Текст книги "Титан. Жизнь Джона Рокфеллера"
Автор книги: Рон Черноу
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 17 (всего у книги 69 страниц) [доступный отрывок для чтения: 22 страниц]
Сделка с Камденом закрыла одно очень слабое место Рокфеллера, который возглавлял предприятия в районах, обслуживаемых Нью-Йоркской Центральной, «Эри» и Пенсильванской железными дорогами. На карте оставался лишь один зияющий пробел: территория, которую контролировала обособленная железная дорога «Балтимор и Огайо» («Б&О»), чьи пути вились по южной Пенсильвании, соединяя группу нефтеперегонщиков в Паркерсбурге и Уилинге, штат Западная Виргиния, с центром экспорта нефти в Балтиморе. Что было еще более невыносимо для Рокфеллера, выскочка «Б&О» осмеливалась отправлять сырую нефть в Питтсбург по трубопроводу «Коламбиа кондуит компани» и бросала вызов «Стандард Ойл» на каждом повороте. Иными словами, «Б&О» поддерживала последних независимых переработчиков, все еще открыто бунтующих против его, Рокфеллера, имперского правления.
Президент «Б&О», Джон У. Гарретт, давно убеждал Камдена бороться с Голиафом «Стандард» и для этого давал ему низкие грузовые тарифы. Теперь, переметнувшись к Рокфеллеру без ведома Гарретта, Камден хотел сохранить тарифы, очевидно, созданные для оппонентов «Стандард Ойл». 12 мая 1875 года, почти не в состоянии сдержать озорной восторг, Камден сообщил новым хозяевам в Кливленде: «Господин Гарретт… придет к нам завтра. Полагаю, будет уговаривать не бросать нефтяное дело и бороться с «комбинацией», – то есть со «Стандард Ойл» 28. И Камден действительно договорился с Гарреттом о прекрасных тарифах. В обмен на отправку пятидесяти тысячей баррелей нефти ежемесячно он получит возврат десять центов за баррель на всю очищенную нефть, отправленную через «Б&О» – независимо от того, кто ее отправляет, Камден или его конкуренты. То, что Гарретт возобновил печально известную практику возвратов, считая, что тем самым борется со «Стандард Ойл», показывает, что никто в этом бизнесе не может претендовать на совершенство.
Весной Рокфеллер предоставил Камдену свободу действий для скупки нефтеперегонщиков, которых обслуживает «Б&О», и тот быстро ухватил три паркерсбургских предприятия. Иногда Камден, как и Арчболд, возмущался, что приходится переплачивать. «Иной раз плакать хочется, выкладывая хорошие деньги за этот мусор, – сообщал он Рокфеллеру, – но, раз это наш долг перед человечеством, полагаю, необходимо исполнить его до конца, не отступая»29. Завершение Балтиморской кампании сделало Джона Д. Рокфеллера, которому не было еще и сорока лет, единственным хозяином американской нефтепереработки. Так как крупных отложений сырой нефти за пределами западной Пенсильвании найдено не было – вероятно, единственным исключением была Россия, – это означало, что он монополизировал и мировой рынок керосина. Теперь он жил в сказочном мире невероятного богатства, затмевавшем самые бредовые мечты Уильяма Эйвери Рокфеллера. И очень немногие люди за пределами нефтяного бизнеса знали о нем.
* * *
Быстрые рейды на главные центры нефтепереработки стоили таких золотых гор, что самой щекотливой проблемой Рокфеллера стало финансирование этого марафона массовой скупки. Завлекая предпринимателей, он предлагал им взять оплату либо наличными, либо акциями, и всегда опасался, что те выберут деньги. «Я с важным видом извлекал чековую книжку и говорил, как будто это совершенно не имеет для нас никакого значения: «Мне выписать вам чек или вы предпочтете оплату акциями «Стандард Ойл»?»30 Если они брали деньги, ему часто приходилось бегать по банкам и выпрашивать ссуды. Убеждая оппонентов взять акции, он сохранял фонды, а также заручался лояльностью бывших противников к своему быстро растущему предприятию. Но не многие компании последовали примеру «Кларк, Пейн» и вложились в «Стандард Ойл».
Рокфеллера расстраивало, что так мало людей поверили в его дело и взяли акции «Стандард Ойл». В основном они сомневались, что Рокфеллеру и его «младотуркам» удастся реализовать их экспериментальный план. Позже он вспоминал: «И когда я предлагал им за их собственность либо наличные немедленно, на месте, либо акции нового предприятия, они брали мои деньги и втайне посмеивались над моей глупостью»31. Рокфеллер знал, со своей обычной уверенностью, что взявшие акции озолотятся. И действительно, в высшем свете американского общества ХХ века будет полно потомков тех переработчиков, которые выбрали акции. При каждой возможности Рокфеллер пророческим тоном возвещал о будущем росте цен на акции. Один кливлендский предприниматель, согласившийся на акции, позже столкнулся с Рокфеллером, и тот спросил: «Вы еще держите акции?» Услышав, что именно так, Рокфеллер упрашивал его: «Продайте все, что у вас есть, даже рубашку, но не выпускайте акции»32. Не все так поступили, и Рокфеллер всегда воображал, что значительную часть яда выпускают в него озлобленные люди, пожалевшие, что отказались от акций.
Несмотря на колоссальные потребности в кредите, Рокфеллеру больше не требовалось раболепствовать перед банкирами, и он бросил вызов самому устрашающему из них: Амасе Стоуну. Холодный, суровый, неприступный Стоун сколотил состояние на строительстве мостов и железных дорог и по личному приглашению Коммодора Вандербильта стал управляющим директором железной дороги «Лейк Шор». Будучи на двадцать лет старше Рокфеллера, он рассчитывал, что предприниматель будет ему подчиняться, и это выводило молодого человека из себя. В свое время, пытаясь обеспечить равномерный приток кредитов, Рокфеллер поместил Стоуна в совет «Стандард», но, когда последний проявил своенравность и попытался командовать, Рокфеллер замыслил убрать его. Вскоре такая возможность представилась – Стоун по недосмотру упустил срок опциона на покупку большого количества акций «Стандард Ойл». Через несколько недель, заметив свою ошибку, Стоун появился в конторе «Стандард» и уговаривал Флаглера продлить срок. С нетерпением ожидая развязки, Рокфеллер отклонил действия Флаглера и отказался продавать Стоуну акции, вынудив разгневанного банкира ликвидировать свою долю в компании. Теперь Рокфеллер считал себя равным любому кливлендскому бизнесмену и не собирался ни перед кем пресмыкаться.
Не меньше, чем он мечтал освободиться от своих банкиров, Рокфеллер надеялся избежать когтей Вандербильта, Гулда, Скотта и прочих железнодорожных магнатов. Ранее он продемонстрировал преимущества, которыми обладали отправители масштабных грузов в торге с железными дорогами. Теперь он сделал еще один важный шаг вперед, сообразив как проникнуть в саму инфраструктуру отрасли.
Железные дороги все еще беспокоила перспектива, что нефтяные месторождения иссякнут, и потому они воздерживались от инвестиций в приспособления для работы с нефтью, боясь, что специализированное оборудование однажды станет бесполезным. Воспользовавшись этим страхом, в апреле 1874 года Рокфеллер предложил железной дороге «Эри» хитрую сделку. Железная дорога передаст «Стандард Ойл» свой терминал в Вихокене, штат Нью-Джерси, если «Стандард» выполнит два условия. Во-первых, оснастит грузовые станции современным оборудованием, которое ускорит отправку нефти в Новую Англию и на юг; во-вторых, Рокфеллер отправит половину продукции своих западных заводов по рельсам «Эри». Рокфеллеру такая схема обещала множество преимуществ, поскольку он получал не только льготные тарифы от «Эри», но и возможность контролировать перевозку нефти конкурентов по стране. Он даже мог заблокировать экспорт нефти соперников – и, вложив такие огромные деньги, он свободно пользовался этой опцией. Как он утверждал: «Я не слышал о подобном случае в других отраслях, чтобы кто-то чувствовал себя обиженным, потому что не смог воспользоваться капиталом и оборудованием своего соперника на пользу себе и к неудобству хозяина капитала и оборудования»33. Логика Рокфеллера была безупречна – если только не вспоминать все еще спорное заявление, что железные дороги – это общественный транспорт, и они обязаны работать со всеми отправителями беспристрастно.
Не менее тепло Рокфеллера приветствовала Нью-Йоркская Центральная железная дорога, принадлежавшая семье Вандербильтов. По слухам, Коммодор Вандербильт сказал, что Рокфеллер – это единственный человек в Америке, кто может диктовать ему свои условия; тем временем его сын, Уильям Г. Вандербильт предусмотрительно приобрел себе акции «Стандард Ойл»34. Именно младший Вандербильт сказал провидчески о Рокфеллере в 1870-х: «Он станет самым богатым человеком в стране», – тем самым перехватив титул его отца35. В итоге «Стандард Ойл» настолько втянулась в железнодорожный бизнес, что контролировала практически весь нефтяной трафик, шедший по рельсам «Эри» и Нью-Йоркской Центральной.
Неизмеримые выгоды «Стандард Ойл» получила и от революционных перемен в транспортировке нефти, когда бочки уступили место железнодорожным цистернам. Как позже засвидетельствовал Рокфеллер: «С ростом предприятия мы вскоре обнаружили, что главный способ перевозки нефти в бочках вскоре себя изживет. Упаковка зачастую стоила дороже содержимого, а леса в стране явно недостаточно, чтобы длительное время обеспечивать необходимый материал»36. Да и железные дороги отказались вкладывать в парк вагонов, которые нельзя использовать для перевозки общих грузов, поэтому Рокфеллер отважно закрыл брешь собой. В 1874 году «Стандард Ойл» – благожелательно заботясь о железных дорогах и мастерски опутывая их плотной паутиной – начала собирать десятки тысяч долларов на строительство нефтеналивных железнодорожных цистерн, которые компания затем будет сдавать в аренду железным дорогам в обмен на особые цены на перевозки. Десятилетия спустя, «Армор энд Компани», торговец мясом из Чикаго, повторил эту стратегию, оборудовав вагоны-холодильники.
Положение «Стандард Ойл», как владельца почти всех железнодорожных цистерн «Эри» и Нью-Йоркской Центральной, стало недосягаемым: в мгновение ока она могла сокрушить любую из этих двух компаний, просто пригрозив забрать цистерны. «Стандард» тоже побуждала железные дороги предоставлять за цистерны услуги, недоступные мелким нефтеперегонщикам, которые отправляли бочками. Например, железные дороги брали надбавку за возвращение пустых бочек, тогда как цистерны ехали бесплатно с побережья Эри обратно к заводам Среднего Запада. Клиенты с цистернами получали в точности такие же скидки на утечки, как и те, кто вез в бочках, хотя цистерны не протекали – что фактически позволяло «Стандард Ойл» везти в каждой цистерне шестьдесят два галлона (235 л) бесплатно.
Оказавшись неуязвимым, Рокфеллер исполнил свою давнюю мечту и навсегда лишил нефтеперегонщиков Ойл-Крик преимуществ в транспортировке. В переговорах высокого уровня с руководством железных дорог в Лонг-Бранч, штат Нью-Джерси, и в Саратога-Спрингс летом 1874 года, он заставил их выровнять тарифы для всех переработчиков, отправляющих грузы на восточное побережье. Сырая нефть теперь, по сути, путешествовала бесплатно по отрезку в сто пятьдесят миль (241 км) между Ойл-Крик и Кливлендом, тем самым уничтожив преимущества владения заводом у нефтяных месторождений и создав равные условия для Кливленда. Когда эти шокирующие новости всплыли в так называемом Циркуляре Раттера от 9 сентября 1874 года, вдоль Ойл-Крик начались массовые волнения и вопли протеста, Рокфеллера все ненавидели. В отличие от ситуации с СИК, железные дороги отреагировали на этот рев с прохладной непреклонностью, зная, что независимые переработчики приговорены. Прошло целых три недели, прежде чем А. Дж. Кассатт от Пенсильванской железной дороги выпустил краткое, далекое от раскаяния письмо в защиту новых единых тарифов. Независимые производители долго и мужественно сражались в неравном бою со «Стандард Ойл», но теперь, когда под чары «Стандард» попали железные дороги, состязание было закончено.
Если бы после Гражданской войны нефть нашли в разных местах страны, маловероятно, что даже «Стандард Ойл» удалось бы собрать ресурсы и так тщательно ее контролировать. Именно привязанность к удаленному уголку северо-западной Пенсильвании способствовала переходу нефти под монополистический контроль, особенно с появлением трубопроводов. Трубопроводы объединили пенсильванские скважины в единую сеть и, в конечном итоге, позволили «Стандард Ойл» открывать или останавливать поток нефти поворотом вентиля. Со временем трубы превратили сотрудничество с железными дорогами в нечто вроде интермедии для Рокфеллера.
Лишь с запозданием Рокфеллер разглядел весь потенциал труб, и его вхождение в это направление напоминало своего рода оборону в арьергарде. Он знал, что железные дороги чувствуют угрозу трубопроводов, и некоторое время помогал им отстаивать их интересы, оттягивая введение новой технологии. Затем одна из железнодорожных компаний заставила его изменить планы. Летом 1873 года Пенсильванская железная дорога застигла его врасплох. Она вошла в дело с помощью агрессивной дочерней фирмы «Эмпайр транспортейшн компани», специализировавшейся на срочных грузах, и интегрировала два крупнейших трубопровода Ойл-Крик в свою железнодорожную сеть. До сих пор трубопроводы качали нефть только на короткие дистанции, от устья скважины до станции, но теперь можно было предположить, что трубы протянутся на большие расстояния и выживут железные дороги как таковые. Что еще хуже, с точки зрения Рокфеллера, «Эмпайр» казалась предвестником монополии на трубы во главе с Томом Скоттом из Пенсильванской железной дороги, когда-то одним из заговорщиков, а теперь его соперником. Паранойя Рокфеллера была в полной мере оправдана. Том Скотт вечно перебегал с одной стороны на другую, он пошел на тактический компромисс с Рокфеллером, но в целом боялся «Стандард Ойл» и надеялся разбить ее монополию в нефтепереработке, предположительно заменив собственной.
Рокфеллер сделал мастерский ответный ход. Для создания системы трубопроводов он призвал Дэниела О’Дэя, одну из самых ярких фигур в истории «Стандард». О’Дэй, грубый решительный ирландец, родившийся в графстве Клэр, смягчал свою суровую тактику умом и обаянием. Он вдохновлял преданность среди подчиненных и наводил ужас на противников. Старая потасовка в Ойл-Крик оставила на лбу О’Дэя шрам, теперь служивший постоянным напоминанием о его боевом подходе к делу. В 1874 году «Стандард» создала «Американ трансфер компани» во главе с О’Дэем для сооружения системы трубопроводов. Отвоевывая позиции, Рокфеллер также приобрел треть доли в «Вандергрифт энд Форман», принадлежащей Джейкобу Дж. Вандергрифту, капитану парохода, который объединил свои нефтеперегонные предприятия со «Стандард Ойл». Трубопроводы Вандергрифта сформировали ядро новой компании, «Юнайтед Пайп Лайнс», изображающей независимость от «Стандард Ойл». Дав небольшие доли в «Юнайтед» Уильяму Г. Вандербильту из Нью-Йоркской Центральной и Амасе Стоуну из «Лейк Шор», Рокфеллер еще больше привязал к себе дружественные железные дороги. Это позволило ему извлекать максимум преимуществ и из двух железных дорог, и из трубопроводов, до тех пор пока эти транспортные средства сосуществовали в нефтяном деле. Когда летом 1874 года владельцы первых трубопроводных систем сформировали пул, чтобы установить тарифы и распределить квоты между якобы конкурирующими сетями, трубы Рокфеллера получили целых тридцать шесть процентов доли рынка.
Имея «Америкен трансфер» и «Юнайтед пайп Ллйнс», Рокфеллер теперь сидел почти на трети сырой нефти, текущей из скважин Ойл-Крик. С этого момента влияние «Стандард» в транспортировке нефти станет таким же всеобъемлющим и еще более прибыльным, чем ее уникальное, не знающее равных положение в переработке. Эта сила являлась источником многих искушений. Нефтяник мог наткнуться на золотую жилу и неожиданно почувствовать себя сказочно богатым, но, если он не мог подсоединить фонтан черной жидкости к трубопроводу, она была бесполезна. Бурильщики всегда считали, что Рокфеллер держит их в тисках не на жизнь, а насмерть, а когда трубы «Стандард Ойл» вторглись на месторождения, извиваясь по склонам Ойл-Крик, его мощь приняла пугающе ощутимые формы.
Глава 10
Сфинкс
В апреле 1874 года, как и подобало компании в статусе нового нефтяного колосса, «Стандард Ойл» переехала в новое четырехэтажное здание, воздвигнутое Рокфеллером и Харкнессом на Юклид-авеню, 43, к востоку от Паблик-сквер. Два этажа за солидным каменным фасадом, которые занимала фирма, были просторны и полны воздуха, а через стеклянную крышу над центральной лестницей проникало много света. Каждое утро, ровно в девять пятнадцать, прибывал Рокфеллер, элегантно одетый, на запонках из черного оникса выгравирована буква R; для человека со скромным сельским происхождением он был неожиданно щепетилен. «Господин Рокфеллер входил со спокойным достоинством, – вспоминал один клерк. – Он был безупречно одет, будто с иголочки. Он носил с собой зонт и перчатки и ходил в высоком цилиндре»1. Рокфеллер настолько был убежден, что ботинки должны сиять, что бесплатно поставил набор для полировки обуви в каждое подразделение. Высокий и бледный, с аккуратно подстриженными рыжевато-золотистыми бакенбардами, он посещал парикмахера каждое утро в один и тот же час. Он был невероятно пунктуален, по его словам: «Человек не имеет права без необходимости тратить время другого человека»2.
С характерной для него невозмутимостью Рокфеллер тихо желал коллегам доброго утра, справлялся об их здоровье, затем исчезал в своем скромном кабинете. Даже внутри царства «Стандард Ойл» его перемещения казались сотрудникам столь же призрачными, как казалось призрачным его присутствие самым напуганным антагонистам в Титусвилле. Один секретарь отметил: «Он ловок. Я ни разу не видел, как он входит в здание или выходит из него»3. «Его никогда нет, но он всегда там», – вторил ему коллега4.
Рокфеллер редко назначал встречи незнакомцам и предпочитал, чтобы к нему обращались в письменном виде. Он всегда опасался промышленного шпионажа, не хотел, чтобы люди знали больше, чем необходимо; одного коллегу он предупреждал: «Я был бы очень осторожен, назначая [кого-то] на должность, где человек может узнать о нашем деле и доставить нам неприятности»5. Даже близкие соратники находили его непроницаемым, говорили, что он неохотно раскрывает свои мысли. Один из них написал: «Его затянувшиеся паузы несколько озадачивали, мы даже не могли определить, согласен он или нет»6. Рокфеллер приучил себя к секретности и натренировал лицо, чтобы оно держалось, как каменная маска, так что, когда подчиненные приносили ему телеграммы, они не могли определить по выражению его лица, были ли новости благоприятными.
Рокфеллер приравнивал молчание к силе. Слабые люди не сдержанны и болтают с репортерами, тогда как благоразумные бизнесмены придерживаются собственных суждений. У него было два любимых изречения: «Успех приходит к тем, у кого уши раскрыты, а рот закрыт» и «Кто дело заменил словами, похож на грядку с сорняками»7. Образ жизни глухонемого, который вел Большой Билл, любопытным образом предопределил привычку его сына слушать как можно больше и говорить как можно меньше для достижения тактического преимущества. В ходе переговоров, он пользовался своей среднезападной молчаливостью, выбивая людей из колеи и заставляя гадать о его реакциях. В гневе он становился пугающе тихим. Рокфеллеру нравилось рассказывать, как разъяренный подрядчик ворвался в его кабинет и разразился гневной тирадой, а сам он сидел, склонившись над письменным столом, и не поднял головы, пока тот не выдохся. Затем повернулся в своем вращающемся кресле, взглянул на посетителя и холодно спросил: «Я не разобрал, что вы говорили. Вы не могли бы повторить?»8.
Значительную часть времени он проводил за закрытыми дверями своего кабинета, где мелом на доске были написаны цены на нефть. Сложив руки за спиной, он мерил спартански обставленный кабинет шагами. Периодически он выбирался из своей берлоги, подставлял стул и изучал бухгалтерские книги, быстро набрасывая вычисления в блокноте. (Во время встреч он постоянно что-то рисовал и делал пометки.) Часто он стоял у окна, недвижимый, как статуя, и мог минут пятнадцать смотреть в небо. Однажды он задал риторический вопрос: «Разве не происходит так, что многие из нас, кому не удается добиться большого успеха… терпят неудачу, потому что в нас недостаточно концентрации – искусства сосредоточить разум на одной вещи, которую следует сделать в нужное время, откладывая все остальное?»9
Рокфеллер придерживался строго распорядка, гладко скользя сквозь день. Он никогда не тратил время на легкомысленные поступки. Даже свой ежедневный отдых – печенье с молоком поздним утром и сон после еды – он продумал так, чтобы сохранить энергию и достичь идеального баланса между физической и умственной силой. Как он заметил: «Нехорошо держать все силы в напряжении все время»10.
Первоначально Рокфеллер знал по имени и в лицо каждого сотрудника и время от времени обходил контору. Он шел размеренной поступью, точный, как метроном, всегда покрывая одно и то же расстояние в точности за то же самое минуты. У него были беззвучные движения и приглушенный голос сотрудника похоронного бюро. Скользил он неслышно, и люди пугались, когда он неожиданно появлялся у их столов и вежливо бархатным голосом просил посмотреть их работу. Так как видели его редко, часто недоумевали, где он может быть. «В конторе его меньше других знали в лицо, – вспоминал один сотрудник, и пятьдесят лет спустя все еще озадаченный ежедневным графиком Рокфеллера. – Говорили, что он бывает по три часа в день, но его прихода и ухода никто не видел, и это наводило на мысль, что в здании есть частные проходы, скрытые лестницы и коридоры»11.
Как бывший бухгалтер, Рокфеллер уделял особое внимание книгам счетов. Один сотрудник вспоминал, как босс остановился у его стола и вежливо сказал: «Позвольте мне, – затем быстро пролистал его журналы. – Очень хорошо, – сказал он. – И правда, очень». Затем его глаз выхватил крошечную ошибку. «Небольшая ошибка здесь. Поправите ее?» Бухгалтера ошеломила скорость, с какой Рокфеллер просканировал множество плотных столбцов с цифрами. «И я клянусь, – уверял он, – это была единственная ошибка в журнале!»12.
Все отмечали сверхъестественное спокойствие этого человека. Хотя он оттачивал свою волю до состояния идеального инструмента, он был уравновешен еще и от природы. По его замечанию: «Вы прямо сейчас можете сделать или сказать наиболее возмутительную вещь, и я не покажу ни малейшего признака возбуждения»13. Он гордился своим аномально низким пульсом – пятьдесят два удара в минуту. Сотрудники рассказывали, что он никогда не выходил из себя, не повышал голос, не произнес грубого или жаргонного слова и не действовал бесцеремонно. Он нарушал многие стереотипы, связанные с образом властного магната и в целом сотрудники прекрасно о нем отзывались, считая справедливым и доброжелательным, не способным на мелочность и диктаторские замашки. Это мило проиллюстрировал один случай. Как любитель поддержания физической формы, Рокфеллер поставил в бухгалтерский отдел приспособление из дерева и резины, которое отжимал и растягивал в качестве упражнений. Однажды утром он зашел позаниматься, младший бухгалтер не узнал его, назвал приспособление проклятой помехой и потребовал его убрать. «Хорошо», – ответил Рокфеллер и распорядился вынести устройство. Через некоторое время, к своему ужасу, молодой человек понял, что отчитал президента компании, но ни разу не услышал ни слова упрека. Даже за серьезные проступки Рокфеллер не любил наказывать и иногда просто игнорировал нарушителя.
Всю жизнь Рокфеллера глубоко задевали обвинения в том, что он холодный и озлобленный человек. В действительности, как многие скромные люди, он вызывал различные реакции. Один бондарь, который в самом начале продавал ему бочки, сказал Иде Тарбелл, что «Рокфеллер никогда не был любителем поговорить; что его не любили товарищи; что все его боялись и что он держался в стороне»14. Но Рокфеллер никогда не обращал жестокость, направленную на его противников, против собственных сотрудников, и люди, которые на него работали, обычно видели в нем образец корректного и отеческого отношения. Как вспоминал рабочий его завода: «У него для каждого находился приветливый кивок и доброе слово. Он никогда никого не забывал. У нас бывали трудные времена в те ранние годы, но я ни разу не видел, чтобы господин Рокфеллер не был бы дружелюбным, и добрым, и невозмутимым. Ничто не задевало его»15. Сестра Рокфеллера, Мэри Энн, назвала абсурдной ложью мысль о том, что он был брюзгой. «Джон всегда легко находил с любым человеком общий язык», – заявила она16. Действительно, не обладая некоторым обаянием или хотя бы приветливостью, он не добился бы таких результатов в деловом мире.
Рокфеллер так высоко ценил сотрудников, что первые годы «Стандард Ойл» лично занимался рутинным вопросом приема на работу. (После завоевания других центров нефтепереработки штатное расписание раздулось до трех тысяч человек, и его личное участие стало уже невозможным.) Считая рост империи само собой разумеющимся, он нанимал талантливых людей, когда находил их, а не тогда, когда это было крайне необходимо.
Рокфеллер был не просто технократом, он был вдохновляющим лидером, умевшим увлечь рабочих, и высоко ценил руководителей с навыками общения. «Способность иметь дело с людьми это такой же продаваемый товар, как сахар или кофе, – сказал он однажды, – и за нее я плачу больше, чем за какую-либо другую на этом свете»17.
Сотрудникам предлагалось направлять жалобы или предложения лично ему, и он всегда интересовался их делами. В переписке Рокфеллера полно запросов о больных или вышедших на пенсию сотрудниках. Он был разумно щедр в выплатах, зарплатах и пенсиях, платил несколько выше, чем в среднем в промышленности. Сорок лет спустя бывший подчиненный написал о фирме, наверное, с некоторым преувеличением: «Там никогда не было стачек или недовольных рабочих; и сегодня ни одна деловая организация не заботится о своих ветеранах так, как «Стандард Ойл компани»18. Важно отметить, что нефтепереработка была капиталоемкой промышленностью без бурлящих возмущений, которые влияли на угольные шахты и металлообработку. Даже в голодные годы «Стандард Ойл» купалась в доходах, и могла пользоваться роскошью добрых намерений. Один биограф даже сказал о Рокфеллере: «Он был лучшим работодателем своего времени, ввел госпитализацию и выплаты при выходе на пенсию»19.
Рокфеллер был прекрасным начальником до тех пор, пока рабочие придерживались его правил, но, если они делали что-то глупое, например, демонстрировали интерес к профсоюзу, они быстро лишались его симпатий. Рокфеллер не признавал законность организованного труда и не переносил организаторов профсоюзов на своей территории. Он оставлял за собой право критиковать и частную жизнь сотрудников. Он перенес на коллектив собственные стандарты добропорядочности, штрафовал любого руководителя, замеченного во внебрачных связях, и неодобрительно относился к разводам. Соблюдать День отдохновения было обязательно, и, если коллеги писали ему в дни, когда им следовало бы находиться в церкви, они старались не ставить настоящую дату на свои письма.
Самый яркий пример участия Рокфеллера в моральном преобразовании соратника произошел с Джоном Д. Арчболдом, жизнерадостным молодым протеже, чьи выходки и заразительный смех так радовали Рокфеллера. Когда Рокфеллер изначально уговаривал его перестать пить, Арчболд притворился, что держит слово, и носил чеснок в кармане жилетки, чтобы маскировать предательские запахи. К 1881 году его попойки стали слишком явными и саморазрушительными, чтобы их можно было скрывать, и он написал покаянное письмо Рокфеллеру, подтвердив свой зарок: «Мой дорогой господин Рокфеллер – любые мои слова покажутся насмешкой. Я даю вам слово, как никогда ранее понимая его серьезность и важность. Каждое воскресенье я буду писать вам письмо, до тех пор, пока наши отношения дают мне такую привилегию или пока вы не попросите меня прекратить»20. С этого момента, в течение восьми месяцев каждое воскресенье Арчболд отправлял Рокфеллеру письмо, подтверждая, что не пил всю неделю и писал, например: «Пожалуйста, примите это как свидетельство окончания пятого периода»21. Арчболд искреннее старался, но четыре года спустя у него был, по крайней мере, один сильнейший срыв, и он очень расстраивался, что подвел наставника. «Я никогда прежде не видел его в таком угнетенном состоянии и в таком отчаянии, – сказал Рокфеллеру один из руководителей «Стандард Ойл». – Я не думаю, что кто-то способен в полной мере понять, ни через какую борьбу с этой прискорбной привычкой ему пришлось пройти, ни того убитого горем состояния, в каком он сейчас, когда она вновь завладела им»22. Зная об огорчении Рокфеллера, другие руководители старались сделать вид, что Арчболд по незнанию проглотил какое-то снадобье, содержащее алкоголь.
Сотрудники глубоко уважали Рокфеллера и стремились угодить ему. По словам одного из них: «Я никогда не слышал, чтобы кто-то еще собрал лучших людей в одну команду и вдохновил каждого делать все, что в его силах для предприятия… Он был так велик, так терпелив; я не верю, что подобный ему, приходит в этот мир чаще, чем раз в пять или шесть сотен лет»23. Рокфеллер действовал легкими намеками, скупо хвалил сотрудников и подталкивал их к нужным решениям. Он тщательно проверял новых людей, но, когда начинал верить им, наделял их огромными полномочиями и вмешивался только в случае откровенной неудачи. «Зачастую лучшим способом вырастить работника – если вы уверены, что у человека есть характер и способности, – это отвезти его на глубину и бросить в воду, тогда он либо потонет, либо выплывет, – заметил он, вспоминая, как Большой Билл учил сыновей на озере Оваско. – Он не подведет»24. Чтобы провернуть такую масштабную операцию, ему приходилось делегировать полномочия, и частью закона «Стандард Ойл» было научить подчиненного делать работу за вас. Рокфеллер наставлял новичка: «Вам кто-нибудь рассказал о правилах этой конторы? Нет? Они таковы: никто ничего не делает, если может устроить, чтобы за него это сделал другой. …Как только получится, найдите человека, на которого можете положиться, обучите его работе, потом садитесь, кладите ноги на стол и придумывайте для «Стандард Ойл» способ заработать»25. Верный этой политике, Рокфеллер старался высвободиться из сложной паутины административных деталей и посвятить больше своего времени стратегическим решениям.
Больше всего Рокфеллер вдохновлял подчиненных своим фанатичным перфекционизмом. Он никогда ничего не делал наобум, а сотни тысяч его деловых писем были образцами сжатости и выверенных выражений, результатом тщательных исправлений. Диктуя письма, секретарю, он проходил через пять или шесть черновиков, прежде чем избавлялся от каждого ненужного слова и получал в точности то впечатление от своего сообщения, какого хотел добиться, а затем ставил подпись своим лучшим росчерком. Как вспоминал один из старших помощников: «Я видел, как он ставит свое имя на сотне бумаг зараз. Он выводил каждую подпись аккуратно, как будто именно этой конкретной подписи предстоит стать той единственной, по которой его запомнят навсегда. Каждая подпись становилась произведением искусства»26. Страсть к совершенству исходила от Рокфеллера и пропитывала всю организацию. Личность Джона Д. Рокфеллера была духом операций «Стандард Ойл» по всему миру.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?