Текст книги "Труд во имя"

Лекция Веры Марковны

– Вот что, девочки, сейчас я Вам поведаю самый главный женский парадокс. Кто не расплачется, тот может себя считать настоящей пиарщицей и прожженным циником.

Любви в семье не бывает. Любовь – это любовь. Настоящая любовь – всегда трагедия. А семья – это, считается, надолго, навсегда, брак на небесах, и все такое прочее. Значит, любой брак, чтобы быть настоящим, должен быть без любви. А если любовь – то это не брак. Понятно?

– Титаник?

– Давай разберем по кадрам. Ну, не по кадрам, а по сценам слушай. Вот, что хотел главный герой?

– Любви любимой.

– И что, она была счастлива, когда он утоп?

– Нет (удивленно и разочарованно).

Такое развенчание мифов продолжалось еще полчаса.

Две девушки рыдали, шепча: «Несправедливо. Несправедливо же!»… Однако заявления о приеме на работу не забрали. «Уже что – то в них перевернула», – подумала не без гордости Вера Марковна.

Она вспомнила разговор с учительницей. Та говорила: «Если хотя бы один ученик после её предмета – журналистики – скажет: «Нет, это точно не моё» – значит, моя задача выполнена».

Владилен тихо офигевал. Впервые на женском совещании. Все наружу. Разве только они, эти королевы, еще не пукали. Однажды в пионерском лагере Владилен зашел к девочке в старший отряд, подождать, пока она подкрасится. Озарение, что девушки такие же оболтусы («Как это будет в женском роде – «оболтусы», не хочется мата употреблять?»), как и ребята, сошло в первый раз. Потом больше такого не повторялось. И вот сегодня. Как будто его тут не было.

Почему – то вспомнился вещий сон. Впрочем, о его содержании мы расскажем в другой раз. Еще Владилен подумал, а не влюбиться ли в Веру Марковну всерьез? Но тут же отверг эту мысль – ни к чему она, да и фильм «Мне не больно» он смотрел, и рассказы Валерия Зеленогорского читал – нет, не надо.

Отвлечься от секса можно несколькими способами, они известны – спорт, алкоголь, вождение машины на большой скорости. Но сегодня Владилен открыл еще один – шопинг. Все началось с обычной замены чехла сотового телефона – прилагаемый к «Нокии Е66» кожаный футляр расслоился, побледнел, в общем, поизносился. Надо было найти что – то на замену. Сначала «Евросетью» были предложены дерматиновые шедевры. В принципе, хороший вариант, но цена (слишком дешевая) душу не согревала. Именно так, цена должна греть своей величиной, если что – всегда можно ей хвастануть, как тузом в рукаве. Правда, козырь этот одноразовый – сказал, и сразу его обесценил. Даже двум разным людям говорить о высокой цене носимой тобой вещи не с руки – вроде как ты уже раскрылся. Особенно, если первый человек, который об этом узнает – сразу тебя поставит на место. А может, и не поставит. Но Владилена один раз поставили. Однажды в метро он как – то озвучил цену своего портфеля в ответ на то, что задел чей – то пакет, по словам владельца которого его содержимое стоило «десять тыщ» (не уточнялось чего именно). Портфель Владилена стоил «штуку», (хотя на самом деле было пятьсот). В ответ презрительной китаянкой с безупречным русским был выдан ответ: «Не гони – не больше полтинника на Черкизоне». Тогда еще был Черкизон, и было обидно. Нет, не за то, что работал Черкизон, конечно.

Так вот, шопинг начался с отличного кожаного чехла. Владилен взял кожаный пиджак для телефона за тысячу рублей. И телефон, за год своей эксплуатации, казалось, вернул себе цену в семнадцать тысяч («Это ж цена холодильника», – подумал после покупки Владилен). Ощущения понравились – и от самой покупки, и от ее факта. Потом последовало обновление домашней бытовой техники – электрочайник и утюг. Владилен задумался о хлебопечке, но вспомнил, как быстро была заброшена соковыжималка. При любых раскладах сок типа фреш обходился дешевле, как оказалось. Затем – новый холодильник. И все эти покупки были совершены в течение недели. В «РосПиаре» был выдан аванс, и впервые с деньгами было расставаться легко. Процесс понравился настолько, что на горизонте уже замаячил персональный самолет с собственным именем на борту – в кредит, конечно.

Покупки на время перекрыли все человеческие инстинкты. С кем бы поделиться этой новостью? Не с девушками же из агентства.

– Владилен, приедешь на Дубининскую, скажешь «за супербом»… – голос в трубке был знакомым, а номер – нет. «Отец?» – Владилен знал, что на время его работы в «РосПиаре» его будут поддерживать материально, но как именно – пока узнать не доводилось. Было гарантировано: трудоустройство в отличную команду и дополнительные бонусы. Вот, кажется, капнул первый бонус. От папы – так от папы.

– За чем, простите?

– За «Супербом» – тебе понравится. Черный, полный привод, без шильдиков. Давай. Жди дальнейших инструкций, работай.

– Хорошо. – Владилен положил трубку, затем забил номер в «Гугл». Телефон принадлежал компании «Рузские Стимулирующие Лотереи». «Да уж, хорошо стимулируют».

Наутро Владилен припарковал шикарную «Шкоду» (марка, которую он не расслышал, называлась «Super B»). Ее ходовые качества и производимые впечатления достойны отдельного описания. Как оказалось, точно такую же машину водит Геннадий Петрович. В связи с чем в обеденный перерыв Владилену Верой Марковной была прочитана персональная лекция, суть которой сводилась к тому, чтобы не вылететь с работы до окончания испытательного срока, не стоит злить, подкалывать начальство и показывать, что ты умнее (богаче, серьезнее и т. п.). Хотя у Владилена не было назначено никакого испытательного срока, он решил продолжить ездить со следующего дня на метро. «Поздно, поздно мне с «Супербом» – так бы я Веру Марковну в нее еще на той неделе затолкал бы».

Непрочитанная латвийская лекция

Лекции в компании год назад взялись читать друг другу из экономии на сторонние учебные программы. Тем более в компании были люди с таким багажом знаний, за который могли быть дать Нобелевскую премию. Но никогда не дадут. Такие вещи не рассказывают просто так – ими еще вовсю пользуются сильные мира сего.

– Стиций, а Вы на Нобелевскую не хотите выдвинуться?

– Нобелевка – это пиарная премия.

– Вот, наш человек. Зараженный бациллой пиара. – Выкрикнул, занимающий свое место с бокалом ледяного бурбона «Джим Бим» Геннадий Петрович. Этот бурбон был не лучше, а может и похуже шотландского и ирландского виски, но на нем взгляд директора «РосПиара» был остановлен еще в юности. Вообще, любая вещь из обихода или пищи Геннадия Петровича могла быть «похуже, чем известные прямые аналоги» (кондовости маркетинговых исследований засели в голову неисправимо, извини, читатель) – ценой или качеством, неважно – но у нее всегда имелось важное преимущество – связь с прошлым, с воспоминанием. Вот и с бурбоном, всегдашним спутником аристократически – сибаритско – бездельничьего досуга Геннадия Петровича, была связана история из прошлого. Однажды, в модном журнале – «ОМ» или «Птюч» (в разное время они вырывали пальму первенства друг у друга в среде продвинутой молодежи девяностых, – как «Кока – Кола» и «Пепси» – а потом оба с концом эпохи загнулись; главный редактор и создатель «Ома» скрылся за границей, а глава «Птюча» остался в России – о чем это говорит? – О чем – то, да говорит…) – молодой розовощекий, стройный, спортивный, но безденежный Геннадий увидел рекламу «Джим Бима». Четверо разнохарактерных молодых людей сидели за столом без закуски и готовились к дружеской попойке. Геннадий, тогда еще просто Геннадий, без Петровича – или просто Петрович без Геннадия – вырвал страницу и показал ее всем своим тогдашним друзьям. О них еще будет речь. Все убедились и единогласно поддержали Геннадия: «Да, это мы на рекламе». Бурбона в магазинах той среды обитания, где рос Геннадий и его друзья, не было и быть не могло, и в заграничные командировки никто не летал. Да и денег не было. Но клятва была дана: «Заработаем, соберемся и выпьем вместе этого бурбона». Не с тем, чтобы воздать почет проницательному директору по маркетингу «Джим Бима» в России, а может, и с тем… Сколько было дано клятв в юности – кто вспомнит? Бурбон Геннадий начал пить лишь через лет пятнадцать после той первой встречи с ним на страницах модного журнала, и лет семь спустя, как появились деньги и время собираться с друзьями. Случайно, держа ночью путь за город на пикник, в провинциальном супермаркете. И с тех пор так его и пил. Клятва юности, ничего не попишешь.

– Нет, правда, Нобелевку просто так не получишь, – повторил Стиций, знакомый нам по первой части. Ренегат – не ренегат, жертва первой в жизни экспресс – вербовки Геннадия Петровича. Но все равно его с интересом слушали – человек из – за границы. – В этом году, чтобы физики с улицы выиграли Нобелевскую премию, им пришлось опозориться для засветки в Шнобелевской. А так, как говорится, случайных лиц там не бывает – только по росчерку перу пиарщика.

– Так, это что, Стиций, у нас лекция уже началась?

– Все собрались, вижу. Итак, сегодня мы поговорим о нескольких интересных вещах. О мозге, о науке, о науке логики и мужском племени.

– Интересно.

– Да, интересно. – Раздалось в большой переговорной, переоборудованной этим холодным зимним вечером под лекторий.

– Поехали. Была такая наука – логика. Она возникла в Средние века. Вернее, она появилась еще в античности, благодаря Аристотелю, но развитие получила только в Средние века. Мы сейчас не будем касаться того момента, когда была эта эпоха «античности», и почему ее больше, чем за тысяча девятьсот лет не забыли. Об этом как – нибудь в другой раз, если будет интересно.

– А мне сейчас интересно. – Вера Марковна еще ничего не записала в блокноте, кроме даты и темы. – Давайте сейчас остановимся. Я историю очень люблю.

– Все вопросы – после лекции. Геннадий Петрович, Вы не против? – Стиций даже не посмотрел на Веру Марковну.

– Ответьте кратко, а остальные вопросы да – после всего. – Геннадий Петрович не планировал подавать голос: «Я – отдыхаю, пью виски, «хаваю культурку», слушаю внимательно вместе со всеми, а мог бы в кино пойти с Верой Марковной», – говорил он всем своим видом, развалившись насколько это было возможно в обычном офисном кресле.

– Ну, смотрите, если коротко. – Кротко начал Стиций, чуть сгорбившись над переговорным столом, ставшим на время учебной кафедрой. – Времяисчисление мы видим несколько иначе, чем оно было на самом деле. О чем может идти речь, в частности – о какой такой Античности, если письменность изобрели когда? Вот вспомните когда. Гуттенберг и так далее. Вся история Древней Греции, Аристотели, Сократы, Платоны и Плотины были придуманы средневековыми мыслителями. Потом они успели нагромоздить своих трудов. А когда их поняли – поняли, что про Античность – то они более вдумчиво написали и интереснее, чем, так сказать, свое, – то решили начать эпоху Возрождения. Возрождение – и есть по большому счету рождение античности. То есть, что мы видим? Мы видим фальсификацию истории в добром виде. В злой, если можно так выразиться, форме историю переписывали при Екатерине Великой. Но это точно другой вопрос.

– Да. Это еще более интересно, но ладно, продолжайте. – Вера Марковна что – то отметила в своем конспекте. «Спросить позже про Екатерину», – значилось там.

В Стиции было трудно узнать бывшего разведчика и оперативника с лицензией на убийство. В «РосПиаре» ему по душе пришлась аналитика. И увлечение историей он тоже вспомнил, отдавался ей со всей страстью.

– Среди основателей называют Дунса Скотта с его теорией «правильного мышления». Так вот, никакого правильного мышления не существует. Существует два взгляда на жизнь, и все.

Стиций отпил воды с газом, сдержал отрыжку, как бы проглотив воздух; глубоко вздохнул. Он временами скучал по «Боржоми» с натуральной газаций, от которой отрыжки не бывает.

– Первый взгляд на жизнь – это смотреть на происходящее, как на постоянное, как на вещи.

«Как на говно, – почему – то подумал Геннадий. И тут же затер оперативную память позитивом. – А я смотрю на жизнь, как на праздник». Это было важно – «затереть позитивом», то есть иметь в голове только хорошие мысли, когда ты принимаешь пищу, а тем более пьешь воду, и тем паче – огненную воду. Молекулы воды чувствуют того, кто их употребляет, и изменяют свою структуру и состав. Геннадий не хотел пить говно.

– А второй взгляд на жизнь – это взгляд как на процесс прошлого, настоящего и будущего одновременно. Скажем, большинство, смотря на стекло, видят стекло и то, чем оно является в данный момент – окном, бутылкой, стаканом. – Стиций бросил взгляд на Геннадия Петровича, отхлебнувшего виски. Со времени увлечения наукой и историей пришло и увлечение алкоголем. Стиций с трудом припоминал и не мог припомнить профессии, которые можно было квалифицировать как трезвые. Врачи? Пьют. Инженеры? Еще как пьют. Курьеры – пьют. Грузчики пьют, причем, также как и курьеры, прямо на работе. Водители – дальнобойщики – пьют. Все пьют, отчего ж ученому не пить? Так в лекцию попал стакан, раньше как – то обходилось без него. Стиций, зафиксировав таким образом свой порок вербально, отметил для себя важность и пагубность начинавшегося алкоголизма. – А я вижу, когда смотрю на стекло – процесс его стекания под влиянием силы тяготения. Обратите внимание, что все древние стекла в музеях и замках внизу толще, чем наверху.

Кто – то в аудитории на задних рядах громко зевнул – рот нужно было рукой как глушителем прикрыть. Если такая манипуляция собственным воздухом, как отрыжка – шумна, то почему зевок должен быть бесшумный? Этого не понимал никто, пока на этот факт не укажут два и более незнакомых между собой людей.

– Но все равно, как бы мы на жизнь и вещи не смотрели, все равно наличествует ограниченность применения моделей.

Аудиторию пронзила мелодия «Mylo» – «Drop the pressure», – Геннадий Петрович забыл поставить звонок на вибровызов.

– Секунду прошу подождать, друзья. Важный звонок, а лекцию я пропускать не хочу. – Геннадий вышел в коридор, тихо прикрыв дверь; Стиций замолк, налил еще воды. В аудитории – ни шороха.

Лекция Стиция (продолжение)

– Важные новости, господа. Вера, задержись потом. И все из отдела специальных проектов и молодежных программ. Стиций, продолжайте.

– Да, мы остановились на том, что окна текут.

«Замечательно, – подумал Геннадий Петрович. – Особенно в дождь».

– Данный, принципиально новый взгляд на вещи обозначил в своих трудах философ Гегель. Из этого мы можем сделать нефилософский, практический вывод – смотреть на все, как на процессы в динамике. И жить станет проще. И управлять надо тоже процессами, по возможности организуя их, а не следуя за внешними обстоятельствами.

Еще у Гегеля был ряд интересных диалектических законов, советую с ними ознакомиться. Основной труд Гегеля – «Наука логики». Не бойтесь, если Вы что – то не поймете. Те вещи, которые Вам будут непонятны у Гегеля, и сам Гегель не понимал. Шучу, конечно. Продолжаем. Да, если коротко о главном выводе закона диалектики – прошу поверить на слово. В мире нет ничего непротиворечивого. Все – противоречиво. Это понятно? Окей.

– Я Вам вопросы потом задам. – Отозвалась Вера Марковна.

– В стенах этой аудитории, и нигде иначе. – Подал голос Геннадий Петрович, немного захмелевший и выражавшийся так, как будто не было двадцати с лишним сотрудников на этой лекции. Все же все привыкли: «РосПиар» – большая дружная семья, где есть мама и папа, которые иногда пикируются. А детям вмешиваться не положено, они и не вмешивались.

– Теперь о том, кто логикой занимается в нашем организме. – Продолжил как ни в чем не бывало Стиций. Он уже и забыл ту жаркую прибалтийскую ночь. Он даже бы и имя Веры Марковны забыл, если бы вместе работать не пришлось. Что было, то было.

Вера Марковна только хмыкнула, ничего не ответила, при людях – то.

– В истории и науке существовало миллион мифов о человеческой природе и о его мозге, о сознании. Что только мозгу не приписывали… И кровь он якобы охлаждает, и сперму якобы вырабатывает. Даже наука о мозге появилась – френология. На самом деле мозг есть генератор энергии. Есть энергия – мозг ищет смысл жизни, нет – запускает суицидальный механизм. А если у Вас еще и трагедия в жизни случилась – херак, и рак. В лучшем случае – некроз каких – нибудь органов или конечностей. Лучше – органов. Шучу.

– А Вы, простите, медик? Шутите, как хирург. – Подали голос с галерки. Это Антонина, хирург по первому образованию.

– Есть немножко. Так вот, мой совет – никогда не впадайте в сознательную депрессию. Помните, отчаяние – грех – то ладно, но оно очень вредно для здоровья. Чтобы восстановить нервные клетки и клетки нулевые мозга, они же – стволовые, нужно подождать десятка два лет, пока медицина разовьется. Тогда же и лекарство от СПИДа найдут, и его вирус. Все знают, да, что СПИД есть, а вируса его – нет. А потраченные миллиарды долларов на него – есть, вернее, их тоже давно нет. Вы поняли, да, в чем цимус?

– А сколько мы проживем, продолжительность жизни растет или убывает? – Поинтересовалась Татьяна из аналитики. Аналитический департамент – самый вопрошающий, видимо, по долгу службы – тщательная работа с новой информацией. Правда, сейчас в вопросе Татьяны чувствовалась тревога.

– Как Вам сказать, продолжительность жизни растет, конечно. В развитых странах и даже в развивающихся, как наша. Наша – Россия, – уточнил Стиций, гражданин Латвии. – Но природу не обманешь. Как было, так и осталось, что человек живет до тридцати лет, а потом начинает медленно умирать. Все, кого мы видим старше тридцати – тридцати трех лет – ходячие трупы. Но мужские «трупы» все – таки будут поживее женских.

Геннадий громко отхлебнул виски. Уже второй стакан заканчивался. Но ничего не сказал, просто подумал: «Не согласен».

– Каждый мужчина стремится населить землю своими детьми. Природа дала ему такую возможность. Причем, что интересно, мужчина может влиять на будущее потомство даже своей головой, мозгом, сознанием.

«Ебать мозги», – подумал Геннадий Петрович как можно тише – чтобы огненная жидкость не почувствовала брани. И оказался близко к истине, как и любой человек под влиянием алкоголя в незапущенной стадии.

– Все знают явление телегонии. Это когда дети матери похожи не на непосредственного отца, который ее физически оплодотворил, а на того, кто впервые лишил ее невинности. Это работает даже у гомосексуалистов, если чувства первой любви и первого секса были сильнейшие. Так вот, есть еще и явление супер – телегонии. В виду имеется то, что дети похожи на того, кого представляли родители во время секса.

«У Анджелины Джоли и Бреда Пита дети будут похожи на реальных родителей при любом раскладе – это без вариантов», – подумала Вера Марковна, которой, впрочем, Пит никогда не нравился. – «Но остается вопрос, смогут ли они вместе вообще кончить? Им же представлять просто некого», – вспомнила она известный анекдот неблагополучных или проживших более десяти лет в браке супругов.

– У меня пока все. Будут ли вопросы? – Подвел итог разномастной сбивчивой не по его причине лекции Стиций.

– Вопросов не будет, – отрезал Геннадий Петрович. – Срочное совещание. Тем, кому сказал – остаются. Остальным спасибо, думайте, что Вы расскажете на Вашей лекции. Доложите через кадровую службу.

«Аркада»

– Нас тут втянули в очень щекотливое дело, – начал Геннадий Петрович.

Перед ним сидели в зале: Вера Марковна, Стиций, директор кадровой службы, Владилен и Лина, отвечавшая в агентстве за «молодежные проекты и специальные программы». Аудитория еще пахла потом, смешанным с дорогими духами – все сотрудники «РосПиара» научились выбирать парфюм, но еще не начали поголовно брить подмышки. Эмоции выходят через влагу – что ж!

Геннадий на секунду немножко притормозил, решил не говорить всей правды, как он ее видел. Обошелся короткими указаниями:

– Следователь, занимавшийся делом убийства, в том числе и нашего конкурента «номер 1»… «Номер 1 – номер 2. Эх, Ленька, Ленька… Номер первый или номер второй?

Геннадий задумался над ключевым вопросом – кем же быть? Первым номером или вторым? Сама постановка такого вопроса уже говорила о фактическом, давно обернутом в мечтах, присутствии в «высшей лиге». Но ведь надо было это как – то определить поточнее… Что говорило о неуверенности игры на таком высоком уровне. Тем не менее, размышления завели вот куда.

Конечно, быть первым – это классно, это почетно, это приятно. Но. Пионерам всегда стреляют в спину. Те, кто проводит разведку боем, обычно из этой разведки не возвращается. Все – таки. Номер первый – это номер первый.

Что со вторым? Тоже, в принципе, вариант. Как в Формуле–1 – едет какой – нибудь Кими Райкконен в хвосте у Михаэля Шумахера или Фернандо Алонсо. А хвост в автогонках, чтобы Вы понимали, это разреженный воздух с наименьшим сопротивлением. Так в 90–е нищие годы некоторые таксисты, отвозив клиентов в аэропорт из какой – нибудь Рязани за 200 километров, пристраивались в жопу к фуре и пытались экономить бензин. Неясно точно, сколько они там наэкономили, но надышались солярой прилично. Так вот, разреженный воздух нужен не для того, чтобы экономить бензин, а для того, чтобы из него выныривать и опережать обессилевшего от сопротивления воздуха лидера.

«Вторым номером» умудряются позиционироваться и авиакомпании, и перевозчики грузов, и автопрокатчики. Мы, говорят, не первые, мы – «номер второй». На самом деле, они не больше, чем третий – пятый, но это другой вопрос.

«Важно не первым и не вторым, – начало доходить до Геннадия, – важно – быть удивительным». Можно слыть первым, а потом нырнуть вниз, чтобы набраться сил. Можно ехать всю жизнь вторым, а потом враз растоптать первого. Можно, как писатель Андрей Рубанов, в драных штанах отвечать на вопрос «Что нового?» – «Ничего», а на следующий день появляться в гостях Елены Ханги.

Когда от тебя ничего не ждут – ты выпускаешь книгу. Когда вообще поставили крест – снимаешь фильм. Всегда держи козырного туза в кармане – первая заповедь бойца. Или, как говорил придворный юморист Геннадий Хазанов, в свое время тоже наученный эффективному поведению: «Путай карты!»

Вот и Ленька – был конкурентом номер раз, а на рынке – номером два. И получил пулю в спину. Опасно следовать за лидером».

Геннадий продолжил:

– Он вчера погиб в автокатастрофе. Следователь. Синица была его фамилия.

Он же вел дело о покушении на нас с Верой Марковной. Да, было такое. Так вот, возможны провокации в отношении сотрудников «РосПиара». Не ведитесь! Обо всем подозрительном – сообщайте лично мне. Ясно? Донесите эту мысль до ваших подчиненных.

– А что за дело – то? Как называется? Я знаю, следователи дают прекрасные звучные имена своим делам и спецоперациям. Тут, кажется, без спецоперации не обойдется. – Владилен подумал, что, кажется, сболтнул лишнего. Без внимания на второе дно вопроса не оставил ни Геннадий, ни Вера Марковна, остальные восприняли вопрос спокойно. То ли думали над своим вопросом, то ли убоялись. Скорее, первое – в «РосПиаре» слабых духом, несмотря на творческую ранимость профессии, не было.

– Дело, действительно имеет название. «Аркада». Тут замешаны серьезные деньги по модернизационной государственной программе, но нам нужно качественно выполнять свою работу. Нет, знаете что? Пока сотрудникам ничего не говорите про провокации – просто интересуйтесь у них чаще, что в их жизни происходит. Что было замечательного за день и так далее. Сами расскажут. Не будем сеять панику.

– А новый следователь, мне, кстати сказать, не симпатизирует. Такое чувство, что он меня посадить хочет, а не клубок распутать.

«Правильное подозрение», – Владилен вытер руки о брюки: волнение.

– Еще вопросы будут?

Вопросов не последовало.

– Все, работаем.