Текст книги "Титан. Жизнь Джона Рокфеллера"

Несколько кливлендских нефтепереработчиков утверждали, что Рокфеллер угрожал им напрямую. Джон Х. Хейзел из «Бишоп энд Хейзел» вспоминал, как сказал Рокфеллеру, что не боится его, на что Рокфеллер, предположительно, ответил: «Возможно, вы не боитесь, что вам отрежут руку, но ваше тело будет страдать»⁶⁷. Все же представляется маловероятным, чтобы Рокфеллер настолько откровенно угрожал предпринимателям, так как это не соответствовало его целям. Он умел убеждать и предпочитал говорить с соперниками серьезно, пылко уговаривая их и похлопывая собеседника по колену или жестикулируя. По словам одного переработчика: «Он понимал, что он и его окружение лучше, чем кто-либо знают дело и лучше им распоряжаются. Вы никогда не видели такого уверенного в себе человека»⁶⁸. Ему нравилось, чтобы «Стандард Ойл» выглядела как благотворительная организация или архангел, пришедший помочь повергнутым в прах нефтепереработчикам. «Мы возьмем на себя ваше бремя, – вспоминал он, как уговаривал более слабого собрата. – Мы найдем применение вашему таланту; мы будем представлять ваши интересы; мы объединимся и построим серьезное предприятие на основах совместной работы»⁶⁹. Он говорил: «У нас в Кливленде условия невыгодные. Что-то следовало предпринять для нашей общей защиты. Мы думаем, что наш план хорош. Обдумайте его. Мы будем рады рассмотреть его вместе, если вы расположены к этому»⁷⁰. Уверенный в своей миссии, Рокфеллер критиковал сопротивлявшихся, считая их глупыми и недальновидными. «Возьмите акции «Стандард Ойл», – уговаривал он их, – и ваша семья не будет знать нужды»⁷¹.

Если, как настаивал Рокфеллер, переработчики утратили веру в будущее нефти, тогда почему они так бурно возмущались после выкупа? Почему не считали его своим спасителем, каким он предпочитал себя изображать. Причина отчасти в способе оценки заводов. Так как многие из них работали в убыток, Рокфеллер платил гроши, обычно четверть от их изначальной стоимости или сколько можно было бы получить, если продавать с молотка на слом; за доброе имя фирмы и список клиентов, то есть за нематериальную ценность процветающего предприятия, он платил мало или совсем ничего. Политика была пусть и жесткой, но не обязательно непорядочной. «Доброе имя убыточного предприятия немногого стоит, – говорил Рокфеллер⁷². – Если завод, очищающий нефть, стоит без работы, он стоит дешевле, чем собственность корабельных или железнодорожных компаний, которую можно пустить на другие линии»⁷³. Следует вспомнить, что Рокфеллер находился в несколько необычном положении, так как покупал заводы не для того, чтобы на них работать, а для закрытия и избавления от избытка мощностей. Он иронично оценивал многие предприятия как «старье, которое годилось лишь на свалку»⁷⁴. Скорее всего, Рокфеллер заплатил честную цену за многие устаревшие заводы, но их разоренным владельцам пришлось проглотить горькую пилюлю. И действовал он в атмосфере страха, почти не оставлявшего его соперникам выбора.

Случайно или нет, но бумаги Рокфеллера 1872 года не сохранились, и мы не посвящены в его мысли, касающиеся этих важнейших переговоров. Но в более поздние годы его сделки были справедливы, и зачастую он переплачивал за собственность, потому что она служила стратегической цели. Действительно, его бумаги пестрят сетованиями о том, как он переплатил за то или иное имущество. Когда дело доходило до слияний, он не бился за последний доллар, а старался договариваться полюбовно. Так как он намеревался сделать конкурентов членами картеля и часто оставлял хозяев на местах, он предпочитал не прибегать к откровенному устрашению. Как сказал Рокфеллер, он и его коллеги не были «столь недальновидны, чтобы вызвать вражду людей, с которыми они хотели построить тесные выгодные отношения»⁷⁵. Он не был садистом, но он твердо и неумолимо шел к цели, не терпя возражений. Если приподнятое настроение Рокфеллера и проявлялось, происходило это строго за закрытыми дверями. По одной легенде, после захвата нового предприятия он врывался в контору, исполнял небольшой танец и кричал радостно Сэму Эндрюсу: «Мы получили еще один завод, Сэм. Еще один наш!»⁷⁶

Во время «кливлендской бойни» Рокфеллер смаковал сладкое чувство мести некоторым людей постарше, которые снисходительно относились к нему в его первые дни. Особенно это касается его переговоров с «Александер, Скофилд энд К^о», в число партнеров которых входил его первый босс, Айзек Л. Хьюитт. Когда Хьюитт пришел к Рокфеллеру домой просить о снисхождении, они вместе прошлись по Юклид-авеню и Рокфеллер объяснил, что фирма не выживет, если не продать ее «Стандард Ойл». Он сказал Хьюитту загадочную фразу, которую позже часто повторял: «У меня есть способы делать деньги, о которых вы даже не догадываетесь»⁷⁷. Обескураженный подобными заявлениями, Хьюитт и его компаньоны в конечном итоге продали фирму за шестьдесят пять тысяч долларов, хотя считали, что их предприятие стоит сто пятьдесят. Рокфеллер был благодарен Хьюитту и ссудил ему денег на покупку акций «Стандард», но в разговоре во что не ставил компаньона Хьюитта, Джона Х. Александера, который, по его мнению, все еще видел в нем своего бывшего клерка. По словам Рокфеллера: «Как мог этот самонадеянный англичанин постичь, что молодой человек, работавший бухгалтером, пока сам он был занят на очистке нефти, будет способен возглавить подобного рода движение?»⁷⁸

Самой спорной покупкой Рокфеллера, вылившейся в жаркий судебный процесс, был захват «Ханна, Баслингтон энд компани». Когда Роберта Ханну, дядю Марка Ханны, пригласили в контору «Стандард Ойл», он напрямую сказал Рокфеллеру, что не продаст фирму. В ответ Рокфеллер вздохнул и устало пожал плечами, как будто выражая сожаление, что невежественный грешник не увидел света. «Вы останетесь в одиночестве, – предупредил он Ханну. – Ваша фирма никогда не заработает деньги в Кливленде. Бесполезно соперничать со «Стандард Ойл компани». Вы закончите тем, что вас сотрут»⁷⁹. Ханна счел это неприкрытой угрозой, а Рокфеллер позже интерпретировал свою реплику как своевременное предупреждение и искренний совет.

Разгневанный скидками, которыми пользовалась «Стандард Ойл», Ханна упрашивал руководство железной дороги «Лейк Шор» дать ему те же условия. Ему объяснили особенности грузовых тарифов «Стандард Ойл» большими объемами отгрузок и обещали дать Ханне те же цены, если он поставит тот же объем нефти – чего он сделать не мог. Для железнодорожных компаний это была универсальная оборонительная тактика, так как никто не мог сравниться со «Стандард Ойл» по объемам груза. В итоге Ханна согласился на сорок пять тысяч долларов, хотя завод, по его мнению, стоил все семьдесят пять.

Интересно отметить, что, когда фирмы «Уильям С. Скофилд» и «Ханна, Баслингтон» объединились и подали на него в суд, Рокфеллер лжесвидетельствовал в письменных показаниях. Он не только заявил, что «очень немногие акционеры «Стандард Ойл К^о» из Кливленда, Огайо являлись подписчиками на акции «Саут импрувмент компани», но добавил, что и «П. Х. Уотсон, президент «Саут импрувмент К^о» …не являлся акционером и никоим образом не был связан со «Стандард Ойл компани»⁸⁰. Как уже упоминалось, руководители «Стандард Ойл» контролировали почти пятьдесят процентов акций СИК и негласно выпустили пятьсот акций «Стандард» для Уотсона при изменении капитала в январе 1872 года. Хотя Рокфеллер заявлял, что никогда не лгал под присягой, утверждение это при близком рассмотрении не подтверждается.

Нефтяные войны 1872 года перевернули общество Кливленда. Многие из тех, кто легко нажился на переработке нефти и построил великолепные особняки на Юклид-авеню, оказались банкротами. Что бы ни вынудило их продать заводы по крайне низким ценам, будь то Рокфеллер или спад рынка нефти, источником своих бед они предпочитали видеть Рокфеллера. Вероятно, рынок и так привел бы к закрытию очень многих убыточных предприятий, но Рокфеллер определенно ускорил этот процесс отсева. Несколько независимых перегонщиков продержались еще пару лет, но в большинстве случаев они просто оттянули день подведения итогов. Элла Грант Уилсон, автор светской хроники Кливленда XIX века, вспоминала, что ее отец, компаньон фирмы «Грант, Фут энд компани», участвовал в разных встречах баптистов и там подружился с Рокфеллером, но отказался присоединяться к «Стандард Ойл», убежденный, что дело провалится. Когда конкурировать с гигантом стало невозможно, предприятие обанкротилось, и он потерял свои сбережения. «Отец чуть с ума не сошел от ужасного расстройства. Он ходил по дому ночью и днем. …[Он] оставил церковь и больше никогда туда не ходил. Это испытание наполнило горечью всю его жизнь»⁸¹. При таком количестве проигравших битву – и одном умном победителе-гиганте – неудивительно, что Джон Д. Рокфеллер нажил первых заклятых врагов.

* * *

По представлениям большинства современных людей, американские предприниматели всегда поддерживали свободную конкуренцию, по крайней мере в теории. Но в индустриальном буме, последовавшем за Гражданской войной, громче всего протестовали против свободы капитализма не реформаторы и ревностные идеологи, а именно коммерсанты, бывшие не в состоянии контролировать безумные колебания рынка. В нерегулируемой экономике им приходилось придумывать правила по ходу игры. Устав от перепроизводства на этапе зарождения нефтяной индустрии, Рокфеллер постоянно высмеивал «ученых энтузиастов» и «романтиков», ожидавших, что бизнес приспособится к их аккуратной модели конкуренции. Как и некоторые его современники, он не понимал, как можно выстроить масштабное стабильное производство в изменчивой экономике, которую постоянно тревожат рецессии, дефляция и взрывные циклы бумов и спадов, и решил подчинить рынки вместо того, чтобы бесконечно реагировать на цены. Рокфеллер и другие флагманы промышленности сговорились покончить с капитализмом свободной конкуренции в пользу нового монополистического капитализма.

Историки экономики часто говорят об энтузиазме предпринимателей Позолоченного века и их зажигательной вере в будущее Америки, не замечая крывшейся глубже постоянной их неуверенности. Как показывает история Рокфеллера, самые спорные деловые методы той эпохи изобретались в отчаянном порыве самосохранения. «Мы были вынуждены, – говорил Рокфеллер о раннем периоде деятельности «Стандард Ойл». – Нам пришлось это сделать, чтобы себя защитить. Неразбериха в нефтяном деле с каждым днем становилось хуже. Кто-то должен был встать на защиту». Хотя он предвидел победу совместной работы, ее далеко идущие последствия еще не были до конца ему понятны. «С этого шага появилась система экономического управления. Она коренным образом изменила коммерцию во всем мире. Время пришло. Но в тот момент мы видели только необходимость оградить себя от разорительных условий». Затем он добавил, как будто объявляя о своем экономическом кредо: «День объединения пришел всерьез и надолго. Индивидуализм ушел и не вернется»⁸².

Конечно, компании и до того вступали в сговор для сдерживания открытой игры рыночных сил. В Европе гильдии и государственные монополии были древним порождением, и даже Адам Смит отметил готовность, с которой предприниматели вынашивали планы конспираций против потребителей. В 1872 году «Стандард Ойл» была лишь одной из множества компаний, руководители которых мечтали контролировать цены и производство по всей отрасли. Когда появилась СИК, одна газета заметила: «Это великая монополия, одна из многих, которые создаются для управления товарами нашей великой нации», – и под многими аналогичными ситуациями имелись в виду западное зерно и животноводство⁸³. Сам Рокфеллер приводил в пример «Вестерн Юнион», когда тот деловито скупал мелкие телеграфные линии, и Нью-Йоркскую Центральную железную дорогу, объединившую магистрали от побережья Атлантики до Чикаго. В 1870-х годах объединения и ринги процветали среди производителей соли, веревок и виски.

Вполне понятно, что человек с характером и ценностями Рокфеллера оспорил каноны бесконтрольного капитализма. Возможно, капитализм и является самой творческой и динамичной экономической системой, но те, кто переживает его неровные этапы развития и резкие перепады, видят также опустошение и неэффективность. Капитализм рождает более совершенные методы, существующие навыки и оборудование быстро устаревают, а потому он способствует бесконечным суматохе и переменам. Изменчивая система нарушала стабильность, порядок и предсказуемость, так необходимые Рокфеллеру. Действительно, непьющий экономный пуританин, которого Макс Вебер назвал прототипом капиталиста, почти наверняка был бы удручен такой нестабильной экономикой, вынуждавшей ровно держать свой курс в водовороте вечных перемен.

Из трехлетнего интервью, данного Уильяму О. Инглису в конце 1910-х годов, становится ясно, что Рокфеллер многие годы раздумывал о теоретическом обосновании монополии. Его комментарии фрагментарны и не увязываются в полноценную систему, но заметно, что он долго и серьезно размышлял об этом предмете и уделил ему гораздо больше времени, чем можно было бы ожидать. Он знал, что сделал ставку на мощную новую идею и поднялся, как пророк нового мироустройства в истории экономики. По его словам: «Это была битва новой идеи совместной работы против конкуренции и, возможно, ни одна другая отрасль так не нуждалась в совместной работе, как нефтяная»⁸⁴.

Рассуждения Рокфеллера стоит рассмотреть подробнее. Если, как он утверждал, «Стандард Ойл» являлась эффективным и бюджетным производителем в Кливленде, почему он просто не подождал, пока конкуренты обанкротятся? Зачем понадобилось прибегать к захвату соперников в невероятной спешке и масштабе и разбирать их заводы, чтобы сократить мощности? По стандартным моделям конкуренции из учебников, когда цены на нефть упали ниже стоимости производства, перегонщики должны были отступить и закрыть заводы. Но нефтяной рынок не урегулировал себя таким образом, потому что нефтепереработчики взяли крупные ссуды в банках, несли другие постоянные издержки и обнаружили, что, работая в убыток, все еще могут погашать некоторые долги. Очевидно, бесконечно так продолжаться не могло, но они с трудом держались, оттягивая банкротство, и их объем производства тянул цены вниз на уровень, невыгодный для всех.

Так, эффект невидимой руки исказился: каждый переработчик, преследуя собственные интересы, усиливал общие беды. По выражению Рокфеллера, «Каждый считал, что надо бороться и получить весь оборот… хотя, поступая так, он шел сам и вел своих конкурентов лишь к катастрофе»⁸⁵. В эпоху примитивной бухгалтерии многие предприниматели весьма смутно представляли себе свои доходы или их отсутствие. Как отметил Рокфеллер, «часто самым сложным конкурентом оказывается не сильный умный осторожный противник, а человек, который, вися на волоске, не осведомлен о своих издержках, и ему кажется, что если бы он остановился, то разорился бы!»⁸⁶

Срочно закрыть технически устаревших конкурентов было жизненно необходимо, потому что Рокфеллер брал огромные ссуды на строительство гигантских заводов, которые позволили бы резко сократить себестоимость продукции. Даже его первый партнер, Морис Кларк, вспоминал, что «объем производства он всегда считал первостепенным»⁸⁷. Рокфеллер довольно быстро понял, что в капиталоемкой нефтепереработке размер имеет огромное значение, потому что дает эффект масштаба. Однажды, описывая «принципы в основе» «Стандард Ойл», он сказал, что «теория ее создателей» заключалась в том, «что, чем больше объем, тем больше возможность экономии, а значит больше возможность дать обществу дешевый продукт без… жуткой конкуренции конца 60-х, развалившей индустрию»⁸⁸. За свою карьеру Рокфеллер почти вдвое урезал себестоимость очищенной нефти и никогда не отступал от прописной истины эффективного производства.

Чтобы вернуть немыслимо большой долг, сделавший возможным расширение производства, Рокфеллеру требовалось сгладить колебания цены, из-за которых нефтяное дело несло такие риски. Он прекрасно понимал, что чем выше взлет, тем глубже затем падение производства, поэтому опасался бумов не меньше спадов. «Ни кризисы, ни подъемы не были прибыльными. Кризисы служили основанием для подъемов; поэтому условия кризисов должны были компенсироваться подъемами. Я допускаю, что в нефтяной индустрии мы в некоторой степени предотвратили эти крайности, такие тяжелые и убыточные»⁸⁹. Рокфеллер предпочитал умеренный рост исключительно из корыстных интересов. Его целью было обезопасить себя от потенциальных конкурентов с помощью низких цен и таким образом минимизировать риски и случайные нарушения. Подход, по убеждению Рокфеллера, мог милосердно избавить сотрудников «Стандард Ойл» от участи других промышленных рабочих, которые «каждые десять или пятнадцать лет оказываются без средств к существованию с хозяевами банкротами из-за нелепых распространенных конкурентных методов, сопровождающих чрезмерное производство любого продукта»⁹⁰.

Временами, осуждая беспощадную конкуренцию и превратности делового цикла, Рокфеллер больше напоминал Карла Маркса, чем классического капиталиста. Подобно марксистам он считал, что свободная конкуренция в итоге уступит место монополии и что крупные единицы промышленного планирования являются наиболее разумным способом управления экономикой. Но Рокфеллер верил в частные монополии, а марксисты видели в них переходный этап на пути к социализму.

Наиболее волнующий вопрос в истории Рокфеллера, на который невозможно найти однозначный ответ: ускорила или замедлила «Стандард Ойл» развитие нефтяной промышленности. Главный сторонник Рокфеллера из среды ученых, Аллан Невинс, считал, что после Гражданской войны открыть очистительный завод было так дешево и просто, что только монополия могла ограничить излишки мощностей и навести порядок в промышленности. Без «Стандард Ойл», утверждал он, отрасль состояла бы из мелких разрозненных устаревших предприятий и перенасыщение рынка с сопутствующими ему низкими ценами держалось бы неопределенно долго. По мнению Рокфеллера, на этом этапе развития промышленности только такая мощная фирма как «Стандард Ойл» могла получить необходимый эффект масштаба.

Еще долго после того, как Рокфеллер ушел со сцены, различные экономисты, поддерживая в целом превосходство конкуренции, одновременно признавали экономическую оправданность трестов в определенных условиях. Так, консерватор, экономист австрийского происхождения, Йозеф А. Шумпетер, утверждал, что монополии могли бы оказаться полезны в период депрессий или в новых быстро меняющихся отраслях промышленности. Принеся стабильность в неразбериху, монополия «может создать крепости там, где в противном случае, возможно, возникли бы очаги опустошения», и «в конце концов привести не только к более устойчивому, но и более быстрому росту производства по сравнению с совершенно неконтролируемым движением вперед, которое обязательно сопровождается катастрофами»⁹¹. Шумпетер полагал, что предприниматели не будут вкладывать крупные суммы в рискованные предприятия, если будущее кажется туманным, а новые конкуренты легко нарушают их планы. «С одной стороны, планы самого крупного масштаба во многих случаях не смогли бы воплотиться в жизнь, если бы с самого начала не было известно, что конкурентов отпугнет необходимость огромных вложений капитала, или недостаток опыта, или наличие способов отпугнуть их и тем самым выиграть время и пространство для дальнейших шагов»⁹². Как мы увидим, Рокфеллер остро чувствовал необходимость приостановить расширение промышленности, не впускать новые компании и создать островок стабильности, откуда беспрепятственно заниматься ростом и инновациями.

Когда Рокфеллер поглотил конкурирующих нефтепереработчиков, он оставил заводы с современным оборудованием и закрыл обветшалые. Но невозможно сократить размеры промышленности и сдержать цены, если хозяева, продавшие свои отжившие заводы, просто возьмут деньги и откроют новые. Рокфеллер, необремененный антимонопольными законами, заставил переработчиков подписать контракты, запрещавшие возвращаться в нефтяной бизнес. Эти соглашения – их сегодня объявили бы незаконными и ограничивающими торговлю – Рокфеллер рассматривал как священные обязательства. По большей части их честно соблюдали, хотя в нескольких случаях Рокфеллер тащил нарушителей в суд.

При всей шумихе о хищной тактике Рокфеллера, многие переработчики не подчинились, и десятки маленьких независимых предприятий выжили за пределами «Стандард Ойл». Рокфеллер заманил многих из них в свой лагерь на промежуточной стадии, которую назвал «договоренностями», по которым «Стандард Ойл» гарантировала определенный уровень дохода, если они согласятся установить потолок производства. Это позволило «Стандард Ойл» ограничить объемы конкурентов и сделало Рокфеллера, за сто лет до Организации стран-экспортеров нефти (ОПЕК), главным администратором широкомасштабного нефтяного картеля. Во многом, как ныне лидерам ОПЕК, Рокфеллеру приходилось рассматривать требования на увеличение квот от нетерпеливых членов и справляться с извечной проблемой картелей: как предотвратить мошенничество. Когда перегонщики с договоренностями превышали назначенные им объемы, «Стандард Ойл», как компенсирующий производитель, сокращала собственное производство, чтобы сохранить цены – в точности та же дилемма, перед которой стояла Саудовская Аравия, крупнейший в мире экспортер в 1970-х годах. Эта ситуация укрепила Рокфеллера в намерении владеть конкурирующими фирмами, а не просто возглавлять конфедерацию вечно недовольных.

* * *

В чем Рокфеллер отличался от собратьев магнатов, это в желании быть и богатым, и добродетельным, и претендовать на одобрение небес. Вероятно, ни один предприниматель в истории Америки не чувствовал такую уверенность в том, что он находится на стороне ангелов. Критики поспешили разглядеть льстивое лицемерие у этого слуги Бога и мамоны и удивлялись, как его религиозные убеждения не мешают его склонности брать. Рокфеллера превратили в коварного Макиавелли или собирательный образ из романов Бальзака – набожного, хитроумного святоши, который прилежно посещает церковь по воскресеньям, а в остальные дни давит соперников каблуком. Более щедрые критики утверждали, что он просто ведет две параллельные жизни, полностью разделяя общественное и личное. Сам Рокфеллер не чувствовал никакой непоследовательности и всегда настаивал, что его личную и коммерческую деятельность следует судить по одним стандартам. Много лет спустя, Уильям О. Инглис прочитал ему суровые слова Джона Мильтона о короле Карле I: «Его личные добродетели не важны. Ведь если днем он притесняет и отбирает, можно ли назвать его непорочным, раз молится всю ночь и все утро?» В ответ Рокфеллер воскликнул: «Хорошо сказано! И нефтяники должны выдержать такое испытание»⁹³. Очевидно, он полагал, что его собственное поведение в бизнесе выдержит самую суровую проверку.

Утверждать, что Рокфеллер был лицемером, прячущим свою жадность за набожностью, было бы слишком поверхностно. Он следовал голосу пылкого рвения, а не низкого коварства. Он был искренним, пусть и пекущимся о своих интересах посетителем церкви и, даже если и заблудшим, чрезвычайно набожным. С ранних лет он научился использовать религию и истолковывать христианскую доктрину и во благо, и во вред, подстраивая под свои цели. Церковь дала ему образы и идеи, которые не сдерживали его, а, наоборот, позволяли идти дальше с чистой совестью. Религия одобряла и его деловые проступки, и его благотворительные дары, подкрепляла его сильнейшие порывы. Религия не просто делала его великим, она вооружила его теологическим оправданием своих действий и, возможно, не позволяла увидеть их жестокие последствия.

В качестве подтверждения сказанного: Джон Д. рассматривал Бога как союзника, вроде почетного акционера «Стандард Ойл», щедро благословившего судьбу компании. Вот его пылкие слова репортеру:

«Я убежден, что умение зарабатывать деньги – это дар от Бога, как и врожденная склонность к искусству, музыке, литературе, таланту врача, медсестры, вашему, который следует развивать и применять в силу своих возможностей на благо людям. Будучи наделен таким даром, я верю, что мой долг зарабатывать деньги и еще больше денег и использовать их на благо моих собратьев, по велению моей совести»⁹⁴.

В глазах Рокфеллера христианство и капитализм идеально сочетались и, учитывая его серьезный вклад в дела церкви, было бы странным, если бы его деятельность не пропиталась его видением евангелического протестантизма. Даже бурение и очистка нефти были окутаны таинством. «Весь процесс казался чудом, – сказал он однажды. – Каким благословением нефть стала для человечества!»⁹⁵ Заступаясь за свою нефтяную монополию, Рокфеллер всегда демонстрировал качества баптистского проповедника. Ему нужно было придать своей агрессивной деловой тактике возвышенную цель и возвысить свои материальные замыслы до святого похода. Столкнувшись с неряшливостью нефтяной промышленности в начале 1870-х годов, он мысленно преобразовал «Стандард Ойл» в эквивалент баптистской церкви. Его карьера короля треста стала для него христианской сагой, путем пилигрима, где он был достойным подражания человеком, спасающим грешных нефтепереработчиков от их ошибочного пути.

Больше всего поражает и в подробном интервью Инглиса, и в других высказываниях Рокфеллера, что каждый раз, приводя доводы в пользу «Стандард Ойл», он прибегал к общеизвестным религиозным образам. «Стандард» была архангелом, спустившимся с небес и говорящим: «Забирайтесь в ковчег. Оставьте свое старье. Мы возьмем на себя все риски!»⁹⁶ Он говорил о «Стандард Ойл», как о «Моисее, который увел их [перегонщиков] от их безрассудства, несущего такое разорение в их судьбы»⁹⁷. Обвинения в уничтожении конкуренции вызывали у Рокфеллера негодование: «Повторяю еще раз, это не означало уничтожить и выбросить; это было строительство и соблюдение всех интересов… в наших попытках наиболее героических, с благими намерениями – я бы даже сказал, почтительно, Божескими – вытащить сломленную промышленность из пучины отчаяния, [за что] нас обвиняют в преступных действиях»⁹⁸. «Стандард Ойл» не была бандой преступников, а «оказала миссионерскую услугу всему миру. Это громкое заявление, но это святая истина»⁹⁹. Далее: «Стандард Ойл» построена на столпах веры и труда»¹⁰⁰. Он приписывал «Стандард Ойл» «спасение нефтяного дела и превращение его из постыдных, азартных махинаций с добычей в достойное занятие»¹⁰¹. Сам Рокфеллер и его компаньоны были «посланцами света» и с состраданием относились к слабым конкурентам, но их терпение не было безграничным, так как они не могли «остановить машину спасения в своем великом предприятии, так много значившим для покупателей по всему миру»¹⁰². Если из-за руководства «Стандард Ойл» его подвергали ярым гонениям, именно такого мученичества он и ожидал.

Рокфеллера часто называли социальным дарвинистом, видевшим в суровой конкурентной борьбе оздоровительный процесс, который шел на пользу предприимчивым и наказывал ленивых. И он действительно решительно возражал против любой правительственной программы или частного благотворительного проекта, которые лишали духа самостоятельности. И все же Рокфеллер мог придерживаться несовместимых взглядов по важным вопросам, и его философское обоснование объединения прочно базировалось на прямом отказе от социального дарвинизма:

«Борьба за выживание сильнейшего, в море и на суше по всему миру, а также законы спроса и предложения существовали во все века, еще до того как «Стандард Ойл компани» выступила с принципами совместной работы. Она вела совместную работу столь успешно и честно, что ее самые яростные противники согласились с ее взглядом и осознали, что для успеха необходимо разумное, здравое, современное, прогрессивное управление»¹⁰³.

«Стандард Ойл», таким образом, выступала как противоядие от социального дарвинизма, способ создать единое братство в капризной индустрии. «Без «Стандард Ойл», – убеждал Рокфеллер, – выживал бы сильнейший – а мы доказали, что мы сильнейшие, и могли бы подождать и подхватить обломки, когда менее удачливые собратья пойдут ко дну. Мы поступили по-другому и постарались не позволить нависшей катастрофе разразиться»¹⁰⁴. «Стандард Ойл» выступила бы союзом, открытым для нефтеперегонщиков, отказавшихся от корысти и присоединившихся к праведным. Для Рокфеллера это стало бы уникальным примером, когда сильный милосерден к слабым братьям и приглашает их вместе участвовать в спасении промышленности.

Он видел принципиальное различие и считал, что не капитализм сам по себе, а капитализм свободной конкуренции порождает грубый материализм и грабительские методы, которые уничтожают узы братства между людьми. В неуправляемой конкуренции думающие только о себе пытаются максимально увеличить свои доходы, а значит, довести до нищеты всю индустрию. Вместо этого американской экономике необходимо несколько форм совместной работы (тресты, объединения, монополии), которые сдерживали бы хватких индивидов для общего блага. Рокфеллер таким образом пытался примирить тресты с христианством, утверждая, что совместная работа положила бы конец самовлюбленности и материализму, претящим христианским ценностям. Это было хитроумное обоснование. Не религия привела его к концепции трестов, но религия позволила превратить его видение совместной работы в моральный долг.

С самого начала «Стандард Ойл» пропитывало отношение «мы против них», исходящее сверху. Иногда слова Рокфеллера звучали так, будто его коллеги – это первые христиане среди варваров. В таком поучающем расположении духа он непременно видел своих оппонентов невежественными запутавшимися людьми, «ведомыми подозрительностью и необоснованными предрассудками» и не знающими, что старые боги уже устарели¹⁰⁵. У Рокфеллера сформировалось обратное видение мира, и он обвинял своих критиков в тех же самых грехах, в каких они винили его. Вожди «Стандард Ойл» совершенно не считали себя подлецами и бандитами, а представляли себя уважаемыми джентльменами, тщетно пытающимися урезонить свирепых независимых производителей. В переписке заметно характерное отношение Рокфеллера к своим соперникам: эгоистичные люди, всегда замышляющие неприятности или доставляющие неудобства, как шаловливые дети, которых отцу следовало хорошенько отшлепать. Не допуская, что несогласие с ним может быть обоснованным, Рокфеллер принижал критикующих его и называл шантажистами, жуликами и сбродом. Он стал опасным образом невосприимчив к замечаниям.