Текст книги "Арон Гирш. Утерянный исток"

Сделав ещё один жест, высокий мужчина приказал, чтобы один из вооружённых копьём людей, подошёл к невольнику и сорвал с его головы повязку. После этого, молчание нарушил высокий мужчина, и вновь несуразная речь звучала в ущелье. Когда высокий закончил говорить, собравшиеся люди издали какие-то дикие вопли, при этом собравшиеся смотрели в небо, совершали жесты, носившие явно ритуальный характер.

Удерживаемый мужчина, при этом, стал что-то бормотать, но из-за шума, его голоса не было слышно. Следующим шагом стало то, что высокий сошёл с каменного диска, остановившись напротив всей группы. Те люди, которые удерживали невольника, протащили мужчину на каменный диск. Невольник практически не оказывал никакого сопротивления. Наконец, невольника отпустили, и мужчина рухнул на подкосившихся ногах на каменный диск. Все эти действия сопровождались бормотанием стоявших по периметру площади людей с оружием.

Невольник сам, медленно перевернувшись на спину, улёгся на каменный диск, лицом к небу, раскинув руки и ноги. Те люди, которые до этого держали невольника, теперь расправили его ноги и руки таким образом, что он теперь напоминал знаменитый образ Витрувианского человека³ Мужчина смотрел прямо в небо, и Риз мог видеть из своего укрытия, как двигались губы мужчины в безмолвной речи ли молитве.

Сам Риз наблюдал за происходящим затаив дыхания, и несмотря на всю невообразимость происходящего, он ясно представлял себе, к чему шло дело. Его фантазия уже извлекла откуда-то образы о жертвоприношениях, свойственных диким племенам или религиозным сообществам. Но всё это было лишь отдельными фрагментами, имевшими под собой больше надуманного, в то время как теперь, перед его глазами готовился свершиться настоящий акт дикости, впечатления от которого усугублялось ещё и тем, что Риз не мог найти никакого логического объяснения происходящему. В какой-то момент, ему показалось, будто невольник, обильно кровоточащие руки и ноги которого уже были закреплены острыми железными штыками на каменном диске, смотрел прямо на него. Ризу показалось, будто приготовившийся умереть в угоду неведомому верованию, человек теперь видел его, неизвестно откуда взявшегося здесь чужака. И что в этом обстоятельстве казалось Ризу особенно чудовищным, так это впечатление от того, будто эти предсмертные слова, беззвучно слетавшие с уст обречённого, в одной ему ведомой молитве, словно были адресованы самому Ризу, совершенно непричастному, бессильному в своём стремлении помочь, предотвратить страдания несчастного. Даже со столь значительного расстояния, Риз не мог выдержать на себе этот взгляд, он наконец закрыл глаза, отступил к дальней стене скальной комнаты, пока спиной не коснулся шершавой поверхности нагретого камня. Ещё некоторое время, закрыв глаза, Риз не мог отделаться от наблюдаемой только что картины, всё, что теперь мог слышать молодой человек, был крик множества сотен птиц, казалось, они были готовы единым шквалом ворваться в эту скальную залу, служившую Ризу временным укрытием.

Оставаясь в таком, условно закрытом от происходящего положении, Риз усилием воли подавил в сознании отпечатавшуюся картину с обречённым на каменном диске, в преддверии бессмысленного жертвоприношения. Где-то там, внизу, несчастный невольник продолжал беззвучно взывать своими молитвами к воспитанному в нём самом невежестве, наверное, даже до конца не осознавая, что именно это невежество, превратившееся в слепую веру, обрекло его на мученическую смерть.

В какой-то момент, Риз услышал, истошный вопль человека. В первые секунды Риз надеялся, что страдания невольника не продляться долго, однако вопль не утихал, сливаясь с криком птиц в немыслимую, безумную какофонию. Наконец, не в силах выносить этого звука, Риз раскрыл глаза, чтобы увидеть, что он по-прежнему сидит в кресле в конференц-зале. Он сидел в своём кресле, впившись обеими руками в твёрдые пластиковые подлокотники, плотно прижавшись спиной к спинке кресла. Вокруг него большинство других посетителей конференции теперь встали и громко аплодировали лектору, который благодарно принимал град аплодисментов. За его спиной, на широком экране застыл финальный слайд с надписью «The End», которая была сделана на фоне живописного ущелья, основания которого имело округлую форму, а стены скал были покрыты резьбой. Это была храмовая площадь, та самая, которую только что видел Риз. Ещё до того, как молодой человек мог бы удивиться этому обстоятельству, в зале зажегся свет, унося с собой всю атмосферу презентации, делая экран тусклым и не выразительным.

Оставаясь в своём кресле, Риз не заметил, как кто-то подошёл к нему сзади, и только когда мягкая ладонь осторожно легла на его плечо, молодой человек обернулся и увидел стоявшую рядом женщину, в которой он не сразу узнал уже знакомую ему Елизавету Лурию. Наверное, из-за того, что женщина была одета не в медицинский костюм, а её волосы не были собраны на затылке в незамысловатую причёску, которую она носила в исследовательском центре, Ризу потребовалось несколько затянувшихся мгновений, чтобы понять, кто перед ним стоял.

– Я вас ещё с самого начала заметила. – сказала женщина, едва заметно улыбаясь Ризу – Я сидела позади вас.

Риз посмотрел в направлении куда кивнула Елизавета, словно это имело какое-то значение.

– А я вас не заметил почему-то. – ответил Риз, обретая уверенность услышав собственный голос. Звук собственного голоса словно позволял Ризу установить некую зыбкую связь с реальностью.

–Я вообще-то не ожидала увидеть здесь хоть кого-то из знакомых, а увидев вас, была сильно удивлена. – говорила женщина, старательно подбирая слова – Не поймите неправильно, просто мне казалось, что такие вот конференции – самое последнее место, куда человек в вашей ситуации мог бы пойти.

– Ну, – отвечал Риз – моя ситуация не обязательно исключает интерес к знаниям. К тому же я уже прошёл этап вырисовывания кружков и квадратиков на бумаге, теперь вот могу что-то посложнее попробовать.

Елизавета рассмеялась, обрадовавшись тому, что Риз сам нивелировал возникшее неудобство от её высказывания.

– Вам понравилось? – спросила Елизавета.

Риз посмотрел туда, где ещё минуту назад был лектор и широкий экран проектора, сейчас там не было ни того ни другого.

– Я имею в виду лекцию. – уточнила женщина – Вы увлекаетесь этнологией или…

Риз понял, что на этот раз нужно что-то ответить, и ему почему-то захотелось сказать, что он будто бы увлекался какой-либо наукой, но в тоже самое время, он прекрасно понимал, что подобный манёвр мог бы поставить его в дурацкое положение, в конце концов, ложь всегда рушится на мелочах.

– Я не то чтобы увлекаюсь наукой, просто в последнее время я несколько иначе взглянул на значение познания мира.

Елизавета ответила молодому человеку улыбкой, давая понять, что она уловила смысл его слов, хотя сам Риз был не вполне уверен, насколько он сам понимал этот смысл.

– А вы ведь один сюда пришли? – спросила Елизавета – Я имею в виду, что я не видела никого рядом с вами. Зал закрывают, если бы вам хотелось, мы могли бы…

Риз не позволил женщине растеряться, и как только Елизавета не смогла закончить последнее предложение, молодой человек добавил:

– Перенести наш разговор куда ни будь ещё. – в ответ, Елизавета вновь улыбнулась.

Спустя двадцать с небольшим минут, в течение которых Риз во-первых, позабыл о пережитом во время лекции видении, а во-вторых был вынужден испытывать некоторое волнение от казавшегося ему непривычным опыта общения с малознакомым человеком, молодой человек и женщина оказались уже в другом заведении, которое, впрочем, находилось в том же самом здании, что и конференц-центр, только с другой стороны улицы. Это был ресторан, название и оформление которого заявляло о австрийской кухне, но в меню и блюда и напитки не имели ничего общего с Австрией и вообще не носили никакого этнического характера.

Риз заказал какое-то лёгкое блюдо, и безалкогольный напиток. Елизавета, очевидно, неверно истолковав такое его поведение, решилась лаконично объяснить, что они вовсе не на свидании, и она сама за себя расплатится. Риз в ответ только пожал плечами, словно давая понять, что иного развития событий он и не ожидал, что было воспринято женщиной как очередная порция сарказма.

Когда официант записал заказы и наконец, забрал меню, Риз почувствовал себя значительно увереннее. Разговор возобновился.

Имея теперь возможность вести беседу в более располагающей обстановке, молодой человек и Елизавета позволили себе несколько отойти от темы перенесённой Ризом операции.

Молодой человек часто спрашивал женщину про некоторые аспекты психологии, связанные со снами. Эта тема заинтересовала Риза после того, как ему попалась на глаза в интернете книга «Природа сна» Владимира Ковальзона⁴. Однако Елизавета не находила эту тему интересной ни с профессиональной ни с какой иной точки зрения, хотя ей и были знакомы некоторые аспекты современной нейрофизиологии сна.

Затем Риз поднял тему того, как иногда людям может казаться, будто происходящее с ними вокруг является некой «инсценировкой» или частью чьего-то плана. Речь шла о концепции вымышленной, смоделированной кем-то реальности. Елизавета охотно рассказала Ризу то, что она лично могла наблюдать в своей практике. Женщина утверждала, что такие заявления свойственны пациентам с систематизированным бредом, который является одним из симптомов многих психических расстройств, в том числе параноидального психоза или шизофрении.

– В таких ситуациях люди склонны икать в поведении окружающих или признаки «фальши» – объясняла Елизавета, периодически делая паузы между словами, успевая справляться с пережёвыванием какого-то салата -или наоборот, доказательства реального, неумышленного поведения.

Елизавета объясняла Ризу, что такой феномен имеет место быть, и он на самом деле встречается не так уж редко.

– Мне это явление почему-то напоминает знаменитый кинофильм, «Шоу Трумана» – комментировал Риз, полагая, что этот пример может детализировать ситуацию, о которой шла речь.

– Вы наверно удивитесь, но спустя десять лет после премьеры этого фильма, – Елизавета говорила не без иронии в голосе – в две тысячи восьмом году, группа американских учёных-психологов представили на суд научных кругов свои исследования, посвящённые изучению отдельной формы параноидального расстройства, при котором человек испытывает специфическую манию преследования, когда ему кажется, будто все окружающие являются участниками некоего заговора, будто бы они действуют в соответствии с каким-то планом, и всё происходящее вокруг является частью этого плана, кроме самого этого человека»

– Эти исследования наверняка базировались на практических доказательствах этой теории? – уточнил Риз – В противном случае, это было бы просто гипотезой.

–Да, безусловно, – женщина откинулась на спинку стула, она получала наслаждение от съеденного салата и теперь предвкушала десерт – Они приводили подробные отчёты о длительном наблюдении за шестнадцатью пациентами с подобным расстройством. Приводили даже видеозаписи опросных бесед с ними. Примечательным оказался тот факт, что шесть из шестнадцати наблюдаемых буквально заявляли о том, будто бы их, без их на то ведома и дозволения, снимают на камеры, записывают на диктофоны, будто бы следят за ними именно таким образом, чтобы это выглядело как некое реалити-шоу.

– И это, наверно, весьма необычно для синдрома «преследования», если можно так это назвать, – заявил Риз – ведь обычно, насколько мне известно, такие больные испытывают скорее страх от ощущения слежки, разве нет?

– Совсем необязательно. – Елизавета сделала несколько глубоких глотков из стакана с минеральной водой – Видите ли, анализ анамнестических данных…

В воздухе повисло несколько неловкое молчание, Елизавета вперилась взглядом в Риза, словно вопрошая, стоит ли ей пояснять значение этого термина.

– Анализ истории жизни испытуемого. – Риз сам выдал дефиницию в произвольной форме, чем дал женщине лишний раз понять, что её собеседник в достаточной степени эрудирован.

– Анализ анамнестических данных таких больных, в подавляющем большинстве случаев, выявляет дефицит внимания в различные периоды жизни. Это как один из предрасполагающих факторов. Поэтому преследование не всегда носить выраженную негативную окраску, более того, часто это ощущение развивается в связи с подсознательным желанием оказываться в центре внимания.

– Тогда почему же исследования той группы учёных рассматривались как нечто новое? – спросил Риз – Какой в их исследованиях элемент научной новизны?

– Они предложили ввести в употребление новый термин, для якобы новой формы расстройства, и впоследствии утвердить эту форму как отдельную нозологическую форму заболевания. – Елизавета заметила, что Риз не совсем понимал, что есть нозология, и поэтому решила пояснить – Вообще-то, в США существует собственный классификатор психологических и психиатрических девиаций⁵. В России принято классифицировать заболевания по нозологическим формам, хотя и у нас есть собственный классификатор. Группа учёных-психологов, о которых мы говорим, настаивала на том, что новая, по их мнению, форма расстройства должна называться «синдром Трумана», по аналогии с сюжетом фильма. А в качестве оснований для такого названия, исследователи указывали на описание состояния тех шестнадцати пациентов из контрольной группы.

– И чем всё закончилось? – спрашивал Риз – Эти исследователи нашли поддержку в научных кругах?

– Разумеется нет, – Елизавета слегка пожала плечами – тогда пришли к выводу, что введение такого названия во-первых лишь добавит объёма и без того разросшейся классификации, во-вторых создаст опасный прецедент, и многие молодые исследователи будут пытаться выдать желаемое за действительно, только чтобы их «детище» попало в классификатор, это своего рода увековечивание научного имени.

– Получается, компетентные умы не углядели в предложенной концепции элементов научной новизны. – заключил Риз.

– Я бы так не сказала. – Елизавета сделала ещё один небольшой глоток из стакана с минеральной водой – Просто группа амбициозных исследователей пыталась представить уже хорошо изученное явление в новом свете. И это при том, что такое расстройство как мания преследования, в наименее выраженных формах, широко распространено в социуме.

– Я правильно понимаю, – уточнил Риз – данное заболевание встречается среди нормальных людей?

–Хочу сказать, – Елизавета не удивилась поставленному вопросу, очевидно сталкиваясь с ним очень часто – что в психологии очень тяжело обстоит дело с понятием нормы. Просто нет возможности определить критерии нормы в психологии, как это сделано в клинической медицине. И как следствие, отсутствие нормы сильно затрудняет определение патологии⁶.

– Получается, что в психологии нельзя никого назвать больным? – женщина ожидала такого вопроса от Риза, поскольку его очень часто задавали люди, с которыми приходилось вести разговор о фундаментальных основах науки.

– Существуют различные отрасли в психологии, самой авторитетной принято считать клиническую психологию. Да, больным называть никого нельзя, а о патологии говорить приходится только тогда, когда прослеживаются такие изменения сознания, при которых существенно ухудшается качество жизни человека, когда он становится неспособен к самостоятельной жизнедеятельности, и когда он становится опасным для себя или окружающих. Но в таких случаях, речь уже идёт о психиатрии, а их доктрина несколько более обстоятельна, и у них есть собственные критерии, в том числе и для нормы.

– Стало быть, это своего рода пограничье между психологией и психиатрией? – уточнил Риз.

Елизавета кивнула, продолжая жевать порцию салата.

– А если человек совершает что-то такое, что преследуется по закону. Ну скажем убийство. – после короткого раздумья предложил Риз – Откуда суду знать, является ли его действие признаком заболевания?

– О, это очень интересный вопрос. – с некоторым энтузиазмом отозвалась Елизавета – Видите ли, если обстоятельства преступления сперва проясняются следственными органами, они первые, кто контактирует с преступником. Если в ходе допроса выявляются какие либо обстоятельства, которые могут показаться следователям странными, то они могут запросить экспертизу. Но на самом деле этого никогда не происходит, потому как следствие заинтересовано в вынесении обвинительного заключения и передачи дела в суд. А вот защита обвиняемого, напротив, заинтересована в таких обстоятельствах и стало быть в экспертизе, поскольку это может дать защите возможность добиться гораздо более мягкого наказания для своего подзащитного, особенно если экспертиза сочтёт его больным. Здесь работают судебные психиатры, которые и ставят диагноз. Если обвиняемому поставят диагноз, то наказание в виде лишения свободы будет заменено на принудительное лечение, что разумеется, небо и земля.

Женщина сделала глоток воды и продолжила:

– Не стоит уповать на такой подход, поскольку вопреки распространённому мнению, «прикинуться дураком», а если говорить правильно – симулировать характерную тому или иному заболеванию симптоматику, не возможно, у экспертов есть проверенные методы, и симулянтов быстро вычисляют. Что содержание в тюрьме, что в психлечебнице, всё требует затрат из бюджета, а экономика у нас нынче никуда не годится. Но в тюрьме содержание всё равно обходится дешевле и там практикуется принудительный труд. В лечебнице дороже содержание, траты на лечение, и на администрирование таких пациентов. Поэтому, на практике стараются как можно реже выявлять патологии.

– Ну вот отлично, – усмехнулся Риз – получается вокруг нас бродят психопаты.

– О да, – женщина ответила молодому человеку улыбкой, и обвела взглядом помещение – так всегда было, и изменений в ближайшее время не предвидится. При отсутствии нормы, все мы в определённой степени ненормальные.

– Ну или до определённого предела. – глухо отозвался Риз.

Елизавета смерила его взглядом, но ничего не спросила.

Дальше, они двое ели молча, пока женщина не решилась первой нарушить молчание, заговорив про самого Риза. В частности, Елизавета спрашивала о том, как идёт процесс восстановления памяти. Риза удивил этот вопрос, поскольку данная тема казалась ему довольно интимной, и ранее он мог обсуждать её лишь с Кириллом Генриковичем.

– Всё идёт своим чередом. – ответил Риз, понимая, что такая формулировка рождает двусмысленность.

– Вы ведь своего рода уникум, переживший нейросинтез. – объяснила Елизавета – Но теперь у вас не менее важный этап, понимаете?

Риз помотал головой, давая понять, что он не совсем понимал, о чём шла речь.

– Ну как же, вы восстанавливаете своё «я», это чрезвычайно интересно. – объясняла Елизавета – Я считаю, со стороны Кирилла Генриковича было безответственным поступком, оставлять вас в столь важный момент, но очевидно у него и другого выбора не было. Теперь, очень важно чтобы вы не растерялись и смогли восстановить не только вашу память, но и концепцию вашего прежнего сознания, это было бы идеально.

– В противном случае, – отозвался Риз – если мне не удастся восстановить эту самую концепцию, каковы тогда мои перспективы?

Было очевидно, что этот вопрос вызвал у Елизаветы чувство неудобства, она помедлила с ответом:

– Понимаете, вы, это прежде всего ваше сознание, комплекс психологических установок. Из этого ваша личность сформирована. А если вы не сможете восстановить прежнюю концепцию, то следовательно, вы будете уже не вы, а скорее кем-то другим.

Риз посмотрел на женщину, ему почему-то сделалось неприятно от этих её слов. Молодой человек вдруг ощутил, что на него была возложена непонятная ему обязанность, и от того, насколько эффективно он её выполнить, зависела его жизнь. С другой стороны, Риз тут же пришёл к выводу, что он это уже тот, кто он есть, и его жизнь теперь это то, как он живёт.

Выходя из своей задумчивости, Риз вдруг заметил, что Елизавета сама смутилась из-за своих последних слов, и тогда он сказал:

– Знаете, честно признаться, я не очень то и обеспокоен тем своим «я», покуда мне очень хорошо дышится здесь и сейчас, – сделав едва заметную паузу в словах, Риз добавил – особенно рядом с вами.

Видя как остолбеневшая Елизавета потихоньку наливается румянцем, молодой человек испытал некоторую неловкость за сказанное, но в противоречие своему чувству, словно рефлекторно, добавил:

– Это очевидно какой-то ваш особый терапевтический эффект.

Елизавета ещё сильнее зашлась румянцем, и сама стараясь разрешит сложившуюся ситуацию, предпочла достаточно громко рассмеяться, после чего вновь отпила из стакана с минеральной водой.

– Большое спасибо конечно, – наконец смогла выговорить Елизавета – но я спрашивала вполне серьёзно, про ваше… про твоё восстановление.

Риз откинулся на спинку стула, и принялся осторожно рассказывать о своих опытах взаимодействия с социумом, которые он пережил за последние несколько дней. Это оказалось странным, но даже те события, которые сам молодой человек считал незначительными для внимания, вызывали у Елизаветы определённый интерес. Вскоре Риз заметил, что женщину интересовали, главным образом, не столько события, сколько реакции Риза на них. Затем он рассказал уже абсолютно всё, что ему пришлось наблюдать и в чём участвовать. Оставался лишь вопрос, который интересовал его самого, и который он сам не решался до сих пор задать. Вопрос касался его сновидений, граничащих с видениями. Молодой человек не находил в себе достаточно решительности, чтобы признать, будто бы у него были видения, полагая, что видения относились к некоторой форме патологии.

Елизавета внимательно слушала, что-то отмечала про себя, задавала много уточняющих вопросов.

– Видишь, – говорила женщина – уже экспериментально доказано, что сновидения это не просто картинки в твоей голове. Это очень сложное, и до сих пор слабо изученное явление. Нейрофизиология сна позволила существенно углубиться в эту проблему, но очевидно, впереди нас ждут ещё многие открытия. В частности, существует несколько теорий о природе сна. Психологическая, биологическая и физиологическая.

Риз вторил словам Елизаветы периодическими короткими кивками.

– Если всё не усложнять, то можно выразить это так, – Елизавета сопровождала свою речь активной жестикуляцией, призванной прояснить сказанное ею –сторонники психологической теории полагают, что сон это намеренно воспроизводимое мозгом отражение уже пережитой реальности. То есть, то, что человек пережил как практический опыт, выражается в некоем информационном био-формате. Эта информация теперь должна определённым образом обработаться, чтобы приобретённые данные усвоились. С этой целью, в мозгу запускается определённый механизм, который воспроизводит эту информацию в определённых формах. Мы же воспринимаем этот процесс как сновидения. Биологическая теория зиждется на том, что наш мозг является главным узлом всей нервной системы, и во время сна, несмотря на существенные замедления в работе органов, мозг продолжает осуществлять мониторинг тех систем, которые продолжают работать. Проще говоря, определённые отделы мозга продолжают выполнять функции во время сна, а функционирование ткани головного мозга осуществляется за счёт проведения нервных импульсов между нейронами. Вот именно эти процессы работы нейронной сети мы и регистрируем в виде сна. Ну, точнее то, что мы видим во сне, это своего рода интерпретация работы мозга.

Эта теория показалась Ризу несколько сложнее предыдущей, и молодой человек был готов услышать третью.

– Физиологическая теория основывается на недавно открытой четвёртой дренажной системе нашего организма.

Риз сам того не замечая поднял брови, в знак того, что он окончательно перестал понимать о чём шла речь. Это не могло не укрыться от внимания Елизаветы.

– Видишь ли, длительное время считалось, что в нашем организме существует только три дренажные системы, под которыми понимаются систем выведения из организма продуктов метаболизма, обмена веществ. Но не так давно, западные исследователи доказали существование четвёртой дренажной системы, которая получила название глимфатическая.

– Глимфатическая система. –Риз повторил, словно пробуя термин на вкус.

Елизавета кивнула.

– Исследователи из Рочестера обнаружили эту систему и затем экспериментально продемонстрировали принципы её функционирования. Суть в том, что в тканях головного мозга также постоянно происходят обменные процессы, в результате которых выделяется продукт обмена в виде побочных белков и других соединений. В период сна, глимффатическая система активируется и обеспечивает удаление продуктом метаболизма мозговой ткани. Этот процесс не подчиняется воли человека, но является активным, как например процесса лимфатока.

– И этот процесс выведения метаболитов как-то связан со сном? -спросил Риз.

– Безусловно, – тут же ответила Елизавета, воодушевлённая тем, что её собеседник всё же понимал, о чём шла речь – исследователи провели ряд испытаний, различные инфракрасные снимки мозга были сделаны во время сна, в фазу медленного сна, когда глимфатическая система особенно активна. Так вот, отдельные участки мозга в этот момент остаются весьма активными, и вполне вероятно, что эта их активность обуславливает те образы, которые человек видит в качестве сновидений.

Риз задумался и предположил следующее:

– Но тогда получается, что сновидение само по себе является всего лишь побочным эффектом этого процесса, работы глимфатической системы.

– Да, такая версия существует, и многим физиологам она кажется вполне вероятной, однако более весомых доказательств в её поддержку так и не было найдено.

Елизавета, после непродолжительной паузы, сама решилась заговорить о характере сновидений, которые видит Риз. И Молодой человек был вынужден описать в общих чертах то, что он видел. При этом Риз понимал, что он сознательно утаивает информацию, давая Елизавете лишь ту её часть, которую по его собственному мнению он мог доверить.

Всякий раз, когда женщина пыталась уточнить те или иные детали, Риз уклонялся от ответов, ограничиваясь лишь широкими обобщениями, утверждая, что он попросту не помнил детали.

Тогда Елизавета заметила, что размытый характер сновидений свидетельствует о нормальном течении нейро-физиологических процессов сна, а те образы, которые Риз видел, явились интерпретацией определённых информаций. А вот сам Риз, в этот момент понимал, что очевидно не всё обстояло столь радужно, ведь на самом деле он помнил каждое своё видение в мельчайших деталях, и к тому же, теперь он не сомневался, что это были именно видения, а не сны. С какого то момента Ризу вспомнились отдельные детали его последнего видения, касающиеся непонятного, дикого жертвоприношения на храмовой площади, неизвестно где и почему совершаемого.

С какого-то момента Риз поймал себя на мысли, что он уже не вслушивался в слова Елизаветы, будучи поглощён своими мыслями. Вернувшееся к нему воспоминание теперь не оставляло его в покое. Вновь он вспомнил лицо человека, столь отрешённо, несмотря на весь ужас своей ситуации, всматривающегося в небо и беззвучно шепчущего одному ему слышимую молитву. Риз вспомнил именно тот момент, когда глаза несчастного оказались обращены на него самого. Продолжая слышать то, что говорила Елизавета, он вдруг понял, что он мог слышать слова той молитвы, произносимой на неизвестном наречии. Они теперь отдавались в ушах, словно боролись со звуками реальности. Риз пытался не моргать слишком часто, ему казалось, что если его глаза окажутся закрытыми на достаточно длительное время, то он сможет вновь увидеть того невольника, приговорённого к смерти.

Елизавета говорила о каких-то психологических критериях оценки содержания сновидения, придуманных ещё в начале прошлого века и которые сегодня вызывали у психологов сильное недоверие. Риз вдруг оборвал нить её суждений, женщина растерялась на мгновение, очевидно сочтя, что она позволила себе чрезменрно увлечься слишком специфической темой. Риз, хоть и заметив смущение Елизаветы, тем не менее не стал пытаться хоть как-то устранить эффект вызванной неловкости. Попытавшись предать своему вопросу как можно больше безразличия, он спросил о том, что может означать сцена насильственной смерти в сновидении.

Этот вопрос, не столько его постановка, сколько сам его смысл, поставил Елизавету в тупик, и женщина сделала глоток из стакана с минеральной водой, после чего оценила взглядом то немногое количество остававшейся в стакане воды. Возвращая стакан на стол, она сказала:

– Это весьма непростой вопрос, Риз. – она впервые назвала молодого человека по имени – И здесь необходимо детализировать увиденное, ты понимаешь…

Не позволяя женщине уйти в объяснения, Риз выдохнул и с некоторым волевым усилием изложил отдельные элементы своего последнего видения, в части жертвоприношения.

Елизавета слушала Риза затаив дыхания, не решаясь даже задавать уточняющие вопросы. В какой-то момент Ризу едва не показалось, что его собеседница утратила доверие к нему и возможно стала опасаться его.

Наконец, когда он закончил рассказывать, настало время Елизаветы высказать хотя бы какие-то свои мысли относительно его вопроса.

– Я не знаю даже, откуда это могло появиться у тебя… – сказав это, женщина пристально посмотрела на собеседника – Скорее всего ты сам должен найти ответ на этот вопрос. Возможно, ты был свидетелем нечто подобного, такое случается с людьми, ставшими свидетелями преступлений. Но Ты ведь рассказываешь не про простое убийство, если так вообще можно выразиться.

Риз кивнул, соглашаясь с суждениями Елизаветы, и добавил:

– Я более чем уверен, что если бы это было убийство, ну например при ограблении, или на войне, или что-то в таком роде, то это не произвело бы на меня такого эффекта.

Теперь Елизавета закивала, что также означало, женщине пришла на ум какая-то идея:

– Кстати говоря, ты верно это подметил. – заявила Елизавета – Я когда-то читала в одной интересной книге по виктимологии⁷ о психологических реакциях на различные виды насилия. Речь шла о жертвах непрямого насилия, то есть когда насилие применялось не напрямую к жертве, но жертва тем или иным образом была психически вовлечена в процесс. Такими жертвами часто выступают свидетели жестоких преступлений или заложники, на чьих глазах совершается экзекуция других заложников. В той книге, естественно, ничего не говорилось о жертвоприношениях, кроме одного контекстуального сравнения.

Елизавета немного помедлила, напрягая память, чтобы как можно точнее передать прочитанное.