Текст книги "Искусственный интеллект и экономика. Работа, богатство и благополучие в эпоху мыслящих машин"

То, что произойдет в дальнейшем с процентными ставками, станет одним из наиболее важных факторов, влияющих на поведение различных активов и, следовательно, на доходность инвестиций в грядущую эпоху роботов. Вещи, о которых мне придется сейчас говорить, нельзя рассматривать в качестве советов по инвестициям, и вообще они не предназначены для каких-либо рекомендаций. Да и как бы я мог позволить себе такую безответственность?

Тем не менее читатели вправе интересоваться тем, каких результатов можно ожидать от различных типов активов в среднем и в совокупности. Более того, эти результаты могут иметь некоторое макроэкономическое влияние. Итак, давайте рассмотрим, что может случиться с разными типами активов.

Если по причинам, указанным выше, реальные процентные ставки окажутся низкими, то это окажет крайне негативное влияние практически на все категории инвестиций, поддерживая, с одной стороны, стоимость активов, но с другой стороны – продлевая эру низких норм прибыли. Однако опять-таки по причинам, указанным выше, я подозреваю, что этого не произойдет и что реальные процентные ставки вернутся примерно к тому уровню, который считался нормальным до 2007–2009 гг. Что можно сказать о поведении различных активов в этом благоприятном случае?

То, что происходит с облигациями, будет в значительной степени зависеть от уровня реальных процентных ставок как в настоящем, так и в будущем, а также от ожидаемого уровня инфляции. Как указывалось выше, я не вижу серьезных причин полагать, будто широкое использование роботов и искусственного интеллекта будет подталкивать средний уровень инфляции в том или ином направлении, и у нас нет никаких причин рассчитывать, что финансовые рынки могут на это надеяться. Скорее всего, миру следует ждать возврата к чему-то вроде «нормальных» реальных процентных ставок, а может быть, и к более высоким показателям. Соответственно, можно ожидать и возврата к нормальной доходности по облигациям или, возможно, даже к более высокой. С сегодняшней позиции это подразумевает значительные потери капитала для держателей облигаций.

Вместе с тем рост акций, вероятно, столкнется со значительным противодействием. С одной стороны, депрессивное влияние на них будут оказывать те же события, которые приведут, как описано выше, к повышению процентных ставок по облигациям. С другой стороны, если я прав в своем предположении, что экономический рост в эпоху роботов окажется значительным, то возникнет эффект ускорения темпов роста прибыли. Более того, даже и без ускорения экономического роста существует описанная выше реальная возможность для значительного сдвига в распределении доходов от заработной платы в сторону прибыли.

Имейте в виду, что в области вложений в акционерный капитал микроэкономические эффекты будут преобладать над макроэкономическими. Некоторые сектора (а внутри отдельных секторов – некоторые компании) получат от новой революции весьма значительную прибыль, в то время как другие не выиграют вообще или серьезно проиграют, вплоть до полного исчезновения. Революция, движимая развитием роботов и искусственного интеллекта, изменит как структуру производства, так и сами вещи, которые мы производим. Но эти формулировки не должны вводить вас в заблуждение. «Производить» – здесь не совсем правильное слово, и какой бы мы ни подобрали вместо него глагол, производимые (создаваемые и т. п.) объекты, скорее всего, окажутся скорее «не-вещами», чем привычными вещами.

Инвестиции будут действовать в экономике по-разному в зависимости от того, как базовые активы и управление ими решают задачи и используют дополнительные возможности, предоставляемые развитием роботов и искусственного интеллекта. Забегая вперед (основной обзор этих тем содержится в главах с четвертой по шестую), я вижу четыре области, в которых инвестиции переживут настоящий бум – это здравоохранение, досуг, личное развитие и уход за пожилыми людьми.

Аналогичные соображения справедливы и в мире частной собственности. Цены на жилую недвижимость также находятся под влиянием нескольких противостоящих сил. В частности, любое повышение реальных процентных ставок вызовет тенденцию к снижению цен в жилом секторе, в то время как более высокие доходы создадут условия, способствующие их увеличению.

То же самое можно сказать и о коммерческой недвижимости. Однако и здесь решающую роль, вероятно, будут играть микроэкономические факторы. Кроме того, на коммерческую недвижимость могут существенно воздействовать и негативные макроэкономические процессы. Если количество времени, проводимого людьми на работе, значительно сократится из-за того, что люди предпочтут (или вынуждены будут) иметь больше свободного времени (о чем я расскажу в следующей главе), то это, несомненно, укрепит силы, которые в последнее время снижали спрос на коммерческие и офисные помещения. В течение последних десятилетий, без какого-либо влияния со стороны искусственного интеллекта или при очень незначительном воздействии, долгосрочная тенденция спроса на коммерческое пространство стала нисходящей. С 1980 г. реальная арендная плата за офисы в Великобритании упала на 20 %. Кроме того, расширение сферы функционирования беспилотных транспортных средств может иметь огромные последствия для стоимости коммерческой недвижимости, о чем я подробно расскажу в пятой главе.

Приведенный выше пример вероятного состояния макроэкономики в эпоху роботов приводит нас к некоторым выводам, которые для многих читателей покажутся неожиданными.

• Невозможно привести убедительные доводы в пользу того, что экономика искусственного интеллекта окажется веком безработицы. Совокупный спрос вовсе не обязательно должен пережить серьезное падение; наоборот, есть веские аргументы в пользу того, что он может сохраняться на высоком уровне неопределенно долгое время.

• Если совокупный спрос все-таки снизится, мы должны ожидать, что в эти процессы вмешается макроэкономическая политика – включая ослабление налогово-бюджетной политики и введение низких процентных ставок – ради поддержания спроса и сохранения уровня занятости. По крайней мере, на каком-то этапе эти меры окажут немалое влияние.

• Нет убедительных причин ожидать и того, что эпоха роботов станет эпохой низкой инфляции. Однако следует признать, что по мере того, как влияние роботов и искусственный интеллект на экономику будет расти, это вызовет серию дезинфляционных потрясений, подобных тем, что произошли в 1990-х гг. благодаря глобализации и экономическому подъему Китая. Более того, это влияние вполне способно помочь глобальной экономике поддерживать более высокий уровень спроса и занятости, не вызывая ускорения инфляции.

• Темпы экономического роста, вероятно, еще поднимутся по мере роста производительности именно благодаря влиянию роботов и искусственного интеллекта. Со временем это потенциально приведет к исключительному подъему уровня жизни.

• Несмотря на введение правительствами тех или иных временных мер по снижению процентных ставок – для противодействия слабому совокупному спросу – реальные процентные ставки, скорее всего, вырастут и вернутся к уровню, существовавшему до глобального финансового кризиса, или станут еще выше. То, что произойдет с номинальными процентными ставками в будущем, зависит от режима инфляции, который станет преобладать в эпоху роботов, учитывая, что нет никаких убедительных доводов в пользу того, чтобы верить одному сценарию изменения уровня инфляции, а не другому.

• Более высокие реальные процентные ставки могут оказать негативное влияние на стоимость всех активов. За исключением облигаций для большинства активов, особенно акций, это воздействие может быть компенсировано эффектами сильного экономического роста. Тем не менее преобладать будут именно микроэффекты и некоторые акции будут падать, в то время как другие взлетят до потолка.

Перечисленные выводы имеют драматическое звучание. Однако следует кое-что отметить. На данном этапе упомянутые явления можно рассматривать как временные. Дело в том, что пока в наших рассуждениях чего-то недостает и это что-то может на самом деле оказать глубокое влияние на экономические вопросы, обсуждаемые в данной главе, как и на сделанные из нее выводы. По сути, распространение роботов и развитие искусственного интеллекта значительно увеличат наш производственный потенциал. Другой вопрос – что мы станем делать с этим потенциалом?

Большая часть дискуссий в литературе, посвященной искусственному интеллекту, сосредоточена на перспективах «принудительного» досуга, возникающего в результате технологической безработицы или безработицы, связанной с дефицитом спроса. В этой главе я прихожу к выводу, что оба эти сценария маловероятны. Но как насчет того, что захотят выбрать люди? Я считаю, что в любом случае именно они будут решать, сколько им работать. С одной стороны, они захотят работать так же много, как и раньше (то есть сейчас), хотя спектр занятости может при этом и поменяться. В этом случае они будут иметь более высокие доходы и станут тратить их на различные товары и услуги.

С другой стороны, люди могут решить работать настолько (или намного) меньше, что общий объем производства и доходы вообще не увеличатся. В этом случае революция, производимая искусственным интеллектом и роботами, проявится не в нарастании объемов ВВП, а скорее в расширении человеческого досуга. В этом случае при рассмотрении сферы занятости пессимисты могли бы заявить, что их прогнозы оказались верны, поскольку безработица формально вырастет. На самом деле это было бы поражением для любителей описывать все в черном цвете, потому что рост безработицы или неполной занятости был бы добровольным и принес благо человечеству. Тем не менее последствия для экономики при таком раскладе будут совершенно другими, чем в ситуации, когда люди продолжат работать как и раньше.

Между этими двумя крайностями существует бесчисленное множество возможных исходов. Так где же во всем этом пространстве находится наше будущее?

Часть II
Работа, досуг и доходы

Глава 4
Работа, отдых и развлечения

«Работа спасает человека от трех великих зол: скуки, порока и нужды».

Вольтер[117]117
  См. Voltaire (1759) Candide. Reprinted in 1991, USA: Dover Publications.


[Закрыть]

«Выберите работу, которая вам нравится, и вам не придется в жизни работать ни дня».

Аноним[118]118
  Процитировано в Pistono, F. (2012) Robots will steal your job but that's ok: How to survive the economic collapse and be happy, USA: Createspace, p. 106.


[Закрыть]

Большая часть технической литературы о нашем будущем, в котором повсюду доминирует искусственный интеллект, изображает эпоху, где люди превратились в беспомощных жертв неумолимого технологического прогресса. Даже значительная часть экономических трудов (чьи авторы, по идее, должны быть компетентны в этих вопросах) рисует очень похожую картину. Рабочие места для людей в этом антиутопическом будущем исчезают, и человеческая раса оказывается выброшенной на свалку по вине бездушных машин. Люди фактически ничего не могут с этим поделать, как с любой другой превосходящий их силой.

Но сейчас вы должны понять, что все это не имеет отношения к моим представлениям о будущем. По крайней мере до тех пор, пока «сингулярность» не возьмет верх (и еще не факт, что это когда-нибудь случится), – я не верю ни во что подобное. (В этой книге мы обсудим вопрос о сингулярности в эпилоге.) Надеюсь, я достаточно убедил вас в том, что в новом мире, управляемом роботами и искусственным интеллектом, не существует макроэкономических причин, из-за которых те, кто действительно хочет работать, не смогут этого делать.

Конечно, переход к новой эпохе неизбежно будет болезненным. Кто-то останется на обочине прогресса, не сумев переквалифицироваться и найти работу; у кого-то будут проблемы с уровнем доходов от текущей или будущей работы (я рассмотрю все эти вопросы в шестой главе). Разумеется, перспектива отдельных лиц или целых сообществ отстать от всеобщего развития, а также проблемы, связанные с серьезными изменениями в распределении доходов, поставят важные стратегические вопросы перед государственной политикой (к этим вопросам мы обратимся в третьей части). Тем не менее даже худшие из возможных сценариев не похожи на будущее с одной только безработицей и нищетой, о котором твердят ультрапессимисты.

Суть моего видения будущего, вытекающая из предыдущей главы, заключается в том, что число работающих людей в эпоху искусственного интеллекта и роботов не станет определяться теми или иными форс-мажорными обстоятельствами. Скорее, все будет зависеть от личного выбора. Сами люди и общество в целом смогут (и почувствуют потребность в этом) выбрать правильный баланс между работой, отдыхом и развлечением. Под «правильным» я подразумеваю тот баланс, который больше всего подходит именно нам, людям.

Так что же лучше всего подойдет нам? Это спорный вопрос, на который невозможно дать однозначный ответ. Некоторые из действующих сейчас экономических и социальных факторов говорят в пользу того, что люди предпочтут работать так же много, как и сейчас. Другие соображения указывают на то, что увеличению доходов многие предпочтут увеличение отдыха и досуга. Позже я рассмотрю оба варианта.

Если в будущем люди действительно решат проводить меньше времени на работе и больше времени уделять досугу и хобби, то возникнут еще два принципиально важных вопроса.

• Когда именно им потребуется больше досуга в течение трудовой жизни (и с учетом того или иного рабочего расписания)?

• Чем они захотят заниматься в дополнительное свободное время?

Второй из приведенных вопросов – не просто праздное любопытство автора. Если люди не смогут провести это время с пользой для себя, они с меньшей вероятностью предпочтут отдых работе. Кроме того, их выбор в этом вопросе может сильно повлиять на структуру занятости.

Лишь найдя правильный ответ на эти ключевые вопросы, мы сможем подойти к решению общей проблемы, обозначенной в конце предыдущей главы, а именно: к чему приведет увеличение производственной мощности за счет внедрения роботов и искусственного интеллекта? К повышению производительности труда или к удлинению досуга?

Чтобы разобраться во всем этом хитросплетении обстоятельств, нам необходимо углубиться в историю отношения человечества к труду и отдыху, опираясь на опыт культуры на Западе и (когда это достаточно релевантно) на опыт других культур. Здесь мы будем рассматривать проблемы, затрагивающие условия жизни человека в современном мире независимо от таких явлений, как технологические революции, включая появление роботов и искусственного интеллекта. Если даже нынешние технологические прорывы окажутся «подмоченной петардой», как это рисуют многие любители «сермяжной истины», мы все равно неизбежно столкнемся с основополагающими вопросами о труде и отдыхе. Однако из-за особого характера проблем, которые роботы и искусственный интеллект способны создать для рынка человеческого труда, эти вопросы особенно важны для размышлений об экономике в эпоху доминирования «умных» машин.

На протяжении всей глобальной истории отношение человечества к труду оставалось противоречивым. С одной стороны, всегда существовало мнение, что труд – это ключ к осознанию цели и ценности и даже путь к благочестию. С другой стороны, труд считался проклятием, изматывающим, отупляющим и порабощающим человека, превращающим людей в рабочий скот.

Оба эти отношения проявляются, например, в христианской традиции. «Дьявол всегда найдет работу для праздных рук» – известная христианская пословица, которая, возможно, возникла из замечания святого Иеронима в IV в. Однако в Эдемском саду труд, похоже, вообще не играл никакой роли. И это видение безработной жизни не ограничивается Ветхим Заветом. В Евангелии от Матфея Иисус призывает своих учеников не беспокоиться о работе и деньгах: «Посмотрите на лилии в поле, как они растут: они не трудятся и не прядут»[119]119
  См. Matthew 6: 28, New King James Version, Nashville: Thomas Nelson Inc., 1982.


[Закрыть].

Многое из того, что выражает негативное отношение к труду и сохраняется в человеческой психологии и сегодня, можно проследить в истории если не до Эдемского сада, то по крайней мере до промышленной революции. Менялся характер работы, и теперь уже фабрики порабощали людей. Разделение труда, отстаиваемое Адамом Смитом, стало более эффективным, чем выполнение нескольких операций одним человеком, но и здесь были свои недостатки, и Смит это признавал. В «Богатстве народов», опубликованном в 1776 г., он пишет: «Человек, потративший всю жизнь на выполнение нескольких простых операций, результаты которых всегда одинаковы, не имеет возможности приложить усилия для самосовершенствования»[120]120
  См. Smith, A. (1776) The Wealth of Nations, London: William Strahan.


[Закрыть].

Маркс продвинулся в этом вопросе еще дальше. Он писал: «Из-за разделения труда и широкого использования машин работа пролетариев утратила индивидуальный характер, а следовательно, и привлекательность для рабочего… Человек становится придатком машины, и от него требуется только самый простой, самый однообразный и наиболее легко приобретаемый навык»[121]121
  См. Marx, K. and Engels, F. (1848) Manifesto of the Communist Party, London: Workers' Educational Association.


[Закрыть]. В результате, говорит Маркс, рабочие чувствовали себя полноценными людьми только вне работы.

Итак, вы легко можете убедиться, что противоречивое отношение человечества к труду – по сути своей вовсе не противоречие, а скорее, хорошо обоснованное различие во взглядах на разные виды работы. С давних времен труд был в основном физическим: копание, перемещение грунта и камней путем толкания и тяги, обработка материалов и придание им необходимой формы, сгибание предметов, перенос тяжестей и многое другое подобное перечисленному. Со временем, конечно, человечество научилось использовать животных, чтобы те выполняли большую часть самой изнурительной тягловой работы и всего, что связано с перемещением тяжестей и перевозкой вещей. Однако сложного физического труда оставалось много и для людей.

В современном мире активную неприязнь к труду в прошлом обычно объясняют тем, что тогда под работой подразумевался тяжелый физический труд. В пьесе Джорджа Бернарда Шоу «Пигмалион», адаптированной для мюзикла, ставшего впоследствии чрезвычайно успешным фильмом «Моя прекрасная леди», главная героиня Элиза Дулиттл мечтает о том, что ей вообще не придется трудиться, а только наслаждаться жизнью. Это чувство похоже на то, что выражается в широко известной иронической эпитафии на могиле уборщицы: «Не оплакивайте меня, друзья, не надо грустить обо мне: ведь теперь мне не придется делать больше ничего во веки веков».

Понятно тем не менее, что тяжелый труд – это не обязательно труд физический. Многие люди сейчас находят для себя в физических нагрузках и пользу, и чувство удовлетворения. Как мужчины, так и женщины, освобожденные от тяжелого физического труда на работе, в большинстве стран западного мира теперь добровольно приковывают себя к тренажерам на несколько часов в неделю, а иногда даже и на несколько часов ежедневно. Их цель – не деньги, а здоровье и красивое тело. Не без иронии можно сказать, что уже сейчас существуют определенные места, где новые машины физически порабощают современного человека. Их называют спортивными залами. Интересно, что для описания результатов этой деятельности чаще всего используется выражение «накачаться». Лично пережив от подобного занятия изрядные мучения (но отнюдь не экстаз), я теперь хорошо понимаю это сравнение с ручным насосом. Впрочем, как известно, некоторые предпочитают для достижения того же эффекта «накачиваться» стероидами.

Широко распространенная неприязнь к той форме труда, которая появилась в результате промышленной революции, была основана не столько на ее физическом характере, сколько на принципиально бесчеловечной сути этой отупляющей деятельности, поскольку люди действительно ощутили себя рабами машин. По этому поводу существует обширная академическая литература, но, пожалуй, наиболее яркое изложение этой позиции находим в романах английского писателя начала XX в. Д. Х. Лоуренса. Он рассматривал индустриализацию как явление, не только унижающее британцев и загрязняющее их родную землю, но и как нечто порочащее самих людей и загрязняющее их души. На Лоуренса сильно повлияло то, что ему пришлось узнать подноготную правду об угольной промышленности и ужасах трудовой жизни шахтеров в его родном Ноттингемшире.

Но очевидно, что умственный труд тоже может быть тяжелым. Многие офисные и административные должности могут быть не просто утомительными, а разрушительными для личности. Все «прелести» изнурительной работы хорошо проявляются в жизни «белых воротничков», когда мы вспоминаем, каковы свойства их каждодневных занятий:

• монотонность и бесконечное повторение одних и тех же действий;

• отсутствие человеческих связей с коллегами;

• непонимание сути конечного продукта и потребностей тех, кто им пользуется;

• отсутствие веры в то, что их работа вообще имеет какой-либо смысл.

Если даже в современном мире бытует мнение, что труд непременно должен быть утомительным, то нет ничего удивительного в том, что утопическое будущее человечества чаще всего рассматривается как мир, где трудиться вообще нет нужды. По иронии судьбы в видении коммунистического будущего Карлом Марксом триумф рабочего класса заключался в достижении мира без труда – и без необходимости в нем. Капитализм представлялся в этой теории лишь необходимым этапом экономического и социального развития, потому что он буквально приносил блага. Но по мере того, как производственный потенциал будет расти, потребность в капитализме и в борьбе за выживание отпадет. При коммунизме гипотетически наступает изобилие товаров, что приводит к преобразованию большинства человеческих отношений и политических институтов.

Другие великие мыслители приходили к аналогичным выводам, хотя они предполагали совсем другие пути развития общества и принципиально иное его итоговое состояние. В конце XVIII в. Бенджамин Франклин, один из отцов-основателей Соединенных Штатов Америки, предсказывал, что рано или поздно людям и обществу станет хватать четырех часов работы в день; остальное время будет предназначено для «отдыха и развлечений». Позже драматург Бернард Шоу пошел еще дальше – в 1900 г. он писал о том, что к 2000 г. рабочие будут работать всего два часа в день. Спустя много десятилетий после Шоу влиятельный аналитический центр «RAND Corporation» в своем прогнозе утверждал, что в будущем все, что нужно обществу, сможет производить буквально 2 % населения.