Текст книги "Тайны Палм-Бич"

Эштон прошла мимо двух женщин, не бросив на них и взгляда, однако на протяжении всего пути в магазин модного платья слова одной из них не выходили у нее из головы. Она не могла решить, что же хуже – зарабатывать на драгоценности тяжелым трудом или покупать их себе самой.

«Роллс-ройс» ядовито-канареечного цвета был припаркован перед магазином Марты. Шофер в ливрее сидел за рулем и читал «Уолл-стрит джорнэл». Это означало, что Дафна Дэнкуорт находилась внутри. Об автомобиле Дафны и ее постоянно меняющихся шоферах в Палм-Бич ходили легенды. Несколько лет назад Дафна попала в серьезную автомобильную аварию. Говорили, что она в этот момент была изрядно пьяна. В аварии погиб пешеход, сама Дафна отделалась синяками. И к тому же не понесла никакого наказания. Тем не менее Дафна была убеждена, что находилась на грани гибели. С того времени она перестала садиться за руль. В течение нескольких лет она вверяла свою жизнь лишь шоферам, которые оказывали ей не только эту услугу.

При виде автомобиля Дафны сердце Эштон упало. Она сочувствовала Дафне, но ей было не до сожалений в это утро.

Марта лично встретила и поприветствовала Эштон в дверях и повела ее в примерочную. При некотором везении, подумала Эштон, она может и не столкнуться с Дафной Дэнкуорт. И как раз в этот момент дверь примерочной открылась и на пороге появилась Дафна. Волосы у нее были неестественно оранжевого цвета, лицо напоминало натянутую и напудренную белую маску, хотя пудра не могла скрыть расширенные кровеносные сосудики на носу и щеках. Короткое атласное платье без застежек жалко висело на ее изможденном теле. Дафне понадобилось несколько секунд, чтобы сфокусировать взгляд на Эштон, а когда она наконец это сделала и наклонилась, чтобы поцеловать воздух возле уха Эштон, графиня удивленно подумала о лжеце, который распространяет слухи, будто водка не пахнет.

– Слава Богу, что встретила вас, – дохнула перегаром Дафна. – Мне нужен совет. – Она сделала шаг назад и нелепо расставила руки. – Что вы думаете об этом?

Какую-то долю секунды в Эштон боролись жалость и честность. Жалость все же взяла верх.

– Думаю, это выглядит очень мило, – сказала Эштон.

– Вам оно не кажется слишком открытым?

– Но ведь вы так изящны, баронесса, – поспешила уверить ее продавщица, – Вам оно идет.

Дафна посмотрела в зеркало.

– Да, но… – Она повернулась влево и вправо перед зеркалом. – Это ведь на свадьбу.

Эштон не сразу сообразила, кто выходит замуж. Но затем до нее дошло. Бедняжка Дафна! Снова… Эштон вспомнила о шофере, ожидающем на улице. Неудивительно, что он читает «Уолл-стрит джорнэл».

– У вас еще жакет, баронесса. – Продавщица держала в руках такого же цвета жакет, предлагая Дафне надеть его. – Voila! <Вот так! (фр.)> Это превосходно!

Дафна снова повернулась к зеркалам.

– Вы в самом деле считаете, что все в порядке?

– Я думаю, все превосходно, – подтвердила Эштон.

– А жакет не морщит?

– Нет, – сказала Эштон. – Все совершенно гладко.

И это было правдой. У Дафны совершенно не было плоти. Одни говорили, что она страдает булимией, другие – что отсутствием аппетита, а третьи – что она не ест, поскольку ей некогда: слишком много пьет.

– Я не это имею в виду, – сказала Дафна и повернулась к Эштон. Она распахнула жакет и вынула из внутреннего кармана небольшой обтянутый сатином предмет.

Поначалу Эштон подумала, что это дамская сумочка, замаскированная столь остроумно, потому что и в самом деле на жакете не было видно никаких выпуклостей. Но затем Дафна протянула предмет Эштон, и та увидела маленькую серебряную навинчивающуюся пробку. В руках у Дафны была фляжка, обтянутая тем же материалом, что и платье с жакетом. Эштон представила себе гардеробную Дафны Дэнкуорт, заваленную сотней футляров для фляжек, сделанных из атласа, полотна и твида всех цветов и оттенков. Она рассмеялась бы, если бы не почувствовала жалость к баронессе.

Эштон пожелала Дафне счастья и собралась покинуть магазин.

– Вы видели Шона, который ждет меня в машине? – спросила Дафна. – Вы не находите, что он очарователен?

Эштон согласилась, что так и есть, хотя не могла отделаться от мысли, что он похож на грубого торгаша и что у Дафны есть шанс выйти из этой передряги с большим количеством синяков и шишек.

– Я сказала ему, что я на несколько лет старше его, – продолжала Дафна, и Эштон хотелось закричать, чтобы она замолчала, поскольку шоферу было лет двадцать, а что касается возраста Дафны, то. все говорили, что ей где-то между пятьюдесятью и смертью. – Но он сказал, что это его не беспокоит. Он говорит, что в некотором смысле он старше меня. Шон очень тонкий и возвышенный, – доверительно добавила она.

– Я рада за вас, – сказала Эштон и направилась в примерочную. Она ненавидела себя за то, что относилась к числу тех, кто в душе смеялся над бедняжкой Дафной, но в то же время злилась и на Дафну за то, что встреча с ней была дурным предзнаменованием.

– Я хочу видеть вас на свадьбе! – крикнула ей вслед Дафна. – Хочу видеть всех моих настоящих друзей, – добавила она, когда продавщица закрывала дверь в примерочную.

Несколько секунд Эштон смотрела на закрытую дверь, слыша эхо слов Дафны. Друзья настоящие, друзья задушевные – разве это не одно и то же?

Марта все еще стояла у дверей, ведущих в другую примерочную, и выжидательно ей улыбалась, продавщица несла несколько платьев и тоже светилась улыбкой, а третья женщина была готова принести кофе, чай, спиртное – все, что Эштон заблагорассудится, чтобы пройти через испытание примерки. Эштон остановилась, посмотрела на них, и вдруг ее осенило. Они не улыбаются ей, они смеются над ней. И это ей вовсе не показалось. Эштон была в этом уверена. Как смеялись над бедняжкой Дафной Дэнкуорт. Пока Эштон еще не превратилась в Дафну, но так ли много времени для этого понадобится? Через какое-то время она из стройной превратится в сухопарую и изможденную; кровеносные сосудики на ее лице сделаются безжалостными свидетелями ее возраста и пристрастия к алкоголю, а платья, которые она станет носить, будут казаться не по возрасту открытыми. И она станет носить с собой фляжки.

Эштон отвернулась от ухмыляющихся лиц.

– Графиня, – сказала Марта, – я приготовила вам кое-что.

Именно в этот момент Эштон пустилась в бегство. Она выбежала из магазина, села в автомобиль и не останавливалась до тех пор, пока не оказалась у дома. Но даже в тишине своей спальни Эштон не обрела покоя, потому что не видела способа, как выбраться оттуда, где она оказалась или куда неуклонно движется.

Глава 8

Алессандро был в дурном настроении. День складывался вовсе не так, как он ожидал, а сюрпризов он не любил. Особенно если это был отказ со стороны женщин. Нельзя сказать, что Алессандро воспринимал случившееся как настоящий отказ. Бедная девочка занималась играми. Она просто не понимала, что у нее нет никаких шансов выстоять. Она неизбежно проиграет мастеру.

Алессандро согласился ей позировать. Он все продумал и проработал еще до ее появления в это утро. Он уехал из дома рано, до того, как Эштон встала, и вернулся лишь после ее ухода. Затем подготовился к появлению Мег. Алессандро знал, что она хочет фотографировать его в главном здании, и стал пестовать эту идею. Мысль о том, чтобы заняться с ней любовью в доме жены, желательно в постели жены, показалась ему весьма забавной. Проблема заключалась лишь в том, что вряд ли это покажется забавным Мег. Она могла опасаться слуг, вероятности неожиданного появления Эштон и многого другого. Поэтому он отправился в бельведер рядом с бассейном и сказал Джорджу, чтобы тот прислал Мег туда, когда она появится.

Подойдя к бассейну, Алессандро снял с себя всю одежду – Эштон и их ближайшие друзья не утруждали себя ношением купальных костюмов. Он налил себе вина и растянулся в шезлонге. Солнечный свет просачивался сквозь крышу, сделанную из планок, полосатые тени ложились на зачехленную легкую мебель из лозы. Алессандро лежал, потягивая вино, чувствуя, как горячие руки солнца ласкают его тело, и думая о Меган Макдермот. Он почувствовал эрекцию и решил, что день сегодня определенно будет приятный.

Когда Алессандро услышал шуршание сандалий о мозаичную плитку, которую он содрал с террасы своей семейной виллы в Италии и положил здесь, он встал и обошел бассейн, чтобы поприветствовать Мег. Разумеется, это был своеобразный тест. Если она станет смотреть на его лицо, стало быть, она застенчива и пуглива, и соблазнять ее нужно осторожно. Если она с любопытством уставится на него, действовать можно более решительно. Он был готов к любому варианту. Не был он подготовлен лишь к тому, что Мег обладала взглядом фотографа. Какое-то мгновение она изучала его, как художник изучает свою возможную модель. Хуже того. Она словно оценивала его, как он оценивал какую-нибудь моторную лодку или Меррит – лошадь. Ему, похоже, следовало пересмотреть свои планы относительно того, как ее приручить.

– Надеюсь, вы не возражаете, – галантно сказал Алессандро. – Я всегда считал купальный костюм буржуазной причудой и предрассудком.

– Не возражаю, – сказала Мег, снимая с плеча сумку с фотокамерой и расстегивая молнию, – но боюсь, что читатели «ХЖ» будут возражать. Или скажем по-другому: я могу предположить, что читатели будут в восторге, но это вряд ли пропустят редакторы.

Она отвернулась от Алессандро и стала возиться с фотоэкспонометром. Он почувствовал, что ее реакция оказывает вполне определенный эффект на его эрекцию, и, извинившись, отправился в раздевалку, чтобы одеться. Черт бы побрал эту сучку, подумал он, натягивая полотняные брюки и рубашку. Строптивость – это вызов. Он любил, когда ему бросали вызов, но здесь было нечто другое. Он не привык к тому, чтобы женщины так пренебрежительно относились к нему. Ему это явно не нравилось.

Тем не менее, приняв самый приветливый и любезный вид, Алессандро вышел к бассейну и предложил Мег бокал вина.

– Спасибо, но во время работы я не пью.

– Вы слишком серьезно к этому относитесь.

– Очень серьезно, – подтвердила Мег, даже не взглянув на него. Она продолжала возиться со своим, будь он неладен, фотоэкспонометром.

Два часа он занимался тем, что по просьбе Мег садился или вставал в одном или другом месте, принимал ту или другую позу. Она поддерживала разговор с Алессандро, но тема беседы ее явно не занимала. Он понимал это, ибо часто использовал подобный прием, хотя и с различными результатами. Иногда он испытывал раздражение, но сдерживал себя, понимая, что не может позволить ему выплеснуться наружу. Он должен забавлять по крайней мере себя, если не может развлечь ее.

– Arma virumque cano, Troiae qui primus ab oris <Воспевать подвиги первого героя Трои (лат)>, – сказал он.

– Ммм… – промычала Мег, щелкая затвором. – Именно.

– Стало быть, вы тоже любите Вергилия?

Должно быть, она уловила перемену в его тоне, потому что опустила фотокамеру и посмотрела на него.

– Простите, я не слышала, что вы сказали.

– Я цитировал стих из «Энеиды».

Она засмеялась и провела рукой по коротко стриженным волосам.

– Прошу прощения. Мне часто говорят, что я слишком погружаюсь в работу. Не знаю, насколько вы довольны, но думаю, что у нас получилось несколько потрясающих снимков. – Мег стала укладывать фотокамеру в футляр с такой нежностью, словно это был ребенок. – А теперь я могу выпить, – добавила она.

Он направился к бару, чтобы наполнить бокалы. Это уже лучше, гораздо лучше.

Они сидели в тени шелестящих пальм, пили вино и разговаривали. Алессандро чувствовал, как к нему возвращаются хорошее расположение духа и эрекция.

Он предложил искупаться. Мег сказала, что в отличие от него она не считает купальный костюм буржуазной причудой или предрассудком. Алессандро ответил, что в бельведере есть десятки костюмов и какой-нибудь наверняка ей подойдет. Они направились в разные комнаты, чтобы переодеться. Алессандро вышел первым. Мег появилась минутой позже в ленточном бикини. Алессандро решил, что это добрый знак.

Мег прошла к глубокой части бассейна, поднялась на цыпочки, воздела руки вверх и прыгнула. Ее длинное тело описало в воздухе плавную дугу и погрузилось в воду. Алессандро вошел в воду и направился в сторону Мег. Вода была прохладной, но не холодной, и это благотворно влияло на эрекцию. А может, так повлиял на него вид почти нагого женского тела в голубой воде. Он подплыл к Мег и попытался сунуть палец в верхнюю часть ее бикини, однако она сумела ускользнуть и уплыла прочь.

Черт бы побрал этих американок и их страсть к спорту! Впрочем, Алессандро тут же воспрянул духом. Она хочет, чтобы за ней гонялись, а он любит гонки. Иногда процесс гонки ему нравился даже больше, чем сама поимка.

Мег двигалась, стоя вертикально в воде возле стенки бассейна, Алессандро подплыл к ней и ухватился обеими руками за бортик, так что Мег оказалась как бы в его объятиях. Он обратил внимание, что они одного роста. Алессандро наклонился к Мег. Все последующее произошло так быстро, что он затруднился бы это описать. Он целый день пробовал восстановить цепь событий, но так и не смог. Алессандро помнил, как подплыл к Мег настолько близко, что его нога оказалась между ее бедер и великолепно восставший пенис прижался к ее животу. Он помнил, как она откинула назад голову и засмеялась, помнил то удовольствие, какое испытал от сознания, что она отдается. Однако все вышло не так. Мег вдруг исчезла. Его руки поймали лишь воду. Мег исчезла под водой и вынырнула на другом конце бассейна у лестницы. Она поднялась по ней и вошла в дом раньше, чем Алессандро понял, что произошло.

Он подплыл к лестнице, взобрался по ней и направился к бельведеру. Стало быть, она принадлежит к категории застенчивых. Она согласна на секс в затемненной комнате, но не в бассейне при ослепительном солнечном свете. Ну что ж, все в порядке. Это означает лишь то, что он должен кое-чему научить ее.

Алессандро взялся за ручку двери и попробовал ее повернуть, Однако ручка не поворачивалась. Мег заперла дверь. Он снова погремел ручкой.

– Я сейчас выйду! – крикнула она таким бодрым голосом, что ему вдруг захотелось ее отшлепать.

Алессандро прошел к бару, налил вина и понес бокал к столу под пальмами. Насиловать ее он не намерен. Он никогда в жизни не принуждал женщину.

Мег появилась полностью одетая, со своей чертовой фотокамерой в сумке и, обогнув бассейн, подошла к столику, за которым сидел Алессандро.

– Большое вам спасибо, – сказала она. – За угощение, за купание, но больше всего за то, что вы согласились позировать. – Она говорила непринужденнои уверенно, словно ничего и не произошло в бассейне, или словно она не поняла, что должно было произойти.

Мег протянула руку. Алессандро встал, взял ее руку и поднес к губам. Они оба могут позволить себе поиграть в эту игру. Алессандро знал, что он более сильный игрок. На его стороне терпение, принесенное из Старого Света. То, о чем американцы не имели понятия.

Он смотрел на удаляющуюся Мег и думал, как будет приятно погладить эту аппетитную круглую попку и о десяти тысячах долларов, которые ему еще в большей степени захотелось выиграть. Однако этот душевный подъем быстро прошел, и он вдруг осознал, что беспокойно вышагивает по периметру бассейна.

Его просто перехитрили. Его чего-то лишили. Он возбудился еще до ее появления, а эпизод в бассейне только больше разжег его. Он готовился к продолжительной любовной игре после обеда. Алессандро взял в руки часы, которые оставил на столе, когда собрался в бассейн. Было почти четыре. Ему явно не улыбалось оставаться весь день без женщин. Он вспомнил старинный афоризм, который любили повторять его отец и дед. Farsi on ore con una donna. Ублажай себя женщиной. Ему следовало бы процитировать этот афоризм вместо Вергилия. Он мысленно пробежался по женским именам. Ни одна из этих женщин в данный момент его не волновала. Тогда он вспомнил о доме на Багамах. Некогда там была сахарная плантация, сейчас все переделано. Одна неглупая женщина додумалась собрать со всего мира ораву молодых, но весьма опытных девушек и устроить кабинеты, где гостей ожидали трюки, способные удовлетворить любые вкусы. Есть и еще одно преимущество. Улетев на Багамы, он не будет присутствовать на вечере Эштон. Это станет ей уроком. Это покажет ей, что она не смеет подвергать сомнению его способность к деторождению.

Он вдруг вспомнил, что Эштон пригласила на вечер и Мег, хотя причину понять не мог, Мег будет ожидать, что он продолжит за ней охоту. Что ж, он проучит обеих женщин сразу, да в придачу проведет весьма приятный вечер. Алессандро вспомнил статную, великолепно сложенную шведку, с которой проводил время в свою прошлую поездку на Багамы. Вспомнил, как Томми Фиск рассказывал ему о камбоджийской девушке, миниатюрной, похожей на ребенка, но способной по озорству и игривости дать сто очков вперед любой женщине.

Алессандро поднял телефонную трубку, набрал номер аэропорта и распорядился приготовить его маленький самолет. Да, он был намерен ублажить себя. Он снова подумал о рослой, величавой шведке и миниатюрной камбоджийке. Он ублажит себя с двумя, женщинами.

* * *

Спенсер сидел возле бассейна, роясь в груде писем. Иногда ему хотелось, не читая, выбросить в корзину весь этот хлам. Порой он именно так и поступал.

Спенсер посмотрел на обратный адрес на конверте. Письмо было от президента второразрядного университета, которого вышвырнули из двух перворазрядных. Президент, как Спенсер знал из предыдущих писем, претендовал на то, чтобы возглавить кафедру. Спенсер, не вскрывая, бросил письмо на пол.

Все от него чего-то хотят. Его имени в списке, его присутствия на презентации, его поддержки, его денег, денег, денег. У Коула Портера есть песня, которую любил напевать отец: «Не лучше ли не быть знаменитым? Не лучше ли не быть богатым?» Спенсер не был таким глупцом. Он твердо знал, что нисколько не лучше не быть богатым. И в то же время как было бы здорово хоть раз в жизни встретить человека – любого человека, который не хотел бы от него ничего! Смешно! Чужаки думали, что такие люди, как он сам, члены его семьи и его друзья, – снобы и живут слишком замкнуто. Эти люди не могли понять, что все объясняется инстинктом самосохранения. Они держатся вместе, потому что могут доверять только тем, кто имеет все, что имеют они.

Спенсер вспомнил, что ему пора одеваться, если он не хочет опоздать на вечер по случаю дня рождения Эштон. Перспектива не из радостных. Он мог заранее назвать имена приглашенных и знал, как будет проходить вечер, словно уже побывал на нем. Святой Меррит будет с важным видом разглагольствовать о моральных и социальных нормах общества и о своем дурацком фонде, пока его жена и Сеси будут лапать друг друга под столом. Алессандро будет выражать недовольство едой, вином и всем американским, за исключением женщин. Подруги Эштон станут наперебой говорить, что она никогда еще не выглядела так хорошо, после чего где-нибудь в дамской комнате будут перемывать ей косточки или постараются воспользоваться любвеобильностью ее мужа. А бедняжка Эштон в изумрудах, которые якобы подарил ей Алессандро, будет внимательно наблюдать за мужем, жадно смотреть на других мужчин и пытаться скрыть тот факт, что под маской блестящей женщины, унаследовавшей огромное состояние, вышедшей замуж за графа и железной рукой управляющей молодежью Палм-Бич, скрывается ненавидящая себя маленькая девочка, которая однажды вечером в припадке ярости и отчаяния перебила все зеркала в доме, потому что не могла смотреть на свое лицо. Господи Иисусе, сможет ли он когда-нибудь забыть тот вечер!

Спенсер взял из груды писем еще один конверт и надорвал его. Женщина, о которой он никогда не слышал, создает фонд, чтобы сохранить технику ткачества мастериц, живущих в Андах. Спенсер с, отвращением отбросил письмо, хотя это чувство родилось в нем скорее от воспоминаний о том, как Эштон разбила зеркала, нежели от письма. Вдруг его осенило. Как это раньше не пришло ему в голову! Он всегда считал, что его теплые чувства к Эштон объясняются их одиночеством и изоляцией. Сейчас же он понял, что дело не только в этом. Эштон была единственным человеком, который в нем нуждается. Не то чтобы он мог что-то сделать для нее, а просто он мог быть чем-то в ее жизни. Она прибегала к нему за помощью, утешением и поддержкой, и это позволяло ему чувствовать себя по меньшей мере мужчиной.

Спенсер снова подумал о предстоящем вечере, и от этого ему стало еще тоскливее. Боже, он надеялся, что у него в загашнике остался кокаин. Как ему удастся пережить этот вечер без наркотика?

Мег решила доставить себе удовольствие. Она знала, что не может считать себя настоящей гостьей на вечере. Она даже не выполняла функцию фотографа. Графиня дала ей понять, что съемок сегодня не будет.

– Просто обед в узком кругу для людей, которых мы с графом любим, – доверительно сообщила Эштон, словно они были давними подругами. Само собой разумеется, они были кем угодно, только не подругами. Мег шла на вечер не как гость, или подруга, или фотограф, но, так или иначе, она шла. Мег решила должным образом подготовиться к вечеру. Она заслужила это после того, что случилось возле бассейна и в бассейне.

Иногда она не могла понять мужчин. Неужто граф и в самом деле хотел содрать с нее одежду и затащить в постель – или на шезлонг, – в ту же минуту, как только увидел ее? Она не была недотрогой. У нее случались связи, и не все из них по любви, А если поразмыслить, то любви там вообще не было. Мег понимала это сейчас. Ей не надо было, чтобы за ней ухаживали, обольщали или умоляли на званых обедах с канделябрами под звуки музыки и с букетами роз, хотя она вовсе не возражала против того, чтобы мужчина соответственно все обставил, с вниманием отнесся к ее чувствам и продемонстрировал свои. Иначе говоря, она хотела, чтобы к ней отнеслись как к личности, по крайней мере как к женщине. Ей вовсе не хотелось, чтобы какой-нибудь волокита после встречи с ней сделал на своем ремне отметку об очередной победе. С первой встречи граф показался ей красивым, воспитанным и притягательным. Подобное сочетание качеств, пусть даже показных, очаровало ее. Мег и сейчас считала, что он красивый, воспитанный и притягательный. Правда, сочетание этих качеств теперь уже не казалось Мег столь привлекательным.

Он сказал, поднося на прощание ее руку к своим губам, что увидит ее сегодня. Это ее не беспокоило. Во-первых, рядом будут другие люди. Во-вторых, она в состоянии позаботиться о себе. Она уже доказала это днем. Почему бы не развлечься.

Мег нашла в магазине шикарное платье от Калвина Кляйна, на покупку которого она позволила себе раскошелиться, сделала педикюр и маникюр у Клингера и, наконец, – массаж у Евы и Марии. Уходя, она чувствовала, как пощипывает кожу, насколько расслаблены ее мышцы и раскрепощен ум. Она шла по Уорт-авеню, глядя на витрины магазинов, испытывая блаженную удовлетворенность.

Мег остановилась возле магазина Картье и осмотрела небольшую витрину. Россыпи сапфиров поблескивали в предвечернем освещении. Глубина и насыщенность цвета поистине потрясли Мег. Ей пришла в голову мысль, что, будь она Эштон Кенделл, могла бы зайти сейчас в магазин и купить эти драгоценности. Но Потом Мег вспомнилась поза, в которой Эштон лежала в лодке в то утро, поведение графа у бассейна и в бассейне, и она поняла, что нисколько не завидует Эштон Кенделл. И кроме того, подумала Мег, если Эштон Кенделл способна купить роскошные вещи, Меган Макдермот способна получить их иным способом. Она может сфотографировать драгоценности.

Мег пришла в свой номер в отеле «Бурунье» в приподнятом настроении и стала готовиться к вечеру. Новое платье выглядело на ней сейчас, пожалуй, даже лучше, чем в примерочной, его бледно-персиковый цвет хорошо оттенял бронзовый загар, который Мег приобрела за последние несколько недель. Даже если бы у нее были дорогие украшения, она не стала бы нарушать цельную простоту своего облика. Платье было очень коротким, а каблуки босоножек, купленных к нему, казались высокими, и когда Мег смотрелась в зеркало, чтобы проверить, не поехала ли сзади петля на чулке, ей пришло в голову, что Спенсер Кенделл никогда не видел ее в юбке. И еще ей подумалось, что, возможно, он будет сегодня на вечере. Она не думала об этом раньше, по крайней мере сознательно, но вдруг поняла, что неосознанная мысль об этом стояла за всеми ее послеобеденными приготовлениями.

Меррит сидел в обитом деревянными панелями кабинете над листом с многочисленными цифрами под пристальными взглядами представителей нескольких поколений Кенделлов, запечатленных на парадных портретах. Как он ни бился, цифры не сходились.

Он поднял голову и посмотрел на портрет отца. Это его вина и вина его отца, а также всех предков, которые жили так, словно не будет никакого завтра. Удивительно, подумал Меррит, сколько времени они потратили на то, чтобы улучшить родословную Кенделлов, чем и объясняется брак Эштон, и как мало усилий предприняли для того, чтобы удовлетворить свои нужды и потребности. А сейчас все свалилось на него.

Меррит провел рукой по лицу, словно пытаясь снять проблему, и снова углубился в цифры. Будь он проклят, если оставит своим детям в наследство такую же неразбериху, какую оставил ему отец. Будь он проклят, если предаст Эштон и всех, кто полагается на него. В этом истинный смысл добра и зла. В этом смысл нравственности. Он знал, что эта аргументация не будет рассматриваться в суде, но ему на это наплевать. Что такое суд пэров? Он – Меррит Кенделл. Весьма немного найдется людей, равных ему. Но он придерживается высоких моральных норм. Он отвечает за честь семьи. И. сделает все ради семьи. Абсолютно все.

Эштон сидела перед зеркалом и рассматривала свое отражение. Даже приглушенный свет не помогал. И она надеется выглядеть хотя бы сносно сегодня вечером? Подбородок был страшно длинный, кожа походила на пергамент. И – о Господи! – они уже появились! Эштон увидела лопнувший сосудик на своем длинном-предлинном носу и еще один – на правой щеке. Она поднесла было стакан ко рту, но затем поставила его на туалетный столик. Она намерена это прекратить. Пока не стала в точности такой, как Дафна Дэнкуорт.

Эштон потянула сонетку. Грета появилась мгновенно. Эштон даже не пришлось объяснять горничной, почему она позвонила. Девушка бросила взгляд на графиню, подошла к столику и ласково тронула ее за плечи.

– Мы сделаем графиню красивой, как всегда, в мгновение ока, – проворковала она. – Я вызову Фонду Ли.

Эштон откинулась в кресле и закрыла глаза. Она понимала, что внимание, заботу и любовь к себе она не столько завоевала, сколько купила, но сейчас это было не важно. Сейчас достаточно было того, что это у нее было. К тому же что плохого, если ты покупаешь нужные тебе вещи? По крайней мере ты знаешь, что тебе нужно.

Эштон открыла глаза и бросила взгляд на дверь комнаты Алессандро.

– Граф пока не вернулся, – пробормотала Грета.

Эштон снова закрыла глаза, но на сей раз облегчения не испытала. Она ошибалась, полагая, что можно рассчитывать на вещи, за которые платишь. Она платила за Алессандро, однако рассчитывать на него не могла.