Текст книги "Церкви в политике и политика в церквях. Как современное христианство меняет европейское общество"

В 2013 г. Европейская комиссия разработала «Рекомендации по применению статьи 17», в которых отмечается, что именно Лиссабонский договор впервые на уровне первичного права вводит институт диалога европейских институтов и церквей. Подчеркивается, что диалог возможен со всеми, кто зарегистрирован на национальном уровне и «разделяет европейские ценности», тогда как на европейском уровне нет ни регистрации, ни каких-либо процедур официального признания. Рекомендации гарантируют открытый и регулярный диалог на основе взаимного обсуждения выбираемых тем для семинаров и консультаций[202]202
  Guidelines on the implementation of Article 17 TFEU by the European Commission. 2013. URL: http://ec.europa.eu/archives/bepa/pdf/dialogues/ guidelines-implementation-art-17.pdf (дата обращения: 16.04.2018).


[Закрыть]. Основными темами конференций и семинаров в рамках Еврокомиссии стали обсуждение будущего Европы, общих ценностей, прав человека, толерантности, противодействия терроризму и экстремизму на религиозной почве, антисемитизму, исламофобии, с 2015 г. в центре внимания диалога ЕС и церквей – беженцы и проблемы миграции. Между тем следует отметить, что риторика чиновников, ответственных за реализацию политики диалога, практически не включает в себя упоминания христианских церквей. В десять приоритетов Еврокомиссии на 2014–2019 гг. религия напрямую не включена (религия является частью «Справедливости и защиты фундаментальных прав»). В политической программе (2014 г.) Жан-Клода Юнкера как председателя Еврокомиссии религия упоминается только один раз в контексте требования о недопустимости дискриминации.

Между тем 2010-е гг. стали периодом активизации диалога европейских институтов и церквей, выработки новой религиозной политики Евросоюза. Взаимные подозрения, нежелание учитывать позицию церквей по моральным вопросам и по вопросу о «христианских корнях» Европы сменились целенаправленным желанием использовать идеологический потенциал церквей для укрепления общеевропейской солидарности. С одной стороны, представители Еврокомиссии, так же как и европейские чиновники 1990-х, требуют от религиозных лидеров соответствия их взглядов и действий правам человека, принципам толерантности и солидарности. С другой стороны, стараются мобилизовать христианское наследие в качестве основы для сплоченности европейцев, в том числе «новых» европейцев, иммигрантов и беженцев, представителей других религий. Об этом свидетельствуют и встречи на высшем уровне, и заявления руководителей ЕС. Заместитель председателя Еврокомиссии Франс Тиммерманс подчеркивает, к примеру, что он сохранил связи с католической верой, еще в отрочестве он получил конфирмацию в Риме, а его дядя был священнослужителем в Конгрегации Отцов Св. Духа в Ватикане. Во время встречи с церковными лидерами Тиммерманс сделал акцент на «иудео-христианском наследии»: «Когда мы говорим об этом наследии, значит ли это, что мы гордимся им и хотим, чтобы оно было основой для диалога с другими? Или же мы делаем это, потому что хотим исключить из нашего сообщества тех, кто не обладает этим наследием, и создать разделения? <…> Мое христианское наследие ничего не значит для меня, если оно исключает других… Я был воспитан иезуитами и францисканцами. Возможно, поэтому сейчас я социалист. Я говорю, как вы, выгляжу, как вы. Совсем не опасен. Я научился тому, что вера не является чем-то абсолютно определенным. Это открытость к людям разных взглядов». Тиммерманс прямо убеждает католических прелатов переформатировать понимание наследия, в том числе в духе энциклик папы Франциска: «Если вы хотите, чтобы Европейский союз обрел второе дыхание, надо рассматривать наше наследие как открытое приглашение, а не что-то из прошлого. Если мы этого не сделаем, то это приведет к тоске по прошлому, которая быстро станет новым опиумом для народа. Такая ностальгия как хорошее вино: оно прекрасно, когда пьешь один-два бокала, но не целую бутылку вина. Догмы, которых мы придерживаемся как католики и христиане, это фонарные столбы, освещающие путь. И используйте их так, но не будем пьяницами, которые держатся за столбы, как за догмы, и не движутся вперед». Тиммерманс прямо повторяет основные идеи из речей папы Франциска о беженцах – о том, что главной угрозой является «дегуманизация» в отношении к другим людям. Христианство учит тому, что надо смотреть на мир глазами другого, даже если это африканский беженец в лодке на Средиземном море[203]203
  Speech at the opening ceremony of the COMECE (Re)thinking Europe Conference. 27 October 2017. URL: http://ec.europa.eu/newsroom/just/item-detail.cfm?item_id=50189 (дата обращения: 16.04.2018).


[Закрыть].

Между тем основное внимание в рамках ЕС уделяется защите прав христиан за пределами Европы, а не в странах ЕС, а также противоборству «языку вражды» в отношении разного рода групп. К примеру, во время специального Общеевропейского дня борьбы с языком вражды против мусульман 21 сентября (European Action Day countering Hate Speech against Muslims) Тиммерманс уже более обтекаемо говорит о «культурных, религиозных и гуманистических корнях ЕС, которые вдохновляют и продвигают общие ценности и права человека»[204]204
  Message by Frans Timmermans, First Vice-President of the European Commission, to the Muslim community on the occasion of European Action Day countering Hate Speech against Muslims and on the Islamic New Year. 21.09.2017. URL: http://ec.europa.eu/newsroom/just/item-detail.cfm7item_ id=50085 (дата обращения: 16.04.2018).


[Закрыть]. Практическое воплощение религиозной политики Евросоюза оставляет открытыми вопросы: во-первых, о двойных стандартах в отношениях к историческим церквям, носителям христианского наследия, к другим религиозным традициям (ислам) и к религиозным меньшинствам (это индуисты, буддисты и т. д., мусульман уже сложно назвать «меньшинством»); во-вторых, неясно, в какой степени европейские чиновники готовы прислушиваться к церковным структурам и их требованиям (например, о корректировке программ сексуального просвещения), а также допускать присутствие религиозных институтов в публичной сфере до уровня, адекватного поддержанию общеевропейской солидарности.

Стоит отметить и другие каналы воздействия церквей на национальные правительства и политику ЕС. Христианские лидеры также достаточно активны в рамках ОБСЕ (защита прав христиан в мире, за пределами ЕС), религиозные меньшинства активно пользуются инструментами правовой защиты согласно Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод в рамках практики Европейского суда по правам человека. На национальном уровне в каждой из стран – членов ЕС действуют общественные и общественно-политические организации и движения, которые лоббируют интересы церквей, сотрудничая с политическими партиями, оказывая влияние, прежде всего, на социальную политику (как Консервативное христианское содружество в Великобритании или Общество св. Эгидия в Италии). Косвенным политическим влиянием обладают международные католические мирянские организации, которые имеют социально-миссионерскую и культурную направленность, – это «Католическое действие», «Communione e Liberazione», «Фоколяры», «Неокатехуменат», «Опус деи». Своим собственным влиянием обладают и католические ордена (в особенности Орден иезуитов, бенедектинцы, доминиканцы, Орден слова (вербисты), салезианцы, специализирующиеся на работе с молодежью и т. д.). Таким образом, несмотря на то, что религиозная политика ЕС основана скорее на игнорировании религиозного фактора, церквям предоставляются другие пути, прежде всего, для проявления гражданской активности верующих, межцерковных и околоцерковных объединений.

В рамках дискуссий о кризисе религиозности часто упускается целый ряд важных тенденций, которые способны в корне изменить понимание движущих сил религиозного развития Европы на современном этапе. С одной стороны, кризис понимается как упадок исторических христианских церквей, прежде всего, потеря влияния на широкое общественное сознание и формальное уменьшение количества приходов. С другой стороны, кризисом считается приватизация религии, понимаемая как отчуждение от религиозных институтов и переход религии только в частную жизнь человека.

Вместе с тем на фоне самых разнообразных проблем, стоящих перед европейскими странами, такими как миграция, исламизация, размывание основ традиционных религий, стоит говорить не о кризисе, а о религиозном возрождении. Многие явления, которые считаются маргинальными или радикально фундаменталистскими, а также движения за пределами исторических церквей, широкая социально-политическая деятельность исторических и новых церквей и общин часто игнорируются при оценке религиозной ситуации в целом. Однако всплеск самых разных движений, распространение религиозных идей и гражданская роль христианских, мусульманских и других общин свидетельствуют, что Европа не исчерпала свой духовный потенциал.

Происходящее религиозное возрождение совсем не радует представителей власти, секулярную общественность, экспертов, а скорее пугает, рождает массу вопросов: что таит в себе взрыв религиозных чувств, во что этот взрыв (или взрывы) может воплотиться и как все это изменит образ Европы, европейцев и облик каждой из европейских стран в отдельности. В силу секулярных фобий и устоявшихся стереотипов о том, к примеру, что такое церковь или приход, кризисные явления и трансформация привычных религиозных институтов не воспринимаются как возрождение религии, а значит, и не рассматривается потенциал религиозного всплеска и упускается истинный смысл угроз и вызовов в этой сфере.

Нужно признать, что религиозные возрождения (в виде ревайвелов, или обновлений, или реформаций) являются естественным процессом развития европейского христианства, начиная со св. Франциска Ассизского и продолжая Реформацией XVI в. Они происходили и в XIX–XX вв. в протестантских церквях, главным образом под влиянием ревайвелов в США, и в Католической церкви в ходе процесса «аджорнаменто», обновления церкви в середине ХХ в. после Второго Ватиканского собора. В отличие от других ревайвелов прошлого, нынешний процесс является всплеском религиозного фундаментализма как такового в секулярном обществе. Для многих европейцев религия снова превращается из средоточия мифов в мир, где сталкиваются реальные интересы. Религия вновь способна эмоционально, психологически, культурно мотивировать на достижение определенных целей новообращенных, будь то француз, принявший ислам, или африканец-харизмат. Неприятие секуляризма, миграции населения, безработица и кризис доверия к институтам власти требуют от религии и религиозных лидеров чрезвычайной социальной активности и мобильности, и более того – революционности. После периода секуляризации (а в России атеизации) граждане, особенно разного рода мигранты и молодое поколение, даже требуют религиозных общин и доктрин, которые бы радикально меняли их самих и мир вокруг. В каком-то смысле последовательная секуляризация европейской жизни и стремление отодвинуть религию на обочину гражданской жизни и современной культуры создали почву для появления фанатичной религиозности. Именно фундаментализм, который вызывает массу фобий, является признаком жизненности и европейской религиозности, и европейской культуры в целом, в которой религия традиционно играла большую роль.

Фундаментализм, как в виде христианского, так и в виде исламского активизма, растет в условиях нескольких основополагающих факторов.

Во-первых, это нарастающее недовольство секулярно-либеральной идеологией (демократией, которая провоцирует вседозволенность) в Евросоюзе и самой моделью Евросоюза на фоне экономического кризиса в ряде стран и миграционных проблем на всем европейском пространстве. Это недовольство является внешним проявлением сразу нескольких кризисов – европейской идентичности в целом, секулярной идеологии, христианской идентичности Европы. В религиозном плане Европа перестала быть мировым центром и средоточием христианской миссии, христианских трендов (формы и организации церквей, их миссий, перестала быть местом, где живет большинство верующих, где церкви сами создают общество и государство и контролируют их мораль, как это было в Средние века и в Новое время, являясь неким идеалом для других народов). Европа стала периферией христианства, но сохранила свой культурный потенциал и способность к религиозному возрождению, необязательно католическому или православному, но в рамках иных церквей.

Во-вторых, это трансформация религиозной традиции Европы. Исторически укорененные в странах европейского континента католицизм, лютеранство, реформатство, англиканство, православие либо становятся частью либеральных европейских институтов либо консолидируются изнутри. Появляются консервативные группы и движения внутри Католической церкви или протестантизма, которые готовы бороться и с секуляризмом, и с исламизмом. Монополию на «христианскую» традицию размывают многочисленные независимые протестантские церкви, которые проводят чрезвычайно активную миссионерскую деятельность.

В-третьих, глобальные религии довольно легко превращаются в религии, отстаивающие узко национальные интересы. На постсоветском пространстве украинское и русское православие демонстрируют высокий уровень фундаментализма и нетерпимости на национальной почве. Традиционно сохраняется и развивается польский католический национализм, который консолидируется и защищает консервативные ценности, так же как эти ценности отстаивают и православные в «либеральной» Европе. В рамках ислама также легко обособляются и конституируются группы и движения по этническому признаку.

В-четвертых, определенным, но не самым первостепенным вызовом является развитие новых религиозных движений, Нью-эйджа, новых пророков и религий, восточных течений, возникающих на основе процессов глобализации и модернизации, которые проходят с 1970—1980-х гг. в индуизме и буддизме. Эта социальная группа не привязана к историческому культурному слою, а демократическим ценностям новые движения привержены во многом из конъюнктурных соображений в силу ощущения себя религиозным меньшинством.

Христианские церкви сумели преодолеть секулярные запреты в структурах Евросоюза и стали играть роль общественных движений, которые не только лоббируют свои интересы в органах власти, но и становятся посредниками в разрешении социально-политических проблем. Факторами, работающими на укрепление отношений церквей и структур ЕС, стали:

– эффективность общецерковных и околорелигиозных структур как неправительственных организаций, играющих ключевую роль в построении демократического социально справедливого общества;

– социально-политические кризисы – миграционный, кризис доверия к институтам ЕС, кризис безопасности (рост экстремизма), кризис идентичности (объединивший общий кризис солидарности с кризисом идеологии ЕС), они сделали религиозные институты необходимыми для общества и власти медиаторами и источниками «новых смыслов» для восстановления доверия и усиления общей идентичности;

– наконец противоречивость религиозной политики Евросоюза, где защита светскости может сочетаться с защитой религиозных фундаменталистов (как правило, меньшинств), запрет на проявления религии в публичной сфере для мусульман и христиан с борьбой с «исламофобией» и дискриминацией христиан в других странах, декларации об учете национальных интересов стран ЕС с дискриминацией исторических церквей, имеющих государственные преференции (в Греции или в Италии), забота о «единстве Европы» с отказом от тесного и прямого сотрудничества с естественным ядром этого единства – христианскими церквями.

Религиозные вызовы и угрозы испытывают европейскую демократию на прочность – религия, как это часто бывает в истории, способна как укрепить общество, государство, культуру, так и разрушить их. Для одних представителей религиозного мира кризисные процессы являются упадком веры, для других полем для возможностей, третьих кризис провоцирует к активным действиям, формируя новые движения. Если не удастся согласовать интересы различных групп, то Европу могут ожидать новые культурные и социально-политические противостояния, где религиозная мотивация будет играть не последнюю роль.

Глава III
ЦЕРКВИ В ЭПОХУ КРИЗИСОВ

3.1. Кризис партийно-политической системы

Активисты христианских церквей и косвенно церковные институты, прежде всего, Католическая церковь, сыграли значительную роль в формировании партийно-политической системы в целом ряде европейских стран на разных этапах их развития в XIX–XX вв. (в Германии, Италии, Франции, Нидерландах, Бельгии, Австрии). К началу XXI в. секуляризация общественного пространства, исчезновение конфессиональных партий, вымывание христианских принципов и ссылок на христианство и религиозность в партийных программах практически исключили прямое участие представителей церквей в политике и открытое провозглашение ими религиозных принципов. Однако потребность в политическом самовыражении христианства и его представителей не исчезла и приобрела новые формы.

В 2010-е гг. проблема осознания религиозной идентичности в политике стала одной из основных. В условиях череды общеевропейских кризисов возник запрос на фундаментальные ценности, такие как религия, национальная культура, христианская солидарность, в противовес либеральному секуляризму, глобализации и мультикультурализму, которые перестали создавать ощущение безопасности и стабильности у значительной части общества. После десятилетий упадка религиозности и господства крайнего секуляризма в публичном пространстве политическим институтам снова потребовалась религиозная мобилизация в качестве стабилизирующего общеевропейскую систему элемента. В массовом сознании осталось достаточно прочное основание для опоры на религию: среди европейцев значительное число составляют непрактикующие христиане и религиозно неаффилированные граждане, но большинство опрошенных в Западной и Восточной Европе ассоциируют себя с христианством и, что важно в политическом плане, связывают свою веру с национальной идентичностью (этот фактор больше выражен в Восточной Европе и России)[205]205
  Religious Belief and National Belonging in Central and Eastern Europe. May 10, 2017 // Pew Research Center. URL: http://assets.pewresearch.org/wp-content/uploads/sites/11/2017/05/15120244/CEUP-FULL-REPORT.pdf (дата обращения: 16.04.2018); Being Christian in Western Europe. 28 May 2018 // Pew Research Center. URL: http://assets.pewresearch.org/wp-content/uploads/ sites/11/2018/05/24143010/Being– Christian– in-Western– Europe– FOR-WEB1. pdf (дата обращения: 16.04.2018).


[Закрыть].

Новейшая религиозная мобилизация во многом была подготовлена предшествующим развитием политического мировоззрения Католической церкви, историей христианской демократии, особенностями взаимодействия церквей и власти в европейских странах. На протяжении ХХ в. происходило по крайней мере два процесса, которые в религиозном смысле создали вакуум в мировоззрениях партий в отношении к религии.

Во-первых, это эмансипация христианских движений от церкви и их политизация с момента появления первых конфессиональных партий в середине XIX в., взлет христианской демократии в ХХ в., а затем фактическое исчезновение конфессиональных партий, отчуждение религиозных организаций от партийной системы и от системы светской власти. Этот процесс, в конце концов, привел к возникновению христианских сообществ и организаций, глубоко интегрированных в демократическое общество, но не связанных с партийно-политической борьбой. Церковь же стала носителем ценностей «низовой демократии», защитницей прав и свобод человека.

Во-вторых, европейские политические партии, особенно это заметно на примере христианских демократов и социал-демократов, эволюционировали в сторону «светскости» – общего признания свободы религии. Они стремятся избегать как критики церквей, так и ссылок на христианские доктринальные принципы и символы в условиях секулярного характера государства и влияния либеральной этики политкорректности, подразумевающей приоритет прав меньшинств и игнорирование религиозности как ведущего фактора.

Каким образом происходили эти сложные переплетающиеся между собой процессы, можно проследить на примере развития христианско-демократических движений и отношения к ним Католической церкви, которая приветствовала участие верующих в общественно-политической жизни. С конца XIX в. церковь искала разнообразные формы взаимодействия с околоцерковными структурами и христианскими движениями, которые выходили из-под контроля иерархии, лавируя между либерализмом и социализмом, противостоя коммунизму.

Часть историков связывают рождение христианской демократии с клятвой священников во время Великой Французской революции в 1789 г. на Национальном собрании в верности революции и заявлением их о том, что первым демократом был Иисус (в 1968 г. одним из известных лозунгов на улицах был: «Единственный революционер – это Иисус»). Краткая хронология христианских партий в XIX в. такова: в 1830-е гг. – либерально-демократические христианские партии в Бельгии, Франции и Ирландии. После 1848 г. – консервативно-монархические христианские партии во Франции и Германии, социалистические христианские партии в Италии (первая христианско-демократическая партия в Италии создана в 1919 г.). В 1870 г. – создана католическая Партия центра в Германии, ликвидирована нацистами в 1930-е гг.[206]206
  Амплеева А. А. Христианско-демократическое движение в Западной Европе и России. Аналитический обзор / отв. ред. И. С. Новоженова. М.: ИНИОН РАН, 2002. С. 5.


[Закрыть]

Политические колебания Ватикана, поиск своего пути в рамках современной политики, а затем и в рамках демократической системы можно проследить по папским энцикликам:

– осуждение либерализма в энциклике папы Григория XVI «Marari vos» (1832);

– критика злоупотребления свободой и отделения церкви от государства, уменьшения влияния церкви на общество и семейную жизнь в энциклике папы Льва XIII «Immontale Dei» (1885);

– призыв к участию христиан в управлении обществом в энциклике папы Льва XIII «Rerum Novarum» (1891) (корпоративизм, солидарность между классами и защита людей труда, а также частной собственности как естественного права);

– впервые упомянута христианская демократия в энциклике папы Льва XIII «Graves de communi» (1901) (движение должно быть социально-благотворительным, а не политическим, папа противопоставил социал-демократию христианской демократии – «христианской народной акции»);

– критика либерализма за его индивидуализм и социализма за нивелирование личности, отрицание частной собственности (ключевые принципы – корпоративизм и субсидиарность) – энциклика Пия XI «Quadragesimo Anno» (1931);

– критика коммунизма в энциклике Пия XI «Divine Redemptoris» (1937);

– поворот к демократии в Рождественском выступлении Пия XII (1944) (будущее должно принадлежать демократии, так как существенная часть ее достижения должна принадлежать христианству. Церковь защищает истины, которые являются основой и директивной нормой демократии[207]207
  Сардарян Г. Т. Католическая политическая доктрина в эпоху мировых войн // Вестник МГИМО. 2017. № 6 (57). С. 20–39.


[Закрыть]). Еще ранее книга католического богослова Жана Маритена «Христианство и демократия» (1943 г.) провозгласила особую роль этого течения в обустройстве послевоенной Европы. Особое значение имели слова Маритена о том, что обезумевшие вожди, поставившие мир перед дилеммой выбора между коммунизмом, изгонявшим Бога, и фашизмом, подчинявшим людей, загнали в тупик и христианские, и демократические принципы. Достичь мира можно при условии соединения снова чаяний демократии и христианства[208]208
  Амплеева А. А. Христианско-демократическое движение в Западной Европе и России. Аналитический обзор / отв. ред. И.С. Новоженова. М.: ИНИОН РАН, 2002. С. 9–13.


[Закрыть].

Коммунизм, как полагают некоторые исследователи, подтолкнул Ватикан к компромиссу с либерализмом и союзу с капитализмом. И либерализм, и католицизм признают объективную данность социального неравенства, но перед угрозой левых движений и эта риторика была смягчена[209]209
  Сардарян Г. Т. Католическая политическая доктрина в эпоху мировых войн // Вестник МГИМО. 2017. № 6 (57). С. 20–22.


[Закрыть]. При этом христианская демократия стала голосом верующих в рамках представительской демократии в послевоенное время, а ее лидеры стали основателями Европейского сообщества (Альчидо де Гаспери, Робер Шуман, Конрад Аденауэр).

В послевоенном вакууме христианско-демократические движения стали несоциалистической альтернативой коммунизму. Христианская демократия рассматривается также как синтез и «средний путь», отвергая консерватизм с его патриархальностью и иерархичностью, либерализм со свободой и индивидуализмом, социализм с равенством и классовым сознанием, марксизм за его антихристианскую направленность. Помимо принципов свободы, солидарности, субсидиарности, персонализма, социальной ответственности, христианская демократия поставила вопрос о социальном содержании рыночного хозяйства, что нашло свое отражение в концепции социального рыночного хозяйства в ФРГ при канцлерах К. Аденауэре (1949–1963 гг.) и Л. Эрхарде (1963–1966 гг.)[210]210
  Амплеева А. А. Христианско-демократическое движение в Западной Европе и России. Аналитический обзор / отв. ред. И. С. Новоженова. М.: ИНИОН РАН, 2002. С. 26–28.


[Закрыть].

Второй Ватиканский собор (1962–1965 гг.) и понтификат Иоанна Павла II (1978–2005 гг.)[211]211
  Стоит отметить целый ряд документов, определивших эпоху «католической демократизации» в мире: поддержка борьбы рабочего класса за социальную справедливость в энциклике папы Иоанна XXIII «Mater et Magistra» (1961), обоснование политического плюрализма среди верующих в апостольском послании Павла VI «Осtogesima Adveniens» (1971) и осуждение любого тоталитаризма и призыв уважать права человека и демократию с опорой на нравственные ценности в энциклике папы Иоанна Павла II «Centesimus Annus» (1991).


[Закрыть], связанный с большой ролью церкви в демократизации в Восточной Европе и Латинской Америке, закрепили роль церкви как защитницы демократических ценностей в борьбе с тоталитарными режимами в разных странах мира[212]212
  Путь лютеранства к демократии был связан с эволюцией самих государств, с которыми церкви были связаны, обладая государственным статусом. К примеру, Лютеранская церковь Германии не поддержала Веймарскую республику и отделение церкви от государства, значительная часть церкви поддержала нацистов. В 1945 г. Лютеранская церковь поддержала «демократию в свете основного закона».
  В Скандинавии, как и в Германии, лютеранские институты эволюционировали в сторону либерализации вероучения. Дискуссии вокруг понимания демократии в православных странах стали происходить еще позднее – в 1980—1990-е гг. вместе с распадом советской системы, процесс самоопределения православия в современной политической системе еще продолжается.


[Закрыть].

Однако христианская повестка дня и партийное мировоззрение большинства европейских движений к 2000-м гг. разошлись максимально далеко друг от друга. Между тем политические размежевания в церковной среде в ХХ в. и активное участие христианских активистов – политиков, философов, избирателей – в построении единой Европы привели к дифференциации христианского фактора в рамках широкого спектра партий и движений. В современной политической системе каждый политик может заявить о своем праве на «религиозное наследие» и его защиту.

Падение коммунистических режимов положило конец политическим репрессиям в отношении религии, социалисты занимают позиции строгой светскости, социал-демократы, например, в Германии заявили о необходимости партнерства с религиозными институтами (в противовес классовому подходу в оценке христианства и церкви, который был выражен в книге К. Каутского «Происхождение христианства» (1908 г.)). Социал-демократическая партия Германии (СДПГ) изменила свое отношение к церкви еще в конце 1960-х гг. СДПГ в ГДР в 1989 г. создавалась при активном участии протестантских активистов и пасторов[213]213
  Tamcke M. The Church and renewal of state as exemplified by the foundation of the Social Democratic Party in the German Democratic Republic in 1989 // Вестник Удмуртского университета. Социология. Политология. Международные отношения. 2017. Т. 1. Вып. 4. С. 503–507.


[Закрыть]. Годесбергская программа СДПГ (1959 г.) заявила о том, что «социализм не является заменой религии. Социал-демократическая партия уважает церковь и религиозные сообщества, их особую миссию и самобытность.

Социал-демократическая партия выступает за их публично-правовую защиту»[214]214
  Амплеева А. А. Христианско-демократическое движение в Западной Европе и России. Аналитический обзор / отв. ред. И. С. Новоженова М.: ИНИОН РАН, 2002. С. 42.


[Закрыть].

Христианская демократия потеряла свои ведущие позиции в провозглашении традиционных христианских ценностей, а обращение к церкви и евангельским принципам приобрело условный характер или исчезло совсем. Конфессиональные партии превратили религию в гуманистическую концепцию, позволяющую им быть христианскими и секулярными одновременно. Большинство партий было связано с Католической церковью, в Германии ХДС сохраняет свои позиции с конца 1940-х гг. и остается биконфессиональной, лютеранско-католической, протестанты формировали свои партии в Нидерландах (Реформатская церковь) и Скандинавии (лютеранские церкви). «Религиозное вдохновение» или «ценности христианской цивилизации» стали лишь ссылками в официальных программах партий. Можно быть христианским демократом и агностиком, мусульманином или индуистом. Это «противоречие» является поводом для критики христианской демократии со стороны более консервативных партий (Голландского христианского союза). Религиозные партии сами по себе стали источником модернизированной версии «несекулярной политики». И христианская демократия в современном мире – не религиозная и не светская – она «несекулярная»[215]215
  Kalyvas Stathis N. and van Kersbergen Kees. Christian Democracy (June 2010) // Annual Review of Political Science. 2010. Vol. 13. P. 183–209. URL: https://ssrn.com/abstractM691304orhttp://dx.doi.org/10.1146/annurev.polis-ci.11.021406.172506 (дата обращения: 20.02.2018).


[Закрыть].

Вместе с тем пример Италии показывает, что фактическое исчезновение Христианско-демократической партии (ХДП) не привело к тотальной секуляризации политики. ХДП была партией большинства с 1946 по 1992 г., и именно падение коммунизма нарушило баланс политических сил – противостояние с коммунистами потеряло былое значение. Пришедшие на смену политики, прежде всего Сильвио Берлускони, защищали «неоспоримые ценности», во многом отвечавшие интересам церкви. Католики поддерживали Берлускони, церковные иерархи шли на соглашение с евроскептиками в Венето и «Лиге Севера», но затем церковь заняла более умеренные позиции. В 2011 г. «правительство профессоров» Марио Монти стало по существу кабинетом «христианских демократов», а в 2015 г. президентом Италии стал сын одного из основателей ХДП (Бернардо Маттареллы) – Серджио Маттарелла[216]216
  Салаконе А. Роль католиков в современной партийно-политической системе // Италия в начале XXI века (сборник статей по итогам конференции) / отв. ред. А. В. Авилова, Ю.Д. Квашнин. М.: ИМЭМО РАН, 2015. С. 37–42; Warner C. M. Christian Democracy in Italy: An alternative path to religious party moderation // Party Politics. November 15, 2012. Vol. 19. Issue 2. Р. 256–276. URL: https://doi.org/10.1177/1354068812462934 (дата обращения: 20.02.2018).


[Закрыть].

Распад советской системы также повлиял и на христианско-демократическое движение в Германии. В 1990-е гг. ХДС укрепил свои позиции на волне объединения Германии, а затем вступил в полосу кризиса, выйдя из него к концу 2000-х гг. с приходом к власти дочери пастора из ГДР Ангелы Меркель. ХДС в эпоху Меркель потерял свой консервативный профиль и отступил от христианских ценностей. В партии стали преобладать протестанты. Особенно это стало заметно в 2012 г., когда пастор Йоахим Гаук стал президентом ФРГ. Еще в 2009 г. католики подвергли Меркель критике за то, что она сделала замечание папе римскому за то, что он не лишил сана епископа-антисемита Ричарда Уильмсона (в октябре 2009 г. административный суд немецкого города Регенсбурга оштрафовал Уильмсона на 12 тыс. евро). В итоге в 2011 г. в ходе визита папы Бенедикта XVI в Германию значительное время понтифик уделил встрече с католиками из оппозиционных партий СДПГ и зеленых. При Меркель католики престали занимать большинство министерских портфелей, тогда как католиков было больше и в правительстве Коля, и даже социал-демократа Г. Шредера. В 2009 г. в рамках ХДС организован «кружок ангажированных католиков» (АЕК). Подобный кружок существовал при Аденауэре, но был организован протестантами, которые были в меньшинстве (ЕАК). В отличие от эпохи Аденауэра, при Меркель католический кружок не получил официального статуса в партии. В 2011 г. издан манифест ангажированных католиков, в котором было отмечено, что партия теряет доверие и свою идентичность, христианское ядро. Однако съезд ХДС 2011 г. в Лейпциге не оправдал надежд католиков. 75 % католиков Германии предпочитают голосовать за ХДС/ХСС, но это 7 % избирателей[217]217
  Оберройтер Г., Херинг С. Немецкая партийно-политическая система в период с 2008 года – динамика и вызовы // Трансформация партийнополитического ландшафта в странах Евросоюза в условиях кризиса. Ч. II / отв. ред. Б. П. Гуселетов. М.: Ин-т Европы РАН, 2017. С. 9.


[Закрыть]. В крупных городах конфессиональная принадлежность не играет роли. Меркель, с одной стороны, действует конъюнктурно, размывает политическую основу партии. С другой стороны, создает партию нового типа – «партию граждан» на основе не христианского, а государственного или реального патриотизма[218]218
  Тимошенкова Е. П. Партийная система Германии в эпоху перемен (глава 17) // Современная Германия. Экономика и политика / под общ. ред. В. Б. Белова. М.: ИЕ РАН, 2015. С. 470–473.


[Закрыть].

Христианская демократия во Франции долгое время играла роль баланса между левыми и правыми силами. Католический электорат был «разбросан», а партия отказывалась от политических контактов с церковью и официального обозначения – христианская демократия. Ее основные черты: опора на христианские ценности, связь христианства и демократии, моральные принципы в политике, социальное реформаторство и критика капитализма, антикоммунизм и антитоталитаризм. Д. В. Шмелев приводит оценку французских исследователей Ш. Деламара и Ф. Оливье из их книги «Европа, воплощение христианской демократии»: «Христианская демократия, такая, какой она создавалась с 1848 г., сегодня выполнила свою роль. Она исчерпала свои возможности. Она вывела христиан из политической изоляции. Они не являются больше “побежденными 1789 года”». Эти слова вполне можно отнести к судьбе этого течения в других странах Европы[219]219
  Шмелев Д. В. Международные связи французской христианской демократии в ХХ веке // Современная Европа. 2016. № 5. С. 55–67; Шмелев Д. В. Французская христианская демократия на исходе ХХ века // Югра, Сибирь, Россия: политические, экономические, социокультурные аспекты прошлого и настоящего / ФГБОУ ВО «Нижневартовский государственный университет». Нижневартовск, 2016. С. 209–214; Delamare Ch., Olivier F. L’Europe, incarnation de la democratie chretienne. Paris: L’Hartattan, 2003. P. 228.


[Закрыть].

Христианско-демократические партии по-прежнему занимают ведущие позиции в парламентах Ирландии (Fine Gael – Ирландское племя), Люксембурга (Христианско-социальная народная партия), Нидерландах (Христианско-демократический призыв), Португалии (Социал-демократы центра и народная партия), Швейцарии (Христианско-демократическая народная партия). В Чехии, Швеции, Норвегии и Дании (социал-демократы сближаются с Датской народной партией по вопросам иммиграции), Словакии (взлет Словацкого демократического и христианского союза пришелся на 2000-е гг., с 2012 г. партия в оппозиции) христианские демократы набирают незначительное количество голосов. Вместе с христианскими демократами на выборах в парламент проходят и конфессиональные партии. Так, в 2017 г. в Нидерландах «клерикальный» Христианский союз (ХС), представляющий, наряду с Реформатской партией, интересы жителей «библейского пояса» Нидерландов (членов кальвинистской консервативной Реформатской церкви), вошел в правящую коалицию. ХДП и ХС выступают против эвтаназии, однополых браков и абортов[220]220
  Швейцер В.Я., Осколков П.В. Нидерланды: проблемы антинацио-налистического блока // Европа 2017: партии, выборы, власть / отв. ред. В. Я. Швейцер. М.: Ин-т Европы РАН, 2018. С. 97—102.


[Закрыть]. Христианские демократы представлены в Европейском парламенте в рамках Европейской народной партии.