Текст книги "Искусственный интеллект и экономика. Работа, богатство и благополучие в эпоху мыслящих машин"

Техническая литература полна «видений», в которых неумолимый прогресс приведет в итоге к настоящему экономическому Армагеддону и, в частности, к возникновению массовой безработицы и бедности. Разобраться в выдвигаемых аргументах довольно трудно, однако необходимо попробовать это сделать.

В современной экономике существует несколько типов безработицы, в том числе так называемая «фрикционная безработица», вызванная тем, что люди, переходящие с одной работы на другую, не могут (или не хотят) точно скоординировать время ухода со старой работы с началом работы на новой; а также «структурная безработица», когда некоторые отрасли или области, в которых исходно было занято много людей, со временем приходят в упадок, причем те навыки, на основании которых бывшие сотрудники получали средства к существованию, могут оказаться избыточными или ненужными. Хотя нынешняя технологическая революция будет обязательно включать элементы этих двух типов, сами по себе описанные факторы недостаточно значимые, чтобы привести к апокалиптическим картинам, которые описывают некоторые эксперты.

Далее, имеются две версии ультрапессимистических прогнозов. Они взаимосвязаны, но тем не менее не одинаковы. Первая версия по своей сути технологическая. Считается, что практически не существует работы, которую люди могли бы выполнять лучше, чем машины. Соответственно, будет мало рабочих мест для людей, и массовая безработица станет неизбежной.

Вторая версия чисто экономическая. Считается, что распространение роботов и развитие искусственного интеллекта лишат экономику покупательной способности. Таким образом, даже если бы с технологической точки зрения люди могли бы выполнять работу, в системе не было бы спроса, позволяющего им трудоустроиться.

Я уже рассматривал первую из этих версий в предыдущей главе и нашел слишком мало аргументов в ее поддержку. В частности, указал на то, как и почему массовая занятость может беспрепятственно продолжаться и при широком распространении роботизации. Позже, в пятой главе, изложу свое видение того, какими могут быть рабочие места в будущем. Сейчас же я должен более подробно остановиться на второй, экономической, версии предполагаемого Апокалипсиса.

В ней, как обычно, тоже нет ничего нового. Так, во время посещения завода Ford в 1950-х гг. лидер Американского союза* Уолтер Рейтер был впечатлен огромным количеством роботов, задействованных в сборке автомобилей. Руководитель завода, сопровождавший Рейтера на этой экскурсии, поинтересовался, легко ли будет, по его мнению, заставить роботов платить членские взносы. Рейтер на это ответил, что более серьезная проблема заключается в том, можно ли заставить роботов покупать производимые ими автомобили[108]108
  См. Ford, M. (2015) The Rise of the Robots, London: Oneworld.


[Закрыть].

Что касается экономического воздействия роботов и искусственного интеллекта, то оно всегда будет связано с множеством рисков и неопределенностей. Таким риском является, например, вероятность того, что продукция роботизированных фабрик не будет востребована. Пришло время обсудить основы так называемой «экономики 101»[109]109
  Имеется в виду популярная экономика для неэкономистов. – Прим. перев.


[Закрыть]. Для начала я кратко изложу простую экономику совокупного спроса без всякой связи с роботами и искусственным интеллектом, а затем добавлю к рассмотрению их влияние и проанализирую, как они вписываются в только что изложенные теоретические положения.

Начать можно со следующего простого утверждения: любое предложение создает собственный спрос. Это означает, что если продукция производится, то где-то и у кого-то должен быть доход, позволяющий ее купить. Эта мысль принадлежит великому французскому экономисту Жану-Батисту Сэю, чья деятельность приходится на начало XIX в.[110]110
  См. Say, J. B. (1803) A Treatise on Political Economy, New American Edition, 1859, Philadelphia: J. B. Lippincott & Co.


[Закрыть] Известный как закон Сэя, он актуален сегодня точно так же, как и два века назад. Я сознательно использую именно такую формулировку, потому что закон Сэя не был абсолютно верен даже тогда, когда был впервые озвучен, и не является абсолютно верным сейчас. Таким образом, не только энтузиасты высоких технологий злоупотребляют словом «закон» для описания некоторых явлений, зачастую этим грешат и экономисты.

Тем не менее, прежде чем разбираться с более сложными случаями, давайте начнем с простой истины, которую, собственно, и отражает закон Сэя. Для макроэкономики производство равно доходу, который, в свою очередь, равен расходам потребителей. Это, если хотите, три стороны одной медали. Если вещи производятся, то они наверняка будут куплены людьми, у которых есть доходы, позволяющие покупать данные вещи, причем сами эти доходы тоже возникают в результате оплаты участия потенциальных покупателей в производстве. Это положение остается неизменным и для мира, в котором производство оккупировано роботами и искусственным интеллектом. У роботов не обязательно должна возникнуть покупательная способность, однако достаточно уже того, что она есть у их владельцев. Итак, если роботы и искусственный интеллект увеличивают производственную мощность, то они увеличивают доходы и емкость потребления – для кого-то. Что же касается вопроса о том, кем могут быть эти «кто-то», то сейчас мы именно к этому и переходим.

Кейнсианская теория экономических депрессий

Теперь давайте рассмотрим первое осложнение, возникающее в этой простой теории. Хотя в денежной экономике производство всегда приносит доход, который можно потратить на покупку произведенного, на самом деле этот доход необязательно будет потрачен полностью. Если так, то некоторые из произведенных вещей останутся не купленными, что приведет к сокращению производства и увольнению людей, а это, в свою очередь, уменьшит доходы и понизит способность населения покупать вещи и т. д. Собственно говоря, вы только что прочли краткое описание экономического спада. Восстановление экономики происходит, когда этот процесс снова пойдет в обратном направлении. Экономические спады не являются неизбежной частью развития, потому что доходы на то и существуют, чтобы их тратить. И все-таки они периодически случаются, потому что доходы – по различным причинам – не всегда расходуются полностью.

На практике колебания такого рода происходят в денежной экономике с постоянной регулярностью[111]111
  Спады возникают в тех случаях, когда (по целому ряду возможных причин) совокупное желание сберегать средства (т. е. не тратить весь доход) превышает совокупное желание инвестировать и, следовательно, совокупный спрос не соответствует производственному потенциалу. Спрос восстанавливается, когда совокупное желание сберегать оказывается ниже совокупного желания инвестировать.


[Закрыть]. В нормальных условиях «взлеты» и «падения» проявляют себя скорее как явления временные и незначительные. Однако при действительно серьезных экономических потрясениях спрос может оставаться на низком уровне в течение долгого времени. Впервые объяснил, как это может произойти и что можно сделать, чтобы преодолеть длительные депрессии, если (и когда) они возникнут, британский автор Джон Мейнард Кейнс. В частности, Кейнс выдвинул идею необходимости ответных действий со стороны правительства и центрального банка по восстановлению нормального совокупного спроса.

До начала экономической депрессии в Японии в 1990-х гг. (в последнее время аналогичные явления выразились в глобальном финансовом кризисе 2007–2009 гг. и последующей великой рецессии, охватившей большую часть развитого мира) сама теория «депрессивной экономики», не говоря уже о советах Кейнса о том, как бороться со спадами, считались причудой, своего рода интеллектуальным курьезом, способным заинтересовать только тех, кто занимается экономической историей и особенно Великой депрессией 1930-х гг.

Однако после событий последних 10 лет мало кто из экономистов считает Кейнса чудаком: его теория целиком себя оправдала. Хотя среди них по-прежнему существуют заметные разногласия по поводу конкретных деталей. В настоящее время среди политиков и ученых широко распространено мнение о том, что правительства и центральные банки не только могут принять меры для предотвращения и при необходимости исправления явных недостатков совокупного спроса, но и просто обязаны предпринять такие действия[112]112
  Некоторые экономисты утверждают, что если мы снова столкнемся с серьезным дефицитом спроса, то правительствам не следует больше ничего предпринимать. Они должны просто позволить спросу упасть и дать экономике пойти на спад, а затем восстановиться естественным путем. Это возврат к так называемой классической точке зрения, которую отстаивали многие экономисты в 1930-х гг. Тех, кто придерживается этой линии, иногда называют «австрийской школой» в честь группы австрийских экономистов во главе с покойным Фридрихом фон Хайеком, занявшим именно такую позицию по данному вопросу. Представители этой школы не во всем согласны друг с другом. Некоторые из них утверждали, что если депрессивную экономику предоставить самой себе, то восстановление произойдет спонтанно, поскольку неэффективное производство будет «вычищено». Другие, как правило, из более аналитической англосаксонской традиции, также утверждали, что восстановление произойдет автоматически, но называли другую причину: депрессивная экономика вызывает падение цен и тем самым увеличивает реальную стоимость денежной массы, что в конечном итоге заставляет людей почувствовать себя богаче, а это, в свою очередь, приводит к увеличению расходов и, следовательно, к восстановлению экономики.


[Закрыть].

К числу возможных мер относятся: увеличение государственных расходов, снижение налогов, снижение процентных ставок или увеличение денежной массы с помощью политики, известной как «количественное смягчение» (англ. «quantitative easing», QE). В конце концов, если все остальное не поможет, есть вариант просто раздавать деньги людям – это так называемые «вертолетные деньги» (англ. «helicopter money»), понятие о которых впервые ввел профессор Милтон Фридман. Последняя мера поддерживается целым рядом экономистов, среди которых, например, можно упомянуть бывшего председателя Федеральной резервной системы США (Federal Reserve) Бена Бернанке.

Это не означает, что рецессий или даже мини-депрессий теперь удастся целиком избежать. Но действительно серьезные экономические потрясения, подобные тем, что произошли в 1930-х гг., уже маловероятны – разве что власти сойдут с ума и откажутся своевременно и достаточно энергично противодействовать спадам, что, конечно, теоретически возможно по тем или иным политическим или идеологическим причинам.

Тенденции, приводящие к депрессии

Приведенный выше вывод о макрополитических действиях вполне применим и для экономики будущего, в которой доминируют роботы и искусственный интеллект (как впрочем и других версий будущего). Но не увеличится ли в эпоху роботов потребность в подобных действиях? Иными словами, будет ли в новом мире более выраженная тенденция к недорасходу и, следовательно, к высокому уровню безработицы, которому политические власти должны будут все чаще и энергичнее противостоять различными способами, упомянутыми выше?

Задавая этот вопрос, я не рассматриваю тот факт, что людям не хватит рабочих мест, потому что все места будут заняты роботами. Надеюсь, я достаточно убедительно показал в предыдущей главе, что до тех пор, пока люди нуждаются в определенных услугах и товарах, предоставляемых другими людьми, спрос на человеческий труд останется на уровне, как минимум, не ниже современного. (В пятой главе я расскажу о том, в какой степени люди будут хотеть этих вещей и услуг, и какими, соответственно, могут оказаться рабочие места будущего.)

Нет, та безработица, которую я собираюсь здесь обсудить, будет, если хотите дать ей название, «кейнсианской» безработицей. Потенциально она может повлиять не только на людей, но и на роботов: такая возможность возникает из-за воздействия роботов и искусственного интеллекта на уровень совокупного спроса.

Есть две вероятные причины, по которым экономика искусственного интеллекта может приобрести тенденцию к снижению совокупного спроса. Во-первых, если не будет предпринято что-то конкретное для исправления неравенства, в новом мире большая доля национального дохода может быть присвоена владельцами капитала и средств производства (включая роботизированные). Другими словами, произойдет сдвиг в распределении доходов, снижающий заработную плату в пользу прибыли. Если у компаний нет привычки тратить прибыль и/или распределять доходы между акционерами, которые тратят дивиденды точно так же, как потребители, получающие заработную плату, тратят свою зарплату, тогда снижения совокупного спроса не избежать.

Второй возможный сценарий имеет отношение к наемным работникам. Независимо от того, приведут ли роботы и искусственный интеллект к сдвигу доходов в сторону прибыли, они могут увеличить разрыв в доходах между неквалифицированными (или обладающими легко алгоритмизируемыми навыками) работниками, включая кандидатов на получение таких вакансий, и высококвалифицированными работниками. Особенно с такими, кто легко сможет работать «в одной упряжке» с роботами и искусственным интеллектом и, следовательно, дает самую высокую производительность. Действительно, заработная плата, которую люди, находящиеся в наихудшем положении, могут получать на рынке труда с доминированием машин, может стать настолько низкой, что большинство низкоквалифицированных сотрудников откажутся работать, поскольку их потенциальный доход от занятости будет ниже того, что они смогут получить от государства в виде пособий по безработице.

Другими словами, революция, производимая роботами и искусственным интеллектом, сама по себе способна сделать распределение доходов более неравномерным. Считать ли подобное положение вещей желательным, социально приемлемым и политически устойчивым – это один из следующих вопросов. (Я обсуждаю его в девятой главе.) Но, помимо данной проблемы, поскольку люди с более низкими доходами в отличие от более богатых людей, как правило, не имеют возможности откладывать излишки, а значит тратят большую часть своих доходов, то дальнейший рост экономического неравенства способен привести к падению совокупного спроса ниже производственного потенциала.

Возникнет ли дефицит спроса?

На первый взгляд кажется правдоподобным, что повсеместное использование роботов и искусственного интеллекта приведет к увеличению неравенства доходов среди работников. (Подробнее мы обсудим данный вопрос в шестой главе.) Без целенаправленных политических действий правительства по перераспределению дохода от использования роботов и искусственного интеллекта среди населения (например, путем введения налога на роботов, доходы от которого будут использоваться для финансирования универсального базового дохода, о котором речь пойдет в седьмой и девятой главах) влияние нынешней технологической революции, скорее всего, приведет к увеличению доли прибыли за счет уменьшения фонда заработной платы.

Но если одно из двух описанных выше событий действительно произойдет, мы не можем автоматически считать, что они неизбежно приведут к дефициту спроса. Для начала если экономическое и социальное влияние роботов и искусственного интеллекта будет столь глубоким, как утверждают его приверженцы, то нас ожидают радикальные перемены и в общественных отношениях. Неразумно делать поспешные выводы о влиянии распределения доходов на совокупный спрос на основе опыта человеческих сообществ прошлого, имевших совершенно другие состояние и структуру. Именно такую ошибку совершили экономисты после Второй мировой войны, когда предполагали (исходя из предшествующих тенденций), что окончание военного производства приведет к возвращению дефицита спроса 1930-х гг. Вышло все как раз наоборот: резкий взлет уровня инвестиций и потребительских расходов привел к усилению совокупного спроса.

Более того, что бы ни случилось с распределением доходов в эпоху роботов, скорее всего, одновременно будут присутствовать другие важные (не технологические) факторы, компенсирующие падение совокупного спроса. За последние 20 лет мир испытал на себе влияние двух мощных тенденций, ослабивших совокупный спрос. Во-первых, стареющее население на большей части Запада сейчас предпочитает сбережения потреблению. Однако очень скоро во многих западных странах продолжающееся изменение возрастного баланса в сторону долгожительства приведет к резкому увеличению доли пенсионеров по сравнению с долей работающего населения. Это не только сократит предложение рабочей силы, но и повлияет на совокупный спрос благодаря финансовой активности пенсионеров, которые обычно тратят значительную часть своего дохода и склонны к реализации накопленных сбережений. Соответственно, во многих западных странах демографические изменения скоро начнут благоприятствовать сокращению сбережений и увеличению расходов, и, следовательно, и совокупный спрос там снова возрастет.

Во-вторых, за годы, предшествовавшие глобальному экономическому кризису и продолжавшиеся после него, в мире накопился значительный дисбаланс между странами с высокими расходами (и низкими сбережениями), такими как США и Великобритания, и странами с низкими расходами и высокими сбережениями, такими как Китай и производители нефти. Первые традиционно имели большой торговый дефицит, вторые – большое положительное сальдо торгового баланса. Как обычно бывает в подобных случаях, страны с торговым дефицитом были вынуждены сокращать его за счет снижения расходов, тогда как в странах с положительным сальдо торгового баланса соответствующего давления в противоположном направлении так и не возникло. Если хотите, на глобальном уровне наблюдалась тенденция к дефициту расходов (чрезмерным сбережениям), что оказывало на мировую экономику дефляционное давление. Этому противодействовала экспансионистская денежно-кредитная политика, которая сама по себе создала определенные проблемы, в том числе внесла вклад в усиление тех факторов, которые, собственно, и вызвали глобальный экономический кризис.

Но в последнее время один из источников этих международных дисбалансов, а именно излишки, накапливаемые странами – производителями нефти, сократился до незначительного уровня. Поскольку цена на нефть резко упала, профициты нефтедобывающих стран также упали почти до нуля. (Имейте в виду, что это всегда может измениться и, возможно, это уже произошло к тому времени, когда вы прочитаете данный абзац.) Кроме того, значительно уменьшился и профицит, существовавший ранее в китайской экономике.

Уменьшение глобальных торговых дисбалансов должно способствовать стабилизации мировой экономики и поддержанию совокупного спроса без применения неустойчивой денежно-кредитной политики. В настоящее время основным и постоянно действующим источником международных дисбалансов является еврозона, особенно Германия. Но, так или иначе, я подозреваю, что это тоже изменится. Анализ еврозоны и ее вклада в глобальный дисбаланс выходит за рамки этой книги, однако читатели, специально интересующиеся этим вопросом, могут обратиться к моей книге «Проблемы с Европой» (The Trouble with Europe), недавно пересмотренной и переизданной под названием «Как добиться успеха в Брексите» (Making a Success of Brexit[113]113
  Эта книга, естественно, – не лучшее место для подробного обсуждения кейнсианской экономики. Сейчас достаточно будет сказать, что многие экономисты, в том числе и я, полагают, что подход австрийской школы к депрессиям (хотя и не обязательно к другим вещам) является, если использовать формальную экономическую терминологию, безумием. Что же касается «неоклассического» подхода, основанного на увеличении реальной стоимости денежной массы для восстановления, то это безумие в квадрате.


[Закрыть]).

Между тем, банки постепенно восстанавливаются после краха 2007–2009 гг. и последовавшего за ним натиска регулирующих ограничений; они становятся более способными и склонными к выдаче кредитов, что тоже поддерживает совокупный спрос.

Помимо исчезновения тех факторов, которые в свое время ослабили совокупный спрос, легко заметить и появление новой важной силы, способствующей его укреплению. Новые возможности, открываемые распространением роботов и искусственного интеллекта, наряду с достижениями в области нано– и биотехнологий должны сейчас обеспечить самый широкий спектр инвестиционных возможностей. Именно поэтому я легко могу представить себе, что экономика искусственного интеллекта будет характеризоваться высокими инвестиционными расходами. Соответственно, даже если революция роботов и искусственного интеллекта действительно сместит доходы от заработной платы в сторону прибыли, это не обязательно приведет к слабому совокупному спросу. Возможно, все получится наоборот. (В подробностях мы обсудим эту возможность ниже.)

Регулирование экономики со стороны государства

Теперь настало время поговорить про макроэкономическую политику. Достаточно сказать, что если, несмотря на вышеописанные компенсирующие факторы эпоха роботов и искусственного интеллекта приведет к тенденции снижения совокупного спроса то за этим непременно должно последовать вмешательство управленческих институтов с целью повышения совокупного спроса путем введения некоторых или сразу всех упомянутых выше регулирующих мер.

По общему признанию, максимальный наплыв сложных проблем должен возникнуть в переходный период между двумя состояниями экономики. Если на начальном этапе развития большое количество людей станут безработными, то у них не останется доходов, чтобы тратить их на новые услуги, предоставляемые другими людьми. Именно эту ситуацию можно изменить к лучшему с помощью государственной политики. Здесь мы сталкиваемся с ярким примером проблем переходного периода, а не конечного состояния общества.

Соответственно, даже если приведенный выше аргумент о вероятном влиянии на распределение доходов и, следовательно, на совокупный спрос верен, а компенсирующие факторы отсутствуют, то из этого не следует делать вывод о неизбежном наступлении эпохи дефицита спроса и высокого уровня безработицы. Скорее всего, в этих обстоятельствах наступление эпохи роботов станет одновременно и эпохой экспансионистской политики государства. Этот подход может включать усиление фискального регулирования, «количественное смягчение» или «вертолетные деньги». Но в первую очередь политики наверняка установят сверхнизкие или даже отрицательные процентные ставки. (Вскоре я подробнее расскажу о вероятных будущих процентных ставках и доходности облигаций.)

Обратите внимание, что набор средств экспансионистской государственной политики имеет свои ограничения. Устойчивый бюджетный дефицит приводит к накоплению национального долга, который потенциально создает серьезные проблемы, вплоть до финансовой неплатежеспособности государства. Если долг превысит приемлемый уровень, в конечном итоге вероятен либо дефолт, либо инфляция, либо и то и другое сразу. Соответственно, хотя экспансионистская фискальная политика может быть реальным способом решения проблемы дефицита спроса в течение какого-то времени, она не является устойчивой в долгосрочной перспективе. Таким образом, если дефицит спроса рассматривается как естественное состояние дел в экономике искусственного интеллекта, то экспансионистская фискальная политика в одиночку не способна решить эту проблему.

Сверхнизкие процентные ставки, вероятно, оказались бы более устойчивой мерой, однако они сопряжены с рядом рисков и затрат. Самое главное, что сверхнизкие ставки, поддерживаемые в течение длительного периода, серьезно искажают как финансовые рынки, так и реальную экономику. Это потенциально может обернуться значительным ущербом для производственного потенциала экономики. Более того, повышая цены на активы, устойчиво низкие процентные ставки, как правило, приводят к повышению неравномерности распределения богатства. То же относится и к постоянно действующей политике количественного смягчения.