собственностью после ее вступления в брак.

Ким прочла документ целиком. В конце его Рональд собственноручно приписал объяснение. Она узнала четкий разборчивый почерк, которым были заполнены многочисленные счета, найденные ею в замке. Рональд писал: «Намерение мое заключается в том, чтобы в случае, если интересы моих торговых дел потребуют моего длительного отсутствия в городе Салем и повлекут невозможность личного моего участия в делах „Маритим лимитед“, обрученная со мной Элизабет Фланаган могла на законном основании вести наши общие дела от своего имени».

Дойдя до конца документа, Ким перечитала его заново, чтобы убедиться, что она правильно поняла. Содержание контракта поразило ее. Тот факт, что подобный документ был необходим, чтобы удостоверить право Элизабет подписывать договоры, напомнил ей, что в те пуританские времена роль женщины в обществе была совершенно иной, чем теперь. Ее законные права были значительно урезаны по сравнению с правами мужчин. Документ подтверждал те сведения, которые Ким почерпнула из письма Джеймса Фланагана, где оговаривались условия вступления Элизабет в брак.

Отложив в сторону добрачное соглашение, Ким вернулась к остальным бумагам из пакета. Бегло просмотрев пачку документов, касающихся взыскивания долгов, она натолкнулась на по-настоящему интересный документ. Это было прошение Рональда Стюарта об удовлетворении иска о восполнении утраченного. На прошении стояла дата – 26 июля 1692 года, то есть со дня смерти Элизабет прошла ровно одна неделя.

Ким понятия не имела, что такое возмещение утраченного, но смысл стал ей ясен после прочтения самого документа. Рональд писал: «Именем Господа я смиренно прошу Высокий Суд немедленно вернуть в мое распоряжение решающее свидетельство, изъятое в моем доме шерифом Джорджем Корвином и использованное против моей возлюбленной жены Элизабет во время суда, учиненного над ней по обвинению в колдовстве в Особом трибунале 20 июня 1692 года».

На обороте прошения была наложена резолюция, датированная третьим августа того же года. Член магистрата Джон Хэторн отклонил прошение. Резолюция гласила: «Рональду Стюарту, подавшему прошение на имя суда, равно как и на имя его превосходительства губернатора Колонии, дан ответ, что по поводу вышеуказанного свидетельства известно, что, по распоряжению властей, вышеупомянутое свидетельство передано из-под юрисдикции графства Эссекс под юрисдикцию властей графства Суффолк».

В каком-то смысле Ким была довольна. Она нашла косвенное документальное подтверждение того, что Элизабет была приговорена судом к смерти. В то же время она была несколько растеряна, так и не поняв, что же это за свидетельство. Его природа нигде не раскрывалась. Ким еще раз прочитала прошение и резолюцию, надеясь, что пропустила подробности при первом чтении. Но нет, никаких упоминаний о природе свидетельства там не содержалось. Его никто не описывал.

Несколько минут Ким неподвижно сидела за столом, стараясь представить себе, что же это могло быть за свидетельство. Единственное, вокруг чего вращалось ее воображение, это предметы оккультных ритуалов. Так подействовали намеки, сделанные отцом в сегодняшнем разговоре. Вдруг ей в голову пришла идея. Она выписала на листок бумаги дату слушаний в Особом трибунале и подошла к клерку.

– Я бы хотела ознакомиться с протоколами Особого трибунала за 20 июня 1692 года, – сказала она.

Женщина рассмеялась ей в лицо. Потом она вслух повторила просьбу Ким и снова рассмеялась. Растерявшись, Ким спросила, что, собственно, такого смешного она сказала.

– Вы просите показать вам то, что хотели бы увидеть любой Том, Дик или Гарри, – ответила клерк. У нее был такой выговор, словно она только вчера приехала из глухой мэнской деревушки. – Вся беда в том, что таких протоколов не существует. Хотелось бы, чтобы они были, но их нет. Протоколов заседаний Особого трибунала по делу о ведьмах не существует. Все, что у нас есть, – это разрозненные свидетельства и тексты присяги. Но сами протоколы исчезли.

– Как жаль, – произнесла Ким. – Но возможно, вы все же поможете мне. Вероятно, вы знаете, что такое «окончательное свидетельство»?

– Я не юрист, – ответила женщина. – Но подождите. Я сейчас наведу справки.

Женщина скрылась в своем кабинете. Через несколько секунд она снова появилась в сопровождении еще одной пожилой тучной женщины. На ее коротком широком носу с трудом балансировали огромных размеров очки.

– Вас интересует, что такое «окончательное свидетельство»? – спросила эта женщина. – Термин говорит сам за себя. Таким термином обозначают неопровержимую улику. Такая улика не может быть оспорена в суде, и толковать такую улику можно только однозначно.

– Я так и думала. – Ким поблагодарила женщин и вернулась к своему столику. Воспользовавшись ксероксом, стоявшим в углу, она пересняла копию прошения Рональда и резолюции. Потом вложила документы в конверт и вернула его клерку.

Теперь, наконец, Ким имела возможность направиться в имение. Она чувствовала себя немного виноватой – обещала Стивенсу, что приедет утром, а сейчас уже почти полдень. Миновав последний поворот и выехав из-за деревьев на прямую дорогу, ведущую к имению, она увидела несколько грузовиков и фургонов, стоящих у ворот. Виднелась траншея и кучи свежевыкопанной земли. Вокруг не видно ни одной живой души, никого не было даже в траншее.

Ким остановилась и вышла из машины. Полуденная жара и пыль действовали одуряюще, в воздухе стоял дурманящий запах свежевскопанной земли. Ким захлопнула дверцу машины и, приложив ко лбу ладонь козырьком, чтобы заслонить глаза от солнца, осмотрела траншею, проложенную по полю к воротам. В этот момент дверь дома открылась, и оттуда вышел Джордж Харрис. Лицо его блестело от пота.

– Очень рад, что вы смогли приехать, – обрадовался он. – Я все утро пытаюсь вам дозвониться.

– Что-нибудь случилось? – поинтересовалась Ким.

– Ну, как сказать… – уклончиво ответил Джордж. – Давайте я вам лучше все покажу.

Джордж повел Ким к тому месту, где стоял экскаватор.

– Нам пришлось приостановить работу, – сказал Джордж.

– Почему?

Джордж не ответил. Он лишь предложил Ким заглянуть в траншею.

Боясь ступить на край глубокой ямы из опасения соскользнуть в нее, Ким наклонилась и заглянула в траншею. Она поразилась ее глубине, которая, по ее впечатлению, была никак не меньше восьми футов. Из влажных стен траншеи, как миниатюрные метлы, торчали корни. Джордж обратил ее внимание на то место, где траншея внезапно обрывалась, примерно в пятидесяти футах от коттеджа. Недалеко от дна Ким увидела выступающий в яму искореженный конец какого-то деревянного ящика.

– Вот из-за этого нам пришлось остановиться, – пояснил Джордж.

– Что это?

– Боюсь, это гроб.

– Боже мой! – воскликнула Ким.

– Мы нашли и надгробный камень, – сообщил Джордж. – Это настоящая древность.

Они подошли к концу траншеи. На противоположной стороне ее за отвалом земли в траве лежало надгробие из белого мрамора.

– Этот камень не лежал на гробе. Его просто бросили рядом, и со временем его занесло землей. – Джордж наклонился и счистил сухую землю с камня.

Ким судорожно глотнула воздуха.

– Мой Бог, это же Элизабет, – только и смогла она произнести. Она покачала головой. Слишком много совпадений.

– Это ваша родственница? – спросил Джордж.

– Да, – ответила Ким. Она осмотрела надгробие – такое же, как могильный камень самого Рональда. На нем были написаны только даты рождения и смерти.

– Вы знали, что ее могила находится здесь? – спросил Джордж. В его тоне не было обвинения, только некоторое любопытство.

– Не имела ни малейшего понятия, – ответила Ким. – Только недавно я узнала, что ее не похоронили на семейном кладбище.

– Что нам делать? – спросил Джордж. – Вам надо получить разрешение на перенос захоронения и разрушение могилы.

– Можно будет обойти могилу и оставить все как есть?

– Думаю, да. Мы просто расширим траншею в этом месте. Считаете, нам стоит поискать, нет ли здесь других захоронений?

– Не думаю. У Элизабет была особая судьба.

– Вы не обиделись на меня? Вы немного побледнели, вам плохо?

– Спасибо, со мной все в порядке. Я просто поражена. Найдя могилу этой женщины, я испытываю какой-то суеверный страх.