Текст книги "Перламутровая птица Атлантиды. До потопа оставалось всего 750 лет…"

Глава пятая. Металлический прилив

Артаки двинулись на приступ, как прилив, стремительно вздымающий к вершинам неприступных скал с водой и пеной массу грязи.

Орды разъярённых пеших воинов, прикрываясь чёрными щитами треугольной формы, орали боевые кличи так, что лишь от этого защитникам Харида становилось дурно.

Щиты удивительным образом блистали в солнечных лучах, вызывая резь в глазах обороняющихся. А кроме того клокочущий артакский вал, стремительно взлетающий на стены по приставным лестницам, принёс с собой какое-то зловоние – смесь тошнотворных запахов, определить причину которых оказалось невозможно. Они даже близко не походили на запахи немытых тел, фекалий или продуктов гниения чего бы то ни было.

Зловоние пришло вместе с артаками само по себе, явившись своего рода оружием, заранее подготовленным для харидян, дабы сковать их эмоционально и физически. В жуткой атаке незваных пришельцев всё было неожиданным, сбивающим с толку, смертельно пугающим, утверждающим образ демонов морских глубин в человеческом обличье. Невыносимая, неузнаваемая вонь сводила скулы, от неё першило в горле. Душераздирающие, мало похожие на человеческие, вопли нападающих у менее сильных духом горожан вызывали одервенение членов. Сверкание неведомого жителям Цивилизации металла парализовывало волю. И главное – число наступавших, необъятная взглядом толща гигантской орды на фоне всего остального. Только одно это вселяло во многих защитников города животный страх.

Первые волны агрессоров захлестнули стены, раньше казавшиеся неприступными. Мечи и копья демонов обагрились кровью харидян сразу по всему периметру. Лишь почти вплотную примыкавшая к горе стена на севере была пока ещё свободна от наступающих врагов.

Все, кто не справился с тошнотой и нахлынувшим внезапно оцепенением, пали в первые минуты штурма. Как и предсказывал Ракш, сияющие чернотой артакские клинки сперва вонзились в груди, животы и шеи самых молодых – не самых юных (парней моложе девятнадцати на стены просто не пускали), но тех, кто находился в расцвете сил и жил прекрасными мечтами о рождении ребенка, то есть перешагнувших порог двадцати лет, но тридцати ещё не достигших.

Лукрецию повезло: его брата в тот момент на стенах не оказалось. Перед началом вражеской атаки начальник боевого подразделения отослал его с поручением куда-то в центр Харида. Случилось так, что нужного человека – начальника отряда прикрытия восточных ворот – пришлось искать по всем кварталам. Когда же задание выполнено, сражение затихло: первый приступ горожанам удалось отбить.

Лаора это расстроило. Многие его сверстники мужественно прикрывали город своими телами как раз в момент его отсутствия на стенах. Выходило, что вместо Лаора погиб кто-то другой. Некоторое время эта мысль не давала юноше покоя, однако загоняемое в глубины подсознания стремление любой ценой выжить как бы подсказывало ему, что всё совершилось по воле Всевышнего. Погоревав над телами погибших друзей, Лаор успокоился. А про себя отметил, что умереть успеется всегда. Лукреций об этом случае ничего не узнал.

Диому же и вовсе подфартило. В то время, когда копья артаков начали активно пронизывать тела неопытных и неувертливых юнцов, сын варвара благополучно наслаждался страстным поцелуем. Осведомись об этом Лукреций, дружбе наверняка пришёл бы настоящий конец. К счастью для обоих, Лукреций о таком поступке Диомидия даже не подозревал. Ему на самом деле в то время было некогда и думать о друге, с которым перед началом битвы они успели поссориться.

Едва заслышав кличи наступающих артаков, Лукреций тут же бросился искать оружие. Дело осложнялось тем, что в Хариде было не принято хранить мечи и копья дома. А попытка юного героя заполучить оружие накануне закончилась провалом – его прогнали сразу же, как только он предстал перед глазами начальника охраны арсенала. Юношам моложе восемнадцати, несмотря на то, что многие из них ростом и статью могли поспорить с видавшими виды бойцами, доспехи и оружие вообще не выдавали. И, пока Лукреций, как ошпаренный, носился по кварталам, надеясь урвать из какой-нибудь телеги заезжего купца хотя бы ржавый меч, сражение кипело без него, разгораясь всё сильнее и сильнее.

Артаки уже прорвали оборону стен Харида и устремились вниз, поглубже в город, как стоявшие в запасе стражники и ополченцы, увидев валившие со стен грязно-серые толпы, вдруг с небывалой яростью контратаковали, заорав в едином порыве:

– А ну-ка вышвырнем эту мерзость вон из города!

Осыпав врага ураганным ливнем стрел, камней и дротиков, горожане сошлись с артаками вплотную, орудуя тяжёлыми и прочными, как стены города, каменными молотами. Многие держали в руках и дубины из «железного» дерева. В Цивилизации давно забыли о железе, но характеристику «железный» в лексиконе сохранили. Дубины с молотами оказались эффективней бронзовых мечей, нередко рассыпавшихся при столкновении с артакскими клинками.

Стрелы и дротики, если их летела целая туча в одного, также наносили врагу заметный урон. Сталкиваясь с молотами, хваленые мечи искусно убивающих лишь высекали искры. Остроконечные шлемы не спасали артаков от харидских молотов и дубин. Чёрные щиты от их ударов гудели на всю округу, подобно гонгам. Каждый артак, которого с молотом или дубиной в руках атаковали одновременно двое, трое или четверо харидян, из нападающего превращался в жертву, быстро уставал отмахиваться от наседавших ополченцев и, получив удар по черепу, падал на окроплённую кровью мостовую.

То же происходило и на стенах. Массовая гибель молодых харидян отрезвила их старших товарищей. Ярость, с которой эти горожане встретили взобравшихся на стены чужаков, оказалась по истине страшной и неукротимой. Ни лучшая организованность, ни численное превосходство, ни волшебное оружие артаков не остановили разъярившихся харидян. В мгновение ока они превратились в жестоких и быстрых убийц. Всего лишь полминуты им понадобилось, чтобы выбросить за стены всю волну атаковавших.

Ситуация на поле боя резко изменилась. Натужно заскрипели городские катапульты, до этого момента не применявшиеся. Хорошо отшлифованные камни размером с воловью голову густо полетели на вражеские скопища.

– Демоны уязвимы! Их можно побеждать! – зазвенели над Харидом радостные голоса.

Свершилось несовершаемое – ранее не знавшие страха, искусно убивающие заосторожничали. Всесокрушающий, дико грохочущий вал артаков отхлынул от стен.

Над Харидом завитала эйфория первой победы. Горожане показательно раскачивали и швыряли за пределы города остававшиеся на стенах трупы врагов. Эта же участь постигла и раненых. Отчаянно барахтаясь в свободном полёте, они надрывно голосили, а глухо стукнувшись о грунт, страшно корчились перед тем, как навсегда затихнуть.

– Что вы делаете! Это же демоны – их следует непременно сжигать, иначе они оживут снова! – истошно заорал вдруг какой-то толстопузый горожанин средних лет, от страха выпучив совиные глаза.

Скидывавшие трупы со стен на мгновение замешкались, но чей-то хриплый ехидный голос вернул им решительность:

– А вот как раз мы и увидим, демоны это или обычные люди! А если и демоны, то смогут ли ожить или же превратятся в трупы со своим гнусным обличьем!

– Что тут гадать! – сердито крикнул кто-то следом. – Несите факелы и поджигайте мертвецов, а потом кидайте их артакам!

Идея, видимо, понравилась многим. Через полминуты со стен полетели огромные факелы из артакских трупов. Произвело ли это впечатление на артаков, к тому моменту отхлынувших от стен, никто не узнал. Харидяне, словно малые дети, радостно прыгали на стенах, варварским образом празднуя весьма сомнительную победу. Артаки же, почти не двигаясь, замерли на безопасном расстоянии от города и хладнокровно молчали – было совершенно неясно, деморализованы они столь дерзким поведением харидян или оно их совершенно не трогает.

…Воины Ракша находились неподалёку от места битвы. Прячась за скалами, они следили за медленно парящими на высоте примерно в сорок копий зловещими крыланами артаков. Пространство между северной стеной Харида и горой, к которой он почти вплотную примыкал, войска врагов пока ещё не заняли. Горцы ожидали их с минуты на минуту. Заметив первых искусно убивающих, стражи горного народа должны были сейчас же сообщить главе разведотряда о полном окружении Харида.

Ракш погрузился в глубокую медитацию. Сосредоточившись, он мысленно прорвался в глубину шатра, в котором на троне, сотворённом из человеческих костей, сидел одетый в яркий шёлковый халат главнокомандующий армии артаков, мужчина лет сорока на вид, отлично сохранившийся, но с потускневшими глазами.

Ракш понял: предводителю врагов уже успела надоесть вся эта эпопея с уничтожением селений на побережье Цивилизации. Он равнодушно взирал на поле боя через открытый вход в шатёр, наблюдая за тем, как харидяне, ликуя, швыряют со стены воспламенившиеся труппы артаков. Ему это нисколько не мешало наслаждаться вином, доставленным, как мимоходом понял Ракш, из разорённого Орнитагора. Смакуя, предводитель войска разрушителей потягивал божественный напиток из золочёного бокала, захваченного в каком-то из разгромленных селений.

Совершенно ничего не тронув в Ланнорассе во время первого визита в Цивилизацию, артаки понемногу начинали пользоваться самым лучшим из того, что ранее принадлежало побеждённым. Вино и отороченные золотом сосуды, кухонную утварь, шкуры пушных зверушек и могучих горных барсов, красивые тонкой работы ковры и покрывала, зерно, сыр-масло, живых коз, коров, овец, вяленое мясо и рыбу – всё это из стёртого с лица земли посёлка или города они теперь непременно уносили с собой. Однако – Ракш определённо это знал – искусно убивающие явно игнорировали всё непригодное для услаждения желудка или тела – буквально всё, что относилось к украшениям и драгоценностям, которые с успехом менялись на еду, оружие, одежду, снаряжение и так далее. Артаки будто вовсе не замечали ценных вещей. Впрочем, вино они с собой таскали исключительно для предводителя. Выходило, что самих артаков оно совсем не привлекало…

…Из-за полога шатра вдруг показался воин без шлема с рассыпавшимися свободно по плечам нечёсаными смоляными волосами и острым, торчавшим из середины почти бескровного лица, носом.

– Ну и что? – невозмутимо спросил глава артаков скрипучим, как дверные петли, голосом.

– За нами следят, – в отличие от предводителя, у остроносого голос был мягкий и слащавый.

– Откуда? – командор спокойно отхлебнул из золочёного бокала, непроизвольно скрививши физиономию – так, что даже наблюдавшему внутренним взором Ракшу захотелось как следует шваркнуть по ней чем-нибудь крепким и тяжёлым.

Остроносый многозначительно скосил глаза наверх.

– Ты это сам видел? – недоверчиво уточнил предводитель.

– Будь уверен, командор, Ганнет никогда тебе не станет лгать. Она всё время скрывается за облаками. Но мои глаза довольно зоркие, – и он угодливо склонился перед начальником.

Они общались на совершенно чуждом Цивилизации наречии, однако Ракшу не требовалось расшифровывать звуковое обозначение мыслей: поступавшая во время медитаций информация переводилась на понятный ему язык автоматически.

Немного помолчав, главнокомандующий артаков наконец решил:

– Ганнет, всем командирам прикажи готовить к бою катапульты и горючие снаряды. И чтоб не мешкали. Необходимо показать владыкам не храбрость наших воинов, а наше рвение. Ступай.

Когда же Ганнет скрылся за пологом шатра, глава артаков, недовольно стиснув зубы, с ненавистью в интонациях пробормотал:

– Так значит, вы не доверяете, могучие владыки. Значит, боитесь нас, демон вас задери.

– Эй, стражник! – вдруг властно окрикнул военачальник. – Задерни полог и никого ко мне на расстояние двух копий не подпускай! За ослушание смерть на месте! Уразумел?!

Стражник молча сбросил сверху довольно плотное полотнище. Оставшись почти в полной темноте, артакский командор поднёс к своим глазам левую руку с красивым и большим браслетом на запястье, начал на нём что-то медленно вращать. Сначала послышался какой-то странный писк, потом возник идущий от браслета шумовой фон, наконец, под сводами шатра волшебным образом раздался чей-то неприятный и сердитый голос. На ломаном наречии, тембром, непривычным даже для уха Ракша, кто-то недовольно осведомился у Дидрана (так звали предводителя артаков), с какой стати он отважился побеспокоить своих владык.

Дидран тут же сделал свой голос более тонким и учтивым:

– Прошу прощения, владыка, но ваши слуги почему-то следят за мной. Разве вы перестали доверять мне как раньше?

– Ты что несёшь?! – недовольство в голосе незримого владыки резко усилилось. – Наши сейчас сидят все во дворце. Им делать нечего во вверенных тебе владениях.

– Но владыка! Ганнет лично видел, как она всё время ныряет в облака.

– Чушь! – продолжил в том же духе неведомый хозяин. – Твой болтун не мог увидеть в облаках того, на что ты намекаешь. Все наши лодки стоят сейчас в ангарах, и сегодня вообще никто на них не плавает по небу. И если, Дидран, ты солжёшь мне ещё раз, я непременно лишу тебя возможности общаться со мной на столь огромном расстоянии. О, ты тогда узнаешь, как действовать без связи с нами!

Вновь раздался писк, потом гугуканье. И Дидран поскорее повернул браслет в обратном направлении…

…Тяжело дыша, Ракш вышел из медитации. На поддержание незримого контакта с объектом наблюдения он потерял немало сил. Пришлось надолго заснуть.

Он не видел, как артаки крепчайшими канатами подтягивали к городу не очень крупные, но внушающие формами страх смонтированные из воронёной стали катапульты. Зазвучала частая барабанная дробь. Стоявшие вдоль стен Харида плотные ряды артаков разомкнулись. Грозное оружие неумолимо поползло к городу. Увидев столь решительные перемены в поведении врага, харидяне тот час же прекратили дурацкие пляски на стенах. Бывалые воины с замиранием сердца гадали, чьи катапульты окажутся мощнее.

Главный жрец, по-прежнему стоявший рядом с алтарём Каледоса, воздел худые руки к небу. И… замер.

– Что это? Что зрят очи мои?! Неужто не обманывают они почтенного священника?! Неужели это всё-таки случилось? Под конец моей долгой жизни!

Стражники, обычно хладнокровные в самую тревожную минуту, от шёпота жреца задрали головы повыше и оцепенели.

Сверкая в солнечных лучах невиданным металлом, широко раскинув удивительные крылья, в светло-синем небе парила птица – величественная, гигантская, переливающаяся перламутром.

– Каледос! Сам Каледос явил свой облик перед нами! – осенённый внезапной догадкой, жрец закричал в состоянии бурной, неистовой радости: – Он призывает нас! Он воодушевляет нас! Слава великому и грозному Каледосу!

– Слава! Слава! – подхватили стражники алтаря, и эти победные слова помчались по цепочке от священного холма до самых стен.

Торжествующие крики харидян, внезапно увидевших легендарную птицу-исполина, бурей взметнулись над городом, сливаясь в мощный мажорный аккорд. И в тот же миг над стенами Харида взлетели камни – острые, тяжёлые, толкаемые далеко вперёд с огромной силой катапультами артаков. И большая часть из этих остроносых камней оставляла за собой страшные, сатанинские шлейфы из чёрного дыма и ярко-красного огня.

Лукрецию наконец-то удалось разжиться настоящим оружием. Увы, но за этот широкий и короткий бронзовый меч юноше пришлось отдать купчишке из разрушенной Ольгонии подарок отца – украшенный сапфирами медный браслет. Лукреций им очень дорожил, но больше у него ничего с собой не имелось. От пяток до макушки наполненный решимостью сражаться до последнего вздоха, он ринулся от центральной площади к южной стене. Именно оттуда доносились самые громкие и яростные боевые кличи на фоне грохота камня о камень и звона металла.

Как бы это ни казалось неестественным, в минуты, когда вражеские катапульты стали сеять смерть и разрушения на стенах и за ними внутри города, Лукреций думал не о своих родных, а судьбе всей Цивилизации. Харид в ней к этому моменту оставался последним источником надежды на возрождение.

Лукреций чувствовал, что только сейчас на стенах стало по-настоящему жарко. Он догадывался и о том, что артаки в этот час не лезут на стены, а с безопасного расстояния наблюдают за работой своего демонического оружия, которое – сердце подсказывало юноше – наверняка было более совершенным, чем катапульты харидян.

По логике, во время обстрела вражескими катапультами на стенах было нечего делать. Наоборот, большей части воинов следовало спуститься в город, оставив там лишь сторожевых наблюдателей и воинов, обслуживающих катапульты (если последние, разумеется, добивали до катапульт артаков). А уж ему-то, опоздавшему на начало кровавого пира, бежать туда было и вовсе бессмысленно. Но он всё-таки бежал, стараясь ровнее держать дыхание. «Может быть, я смогу помочь кому-нибудь из раненых!» – мелькнуло в голове у юноши, когда рядом с входом на опорную башню, над которой вовсю дымило, вырос воин лет сорока пяти на вид с воспалёнными глазами на измождённом лице.

– Куда! – грозно рявкнул воин, грубо оттеснив парня от ведущих к двери ступеней. – Ты не понимаешь, что это война, а не игра?! – суровый взгляд умелого бойца слегка остудил горячую голову Лукреция.

Юноша остановился, соображая, что сказать строгому стражнику, дабы причину появления Лукреция в башне он счёл достаточно веской. Башня, как живая, содрогалась от ударов тяжёлых снарядов, падающих на неё настоящим градом. Время от времени сквозь грохот доносились крики поражённых осколками, обожжённых огнём и стоны умирающих.

Несколько огненных камней величиной с конскую голову пролетели всего в четырех-пяти копьях от места, где стояли стражник и Лукреций. Грохнувшись о мостовую, они прочертили в ней огромные огненные следы. Часть огня зацепила верхушки низкорослых деревьев, кустарник и какой-то деревянный сарай, находившийся неподалеку от башни. Многие зелёные ветки вспыхнули от сильнейшего жара, а сарай заполыхал, точно факел.

Зрелище оказалось действеннее словесных доводов. Парню сделалось дурно. Поборов тошнотворное чувство страха перед мощным пламенем, юноша ссохшимися губами ответил стражу:

– Я умею перевязывать раны.

С башни полетели мелкие осколки камня, и часть их них колким дождём окатила обоих. Словно совсем не почувствовав этого, стражник тихо, но твердо, отрезал:

– Приказ начальника ополчения – никого из города на стены не пускать, – и уже мягче, по-отечески, добавил: – От тебя там не помощи, а хлопот прибавится, понимаешь?

Горящие камни вдруг начали перелетать за стену постоянно – враг придвинул свои катапульты ближе к городу. Находиться вне укрытия становилось опасно, поэтому стражник без лишних слов, просто на правах старшего, приказал юноше не принимающим возражения тоном:

– Беги к северным воротам, в отряд прикрытия! Живо! Там твоё место!

Минут через двадцать нервного бега по переулкам, обогнув с востока священный холм (с этой стороны оказалось безопаснее и свободнее от народа), на площади у северных ворот Лукреций увидел галдящую толпу женщин, детей и стариков.

Подростки постарше с серьёзным видом отдавали распоряжения рабам (в Хариде в это время укрывалось немало беженцев из разорённых артаками мест, в которых рабство почиталось за закон) или младшим братьям и сестрам, перетаскивали с места на место тюки домашнего скарба, сгоняли в гурты скотину. Малыши испуганно озирались по сторонам, тесней прижимаясь к ногам матерей.

На бочку из-под вина внезапно взобралась молодая женщина с красивыми светлыми волосами, волнами ниспадающими по плечам. Воздев над головою бронзовый меч и подражая мужчине оратору, она призывно закричала:

– Жёны, жёны! Кто верен мужьям своим! Не уйдем из Харида! Не бросим своих мужей на погибель! Лучше честно умереть в бою вместе со своими мужьями, чем позорно бежать от врага! За мной же, женщины Харида! На стены! Локоть к локтю с мужчинами, со своими любимыми! Да поможет нам Каледос!

Женщины встрепенулись, мигом обступили новоиспеченного оратора, заволновались. Лукреций невольно загляделся на женщину, заслушавшись её пламенной речью. Любуясь точёной фигурой, длинными густыми волосами и прекрасным лицом юной харидянки, он, будто статуя, на несколько минут застыл на месте.

– Ну, чего встал на дороге! – грубо пихнул юношу в бок старый стражник, явившийся невесть откуда в полном снаряжении. – А ну живо в строй! – и указал копьем на ровесников Лукреция, заставших, будто на параде, стройными рядами вдоль северной стены.

Каждый прикрывался начищенным до блеска щитом, на поясках же у юных воинов красовались короткие мечи, покоящиеся в старых, но также добросовестно начищенных ножнах.

Вокруг стоявших неподалёку высоких арб толпились подростки и юноши младше Лукреция. Два сгорбленных старца раздавали с этих телег пращи, дротики, покрывшиеся ржавчиной мечи, щиты и даже шлемы с панцирями. Старое непрочное оружие вряд ли помогло бы защититься от врагов. Его предназначение было скорее психологическим (поддержать дух), нежели боевым.

Долетавшие со стен звуки битвы внезапно стали более отчётливыми и сильными. Все на мгновение замерли, сообразив, что враг опять пошёл на приступ.

– За мной, верные жёны, время не ждёт! Слышите, сколько ярости в кличах врагов! Умрём же вместе с мужьями нашими! Или дадим врагам отпор жестокий с помощью Каледоса!

Звучный голос гипнотически подействовал на многих юных матерей. Передав детишек бабкам и подросткам, значительная часть собравшихся на площади харидянок окружили телеги с оружием.

– Куда суётесь! – страшно заорал на них глава заградотряда, выпучив совиные глаза. – Оружия и так мало, а вы лезете!

Женщины замешкались, однако голос ораторши вывел их из оцепенения:

– Пойдём на стены! Там возьмём оружие убитых!

Лукреций занял место в юношеском строю, продолжая любоваться возвышавшейся над винной бочкой женщиной. Внезапно взгляд его скользнул по знакомому лицу. Справа от Лукреция стоял Диомидий в кожаные варварские доспехах, довольно красиво на нём смотревшихся, и бронзовом шлеме. Закусив губу, Лукреций отвернулся. Диомидий же сделал вид, будто в упор не замечает Лукреция.

– О детях подумайте, дуры! – возопил глава заградотряда. – Проще всего подставить свои пышные груди под мечи артаков! Спасти род от гибели труднее!

– Пускай заградотряд спасает детей! Няньки в наше время лишние! – соскочив с бочки, прекрасная воительница устремилась на другой конец Харида, увлекая за собой длинную вереницу из сотен женщин.

– Стойте, дуры! – заорал старик, указавший Лукрецию место в строю.

Никто его не послушал.

Из боковой аллеи вдруг вынырнул всадник из харидской стражи стратегов.

– Дорога свободна! Всем к подземному ходу! Не мешкайте: враг начал окружать Харид! – гаркнув, конник натянул поводья, разворачивая скакуна.

– Пошли, пошли! – замахал руками глава заградотряда, обращаясь к толпе беженцев. Другие старики-воины принялись руководить передвижением, а заградительный отряд, состоявший из нескольких сотен парней в возрасте от пятнадцати до восемнадцати лет, в числе которых находились и Лукреций с Диомидием, продолжал стоять навытяжку под северной стеной…