Текст книги "Труд во имя"

Украина подождет

Похоже, что революцию на Украине устраивали с целью продвинуть российские пиар – компании и частных специалистов, политологов и прочих координатров – оптом. Каждый, только ленивый, наверное, после оранжевой революции не похвалился причастностью к свержению национального малороссийского строя. А те, кто не хвалился, распускал слухи, мол, они – то все красуются, но всю стратегию делал я, только никому об этом не рассказываю на всех углах – Вам разве только.

Пиарщики потоптались, попиарили, попиарились и свалили. У Америки кончились деньги на проект «Радуга» (так называли серию цветных революций в странах СНГ), и всё вернулось на круги своя: «На Украине вновь действует Конституция 1996 года».

Теперь Украина решила включиться в проект модернизации. Высшие чины расслышали, что в России готовится строительство инновационного центра. И, конечно, надо было подавать заявку. Евреи успели приехать и договориться. В Украине предпочли встрече письмо. Любят они писать письма, начиная со времен турецкого султана.

К написанию пиар – текста решили привлечь российского специалиста. Искали по книжным рейтингам. Лидировала некая книга под названием «Бесплатный пиар». На Украине как нигде знали, что и где бывает бесплатным, но специалиста – женщину – решили – таки привлечь.

Приобрели книгу, почитали ее дневник. В общем – то, ничего сверхъестественного: банальности, женские сопли, какие – то сведения счетов. Решающий аргумент кого – то молодого из совещательной комиссии: «Она знает российскую специфику крупных боссов», – привел все – таки к звонку. Выезжать она никуда не хотела – сослалась на беременность. Никто не понял – все уже случилось или только готовится. «Ну ладно, не будем в любом случае гонять никуда эту мамашу, закажите и оплатите ей скайп – конференцию».

За свои сто долларов Украина не получила мясо, только воду. Впрочем, два совета пригодились. Первый: цеплять должна первая фраза. И второй – факты должны компоноваться в необычной, гротескной последовательности. Что ж неплохо. «Киев был основан как рыбацкая деревушка на Днепре, а сегодня – это культурная столица Юга Европы».

– Будем заявку переводить на иностранные языки? Я знаю, что в акционерах проекта есть иностранцы. – Сказал грузный мужчина в очках, председатель специальной совещательной комиссии. Он тоже любил козырять участием в оранжевой революции.

– Давайте пригласим переводчиков – экспатов.

Переводчики прибыли. Английский опоздал на полчаса. Даже те, кто изучает английский в школе, – более развязные раздолбаи, чем «немцы». Пока ждали, решили продолжить просмотр советского фильма – эпопеи «Освобождение», последней части – «Битва за Берлин». Именно здесь в составе советской армии встретились командующие двух фронтов – Первого украинского и Второго Белорусского. В русской, общей на всех, армии… Э – э–эх. Кто – то заметил: «Смотрите, кто Гитлера играет – фамилия Фриц». Тонко, тонко.

Заявку решил отвезти лично председатель совещательной комиссии. Он знал, что скоро координатор проекта, некто Геннадий Штыкленников, будет у них с визитом в Киеве.

– Георгий Георгиевич, спросите, в Москве вакансий пиарщиков нет ли? А то у нас – то тут глуше день ото дня становится.

– А мне свежих книжек привезите по пиару. Особенно, если успеете, заскочите в «Москву», там два экземпляра редкой книги «СуперФирма» осталось – я утром узнал.

– Газет русских побольше!

– Хорошо. – Уже у двери бросил ответ Георгий Георгиевич, не обернулся. – Насобирайте мне наказов целый мешок, если уволоку – передам.

– В добрый путь.

Украинскому гонцу до Геннадия Петровича доехать не случилось. «Моссад» работал отлично даже сегодня – во времена тотального раздрая страны Израиль.

Георгий Георгиевич был застигнут врасплох в купе своего поезда. Когда вещи были разложены по полкам, яички в дорогу съедены, бутылка коньяка наполовину пуста и свет притушен – дверь в купе открылась. В это самое время Георгий Георгиевич лез на вторую полку (больше в купе до станции «Конотоп» пока никого не было): «Поглазею – ка я с высоты на нашу Украину – матушку».

– Здравствуйте, – сказал силуэт в проходе.

Георгий Георгиевич выгнулся, – еще не долез до верхней полки, – обернулся.

Последнее, что он видел – это клетчатый платок, последний его запах – эфирный, со сладким вкусом.

Темный человек – рост средний, сухощав и курчав, легкая небритость – захлопнул за собой дверь купе. Придержал руками уже начавшее обмякать тело, вцепился в него и с силой шмякнул об пол, стараясь, чтобы Георгий Георгиевич, агент Киева по инновациям, приземлился на затылок. «При недостатке попечения падает народ», – произнес в полголоса. Убедившись в том, что кровь проступила из – за головы, человек достал из внутреннего кармана мобильный телефон, нажал на вызов из «последних набранных» и произнес с русским выговором:

– «Зеу – зе»[8]8
  «Дело сделано». Другой перевод – «вот и все» – на иврите.


[Закрыть], – и погладил себя по макушке.

Утром Георгия Георгиевича нашли мертвым с симптомами удушья и разбитой головой, на полу. Личных вещей при нем найдено не было.

Геннадий Петрович дозвонился на мобильный Георгия Георгиевича только вечером. Ему ответили, что дядя Жора сильно заболел, и попросили перенести встречу на попозже, через месяцок.

– Как скажете, – ответил Геннадий. – Не в Киев, так в Израиль. Все одно! Наверное.

Да, могу

Владилен не оставлял мысли решить вопрос мирным путем, так сказать, полюбовно. Было ясно, что нужно устранять главу компании. За головой уже шла охота. Правда, сейчас она, точнее, он, был за границей. Досадное обстоятельство мешало выехать за рубеж и лично убедиться в точном результате операции. Черт их знает, этих пиарщиков – скажут, что мертвые, а на самом деле – живее всех живых. Если они, следуя правилу Мюнхгаузена[9]9
  «Одна моя смерть дала мне больше, чем несколько моих жизней». Слова принадлежат герою Олега Янковского – барону Мюнхгаузену – в фильме, снятом по пьесе Григория Горина. Геннадия не раз обвиняли в кощунственных методах – ведение информационной борьбы с использованием инструмента «Мнимая смерть». Данные проекты «РосПиара» строго засекречены. Возможно, об одном из данных случаев современности будет рассказано в отдельной истории.
  Известно лишь, что отвечал Геннадий на справедливую, но, впрочем, едкую для него отсылку к Мюнхгаузену. А платил он той же французской монетой: «Притворитесь, что плачете, друзья, потому что поэт лишь притворяется мёртвым». Так говорил Жан Маре в знаменитой книге «Непостижимый Жан Кокто».


[Закрыть], не раз умертвляли своих клиентов в целях повышения продаж (Юрий Гагарин, Владимир Высоцкий, Майкл Джексон), то для себя – то они постараются на славу. У всех членов преступной семейной банды не было заграничных паспортов. Как ни странно, действовал пресловутый список убитого аудитора Магницкого, в который были включены все причастные к крупным финансовым аферам в России. В списке оказались все мужчины преступного клана.

Владилен в отсутствие мужа приударил за Верой Марковной, как молодой жеребец, охаживающий кобылицу, чей женский век уже, по его мнению, был на исходе. Предпосылка ухажера была неверная, отчего Владилен и потерпел фиаско. Вот как это было.

– Вера Марковна, скажите, правда, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок? – Задал вопрос Владилен, когда стоял в очереди к кофемашине за женой шефа.

– Ну, допустим. – Вера Марковна поднялась, посмотрела Владилену в глаза, потом ниже. И одернула юбку. Сегодня она была просто очаровательна, это отметили даже молодые новые сотрудницы. Геннадий Петрович к тому моменту неделю как не был дома.

– Вот Вы хорошо готовите?

– Не увлекаюсь, – легко парировала Вера Марковна.

– А мне вот, например, и готовить не надо. Мое сердце уже Ваше.

– Владилен, все шутим? – небольшая пауза, во время которой Вера Марковна помешала сахар, вынула ложку и облизнула. – Через полчаса зайдите в мой кабинет с отчетом за прошлую неделю и планами на эту неделю.

Кофе заварен, задача есть, приглашение получено – ставки сделаны. Осталось добавить сливок. Владилен взял пакетик с густой молочной смесью и, не открывая его, проследовал в кабинет Геннадия Петровича, где обязанности директора исполняла Вера Марковна.

Зашел в кабинет, сел без приглашения. Вера Марковна молчала. Она точно ждала, – наклонилась вперед, – но явно не отчета молодого сотрудника. А его самого.

– Вера Марковна, – начал Владилен и тут же стушевался, полез к пакету. – Разрешите мне добавить Вам сливок в кофе?

Вера Марковна не ответила, скрестила ноги параллельно друг другу. Владилен зашуршал пакетом. Открыл, расплескав белую жидкость на полированный стол, с брызгами налил в кофе. И остановился, застыл.

– Помешай, помешай сливки. Что же ты? А сахар размешал? – Вера Марковна встала и подошла к остолбеневшему молодому человеку. Она поняла, что если Владилен начнет с формальностей – отчета, планов и прочей рабочей рутины, – ей обеспечено поражение. В чистом голосе молодого человека сначала появится волнение, потом смелость, а затем и призыв. Вере Марковне точно пришлось бы защищаться. Ничто так не распаляет растущую страсть, как вид защищающейся, но вожделеющей женщины.

Вера Марковна точно не жаждала никаких романов, тем более на работе. И тем более – в разгар рабочего дня. И карьера, и личная жизнь в считанные дни по возвращению Геннадия Петровича сразу бы полетели под откос. Что ни говори, она была зависима от Геннадия – и в личном пространстве, и в рабочем. «Что ему стоит в один момент, при малейшем подозрении бросить меня, будь мы трижды женаты, и уйти от меня прочь? Да ничего. Я – люблю его. Он, скорее – терпит. Привык. Но привычка творческой сильной натуры – в его власти. Какая глупость – эти природные инстинкты! Это отговорки для молодежи: «Я ничего не могла с собой поделать!», «Любовь зла», «Сучка не захочет». Ой, это про другое. «Телу не прикажешь» – Ну, положим, до этой мысли дойдет не каждая молодая кобылка пигалица. Но если и дойдет, тоже неправда. Все дело в голове – либо инстинкт у тебя стратегичен и не допустит вреда для здоровья, либо у тебя вообще нет интеллекта. Да, нижним конечностям и полостям больше лет, чем нашему мозгу. Размножаться мы научились быстрее, чем думать».

Владилен сидел неподвижно. Ему представлялась задранная юбка, разорванные чулки. На крайний случай, можно и снять. Затем – если не грубое проникновение без предохраняющих средств, то хотя бы куннилингус. Вера Марковна сидит на столе, ноги обнажены и раздвинуты. Она закуривает, как в «Глубокой глотке» – я отлично делаю свою работу. И все это за незапертой дверью. Потом, после физического устроения Геннадия Петровича, он поможет Вере Марковне отстоять пост генерального директора, а финансовые потоки замкнет на отца. И дело сделано. Осталось совсем немного – соблазнить даму не первой свежести, с хорошим сроком эксплуатации в боевых условиях по России, но в отличном техническом состоянии. В последнем Владилен не сомневался – Вера Марковна вообще, а сегодня в особенности, выглядела на все сто пятьдесят процентов.

Вера Марковна встала и подошла. Выдвинула из его слегка дрожащих рук чашку. «Обхватил блюдце, как щит, – подумала. – А что если, это тоже игра? В хищницу и жертву. Может быть, может быть, и юный донжуан не так уж и слаб в своем деле».

– Я Вас обожаю! Вера Марковна, будьте моей! – выпалил Владилен. Вскочил и попытался обхватить руками, сгрести в охапку Веру Марковну, чуть наклонившуюся к нему.

Перед жаркими объятиями возник двойной блок – справа и слева.

– Можешь?

– Да! Могу!

Потом ее руки обхватили кисти захватчика и медленно опустили вниз. Стрельнула мысль: «Еще не все потеряно?» Получилось красиво, как во французском романтическом фильме, скажем, из семидесятых. Обоим на доли секунды пришла одна и та же мысль.

Вера Марковна сначала выпрямилась, а потом тихо приблизилась к нему. Лица почти соприкасались, у Владилена падала челюсть, и было слышно его участившееся дыхание.

– Если можешь, то не пытайся играть со мной. Владилен. Я – опытный партнер. И я люблю профессионалов. Я кайфую от работы, она меня имеет каждый день. Сначала докажи свой уровень днем. А потом уже пытайся делать что – то ночью. Или ночное дело днем. Понимаешь, о чем я говорю?

– Да, Вера Марковна. – У Владилена опустились плечи. Ни «влюбленный сотрудник», ни «пожалейте щенка» – ни один план не удался. Надо придумывать что – то новое. «Вера Марковна – перспективный проект», – с сожалением отметил Владилен.

– Так вот. Но шансы у тебя невелики – по всему видно. Никаких результатов, никаких сенсаций. Ничего. – Вера Марковна постепенно успокоилась.

– А теперь вытри стол от белых пятен и иди работать.

– Слушаюсь.

Накачка удалась, хотя изначально и не была таковой запланирована. Если бы не работа на дому – вместе с нянькой скучала маленькая приемная на время дочурка, Веру Марковну бы ждал горячий продолжительный душ и ранний сон сегодня.

Сын к отцу пришел

Окна в доме на Патриарших были плотно занавешены темными гардинами с золотыми кистями, как у царских офицеров. Внутри происходили поистине царские разговоры.

– Отец, на тебя один мудак погнал сто пятьдесят деревянных ярдов. Это первый транш, тридцать процентов, как во всех госорганах.

– В какой валюте, сынок?

– Деревом, я же говорю. Не слушаешь, батя?

– И что ты предлагаешь делать? Спрятать?

– Не мне тебя учить. Ты приказал, я сделал. Отсчитаешь мне мою долю, и будем ждать развития событий.

– Твоя доля только после всего перевода.

– Не понял?

Старик встал, подошел к окну, поплотнее задернул шторы. Поправил халат – потуже затянул пояс и провел рукой по правому боку. Там ждал своего часа снятый с предохранителя бесшумный маузер.

Сегодня горничной Маше было приказано не выходить – будет важный гость. Старик вышел в кухню приготовить кофе. Мотор барахлил давно и каждую новую дозу кофеина воспринимал как подвиг. Но упрямый старик не отказывался от яда. Он знал, что в его годы нужно жить сегодняшним днем. Хотя именно это знание и сокращает, как водится, финишную прямую в разы. Любимый анекдот старика был про одного грузина, не ровесника, но тоже в почтенном возрасте. Его рассказал однажды за поздним ночным дружеским столом как быль один из «коллег» старика по воровскому цеху, цеху обанкрочивания государственных бюджетов, высохший сморщенный вор в законе. Земляк героя анекдота говорил:

– Пришел однажды геолог, или антрополог – хуй их разберешь, скотов – интеллигентов, – в грузинский аул и спросил: «Кто у вас тут самый старый?»

Его отвели на встречу к почтенному старцу – на центральную площадь. «Жди здесь, – сказали, – сейчас он прибежит». – «Да что вы, не утруждайте старого человека – я сам дойду» – «Сиди».

Через десять минут подошел не старый, в принципе, обычный, с посохом, которым почти не пользовался, дедок. Присел рядом, к колодцу, закурил. Достал из – за пазухи флягу, отпил. Крякнул. Потом отложил посох и начал отпускать ведро в колодец, скрипя железным колесом и слегка покряхтывая.

Антрополог вскочил:

– Дедушка, Вам помочь?

– Не надо. Сам справлюсь. Ты лучше мое время драгоценное время не трать, спрашивай, чего хотел.

– Так это Вы самый старый в Грузии человек?

Небольшой расспрос и односложные ответы, позже сложившиеся, что в рассказ, что в поэму, а что и в анекдот, закончился вопросом:

– Как же Вы так – пьете, курите, работаете? Вам здоровья хватит?

– А иначе я вообще никогда не подохну!

Так и старик из дома на Патриарших, которого гость называл отцом – пил алкоголь, накачивался кофе. И еще спросил:

– Аркадий, я закурю. Принести тебе сигару?

– Отец, давай разберемся. Кстати, где у тебя Маша? Мне она глянулась, дерну ее разок.

– Потом, – старик поднял руку, остановил дальнейшую, готовящуюся стать грозной, тираду собеседника. – Если мы внутри себя правила перестанем соблюдать, мир вообще к чертям полетит. Мы правила устанавливаем сами. Для других – больше запретов, для себя меньше. Но все должно на чем – то стоять, нужна основа. Основа – это семейная иерархия: кто старше, тот и прав. Кто ниже, тот и раб. Кто больной – того с нами, считай, нет. И никаких женщин в управлении. Понял? Никаких женщин при серьезных разговорах. Машу выгнал. На время беседы, не бойсь. Вот ее телефон – пользуй, как вздумается.

– Да что, батя, я ж пошутил. Еще горничных в коллекции не хватало.

Собеседник, названный «Аркадием», откинулся на спинку дивана. Раскинул руки. Положил ногу на ногу. Расслабился:

– Ладно, извини, вспылил. Действуем, как договаривались. Как там Владик?

– Ничего, действует, внедряется. Хотел жену главного соблазнить. Я сразу сказал, что гиблое дело. Не выгорело. Делаем, как планировали изначально.

Дед вставил сигару в гильотину, коротко лязгнул затвором – как пистолет перезарядил. Оружие применять не пришлось – еще не хватало, в сына стрелять. «Дожили… А ведь доживем и до этого», – подумал старик и чиркнул спичкой.

– Бать, дай затянуться? – Аркадий наклонился к отцу и без проса вынул сигару из его рук. Дед намерено не сопротивлялся. Встал и занялся следующей сигарой.

– Кури. «Кури, кури, сынок. Мои нервы не железные», – на этот раз гильотина щелкнула четче.

Израиль

С трудом распрощавшись с приемной дочкой – вернулись из Индийской командировки загоревшие родители, Михаил с Алиной – Геннадий Петрович и Вера Марковна отметили, что знают еще много сказок, и не все они еще рассказаны. «Припасем для своих», – пообещал Геннадий.

– Вера, может, нам пора сделать это? Ну, ребенка завести.

– Я не против. Хочу, чтобы это был мальчик. – Вере Марковне было известно, что среди новорожденных мальчики начинают раньше ходить, а девочки – говорить. Больше всего же ей хотелось найти в дитенке не собеседника – их хватало и на работе и дома, – а спутника. Хорошие спутники были в дефиците.

– Почему?

– Хочу назвать его Остапом, – добавила она еще один аргумент.

– И я, кажется, понимаю, почему.

Похождения сына турецко – подданного были любимым чтивом Веры Марковны. Желать подобной увлекательной жизни себе и будущей дочери – если таковая появится – она не могла по естественным причинам. Аферистки – женщины мало известны истории, а Вера Марковна хотела продолжить свою ключом бьющую карьеру, хотя бы в судьбе сына.

Чтобы встал на ноги, и побежал быстрее, нечего особо разговаривать.

А может быть, Вере Марковне полюбился Остап Бендер, когда она узнала возраст его описанных в «Двенадцати стульях» свершений. Двадцать восемь лет. Не то, чтобы Геннадий Петрович в чем – то уступал этой возрастной планке, но все же красавцы, про которых пишут книги, влекли и манили замуж. Но обмануть, как мадам Грицацуева, Вера Марковна себя бы не дала, она была в этом уверена.

Геннадий Петрович, тем временем собиравшийся в Екатеринбург, чтобы сначала разобраться со всеми российскими бизнес – инкубаторскими точками, а затем совместить заграничные поездки с отдыхом, все – таки собрался на Святую землю. «Тоже загар хочу!»

Израиль – Израиль. Курорт, врачи, природа. Где там все?

На подлете к внутреннему городскому аэропорту Эйлата – поселку городского типа с населением пять тысяч человек и десятком сетевых отельных сетей – видна только пустыня, выжженная земля, овеваемая пустынными ветрами.

«Здесь рыбы нет», – почему – то именно эту фраза пришла на ум Геннадию Петровичу.

Страна легенд, страна мифов и грез. «На треть бывший наш народ» – в общем – то, жалкие лузеры, сбежавшие от российской реальности. Работать экскурсоводами, продавцами, таксистами, уборщиками и ругать правительство – это, конечно, подвиг. На вопрос расслабленных туристов: «Вы про какое правительство сейчас говорили?» – экскурсовод достает два паспорта – синий и красный – и отвечает: «Думайте сами». Такие будут ругать все правительства, от которых у них паспорта.

Геннадию Петровичу только с пятого раза правильно выдали сдачу. О чем – то это может говорить.

Столица Израиля – отдельный вопрос, по которому мнения разделились. Министерство культуры, равно как и вся гидовская братия, выступают за Иерусалим. Персонал отеля и уличные торговцы – за Тель – Авив. В конечном итоге, какая разница, где находится столица, если других забав у граждан Земли обетованной нет?

Море в Эйлате, самой южной окраине, довольно прохладное в декабре. Живность морская намного беднее, чем в соседнем Египте. Но все равно, все поедут в Израиль, потому что Моссад умеет подкармливать акул на пляжах Шарм – Эль – Шейха. В ответ секретные агенты Египетской разведки сумели выкрасть российского туриста прямо с пляжной дискотеки. Но поддержки в СМИ это не нашло, и пьяный русский, ничего толком не поняв, утром проснулся в своем номере с холодной бутылкой пива в руке. «Надо же, не остыло!»

Ветер дул и дул, разносил легенду великого Израиля и его избранного народа. Брендинг, о великий брендинг – израильтяне поднаторели в этом занятии, заразив попутно окружающие страны. В Эйлате через залив виднелся гигантский, размером с футбольное поле, флаг иорданского города Акоба.

Геннадий Петрович съездил на экскурсию в Иерусалим. По пути двупаспортный экскурсовод вдохновлял – Стена плача, Храм гроба господня, Вифлеемская звезда. На подъезде к городу он оборонил в случайно включенный микрофон фразу о том, что как всегда полдня простоим в очередях. И фраза обретала актуальность с каждым культурным объектом.

По словам экскурсовода, имевшего наряду с исторической подковкой и явно одесские корни: «Вот шо – то чую, но не пойму, шо именно?» – так примерно были охарактеризованы ждавшие ощущения. Геннадий Петрович не почувствовал ничего, кроме толчков иностранных туристов и непереносимой жары туристических измученных тел. «Вот Брестская крепость – это настоящее место силы, вот там – колбасит!» – вспомнил Геннадий настоящие ощущения от настоящего исторически – важного места. Какая же может быть Голгофа с каменными ступеньками? А вот разрушенные восточные ворота со следами от пушечных выстрелов… Хотя кто знает, может всесильные время и ветер выветривают впечатления, силу и историю из учебников и голов, не говоря уже об улицах, площадях и храмах?

Еда – вот настоящий козырь Израиля. Культ кошерной пищи, якобы восстановленный вместе с Ивритом из глубины веков, не является препятствием поправиться за неделю на пять килограммов. Утром – завтраки без мяса, вечером – ужины без молока. Ну и что? А сладости, а рыба, а микроскопические концентрированные жизненным соком овощи. Кстати, об овощах. Сказать, что в условиях пустыни, их выращивать сложно – не сказать ничего. Каждая капелька воды, скормленная помидору, фиксируется компьютером. И машина прикидывает, в каком объеме напоить сельскохозяйственную культуру в следующий прием пищи.

Выращивание пищи – самая известная израильская инновация. Но надо двигаться дальше, иначе малочисленному израильскому народу расти некуда.

Вернуться в Израиль хотелось, но не на следующий год, и даже не лет через пять. Как – нибудь попозже, когда сражение с реальностью доведет до ручки.

Теперь – на Дон!