Текст книги "Зеленые береты"

Когда наконец капитан Лок, постоянно сверявшийся с картами и компасом, поставил в известность капитана Нима, что мы находимся в четырех километрах от цели, я был готов отдать концы. Лок посоветовал Ниму держать деревню под наблюдением, что и было тут же сделано. Вперед было выслано отделение банаров, которые отправились в путь, на ходу жуя рис и сушеную рыбу. Все остальные повалились на землю, чтобы поспать несколько часов.

Лок потряс меня за плечо, прижав палец к губам. Было темно и зябко, остальные взводы тоже поднимались и собирались в дорогу. Все делалось молча, никто не издал ни звука. Я тоже нацепил свой вещевой мешок и взял карабин наизготовку. Светящийся циферблат наручных часов показывал час ночи. Если учесть, что мы могли пройти километр за час, то в деревне мы окажемся как раз перед рассветом.

Мы осторожно пробирались по джунглям, тускло освещенным серпом молодой луны. Дважды мы переходили вброд горные ручьи, двигаясь почти в кромешной тьме на ощупь, и мне уже начало казаться, что наша ночная прогулка никогда не кончится, когда наконец мы подошли к деревне. Отдавая приказы руками, капитан Лок направил два взвода – первый и третий – на окружение деревни, второй же должен был цепью пройти по деревне, отлавливая вьетконговцев и коммунистов. Когда все заняли назначенное место, все было готово к операции.

Ним и Лок совещались. Лок еще раз предупредил, чтобы никто из его сержантов не открывал огонь. Он подчеркнул, что, может, кто-нибудь из наиболее воинственных банаров пальнет пару раз по темным джунглям, ничего страшного в этом нет. Главное – тихо-мирно позволить вождю вывести своих людей из деревни.

Капитан Ним даже и не пытался скрыть своих чувств. Первый же грязный муа, который попытается открыть огонь, будет уложен на месте.

Когда же капитан Лок пригнул дуло автомата одного из вьетнамских сержантов к земле, капитан Ним презрительно глянул на него и отвернулся.

На небе разлились первые лучи восходящего солнца, джунгли начали просыпаться, наполняясь трелями птиц и гомоном диких обитателей, когда два банара-разведчика, которые разговаривали с вождем, отправились в безлюдную деревню.

Они подошли к большому дому на сваях. Один подсадил другого, и тот ловко залез в высокую дверь, а затем, несколько мгновений спустя, появился в проеме с длинным бревном. Он опустил его на землю, и второй банар тоже вошел в дом. Вскоре они снова появились на пороге. С ними сошел и старый, седоволосый вождь, зябко кутавшийся в черное одеяло.

В эти утренние часы было настолько прохладно, что я даже удивлялся, как они вообще могут обходиться таким легким одеянием. Вождь прошел с нашими солдатами на маленькую площадь. Старику, видимо, было холодно. Он обхватил себя руками и принялся ходить по площади, чтобы хоть немного согреться. Через несколько минут из дома вождя показались двое юношей, каждый сжимал в руке рог буйвола.

Вождь поднял лицо навстречу всплывшему над горизонтом солнцу и подал рукой знак своим домочадцам. Вся деревня в одно мгновение наполнилась визжащим блеянием звуков рога. И тут же из всех дверей повысовывались взъерошенные головы. Едва завидев вождя, жители деревни принялись спускать бревна и выходить на улицу. Один за другим люди стали собираться на площади.

Вождь о чем-то громко им объявил, неожиданно все разом повернулись в нашу сторону.

Двадцать или тридцать человек бросились врассыпную к своим домам.

Капитан Ним взял карабин наизготовку и через плечо бросил какие-то приказы, своим сержантам. Все тут же последовали его примеру.

– Не стреляйте по безоружным, – воскликнул Лок.

– Они найдут, чем вооружиться, – огрызнулся Ним. – Лучше перестрелять их всех на месте.

– Подожди, ди-ви, – умолял Лок. – Они все равно против солнца ничего не увидят.

Я видел, как мужчинам, бросившимся к своим домам, женщины передали винтовки. Они похватали оружие и быстро залегли, нацелившись на джунгли. Вождь что-то прокричал, явно приказывая своим воинственным соплеменникам, но вьетконговские сторонники, казалось, его не слышали.

Женщина в одном из домов закричала что-то в ответ, потом вытащила длинноствольное французское ружье и принялась палить в нашу сторону.

– Пока не стрелять, Ним! – взволнованно крикнул Лок.

Воодушевленные примером женщины, некоторые из залегших мужчин тоже присоединились к стрельбе.

Вождь кричал своим воинственным соплеменникам, приказывая прекратить напрасную пальбу. В то время как Лок изо всех сил пытался удержать капитана Нима от ответного огня. Общая ситуация была в нашу пользу. Мы окружили деревню и могли легко разоружить стрелков.

Но тут одна пуля просвистела так близко от уха капитана Нима, что тот едва не подпрыгнул от неожиданности и начал стрелять из карабина. К нему тотчас присоединились два сержанта, а потом и весь остальной взвод.

Началась настоящая перестрелка, и неожиданно стало ясно, что в деревне куда больше вооруженных людей, чем нам казалось сначала. Наши два посла пытались скрыться в джунглях, но их убили выстрелами в спину.

Ним со своими сержантами принялся забрасывать деревню гранатами, банары не сдавались и, казалось, собирались атаковать нас, когда два других наших взвода открыли огонь. Поняв, что они проиграли, коммунисты тут же скрылись в джунглях. Прочее население, которое хотело перебраться в Луа Вук, разбежалось. Трагическое зрелище ожидало нас в деревне. Восемнадцать кровавых трупов. Рядом с большинством из них валялись винтовки, но было и несколько трупов случайно попавших под пули и осколки, в том числе и тело старого вождя, который хотел только одного: жить в тишине и безопасности.

Крики, вопли и стоны доносились из многих домов. Ним отрядил солдат на разведку. Через двадцать минут на деревенской площади были собраны пятнадцать раненых детей в возрасте от двух до десяти лет.

Мы потеряли еще двух солдат, кроме тех, застреленных в спину, и семь раненых. Получив эти сведения, капитан Ним пришел к американскому советнику:

– Четыре мертвеца и семь раненых, – бросил он высокомерно. – Почему ты не разрешал мне стрелять сразу? Мы бы убили всех. Никто бы из нас не погиб.

– Если бы вы придержали огонь, никто бы не погиб. Мы бы выполнили нашу задачу и вернулись. Они вовсе не хотели сражаться серьезно.

Детские раны потрясли меня до глубины души. Большинство сильно обгорело, когда от взрывов загорелись дома. У одного мальчика вытек левый глаз. Почти у каждого ребенка были пулевые ранения, поразительно, что никто из них сейчас не плакал. Сержанты Бинни и Свенсон перевязывали малышей, пытаясь успокоить их. Через час после окончания боя мы выступили в обратный путь к Луа Вуку, неся с собой детей.

Нам пришлось часто останавливаться, чтобы Бинни мог сменить повязки и сделать уколы. У нас не было с собой средств для переливания крови, и одна малышка, раненная в позвоночник, умерла по дороге. Мы прибыли в Луа Вук с наступлением темноты, Манелли и неутомимый Бинни тут же забрали детей в госпиталь. Оба медика уверили Лока, что постараются помочь малышам пережить ночь.

– Надо будет непременно доставить ребятишек в Дананг, сэр, – заявил Бинни Локу. – Я не могу делать полостных операций. Им нужен настоящий медицинский уход, по крайней мере, уже завтра.

– Это же гражданское население, Бинни. Ты же знаешь эту вечную отговорку. Кстати, вы отправили эту женщину в Дананг на сампане?

Бинни угрюмо кивнул.

– Так точно, сэр. Лодка вернулась два часа назад. Она умерла по пути. Муж хоронит ее.

Бинни прошел и нагнулся над тихо скулившей малышкой:

– Сэр, ну разве нет никакого способа доставить этих детей в госпиталь Дананга.

Лок оглядел переполненную палату.

– Я что-нибудь придумаю, – сказал он решительно. – Постарайся сохранить детей живыми до утра.

– Слушаюсь, сэр.

Лок весь вечер провел в радиорубке и выбрался оттуда лишь поздно ночью. Капитан Ним дожидался его в столовой. Я невольно прислушался к их разговору.

– Когда дети выздоровеют, – бросил вьетнамский капитан, – может, моя жена, может, друзья заберут их в наш дом.

Лок хмуро глянул на вьетнамского капитана:

– Благодарю, капитан Ним. Однако наши спецподразделения в Дананге субсидируют сиротский дом, и дети, скорее всего, поступят туда.

– Им лучше жить в семье. Может, неделя, две недели, они поправятся. У меня есть друг во вьетнамской эскадрилье, может, он пришлет за ними вертолет. Моя жена, мои друзья встретят детей, возьмут их домой.

– Почему же этот друг не помог эвакуировать женщину, которая умерла?

– Не так-то это просто.

– А почему этот друг не может прислать вертолет завтра и переправить детей в госпиталь в Дананге? Ведь они могут здесь умереть.

– Никаких перевозок гражданских. Все не так-то просто. Нужно заранее все подготовить.

– О'кей, Ним, посмотрим, что можно сделать.

Ним коротко кивнул, поднялся и вышел. Капитан Лок повернулся ко мне.

– Ты знаешь, к чему он клонит? – возмущенно поинтересовался капитан, не дожидаясь, когда дверь за Нимом захлопнется. – Мало того, что он провалил миссию, не придержал вовремя огонь, так теперь он еще хочет заполучить малышей в качестве рабов. – И Лок тяжело вздохнул. – Проклятая война. Слава Богу, хоть этих детишек не будет в лагере завтра.

– Как тебе удалось? – изумился я.

– Плевое дело. Я сообщил по радио о том, что захвачено четырнадцать раненых вьетконговских пленных и их надо немедленно эвакуировать.

Он заметил мою вопросительно приподнятую бровь:

– А что тебя удивляет? Они же раненые, и уж точно из семей сторонников Вьетконга. Поскольку им некуда деваться, я уверен, что их можно назвать военнопленными.

– А разве самолет не будет сопровождать вертолет с офицером из вьетнамской разведки? – удивленно спросил я. – Кстати, технически говоря, это же миссия для вьетнамских вертолетчиков.

– Ошибаешься, прилетят наши, – сказал Лок с хитрой ноткой в голосе. – Я сообщил, что обстрелы со стороны вьетконговских партизан участились, и наше командование передало это вьетнамцам, и как-то вот у них разом не оказалось ни одного свободного вертолета, – заговорщицким тоном сообщил Лок, – ну они и попросили наших вывезти пленных. Хотя могу поспорить, вьетнамские контрразведчики обязательно будут встречать вертолеты в Дананге. – Лок от души расхохотался. – Я бы хотел посмотреть, как у них вытянутся морды!

– А что произойдет с детьми? Надеюсь, кто-нибудь встретит их там?

– Я все объяснил полковнику Тексу, он примет меры.

Ранним утром мы уже стояли наготове на посадочной площадке, когда услышали далекое пыхтение тяжелых грузовых вертолетов где-то над горами. Вскоре они показались совсем рядом, и капитан Лок взорвал дымовую шашку. Завидя сигнал, машины пошли на снижение и через несколько секунд сели. Два других боевых вертолета, обеспечивавших безопасность перелета кругами носились в воздухе, готовые в любую минуту открыть огонь при первом же выстреле со стороны вьетконговцев.

Солдаты вынесли детей на носилках, медики приготовили все необходимое для тяжелого полета, и несколько женщин-банарок, которые и ночью ухаживали за детьми, тоже были здесь.

Капитан Ним со своими помощниками с любопытством следил за этими приготовлениями, потом Ним спросил Лока:

– Что это все значит?

Лок, склонившись над одним из детей, выпрямился, и, глядя сверху вниз на коротконогого вьетнамца, четко произнес:

– Я волнуюсь за их судьбу и потому вызвал вертолеты, чтобы отправить их в госпиталь в Дананге.

– Но ведь запрещено перевозить гражданских на военной технике, – запротестовал Ним.

– Через десять минут детей здесь не будет, капитан.

– Но я вынужден сказать "нет". Это неподчинение приказам вьетнамской армии.

Боясь сорваться, Лок отошел от капитана, внимательно осматривая детей, лежавших на носилках. Однако Ним не отставал от него, буквально наступая на пятки. Наконец Лок не выдержал и обернулся к вьетнамскому капитану:

– Ним, наши народы по-разному понимают понятие справедливости, как я вижу. Пять месяцев я старался терпеть, но у меня трое своих ребятишек, и, чтобы ты знал, американцы любят детей. И мне просто тошно оттого, что приходится идти на разные уловки, чтобы спасти этих малышей. – Он жестом обвел четырнадцать носилок, возле которых хлопотали все свободные от дежурства американцы. – И нам не только приходится спасать их здесь, не давая им умереть от недостатка медицинского обслуживания, но еще и заботиться, как уберечь этих сирот от унылого существования в качестве кухонных рабов.

Ним был настолько потрясен гневом Лока, что даже невольно попятился.

– Ты – всего лишь американец, – выпалил он зло. – Ты не понимаешь обычаев и законов Вьетнама.

Лок ничего не ответил. Лопасти приземлившихся вертолетов перестали вращаться, солдаты принялись заносить носилки внутрь. Ним зычным голосом отдал приказ, солдаты остановились и опустили носилки на землю.

Лок тотчас же среагировал, махнув мне, он подбежал к ближайшим носилкам и взялся за один конец. Я подхватил другой, и мы торопливо бросились к ближайшему вертолету. И тут же все остальные американцы последовали нашему примеру. Из вертолета показался офицер и с удивлением проследил, как мы с Локом передали носилки стрелку и бортинженеру. Те осторожно занесли их в багажное отделение.

– Капитан Лок? Капитан Старрет, – представился пилот. – Мне поручено забрать четырнадцать военнопленных и доставить в Дананг для допроса.

– Мы грузим военнопленных, капитан. Большинство из них еще не слишком хорошо умеют разговаривать, так что военной разведке придется туго.

Капитан Старрет оглядел детей.

– Вы уверены, капитан, что необходимо везти этих детей? Это же против приказа, запрещающего эвакуировать гражданских.

– Мне эти приказы известны даже лучше, чем вам, Старрет, – ответил Лок. – Однако это самые настоящие военнопленные вьетконговской деревни, которая открыла огонь по нашим взводам.

Старрет, застыв в нерешительности, следил за тем, как детей грузят в вертолеты.

– Может быть, – наконец нехотя согласился он, – но я замечу, что это чертовски произвольная трактовка приказа, который я получил.

– Если им не предоставить немедленной медицинской помощи, они все погибнут, – подчеркнул Лок. – К тому же в своем донесении я отметил, что после предварительного допроса у меня сложилось мнение, что каждый из этих военнопленных Вьетконга – при соответствующем воспитании – способен полностью выйти из-под влияния коммунистической пропаганды.

Старрет расхохотался.

– Черт побери, ну вы, зеленые береты, всегда докопаетесь до самых основ. – Внезапно он поморщился. – Дьявол, на аэродроме наверняка будет целая делегация вьетнамских контрразведчиков. Это будет для них шоком. Бот уж они разозлятся!

– Меня это и самого расстраивает, Старрет, – весело заметил Лок.

Старрет наблюдал, как, несмотря на вмешательство Нима, американцы погрузили наконец последние носилки.

– А это что за обезьяна?

– Да это мой напарник, командир местного гарнизона, капитан Ним. Он страсть как не хочет расставаться с пленными. Утверждает, будто я прибегаю к каким-то там нехорошим уловкам.

– Он не последний, кто заявит подобное, – подтвердил Старрет с улыбкой. – Рад помочь тебе. Удачи, капитан!

– Спасибо, Старрет.

Лок велел мне забираться в вертолет.

– Надеюсь, ты поможешь там, если вдруг поднимется большая буча.

Я кивнул, обменялся с капитаном Локом крепким рукопожатием и запрыгнул на борт. Дети лежали молча, никто даже не плакал: кто спал, а кто и просто смотрел в потолок ничего не видящими глазами.

Уже когда лопасти раскрутились и вертолет готов был подняться, в полуоткрытый люк снова сунулась взъерошенная голова капитана Лока.

– Проследи там, чтобы первым до детишек добрался полковник Текс, – прокричал он сквозь грохот ревущего мотора.

– Не волнуйся, – проорал я в ответ. – И спасибо за гостеприимство.

Часом позже мы приземлились на аэродроме в Дананге. Нас поджидали две машины "скорой помощи", два грузовика, парочка джипов с вьетнамскими опознавательными знаками. Я был рад увидеть, что нас встречает сам полковник Текс с группой солдат из спецподразделения. Я спрыгнул на землю и с облегчением пожал ему руку. Тут я заметил группу вьетнамских офицеров в сопровождении охраны, которая быстро приближалась к нам. Я показал на них полковнику, и тот принялся торопливо распоряжаться. Перед глазами изумленных вьетнамских контрразведчиков появились носилки с ранеными детьми.

Вьетнамский майор заглянул внутрь первого вертолета, что-то бросил своему помощнику, быстрыми нервными шагами прошел ко второму. Он был просто взбешен, когда приблизился к нам с полковником Тексом. Выпускник нескольких американских школ, он в совершенстве владел английским.

– Что все это значит, полковник? Где же вьетконговские военнопленные, ради которых мы прибыли?

– Это и есть вьетконговцы, – ответил полковник невозмутимо и показал на детей.

– Этого не может быть! – взорвался майор-коротышка. – Это же всего лишь дети.

Верзила-полковник бросил на него снисходительный взгляд:

– Вы абсолютно правы, четырнадцать детей.

– Значит, американцы в Луа Вуке обманули нас, – зловеще произнес майор. – Они решили нарушить приказ по армии. Я доложу генералу. Если надо, донесу вплоть до Сайгона. Нужно немедленно отозвать американца, который все это затеял.

– На каком основании, майор?

– Донесение гласило, что четырнадцать раненых вьетконговцев нуждаются в эвакуации. Вместо этого мы получаем кучу сопливых выродков муа.

Краем глаза полковник Текс отметил, что грузовики уже загружены и готовы к отбытию.

– Майор, – сказал он решительно. – Вы согласитесь с тем, что эти четырнадцать детей были захвачены в плен на территории, которую контролирует Вьетконг?

– Конечно, полковник.

– Можно сказать, что они вьетконговцы.

– Без всякого сомнения, но, полковник...

– Они военнопленные, они раненые, – перебил его полковник. – Что же касается меня, то капитан спецподразделения в Луа Вуке доложил истинную правду. Четырнадцать раненых военнопленных вьетконговцев.

– Но это же дети... – воскликнул майор в негодовании.

– Майор, – медленно и с расстановкой произнес полковник Текс, – если у вас имеются какие-то особые соображения по поводу того, каких раненых военнопленных нужно эвакуировать, то почему же вы не вылетели сегодня в Луа Вук и не решили все там на месте?

Я не сумел сдержать ухмылки при виде бешенства, которое охватило майора.

– Может быть, у вас есть какое-то объяснение тому, почему ни один контрразведчик не отправился сопровождать вертолеты в Луа Вук, – невозмутимо продолжал полковник. – Я понимаю, что последние дни там не слишком безопасно из-за активности вьетконговцев, но разве такие пустяки способны помешать доблестному контрразведчику исполнять свой долг?

В ярости коротышка-майор отсалютовал и бросился прочь. Вся его команда погрузилась в джипы, и они понеслись по аэродрому, тарахтя на стыках бетонных плит. Полковник Текс с усмешкой проводил их взглядом.

– Давай уйдем куда-нибудь в тень, – предложил он. – Мне хочется услышать все подробности. А потом мы навестим доктора Фрэнсиса. Наш отдел по гражданским делам предоставил ему субсидии для расширения детского приюта.

В темном прохладном ангаре за банкой ледяной кока-колы я поинтересовался, не пострадает ли кто-нибудь из американцев из-за этого происшествия. На этот раз полковник был менее сдержан. Он мне объяснил: когда спецподразделения намеренно игнорируют приказы вьетнамской армии, это может плохо кончиться. Полетят кое-чьи головы, нас всех тут посмещают от генералов до сержантов. Народ так и ждет, чтобы только взять все эти наши подразделения и вышвырнуть нас из страны.

– К счастью, мне кажется, что на этот раз все обойдется. Вьетнамская контрразведка боится только одного, кроме физической опасности, это потерять лицо.

Полковник Текс поднялся и потянулся.

– Ладно, давай заглянем в госпиталь, посмотрим, как там дела у доктора Фрэнсиса. Он пообещал пристроить наших пленных вьетконговцев на ближайшие десять лет, по крайней мере.

Нескромный мистер Помфрет

Не знаю, что бы мы делали без маленьких, юрких высокоманевренных вертолетиков, которые стрекозами носились в небе Вьетнама над джунглями, перевозя раненых и припасы. Больше сотни американцев были спасены этими крохотными неутомимыми тружениками войны. Не менее дюжины офицеров просили меня передать привет мистеру Помфрету, который служил хозяйственником в самой северной точке базирования американских войск. Все они в один голос говорили, что каждый из них с удовольствием отправился бы в экспедиционный корпус, пока в нем работает мистер Помфрет на своем маленьком легком вертолетике.

Когда я встретил Помфрета в комнате отдыха для летчиков, я ожидал увидеть человека из легенды. Примерно с таким же ощущением я познакомился с первым в моей жизни зеленым беретом. Лишь какое-то время спустя начинаешь понимать, что в нем не девять футов роста и он не силен как бык. Просто он учился немного лучше других рядовых солдат и оказался храбрецом. Так же и мистер Помфрет, он всего лишь знал свою машину; гораздо лучше других и был очень храбрым человеком.

Худощавый, с большими блестящими глазами и густыми светлыми волосами цвета ржаной соломы, он выглядел лет на сорок, хотя на самом деле ему было гораздо меньше. Его лицо старили глубокие морщины, залегшие в уголках глаз и рта, поскольку, летая над джунглями, ему все время приходилось с напряжением всматриваться в густую лесную поросль. Рядом с ним сидел рыжий лейтенант. Я представился и назвал несколько имен друзей, которых мистер Помфрет с риском для жизни вытащил из опасных передряг.

– Итальянчик Пасселли? – с удовлетворением вспомнил Помфрет. – Ну и как поживает этот прохвост? Кишки в порядке?

– Лучше прежнего, – откликнулся я. – Он просил передать, что вернется как можно быстрее.

– Пасселли. – Помфрет покачал головой. – Сукин он сын. Вьетконговская пуля угодила ему прямо в живот, – объяснил Помфрет молоденькому лейтенанту, смотревшему на него с нескрываемым обожанием. – Чертова пуля угодила в пряжку, вспорола брюхо. И как ты думаешь, что делает этот мерзавец? Хватает радио и вызывает помощь медиков для себя и трех раненых вьетнамцев. Придерживая кишки рукой, он заставляет этих вьетнашек расчистить посадочную площадку, устраивает для меня дымовой сигнал, помогает вьетнашкам первыми подняться на борт, забирается сам и теряет сознание. Когда же я неделю спустя пришел к нему в госпиталь, он умудрился стащить свою одежду и хотел, чтобы я тайком прихватил его в часть.

– В этом весь Пасселли, – согласился я.

И тут мне самому пришлось убедиться в правоте сплетен, что скромность не относится к недостаткам мистера Помфрета.

– Это самые лучшие парни, которых мне когда-либо приходилось знать, – сказал мистер Помфрет. – Не знаю, что бы с ними со всеми сталось, не будь меня. Нет такого сукина сына, которому я мог бы доверить отправиться в самое пекло. – Он полуобернулся к лейтенанту. – Не считая вас, конечно, сэр.

Лейтенант, которого Помфрет представил как лейтенанта Николса, так и просиял от похвалы.

– Этот лейтенант, пожалуй, единственный из всех здешних вертолетчиков, в котором я уверен настолько, что теперь мог бы спокойно вернуться домой в Штаты и безмятежно спать по ночам. Два года я торчу здесь из опасения, что найдется какой-нибудь трус, который не рискнет спасать других. Но теперь... – и он улыбнулся Николсу, – моя старушка будет вам весьма благодарна, сэр.

Звякнул телефон в углу, и авиационный капитан поднял трубку. Помфрет немедленно вскочил, глядя, как капитан наносит координаты, которые ему диктовали. Затем он громко в трубку произнес:

– Майор Салливен, я не могу приказывать пилотам. Облачный потолок слишком быстро падает, и уже почти семнадцать ноль-ноль. Военно-морская авиация не согласится выслать грузовой вертолет даже при боевом сопровождении... – Голос капитана оборвался и с коротким "да, сэр, он здесь" передал трубку Помфрету.

Тот пару минут выслушивал и потом тихо повторил:

– Сегодня это единственный шанс выбраться оттуда, – потом: – О'кей, я попробую, сэр, – и после паузы: – Извините, сэр, я не могу вас дожидаться. Я буду в воздухе через пять минут.

– Лейтенант Николе, – сказал Помфрет, вешая трубку, – вы хотите лететь со мной в Кхамдон? Ранило капитана. В грудь. Медик считает, у капитана есть шанс выжить, если он попадет в операционную в ближайшие два часа.

– Летим!

– Я не могу послать с вами боевые вертолеты, – прервал капитан. – Сейчас в этих горах слишком опасно. Стоит ошибиться, избрать неверную долину – и пиши пропало.

– Сэр, я знаю здесь каждую долину, каждую тропку вплоть до Лаоса. Мы с лейтенантом Николсом старые асы. И зачем нам боевые вертолеты? – излишний риск. Только привлекать внимание.

– А мне с вами можно? – спросил я.

Мистер Помфрет окинул меня испытующим взглядом и дружески улыбнулся.

– Нет проблем. Чем больше компания, тем веселее.

Когда вертолет стал подниматься в воздух, я взглянул на часы и с удивлением обнаружил, что действительно прошло всего пять минут, с тех пор как мы кончили разговаривать с майором Салливеном. Устроившись поудобней на длинном заднем сиденье, я натянул шлемофон, чтобы слушать радиопереговоры. Помфрет и Николс еще при взлете натянули на себя бронежилеты, теперь их примеру последовал и я.

– О'кей, лейтенант, бери управление на себя, – сказал Помфрет по интеркому. – Я буду наблюдать.

Солнце садилось, и низкие свинцового цвета тучи казались зловещими в оранжевых лучах уходящего дня. У меня было такое впечатление, словно вертолет направляется прямо в склон горы.

– Лейтенант, следуй за рекой. А когда она отвернет к северу, там нужная нам долина.

– Понял.

В горах облака были низкими, настолько низкими, что мы летели, словно в тумане. Видимость была очень плохой. Два стрелка, сидевшие за пулеметами, навряд ли смогли бы подавить огонь с земли, начни вьетконговцы палить по нас.

Наш вертолет пролетел одну долину, затем другую, поворачивая влево, вправо, словно мы ехали на автомобиле, следуя всем зигзагам дороги. Облака все больше и больше прижимали нас к земле. Через сорок пять минут после вылета из Дананга Николе объявил, что вот-вот должна показаться посадочная площадка, если только в координаты не вкралась ошибка. Десять минут спустя Помфрет воскликнул:

– Вот она, лейтенант. Ну площадочка! Похоже, они вырыли ее прямо в склоне холма.

По радио раздался голос:

– Медик, медик, это зимородок, как слышите?

Пока Помфрет вел переговоры, Николе посадил вертолет. Стрелки не отрывались от пулеметов, готовые в любую минуту открыть огонь. Мне посадочная площадка показалась просто невероятно неудобной: с наклоном градусов в двадцать пять. Я, затаив дыхание, наблюдал за тем, как снижается вертолет, не представляя, каким образом Николе или Помфрет собираются приземляться. А затем в довершение ко всему по корпусу защелкали пули.

– Не обращайте на них внимания, сэр, – хладнокровно заметил Помфрет.

Раздался еще один щелчок, и над головой одного из стрелков появилась круглая дырочка. Стрелки тут же открыли огонь, но шум пулеметов перекрывался грохотом двигателей. Лейтенант Николе держал вертолет на весу, касаясь земли лишь концами лыж. Внезапно появились солдаты, бегом таща носилки с привязанным к ним капитаном. Стрелки втащили носилки внутрь и, перезарядив пулеметы, возобновили огонь.

Вместо того чтобы взмыть вверх, вертолет полетел в сторону, прямо над макушками деревьев, прочь от вьетконговских позиций. Затем мы медленно поднялись, пока не утонули в облачной вате, и Николе на полной скорости погнал машину прочь из долины.

Мы выбрались из горного лабиринта через сорок минут и по реке добрались до огней Динанга как раз с наступлением темноты.

Помфрет откинулся на спинку кресла, я почти расслышал, как он тяжело выдохнул и произнес слова, которые в его устах служили высочайшей похвалой:

– Да, сэр лейтенант, пожалуй, я готов отправиться домой, как только они напишут приказ.

* * *

Позже в Дананге я узнал новость, что капитану Тому Харви присвоили звание майора. И что говорить, больше всего мы в армии любим обмывать звания, тем более что они, как правило, запаздывают.

Том возглавил группу, которая занималась наблюдением за лаосской границей. Я уже несколько месяцев подряд обещал, что приеду к нему в гости побродить с патрулем по горам. Вечеринка на границе была достаточно веским предлогом, я запасся хорошим Бурбоном и попросил отвезти меня в лагерь майора Харви Квандук.

Вместе со мной в лагерь отправился один капитан австралийских войск, перенимавший здесь опыт военных советников. Он сообщил мне, что планируется поход на север вдоль границы с единственной целью: найти новое место для лагеря спецподразделения. И Яну Фрисби предстояло провести там несколько месяцев. В скором будущем, уверил меня этот энтузиаст плаща и кинжала, американцы преспокойно смогут доверить австралийцам подобную работу в Юго-Восточной Азии.

Меня и Фрисби с вещмешками за плечами высадили вблизи лагеря майора Харви. К нам тут же подкатил небольшой грузовичок, и из него выбрался сержант Милт Рэскин – главный медик лагеря. С ним была охрана из восьми человек, ощетинившаяся дулами автоматов во все стороны. Мы забросили наши вещмешки в кузов и забрались в кабину.

Майор Харви встретил нас у входа в командный бункер. Пожимая руку, я заметил, что он все еще носит капитанские нашивки. Тут же откуда-то возник вьетнамский лейтенант, словно вырос из-под земли.

– Ди-ви, командир лагеря просит вас к себе.

– Что за ди-ви? – встрял я. – Это майор...

Харви энергично затряс головой и предостерегающе прижал палец к губам. Затем, отведя нас с Фрисби в сторонку, он деликатно предупредил:

– Мой напарник, капитан Линг, не знает, что меня повысили в звании. Мы так хорошо сработались с ним. Два товарища ди-ви, мне бы просто не хотелось менять порядок вещей.

– Пропала вечеринка, – вздохнул я с разочарованием. – А я, дурак, приволок два галлона отличного виски.

Харви ухмыльнулся:

– Ну, это мы уговорим в два счета. Мы выступаем послезавтра, так что сегодня мы запросто можем прикончить парочку бутылок. Капитан Линг обожает Бурбон еще со времен учебы в Штатах.

– Не хочешь же ты сказать, что Бог послал тебе отличного командира-вьетнамца.

– Новый полковник отдела кадров во вьетнамской армии, – заверил меня Харви, – лучшее приобретение этой войны. Он воюет тут у нас не покладая рук, раздавая пинки направо и налево. Это он откопал для меня Линга. И скажу вам этот жеребец просто настоящий тигр.

Харви опытным взглядом проинспектировал все выпуклости моего вещмешка:

– Ну что, может, прямо сейчас приступим? – поинтересовался он, потирая руки.

На второй день похода мы нарвались на неприятность. Мы вчетвером: Харви, Рэскин, Фрисби и я – продвигались между двумя взводами, которые составляли основную силу патруля. Лейтенант Донг возглавлял колонну, когда мы напоролись на засаду. Недолго думая, он сразу же перешел в атаку и сумел отбросить вьетконговцев.