Текст книги "Грань риска"

– Мы тоже, – признался Джордж. – Особенно машинист экскаватора. Пойду, вытащу его из дома. Нам надо закончить траншею, прежде чем мы приступим к заливке подвала.

Джордж исчез в доме. Ким вернулась к краю траншеи и стала внимательно рассматривать угол гроба Элизабет. Дерево оказалось в удивительно хорошем состоянии, если учесть, что гроб закопали в землю больше трехсот лет назад. В том месте, где гроб был задет зубом ковша экскаватора, древесину даже не тронула гниль.

Ким не имела понятия, что ей делать с этой неожиданной находкой. Сначала портрет, потом могила. Становилось все труднее расценивать это, как случайные совпадения.

Внимание Ким было привлечено шумом приближающегося автомобиля. Снова прикрыв глаза рукой, она посмотрела на машину, поднимавшую клубы пыли на грунтовой дороге, проложенной через поле. Она не узнавала машину, пока та не подъехала вплотную. Только тогда Ким поняла, что это машина Киннарда.

Ощутив внезапную скованность, Ким подошла и заглянула в окно с правой стороны.

– Вот это сюрприз. Оказывается, ты бываешь не только на дежурствах? Почему ты не в госпитале?

Киннард рассмеялся:

– Иногда меня выпускают из клетки.

– Что ты делаешь в Салеме? Как ты узнал, что я здесь?

– Марша сообщила, – ответил Киннард. – Я сегодня видел ее в отделении интенсивной терапии. Я сказал ей, что собираюсь в Салем присмотреть себе квартирку. Меня переводят на август и сентябрь в Салемский госпиталь. Не важно, что меня поселят в госпитале. Помнишь, что ты говорила мне о моей командировке туда?

– Наверное, я успела об этом забыть, – произнесла Ким язвительно.

– Да, с тех пор как я говорил тебе об этом, прошло уже несколько месяцев.

– Ну, значит, так оно и есть, раз ты утверждаешь. – У Ким не было никакого желания затевать с ним спор. Она и так чувствовала себя достаточно неловко.

– Ты хорошо выглядишь, – заметил Киннард. – Свидания с доктором Армстронгом пошли тебе на пользу.

– Откуда ты взял, что я с ним встречаюсь? – спросила Ким.

– Больничные сплетни, – ответил он. – Как только ты остановила свой выбор на такой научной знаменитости, слухи об этом переполнили землю. Самое смешное, что я его прекрасно знаю. Я работал в его лаборатории, когда после второго курса мне в голову стукнула идея заниматься исследовательской деятельностью.

Ким почувствовала, что вспыхнула до корней волос. Она предпочла бы никак не реагировать на его слова, но ничего не могла с собой поделать. Киннард, это было совершенно очевидно, старался ее расстроить и, как обычно, преуспел в этом деле.

– В науке Эдварду равных нет, – продолжал Киннард, – но боюсь, что он немного зануда, даже с некоторыми странностями. Ну, может быть, это не совсем справедливо. Скажем, он несколько эксцентричен.

– Я нахожу его внимательным и значительным человеком, – возразила Ким.

– Могу себе вообразить… – Киннард округлил глаза. – Я слышал о том, что он каждый день присылал тебе цветы. Лично я думаю, что это абсурд. Надо быть совершенно неуверенным в себе человеком, чтобы доходить до таких крайностей.

Лицо Ким еще больше покраснело. Должно быть, это Марша сказала ему про цветы. Что мать, что подруга. С ними у нее ни от кого никогда не будет тайн.

– По меньшей мере, Эдвард Армстронг не будет раздражать тебя лыжными походами. С его координацией движений подъем по лестнице уже можно считать подвигом.

– Ты очень инфантилен, – произнесла Ким ледяным тоном, обретя голос. – Честно говоря, тебе это не идет. Я думала, что ты более зрелая личность.

– Какое это теперь имеет значение? – цинично рассмеялся Киннард. – Я, как выражаются в романах, спустился на зеленеющие пастбища. Теперь у меня роман с молоденькой цветущей пастушкой. Я наслаждаюсь.

– Я очень за тебя рада, – проговорила Ким саркастически.

Вытянувшись и подавшись вперед, Киннард сквозь ветровое стекло смотрел, как начал работать экскаватор.

– Марша сказала мне, что ты собираешься переехать в этот дом. И старина Армстронг будет жить здесь вместе с тобой?

Ким собралась, было ответить отрицательно, но передумала.

– Мы обдумываем такую возможность, но окончательно еще не решили.

– Ну что ж, радуйся жизни, – язвительно заметил Киннард. – Счастливо оставаться!

Он резко сдал назад, развернулся и нажал на акселератор. Выбросив из-под колес тучу земли, щебня и пыли, машина сорвалась с места и понеслась по полю, исчезнув вскоре среди деревьев.

Сначала Ким закрыла лицо руками, чтобы взметнувшиеся камешки не попали ей в глаза. Потом, когда опасность миновала, она следила взглядом за машиной Киннарда, пока та не исчезла из виду. Ким прекрасно понимала, что единственной целью его приезда было позлить и спровоцировать ее, и все же она ничего не могла с собой поделать. В этот момент она почувствовала себя совершенно измочаленной. И только вернувшись к траншее, которую за это время успели расширить, и, взглянув на гроб Элизабет, она немного успокоилась. Сравнив свои проблемы с бедами Элизабет, обрушившимися на нее в таком же возрасте, Ким посчитала свои эмоции просто ничтожными.

Окончательно успокоившись, Ким занялась делами. День летел быстро. Большую его часть она провела с Марком Стивенсом, обсуждая детали оформления кухни и ванной. Для Ким это стало величайшим наслаждением. Впервые в жизни она сама занималась обустройством своего жилища. При этом она не переставала удивляться той легкости, с какой ее в свое время отговорили от единственно верного выбора карьеры.

К половине восьмого мужчины были совершенно измотаны, Ким же словно обрела второе дыхание. Прежде, чем она успела сообщить им, что собирается вернуться в город, они признались, что у них уже двоится в глазах. Провожая Ким к машине, Марк и Джордж заверили ее, что все будет сделано максимально быстро.

Приехав в Кембридж, Ким не стала искать место для стоянки, направившись прямиком на Чарльз-стрит, где располагалась общественная парковка, и, оставив машину там, пошла в «Харвест-бар». Была пятница, и бар заполнили люди, в основном счастливые парочки.

Эдварда в этом людском месиве она нашла не сразу. Протолкавшись через толпу, окружавшую бар, она увидела Эдварда, задумчиво нянчившего в руке бокал шардонне за столиком в глубине помещения. Заметив ее, он вскочил и выдвинул из-под столика свободный стул. Лицо его осветилось радостью.

Когда Эдвард пододвинул ей стул, она про себя отметила, что Киннард никогда бы этого не сделал.

– Кажется, ты не станешь возражать против бокала белого вина? – спросил он.

Ким кивнула. Она мгновенно определила, что Эдвард либо очень взволнован, либо сильно чего-то стесняется. Сегодня он необычайно сильно заикался. Она внимательно наблюдала за ним, пока он подзывал официантку и заказывал два бокала вина. Потом он посмотрел на нее.

– Как прошел день? – спросил он.

– Я была очень занята, – ответила она. – А ты?

– У меня сегодня был великий день! – взволнованно воскликнул Эдвард. – У меня для тебя отличные новости. Из проб почвы из ларей, где Элизабет хранила провизию, удалось добыть плесень, обладающую галлюциногенным эффектом. Я думаю, мы нашли тот механизм, который запустил маховик салемских процессов. Единственное, чего мы пока не знаем, – ответа на вопрос: был ли это эрготизм или что-то иное, совершенно новое?

После этого Эдвард рассказал, что произошло позже в лаборатории Кевина Скрэнтона.

Ответом Ким было откровенное недоверие.

– Ты принял внутрь сильнодействующее средство, даже не зная, что это такое? – спросила она. – Но это же очень опасно.

– Ты словно сговорилась с Кевином. Он сказал мне то же самое. Я словно окружен любящими эрзац-родителями. Нет, это было совершенно безопасно. Доза слишком мала, чтобы представлять опасность для здоровья. Но, даже будучи столь малой, она проявила галлюциногенные свойства, характерные для этого нового вида грибка.

– В моих глазах это выглядит безрассудством, – настаивала Ким.

– Это не было безрассудством, – возразил Эдвард. – Чтобы доставить радость Кевину, я сегодня сдал мочу на общий анализ и кровь на креатинин. Оба анализа оказались совершенно нормальными. Я абсолютно здоров, поверь мне. Я даже более чем здоров. Я просто в экстазе. Поначалу я надеялся, что этот новый неизвестный грибок продуцирует ту же смесь алкалоидов, что и Claviceps, и можно будет доказать, что виной всему был эрготизм. Но теперь я склоняюсь к мысли, что у этого грибка имеются собственные алкалоиды.

– Что такое алкалоиды? – поинтересовалась Ким. – Я слышала этот термин раньше, но не смогу сказать, что это такое, даже ради спасения своей жизни.

– Алкалоиды – большая группа азотсодержащих соединений, которые находятся в тканях растений, – пояснил Эдвард. – Тебе знакомо это название, потому что многие из этих соединений являются распространенными средствами, к ним относятся кофеин, морфин и никотин. Как ты понимаешь, большинство из них фармакологически активны.

– А почему ты так разволновался, найдя новый алкалоид, если они так распространены в природе? – спросила Ким.

– Потому что мне удалось доказать, что, какова бы ни была природа алкалоида, содержащегося в этих грибках, он обладает психотропной активностью, – ответил Эдвард. – Открытие нового галлюциногена может открыть дверь, да что там дверь, ворота к пониманию механизмов работы головного мозга. Эти вещества, все без исключения, напоминают по структуре собственно нейротрансмиттеры мозга и имитируют их действие.

– А когда ты точно узнаешь, удалось ли тебе на самом деле открыть новый алкалоид? – спросила Ким.

– Очень скоро, – ответил Эдвард. – А теперь расскажи, что ты сегодня делала?

Ким глубоко вздохнула и начала свою исповедь. Она рассказала все в строгой хронологической последовательности, начиная с разговора с отцом и кончая обсуждением устройства новой кухни и ванной в коттедже.

– Вот это да! – восхитился Эдвард. – У тебя действительно был сегодня очень насыщенный день. Я поражен находкой могилы Элизабет. Так ты говоришь, что гроб прекрасно сохранился?

– Насколько я могла заметить – да. Он захоронен очень глубоко, на глубине примерно восьми футов. Один конец выступает в траншею. Он поврежден ковшом экскаватора.

– Тебя расстроила эта находка? – спросил Эдзард.

– В какой-то степени да, – проговорила Ким с коротким безрадостным смешком. – То, что могилу нашли так быстро после портрета, вызывает у меня какое-то странное чувство. Мне все время кажется, что Элизабет что-то хочет мне сказать.

– Ха-ха, – произнес Эдвард, – кажется, у нас рецидив суеверия.

Несмотря на всю свою серьезность, Ким не могла сдержаться и рассмеялась.

– Ты вот что мне скажи, – поддразнил ее Эдвард, – боишься ли ты черных кошек, перебегающих дорогу, опасаешься ли проходить под лестницами и пользуешься ли числом тринадцать?

Ким заколебалась, прежде чем ответить. Она действительно была немного суеверна, хотя никогда не придавала этому большого значения.

– Итак, вы суеверны, мисс, – объявил Эдвард. – Задумайся! Живи ты в семнадцатом веке, у тебя был бы очень большой шанс быть осужденной за колдовство. Тебя могли бы счесть ведьмой, потому что церковь считает суеверия формой колдовства, еретического оккультизма.

– Наверное, ты прав, умник, – улыбнулась Ким, – а я действительно суеверна. Но в том, что касается Элизабет, слишком много совпадений. Сегодня я узнала, что календарь 1692 года совпадает с календарем нынешнего, 1994-го. Я узнала, что Элизабет умерла в теперешнем моем возрасте. И если этого тебе недостаточно, могу сказать, что наши дни рождения отстоят друг от друга всего на два дня. Значит, мы родились под одним астрологическим знаком.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Эдвард.

– Ты можешь объяснить все эти совпадения?

– Конечно. Это чистая случайность. Это старое расхожее клише – если набрать достаточное количество обезьян и достаточное количество пишущих машинок, то, в конце концов, может получиться «Гамлет».

– Ох, я сдаюсь, – снова улыбнулась Ким, отхлебнув вина из бокала.

– Прошу прощения, – пожал плечами Эдвард, – но я все-таки естествоиспытатель.

– Я тебе сейчас еще кое-что расскажу, – продолжала Ким. – Я сегодня выяснила для себя кое-что. Оказывается, в прошлом жизнь была вовсе не так проста, как мне казалось. Рональд был женат трижды. Его первая жена умерла, оставив ему приличное состояние, которое безуспешно пытался оспаривать ее сын от предыдущего брака. Через пару лет Рональд женился на Элизабет. После ее смерти он в том же году женился на ее младшей сестре.

– Ну и что? – спросил Эдвард.

– Тебе не кажется это немного подозрительным?

– Нет, – ответил Эдвард. – Помни, что в те времена жизнь была грубее и тяжелее. Рональду надо было думать о воспитании детей. А браки с сестрами умерших жен – обычное явление.

– Ну, я не очень в этом уверена. Для меня в этом деле остается масса вопросов, на которые я пока не нахожу ответов.

Появилась официантка и прервала их разговор, чтобы сообщить, что их столик готов. Ким была приятно удивлена, она не думала, что они поужинают здесь же. Это было очень кстати, за день Ким успела основательно проголодаться.

Вслед за официанткой они прошли на террасу, где под деревьями, увешанными гирляндами маленьких лампочек, расположился мило сервированный столик. Стояла прекрасная погода, радующая прохладой после невыносимой дневной жары. Не было ни малейшего ветерка, и свеча на столе горела ровным неподвижным пламенем.

Пока они ждали еду, Ким показала Эдварду копию, снятую с прошения Рональда. Эдвард прочитал ее с большим интересом. Закончив чтение, он поздравил Ким с находкой, добавив, что ей удалось найти доказательства причастности Элизабет к колдовству. Ким, в свою очередь, рассказала Эдварду, что отец высказал предположение о вовлеченности Элизабет в оккультные дела.

– Я тебе говорил об этом, – напомнил Эдвард.

– Так ты думаешь, что это окончательное свидетельство каким-то образом связано с оккультизмом?

– Думаю, не может быть никаких сомнений, – убежденно произнес Эдвард.

– Я тоже так думаю, – согласилась Ким. – Но может быть, у тебя есть какие-нибудь идеи на этот счет?

– Я не очень хорошо знаю предметы, которыми пользовались ведьмы при совершении ритуальных действий, – сказал Эдвард.

– Может быть, это была книга? – предположила Ким. – Или записка.

– Хорошая мысль, – заметил Эдвард. – Возможно, это был рисунок, какое-нибудь изображение.

– Может быть, кукла?

– Тоже хорошая идея, – одобрил Эдвард. Он помолчал. – Я знаю, что это может быть!

– Что? – встрепенулась Ким.

– Метла! – со смехом воскликнул Эдвард.

– Да ну тебя. – Ким не смогла сдержать улыбки. – Я же серьезно.

Эдвард извинился. Потом он пустился в объяснения того, чем на самом деле являлось ведьмино помело, и как оно появилось в средние века. Тогда рукоятку метлы смазывали отваром галлюциногенов, и когда голая ведьма садилась на палку, дьявольское снадобье всасывалось через слизистую оболочку интимных мест женщины. Ну а дальше в этих колдовских ритуалах основную роль играли психотические видения – это называется психоделическим эффектом.

– Хватит, хватит, – умоляюще произнесла Ким, – идею я поняла.

Принесли еду. Они не проронили ни слова, пока официант расставлял тарелки. Первым молчание нарушил Эдвард.

– Проблема заключается в том, что уликой может оказаться любой предмет из очень длинного ряда, и мы никогда не узнаем, что именно это было, пока не получим описание улики. А если заглянуть в судейские протоколы?

– Я подумала об этом, – сказала Ким. – Но мне объяснили, что протоколы заседаний Особого трибунала не сохранились.

– Очень плохо, – посетовал Эдвард. – Думаю, это снова отбросит тебя к безнадежным поискам информации в бумагах, сваленных в замке.

– Да, – согласилась Ким без энтузиазма. – К тому же нет никаких гарантий, что и там есть какие-то ценные свидетельства.

Они принялись за еду. Разговор стал более приземленным. Когда они покончили с десертом, Эдвард вернулся к теме и заговорил о могиле Элизабет.

– Интересно, в каком состоянии ее останки? – подумал он вслух.

– Я не видела тела, – ответила Ким. Вопрос шокировал ее. – Гроб не вскрыт. Ковш только задел край и слегка поцарапал его.

– Может быть, нам стоит его вскрыть? – предложил Эдвард. – Мне бы хотелось взять пробы, если, конечно, там осталось из чего их брать. Если бы удалось получить из этих проб какой-либо из алкалоидов, продуцируемых вновь открытым грибком, то мы докажем, что салемским дьяволом был обыкновенный плесневый грибок.

– Я не ожидала, что ты предложишь такую вещь, – поразилась Ким. – Мне совсем не хочется тревожить прах Элизабет.

– Мы опять становимся суеверными, – сказал Эдвард. – Это то же самое, что содрогаться при упоминании о патологоанатомическом вскрытии.

– Совсем разные вещи, – парировала Ким. – Ведь Элизабет уже похоронили.

– Есть такое понятие, как эксгумация, – возразил Эдвард.

– Возможно, ты и прав, – неохотно признала Ким.

– Давай завтра съездим туда, – предложил Эдвард. – Взглянем на гроб вместе.

– Для эксгумации тела надо иметь разрешение, – напомнила Ким.

– Экскаватор уже сделал самую главную часть работы. Давай посмотрим завтра и на месте решим, что делать.

Принесли счет, и Эдвард расплатился. Ким поблагодарила и заявила, что в следующий раз угощать будет она.

– Ну, это мы еще посмотрим, – рассмеялся Эдвард.

Когда они вышли из ресторана, наступил неловкий момент. Эдвард предложил ей поехать к нему, но она отказалась, напомнив, что очень неловко чувствовала себя сегодня утром. Попрепиравшись, они, наконец, сошлись на том, что поедут к Эдварду и там продолжат обсуждение вопроса.

Сидя на диване в гостиной Эдварда, Ким спросила, не помнит ли он студента по имени Киннард Монихен, который проходил практику в его лаборатории лет пять назад.

– Киннард Монихен. – Эдвард, вспоминая, прикрыл глаза. – У меня было так много студентов за эти годы. Хотя припоминаю. Он потом ушел в резидентуру по хирургии.

– Да, это он, – подтвердила Ким. – Больше ты ничего не сможешь о нем вспомнить?

– Я был очень разочарован, когда он ушел в практическую медицину. Он очень умный парень, я рассчитывал, что он станет теоретиком-исследователем. Способности у него к этому были. А почему ты спрашиваешь?

– Мы с ним встречались несколько лет, – ответила Ким. Она хотела, было рассказать Эдварду о приезде Киннарда в имение, но вовремя остановилась. Впрочем, Эдвард прервал ее сам.

– Вы с Киннардом были любовниками? – спросил он.

– Можно сказать и так, – поколебавшись, проговорила Ким. Она сразу заметила, что поведение Эдварда разительно изменилось. Он явно расстроился. Он стал каким-то суетливым, голос его дрожал, он снова начал заикаться. Ким потребовалось почти полчаса, чтобы утешить Эдварда и убедить его, что с Киннардом покончено навсегда. Она даже извинилась, что вообще упомянула его имя.

Желая сменить неприятную тему, Ким спросила Эдварда, нашел ли он квартиру. Эдвард признался, что еще не занимался этим вопросом, все как-то руки не доходили. В ответ Ким заметила, что сентябрь неумолимо приближается.

Время летело, но ни Ким, ни Эдвард не стали выяснять, где Ким проведет ночь. По молчаливому согласию решение было принято. Она осталась. Лежа в постели рядом с Эдвардом, Ким вспомнила, что она сказала Киннарду о возможном переезде Эдварда в имение вместе с ней. Она упомянула об этом только затем, чтобы подразнить Киннарда, но теперь, в ночной тишине, принялась всерьез обдумывать эту возможность. У нее были неоспоримые плюсы. Отношения с Эдвардом развивались очень и очень успешно. Кроме того, коттедж расположен в таком глухом месте. Пожалуй, ей будет там одиноко.

5

Суббота, 23 июля 1994 года

Ким пробуждалась постепенно. Не открыв еще глаз, услышала голос Эдварда. Сначала она решила, что это часть ее сновидения, но немного погодя поняла, что голос доносится из соседней комнаты.

Ей стоило большого труда открыть глаза. Сначала она удостоверилась, что Эдварда рядом нет. Потом взглянула на часы. Было пять сорок пять утра.

Уронив голову на подушку и чувствуя, что происходит что-то неприятное, Ким попыталась разобрать слова и понять, о чем он говорит, но это ей не удалось. Из соседней комнаты голос Эдварда звучал невнятно, по тембру можно было понять, что он взволнован.

Через несколько минут Эдвард вернулся. На нем был купальный халат. На цыпочках, стараясь не шуметь, он направился в ванную. Тут Ким и сообщила ему, что уже не спит. Изменив направление, он подошел к кровати и присел на ее краешек.

– У меня грандиозные новости, – прошептал Эдвард.

– Говори нормально, – сказала Ким. – Я ведь уже не сплю.

– Я только что разговаривал с Элеонор, – поведал ей Эдвард.

– Без пятнадцати шесть утра? – поинтересовалась Ким. – Кто такая эта Элеонор?

– Моя ассистентка, – ответил Эдвард. – В лаборатории это моя правая рука.

– Мне кажется, сейчас немного рано вести деловые разговоры, – произнесла Ким. Против воли она вспомнила о Грейс. Ту тоже считали ассистенткой ее папочки.

– Она безнадежная полуночница, – пояснил Эдвард. – Вчера вечером Кевин прислал еще несколько вегетативных колоний нового грибка. Элеонор осталась на работе, чтобы изготовить препараты, а потом исследовала первые пробы на масс-спектрометре. Эти алкалоиды не похожи на алкалоиды, содержащиеся в Clavicepspurpurea. Кажется, в пробах содержатся три абсолютно новых алкалоида.

– Я очень за вас рада, – простонала Ким. Было слишком рано, чтобы она сумела выдавить из себя что-нибудь более пространное.

– Самое потрясающее во всем этом то, что я точно знаю, что, по крайней мере, один из них является психоактивным веществом, – продолжал Эдвард. – Черт, а ведь все три могут оказаться таковыми. – Он возбужденно потер руки, словно прямо в этот момент был готов приступить к делу. – Ты не представляешь, насколько это может быть важно, – продолжал Эдвард. – На их основе можно получить новое лекарство или целое поколение новых лекарств. Если даже они окажутся бесполезными в клинике, их можно использовать в научных исследованиях.

– Я счастлива, – пробормотала Ким. Ее единственным желанием было пойти в ванную и почистить зубы.

– Это просто удивительно, как часто нелепая вроде бы случайность приводит к открытию нового лекарства, – с воодушевлением говорил между тем Эдвард. – Представляешь, лекарство, открытое благодаря тому, что в Салеме триста лет назад проходили процессы ведьм. Это потрясающе, это намного интереснее, чем история открытия прозака.

– Это тоже была случайность? – спросила Ким.

– Да еще какая, – засмеялся Эдвард. – Были предприняты исследования для выяснения воздействия антигистаминных препаратов на выделение в нервных окончаниях одного из нейротрансмиттеров – норадреналина. Ну и что ты думаешь, руководитель исследований провел массу экспериментов с каким-то веществом, пока не выяснил, что это не столько антигистаминный препарат, который в основном действует как ингибитор, то есть подавляет выделение гистамина, а препарат, подавляющий выделение серотонина, причем в двести раз сильнее, чем выделение норадреналина.

– Это просто поразительно! – сказала Ким. На самом деле она почти не слушала Эдварда. Без утренней чашки кофе ее мозг отказывался переваривать подобные премудрости.

– Просто сил нет, как хочется начать работать с этими алкалоидами, – взволнованно произнес Эдвард.

– Ты передумал ехать в Салем? – спросила Ким.

– Нет, – без колебаний ответил Эдвард. – Мне надо увидеть могилу. Поедем! Как только ты окончательно проснешься, так и тронемся.

Сквозь одеяло он шутливо потрепал Ким за ногу.

Приняв душ, высушив волосы и сделав макияж, Ким вместе с Эдвардом вышла из дома. Они снова позавтракали на Гарвард-сквер, незатейливо, но вкусно. После еды зашли в книжный магазин. За завтраком они говорили о пуританизме. Поняв, что слишком мало знают об этом общественном явлении, они купили несколько книг на эту тему. Время близилось к половине десятого, когда они, наконец, отправились на восточное побережье.

Машину вела Ким, так как они опять не решились оставить ее на стоянке возле его дома, пользоваться которой позволялось только жильцам. Движение было небольшим, и уже около десяти они прибыли в Салем. Снова, как и в прошлую субботу, они проехали мимо «Дома ведьмы».

Эдвард взглянул в окно и схватил Ким за руку.

– Ты когда-нибудь была в «Доме ведьмы»? – спросил он.

– Очень, очень давно. А что? Тебе интересно там побывать?

– Можешь смеяться, но действительно интересно. Давай потратим на него несколько минут!

– Почему бы и нет?

Она свернула на Федерал-стрит и остановилась около здания суда. Вернувшись пешком к «Дому ведьмы», они узнали, что придется подождать. Музей открывался в десять часов. Они были не единственными потенциальными экскурсантами. У входа уже ждали несколько семей и влюбленных парочек.

– Просто удивительно, какой притягательной силой обладают салемские процессы ведьм, – прокомментировала эту картину Ким. – Интересно, люди задумываются, что их так привлекает в этих событиях?

– Твой двоюродный брат Стентон объясняет это притягательностью всякой мерзости вообще.

– Это вполне в духе Стентона.

– Он говорит, что притягательность этих вещей состоит в том, что они как бы приоткрывают окно в сверхъестественное, – добавил Эдвард. – И я согласился с ним. Люди в большинстве своем несколько суеверны, и истории о ведьмах будоражат их воображение.

– Я с тобой согласна, – кивнула Ким. – Но боюсь, что в этой притягательности есть нечто извращенное. Ключом является то, что людей, замешанных в этих событиях, казнили. Думаю, вовсе не случайность то, что в мире было гораздо больше ведьм, чем добрых волшебниц. Это необъективно по отношению к нашему полу. Так сказать, перекос.

– Не очень-то поднимай свою феминистскую планку, – пошутил Эдвард. – Я думаю, что женщин чаще обвиняли в колдовстве в силу особой роли женщин в тогдашней жизни. Очевидно, что женщина чаще, чем мужчина, ассоциируется с рождением и смертью, здоровьем и болезнью, а такие аспекты в прежние времена были насквозь пронизаны суеверием и невежеством. Других, более рациональных объяснений этим явлениям тогда просто не знали.

– Мне кажется, что мы оба отчасти правы, – сказала Ким. – Я согласна с тобой, но я была потрясена, совсем немного соприкоснувшись с документами той эпохи, униженным правовым положением женщин во времена Элизабет. Мужчины были напуганы жизнью и вымещали свой страх на женщинах. Это и вызывало женоненавистничество.

В этот момент двери «Дома ведьмы» открылись. Толпу приветствовала женщина, одетая в костюм семнадцатого века. Тут только Ким и Эдвард сообразили, что по дому их поведет профессиональный гид, и что это будет просто платная экскурсия. Все столпились в гостиной дома и ждали начала объяснений.

– Я думал, нам разрешат одним побродить по дому, – прошептал Эдвард.

– Я тоже, – согласилась Ким.

Они слушали, как молодая женщина описывала обстановку помещения, выделив в особенности ящик, где хранилась Библия, непременный атрибут каждого пуританского дома.

– Я, кажется, теряю остатки интереса, – шепнул Эдвард. – Может быть, мы уйдем отсюда?

– Это будет просто прекрасно, – согласно прошептала в ответ Ким.

Они покинули здание. Выйдя на улицу, Эдвард обернулся и еще раз посмотрел на дом.

– Я хотел увидеть, насколько этот дом внутри напоминает интерьер твоего коттеджа, – проговорил Эдвард. – И знаешь, это удивительно. Кажется, что эти дома построены по одному плану.

– Ну, как ты сам только что сказал, индивидуальность в те времена не поощрялась, – заметила Ким.

Они сели в машину и поехали к имению. Первое, что бросилось в глаза Эдварду, траншея для подвода коммуникаций. Он поразился ее длине. Траншея тянулась от замка и почти уже достигала коттеджа. Подойдя к краю, Эдвард и Ким увидели, что продолжением траншеи является туннель, уходящий под фундамент коттеджа.

– Вот гроб. – Ким указала рукой на его край, торчащий из стенки траншеи, которая в этом месте была несколько расширена.

– Какая удача, – сказал Эдвард. – Кажется, это изголовье гроба. И насчет глубины ты не ошиблась. Тут действительно около восьми футов, если не больше.

– Траншея такая глубокая только возле коттеджа, в поле она гораздо мельче, – пояснила Ким. – Ты не хочешь взглянуть на надгробие?

– Я хочу поближе подойти к гробу, – ответил Эдвард. Как только он достиг мелкого участка, то спрыгнул в траншею и пошел назад, все глубже и глубже погружаясь в землю.

Ким с беспокойством наблюдала за его действиями. Она, кажется, начала догадываться, что у него на уме.

– Ты не боишься, что куда-нибудь провалишься? – крикнула Ким нервно. Она видела, что стоило ей подойти поближе к краю траншеи, вниз начинали сыпаться кусочки земли и камни.

Эдвард не отвечал. Склонившись над поврежденной крышкой гроба, он внимательно ее изучал. Отколупнув от крышки немного земли, он помял ее пальцами.

– Это вдохновляет, – произнес он. – Здесь очень сухо и прохладно.

Он просунул пальцы в щель между передней стенкой гроба и его боковиной. Коротким резким движением оторвал от гроба его переднюю стенку.

– Боже мой! – пробормотала Ким.

– Принеси, пожалуйста, из машины фонарик, – попросил Эдвард. Он тем временем заглядывал во внутреннюю часть гроба.

Ким подчинилась, хотя в ней все восставало против происходящего. Она и раньше не хотела, чтобы тревожили останки Элизабет, теперь же сама мысль об этом приводила ее в ужас. Подойдя к краю траншеи, она бросила фонарик Эдварду.

Эдвард посветил в отверстие.

– Нам повезло, – заметил он. – В холодном сухом воздухе труп мумифицировался. Даже саван уцелел.

– Может, этого хватит? – взмолилась Ким. Но с равным успехом она могла обращаться к растущим поблизости деревьям. Эдвард не слушал ее. Она в страхе наблюдала, как он, отложив в сторону фонарь, просунул руки в отверстие гроба. – Эдвард! Что ты делаешь?!

– Я хочу немного приподнять тело, – объяснил он. Он ухватился за голову трупа и начал тянуть. Тело не сдвинулось с места. Тогда Эдвард уперся ногой в стенку траншеи и потянул сильнее. К их изумлению, голова отделилась от туловища, и Эдвард отлетел к противоположной стенке траншеи. Мгновение он сидел с головой Элизабет на коленях, на его собственную голову посыпались земля и щебень. Голова Элизабет была мумифицирована.

Ким ощутила слабость в ногах. Ей пришлось отвернуться, она была не в силах наблюдать эту сцену.

– Вот это да! – воскликнул Эдвард, поднимаясь на ноги. Он посмотрел на голову Элизабет. – Должно быть, когда ее вешали, у нее произошел перелом в шейном отделе позвоночника. Это удивительно, ведь в те времена техника повешения не предусматривала перелома, жертва умирала от удушья.

Эдвард положил на землю голову и приставил переднюю стенку гроба к боковинам, придав гробу первоначальный вид. Камнем он прибил стенку на место. Закончив с этим, он подобрал голову и пошел по траншее к тому месту, где можно было легко выбраться на поверхность.