Текст книги "Субъективный словарь фантастики"
Автор книги: Роман Арбитман
Жанр: Публицистика: прочее, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Журналы фантастики
Существуют периодические издания, публикующие фантастические произведения, а также статьи, обзоры, интервью, авторские колонки, читательские письма на тему научной фантастики (см.) и фэнтэзи (см.). Массовые специализированные журналы такого рода появились после Первой мировой войны в Соединенных Штатах Америки: в 1926 году возник ежемесячник Хьюго Гернсбека «Amazing Stories», выходивший до 2007 года. Главный редактор, автор романа «Ральф 124 С 41+» (это имя главного героя), и сам писал «научно-техническую» прозу, и публиковать старался – поначалу, по крайней мере, – тексты, по тематике близкие к «научпопу».
Заметим, что в 40–70-е годы ХХ века самым распространенным форматом для фантастики считался рассказ: читатель получал в одном номере несколько произведений, по возможности хорошо иллюстрированных. В таких журналах печатались и романы, конечно, но все же малая форма оставалась самой демократичной, а среди писателей ценились те, кто мог на нескольких страницах рассказать необычную историю. «Господи, благослови те маленькие журналы, где молодые писатели до сих пор могут публиковать рассказы, получая за это авторские экземпляры», – позднее напишет Стивен Кинг, дебют которого состоялся на страницах одного из этих изданий.
Но вернемся к конкретике. Среди других американских первопроходцев называют «Fantasy & Science Fiction» Энтони Бучера (первый номер вышел в 1949 году под названием «The Magazine of Fantasy», впоследствии среди авторов были такие знаменитости, как Рэй Брэдбери, Теодор Старджон, Деймон Найт и другие), «Galaxy Science Fiction» Горация Голда (возник в 1950 году и за десять лет успел опубликовать ставшие популярными произведения Роберта Хайнлайна, Альфреда Бестера, Харлана Эллисона и др.) и, конечно, «Astounding Science Fiction» (он же «Analog») при Джоне Кэмпбелле (1937–1971), который печатал Клиффорда Саймака, Айзека Азимова, Пола Андерсона, Гарри Гаррисона и прочих нынешних корифеев. Все лучшее из англоязычной фантастики, переводившееся у нас, например, для серии «ЗФ» (см.), сперва «обкатывалось» именно в таких журналах…
Вы спросите, как в годы расцвета названных американских изданий развивалась фант-периодика в СССР? Никак. Ее попросту не было. Сборник «Искатель» (1961), приложение к журналу «Вокруг света», по подписке не распространялся, в свободную продажу не поступал, да и фантастика в нем делила скудную жилплощадь с детективом. В 1964 году советские фантасты еще надеялись, что «толстый» журнал такого рода вот-вот будет создан, и даже вели дискуссии в «Литгазете». Генрих Альтов опасался, что когда такое издание появится, будет хуже: фантастику прогонят из остальной периодики. Его оппоненты дружно уверяли скептика, что будет лучше, притом «в ближайшее время. Журнал научной фантастики возникнет и будет жить!» Увы, надежды не оправдались. На протяжении многих лет советские фантасты с завистью поглядывали на коллег из соцлагеря: венгерская «Galaktika» появилась в 1972 году, польская «Fantastyka» – в 1982 году, а у нас все было глухо до 1990 года, когда в Минске возник настоящий журнал «Фантакрим-МЕГА». Он был отлично иллюстрирован, там была хорошая проза и множество приятных мелких рубрик (просуществовал с перерывом восемь лет).
После 1991 года плотину прорвало: казалось, на постсоветском пространстве, как в «Республике ШКИД», каждый захотел издавать собственный журнал. Среди них были тихие середнячки (типа «Четвертого измерения», 1991–1992) и жуткие монстры (наподобие рожденной в недрах сумеречного сознания Юрия Петухова «Метагалактики», 1992–1995, удивительной амальгамы площадного трэша и исступленного «патриотизма»). Поскольку я как автор участвовал во многих проектах, у меня в архиве сохранились номера – смотрю на них с нежностью. «Сфинкс», Москва, 1991 год. Предисловие Кира Булычева, опубликованы первая часть повести «Билл – герой Галактики» Гарри Гаррисона, рассказы Фрица Лейбера, Роберта Желязны, Гордона Диксона и др. (вышел один номер). «SOS», Москва, 1991 год. «Принц Госплана» Виктора Пелевина, рассказы Ричарда Матесона, Дмитрия Биленкина, Томаса Диша и др. (де-факто вышли два номера). «Одессей», Одесса, 1993. Рассказы Филипа Дика, Бориса Штерна, Филипа Фармера и др. (вышли два номера). «Миры», 1993, Алма-Ата. Рассказы Майкла Муркока, Р. А. Лафферти, Сергея Лукьяненко и др. (вышли три номера). И так далее. Журналы редко окупались; как только у учредителя кончались деньги, издания (в том числе и очень симпатичные) схлопывались.
Среди изданий, которые просуществовали намного дольше, назову столичную «Звездную дорогу» (Москва, 2000–2003), петербургскую «FAN-тастику» (2007–2008), киевскую «Реальность фантастики» (2003–2010), петербургский «Полдень, XXI век» (2002–2013), и мне жаль, что все эти очень разные проекты прекратили существование не по творческим, а по сугубо экономическим причинам. Из всех известных журналов дольше всех продержался «Если» (Москва, 1991–2012; с 2015 года тлеет одноименное петербургское издание). Он совмещал публикацию переводной и отечественной фантастики с серьезными аналитическими (а подчас и провокативными) статьями.
Не уверен, что для «толстого» журнала фантастики в России сегодня есть перспектива. В условиях, когда издательства ежемесячно выбрасывают на рынок десятки книг, читателю нужна не еще одна площадка для публикации текстов произведений, а компас и лоция. А уж тексты потом отыщутся – в книжном магазине или в интернете. Перелистайте столичный «Мир фантастики»: множество рецензионных рубрик (книги, фильмы, сериалы, игры и пр.), но проза почти не присутствует. Возможно, именно по этой причине журнал выходит без перебоев с 2003 года. Хотя тираж падает, увы.
Заповедник гоблинов
Роман Клиффорда Саймака «The Goblin Reservation» опубликован в 1968 году. Три года спустя сокращенный перевод появился в журнале «Смена», а книжное издание (1972) вышло в серии «ЗФ» (см.). Действие происходит на Земле, где наука допускает и существование магии. Профессор факультета сверхъестественных явлений Висконсинского университета Питер Максвелл возвращается из космического путешествия на Землю и узнает о своей смерти: оказывается, еще один Питер Максвелл прибыл месяц назад и таинственным образом погиб – то ли несчастный случай, то ли убийство. Теперь герою надо успокоить безутешных друзей и коллег, вернуть работу, разобраться, кто его убил и за что, а главное – исполнить миссию, важную для человечества…
Сюжет выстроен мастерски, по-детективному, едва ли не каждая деталь упомянута не зря и «выстреливает» в нужный момент. При этом в тексте нет ощущения тесноты, жесткой заданности, а есть та поэтическая неторопливость, которая отличает лучшую фантастику Саймака. Упомянутый в заглавии заповедник, строго говоря, играет не первостепенную роль в сюжете, но важен для атмосферы романа. Как бы герой ни спешил, он может сбавить темп, оглянуться и оценить красоту и своеобразие уголка мира, не тронутого цивилизацией и живущего по своим законам. Именно здесь получили права гражданства те, кого считали персонажами сказок. На специально отведенной им территории живут тролли, эльфы, гномы, феи и прочие создания; некоторые из них уже стали частью массовой культуры. Ворчливый гоблин О’Тул – в числе наиболее колоритных персонажей, окружающих Максвелла. Есть и другие: ученый неандерталец Алле-Оп, любопытный Дух и биомеханический тигренок Сильвестр.
В романе Земля ушла в будущее на несколько столетий и на первый взгляд сильно отличается от нынешней. Автолеты здесь заменили такси, люди научились перемещаться в космосе на миллионы парсеков, по университетскому городку шныряют пришельцы из самых разных звездных систем, а объявление приглашает всех желающих на лекцию о Шекспире, которую прочтет сам Шекспир, выдернутый из прошлого сотрудниками Института времени. Впрочем, несмотря на внешние метаморфозы, многое здесь застыло в неприкосновенности. Светские дамы, вроде Нэнси Клейтон, как и в ХХ веке, зазывают на свои приемы экзотических гостей. Бюрократы, по традиции, больше верят справке о смерти, чем живому ее опровержению. Университеты, как и раньше, вынуждены превращать науку в шоу, чтобы получить финансирование…
Во всей этой круговерти Максвеллу надо сориентироваться и найти на Земле правильного покупателя для целой планеты, набитой бесценными знаниями (это и есть миссия главного героя). Увы! У тех, кому знания нужны позарез, нет денег, а те, кто готов на любые траты (монструозные инопланетяне-колесники, разумные ульи), никакого доверия не вызывают…
Саймак – писатель добрый, хотя и не благостный. В финале «Заповедника гоблинов» справедливость восторжествует: планета знаний достанется тем, кому надо, заповедник пополнится еще одним необычным жителем, колесники будут посрамлены… После выхода первого книжного издания в СССР роман стал настолько популярен, что в начале 90-х его стали тиражировать не только в Москве и Санкт-Петербурге, но и в российской провинции (Хабаровск, Воронеж, Красноярск, Новосибирск), а также в бывших советских республиках (книги выходили в Душанбе, Баку, Кишиневе, Харькове, Запорожье, Риге, Минске).
Любителям фантастики повезло – чего не скажешь о гоблинах. «Хорошие ребята, как на подбор, и сердца у них добрые», – такими словами аттестует О’Тул своих соплеменников. Увы, в те годы, когда число переизданий достигло пика, на наши телеэкраны вышел мультсериал о медведях Гамми. Гоблины там были отрицательными персонажами – огромными, злыми и тупыми (у Толкиена так выглядели орки). Потому-то слово «гоблин» с начала 90-х прижилось в русском языке в значении «малообразованный, некультурный, грубый человек, обычно физически крепкий». Если бы милейший ворчун О’Тул об этом узнал, он бы, наверное, заболел от огорчения. И жители заповедника остались бы без прекрасного, терпкого октябрьского эля…
Звездная пыль
Повесть англо-американского писателя Нила Геймана «Stardust» (1998) создана в жанре фантастической сказки. История начинается в селе под названием Застенье. Действие поначалу разворачивается в викторианской Англии. Оказывается, в Застенье существует проход между двумя мирами – реальным и сказочным. Один раз в девять лет жители Волшебной страны проходят в нашу реальность – на ярмарку. Во время одной из ярмарок вспыхивает короткий роман между юным Дунстаном Терном и жительницей иного мира. Общее их дитя, Тристран Терн, поначалу считает себя обычным человеком. Но однажды герой дает сгоряча обещание принести любимой девушке Виктории упавшую звезду – и для этого проникает в смежный мир, к которому Тристран наполовину принадлежит по законам крови…
Беглый пересказ сюжета не может передать особой жанровой специфики повести. Здесь есть атрибуты фэнтэзи (см.): единорог, ведьмы, заколдованные принцессы, летучие корабли, хищные деревья и так далее, но сюжет развивается совсем не так, как предписывает жанр. Гейман, не поступаясь принципами fantasy, сумел сделать фабулу непредсказуемой. Да и хеппи-энд этой истории весьма условный. Звезда найдена, принцесса расколдована, тайна рождения героя открыта, победитель получит трон и все почести. Вроде бы отрицательные персонажи потерпели фиаско, а положительные герои заслужили счастье, но щемящая грусть не отпускает читателя. И сами герои в сомнении: то ли удалась их жизнь, то ли протекла понапрасну в борениях с призраками и тенями.
На этом месте литературная история «Звездной пыли» плавно перетекает в кинематографическую. В 2003 году Гейман знакомится с Мэтью Воном, продюсером знаменитых лент Гая Ричи, и продюсер убеждает писателя: именно он, Вон, сумеет перевести сказку на язык кино с наименьшим ущербом для фабулы. И действительно, сценарий в целом следует за сюжетом повести: потери невелики, а приобретения (о них чуть дальше) значительны. Картина выходит на экраны в 2007 году. Как в книге, так и в фильме юный персонаж с чуть измененным именем Тристан (его играет Чарли Кокс) из деревни Застенье, влюбленный в своенравную деревенскую красотку Викторию (Сиенна Миллер), дает подруге опрометчивое обещание добыть с неба звезду – и не звезду вообще, а конкретную, которая прямо у них на глазах упала с неба, и место ее падения – где-то за стеной, в волшебном королевстве Штормфорт. Парень еще не знает, что звезда – не камень, но живая девушка по имени Ивэйн (Клер Дэйнс), и за ней одновременно охотятся: а) старая Королева Ведьм Ламия (Мишель Пфайффер), желающая вырезать у звезды сердце и вернуть себе молодость, и б) сыновья умершего лорда Штормфорта – дабы заполучить волшебный топаз, камень власти в этом королевстве.
Большая часть 65-миллионного бюджета была брошена на декорации и спецэффекты: замок ведьм, в книге скромный на вид, в фильме выглядит достойным местом финальной схватки Добра и Зла – пусть даже упомянутая схватка на треть скроена из банальностей, вроде фокусов вуду, удачно падающих люстр и летящих на героев осколков, прямо как в «Крепком орешке» (правда, персонажам удается волшебным образом не пораниться).
Поручив роль злобной Ламии по-прежнему ослепительной Мишель Пфайффер, режиссер попал в яблочко: образ женщины, вступающей в схватку со временем в погоне за ускользающей красотой, не требует актерского перенапряжения – проникнуться подобной ролью актрисам, перешагнувшим за сорок, обычно удается инстинктивно. Как уже было сказано, кое-чем авторы фильма были вынуждены пожертвовать (гном, друг Тристрана, исчез, а сцена с единорогом оказалась скомканной), зато наилучшей идеей сценаристов стало разрастание роли капитана воздушного корабля. Персонаж перестал быть эпизодическим, попутно поменяв имя (с Альберика на Шекспир) и сексуальную ориентацию (с традиционной на нетрадиционную) и обзаведясь лицом Роберта Де Ниро. Пожалуй, из всех его комедийных ролей последнего десятилетия эта наиболее удачная: бравый ловец молний, который, запершись от своей команды, танцует под патефон, запоминается после окончания фильма намного лучше, чем главные герои. Не в обиду Чарли Коксу и Клер Дэйнс будь сказано.
ЗФ (зарубежная фантастика)
Популярная книжная серия выходила в советском (потом российском) издательстве «Мир» в 1965–1999 годах и включала произведения иностранных фантастов. Сам «Мир» возник после реорганизации «Издательства иностранной литературы» (1946–1963), где переводная фантастика выпускалась редко и внесерийно («451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери, «Научно-фантастические рассказы американских писателей», «Вторжение с Альдебарана» Станислава Лема и некоторые другие).
Идея отдельной серии принадлежала Евгению Артуровичу Девису, который привлек к ее составлению, оформлению и переводам знатоков фантастики – писателей, критиков, переводчиков, художников. Среди них были Аркадий и Борис Стругацкие, Кир Булычев, Евгений Брандис и Владимир Дмитревский, Рафаил Нудельман, Еремей Парнов, Юло Соостер, Кира Сошинская (см. Иллюстрации к фантастике в СССР). Самыми издаваемыми авторами в серии были Артур Кларк (8 книг), Айзек Азимов (5 книг), Клиффорд Саймак (5 книг), Рэй Брэдбери (3 книги), Станислав Лем (3 книги) и Роберт Шекли (3 книги). В рамках «ЗФ» выходили романы, авторские сборники отдельных писателей и многочисленные «географические» антологии (правда, издателям приходилось «разбавлять» подборки произведений фантастов капстран подборками авторов из соцлагеря).
Большим успехом у читателей пользовались сборники рассказов и повестей, объединенных одной темой: роботы («Шутник», 1971), космос («Звезды зовут…», 1969), путешествия во времени («Пески веков», 1970, «Патруль времени», 1985), изобретения («Фантастические изобретения», 1971, «Практичное изобретение», 1974), контакт с инопланетянами («Огненный цикл», 1970, «Дальний полет», 1972, «Пять зеленых лун», 1978), планеты Солнечной системы («Через солнечную сторону», 1971), внеземные формы жизни («Космический госпиталь», 1972), а также юмористическая фантастика («31 июня», 1968, «Нежданно-негаданно», 1973), фантастика ученых («Пиршество демонов», 1968) и так далее. Среди авторов, «открытых» советскими читателями благодаря этой серии, назовем Генри Каттнера и Уильяма Тенна, Хола Клемента и Саке Комацу, Майкла Крайтона и Эрика Фрэнка Рассела…
Впрочем, книги серии «ЗФ» не только знакомили нас с переводной фантастикой, не известной ранее, но и тихонько подтачивали основы господствующей идеологии. Да, все книги сопровождались «разъясняющими» предисловиями, но они чаще всего были только страховкой от возможных претензий советского агитпропа. Томики «ЗФ» незаметно взламывали в нашем сознании стену покрепче Берлинской. Бетон той стены был замешан на ксенофобии, страхе, обильном официальном вранье и нашем прискорбном (хотя и объяснимом) незнании жизни на той стороне. Мрачный мир Драйзера, Эптона Синклера, Говарда Фаста, укоренившийся в нашем сознании, начинал рассыпаться после вторжения в него пронырливых бизнесменов Роберта Шекли, неторопливых фермеров Клиффорда Саймака, бойких, не теряющих оптимизма ни при каких обстоятельствах предпринимателей Гарри Гаррисона, странных ученых Фредерика Брауна и т. д. Мы поняли, что светлое будущее – не обязательно коммунизм и коллективизм, а зеленый штат Иллинойс – не обязательно «эксплуатация человека человеком»; это еще и мальчик Дуглас Сполдинг, его друзья, бабушка, навевающий грусть вечерний пейзаж и дружелюбный уют провинциального городка… Многое было непривычно, поначалу страшновато (иная обстановка, незнакомые конфликты, другой быт), но не чуждо. И мы в конце концов понимали: объединяет нас гораздо больше, чем разъединяет.
Как ни парадоксально, советский читатель часто глядел в эту фантастику, как в зеркало: оно изменяло пропорции, убирало детали, но кривым оно не было. Наоборот, оно выпрямляло зрение. Тот, кто отмахивался от реальности, выхватывал лишь внешнее, форму, экзотику – и удовлетворялся этим. Для других «ЗФ» была отдушиной, бликом света в тумане… Когда в начале 90-х идеологические преграды рухнули и на нас обвалилась вся литература, ранее скрытая за железным занавесом, читателям серии было легче адаптироваться к новым условиям. К сожалению, сама «ЗФ» не выстояла в 90-е годы: серия перестала быть единственной, оказалась одной из многих и не выдержала конкуренции.
Ийон тихий
Сквозному персонажу рассказов и повестей польского фантаста Станислава Лема, написанных в 1954–1983 годах, сначала было уготовано место в «несерьезной» части лемовской Вселенной: там же, где, например, наглый американский репортер мог в одиночку предотвратить Конец Света, где дураковатые гении Трурль и Клапауций (из «Кибериады») создавали виртуальных драконов, чтобы получить от них трепку, и где коварные астронавты с Альдебарана не выдерживали первого же столкновения с алконавтами из польской глубинки…
Поначалу Тихий возник как персонаж игровой, сугубо юмористический: сюжеты с его участием превращались в некий полигон для многочисленных лемовских парадоксов. Чаще всего раннего Ийона Тихого, времен «Звездных дневников» (начаты в 1954 году), эксплуатировал гениальный профессор Тарантога – эдакий гибрид мини-Саваофа и макси-Франкенштейна, наделенный, впрочем, добродушием Айболита и рассеянностью Паганеля. Тарантогу интересовало, не выйдет ли чего веселенького, если замедлить время? а если закольцевать его в петлю? а если?.. Тихий честно служил познанию и грамотно смешил публику, пока находился в космосе. Он «размножался» с помощью календаря, боролся с разумным картофелем, устраивал охоту на курдля с помощью мины с часовым механизмом и доводил до исступления аборигенов, отказываясь понимать значение слова «сепулька».
На Земле, однако, Тихий кардинально менялся. Четыре рассказа, включенные в цикл «Из воспоминаний Ийона Тихого» (1960–1973), плюс «Доктор Диагор» (1964), – быть может, самые жуткие (по сюжетике) творения пана Станислава. От ернической, временами откровенно глумливой интонации здесь не оставалось и следа. Перед читателями представали болезненно-мрачные типы; они демонстрировали герою изобретения, от которых холодело сердце: будь то законсервированная слепоглухонемая душа или машина времени (см.), убивающая своего создателя. Вскоре Тихий стал универсальным героем Лема. Он мог все и был всем. Писатель бросал его в жерла вулканов и на амбразуру. Подобно Агасферу (см.), он был обязан уцелеть везде. Подобно Гераклу – победить и остаться символом торжества разума в царстве абсурда. Выстраданный рационализм Тихого был ненавязчив, неагрессивен и непоколебим.
Поздний Ийон Тихий, герой «Осмотра на месте» (1982) и «Мира на Земле» (1985), начисто растратил свои давние черты «космического Мюнхгаузена» и уже почти готов был прибиться к «серьезной» Вселенной взамен погибшего навигатора Пиркса. Чтобы вместо точки явить многоточие, Лем подумал – и законсервировал свои постройки на веки вечные. При этом загодя написанная повесть «Футурологический конгресс. Из воспоминаний Ийона Тихого» (1971) оказалась эдакой мемориальной табличкой у могильного камня человеческой цивилизации. В 70-е годы, когда повесть была написана, читателю казалось, что самое важное для повествователя – сказать правду и сорвать маски. В нулевые повесть читается по-другому: ныне фантастическая «хемократия» кажется не самой худшей формой насилия социума над личностью. В конце концов, политическая пропаганда, массовая культура или торговля тоже предлагают индивиду суррогаты в разнообразных ярких упаковках; химия упрощает все процессы, делает их более эффективными – только и всего.
В повести Лема цивилизация достигла такого края, что проблема ее выживания перестала что-то значить: доктор Айболит бессилен, пора звать доктора Кеворкяна. Перенаселенность, неурожаи, ледник сделали черное дело. Теперь выбирать можно лишь между хосписом и смертью под забором. В «Футурологическом конгрессе» Тихий не столько участник событий, сколько свидетель. Хотя и он не сразу догадывается об иллюзорности окружающего его мира: в воздухе распыляют масконы – галлюциногены, маскирующие явные признаки упадка. Автор дает право своему любимому герою подвести итоги развития технологической цивилизации и объявить о ее кончине… В общем, все стало плохо и не смешно. Представляю, с каким удовольствием Тихий бы вернулся обратно в космос – к курдлям и разумному картофелю. Но в конце пути он уже, наверное, и сам не уверен: то ли это было взаправду, то ли наш герой просто нанюхался масконов…
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
