Текст книги "Перламутровая птица Атлантиды. До потопа оставалось всего 750 лет…"

***

…Народ Ракша о прошлом и настоящем вселенной знал во много раз больше, чем даже харидяне, самые просвещённые в Цивилизации. И этот народ хранил в своих тайниках великий секрет прошлого и… будущего. Да, они охраняли предсказания, начертанные в таинственных священных свитках некими высшими силами. А что эти силы могли представлять из себя – об этом страшились подумать даже самые смелые на мысли мудрецы народа Ракша.

Ракш тоже не смел об этом думать. Но он знал очень и очень о многом. И что порой не удавалось самым посвященным в тайны мира мудрецам, то часто удавалось Ракшу.

Конечно, он не был всесилен. Как не был и бессмертен. Обычный человек, дышащий воздухом, имеющий потребности в еде, одежде, отдыхе, любви, вполне уязвимый для копий и стрел, подверженный усталости и хворобам. Самый обычный заботливый отец своих детей и верный муж любимой женщины.

И при этом он отличался ото всех – не только соплеменников, но и вообще людей. Хотя и чувствовал, что где-то существует человек, которому Создатель тоже преподнес на день рождения великий дар.

Ракш почему-то был твёрдо уверен в том, что подобных ему в данном мире всего лишь двое. И что с одним из своих духовных братьев он однажды случайно встретится. Он чувствовал, что это именно брат, а не сестра. И что он старше Ракша.

А ещё он знал, что пройдёт немного времени, и в этом мире, в разных уголках его, родятся много сотен таких как он – и братьев, и сестёр. Родятся все почти одновременно. Но дальше этого мысли Ракша не бежали. Ему и некогда было сосредоточиться на своих будущих духовных братьях: слишком много примитивных, но необходимых в свершении дел каждодневно преподносила ему жизнь…

***

…Ракш знал мельчайшие подробности произошедшего в бухте поморников. Ларк, тот самый, что утром рассказал ему о попытке воинов Миэля спасти их, делал это скорее для остальных, нежели для Ракша..

Одно дело просто получить знания. Совсем другое – сосредоточиться и увидеть каждую деталь желаемой картины бытия… Ворочаясь на жёсткой, когда-то бывшей шкурой горного козла подстилке, Ракш представлял и представлял эту жуткую картину совсем недавнего прошлого. Не понимая толком, что же именно его притягивает в столь ужасном зрелище, он всё-таки упорно вызывал его из мира отражённых образов…

…Среди десятков хижин, кое-как наставленных на берегу у бухты, свирепствует бой. Сверкают ярко-чёрные мечи и отражающие солнце медные щиты, мелькают копья с чёрными жалами. Полуголые, одетые в короткие набедренные повязки или рваные тоги, забрызганные с грязью смешавшейся кровью, поморники в неутолимой ярости сражаются с незваными гостями. Побоище уже переместилось к порогам их домишек, при этом рыбакам приходится ещё и прикрывать дорогу убегающим в горы старикам и жёнам с детьми.

Рослые воины в синих, почти в обтяжку «чехлах» для ног (Ракш смутно помнил, как раньше называлась подобная одежда, которую носили в основном в холодном климате. Артаки щеголяли в давным давно забытых пантланах), в чёрных кожаных безрукавках, в металлических нагрудниках и острых чёрных колпаках, с совершенно другими, чем у народов Побережья и его соседей мечами, отлитыми, по-видимому, из давно забытой чёрной вороненой стали, бросаются на рыбаков, как хищники.

Кровь на лицах, на обнажённых телах, на щитах и оружии…

Рыбаки защищаются отчаянно, но артаки много лучше вооружены, более организованны, их многократно больше – за спинами бойцов видны другие плоскодонки с рослыми парнями в остроконечных шлемах, спешащими на берег с копьями, щитами и мечами.

В руках поморников короткие трезубцы. Отличные орудия для ловли крупной рыбы, для смертельной битвы с более умелым, облачённым в панцири противником они подспорьем являлись откровенно слабым. Поморники дерутся также и медными топорами на не очень длинных топорищах. В ход идут и кремневые ножи, дубины, рыбацкие сети. И сила, конечно, на стороне агрессоров. То один, то другой, то сразу несколько поморников падают навзничь, поражённые в грудь, в живот, в голову…

Безгранична жестокость врагов, испытывающих наслаждение от вида мучений погибающих противников. Резкий удар щита, и обессиливший юноша падает навзничь, обречённо раскинув голые руки, а доровенный артак ставит ногу несчастному на горло. Утяжелённый подковами чёрный сапог медленно давит на яблочко…

Ракш отчетливо увидел мерзкую улыбку убийцы, испытавшего необъяснимую для человека радость. Артак со смаком наблюдал, как жертва безуспешно извивается на песке, корчится и наконец-то затихает, закатив под юный лоб остекленевшие глаза…

На этом месте Ракш не однажды обрывал видение. Он знал даже точные цифры человеческих потерь: из семисот девяноста семи мужчин, больше половины из которых не прожили ещё и тридцати лет, в то злое утро покинули плотный мир семьсот шестьдесят четыре – остальные ускакали на лошадях людей Миэля.

Ракш и сам не понимал, почему ему не интересны дальнейшие действия этих кочевников, потерявших в бухте девяносто восемь воинов из ста восьмидесяти трёх. Самый радостный момент боя, когда лихие всадники с успехом обстреляли крыланов, а затем со свистом налетели и на пеших разрушителей, Ракша почему-то не привлекал. Как, впрочем, не притягивала и картина грандиозного истребления жителей Ланнорасса.

Другие города – известный, например, своей кичливостью Гондваллесс и подобные ему гиганты – не выдержали испытания умело нагнетённым страхом. Их жители и воины сбежали все до единого, лишь завидев паруса артакских кораблей на горизонте моря. Разъярённые артаки действовали тогда иначе, чем в Ланнорассе – они сравняли эти города с землей. Отныне больше не существовали на Побережье Балхаст, Ольгония, Орнитагор, Тувир, Никрополь, Гондвалесс и Данар. Их жители теперь скитались в горах, причём довольно много бывших горожан сдались на милость иноземных варваров – решили, что намного лучше стать рабами, нежели пытаться восстановить из праха развалины. Лишь селения с количеством жителей от нескольких десятков до пары сотен, за редким исключением, рискнули встретить врага с оружием. Хотя и отлично понимали, что все до последнего, включая младенцев, погибнут у своих порогов…

***

…Ракш понимал, что поморники прежде всего виноваты сами – их погубила обычная беспечность. Ларк предупреждал их не единожды. Последний раз – за два дня до нападения артаков на бухту.

Поразительно, что поморники верили представителям народа Ракша больше, чем самим себе, но шевелиться ради своего спасения начинали исключительно, когда беда стучала в двери. Во все времена при нападении врагов их гибло больше половины племени. Средний возраст в этом народе всегда держался на отметке в двадцать восемь лет. Перед вторжением артаков на тысячи три с половиной жителей стоявшего в той злополучной бухте селения доживших до семидесяти приходилось только девять. И опытных, лет сорока – пятидесяти было тоже мало – мужчин и женщин вместе взятых не больше трехсот пятидесяти человек. Кочевники любили устраивать вместе с поморниками праздники будущей семьи. Это племя всегда имело много юных одиночек.

Что же касалось харидян, то Ракш их откровенно не любил. А после того, как в окрестностях «оплота» почти полностью погибло племя мирных рыбаков, снабжавших горожан отменной свежей рыбой, многих жителей Харида он просто возненавидел. Впрочем, это не мешало ему относиться с уважением к тем горожанам, которых он не считал трусами и недоумками.

Простые мужественные люди (а таковых в Хариде жило не мало), по мнению Ракша, своим существованием украшали всё человечество. Увы, наличие таких людей в Цивилизации само по себе не спасло её от разврата – хитрецы и шкурники, подлецы и трусы, эгоисты-стяжатели начали в ней преобладать.

Почти полностью вырезав жителей Ланнорасса, самых богатых, кичливых и эгоистичных из всех «цивилизованных» (так их с усмешкой называли люди Ракша), артаки преподали кровавый урок всему Побережью. Гражданам Цивилизации следовало бы осмыслить его – собраться воедино, создать надёжную защиту от Врага. Никто на Побережье ничего не предпринял – дальше любопытства и базарных сплетен о демонической природе артаков дело нигде не пошло. Даже харидяне ограничились одной лишь подготовкой к возможной осаде и штурму города.

А ведь можно было построить мощные укрепления на берегу бухты, собрать умелых воинов со всей Цивилизации, организовать на битву кочевников. И встретить заморских пришельцев несокрушимой мощью. Развивайся события таким путём, тот бедный юноша, возможно, и не умер бы на мокром от крови песке…

***

…Слишком много в этом, теперь уже бывшем, племени погибало юнцов. Во время морских бурь, о которых поморников тоже заранее предупреждали, во время эпидемий, во время нападений враждебных степняков, прорвавшихся сквозь горные кордоны. Дожить до полувека среди рыбаков считалось большим везением, подарком Геи, дочери Каледоса…

О том парнишке он вспомнил ещё и потому, что не так давно сам потерял сына. Юноша случайно сорвался с высокой скалы во время охоты на горных коз.

«Молодёжь. Главное – молодёжь, – нередко думал Ракш. – Всё зло в Хариде воплощено в стариканах. Не в тех, кому за восемьдесят – дожившие до этих лет как правило мудры и добры. А вот те, кто в промежутке между пятьюдесятью и семьюдесятью пятью. Эти воображают себя умудрёнными жизненным опытом, будучи на самом деле не намного умудрённее ослов. Они, несомненно, погибнут от мечей артаков, и жалеть их бессмысленно. Но как спасти молодёжь?».

Эта упрямая мысль не давала ему покоя ни днём, ни ночью. Напрягаясь над ней, Ракш не хотел забегать вперёд, приводя в движение свои удивительные внутренние силы. Хорошо настроившись, он мог бы, пронзив внутренним взором время, увидеть даже совсем близкое будущее. Но не хотел – всё его внутреннее «Я» противилось этому. Лучше обычная логика, элементарный анализ, чисто человеческое решение задачи, которую, возможно, и вообще нельзя решить.

Как бы то ни было, чего бы это ни стоило, даже если высшими силами всё уже предопределено заранее, человеческая гордость не позволит ему отступиться от своих побуждений. Ведь он, по сути, только что, рискнув прорвать завесу времени, увидел страшную картину: поморники все до единого перебиты – даже женщин с детьми враги, нагнав, растерзали уже почти у самых гор. Увидел, помрачнел, рассердился. И не смирился.

Впервые в жизни Ракш подверг сомнению всесильность судьбы. Он сказал будущему решительное «нет» и сумел-таки совершить то, что, как ему казалось раньше, по всем законам судьбы не совершаемо…

***

…Сотни две женщин и детей поморников ценой невероятных усилий далеко опередили остальную массу убегающих от расправы соплеменников и почти добрались до нижних скал горного кряжа, взобравшись на который, можно было спастись от мечей и стрел артаков. Впереди виднелась спасительная тропинка, петлявшая между тёмными глыбами ко второму ярусу возвышенности. Там зияло отверстие пещеры, в которой женщины и дети надеялись укрыться от хищных глаз преследователей, однако три десятка проклятых крыланов уже настигали их, а сзади, шагах в трёхстах, внезапно показались пешие артаки, во всю прыть бежавшие за жертвами.

Крыланы не стали засыпать шатающихся от усталости беглецов смертоносными иглами, просто обогнали и натыкали перед ними целый частокол, после чего легкомысленно опустились на вершины белых скал, примыкавших к спасительной пещере. Ракш знал: управляющая крыльями артаков сила с течением времени заметно убывает, пока не иссякнет полностью. Судя по всему, крыланы «выдохлись» на самом деле. И сделались отличными мишенями для лучников.

Добежав до торчащих из грунта пик, женщины и дети обречённо остановились. Страх и усталость сделали своё – беглецов словно парализовало. Больше полусотни артаков приближались с неимоверной быстротой – последние поморники непременно должны были погибнуть. И вместе с ними погибла бы надежда племени на возрождение.

Со зловещим смехом подбегая к беззащитным жертвам, артаки приготовились метать свои дротики. Люди Ракша появились прямо за их спинами, как из-под земли. Их было примерно семьдесят и половина с уже натянутыми луками.

Ракш первый отпустил почти до уха натянутую тетиву. Крылан, один из самых крупных, с победным видом взиравший со скалы на беглецов, неожиданно охнул и ухватился за стрелу. Точно длинная иголка прошила артака насквозь, и сверкающий наконечник торчал у него из груди.

Судя по тому, какими глазами крылан смотрел на неизвестно откуда взявшийся наконечник, он так и не понял, что же с ним произошло: ведь грудь его защищал непробиваемый панцирь. Поверженный враг летел со скалы на землю, не веря в реальность происходящего.

Мгновением позже просвистели десятки других стрел. Почти все они попали в цель. А следующая туча обрушилась на пеших артаков, которые – ещё мгновение – и метнули бы дротики в настигнутых детей и жён поморников.

Ракш успел даже пожалеть о том, что поистине волшебных наконечников у его народа осталось мало. Их берегли на крайний случай, доставая при острой необходимости из древних хранилищ. Место их всегда держалось в глубокой тайне каким-то десятком посвящённых. Увы, десятки поколений назад горцы безвозвратно утратили умение отливать подобные наконечники.

Булатную сталь могли создавать далекие пращуры не только горного народа – всей планеты. Современники же Ракша не имели в большинстве своём об этом процессе представления. И потому, когда артаки в одно мгновение, потеряв едва ли не половину отряда, со страхом сгрудились и обнажили свои чёрные клинки, Ракш двинул своих людей в атаку – фехтовать. Мечи у горцев были такие же острые и крепкие, как и наконечники их стрел. По остроте и прочности этот древний металл превосходил артакскую сталь, а в слаженной стремительной атаке равных людям Ракша на Побережье не было. К тому же враг теперь намного уступал в числе, был окружён и дезорганизован. Артаки пали через несколько минут.

 
И всё же четверых своих бойцов,
Увы, совсем ещё мальчишек,
Он потерял в этом бою навеки…
 

…Ракш вытер меч о зажатый в руке пучок травы. В устремлённых вдаль глазах его застыло равнодушие ко всему происходившему вокруг, а сознание блуждало где-то в параллельном мире далёких предков, чей прах уже давно «растаял» в гигантском теле Геи, а души воплотились в иных людей. Он знал, что кто-то из тех могучих представителей его народа живёт сегодня в теле человека, возможно (и от этой мысли он мрачнел) и в теле демона артака.

Но также он и знал, что в параллельном мире мыслеформ и образов всё время существуют и возможно наблюдают за происходящим на Побережье самые мудрые из предков, что когда-то ушли, развоплотившись, в мир «теней». Так этот мир именовали в Цивилизации и в степях, над чем в народе Ракша откровенно подтрунивали. Горцы знали об этом мире гораздо больше, чем «цивилизованные» и кочевники вместе взятые.

Ракш чувствовал внимание к своей персоне со стороны невидимых сущностей потусторонней «сферы тонкой жизни» (так в народе Ракша называли загробный мир). И пытался выйти с ними на связь – испросить Совета или хотя бы Предупреждения. В момент, когда воины разжигали костёр для погибших, их командира ничто не отвлекало от Дела…

…Мертвые артаки сложены отдельно, доспехи и оружие остались при них. Догорят тела погибших горцев, трупы врагов будут так же преданы огню. Таков суровый и никем не нарушаемый закон Великих Гор. Отступить от него можно было лишь в момент поражения. На памяти Ракша такого не случалось. Впрочем, только сегодня он увидел настоящих врагов. Те, что встречались ему раньше, рядом с артаками казались просто глупыми соперниками, убийства в драках и боях с которыми воспринимались лишь печальным недоразумением, трагической случайностью… Ставшей реальностью только из-за умственной незрелости противников…

С артаками всё обстояло иначе…

Ракша давно уже волновало само происхождение имени заморских демонов. Искусно убивающие – это и есть значение слова «артаки». На древнем общем языке народов Геи так оно и звучало. Почему же к харидянам это слово пришло от самих артаков? Зачем же они сами себя так именовали?

Сия загадка беспокоила его, пожалуй, сильнее всех остальных, явившихся на Побережье с разрушителями из-за моря…

…Далеко внизу горели хижины поморников. Бой там, похоже было, подошёл к концу – артаки, упиваясь победой, надругались над трупами рыбаков.

Ракш вернул сознание из мира мыслеформ, и меч его медленно въехал в ножны. Сжимавшая рукоять меча ладонь побелела от напряжения.

Сзади незаметно подобрался Ларк. С тревожным прищуром в глазах глядя в сторону бухты, он тихо заметил:

– Похоже, там нам делать уже нечего: поморники перебиты.

Ракш не ответил. Его сознание постепенно сосредотачивалось на мире осязаемой природы, то есть на сфере, самой плотной из всех сопредельных.

Ларк продолжил:

– Их слишком много, слишком. Нет смысла рисковать. А ночевать у моря они вряд ли останутся. Бухта не вместит свыше шестидесяти тысяч воинов.

Вспыхнул погребальный костер – воины Ракша опустились на колени перед ярким пламенем. Ракш и сам медленно опустился вполоборота к огню.

– Им нечего взять с этих несчастных. У поморников, кроме рыбы, никогда ничего не было, – Ларк торопился закончить свою мысль до начала обряда.

– Дурень, – устало отозвался Ракш. – Ты до сих пор не понял, что этим нелюдям ничего кроме человеческой жизни не потребно.

– Если это так, – торопливо бросил Ларк через плечо, потому что все уже были готовы к началу литургии, – то языка мы возьмём обязательно.

Он хотел что-то добавить, но не успел.

– О, великая и мудрая Загира-воительница! – торжественно начал один из воинов. – Прими эти невинные души в своё безмятежное лоно – они заслужили того!

Несколько минут воин восхвалял Загиру-мать и перечислял лучшие качества павших товарищей, а также подвиги, которые они в своей короткой жизни успели совершить. А в конце обряда каждый приложил ко лбу ладони и трижды прокричал:

– Загира! Загира! Загира!…

Глава третья. Козья шкура

Под утро Ракш прокрутил эту сцену в сознании ещё раз – в мельчайших подробностях. Одна и та же мысль буквально не давала ему покоя: погибающие юнцы…

Вспомнился почему-то Ланнорасс, который в отличие от других городов Цивилизации, подвергшись нападению самым первым, до сих пор живёт и здравствует как ни в чём не бывало.

Слишком странной выглядела эта эпопея с артаками. Вырезанный ими почти полностью Ланнорасс словно больше не существовал для них. А ведь он пошёл на возрождение. Многие юноши и девушки других городов откликнулись на призыв оставшихся в живых стариков, бросили родные места, своих близких. Чтобы поселиться в домах умерщвлённых артаками хозяев. Ни страха, ни брезгливости, ни капли суеверия не видел Ракш у молодёжи его времени. И при этом погибали они одни из первых.

Ведь кто сумел схорониться от артаков в том же Ланнорассе? В основном стариканы. Молодые женщины не смогли, парни в слепом порыве кинулись навстречу неизвестному врагу и пали в неравной схватке. Почему же старики не попытались грудью заслонить детей и молодёжь?

Ракш тут же ловил себя на мысли о своих соплеменниках. В его народе первыми в бой вступали седобородые старцы. Молодёжи обычно строго наказывали беречь детей и женщин.

И всё-таки четверых самых младших вчера потеряли…

…Ракш извлекал из глубин подсознания самую древнюю память о далёком прошлом, не оставившем о себе каких-либо существенных свидетельств – прошлом всего человечества. Откуда приходили к нему эти захватывающие в романтическом порыве образы, Ракш и сам не знал. Выйти на чёткий контакт с потусторонним миром по своему желанию ему не удавалось. Несмотря на упорные попытки в течение долгих лет жизни. Зато когда Им было нужно, Они сами подключались к его сознанию, транслировали ему в мозг какие-то абстрактные, а иногда и точные картины. Часть из них ценой мучительных раздумий он расшифровал.

…Они пугали и восхищали одновременно. Ракш вызывал их из памяти нечасто, только когда испытывал непреодолимую потребность в этом акте. Он никогда и никому эти картины не описывал. И главным, что волновало Ракша в картинах, было старение – катастрофическое старение древнего человечества…

…Катастрофа надвигалась неотвратимо. Некогда могущественная единая Культура внезапно раскололась на множество жестоких кланов-государств. Людьми овладели злые силы – мания величия вдруг начала преследовать далеких предков человечества. Молодёжь, которая всегда брала пример со старших, внезапно перестала уважать саму старость. Стариканы (не все старики, а именно, как Ракш дал кличку этим существам, стариканы) молодёжи ответили лютой ненавистью.

Стариканы были хитры. Они натравливали молодёжь друг на друга, а лекарства упрятывали в тайники. Более того, сошедшие с ума создания однажды совершили нечто страшное – такое, что много молодёжи сделало бесплодной. И при этом стариканы жаждали власти, славы и бессмертия…

…Молодёжь разных кланов повсюду сражалась между собой, руководимая попрятавшимися во дворцах начальниками-стариканами. В то далёкое время люди умели перебрасывать свой голос на умопомрачительные расстояния, за десятки тысяч диций, в одно мгновение. Кроме того, стариканы владели какой-то мифической силой – лучами, вселявшими в молодёжь безумие. Сотни тысяч парней и девчат шли в сумасшедшую атаку на себе подобных, применяя для уничтожения таких же как и сами силу урагана, молний и огня. Друг против друга…

Чего они хотели этим добиться – на сей вопрос картины ответа не давали. Из них, однако, следовало, что молодёжь в ту пору погибала массами. Восстановление же численности молодых самцов и самок за счёт новорождённых не происходило. Новые младенцы, конечно же, в других местах планеты появлялись на божий свет, но их рождалось очень мало. А когда после эпохи истребительных и разрушительных сражений, пробушевавших всюду в течение ряда лет подряд (они то затухали, то разгорались с новой силой), по планете прокатилась пандемия и ужасная болезнь выкосила молодеёь едва ли не под корень, повымирали почти все уцелевших в огне сражений. Но это оказалось лишь началом. Боже, что пережило и чем перестрадало древнее человечество Геи! И всё по вине стариканов. Так, во всяком случае, думал Ракш…

…Девять из десяти погибших в ту пору представителей молодёжи не оставили после себя потомства. И больше половины оказались непригодными к воспроизводству населения. Из-за чудовищно преступных деяний стариканов, в безрассудной алчности своей самой богине Гайе бросивших вызов…

Юные и позже погибали первыми. Такой «порядок» продолжался до тех пор, пока великая богиня Гайя, мать всему живому и Загиры, богини гор, не обрушила на жалкие остатки человечества свой гнев.

Молодёжь была отомщена – стариканов не спасли ни надёжные укрытия, ни чудодейственные лекарства, ни сверхпрочные лодки-ваймани, способные не только плавать над и под водой, но и летать по небу. Выжила лишь горстка старых мудрецов, которых стариканами Ракш не мог бы назвать, и раз в тысячу побольше молодёжи.

Тысячелетия минули с той поры. Песок и пыль поглотили следы могущества древних. Новые народы, полностью забыв своё прошлое, выдумали историю заново. Долгое время молодёжь также погибала от болезней, неудачных движений на охоте и во время налетавших временами стихийных бедствий. Иногда новые народы вновь развязывали между собой войну, и гибли в первую очередь опять молодые…

Нередко парни одного и того же народа убивали друг друга из-за ревности или не поделив добычи. Убийц осуждали, порой даже лишали собственной жизни. Но всё это уже свершалось независимо от воли стариканов. Люди в ту пору жили недолго – стариканам неоткуда было взяться… И вот опять пришло их время. Время творить козни, сравнимые с изменой человеческому роду…

Именно об этом думал Ракш под яркой Луной в первую после вторжения артаков ночь. Уснуть ему не удалось. До самого рассвета проворочался он на камнях у пещеры – на жёсткой непритязательной подстилке, являвшейся когда-то упругой шкурой большого горного козла…