Текст книги "Оливье"

00:50. То, о чем забыли

…Разбредался народ, рассупонивался. Закуска, как это обычно бывает, закончилась быстрее, чем выпивка, но не роптали пассажиры, не жаловались на судьбу – подливали друг другу и выпивали, не чокаясь. Сергей надергал более-менее сухих веток, развел костер. Пламя едва занялось, но света хватало, чтобы лица перестали быть бледными масками мертвецов. Татьяна затянула «Ой, мороз, мороз», Наташа звонко подхватила «…не морозь меня», Кирилл Обухов, забывший о своих злоключениях на пустынной дороге, подвывал басом, путая слова. Обычная картина для новогодней ночи, только не во дворе спального района и уж тем более не на оживленной площади под памятником Ленину, а в диком лесу Преисподненского района Сумеречной области.

– Починить думаешь? – спросил Антон у водителя, который озадаченно таращился на спущенное правое заднее колесо.

– Ага, только домкрат подставлю. И как меня угораздило!

– Не бери в голову, не твоя вина. Даже если бы ты не отрубился, мы все равно бы тут застряли. Вон у Кирилла спроси.

– Получается, нам отсюда не выехать?

– Утро вечера мудренее. Не сможем выехать – выползем. Движок не пора запустить?

– Потом, когда все спать улягутся, а то бензина не хватит.

– Ладно, пошли накатим.

Накатили, выпили, снова налили. Туликов начал приплясывать с наполненным стаканом в руке, но поскользнулся и упал в сугроб. Татьяна залилась зычным хохотом. Женя и Миша, едва ли не единственные, кто довольствовался шампанским, глядели на это безумие со снисхождением. О Томке и говорить не приходится. Она вообще не выпускала из рук камеру Стаса.

Обухов изъявил желание сказать тост.

– Друзья мои! Минутщку внимания, пжалста! Я хочу сказать, что очень вас всех люблю… полюбил как родных! Я благодарен вам за то, что вы так круто изменили мою жизнь, посадили меня в этот самолет вместо Павла, отправили в Ленинград… ну, вы поняли. И пусть у нас тут нет с собой фейерверков…

– Стоп! – воскликнула Наташа. – Стасян, блин, у меня же в сумке на дне есть коробка какой-то пиротехники! Как ты мог забыть!

– Я в твоей сумке не рылся.

– Секунду, Кирилл, я сбегаю!

Наташа отдала свой стаканчик Сергею и метнулась к автобусу. Обухов, впрочем, дожидаться ее не стал, запрокинул голову и выпил.

– Эх, говори, страна, разговаривай, Рассея!

– Сейчас бабахнем! – крикнула Наташа и протиснулась внутрь машины.

В автобусе было едва ли теплее, чем снаружи. С открытой дверью и без отопления он успел застудиться. Девушка сделала несколько шагов по проходу…

– Доброй ночи, мадемуазель!

Впереди темнел человеческий силуэт.

– Вы… – Наташа остановилась, обомлев. – Вы чего тут?

Человек в длинном пальто и шляпе стоял возле ее кресла. В руках он держал сумку, похожую на ту, что была при Сергее.

– Весело там у вас. Гуляете?

– Угу. А вы, похоже, выспались?

– Более чем.

Бортпроводник отбросил сумку и сделал шаг навстречу, натягивая черные перчатки.

– Чего ж меня не позвали? Я знаю много хороших песен и шарад. Обидно.

Наташа попятилась. К такой странной встрече она оказалась не готова, хотя это был всего лишь один из пассажиров, который к тому же всю дорогу провалялся в кресле. До сего момента у нее не было возможности разглядеть его, и теперь ей стало не по себе. Голос у мужчины изменился. Это уже не зычный полупьяный чревовещатель, а какой-то… профессор Мориарти.

– Что вы искали в нашем багаже?

– Золото-бриллианты, что же еще.

– Нашли?

– Увы, ничего для меня интересного. Ты же никому не скажешь?

– Дайте подумать.

Наташа, как уже упоминалось, была не робкого десятка – зря, что ли, в криминальном еженедельнике десятком здоровых мужиков руководила, – но тут ей лучше не выступать. Бортпроводник мог настигнуть ее одним коротким прыжком, а ей не удастся развернуться и дать деру. Поэтому она продолжала медленно пятиться.

– Ты красивая, – сказал человек в шляпе. – Возрастная, но шустрая. Люблю таких. Правда, рыжая, а я предпочитаю темненьких. Ну, остановись, малыш.

«Черт, парни далеко, – подумала Наташа. – Заорать, что ли?»

Но она молчала. Характер не позволял зайтись в истеричном женском визге.

Мужчина стал проявлять признаки нетерпения.

– Подойди сюда, я сказал.

– А то что?

Бортпроводник сделал короткое неуловимое движение, и в следующую секунду в его руке щелкнуло лезвие ножа. Резак оказался внушительным.

– На шашлык порежу. Ко мне!

Наташа больше не медлила. Развернулась, больно ударившись костяшками пальцев о спинку сиденья, и рванула к кабине. Всего несколько шагов – и она вырвется на свободу, а уж там будет орать во все легкие. Вот же засада! Мало им приключений на сегодня…

На повороте к двери она споткнулась, и в то же мгновение ей в голову прилетел тяжелый предмет, в котором звякнуло что-то металлическое. Сережкина сумка, не иначе.

Вне времени. Выпьем за любовь

Лучший друг мальчика – это его мама. Так говорил Норман Бейтс. Аминь.

Но Штырь не таков.

С мамой у него все в порядке – оторвой была в молодости, каких поискать. Залетела в девятнадцать, вышла замуж, родила парня на полтора месяца раньше срока. Крепкий по фактуре получился малыш, но болел все время. Пока подруги на лекциях в институтах торчали и вечерами в кафешках подрабатывали, Ленка по врачам бегала. Ничего, вырастила. Где наши советские бабы с крепкими задами не пропадали! Муж помогал, конечно, хоть и недотепа был, хиппарь-волосатик, роллинг стоунз ему в ребро. Собственно, на рок-н-ролльной волне они с Ленкой и познакомились. Пластинками обменивались, по квартирникам мотались, портвейн по кругу пускали. «Пчелы против меда», как говорится.

С годами остепенились предки – мальчишка внимания требовал, да и здоровье уже не позволяло излишества нарушать. Так что рос Витька Штырин в нормальной семье, каких миллионы на Руси. Учился неплохо. Преподаватели в школе говорили, что потенциал у парня серьезный, в литературе и истории хорошо сечет, память феноменальная, может на приличный аттестат рассчитывать. Да только ленивый и медлительный, как рогатый скот. Домашние задания не записывал, контрольные только до середины дорешивал, книги по программе по диагонали читал, пропуская длинные абзацы и переходя сразу к диалогам. Как умудрился школу закончить, уму непостижимо. Видимо, приятели помогли.

Но нормальный парень был, тут ничего не скажешь. Спокойный, безобидный, за хулиганством не замеченный. Раньше ведь как говорили: лишь бы человек был хороший, а уж остальное приложится.

Приложилось не сразу. По причине той же лени в институт Витька поступать не стал, до армии годик разнорабочим в строительном кооперативе отработал. Отслужил в ракетных войсках, домой вернулся рядовым (служебного рвения не проявлял). Искал себя долго, менял контору за конторой, уезжал с вахтовиками на север, мотался по стране, пока не осел в городе. Открыл вместе со школьным другом магазин сантехники.

А потом влюбился.

Отдавал ли он себе отчет, что первую настоящую любовь встретил уже взрослым мужчиной? Вполне. Робок он был с девушками, неразговорчив, зажат. Девственности лишился в двадцать два года, а потом все как-то мимолетно, не всерьез, будто прощупывал – горячо или нет. И вот скрутило до ночных стихов в подушку. Понял Витька в свои тридцать, что если нет у тебя желания мчаться ночью к любимой через весь город пешком или на перекладных, если не таскаешь ты с городских клумб цветы (в ларьке купить любой дурак сможет), не выпускаешь девушку утром из постели, когда ей надо быть в офисе в девять, то и не любовь это вовсе.

Около года встречались они с Милой. Красивая, умная, такая же застенчивая, но с чувством юмора. Переехать к нему она не спешила, все время какие-то обстоятельства мешали: то папа приболел и надо за ним ухаживать, то с братом нелады – чуть в тюрьму не угодил. Образцовая дочь и сестра. На предложение познакомить его с родителями ответила, что пока рано, обстоятельства не очень благоприятные. А Витька-то что, парень добрый, податливый. Подожду, говорит. Но однажды во время прогулки зашли они в мебельный магазин, и там Мила стала спальнями интересоваться. «Как тебе вот эта, голубенькая?».

Это был намек.

Кольцо купил. Пригласил Милу в ресторан, заказал музыку – целый скрипичный квартет с Моцартом. Все было очень волнительно, как в кино, аж в паху вспотело. Мила же в свою очередь как-то напряглась, но он не придал этому значения. На первом же блюде, не позволив возлюбленной доесть салат из морепродуктов, он позвал ее замуж…

…а через полчаса попросил у официанта графин водки и стал напиваться.

Не могла выйти за него Мила, потому что уже была замужем. Супруг часто уезжал в командировки – занимался установкой производственного оборудования, которое производила его фирма, практически жил на два города. Мила, резонно рассудив, что у благоверного на стороне может быть своя пассия, позволила себе увлечься интересным молодым человеком. Никто не в обиде… кроме Виктора.

Раны зализывал долго и неистово. Следуя классическому рецепту, с головой ушел в работу. «Ничего, – успокаивал он себя, – так случается. У кого из нас первый блин не выходил комом? Это же, мать ее, первая любовь, она такой и должна быть – с болью, кровью и лицом в стену. Всё наладится». Разменялся Витька на несколько ничего не значащих интрижек, повстречался, погулял, пришел в себя. А там уже и за сорок ему настучало. Пора все-таки семейных радостей вкусить.

Новую любовь звали Анна. Была она статная, упругая, деловая, независимая. Разведена, что особенно важно (семейное положение Виктор проверил сразу, не желая повторять прежнюю ошибку), и без детей. Опытная и свободная – замечательное сочетание для мужчины его возраста и положения. Лишь одно обстоятельство вызывало в нем некоторые опасения: Аня при всей кажущейся серьезности порой вела себя как легкомысленный подросток. Например, договорятся они о свидании, но в оговоренный час она в другом конце города торчит у старой подруги, поссорившейся с мужем, и мартини пьет. Причем без звонка и предупреждения. Он ее ждет в ресторане, а она подругины слезки утирает. Потом извиняется, конечно, приводит миллион аргументов в свою пользу и выглядит чертовски убедительной. А Виктор добрый, он прощает. Должен же быть у женщины какой-то бзик.

Стали жить вместе. Выяснилось, что «бзиков» у Ани гораздо больше, чем один – от забывчивости до невыполнения обещаний. А еще она любила приврать. Есть такой тип фантазеров, которые с Ольгой Бузовой в садике на один горшок садились. В целом безобидные люди, но с ними есть одна проблема: однажды ты понимаешь, что не можешь отличить правду от фантазий, начинаешь взвешивать каждое произнесенное слово, перестаешь верить. Как жить с человеком, про которого никогда точно не знаешь, врет он или нет? Это кошмар.

Однако самый неприятный бзик – неистребимое желание иметь поклонников. Вы скажете, что это свойственно всем женщинам, и мы не будем спорить, но Аня будто испытывала физическую потребность в непрерывном мужском обожании, как астматик нуждается в ингаляторе. Если вечер прошел хотя бы без смс-сообщения от очередного ухажера, то это неудачный вечер (в идеале, конечно, получить букет цветов с запиской или приглашение на ужин). Причем Аня не считала зазорным хвастаться победами перед своим мужчиной. Дразнила будто… или просто дура, которая не понимает, что делает больно.

Так Виктор Штырин познакомился с патологической ревностью. Он и раньше довольно успешно сдавал на Отелло из-за своей неуверенности в себе, но теперь в его жизни появился катализатор помощнее. Ревность и ложь партнерши сделали его подозрительным и вспыльчивым. Виктор стал выпивать и по пьяни говорить Ане грубости, устраивать скандалы (справедливости ради стоит сказать, что она всячески подогревала его гнев, ибо не в силах была отказаться от фанфар и аплодисментов). Ревность высушила его любовь, взрастила в нем нечто иное, страшное.

В итоге он выставил вещи Анны за дверь…

Расставание отмечал месяц. Не мог разобраться, легче ему стало или наоборот. Однажды вечером торчал в баре на соседней улице. Напиться еще не успел (толком даже и не начал), когда за стойку к нему подсела брюнетка в коротком синем платье с глубоким декольте.

– Угостите даму сигареткой?

– И не только. Что будешь пить, красавица?

– Мартини.

– Опять этот мартини… Как скажешь.

Из бара отправились к нему. Точнее, собирались, но по дороге девица предложила пробежаться по ночным клубам, потрястись, а уж под утро можно и в горизонталь. «Не вопрос», – сказал Виктор.

Он усадил ее в свою «тойоту» и отвез в лес. Подруга не сопротивлялась – он вырубил ее тремя ударами в висок. Насиловать бесчувственную жертву не стал, просто выволок из тачки, оттащил подальше от заброшенной проселочной дороги и придушил шарфом. Тело забросал листьями.

Утром проснулся заметно посвежевшим и с хорошим настроением. Он отомстил. Очень уж эта ночная подруга внешне походила на Аню.

Вторая жертва случилась через несколько месяцев. Как говорится, ничто не предвещало, просто порыв. Приметил овцу за рулем на трассе, когда ехал в командировку в Миасс. Подрезала она его. Штырь сел ей на хвост, проводил до поворота на маленькое село, прижал к обочине. Не дав выйти из машины, ударил несколько раз в голову. Перенес в свою тачку, бросил на заднее сиденье, а ее «шевроле», сорвав видеорегистратор, столкнул в кювет.

Задушил не сразу. Когда овца очнулась и начала брыкаться, он шибанул ее еще раз, стащил всю одежду, включая нижнее белье. Сопротивление и страх показались ему забавными. Насиловать, впрочем, не стал. Не хотелось ему. Закончилось всё так же – шарфом на шее и периной из желтых листьев.

Его опять не поймали.

Штырь вошел во вкус. Купил в разных магазинах несколько одинаковых белых шарфов в упаковке и всегда возил их с собой.

Он не выслеживал своих жертв, как это делают обычные маньяки, не тратил время и силы на поиск и подготовку. Девки попадались ему сами. Заниматься охотой в большом городе опасно – камеры наблюдения, свидетели, улики. Где-нибудь проколешься. А вот в разных районах области во время переездов все получалось почти идеально. Не лишенный тщеславия, Штырь нарочно оставлял свой выверенный почерк: удары в висок, удушение шарфом, голое тело без следов изнасилования.

Вскоре о нем заговорили.

Что больше всего умиляло Штыря в публикациях в прессе, так это попытки нарисовать его портрет, выставить психически озабоченным клоуном, эдакой «жертвой чрезмерной материнской любви». Привыкли к шаблонам, насмотрелись фильмов. Виктор считал себя нормальным, а к матери всегда относился с обычным сыновним пиететом, не более того. Разумеется, в убийствах нет ничего нормального (мы же говорим не о дикой природе, не так ли?), но причины, побудившие его охотиться на симпатичных молодых брюнеток, лежали не в плоскости клинической психиатрии. Виктор был уверен в этом. Просто он возненавидел женщин. История с Аней сломала в нем что-то, свела на нет тягу к поиску спутницы, к созданию семейного очага, которую он ощущал в молодые годы. Ему больше не нужны были подружки, и теперь с бабами только так. Они как зараза, как вирус, пожирающий тебя изнутри. Заразился любовью – пропал.

Добрый мальчик Витя, что с тобою стало…

К концу восемнадцатого года на его счету было шесть трупов. Штырь пребывал в прекрасном расположении духа. Дела в торговой компании, которой он к тому времени руководил единолично, шли замечательно (приятель слился, сославшись на семейные обстоятельства, переехал на ПМЖ в Сочи, подкаблучник хренов). Виктор путешествовал, ходил в театр, водил стареющих родителей, не расставшихся с рок-н-рольным прошлым, на концерты заезжих нафталинных звезд. Мать иногда интересовалась насчет «внуков понянчить», но он отшучивался.

Однако, как говорят китайцы, дождь не может идти вечно. Однажды в прессе появился его фоторобот. «Похож, сука», – подумал Витя.

Где он прокололся? В какую камеру лицом светанул? Ведь все было отработано до мелочей. Недодушил кого-то? Но об этом должны были сообщить.

Одно успокаивало: никто не приехал с облавой ни в офис, ни на квартиру. Стало быть, ничего, кроме похожего лица, у них нет. Значит, личико стоило на время припрятать и с охотой завязать. Но как быть с бизнесом? Если фоторобот пойдет в тираж, к нему начнут присматриваться даже его собственные подчиненные. «Виктор Николаич, смотрите, на вас похож»! – «Разве? По-моему, ничего общего».

К черту! Продать все – и в тайгу на зимовку!

С этими мыслями он купил билет на обычный рейсовый автобус до Сатки, где у него был небольшой домик на окраине. Решил не светить тачку и вообще слиться с праздничной толпой. Отлежится в одноэтажной деревянной избушке в новогодние каникулы, попьет-поест, попарится в баньке, а там и решение придет. Оно всегда приходит – для этого просто нужно его не искать.

Тридцать первого декабря он напивался уже с утра. К вечеру перед отъездом купил в обычном алкомаркете еще виски, перелил содержимое в декоративную подарочную фляжку и потихоньку прикладывался в ожидании посадки. Щеголь и франт в солидном пальто и шляпе, при портфеле, уже бухой в преддверии праздника – кто на него посмотрит? Можно даже подурачиться немного, создать иллюзию нормальной ненормальности.

Но что-то пошло не так.

Бум! Авария.

Он не стал вливаться в дружный пассажирский коллектив, продолжал играть блаженного, скрывая лицо, хотя к моменту внезапной остановки немного протрезвел. Но так не могло продолжаться долго. Ситуация все больше запутывалась. Четкого плана в голове не было, однозначным ему представлялся только один выход – валить. Но куда? Судя по всему, отправка на разведку толстого смельчака ни к чему не привела. Если глаза не врут, то он сейчас пляшет у костра и орет песни. Вернулся?

Это хреново.

Воспользовавшись моментом, Штырь решил на всякий случай прошерстить брошенный в салоне багаж. Внимание к мелочам его никогда не подводило. Почти никогда.

За этим занятием его и застукали…

01:10. То, чем воняло

К седьмому часу пребывания в Зазеркалье странники были готовы ко всему – даже к приземлению летающей тарелки, – но Виктор Штырин, он же Бортпроводник, он же Ванга, он же Несгибаемый Чувак, сумел их удивить.

– Мать моя женщина, – протянул Стасик, выронив изо рта незажженную сигарету.

– Вот те раз, – добавил Антон. – «Отвезите меня в Бостон на совет директоров».

Кирилл Обухов громко икнул.

Штырь и Наташа стояли возле автобуса. Поначалу могло показаться, что они нежно обнимаются и даже пританцовывают, как на дискотеке в сельском клубе, но пафосная речь, произнесенная Виктором, разрушала иллюзию.

– Никому не дергаться! Стойте спокойно, иначе я ее порежу!

Никакой истерики, голос спокойный, но твердый.

Антон и Сергей переглянулись. Сергей молча опустил глаза вниз на свои штаны.

– Что? – тихо спросил Антон.

– Пушка. Заряжена.

– Херасе. Погоди пока.

Все остальные свидетели драмы оцепенели без всяких команд.

Штырь подтолкнул заложницу на пару шагов вперед. Наташа не выглядела совсем уж испуганной, но ей явно было некомфортно от жесткого захвата: террорист, прячась за спиной, держал ее одной рукой за грудь, а другой приставил к горлу лезвие большого ножа.

Сергей шепотом спросил у Антона:

– Ты с таким уже сталкивался?

– Бывало.

– Без жертв?

– Угу.

– Тогда командуй.

Антон шагнул вперед, но осторожно, слегка приподняв руки и показывая, что настроен на мирные переговоры.

– Что ты хочешь, любезный? Говори, тут все свои.

– Я уже сказал! Не дергайтесь! – ответил Штырь.

– Что за цирк? Спал всю дорогу, никому не мешал.

Наташа неожиданно осмелела, подала голос:

– Парни, он рылся в наших сумках! Это…

Штырь поддал ей коленом в зад. Она вскрикнула.

– Э, ты с ней поаккуратнее! – сказал Сергей.

Антон сделал еще шаг. Штырь угрожающе махнул ножом.

– Не спеши сильно. Стой где стоишь.

Антон остановился, опустил руки.

– Так чего хочешь-то? Оглянись вокруг, вертолет с миллионом долларов никто не пришлет.

– Вижу, не дурак.

– Тогда зачем?

Штырь молчал. Антон решил, что у него не было ответа, потому что ситуация и впрямь идиотская: бежать отсюда некуда, требовать у попутчиков нечего и защищаться от них нужды не возникло бы, сиди он спокойно в автобусе. То есть смысла в противостоянии – никакого.

– Попал ты, – усмехнулся Сергей. – Отпусти девушку и вали отсюда, догонять не будем.

– Поздно, – ответил Штырь. – Ваша рыжая слишком глазастая.

В этот момент его хватка ослабла, и Наташа предприняла попытку освободиться. Она ткнула своего пленителя задом в пах и дернулась влево, стараясь не напороться на нож. Вырваться не удалось, но со Штыря слетела шляпа.

– Стас, это Брат Кузьмы! – закричала Наташа. – Посмотри внимательно!

Штырь занервничал, резкой подсечкой сбил заложницу с ног. Наташа с воплем рухнула на снег. Штырь присел рядом, придавив ее коленом к земле.

– Твою мать, – произнес Стасик. – Вроде похож.

– На кого? – спросил Антон.

– Фоторобот у нас на сайте висит, из ментовки недавно прислали. Опасный тип. Мы его прозвали Брат Кузьмы, он копия нашего сисадмина редакционного Васьки Кузьмина.

Стасик вытащил телефон, включил фонарик. Света не хватало, чтобы лучше разглядеть лицо. Тогда Антон и Сергей добавили свои.

– Светить в лицо человеку неприлично, – хохотнул Штырь. Он поднялся на ноги, подтянул за собой Наташу, ухватив ее за воротник куртки. Острие ножа по-прежнему упиралось в шею. – Надо же, подфартило, да? Их разыскивает милиция! Можете фотографии сделать. Вот профиль, вот фас. Не стесняйтесь.

Он остановился в пяти шагах от противников, приветливо улыбнулся.

– Да, это он, – подтвердил Стасик. – У меня хорошая память на лица, а эта рожа долго передо мной маячила. Пять женщин на нем. Кстати, отличная мысль насчет фото.

Стасик по привычке схватился за грудь, где обычно болталась его камера, но вспомнил, что отдал ее Томке. Пришлось делать снимок на телефон.

Дважды щелкнула вспышка.

– Ты псих, Брат Кузьмы? – спросил Антон. – Мама в детстве перелюбила?

– Оставьте вы в покое мою матушку, у меня с ней все в порядке.

– Тогда с хером нелады, – откликнулся Сергей. – Стояк только в особых случаях? Тебе бы санитаром в морг, по ночам дежурить.

Штырь перестал улыбаться. Едва ли выпад Круглова сильно его задел, но губы судорожно дернулись.

– Я их не насиловал. Зачем? Но женщин было не пять, малыш, а шесть. Первую не посчитали, не связали с остальными… Слушайте, я бы горло промочил. У девочки, кажется, был сок?

– Ты не охренел?

Антон обернулся назад. Томка стояла рядом с Евгенией по другую сторону костра. Услышав, что говорят о ней, она прижалась к тёте Жене, как маленький ребенок.

– А я все думал, чем это так воняло в салоне, – произнес Миша.

– Бухой он был, – пояснила Татьяна, – вот и воняло!

– Я не об этом. Энергетика вонючая, как у скунса. Я, честно говоря, сначала на вас подумал.

– А на меня-то за что?!

– Так…

Штырь слушал эту перебранку с любопытством. Рука с ножом слегка опустилась.

– Я вам не мешаю, друзья?

– Тамбовские волки тебе друзья, – ответил Антон. – Брось ножик-то, он тебе не поможет, нас больше.

– И что вы собираетесь делать? Арестовать меня? По рукам-ногам связать? И куда потом? Мы тут замерзнем все к чертям!

– Лично я не собираюсь, – ответил Стасик.

– Мужчины! – воззвала Татьяна. – Вы хоть объясните толком, кто это и чего он тут выкобенивается? А то как кино смотрю без перевода!

– Артхаус, – пояснил Кирилл Обухов.

– Чего?

– Кино такое. Когда ни черта не понимаешь, это артхаус.

Штырь тряхнул Наташу за ворот.

– Представь меня, рыжик.

– Рыжиком меня имеет право называть только Гисыч. – Наталья показала ему средний палец. – Стас, объясни людям.

– Ладно, знакомьтесь, народ: маньяк-убийца. В ноябре-декабре нашли пять молодых женщин в западных лесах, мы об этом писали. Сначала никаких зацепок, глухарь за глухарем, а потом портрет появился. Как ты его узнала, Наташ?

– Когда он меня сумкой шибанул и тискать начал. Серега, твоя сумка, тяжелая…

– Помолчи, – оборвал Штырь. – Где я засветил портрет?

– На автозаправке под Касаргами. Ты с девочкой в контакт вошел, нахамил ей прямо возле колонки, уж не знаю, что там у вас случилось. Стычка на камеру попала, потом кассиршу допросили. Ты идиот.

– Это она была овца тормозная. Как будто в первый раз заправлялась.

– И ты решил ее отшлепать? Или просто брюнеток любишь? Ты дважды идиот, потому что фоторобот – еще не приговор. Сам расчехлился.

Штырь не стал парировать, но губы снова дернулись.

– Ну и вот, – закончил Стасик, – значит, ты у нас сидел преспокойно в автобусе и под придурка косил. Блин, расскажи кому – не поверят.

Штырь осторожно заглянул за спины мужчин, осмотрел натюрморт на куске брезента.

– Всё сожрали. Хоть один бутерброд остался?

– В тюрьме покормят, – сказал Антон. – Там трехразовое питание, макароны дают.

– Тюрьмы не будет. – Сергей деловито покашлял в кулак и сделал то, чего меньше всего ожидали как зрители, так и террорист. Он погасил фонарик, вытащил из штанов пистолет и нацелил его на Штыря. – Давайте его грохнем, парни…

…За экранным майором Косыгиным тянулся шлейф трупов, состоящий в основном из отъявленных негодяев – убийц, насильников, маньяков. Рука набита: щелк – и фонтан мозгов.

Но начиналось непросто.

Заброшенный песчаный карьер недалеко от подмосковных Химок. Идут съемки пилотного эпизода сериала «Косой на стреме». Жара адская – плюс тридцать пять. Съемочная группа укрывается под тентами, прячется в трейлерах, высасывает воду бочками. Режиссер на грани истерики.

– Сережа, что сложного?! – вопит в мегафон лысый шкет в бейсболке с символикой «Чикаго буллз». – Бей в упор, прямо в лобешник!

– Не могу я! – хнычет Сергей. – У него жена, дети, ипотека!

– Я тебя сам сейчас застрелю! У него посадка на лбу расплавится от жары, пока ты сиськи мнешь!

Сергей стоит с пистолетом, нацеленным на каскадера. Тот рядом на коленях со связанными за спиной руками. По лбу и шее текут реки пота шириной с Енисей. В глазах мольба: «Убей меня, сука! Не мучай!».

– Что за дурь! – возмущается Серега. – Не может мент при исполнении грохнуть связанного, пусть он хоть сто раз Чикатило! Да еще и в лоб!

– Это финал! – орет режиссер. – Ты сценарий прочел? Он заслужил!

– А почему нельзя снимать последовательно с самого начала, чтобы я хоть прочувствовал!

– Ты поучи продюсеров деньги считать!

Время идет. Сергей Круглов не может заставить себя нажать на спусковой крючок, наматывает круги по площадке. Каскадер просит пить. Ассистентка подносит к его губам бутылку воды.

Режиссер теряет терпение, но последнее предупреждение делает спокойным и даже вкрадчивым тоном:

– Сереженька, еще пять минут простоя, и я уговорю переписать сценарий, чтобы тебя, мудака, убили во второй серии. Пойдешь дальше Гамлета играть, чистоплюй. – Под конец он все же срывается: – Бегом на точку!

Сергей сплевывает, встает в нужную позицию, вытягивает руку с пушкой. Каскадер смотрит на него собачьими глазами: «Всех не перевешаете, волки позорные! Ну, давай же… умоляю!».

– А вы пистолет проверили? – цепляется за соломинку Сергей. – Там точно холостые? А то получится как с Бренданом Ли в «Вороне».

– Я убью тебя! Ты готов стрелять?

– Да, чтоб вам!

– Слава яйцам! Камера, звук, начали!

Все проходит идеально. Майор Косыгин, сжав двумя руками направленный на бандита ствол, сквозь зубы произносит короткий монолог: «Очень многие мечтают увидеть тебя на скамье подсудимых… но тюрьмы не будет», – и стреляет. Посадка на лбу каскадера лопается, на его затылке точно такая же выплевывает фонтан искусственной крови, чувак, дернув головой, падает. Робкие аплодисменты членов съемочной группы, вздох облегчения режиссера, команда на перерыв и перестановку света и камер. А Сергей, замерший в своей дурацкой позе, смотрит на окровавленный песок (каскадер давно убежал в трейлер).

«Так вот что это такое», – думает он.

Со временем Круглов, конечно, привыкает к липовой стрельбе из ненастоящего оружия – шмаляет направо и налево, как Рэмбо, – но сейчас он не в кино, а в руках у него не пугач…

Штырь не был готов к тому, что у кого-то из мирных обывателей, отправившихся на автобусе к родственникам на Новый год, найдется огнестрельное оружие. Он смотрел на револьвер Сергея как завороженный, приоткрыв рот. Собственный кинжал казался ему теперь пластмассовой игрушкой для грудничков.

Он попробовал шутить:

– Бутафорский со съемочной площадки?

– Хочешь проверить?

– Не стоит, здесь женщины и дети.

– Вот поэтому мы отведем тебя в лес и там грохнем. Так ведь, Антон?

– Не вижу смысла таскать балласт, – согласился тот. – И ментам сдавать тоже не резон. Сэкономим государственные макароны.

Они медленно пошли в наступление. Штырь начал сдавать назад, к автобусу. Наташа брыкалась в его руках.

– Ножичек брось, – велел Антон.

Штырь понял, что они не шутят. Кажется, бородатый коротышка был прав, он действительно идиот – сам себя расчехлил, как лягушка-путешественница, раскрывшая пасть в припадке тщеславия.

– Блефуете. – Штырь коротко оглянулся назад, оценивая возможность бегства.

– Серьезно?

Сергей демонстративно и не без позерства взвел курок револьвера. Щелк! В боевиках этот магический звук обычно предвещает кровавую бойню.

Татьяна начала громко материться.

– Тома! – Антон обернулся к дочери. – Возьми Женю за руку и отойдите подальше! И отвернись!

Девочка не успела пискнуть – Евгения тут же схватила ее в охапку и потащила прочь от костра. Миша на всякий случай загородил их собой.

Штырь заметно струхнул.

– Давайте не будем пороть горячку, господа! У меня предложение: мы с рыженькой отходим на безопасное расстояние, я ее отпускаю и ухожу на все четыре стороны. Вы меня не преследуете, и мы забываем, что встретились. Никто не пострадает, обещаю.

– Удачи! – крикнул Кирилл Обухов. – Карту нарисовать?

– Никто ничего не теряет, – добавил маньяк. Он уже дошел до угла автобуса. Наташа спотыкалась, но попыток вырваться больше не предпринимала. Нож царапал ей шею.

Сергей и Антон переглянулись.

– Что думаешь? – спросил Круглов.

– Ты в людей палил когда-нибудь?

– Из настоящего? Пару раз. Через дверь и в плечо.

– Тогда отдай мне.

Сергей помялся немного, но оружие передал. Антон осмотрел пушку, проверил барабан.

– Сто лет таких не видел. Почему револьвер?

– Потому что Клинт Иствуд.

Штырь и Наташа, двигаясь вдоль левого борта автобуса, удалились еще на несколько шагов.

– Так мы договорились, джентльмены? Дайте мне фору, я отойду и отпущу рыжую. Вы же все равно не будете стрелять!

– Почему ты так уверен? – спросил Антон.

– А зачем это вам? Лишняя возня! Нам всем надо как-то выбираться отсюда. Займитесь собой, а я уж сам. Мирно разойдемся и продолжим жить, недовольные друг другом. Я бы и так тихо ушел, если бы не ваша любопытная девушка.