Текст книги "Охотники за голосами"

– Чем же я-то вам не угодил? Мария Николаевна? Я, вообще-то, в детстве тоже коров пас, если что, несколько раз даже, на даче… В другой области…

– Слава богу несколько раз, а то с таким пастухом и коровы бы быками стали, а быки вместо того, чтобы телок покрывать, сплошь семинарами да конференциями занимались бы! Вы тут придумали рейтинг «Олимп Империи»? Вы, вы! А чо вы там пишите-то вообще? А? Теперь вот нам тут такие же рейтинги по районам пытаются вводить некоторые, ну не идиоты? Вы, вообще-то, головой думали, когда свою хренотень сочиняли, извиняюсь за грубое слово?

– Так, успокойтесь, что за тон! – властно-московским голосом попытался взять инициативу в разговоре Кузнечко. – Вы понимаете, что рейтинг формируется по совокупности экспертных оценок, на основе комплексного анализа ситуации в регионе по открытым и нашим собственным источникам! Это вам не «телок покрывать», а целая наука!

– Слушайте, балабол, вы мне по ушам, деревне, конечно, ездите. Но что такое ваши эксперты, если также, как и вы, промежду прочим, даже одного года не то что в районе, в областной власти не работали? И что такое анализ ваших СМИ? Вы же официальные не анализируете, как там, аффи-ли-рованные! То есть районку мою – ни-ни, а проезжающего какого туриста с похмелюги, которого во все СМИ и ваши соцсети с твитерами растащили – берешь в оценку, так? Так! Он же как бы независимый, получается, хоть и тупой в любом моем вопросе! Понимаешь? Опять же моим жителям на твоего проезжающего болезного вместе со всеми твитерами начхать и то некогда, а вы его, значит – от имени народа. Ну, хорошо, Машка Сидоруха, местная и грамотная, так и она вдруг – глас всего районного народа, так, что ли? Вам же некогда со всеми поговорить, спешите все, кто, понимаешь, свистнул громче всех, того и услышали, а потом и забыли за ненадобностью, главное – рейтинги ваши красиво расписать, да? Такое ощущение, что и не надо вам разбираться-то! Из каких-то своих мыслей двигаете там туда-сюда, а потом подгоняете под свои хотелки! Куда ж партия наша там, в Москве, смотрит-то!

– Мария Николаевна, дорогая, не обобщайте и не валите на меня ваши какие-то застарелые обиды, ей богу, все решаемо, все решаемо, поверьте, даже ровно в противоположную сторону, при желании! – попробовал задобрить даму будущий кандидат. Но дама-то как раз оказалась не промах:

– Почему обобщаю? Вот ваш рейтинг последний, два месяца назад, между прочим, с упоминанием моего района в причинах проседания нашей Провинции! Что вы пишете? «Слабая аргументация власти в дискуссии по проблеме экологических рисков на кроличьей суперферме… Развитие скандала вокруг неадекватного административного штрафа лидеру оппозиции Кухнеру»… Отсутствие внятной реакции на заявление общественников о коррупции в сфере выделения материальной помощи общественным организациям!» Вы чего, с Марса? У меня народ, если кто прочитает – ко мне бежит поржать вместо кинокомедии. Слава богу, большинству не до этого! А вот можно вам лично вопрос? Сколько на мой райцентр нужно гик заготовить на зимний сезон? Сколь это будет стоить в дровах, в мазуте, в угле? Когда окупится котельная на щепе Иван Иваныча, дай Бог ему здоровья, при собираемости шестьдесят процентов? И как мне местных мужичков в фирму сколотить на заготовку этой щепы, чтоб в соседний район копейку за щепу и доставку не платить? Вот пока не ответишь хоть на один вопрос, дальше не буду говорить! И-и-и? Ну, позвони своим экспертам-то? И-и-и? Тему не переводи! Сколько гик мне надо на район и где на них денег взять, а? А вот если заморожу народ зимой, так вы только руки потирать будете, что повод языки почесать появится да оценки ваши журналистам раздавать. И что ж мы молчим-то? И ведь живем же как-то, без таких умников! Скажи спасибо, что я тебя еще про пожарные водоемы не спросила, детские сады и эту, ин… ин-вестицонную приветливость!

Кузнечко был в ярости, но не мог ее излить на эту не в меру грамотную без всякого политического чувства и этикета главу. В сердцах он воскликнул:

– Маша Николаевна! Если вы такая умная и наши рейтинги вам не нравятся, то почему я, а не вы в Москве? И чего вы сами-то за свое креслицо так держитесь? Свой гешефт потерять боитесь? Вместо того чтоб с гражданским обществом работать, за костные формы работы прячетесь, реакцию разводите? Не боитесь? Или вы считаете у вас тут нарушений накопать невозможно соответствующим органам, честные такие?

Вместо ответа глава посмотрела на него как на дурачка, встала, прошла мимо, захватив сумочку, и на выходе из кабинета сказала секретарше:

– Давай домой, поздно уже, я Зорьку доить, рассаду еще нужно выставить сегодня, а ты, Маша, свет везде погаси и двери в кабинет замкни…

Вот три эти непростых встречи чуть было не сломили Кузнечко. Его мучало, что его воспринимают как какого-то виновника всех сегодняшних трудностей, какого-то соучастника создания всей современной демократической России, с чем отчасти он даже был согласен. Будто ему как москвичу и политконсультанту за всех сразу, раз уж он здесь оказался, выставляют счет за эту демократическую Россию и гражданское общество, а он ни ответить, ни помочь не в состоянии. Профессия и биография Кузнечко преследовала его даже в Провинции, даже в новом статусе, словно не отпускала и мстила за попытку измены. В его злобном от таких повседневных практик мозгу даже возникла идея: создать отдельный вид административного наказания для московских коррупционеров и проштрафившихся чинов столиц – возглавлять поселения в провинции. Но быстро отказался от этой идеи именно потому, что предрек девяти из десяти таких ссыльных жуткую судьбу в отношениях с местным народом.

Единственный выход, в правоте которого он в итоге убедился – был подсказан его сном. Он срочно должен стать Избранным, стать загадочным и могучим, как Иван Иваныч, самим своим фактом существования должен внушать понятную и обоснованную надежду на лучшее. А чтобы быстрее найти вариант, как и с чем ему стать одинаково интересным и значимым для чиновников, избиркомов, районов и народов – Кузнечко решил еще разочек прокатиться в Паракорочку, в то самое место за поворотом, с полной уверенностью, что идея обязательно придет в голову именно там!

В суете встреч и хлопот все эти сны, любови, мистические страхи и повороты у райцентра казались с одной стороны бредом, но с другой стороны, именно та смутная тайна, какой-то бредовый меч-кладенец, о котором говорила старая карга в машине, который решит сразу все эти глупые его разночтения с местной жизнью. Наконец, у него просто не было идей, как стать героем и законным претендентом на престол, о котором ему так убедительно рассказал Профессор в его чудном майском сне три недели назад.

Да, страх никуда не делся. Но азарт борьбы за власть и Богиню перевесил. Он жаждал стать губернатором ради нее и, между прочим, во втором туре в качестве главной бомбы сыграть с ней, с местной паракорской Богиней, свадьбу.

* * *

Турист сидел в уютном кафе «Блинчики», улыбался в экран телефона, быстро щелкая большим пальцем по экрану и одновременно кивая невпопад своему собеседнику, сидящему напротив. Учтивого, полненького собеседника, который вещал с придыханием и смотрел на него влюбленным взглядом, он уже слушал пятый раз за три дня, а вот в телефоне был отчет по его специальной акции «Культ личности», который он частями переправлял на телефон Кузнечко в виде фотографий со своими комментариями. Акция стоила сущие копейки, разлетелась по всему Интернету и за каких-то пару часов собрала кучу лайков и комментариев.

Суть была очень простой. Ежихин нашел альтернативного и регулярно пьющего скульптора, который согласился одну свою почти законченную работу для детской художественной школы (заказывали копию головы Афинского Фемистокла) переделать в полноценный глиняный бюст губернатора Ивана Ивановича. От Фемистокла осталась греческая туника на плечах, на которой с правой стороны теперь красовался какой-то футуристический орден – двуглавый орел на звезде. Хмурый губернатор смотрел сурово и прямо, и только современная узнаваемая прическа с зачесом, тщательно скопированная с фотографии, выдавала в бюсте современника, а не какого-то древнего патриция.

Для особо неразбирающихся в искусстве, Ежихин попросил пустить по нижнему краю подпись, на латинице, естественно: «Gubernator Ioan. Vox Populi». Эту глиняную голову с плечами, туникой и орденом залили каким-то дорогущим лаком так, что через сутки бюст казался сделанным из голубого мрамора. С дачи скульптура за дополнительную бутылку армянского коньяку позаимствовали полутораметровую пластиковую колонну для вазонов с цветами. Районный координатор общественного движения «Дружина» был облачен в подобие кольчуги и плащ. В качестве экзамена на пост координатора он сумел привести к накрытому белой больничной простыней бюсту семь непонятных личностей с гвоздичками по три штучки у каждого и прямо рядом с администрацией Старо-Истукановского района под фонограмму гимна открыли памятник действующему губернатору, после очень короткого митинга, который заканчивался специально написанным стихотворением Ежихина:

 
И будет помнить весь район,
Как заезжал Иван Иваныч!
И сколько доброго нам сделал Он,
Не то, что Ельцин Николаич!
 

Двух разогретых гонораром чтецов со славицами в адрес губернатора и сам бюст моментально отщелкали на профессиональные фотоаппараты специально обученные случайные прохожие и блогеры. Какие-то служащие нервно выбегали из здания администрации, звонили по телефонам, подходили к координатору «Дружины» с какими-то вопросами и бумагами, но он лишь пожимал плечами. А затем развернулся, нечаянно звякнув тарой в пакете, который ни на минуту не выпускал из рук даже во время церемонии, и пошел домой. Полицейский нервно курил, пытаясь понять, зачем его оторвали от дел и приставили к этому истукану. Какой-то чиновник с портфелем в одной руке и простыней в другой несколько раз пытался подойти и накинуть на бюст материю, но с первым щелчком фотоаппарата, как от заградительных выстрелов, чуть не вприпрыжку отбегал от колонны.

Наконец, как докладывали Туристу его люди, где-то через два часа, когда уже только ленивый не написал о «позорном проявлении культа личности» в Провинции и о «новом Истукане в Старо-Истукановском районе», вернулась из области глава района, чуть не плача подошла к бюсту, развернулась к немногочисленным журналистам и зевакам и сказала: «Поддерживаю инициативу наших очередных общественников, понимаю их благодарность за отремонтированный Дом Культуры и кочегарку, но не позволю, чтобы наглые голуби посмели гадить на нашего Ивана Ивановича, заберу к себе в кабинет!». Обняла губернатора, прижала его носом к своей груди, оторвала от колонны, и медленно понесла бюст в направлении Администрации.

«Такая красивая русская женщина! Даже жалко! – подумал Ванечка, раглядывая фотографии в телефоне – Чем она так Кузнечко не понравилась? Впрочем, я с ним согласен, предупредительный залп из всех орудий для местных авторитетов нужен, конечно! Главное, теперь донести до всех, почему “прославилась” такая красивая глава района».

Турист оторвался от телефона, взглянул на щебечущего собеседника и прервал его вопросом:

– Про памятник губернатору слышал, Федя?

Федя немножко надул губы, поскольку говорил он как раз о шумихе вокруг бюста в Старо-Истукановском районе. Но тут же снова поднял на него влюбленный взгляд и ответил:

– Говорят, глава района заявление подала в отставку, а ее чуть не вся областная администрация два года назад уговаривала на выборы пойти, кадров-то нету. Хотя я вот тоже не согласен, что нету! Уважаемый Иван Федорович, правда, что это имеет отношение к нашему с вами общественному движению «Дружина»? И когда мы уже начнем пиариться?

– Успеешь, Федя, напиаришься еще! Не просто имеет отношение, но вообще эта глава, по секрету говоря, не очень хотела помогать нашему лидеру. Об этом тихонько можно рассказать нашим координаторам в районах и дружественным общественным организациям!

– По-о-онял! – хитро блеснул своими маленькими глазками Федя, и тут же, не упуская момента, перешел к своей очередной маленькой просьбе. – А нельзя ли, многоуважаемый Иван Федорович, так сказать, для подтверждения наших партнерских отношений и больших намерений, подкинуть мне самую малость? Поиздержался немного, даже на телефоне, стыдно сказать, почти нету денежки…

Федя определенно надоел Ежихину. Толку от него было мало, суеты много, но как источник информации и канал распространения – лучше не придумаешь. Между прочим, именно Федя еще в первое знакомство три недели назад в этом же кафе убедил Туриста в правильности идеи Кузнечко создать движение «Дружина». Из слов видного и давным-давно, с начала девяностых занимающегося общественными проектами Феди, Турист понял очень многое. Во-первых, что Кузнечко и он сам абсолютно правы: нужно создавать общественное движение, а не раскручивать их малоизвестную партию. В провинции, оказывается, все партии и самовыдвиженцы уже понаоткрывали или возглавили организации и фонды с предвыборным намеком. Жилищно-бытовое движение «Коммуналка» и патриотическое «Ладушки», спортивные общество «Добро с кулаками» и экологическое движение «Лепесточек», клуб социальной взаимопомощи «Родичи России» и организация добровольных дорожников «Нет ухабам и выбоинам», и так далее, и так далее.

Все организации теперь были, как объяснял Федя, при деле, грантах и политических амбициях. Если раньше все некоммерческие движения делились на те, которые получают заграничные гранты и тех, кто не получают, то в последние годы ситуация поменялась. Теперь гранты получали от Москвы, от губернатора, от конкретных депутатов, министерств и других профильных федеральных ведомств. Если раньше общественники критиковали власть бесплатно или на деньги иностранцев, то теперь они еще более активно стали ее критиковать, поскольку родное государство не только подкидывало гранты, но и уделяло им внимание в средствах массовой информации.

От такого внимания многие общественники действительно распрямили спины, гордо подняли подбородки и сказали: «Мы есть соль земли, совесть страны» и еще «Мы здесь власть». Алгоритм существования таких общественников новой волны резко изменился. Теперь им стало тесно в рамках своего профиля, скучно проводить тихонько свои благотворительные акции или субботники. Поэтому они дружно начали изучать документы и копаться на сайтах администраций – искать поводы, чтобы громко и радостно возмутиться очередной несправедливостью по отношению к народу и обществу. Как только повод переставал быть жареным или интересным СМИ, они забывали про него и судорожно искали новый. Теперь каждый главврач, директор автобазы, глава поселения, директор школы или какого-нибудь специализированного интерната, пусть даже самый заслуженный, да чего там, даже коммерсанты со своими новыми проектами, должны были для своей же безопасности договариваться с солью земли, гражданской совестью общества, чтобы избежать скандалов. «Новым общественникам» это, конечно, льстило, и многие смекнули, как выгодно, не становясь профессионалом и не неся никакой персональной ответственности, защищать народ и общество на многочисленных специально созданных площадках, форумах и в рабочих группах.

Почему-то Федя приводил ему именно таких, «Новых общественников». Турист даже подумал, что других, настоящих, с горящими глазами и скромных, которые могли бы стать лицом «Дружины», – уже и не бывает совершенно.

Впрочем, взамен Федя предоставлял подробную информацию об общественниках с тем, чтобы они никуда от Кузнечко и «Дружины», если что, не делись. Компромат, короче. Оказывается, что у защитников городских лужаек была своя такса для строителей и владельцев детских коммерческих аттракционов. Борцы с самогоноварением в одной из дальних деревень имели свой самогонный цех, сивуху из которого борцы сами же и подкидывали во время своих рейдов. Защитники неимущих, круглогодично собирающие вещи для этих неимущих, через третьих лиц держали свой магазин подержанной одежды. План адресных рейдов по защите общественных пляжей был выработан в полном соответствии с расположением объектов конкурентов одного местного бизнесмена. Да что там говорить, если крупнейшее с советских времен объединение книголюбов тихонько толкало свою недвижимость через ушлых посредников по коммерческим ценам, прикрывая свой экономический сепаратизм перед московским правлением демократией в организации и решениями большинства членов провинциального правления.

Однако компромат этот Ваню не радовал по той причине, что картина резко диссонировала с его скрытыми под личиной политического цинизма идеалистическими надеждами на демократию и справедливое общество. Наконец Турист сделал вывод о том, что теперь, в тепличных и привилегированных условиях общественники вот-вот станут чем-то не менее страшным, чем бюрократическая система в недавнее время или разбалованные безнаказанностью дворяне после Золотого века Екатерины Великой. «Стоп! – вдруг резко сказал себе Турист, в то время как Федя продолжал болтать. – Они такие же, как дворяне, на привилегии и воровство которых замахнулся император Павел!».

Ежихин судорожно достал из кармана джинсов перстенек из Михайловского замка и, не обращая внимания на замершего напротив Федю, принялся рассматривать его, продолжая судорожно размышлять. Он неожиданно снова оказался в пограничном состоянии. Ему привиделся император Павел в своей спальне. В голове крутилась мысль, и казалось, что если бы только ее схватить – то все стало бы понятно, все непонятные кусочки мозаики сложились бы в одну ясную картину. «Тихо… тихо… Дворяне, золотой век дворян, обласканных Екатериной. Общественники, за каких-то три-четыре года ставшие особой кастой, обласканной властью… Власть приласкала, обратила внимание… поцеловала… Так-так-так!»

И, как это часто бывало, внешние обстоятельства вырвали Туриста из пелены мучительных догадок. В самый момент озарения между столиками кафе прошел человек и слегка задел плечо Туриста. Тот машинально посмотрел на него невидящим взглядом, снова уставился на руку с царским перстнем, потом резко повернул голову в сторону человека, неожиданно узнав его. Это был тот самый бандеровец Арни из поезда, который со своим дружком наговорил про него милиции и, собственно, из-за которого Турист попал в скверную вокзальную историю. Между прочим, по-прежнему находясь без паспорта и, наверное, даже в розыске.

Ежихин сдержал себя, чтобы не разволноваться и не броситься к старому знакомому, достал портмоне, отсчитал несколько купюр Феде, отчего тот еще более преданно и влюблено начал глядеть на Ивана, положил купюру на стол для официанта и молча, стараясь не привлекать внимания, встал из-за столика и направился к выходу. Перед дверью он глянул на столик в углу, куда присел его старый знакомый. Похоже, Арни не заметил его или не узнал, по крайней мере, в этот момент он, наклонившись к собеседнику, что-то шептал, одновременно передавая какой-то сверток ему в руки под столом.

«Шпион, что ли? – подумал Турист, вышел, огляделся и сел на лавочку под цветущей сиренью так, чтобы видеть выход. – Нет, нет, нет! Нельзя его упускать из виду, сейчас вот посмотрим, в какой гостинце он остановился, а вечерком попрошу Петровича сходить к нему в гости. Нет, я лучше посмотрю, в какой гостинице, а потом сделаю звонок в органы, скажу, мол, шпион ЦРУ и потенциальный диверсант! Верну гранату, козлу такому!».

Если бы знал Турист, как нечаянно близки к истине оказались его смутные подозрения. Но он не знал, поэтому сидел на лавочке под сиренью и ждал мутного и враждебного Арни, который его так подставил. А на самом деле он и сам уже больше недели находился под наблюдением. Органы, имея на руках паспорт Ежихина, без особого труда установили его местопребывание, дело о нем передали аж в ФСБ, которая, собственно, за ним, Туристом и следила в данный момент. Проблема заключалась еще и в том, о чем, конечно же, Турист знать не мог: Арни и так уже больше года находился под колпаком ФСБ, кроме того, за ним следили люди из отдела контрразведки, ничего не зная о людях из отдела Антитеррора, которые вели Туриста.

И вот эти все следящие за своими подопечными сотрудники органов вместе с Туристом глядели из своих укромных местечек на дверь кафе «Блинчики».

Интеллигентный Арни вышел из кафе, завернул за угол, подошел к старенькой неприметной «Шкоде» и неспеша огляделся. Затем вытащил из салона легкий длинный плащ защитного цвета, в каких обычно пенсионеры ходят на рыбалку, на голову аккуратно, посмотревшись в боковое зеркало, надел панаму защитного цвета, достал удочки без чехлов и старый, чем-то набитый рюкзак. Это добро он ловко и быстро примотал к багажной решетке на крыше. Теперь автомобиль выглядел как типичный экипаж заядлого рыбака, коих во всех районах Провинции водилось превеликое множество.

Турист заскочил в ближайшее такси, которых было не много в райцентре, но, на удачу Ежихина, пара таксомоторов стояли как раз рядом с кафе. Сказал водителю ласкающее слух: «Двойной счетчик! Вон за той «шкодой» с удочками! Только подальше от него, чтобы не заметил!». Лицо водителя не выражало ни радости, ни удивления, как будто езда по двойному счетчику с преследованием была для него обычным делом. Турист помолчал, потом добавил, специально зевая: «Это товарищ моего знакомого, взял кредит, а меня поручителем записал. Теперь не отдает, а меня прессуют… Хочу вот познакомиться, посмотреть, чем живет хитрый жук, да поговорить по душам, глядя в глаза». Таксист так же равнодушно пожал плечами и прибавил газу.

Они выехали за райцентр, проехали несколько деревень и теперь двигались среди редких фур, судя по указателям, в сторону границы.

– Скоро погранзона, у меня пропуска на проезд нету, – все таким же скучным голосом проинформировал таксист Ежихина.

Тот промолчал в ответ, судорожно пытаясь найти решение. Вариант поделиться своими подозрениями с пограничниками он отмел, поскольку сам не имел никаких документов на случай разбирательства. Обогнать «шкоду» и поговорить с бандеровцем, как называл про себя своего недавнего попутчика по поезду «Москва – Петербург», тоже отмел как сомнительный и не гарантирующий успеха шаг.

Пока Ежихин размышлял, «шкода» с удочками, метров за триста до шлагбаума приграничной зоны свернула на проселочную дорогу.

Турист выяснил у таксиста, что в километрах двух от развилки есть деревенька и дальше только болота и бездорожье, так что наверняка его приятель-должник едет на рыбалку на озеро «Хитрое», до которого от этой деревеньки максимум два километра. Ежихин щедро рассчитался, вышел из машины и в своих джинсах и модных кроссовках пошел по песчаной кочковатой дороге в сторону указанной деревни и озера. У таксиста он взял номер телефона, чтобы тот еще разок приехал за ним и за «двойным счетчиком», поэтому особо из-за своего одиночества не волновался.

Следящий за ним оперативник, встревоженный тем, что Ежихин отпустил такси и пошел прогуляться практически в приграничной зоне, связался со своим начальством и срочно запросил группу захвата. Группа захвата, она подразделение «Маски-шоу», неожиданно запросила приметы объекта: дескать, они и так в заданных координатах, и пусть, в конце концов, отделы между собой договорятся, кого нужно брать, поскольку сортировкой заниматься некогда.

Оперативники из отдела контрразведки крепко выругались на коллег из отдела противодействия экстремизму, поскольку они целый год готовили операцию по захвату иностранного шпиона с поличным, а тут какие то патлатые мажоры в модных кроссовочках, которые не по их части, путаются под ногами.

В итоге решили брать всех, если не получится мажора, то есть Ежихина, отсечь заранее.

И пока они все согласовывали и выясняли, как пересеклись две слежки и два дела, пока замаскированная группа захвата ждала в предполагаемой точке, а командир силового отдела пытался выяснить, зачем ему посылать еще одну группу захвата в то место, где со вчерашнего дня уже была засада, Ежихин был обнаружен. Арни подкараулил его на изгибе тропинке, и Ваня вдруг почувствовал дуло пистолета у себя под ребром.

Как это бывает только с иванушками-дурачками, Ежихин поначалу даже не испугался и громко заявил, что он догадался, кто его оклеветал и подставил на вокзале, что Арни «сволочь конченная» и русофоб, и что интересно это, откуда у него пистолет и не шпион ли он на самом деле.

После удара прямо дулом пистолета по зубам и команды идти молча вперед, Турист наконец-то испугался по-настоящему и прочувствовал, что его жизненный и политический туризм может совсем скоро навсегда закончиться. Он плелся по уже едва видимой тропинке, прикрывая рукой разбитые губы, дрожа от избытка адреналина в крови, и судорожно думал о том, что не рассмотрел нормально пистолет. Если тот с глушителем, то шансов, наверное, у него уже нет, если без глушителя, то не будет же враг шуметь выстрелами в погранзоне, а повода Иван ему не даст.

Зайдя в какие-то невообразимые болотистые буераки, Турист увидел вышедшего навстречу незнакомого человека, с которым Арни возбужденно, но полушепотом переговорил на иностранном, совершенно непонятном Ивану, языке. О чем они говорили – неизвестно, наверное, о том, откуда взялся пассажир в лице Ежихина, и почему и откуда этот форменный Иван-дурак в уже насквозь мокрых модных кроссовочках с разбитым в кровь лицом взялся в этом болоте. Иван почему-то подумал, что они обсуждают, как потише его прикончить, тем более что незнакомец вытащил из кармана веревку. Вообще ему все происходящее казалось страшным детским сном, потому что он и представить себе не мог, что в 21 веке шпионы еще лазают по лесам через границу, устраивают какие-то тайные встречи. Почему-то он в такой неподходящий момент вспомнил сцену из старинного черно-белого фильма про обмен шпионов на мосту и с горечью подумал, что он-то сам не секретный агент и не шпион, и никто его обменивать не будет.

Иван очень медленно, буквально по сантиметру стал отодвигаться от предполагаемых шпионов, которые очень быстро что-то раскладывали в подклады своих рыбацких плащей. Он приготовился к последнему рывку, понимая, что это не вокзал и не гуманные питерские милиционеры, что он наверняка получит пулю в спину, но еще меньше ему хотелось ждать, как барану, когда его начнут вязать или душить этой противной капроновой веревкой в руке незнакомца.

Вдруг, совершенно неожиданно для всей троицы, как из-под земли, под грохот свето-шумовой гранаты выскочили огромные амбалы и в доли секунды больно уложили всех на покрытые сочной травой болотные кочки.

Через несколько минут Ежихина поднял какой-то тип в гражданском, дал платок и со словами «Не боись, парняга, вытри морду!» спокойно отошел с кем-то разговаривая по телефону. Сидящих прямо на земле, на пятой точке шпионов оперативники снимали на две видеокамеры и, вытаскивая двумя пальцами содержимое их одежды, негромко и спокойно задавали какие-то вопросы. Двое из них оживленно разговаривали, периодически весело посматривая на Туриста. Два новеньких квадроцикла с длинными сидушками, на которых должны были оперативно довести шпионов до ближайшей дороги, продрались сквозь чащу прямо к задержанным.

Далее произошел неожиданный конфуз. Как только шпионов подняли с земли, по округе разнесся резкий и очень неприятный запах, а из штанин Арни потекло. Кафе «Блинчики» наверняка имело к этому опосредованное отношение.

Совершенно неожиданно эта рядовая и естественная ситуация вызвала прямо-таки скандал среди таких солидных и, казалось бы, дружных «вежливых людей». Оказалось, что вместе с оружием и спецсредствами никто не захватил с собой памперсов. Водитель квадроцикла прямо при всех пообещал уйти в отставку, если на его «новенькую чайку посадят истекающего засранца», мыть или переодевать пленника никто категорически не соглашался, все воротили нос. Никто не знал, как поступить.

Между прочим, неизвестно, что больше расстраивало такого интеллигентного и умного в купейных беседах Арни: что его поймали, или что теперь никто не хотел к нему даже приближаться. В итоге, в нарушение всех инструкций и правил гуманного отношения к пленным, его решили привязать веревкой метров пяти к квадроциклу и ехать очень медленно, чтобы задержанный сам прогулялся до заставы. В этом решении было еще и важное нарушение утвержденного плана операции, поскольку задержанных нужно было вывести очень быстро. Поэтому все засуетились, быстро распределились и буквально через минуту начали движение по невидимой тропе, о которой, наверное, знали только пограничники.

Что касается Ежихина, то для него все закончилось очень даже ничего. Дело в том, что следивший за Иваном сотрудник отдела контрразведки, рассказал, как тот мужественно все высказал под дулом пистолета шпиону, а сотрудник отдела по борьбе с экстремизмом уже позвонил и убедился в том, что Иван действительно ехал с этими двоими в поезде. Сотрудник контрразведки очень заинтересовался спутником Арни и с благодарностью пожал руку коллеге за информацию. Сотрудник по экстремизму, в свою очередь, поблагодарил за обещанную служебную докладную и запись наружного наблюдения, где Ежихин под пистолетом и получает по зубам от врага отечества. Самому Ежихину на радостях оба посулили благодарственное письмо и командирские часы, если получится, и даже пообещали проводить до заставы. Однако Иван, отказался, уточнил, куда прийти за своим паспортом и штрафом за ту постыдную беготню на вокзале, и пошел, слегка прикрывая разбитые, запекшиеся губы ладонью, обратно по едва видимой тропинке, по которой его, еще недавно трясущегося от страха, привел Арни. Ивана до сих пор била дрожь после пережитого, и приходить в он начал только на обратном пути.

Турист шел так долго, что потерял счет времени. Он переваривал события прошедшего дня, пока вдруг не обнаружил, что уже вечереет. Он прибавил шаг, потом побежал, на бегу понимая, что пошел совсем не по той тропинке и что даже по телефону не сможет объяснить таксисту, куда за ним подъехать. Впрочем, неожиданно оказалось, что связи нет, а телефон почти разряжен. «Главное, что живой!» – оптимистично подумал Иван и снова побежал.

Минут через пятнадцать Ежихин совершенно неожиданно выбрался из кустов на разбитую, проросшую буйной зеленью дорогу, или даже не дорогу, а едва заметные в зарослях грунтовые колеи. Перед ним было поле, а с другой стороны, по грунтовке направо – деревенька и косой выцветший указатель: «Д. Тихвинка». «Надо же, Тихвинка, что-то родное, русское, значит, границу не перешел», – подумал успокоившийся Иван и вдруг ни с того ни с сего вспомнил про картину в Михайловском замке: «Вынос Тихвинской иконы Божьей Матери». И сразу вспомнил о той догадке, которую он не успел осмыслить в «Блинчиках», вспомнил про общественников, дворян Екатерины и почти что найденную тогда на утренней встрече закономерность – открытие, которое, как ему казалось, он всю жизнь искал. И именно с этой мыслью он почувствовал на плече чью-то очень легкую, как листва, руку и увидел перед собой в точности такого же как в замке, но застегнутого и без ночной рубашки Павла Первого.