Текст книги "Рома едет"

Ночью в доме становится холодно, мы с Женей прижимаемся друг к другу, сохраняя остатки тепла. Я как всегда просыпаюсь последним. Хозяйка уже вовсю растапливает печь. Мы завтракаем чаем с пресными булочками, которые здесь пекут в каждом доме.

Я спрашиваю Сепера, есть ли у него карта, но тот отрицательно качает головой. Через полчаса старший из детишек приволакивает из школы атлас 1998 года на монгольском языке. По специализированной карте «популяции диких зверей Монголии» хозяин объясняет нам, как через пятнадцатикилометровое ущелье пробраться на столичную трассу. Я благодарю Сепера и его жену за гостеприимство. Уверен, что наше появление – очень важное событие для этой семьи. Сепер записывает на бумажке свой адрес на случай, если нам придется вернуться. Мы тепло прощаемся, и вся семья выходит из дома, чтобы проводить нас.

Несколько часов мы волочимся в направлении ущелья, пока не останавливаем старый УАЗик. Вообще, УАЗики – самый популярный вид транспорта в монгольской степи, так же часто здесь встречаются только старые советские мотоциклы. В нашей машине нет задних сидений. Мы плюхаемся на пол и отсчитываем своими задницами каждую колдобину на пути. Машина везет нас к главной трассе, которая оказывается обычной грунтовкой. На ней нет никаких указателей. Без помощи местных никогда не сообразишь, что дорога эта ведет в столицу Монголии. Возле нее нас и высаживают.

От безысходности мы проходим еще километров десять. Степь очень быстро учит внимательности. Сначала мне кажется, что мы в ней абсолютно одни на десятки километров, но, часами вглядываясь в горные склоны, я вдруг начинаю замечать табуны и мелкие, как песчинки, юрты в ложбинах.

В очередном УАЗике, который нас настигает, решительно нет места, но мы жестами уговариваем водителя позволить нам вжаться в багажник. Кроме нас в машине копошатся еще семь человек. Совсем скоро наши пути разойдутся. Водитель едет на юг, а нам на восток. Мизансцена прощания разворачивается на вершине перевала. Один из пассажиров легкомысленно приоткрывает дверь, и порывом ветра ее чуть не вырывает с корнем.

Я включаю плеер, потому что разговаривать с Женей бессмысленно – шум стихии заглушает слова. Мы скользим по льду уже более трех часов в надежде найти место для привала. Вокруг нет ничего, что можно было бы использовать как укрытие, только лысые вершины гор. Шарф, закрывающий лицо от ветра, превращается в сплошной бессмысленный кусок льда.

Сейчас, вспоминая этот день, я могу сказать, что это было самое суровое испытание из всех, что мне приходилось переживать. Я буквально чувствовал, как мои желудок и печень дрожат от холода. У нас были все шансы превратиться в ледяные мумии, прямо как в статьях о неудачных походах на Эверест.

Вдруг из-за перевала выезжает спасительная колонна из четырех грузовиков. Когда один из них останавливается рядом со мной, я, не сказав ни слова, лезу внутрь и закрываю за собой дверь. Мне очень холодно что-то говорить.

В очередной долине мы пробиваем колесо. Решаем не тратить времени посреди пустыни и дотянуть двадцать километров до ближайшего кафе. Я сотни раз ездил с дальнобоями и хорошо представляю, что такое взаимопомощь на дороге. Но то, как это происходит в Монголии, меня искренне поражает. В замене колеса на моей машине участвует каждый член бригады. Все шесть мужиков! Кто-то работает домкратом, кто-то крутит гайки, кто-то на подхвате таскает инструмент. При этом колоритные дальнобои шутят и подкалывают друг друга, несмотря на холод и дикий ветер. Как только колесо занимает свое место, мы решаем пообедать.

Ассортимент придорожного кафе невероятно узок. В него входят всего два блюда: лапша с кониной и пельмени с кониной. Я беру пельмени. Пять штук – порция на человека. Пельмени готовятся на наших глазах, пока мы пьем соленый чай с маслом.

После обеда всей колонной отправляемся в путь. Я теряю дар речи от панорамы за окном: перед нами открывается вид на снежные вершины, охраняющие покой бескрайних степей. Иногда дорога приобретает зеленый или фиолетовый оттенок благодаря горным породам, которые залегают неглубоко под поверхностью земли. Марсоход Curiosity можно было с тем же успехом отправить сюда – фотографии этой части Монголии было бы трудно отличить от марсианских. Разве что, если бы в кадр попал какой-нибудь УАЗик.

На окраине пустыни Гоби в одной из наших машин камнем пробивает бак. Стоит отметить, что до ближайшей заправки остается не меньше двухсот километров. Когда я вижу лужу соляры под днищем, я понимаю, что нам крышка. Из бака хлещет топливо, водители потихоньку выползают из кабин, разминаются, шутят и подкалывают друг друга. На то, чтобы залатать дыру, уходит два часа. Я наблюдаю за тем, как мощный монгол по кличке Медведь голыми руками на лютом морозе замазывает пробоину смолой, и мой мозг начинает покрываться инеем.

Монголы – невероятно морозостойкий народ. Позже мне не раз придется наблюдать, как в холод они, занимаясь своими обычными делами на открытом воздухе, порхают, словно бабочки среди лепестков, и кажется, что на улице даже приятно. Но стоит только выйти наружу, чтобы моментально отморозить себе полтуловища.

В два часа ночи мы наконец добираемся до места ночлега. Забытая даже самыми терпеливыми монгольскими богами гостиница в какой-то сказочной дыре широко раскрывает свои двери. Точнее, они там просто не закрываются. Мы снимаем комнату с четырьмя кроватями. Хозяин приволакивает обогреватель, который едва пердит. Мужики разбиваются по парам, и через минуту комната наполняется казарменным храпом. Никого не волнует минусовая температура гостиничного номера – мы просто до смерти устали, дайте нам поспать.

Весь следующий день мы, как группа вымирающих мамонтов, медленно пробираемся через заснеженный перевал. Очень часто пробиваем колеса, отстаем от графика почти на полдня. От сильной тряски у меня постоянно болит голова, я все чаще отрубаюсь на ходу.

В следующем притоне нам везет – есть горячая вода. Тоненькая струйка комфорта, к которой по очереди припадают мужики, и довольное жизнью звериное урчание разносится по всему гостиничному этажу. Я сильно удивляюсь, когда мне удается подловить в этой дыре хрупкий, как паутина, wi-fi. Тут же звоню знакомому своего друга, который живет в Улан-Баторе. Парень заверяет, что без проблем впишет нас у себя. Меня начинает наполнять давно забытое чувство уверенности в завтрашнем дне. Эта мысль бодрит, и все неудобства вдруг приобретают временный характер.

Утром следующего дня мы решаем вскипятить чайку, но в номере нет чайника, и я достаю свою горелку. Наконец-то чай без соли! Потом мы разгружаем одну из машин и едем в соседнюю деревню. Водитель долго разговаривает с хозяином какого-то дома, затем они выпивают жбан водки, и мы вместе грузим в машину все, что есть в этом доме, вместе с домом. Выясняется, что в сложенном виде юрта занимает места не больше, чем два холодильника. Мы грузим телевизор, стиральную машинку, небольшую тумбочку и мешок с одеждой. Это все имущество семьи из пяти человек.

В полдень, наконец, выезжаем из городка. Впереди нас ждет небольшой подарок – сто километров асфальта. Но особой радости на лицах водителей не наблюдается, наверное, потому что они уже знают о буре, которая нас совсем скоро настигнет. Через несколько километров мы попадаем в такой шторм, что наши восьмитонные корветы то и дело слетают с дороги и стремятся разбиться о камни. Видимость падает до пяти метров. Ко всему прочему выясняется, что водитель нашей машины подслеповат – он постоянно теряет трассу. Мы со штурманом начинаем яростно орать и махать руками в нужном направлении, каждый раз, когда наша фура вновь и вновь соскальзывает с асфальта и направляется в степь.

Ползем со скоростью двадцать километров в час. За пять часов проезжаем почти сто километров. Буря из песка и снега не прекращается. На совете стаи решаем искать деревню, которая должна быть в нескольких километрах на юге. Грузимся по машинам, сползаем с асфальта и направляемся в степь. Восемь пар глаз вглядываются в целину. Через час из метели на нас выплывает присыпанная снегом деревенька. Выясняется, что здесь живет семья Медведя. Мы размещаемся в юрте. Женщины начинают готовить еду – опять эти гигантские порции. После ужина мы все вместе с бабами, плечом к плечу, ложимся на полу. Юрта отлично прогрета.

Следующий день в точности повторяет день предыдущий. Но вечером нас ждет сюрприз. Я сижу и ем лапшу в компании наших водителей. Вдруг в юрту вваливается какой-то пьяный мужик и начинает горланить что-то по-монгольски. Медведь спокойным тоном отвечает на выпады пьянчуги, но эти слова только нервируют нежданного гостя. Он срывает с себя рубашку и набрасывается на Медведя. В быту Медведь мог бы с легкостью порвать этого пистона, но сейчас, сидя за столом, он в невыгодном положении и вынужден занять оборонительную позицию. Я перепрыгиваю через стол, наваливаюсь всем телом на обидчика и обхватываю его руками сзади. Медведь, пользуясь моментом, заваливается на спину и всаживает пяткой в челюсть сопернику. Дебошир откидывается назад, и мы вместе летим на пол. Драка закончена.

Вспоминая этот день, я понимаю, что тогда своими действиями заслужил уважение в бригаде. Даже старый ворчливый водила с херовым зрением, который всю дорогу угрюмо косился в мою сторону, после драки начал угощать меня конфетами, хотя до этого делился ими только со штурманом.

Выписка из дневника: Монголия. День седьмой. Сижу в машине. До Улан-Батора осталось максимум 150 км. Мы снова пробили колесо. Уже ночь, а у нас нет целой запаски. На улице -30 ºС. В машине немного теплее. Я херею. Последние полчаса пытаюсь соскоблить корку льда с внутренней стороны лобового стекла. Уже часа четыре мои пальцы ног не подают признаков жизни. Осталось просто поджечь к черту эти сраные грузовики, чтоб хоть как-то согреться. В Улан-Батор мы попадем только ночью, и нас там никто не ждет. Парень, который согласился нас принять, в самый последний момент отказал. Я уже вижу, как мой труп стынет на тротуаре в -30 ºС, в ветер и снег.

В пять утра мы десантируемся возле огромного логистического центра в Улан-Баторе. Морально готовимся с Женей идти искать для сна подъезд потеплее, но один из водителей подзывает нас и говорит, что снимет нам отель на ночь. Мне хочется обнять его и расцеловать.

Весь следующий день я трачу на попытки познакомиться с каким-нибудь местным жителем, чтобы вписаться у него на ночлег. Но дело не идет, и ближе к ночи мы стоим у входа в буддистский монастырь. Я стучу в дверь, открывает лысый парень лет пятнадцати. Я жестами объясняю ему, что нам с Женей негде ночевать. Парень просит подождать у входа, пока сбегает за учителем. Вскоре к нам выходит высокий молодой монах в буддистской рясе. Я по-английски обрисовываю ситуацию. Он делает несколько традиционных звонков, просит нас показать паспорта и предлагает переночевать на полу в его комнате.

Мы интересуемся у этого парня, почему он решил стать монахом. Все, что он может ответить: здесь дают бесплатную еду, жилье и возможность учиться до бесконечности. Большинство его учеников из бедных семей. Монашество для них – хороший способ не париться о своем будущем. За них уже все решили – трехразовое питание, бесплатное жилье и горловые песнопения. На вопрос, кем бы он хотел быть по жизни, парень отвечает, что хотел бы стать ламой.

Две следующие недели я проживу в Улан-Баторе. По большей части в хостеле за пять баксов – двухкомнатной конуре, насквозь провонявшей корейской жратвой. В комнатах смердит так, что я прихожу сюда буквально на несколько часов, чтобы поспать. На соседней кровати живет китаец, который день и ночь смотрит на ноуте детское порно, а рядом с ним – американец, который рассказывает своим подругам по телефону о том, как в двадцать три года лишился девственности.

Весь Улан-Батор выглядит, как спальный микрорайон, постройка которого затянулась на десятилетия. Здесь практически нет деревьев, холодно и грязно. Я брожу по окраине города и постепенно впадаю в апатию. Я представляю, как в этих панельных коробках с тусклыми грязными окнами скрываются сотни маленьких вселенных. Таких маленьких, что их можно собрать в ладони.

Я заглядываю в окна кафе и баров, которые занимают первые этажи этих панельных коробок. Монголы в черных куртках, сидя под серебристыми гирляндами новогоднего дождика, бухают водку с килькой и пялят в зомбоящик. От этой картины хочется плакать и блевать одновременно. Если я буду снимать кино про самый безнадежный город на земле, приеду за натурой в Улан-Батор.

Почему я провел там две недели, я не знаю. Я убивал свое время в кафе Turning Point в самом центре города, где зависали экспаты и местная золотая молодежь. За две недели я хорошенько изучил эту тусовку.

Мне запомнилась беседа с одним монголом, вернувшимся на родину после шести лет жизни в Калифорнии. Как-то мы заговорили с ним о самом главном. Он с пеной у рта доказывал мне, что нет в этом мире ничего важнее денег. Если у тебя есть деньги, у тебя есть власть, друзья и любовь. На следующий день после этого разговора я купил билет на поезд до китайской границы и уехал.

Я пересек Монголию с запада на восток. Мы двадцать один раз меняли колеса, замазывали смолой пробитый бак, в наших машинах не работали печки. Водители пили водку, не сбавляя ходу, – это был единственный способ быстро согреться. Нам приходилось спать в одежде, но мы все равно замерзали. Мы прорвались через песчано-снежную бурю, и несколько раз наши машины чуть не заваливались на бок. Женя заработал первую степень обморожения уха, я обошелся легким переохлаждением. Эта была самая жесткая неделя за все мое путешествие.

Поезд стучит и медленно плывет по ночной степи. Только что я расстался с Женей. Он продолжит рвать на восток, а мне самое время сместиться на пару тысяч километров к югу. Полгода мы вместе переживали дорогу. Вместе блуждали в горах, тырили в магазинах, мокли под дождем. И пусть нам не всегда удавалось понять друг друга, но я буду скучать по тебе, дружище.

Глава 7. Рома в Китае

После нескольких дней, проведенных на шумных вокзалах и в переполненных китайских поездах, я врываюсь в Шанхай. Два года назад я уже бывал в этом городе, так что мы с ним давно в любовных отношениях. Грязный и потный, будто только что из шахты, я заваливаюсь в дом своих старых приятелей – русских скейтеров из Благовещенска. Ребята селят меня на застекленном балконе квартиры, которую снимают в складчину. Этаж – двадцать второй, так что вид на город у меня что надо. С пацанами мы сразу принимаемся за старое – ночи на пролет гоняем на мотоциклах по улицам, уплетаем горячие баоцзы, тусуемся в ночных клубах и зависаем на открытых крышах. Я влюблен в этот город – когда-то он спас меня своими огнями от оскала беларусской окраины. Снова упасть в его пропасть, лучшая из наград.

Но впереди важное событие – со дня на день ко мне прилетает Оля. Я чувствую себя взволнованно. За эти месяцы мы написали тонны писем и успели как следует влюбиться в онлайн-версии друг друга. Но накануне реальной встречи мое сознание начинает нервировать меня своими дурацкими прогнозами. Чтобы немного прийти в себя, я решаю принарядится к встрече в местном H&M.

В назначенный день выдвигаюсь в аэропорт Пудун. Без копейки в кармане, я перепрыгиваю турникет в метро и быстро пропадаю в толпе. Признаться честно, до этого дня я ни разу не бывал в аэропорту, поэтому путаю зону отлета с зоной прилета и ожидаю Олю не в том вестибюле. Ситуация ухудшается тем, что у Оли нет никакой связи, поэтому она около часа просто сидит у выхода из зоны паспортного контроля. Не знаю, сколько неприятных мыслей в мой адрес она успела перебрать в своей голове, благо, я вовремя опомнился.

Нахожу Олю лежащей на скамейке на нижнем уровне аэропорта. Мы надолго прижимаемся друг к другу. Я впервые чувствую ее тепло и отмечаю про себя, что она чуточку ниже, чем казалась на фотографиях. Дальше между нами произойдет много первых неловкостей. Мы прыгнем в такси и укатим в забронированный хостел. Несколько дней мы проведем в пристальных знакомствах друг с другом. Совершенно рассинхронизированные, совсем из разных миров, мы положим первые кирпичики в длинной истории, которую пока даже не в силах себе представить.

Это уже второй мотоцикл, который я покупаю в Шанхае. Первый отобрала полиция – я и погонять на нем толком не успел. Раны от той трагедии, кажется, уже затянулись.

Давным-давно в моей голове засела одна легкомысленная авантюра – пересечь Китай на мотоцикле. Следует отметить, что водительских прав и документов на байк у меня нет. К тому же я не умею им управлять, но, думаю, очень скоро научусь.

Сейчас подо мной 125-кубовая Honda. Задний стоп не горит, из коробки передач подтекает масло. Судя по пробегу, мотоцикл уже прожил три жизни. Я собираюсь подарить ему четвертую. Цепь, сцепление, тросики, мотобаул, зарядка для GPS – я целыми днями таскаюсь с байком по мастерским и магазинам, чтобы подготовить его к утомительному броску.

Впереди три тысячи километров по дорогам местного значения. На китайских автобанах запрещено ездить на мотоциклах и за этим строго следят. Видимо, придется нам полностью довериться функционалу Google Maps.

Целый месяц в Шанхае я высыпался и оттаивал после промозглой Монголии. Все это время в Оле кипела энергия, ей очень хотелось поскорее выбраться на дорогу, но я днями пропадал в гараже. Серега, один из моих дружков-скейтеров, помог мне наладить коммуникацию с китайцами и подготовиться к будущему пробегу по стране. С его же подачи я нашел оба мотоцикла. Остальное время ушло на добычу шмоток и подготовительные гонки на скутере по ночному Шанхаю.

Однажды прямо на ходу, на выезде из тоннеля, от моего транспортного средства отлетел последний болт, отвечающий за крепление суппорта на заднем тормозном диске, и я с Олей за спиной на полном ходу едва не влетел в бетонный забор китайской военной части. Это был тревожный сигнальчик. Скутер я отремонтировал при помощи собственных шнурков. В тот момент я как никогда был готов пересечь Китай.

Погода стоит холодная – за бортом минус пять. Мы в пути. Я еду в двух парах кальсон, состриженных неделю назад в H&M, парочке футболок, байке и куртке. Оля тоже нарядилась в сто одежек. Шанхай – самый густонаселенный город в мире, поэтому выбираться из него можно полдня.

Первое правило мотоциклиста-нелегала: не показывайся на перекрестке, пока там горит красный свет. Китайские полицейские обычно пасутся именно там. Лучше остановись за сотню метров и внимательно следи за ситуацией.

Второе правило мотоциклиста-нелегала: если ты все-таки вылез на перекресток и видишь, что к тебе спешит полисмен, врубай передачу и выжимай ручку газа до упора, пока коп не растает в зеркале заднего вида. Китайские стражи порядка не смотрят американских боевиков, поэтому вряд ли устроят за тобой погоню. Однако, если они все же решат догнать тебя, не щелкай клювом – заезжай во все возможные подворотни. Чаще всего местные полисмены не очень бойкие, и через поворот-другой от тебя отвянут.

В первый день из-за дождя у нас получается проехать всего пару сотен километров. На самом деле это неплохой результат. Еще до отъезда один очень опытный человек, у которого шлем стоит дороже, чем мой мотоцикл, посоветовал мне сделать пробный заезд «на какие-нибудь сто километров», чтобы понять, каково это. Выяснилось, что это достаточно увлекательно.

Промокшие, продрогшие, мы с Олей заезжаем в какой-то скромный городишко, заворачиваем на паркинг под многоэтажку и сразу направляемся на крышу, чтобы поставить палатку. Технический этаж оказывается полностью в нашем распоряжении, мы устанавливаем тент и подключаем девайсы к портативным зарядкам. Что характерно, технический этаж закрывается на замок изнутри.

Ночью я стою на крыше двадцативосьмиэтажного дома, перебираю факты в голове и удивляюсь тому, как все невероятно складывается. Полтора года назад я впервые задумался о том, чтобы прокатиться по Китаю на мотоцикле, – тогда это казалось полетом на Марс. Два месяца назад у меня не было никакой возможности купить мотоцикл, но я выиграл фотоконкурс в интернете, и призовых денег хватило на потрепанный аппарат. Я купил старенький Suzuki, и мою мечту отобрали на перекрестке здешние полисмены буквально через пару дней после приобретения. Друзья перевели мне деньги на новый байк, и – быть того не может – я стою на крыше дома где-то посреди Китая! А в ста метрах внизу, в недрах этого бетонного улья, на парковке остывает мой стальной конь.

Еще неделю назад я не знал, где в мотоцикле находится ручка сцепления, а тормоз перепутал бы с коробкой передач. Теперь я собираюсь выжать из себя все, реветь двигателем и сердцем.