Текст книги "Все дороги ведут в Рим"

Глава X
Игры Постума против Цезона Галла

«Наконец боги перестали нас сдерживать. И сколько свершений за последние годы! Марк Максим изобрел пулемет. Появились автоматические винтовки. Авиация развивается ускоренными темпами. Танки и самоходные орудия поступают на вооружение нашей армии. И всего этого мы были столько лет лишены по воле богов! Да здравствует ВОЖДЬ!»

«Император продолжает свою увеселительную прогулку»…

«Акта диурна», канун Нон мая [23]23
  6 мая.


[Закрыть]

I

Все бумаги Бенита начальник канцелярии Аспер первым делом клал на стол Сервилии. Это была ее маленькая победа, о которой никто не знал, кроме Аспера. Цена этой виктории не столь и высока: несколько свиданий много лет назад, которые тешили не похоть – тщеславие Аспера, а в жизнь Сервилии внесли малую толику разнообразия. Аспер считал, что Сервилия просматривает бумаги из любопытства. Но Аспер был недалек, как большинство выдвиженцев Бенита – они не должны были затмевать господина. Не все документы после просмотра поступали на стол Бенита. Две или три бумаги вполне могли остаться у Сервилии. Дымок от сгоревший бумаги долго не выветривался потом из таблина. И чтобы легче заметать следы преступления, Сервилия начала курить. Это придавало ей стильности. В свои пятьдесят с небольшим она еще умела произвести впечатление.

Многое в жизни угасает как бы само собою. Женская красота и литературные кружки. Кружок Сервилии распался несколько лет назад не столько из-за старения хозяйки, сколько из-за усилий ее супруга. Как-то само собой вышло, что большинство сочинителей переселилось в Альбион, Кумий оказался подле императора, а к Неофрону Сервилия никогда не благоволила. С тем большим вниманием она просматривала деловые бумаги и переписку Бенита.

Вот и сегодня она вынула из папки один из листов. В бумаге говорилось о доставке груза в Виндобону из соседней Франкии. И груз этот был – самолеты. Их везли поездом в разобранном виде. Доноситель спрашивал: что делать? Помешать? Пропустить? Без личного указания Бенита он не смел действовать. Бенит руководил в Империи всем, все нити держал в своих руках, сделавшись самым незаменимым и самым гениальным. И, разумеется, не успевал уследить за всем. Катастрофически не успевал. И сейчас не успеет.

Сервилия несколько минут внимательно изучала бумагу. Потом положила ее не обратно в папку, а к себе в стол. Сегодня, в подходящий момент, она эту бумагу сожжет. Да, лучше бы она это делала ради Александра. Но в последние дни Сервилия вынуждена была признать, что ее сын Александр способен лишь наполнять латрины фекалиями.

Печальный итог, но, если вдуматься, закономерный. Не надо было выходить замуж за идиота. Тогда и дети не окажутся дураками. Другое дело – гений. Именно гений. Она всегда думала о своем первом любовнике с приятным сожалением. Год проходил за годом, а теплота тех минут не истаивала с годами, и всякий раз оживала, стоило лишь вспомнить о том, единственном свидании. Гимп… О, сколь много обещали те мгновения у реки. Она уже воображала себя повелительницей мира. Супруга гения… а в будущем… мать незаконнорожденного ребенка. Какой крах! Ей, уверенной в том, что она – первая в Риме, – как пережить сокрушительный удар Ее гордость, ее амбиции – все было растоптано. Сколько сил ей пришлось приложить, чтобы в конце концов стать первой… Или почти первой…

Теперь бывший гений Империи занят примитивной игрой. Хозяин алеаториума – вот итог его карьеры. Сервилия тоже играет – была бы охота играть. Не то, чтобы она полюбила внука, но ставка на Постума стала неизбежной. Да, Элий мерзавец и поступил с нею подло. И дочурка Летиция хороша! Сервилия никогда не забудет их подлости, но Постуму она поможет. Другого выбора у нее нет.

II

Сообщение о прибытии императора не встревожило командира Восьмого легиона и не удивило. Когда император вошел в таблин его принципария, Цезон Галл поднялся. Но он встал, не торопясь, будто нехотя. Легат не должен так вести себя с императором. А коли ведет, то считает себя больше чем легатом, или императора уже не считает за такового. Вслед за Августом вошли два его телохранителя и еще два человека явно не военного вида. Невелика свита. Разговор длился всего несколько минут. Август говорил путано и неубедительно. Несколько раз повторил «Я – твой главнокомандующий». И еще что-то про Макрина, про его литературное прошлое и кровавое настоящее. Макрин – глава исполнителей, то есть глава тайных агентов, палачей…

Постум почувствовал, что его слова не убеждают легата и замолчал, мельком бросил взгляд на одного из своих спутников – седого человека неопределенной наружности. Цезон мог бы признать в нем искалеченного воина, но воина в отставке и к тому же сомнительной славы.

– Так ты, Август, собираешься лично командовать армией? – спросил Цезон после неловкой паузы.

– Я – главнокомандующий.

– Это я понял. И ты лично берешь на себя командование легионами?

– Да, конечно.

– Тогда попроси своих спутников удалиться, и обсудим детали предстоящей компании. Раз ты – главнокомандующий… – Цезон Галл уже не скрывал издевки.

Постум понял, что попался, как идиот.

«Через два месяца этот тип будет ползать на коленях передо мной», – подумал Август мстительно.

Но до той сладкой минуты два месяца, которые надо прожить. Постум только сейчас сообразил, что легата устраивает назначение Макрина. Палач-сочинитель будет лишь игрушкой, актеришкой, а командовать станет Цезон Галл. Так, во всяком случае, рассчитывает легат.

– Итак, я слушаю. Каков твой план предстоящей кампании, Август?

– Я ничего не собираюсь обсуждать, – попытался вывернуться Постум. – Ты должен подчиняться мне безоговорочно.

– Нет, не должен, – отчеканил легат.

– Через два месяца…

– Хорошо, подождем эти два месяца. Завтра прибудет Макрин. Скажи ему все это лично. Все, что ты думаешь о нем. – Старый вояка хитро прищурился. – Август, ты можешь носить тысячу титулов, но в войне ты ничего не смыслишь, – заявил Цезон Галл и позволил себе усмехнуться.

– Не надо смеяться. Ибо могу сказать, что смех твой – сардонический. Все что я делаю – это пытаюсь спасти твою шкуру. Если Макрин станет во главе легионов, он их погубит.

– Уезжай сейчас же, – потребовал легат. – Тебе нельзя здесь находиться.

– Почему? Диктатор приказал арестовать меня и немедленно отправить в Рим, не так ли?

Последовала пауза. Цезон Галл нахмурился.

– Такой приказ он не имеет права издать. Но тебе лучше уехать.

– Ты угрожаешь императору? Но что если я велю поставить свою палатку рядом с твоей и призову солдат не подчиняться тебе?

Легат смерил Постума взглядом.

– Ты это не сделаешь, – однако голос его звучал не особенно уверенно. – Не волнуйся, Август, варваров мы разгромим и без твоей помощи. Даже Макрин нам в этом не помешает. Но если ты начнешь подбивать на бунт легионы, то армии точно конец. – Легат сделал паузу. – А через два месяца можешь отдавать мне любые приказы.

Постум стиснул зубы.

– Постарайся дожить до этой счастливой даты, – проговорил Постум тихо. – И постарайся, чтобы о твоем решении не пожалели еще двадцать когорт.

– Не волнуйся, я знаю свое дело.

– Тогда ты знаешь наверняка, что монголы обладают целой танковой армией, способной разорвать любую линию обороны.

– Танковая армия – это чушь, Август. Танки лишь поддерживают пехоту. И потом, откуда у монголов танки? Зачем? Монголы всегда делают ставку на конницу. А танки совершенно не применимы в степи по бездорожью.

– Значит, ты ждешь конницу? Ну-ну…

– Если мы захватим у варваров хоть один танк, я пришлю его в Рим.

Август вышел из палатки. Снаружи их ждали центурии морской пехоты и когорты легионов. Их подняли и построили по тревоге. Император прибыл! Плотные ряды в полевой форме: зеленые с серым туники и брюки, даже броненагрудники прикрыты блеклыми чехлами. Лучи прожекторов, разрезающие черноту, превращают лица в белые пятна. Постум ощутил сильнейшее желание раздвинуть ряды одной из когорт и встать в строй, скрыться за спинами других и ничего не решать. Лишь исполнять чужие приказы… пусть он даже знает, что эти приказы безумны. Но нет, он не может быть одним из многих. Он даже не может остаться. Он идет к воротам. Спешит. Бросает своих легионеров на произвол судьбы.

– Император! – крикнул один из легионеров. – Почему ты уходишь?

Постуму хотелось крикнуть: «Потому что вами будет командовать Макрин!» Но ему вновь пришлось стиснуть зубы. Этот крик означал бы призыв к бунту.

Цезон Галл, почему ты не осмелился чуть-чуть опередить время? Почему?!

Квинт в форме морпеха вместе со всей центурией ждал у ворот. В случае любого подозрительного движения он должен был действовать. В темноте нетрудно выхватить парабеллум. И даже винтовку сдернуть с плеча. Как уследить за всеми центуриями? Одна надежда? Крот идет впереди императора и загораживает его своим огромным телом. И Элий – реакция не подведет старого гладиатора. Но Квинт зря нервничал. Никто не собирался устраивать покушение на императора. Ни одного подозрительного движения. Только эбеновая красотка Туллия вела себя странно. Переодетая в форму рядового, она тоже прибыла в лагерь. И Квинт заметил, как она перебросилась несколькими словами с центурионом первой когорты. Стоит ли из-за этого поднимать тревогу? Чутье ищейки подсказывало Квинту: опасности нет. Но что тогда есть?…

III

Роскошный курортный лайнер совершал свой запланированный рейс вокруг Пелопоннеса. Белоснежный корабль айсбергом покачивался на волнах виноцветного моря. Ни с чем не сравнимое удовольствие: следить за пенной дорогой, что бурлит за кормой. За дорогой, по которой прошел только ты, и никто никогда больше не пройдет. Небо бездонное, берег далек. Ты владеешь морем и миром. Независимо от того, кто ты – Одиссей или современный банкир.

С утра пассажиры предавались отдыху почти с религиозным экстазом. Солидные мужчины плескались в бассейнах с ребячьим восторгом, проигрывали в корабельном алеаториуме тысячи, в лавках корабельного атрия скупали золотые безделушки, чтобы тут же раздарить их стюардам.

Да, все было, как обычно. Странно лишь, что на лайнере в разгар сезона оказалось всего пятьдесят пассажиров. Большинство – уже немолодые мужчины, хотя были среди них и такие, кому не исполнилось еще и тридцати. Но они не выглядели юнцами – напротив, в каждом чувствовалась зрелая уверенность и солидность. Несколько молодящихся, но далеко не юных женщин вели с мужчинами серьезные разговоры и курсе акций и рыночном кризисе. Юные особы ослепительной красоты, которых всегда много на таких рейсах, отсутствовали. Пожалуй, лишь одна женщина с черными вьющимися волосами, в бледно-зеленом платье, вышитом жемчугом, выглядела бесподобно. Но и ее нельзя было назвать юной, и красота ее была на любителя, а не конфетно-продажного сорта.

После полудня пассажиры собрались в малом корабельном атрии. Стюарды принесли напитки и наглухо закрыли двери. Все молчали, оглядывая друг друга. Белые тоги пассажиров, чуть желтоватые, из тончайшей шерсти, выдавали особую, высшую степень благосостояния. Такая тога могла стоить не меньше пурпурной. Все, собравшиеся в атрии, держались с таким видом, будто сидели не на обычных стульях, а на курульных. Впрочем, они и были повелителями этого мира, пусть и тайными.

Первым поднялся человек, чье лицо многим показалось знакомым. Актер? Ну да, Марк Габиний. Старшее поколение его помнило. Седина и морщины ничуть не испортили его внешность. Много лет назад он эмигрировал в Альбион, но и там продолжал играть в театре и сниматься в кино. Его присутствие на нынешнем сборище было несколько странным. Хотя и не последней сенсацией этого дня. Рядом с ним в кресле сидела немолодая женщина с темными явно крашеными волосами. Ее белое платье без узоров и вышивки напоминало наряд весталки.

– Хочу вас поблагодарить за то, что сегодня вы явились сюда, на борт «Психеи», чтобы обсудить насущные проблемы Рима. Я же хочу сказать, что закончил только что съемки своего фильма о Траяне Деции. Сам я двадцать лет назад планировал сыграть эту роль. И вот наконец довелось…

Марк Габиний сел и обвел присутствующих взглядом.

– Фильм, это хорошо, – проговорил человек средних лет с курчавой бородкой, не поднимаясь и поигрывая пальцами сцепленных рук. – Но мы все-таки будет говорить не о фильмах. Ну, разве что об их производстве. И о том, что их все меньше и меньше покупают для проката из-за того идиотизма, который проповедают римские режиссеры. В результате последних нелепых программ мы терпим страшные убытки. Экономика Империи трещит по швам. Это похоже на коллективное безумие. Создание бесчисленных конных заводов для создание конницы, которая превзойдет монгольскую! Вырубка виноградников, чтобы посеять зерно, которое оказывается слишком дорогим. А сам лозунг автаркии? Отказ от торговли и опора на близлежащие ресурсы, – разве это не безумие? Империя не может жить без привозного сырья, без нефти из Ливии, без импорта зерна и металлов. Империя – экспортер высоких технологий. Но заводы в Медиолане приходят в упадок, научные разработки сворачиваются. Еще немного – и нашей экономике будет нанесен последний удар, который она не выдержит. Тирания всегда заканчивается импотенцией [24]24
  Непереводимая игра слов в латинском: Термин «импотенция» означает и бессилие, и деспотизм.


[Закрыть].

Гости переглянулись. Многие посмотрели на женщину в зеленом платье. Она молчала. Но многие приметили едва заметный кивок.

– Однако Бенит ведет удачную политику на Востоке, – заметил один из участников, пожалуй, самый молодой. За удачи на внешнеполитическом фронте он был готов простить диктатору многое.

– Которая в любой момент может закончиться катастрофой, – усмехнулся сухопарый старик. Многие узнали в нем Тита Нобилиора, главу огромного синдиката по производству динамита. Его брат Марк, хозяин заводов по производству судовых двигателей, сидел подле.

Тут дверь отворилась, хотя стюарды получили точное указание никого больше в малый атрий не пускать. Все обернулись. Охранники поднялись, один из них вытащил парабеллум из кобуры. Вошел старик, еще довольно крепкий, с бритой головой, резкими складками вокруг губ. Он был в тоге, как и все присутствующие. Он был прежде в этой компании свой.

– Пизон! – ахнул кто-то.

Пожилой банкир переступил порог и остановился, оглядываясь. Никто из присутствующих не знал, что Пизон находится на борту «Психеи». Однако все слышали, что он получил огромную прибыль на строительстве канала от Атлантического океана к Бурному.

– Пришел защищать Бенита? – язвительно спросил Тит Нобилиор.

– Пришел выпросить для него жизнь, – отвечал Пизон и посмотрел на женщину в зеленом платье. – Ведь он сохранил жизнь Постуму. По-моему, это немало. Не так ли?

– Ты признаешь, что Бенит не может больше оставаться у власти? – спросила женщина в зеленом.

– Да, Августа. Нельзя пользоваться неограниченной властью так долго. Но расправы не должно быть.

– О чем мы спорим?! – покачал головой Марк Нобилиор. – Я не уверен даже, что нам удастся сохранить Рим. Империя не сможет отразить удар извне. Она падет. Может быть, поговорим лучше об эвакуации? О вывозе в Новую Атлантиду самого ценного?

– Господа! – Летиция поднялась и обвила взглядом собравшихся. – Вы – умные люди, уж в этом никто не сомневается. Да, Империя сейчас в ужасном состоянии. Но ответьте мне: неужели вы надеетесь уцелеть, если Рим падет? Возможно, физически кому-то удастся выжить. Но какова будет жизнь, если хребет нашего мира окажется сломан?

– Что мы можем сделать? Дать денег? – пожал плечами Нобилиор.

– Прежде всего, мы должны перестать трусить. Это, во-первых. А во-вторых, понять, что спасти Рим в состоянии только Постум.

– Я бы поверил в это, если бы император был богом. Но он всего лишь человек, – заметил Марк Нобилиор. – Я предлагаю спасти, что удастся, и не мечтать о невозможном.

– А я бы поставил на Постума, – возразил его брат. – Если ему удастся сохранить армию, мои заводы получат новые заказы… Как и твои. Убежать мы еще успеем.

Глава XI
Игры императора против Минотавра

«Неизвестно, куда направляется линкор «Божественный Юлий Цезарь».

«Акта диурна», 4-й день до Ид мая [25]25
  12 мая.


[Закрыть]

I

«Божественный Юлий Цезарь» подплывал к Криту. Пологие холмы на горизонте. Сине-зеленое на яркой лазури, а над морем – серые скалы с солнечными пятнами пляжей. Линкор встал на рейде. В гавань император и его спутники отправились на катере.

Ранее крепость полностью окружала порт, ныне город перерос ее и вышел за каменные стены. Белые двух– трехэтажные домики лепились друг к другу. На Крите когда-то жил уродливый сын Пасифаи, питавшийся человечьей плотью. Здесь по праздникам еще до сих пор можно увидеть акробатов, что с легкостью перепрыгивают через бычьи рога, и вскакивают на спину чудовищу.

Прибытие линкора произвело переполох в городе: визита императора никто не ожидал. Префект вышел встретить повелителя Империи. Но юный Август, сойдя на берег, прервал излияния чиновника, находящегося здесь в полу-ссылке и затребовал лишь авто, лучше всего, две «триремы» для путешествия по острову. От охраны он отказался, сообщив, что отряд морпехов обеспечит ему надежную защиту. Префект не стал спорить. Он лишь удивился странному поведению императора. А потом удивился еще больше, увидев, что в одну из машин грузят огромного змея-гения, все тело которого перетянуто бинтами. Однако императору Рима не задают вопросов. Не стал их задавать и префект, в отличие от наглого репортера местного вестника – парень находился на Крите в ссылке, но ему было позволено писать в местной прессе об уловах рыбы и реставрации Кносского дворца. Репортеришка кинулся к императору, держа блокнот наготове, и спросил, не собирается ли Август навестить ссыльную Норму Галликан. Император ответил не задумываясь «да». Репортер восторженно присвистнул. Любопытные на набережной вяло выкрикнули «Да здравствует император». Двое парней из свиты императора швырнули в толпу горсть монет. После чего крики сделались куда громче.

Префект, не дожидаясь, пока Август и его люди погрузятся в «триремы», побежал связываться с Римом, дабы запросить указания самого Бенита. Но связи почему-то не было. А через несколько минут отряд морпехов, «обеспечивая безопасность императора» занял все административные здания острова. Указаний Бенита префект так и не получил.

А вот Квинт, внимательно наблюдавший за всем происходящим и особенно за Туллией, приметил, как она перемолвилась несколькими словами с торговцем на набережной. Торговец как торговец, черноволосый, кудрявый, с пышной бородой и алыми губами, в тунике сомнительной чистоты, в стоптанных сандалиях-шлепанцах. Его лоток с сухофруктами облепили жирные осы, и торговец лениво обмахивался платком, не забывая при этом окликать каждую девчонку не старше пятидесяти, рассыпая комплименты. Торговля шла бойко. Почти каждая останавливалась, чтобы купить сушеные абрикосы или орешки, или изюму. Остановилась и Туллия. Что-то ответила на комплимент. Торговец что-то сказал ей. И тут она переменилась в лице. Побледнела. Вернее, посерела, учитывая смуглый оттенок ее кожи. Но почти сразу взяла себя в руки, купила у торговца бумажный пакетик с финиками. Прошла несколько шагов, обернулась и, решив, что никто не видит, выбросила пакетик в мусорную урну.

Однако Квинт заметил и это.

II

От гавани до развалин Кносского дворца быстро ехали по выложенной песчаником дороге. Мелькали поля и рощи, скалы и сады. Дворец стоял на холме посреди обширной равнины – то блекло-зеленой, то желтой, то изумрудной. Древность сквозила в каждом камне, в каждой трещине этой земли. Рядом с Критом Рим – безусый мальчишка подле убеленного сединами старика.

Кносский дворец частично раскопали и частично реставрировали. Пятиэтажное здание запутанной архитектуры с множеством одинаковых комнат. Повсюду красные колонны с черными обводами, росписи в золотистых, красно-коричневых и коричневых тонах. Знаменитый Лабиринт, построенный Дедалом, если верить мифам. Но стоит ли им верить?

– Правда, что Минотавру приносили жертвы, а, Гет? – спросил Август, пока они ехали к дворцу. – Ты гений, ты должен знать.

– Не знаю, кому тут приносили жертвы, но людей во дворце кушали, – отозвался Гет. – И быку поклонялись.

– А Минотавр – это правда или выдумка? – спросила Туллия шепотом.

– Правда.

– Врешь ты все! – Туллия засмеялась. – Как такое может быть правдой?

– Правда, – упрямо повторил Гет.

– Хотелось бы мне знать, как это баба трахалась с быком. Ни одна вагина не выдержит, – продолжала Туллия.

Гет обеспокоено закрутил головой.

– Я бы на твоем месте не говорил подобных вещей.

– А ты трусишка, Гет! – Туллия расхохоталась и толкнула сидящую рядом молчаливую Хлою локтем под ребра. – Глянь, Хло, он трусит!

– В самом деле, помолчи! – неожиданно резко оборвал ее Постум.

– Ты чего? Подумаешь, уже и пошутить нельзя! Ах, какие мы добродетельные! Тебя что, Философ перевоспитал? Да, он у нас добродетельный на словах, а трахает Хло каждую ночь. Или они не трахаются по ночам, а говорят о стоицизме?

Хлоя, ни слова не говоря, вцепилась Туллии в волосы. Та завизжала и вонзила противнице ногти в щеку. Август велел остановить авто, и мужчины выскочили из машины, оставив женщин драться. Да еще Гет застрял на заднем сиденье – без посторонней помощи ему было не выбраться из «триремы». Змей спешно прикрыл голову хвостом – чтобы девчоночьи ногти не расцарапали ему нос.

Машина сопровождения остановилась следом.

– Только не вздумай оправдываться, – предостерег Август Элия. – Я давно все знаю.

– Насколько давно?

– Да сразу же и узнал. Хло обо всем мне рассказала.

Женщины тем временем выкатились из машины. Хлоя умудрилась выдрать из волос Туллии изрядный клок, а эбеновая красотка разорвала тунику противницы на спине и расцарапала лицо. Теперь они катались в пыли, и ни одна не желала уступать.

– В авто, быстро, и едем! – приказал Постум.

– Август, подожди… – Квинт попытался ему помешать, но Постум не желал слушать.

– Едем! Пусть разбираются без нас.

Едва «триремы» рванулись с места, как Туллия и Хло прекратили сражение. Вскочив, они смотрели вслед удалявшимся авто.

– Нагоняйте нас, девочки! – крикнул Август и помахал девицам на прощание.

– Ах, мерзавец! – в ярости крикнула Туллия, схватила камень и швырнула вслед «триреме», но камень, разумеется, не долетел. – Редька вам всем в задницу!

– Я люблю Философа, – сказала Хлоя, стирая кровь с губы. – А ты дрянь. Плесень!

– Прежде ты трахалась с Постумом! – напомнила Туллия.

– Один раз всего. Когда он Истру спас.

– Из благодарности, значит? Вот сука…

Хлоя не ответила и зашагала по дороге. Облачко пыли еще было заметно вдали.

– А я не пойду! – крикнула Туллия и подняла свалившуюся в пылу драки сандалету с золочеными ремешками.

– Что ж ты будешь делать? – Хлоя обернулась.

Туллия пожала плечами.

– Попутчика подожду.

– Не боишься прождать до утра?

– А мне некуда спешить. В крайнем случае, Август подберет на обратном пути, а я тут отдохну в каком-нибудь милом домике. Передай ему привет! – И Туллия помахала Хлое ручкой.

III

Норма Галликан уселась на камень, подобрав полы серой некрашеной туники. Ее загорелое, прочерченное глубокими морщинами лицо, в обрамлении седых волос последние годы почти не менялось. Она постарела много лет назад. Теперь время потеряло над нею власть.

Положив самодельный, сшитый суровыми нитками кодекс на колено, она делала записи. Стило ее так и летело. Напротив на камне сидела Маргарита и пыталась зарисовать развалины дворца. Но для точности ей не хватало ни верности руки, ни терпения. Когда она явилась к Норме Галликан и объявила, что будет жить рядом с изгнанницей и во всем ей служить, Норма решила, что к ней подослали нового соглядатая.

Однако она не прогнала Маргариту. Если девушка соглядатай – пусть глядит. Во всяком случае, Норма будет знать, от кого ей скрываться. Ну а своих взглядов она никогда не таила и открыто говорила всем, что думает о Бените и его исполнителях. Однако уже через пару дней она стала сомневаться в верности своего предположения. Либо девчонка в самом деле доносчица и при этом большая актриса, либо ее намерение служить Норме Галликан вполне искреннее. Сама Норма не была такой никогда – наивной до глупости. Или все же была?

Норма оторвалась от своих записей и подняла голову. К ним направлялись сразу несколько человек. Все мужчины. Тот, что шел впереди, был молод – лет двадцати, не больше. Высокого роста, широкоплеч, в пурпурной тунике. Норма вгляделась в его лицо и поднялась. Маргарита тоже узнала гостя. Ахнула и вскочила с таким видом, будто собиралась бежать. Но не побежала. Некуда было.

– Ты осмотрел дворец Миноса? Его почти восстановили, – спросила Норма, направляясь навстречу Постуму. – Очень много новодела, все пахнет краской, но все же некоторое ощущение прошлого есть. В археологии я дилетант, но мне здесь нравится.

Маргариту Постум заметил и даже кивнул ей. Но сделал вид, что нисколько не удивлен, встретив ее на Крите. Она же залилась краской: даже шея покраснела.

– Ты получила мое последнее письмо? – обратился император к Норме Галликан, при этом краем глаза наблюдая за Маргаритой.

– То, в котором ты описываешь свое неудачное выступление в сенате? Ты поступил верно, мой мальчик, сказав этим подонкам, что они подонки. К сожалению, это не сделает их лучше.

– Нет. Это было предпоследнее. Я имею в виду то, в котором описываю свой визит в лагерь Цезона Галла.

– Еще нет.

Постум опустился на ближайший обломок камня. Норма села рядом. Рассказывать не хотелось. Как говорить о поражении? Он проиграл, но проиграли и те, с кем он боролся. Однако пришлось рассказать.

– Вся беда в том, что Бенит и Макрин думают лишь о себе и своей карьере, а не о миллионах других. – Норма тяжело вздохнула. – Эти жизни должны висеть на них неподъемных грузом. А правители отмахиваются от них, как от надоедливых мух. Этого я никогда не пойму. Твой легат тоже думал лишь о своей карьере.

– Знаешь, почему я здесь? Мне показалось, что сюда будет сложнее подослать убийц. Так что я попытаюсь здесь выждать и выжить. Для меня выжить – значит победить. Сначала надеялся переждать на своем линкоре. Но потом подумал, что лучше обосноваться на суше. Спору нет, Бенит может высадить десант и приказать меня захватить. Но вряд ли отважится. Кстати, как поживает наша замечательная Марго?

– Так это ты прислал ее? – изумилась Норма. – Она мне ничего не сказала.

– Она скрытная. Ты еще многое узнаешь о нашей красавице! – Постум подмигнул Маргарите.

Та опять покраснела. И даже сделала в ответ какой-то жест.

– Хорошая девочка. Работает у меня секретарем. Но тебя она почему-то ненавидит. А я пытаюсь доказать ей, что ты не так плох, как кажешься.

– Ты ничего не понимаешь, Норма, – засмеялся Постум. – Это – не ненависть. Это такая любовь.

– Ты врешь! Я тебя ненавижу! – выкрикнула Маргарита, прекрасно слышавшая весь разговор.

Норма повернулась к ней.

– Он не так безнадежен. Он шлет мне письма и изображает, что его интересует мое мнение. Разумеется, это только игра. Но ему двадцать лет. То есть он еще ребенок по сути. И, возможно, играя, он чему-то научится и…

Норма замолчала. Потому что увидела, как из дверного проема, из тьмы лабиринта на свет площадки вышел, хромая, немолодой человек. Он шел очень медленно, седые волосы трепал ветер. Странно было его видеть здесь, среди развалин Кносского дворца, где когда-то, рыча от ярости и боли, метался минотавр. И все же сомнений не было: это бывший Цезарь. Норма узнала его с первого взгляда, даже спустя много-много дней.

– Элий! – только и выдохнула она. – Наконец-то. Я была уверена, что ты когда-нибудь приедешь сюда.

– Да? Была уверена? А я не хотел ехать. Постум привез меня силой.

– Не хотел ехать? Но почему?

– Боялся, что Минотавр сожрет меня.

– Ты все шутишь.

– С некоторых пор старая привычка вернулась. – Элий улыбнулся. И вдруг сделалось совершенно невероятным его сходство с Постумом. Норма невольно перевела взгляд с лица Элия на лицо молодого императора. И тут же почему-то всякий намек на сходство пропал. Постум был другим. Совершенно. Норме показалось, что все эти месяцы она воспитывала не Постума, а Элия. Будто ему писала письма. Да, именно Элию, сбившемуся с дороги и потерявшему себя, а не Постуму. Молодого Августа она совершенно не знала и не понимала.

– Элий, – прошептала Маргарита, не веря, что Философ и Элий в самом деле одно и то же лицо.

– Значит, ты вновь сделался острословом. С каких пор? – поинтересовалась Норма.

– С тех пор, как кончилось мое изгнание и я, наконец, вернулся к сыну.

– В Рим? – уточнила Норма.

– К сыну. Я стараюсь отныне не мыслить глобальными категориями.

– Зря! – выкрикнула Норма по-девчоночьи задорно. В этот момент она и Маргарита показались Элию одного возраста. Сестрами, что ли. Он рядом с ними был стариком.

– Ладно, ладно, не принимай так близко к сердцу. Разумеется, я думаю о Риме. Как же иначе? Кстати, мы приехали сюда укрыться от длинных лап Бенита.

– Укрыться? – изумилась Норма Галликан.

– Ну да. Постум открыто выступил против диктатора. Теперь его постараются убрать.

Норма нахмурилась.

– Мне не нравится то, что ты говоришься. Сейчас не время укрываться, а время действовать.

– Мне надо дождаться своего двадцатилетия, – напомнил Постум.

– Тебя убьют раньше, – заявила Норма уверенно.

– Даже здесь?

Норма кивнула.

Постум усомнился:

– Думаю, здесь на острове редко кто бывает.

– А вот и ошибаешься. Постоянно появляются какие-то молодые люди, подолгу ведут со мной беседы: мол, они запутались в жизни и просят совета. Такие интеллектуалы – просто с ума сойти. А потом уходят и никогда более не появляются. Но непременно оставят какой-нибудь подарок.

– Какой?

– Ну, всего и не упомню. К примеру, эпоксидным клеем замок на двери замажут в моем домике. Или «жуков» по всем комнатам распихают. Я их, конечно, нахожу. Но всякий раз приходится полдня тратить.

– Так что ты советуешь? Я пытался предостеречь Цезона Галла, но не мог ему приказать. Ясно, что в ближайшее время Макрин и Цезон Галл будут разбиты. И следом наступит хаос.

– Да, хаос… – Норма задумалась. – Так сразу и не придумаешь, что делать.

– Может, Маргарита подскажет? – Постум хитро глянул на девушку.

– Ничего я не буду подсказывать, даже если бы и знала, – заявила Маргарита, но голос ее звучал не очень уверенно.

– Я могу подсказать, – сказал Элий. – С дороги неплохо перекусить. Думаю, старине Гету понравится моя идея.

IV

Наконец Хлоя добралась до дворца. Одна. Как раз к тому моменту, когда с импровизированного стола среди развалин исчез последний кусочек хлеба. Разумеется, он исчез в пасти змея.

– Почему до сих пор нет Туллии? – подивился Постум.

– Она заявила, что пешком не пойдет, – сообщила Хлоя.