Текст книги "Титан. Жизнь Джона Рокфеллера"

На первое место Рокфеллер ставил гармонию внутри компании и старался примирить своих противоборствующих вождей. Как человек лаконичный, прежде чем выражать собственное мнение, он любил выяснять мнения окружающих, а затем мастерски находил компромисс и сохранял согласие. Он всегда осторожно преподносил свои решения в виде предложений или вопросов. Даже в первые дни существования фирмы он каждый день обедал с Уильямом, Харкнессом, Флаглером и Пейном, чтобы подробно обсудить проблемы. Разросшейся организацией он управлял с помощью консенсуса, не предпринимая крупных инициатив, против которых возражали члены правления. Так как любая идея проходила высшую проверку анонимного одобрения умных самостоятельно мыслящих людей, «Стандард Ойл» совершила очень немного серьезных оплошностей. Рокфеллер утверждал: «Мы убеждались в своей правоте и, прежде чем идти вперед, старались предусмотреть каждую случайность»²¹.

Время от времени Рокфеллер ссорился с Чарльзом Праттом, Генри Роджерсом и другими, но внутри фирмы не было вздорных пререканий и бюрократической ревности, которые обычно сопровождают большую власть. Если послушать Рокфеллера, директоров – бывших противников, создавших корпоративное братство, – связывала почти мистическая вера. В его понимании их доверие друг к другу объясняло их сплоченность и подтверждало добродетель. «Негодяи не смогли бы держать себя так, как держали люди «Стандард Ойл Компани» все это время»²². Благодаря сплоченности руководства фирма стала практически непроницаемой для любопытных репортеров и следователей правительства, которые никак не могли протиснуться сквозь плотные фаланги единомышленников, руководивших нефтяной империей четыре десятилетия подряд.

Единство партнеров «Стандард Ойл» было особенно удивительным, учитывая то, что организация представляла собой сложную структуру из обширной пестрой мозаики фирм, номинально независимых, но в действительности подчиняющихся «Бродвей, 26». В отсутствие федерального закона об акционерных обществах, Рокфеллеру, как и любому коммерсанту того времени, приходилось искать выход из лабиринта законов, чертовски осложнявших управление компанией, действующей в нескольких штатах. По его словам: «Наша федеративная форма правления, делая общество одного штата чуждым всем другим штатам, вынуждает многие фирмы, ведущие дело при помощи обществ, создавать их в тех или других штатах, где им приходится вести дела»²³. Препятствие вынуждало коммерсантов изобретать хитрые пути в обход законов и приводило их в законодательные собрания к коррумпированным политикам; отсюда и значительная доля цинизма Рокфеллера. От «Стандард Ойл», компании изначально общенациональной, устаревшая законодательная система требовала бесчисленного множества юридических ухищрений. Рокфеллер обоснованно считал систему несправедливой помехой, но она одновременно подстегивала его мышление.

Его первая крупная импровизация вылилась в остроумный договор о доверительной собственности, негласно реализованный в 1879 году. По условиям деятельности «Стандард Ойл, Огайо» не имела права владеть компаниями за пределами штата, поэтому она назначила трех сотрудников среднего звена – Майрона Р. Кита, Джорджа Ф. Честера и Джорджа Х. Вайласа – доверенными лицами, и они держали акции во множестве подконтрольных фирм в других штатах. Получив дивиденды, они, как частные лица, распространяли их по тридцати семи инвесторам «Стандард, Огайо», пропорционально долям в головной компании. (Из тридцати пяти тысяч акций «Стандард» Рокфеллер держал почти девять тысяч, в три раза больше, чем Флаглер, Харкнесс, Пратт или Пейн²⁴.) Эта сооруженная наспех структура позволяла Рокфеллеру заявлять под присягой, что «Стандард Ойл, Огайо» не владеет собственностью за пределами штата, хотя фирма контролировала почти все трубопроводы и нефтеперерабатывающие заводы в Пенсильвании, Нью-Йорке, Нью-Джерси и Мэриленде; номинально этими объектами владели доверенные лица.

Соглашение 1879 года, как временная мера, просуществовало всего три года. В 1881 году Пенсильвания попыталась обложить налогом собственность «Стандард, Огайо» в пределах штата, и Рокфеллер опасался, что окажется в заложниках, если другие штаты воспользуются этим прецедентом. В то же время он уже поглотил столько новых трубопроводов и перерабатывающих заводов, что координировать множество разбросанных объектов становилось все труднее. Пришло время модернизировать операции, ввести руководство и двинуться к новым достижениям. Мозговым центром, вдохновившим следующий этап развития, стал обходительный толстячок, юрист, пресвитерианский церковный староста Сэмюэл К. Т. Додд, мужчина столь полный, что, по словам одного остряка, он был единого размера во всех направлениях. Как юрисконсульт «Стандард Ойл» с 1881 по 1905 год, он выполнял роль ее главного теоретика и публициста, будучи и идеологом, и адвокатом. Додд, сын плотника из Франклина, штат Пенсильвания, и поэт-любитель, страстно любящий классическую литературу, был шумным гордым жителем Титусвилла. По иронии судьбы, став членом конституционного конвента Пенсильвании от демократической партии в 1872 году, Додд привлек к себе внимание как бич железных дорог, громящий Рокфеллера и «Саут импрувмент компани» за обман со скидками.

История о том, как Додд оказался в «Стандард Ойл», вероятно, позволила ему увидеть всю глубину коварства Рокфеллера. В 1878 году два нефтепереработчика, Тейлор и Саттерфилд, наняли его для решения спора с «Юнайтед Пайп Лайнс», которая предположительно находилась в собственности «Вандергрифт энд Форман». Додд являлся адвокатом капитана Джейкоба Дж. Вандергрифта, и оказалось, что он представляет в деле обе стороны. В какой-то момент он услышал от Вандергрифта шокирующее признание: «Юнайтед пайп лайнс» фактически принадлежит со всеми потрохами «Стандард Ойл». От имени своих клиентов Додд отправился в Кливленд, чтобы уладить дело к удовлетворению всех сторон. Он вспоминал:

«Здесь я впервые встретился с Джоном Д. Рокфеллером, очень приятным, вежливым, неприметным человеком, но неторопливым в обдумывании вопросов и предельно точным в каждый момент переговоров. В один из дней мы составляли контракт, он был несколько раздражен моим возражением по какому-то пункту, который он хотел туда включить, и сказал саркастически: «Господин Додд, вы часто представляете обе стороны в деле?» Я ответил: «Не часто, господин Рокфеллер, но всегда готов сделать это, если обе стороны хотят видеть честного адвоката». Это, казалось, повеселило его, и мы скоро уладили дело»²⁵.

Когда Рокфеллер нанял его в 1879 году, Додд потребовал не денег и титулов, а заверений в отсутствии посягательств на его принципы. Он взял относительно небольшую зарплату (никогда не превышавшую двадцать пять тысяч долларов в год) и не поддался на уговоры Рокфеллера принять акции «Стандард Ойл», утверждая, что это может повлиять на непредвзятость его суждения; по той же причине он не стал директором «Стандард». Додд заявил, что он никогда не изменит своих взглядов на нечестность железнодорожных скидок. На все эти условия Рокфеллер легко согласился – возможно, даже слишком легко. Как мы увидим, он годами дурил Додда по поводу отношений «Стандард Ойл» с железными дорогами, до такой степени, что напрашивается вывод, что Додд сам хотел, чтобы его одурачили, и окорачивал свой скептицизм. После того как Рокфеллер взял его на работу, от Додда отвернулись многие бывшие клиенты вдоль Ойл-Крик. Он только пожал плечами и сказал: «Что ж, как говорят пасторы, когда получают предложение о более высокой зарплате, видимо, на то воля Господа»²⁶. Рокфеллер наградил Додда следующей похвалой: «Более объективный человек никогда не жил… Он был милым, верным человеком»²⁷. В ходе многих антитрестовских слушаний Рокфеллер смотрел на грозного Додда и ждал его одобрительного кивка, прежде чем отвечать на вопросы.

Додд был кудесником в изобретении схем, которые подчинялись букве, но обходили дух закона. Когда вскрылся балаган с Китом – Честером – Вайласом, Додд изучил новые организационные структуры, которые позволили бы «Стандард» расширить дело, сохраняя централизованный аппарат. То, что главные директоры жили в разных городах, – в основном в Кливленде, Нью-Йорке, Питтсбурге, Филадельфии и Балтиморе, – препятствовало точной согласованности действий. Додду неожиданно пришла в голову блестящая идея, как слить фирмы в разных штатах в одну гигантскую корпорацию. Для начала требовалось зарегистрировать компанию «Стандард Ойл» в каждом штате, где она владела значительной собственностью. В результате, 1 августа 1882 года была сформирована «Стандард Ойл, Нью-Йорк» с президентом Уильямом Рокфеллером; через четыре дня Джон стал президентом «Стандард Ойл, Нью-Джерси». Эта стратагема не позволяла одному штату облагать налогом собственность «Стандард Ойл» в других штатах. Додд понял, что отдельные компании потребуют отдельных советов директоров и сообразил, как не допустить фрагментации власти. Выход, объяснил он, в том, что «можно сохранить общее имя, общее помещение и общее управление посредством общего исполнительного комитета. Акции, по сути, могут быть общими, если поместить акционерный капитал в руки доверенных лиц, которые выпустят сертификаты долевого участия в доверительной собственности (тресте), и эти сертификаты дадут им право на пропорциональные дивиденды»²⁸. Как отметил Додд, этот сложная обменная операция с акциями создала бы союз не фирм, а акционеров, гарантирующий, что компании будут вести себя согласованно, не вступая в конфликт с законом.

Додд и Флаглер набросали новый договор доверительного управления «Стандард Ойл» от 2 января 1882 года. Общественность не подозревала о схеме, которая породила предприятие с капиталом в семьдесят миллионов долларов, контролирующее девяносто процентов нефтеперерабатывающих заводов и трубопроводов страны, пока через шесть лет она не всплыла на антитрестовских слушаниях. Договор создал совет из девяти доверенных лиц, сидящих в Нью-Йорке – именно эта группа ежедневно собиралась на обед на Бродвее, 26. Сегодня мы назвали бы эту структуру холдинговой компанией, но в то время она казалась воображаемой и юридически не существовала. Структура не могла заключать сделки, подписывать контракты или вести бухгалтерию, хотя пользовалась безграничной властью. Она получала акции «Стандард, Огайо» и сорока других компаний – двадцать шесть из них принадлежали ей частично, четырнадцать полностью – с полномочиями назначать должностных лиц и директоров. Распределение власти и богатства среди акционеров оставалось несимметричным, Рокфеллер держал больше трети сертификатов, пакет стоимостью девятнадцать миллионов долларов. Пятеро членов кливлендского крыла – Джон и Уильям Рокфеллеры, Флаглер, Пейн и Харкнесс – сохранили большинство акций и сформировали пул в верхнем эшелоне, чтобы совместно покупать и продавать доли в других компаниях.

Впервые формирование треста создало оборотные ценные бумаги, и это глубоко повлияло на культуру «Стандард Ойл». Рокфеллер не просто уговаривал подчиненных брать акции, он обеспечил под это достаточно денег. Владение акциями стало широко распространенным, оно еще сильнее сплотило организацию, создало командный дух, который помогал подавлять и конкурентов, и следователей правительства. Сотрудники, получавшие огромные доходы с капитала и дивиденды, превратили «Стандард Ойл» в священный крестовый поход. Рокфеллер надеялся, что трест послужит моделью нового народного капитализма, когда сотрудники владеют акциями. «Я бы сделал каждого человека капиталистом, каждого мужчину, женщину и ребенка, – говорил он. – Я бы сделал так, чтобы все хранили свои сбережения, не растрачивали их; владели предприятиями, владели железными дорогами, владели телеграфными линиями»²⁹.

Во многом метаморфозы «Стандард Ойл» предварили развитие других крупных американских компаний конца XIX века – путь от конкуренции свободного плавания к разрозненным картелям и затем к надежным трестам. Соглашение 1882 года вводило понятие треста почти как синоним промышленной монополии. В 1880-х годах объединения в масштабах отрасли пустили ростки во многих видах промышленности в Америке, Англии и Германии, но их руководство не справлялось с обманами и тайными снижениями цен. Теперь «Стандард Ойл» придумала способ ввести централизованный контроль с возможностью управления. Многие компании скопировали схему, поэтому можно сказать с простительным преувеличением, что соглашение о доверительной собственности 1882 года, составленное «Стандард Ойл» привело напрямую к антитрестовскому закону Шермана восемь лет спустя.

Рокфеллер стал уникальным гибридом в американском бизнесе: и интуитивный предприниматель первого поколения, который основывает компанию, и менеджер-аналитик второго поколения, который расширяет и развивает ее. Он не являлся разновидностью грубых, самостоятельно добившихся успеха магнатов, которые быстро перестают играть роль в собственной организации. По этой причине его карьера предваряет менеджерский капитализм ХХ века.

Так как Рокфеллер владел не более чем третью своей компании, он нуждался в сотрудничестве с другими людьми. Создав империю непостижимой сложности, он был достаточно умен и понимал, что необходимо вложить в организацию свою личность. Многие отмечали, что Рокфеллер редко говорил «я», если только не рассказывал шутку, и при обсуждении «Стандард Ойл» предпочитал множественное число первого лица. «Не говорите я должен сделать это или то, – наставлял он коллег. – Мы должны сделать это. Не забывайте, что мы партнеры; то, что делается, делается для нашего общего блага»³⁰. Он предпочитал прямолинейных коллег нерешительным подхалимам и приветствовал разницу во мнениях до тех пор, пока не происходило перехода на личности. Разговаривая между собой, руководители «Стандард», при всей их лихой репутации, оставались любезны и официальны. Как сказал о них Кливленд Амори: «Ни одна группа американских заправил не была более грозной и надменной на виду и более мягкой и осторожной и скромной наедине»³¹.

Как создатель новых промышленных форм, Рокфеллер оставил свой след в эпоху, прославлявшую изобретателей, а не администраторов. Вероятно, величайшим его достижением стало учреждение первой многонациональной корпорации, продававшей керосин всему миру, и определение направления развития бизнеса на следующий век. По его словам: «Наша страна переходила от сельского хозяйства к массовому производству и коммерции, и нам приходилось изобретать методы и механизмы по мере продвижения»³². Экономисты и историки, сколь бы ни спорили о его этике, единодушно превозносили роль Рокфеллера как первопроходца современной корпорации. Несмотря на препятствия в законодательстве, он сумел объединить десятки разрозненных фирм в единое целое. Структура, которая могла бы стать громоздкой машиной, превратилась в руках Рокфеллера в эффективный инструмент. «Стандард Ойл» проложила путь в промышленном планировании и больших объемах производства, пользуясь эффектом масштаба, который было бы сложно получить в условиях чистой конкуренции. Под опекой Рокфеллера трест добился заметных успехов в улучшении качества керосина, развитии побочных продуктов и сокращении стоимости упаковки, транспортировки и распространения нефтепродуктов по всему миру. Как отметил один биограф: «Рокфеллера следует признать величайшим руководителем бизнеса, какого только дала Америка»³³. Ему вторит один из историков нефтяной отрасли: «Для формирования нефтяной промышленности Рокфеллер был самой важной фигурой. Вероятно, то же можно сказать о его месте в истории развития промышленности Америки и роста современной корпорации»³⁴.

Секрет объединения десятков дочерних концернов лежал в системе комитетов, созданной «Стандард Ойл». Святая святых был исполнительный комитет. Хотя для руководителей на местах его распоряжения носили рекомендательный характер, комитет обладал значительной силой, так как с ним приходилось согласовывать любые расходы свыше пяти тысяч долларов и повышение зарплаты свыше пятидесяти долларов в месяц, что позволяло ему замедлить рост любого подразделения. Под исполнительным комитетом была группа специализированных комитетов, занимавшихся транспортом, трубопроводами, внутренней торговлей, экспортной торговлей, производством, покупками и так далее. Эти комитеты стандартизировали качество соответствующих дочерних фирм, позволяли менеджерам обмениваться мнениями и планировать свои операции. Рокфеллер так охарактеризовал эти инновации: «Например, группа людей хорошо знала производство. Выбирались специалисты, они ежедневно встречались и изучали проблемы, которые постоянно возникали, и новые, и старые. Плоды их исследования, их изучения, были доступны каждому концерну, чьи акции держали эти доверенные лица»³⁵. Системой комитетов «Стандард Ойл» создала самодостаточную вселенную, надзирая за заводами, которые делали кислоту, химические продукты, доски, бочки, фитили, насосы и даже железнодорожные цистерны. Компания закрыла более тридцати устаревших перерабатывающих заводов, сконцентрировав более четверти мирового производства керосина на трех исполинских предприятиях в Кливленде, Бейонне и Филадельфии.

Система комитетов оказалась остроумным приспособлением, интегрирующим работу фирм, но при этом не лишающим их автономии. Следует вспомнить, что «Стандард Ойл» оставалась конфедерацией, и большинством дочерних компаний владела лишь частично. Жесткая иерархия, раздающая распоряжения сверху, мешала бы хозяевам на местах, которым Рокфеллер обещал долю автономии в управлении их заводами. Система комитетов активизировала их силы, одновременно задавая общее направление. Комитеты поддерживали соперничество между подразделениями, распространяли цифры с результатами работы и поощряли соревноваться за рекорды и призы. Этот момент был жизненно важен, так как монополии, отказавшись от розг конкуренции, могли легко превратиться в ленивых гигантов. В «Стандард Ойл», напротив, как заявил Рокфеллер: «…стимул стать лучшим, каждое предприятие за себя, привел к активной и энергичной конкуренции»³⁶.

Многие годы Рокфеллер пытался отойти от того, чтобы вникать в мелкие детали и приветствовал систему комитетов, отводящую ему роль запасного колеса. Он никогда не посещал собрания специализированных комитетов, но иногда, в характерной для него манере, заходил на совещания глав комитетов. Как сказал один из членов:

Я часто видел господина Рокфеллера на встречах глав разных подразделений компании, он внимательно слушал каждого и не говорил ни слова. Он мог растянуться в кресле и сказать: «Я немного устал, но продолжайте, джентльмены, я знаю, вы хотите прийти к решению». Он иногда закрывал глаза; но ничего не упускал. Он уходил, не сказав ни слова, только попрощавшись. Но, когда появлялся в следующий раз, он успевал обдумать все предложения и прийти к ответу – и он всегда находил верный ответ³⁷.

Хотя «Стандард Ойл» поощряла сотрудничество и позволяла процветать сильным руководителям, Рокфеллер сохранял несравнимое влияние. Пока коллеги кутили, покупая роскошные дома и европейское искусство, Рокфеллер расходовал свои деньги экономно. Он верил в «Стандард Ойл» и с радостью приобретал все доступные акции у других директоров. «О, в те дни я был рынком сбыта», – однажды посмеялся он, и его уникальный пакет акций делал его мнение еще более весомым³⁸.

Дело было не только в количестве акций, Рокфеллер обладал невероятной харизмой. Он никогда не фамильярничал, не обращался грубо и не забавлялся со своими коллегами, но его спокойная манера государственного деятеля вызывала чувство трепета. Как сказал один репортер в 1905 году: «Ни один человек, даже самый невпечатлительный, не смог бы, находясь в присутствии господина Рокфеллера, и не чувствовать скрытую силу этого человека»³⁹. Казалось, он обладал способностями оракула. Как признал Арчболд: «Рокфеллер всегда видит немного дальше всех нас – но не упуская при этом того, что перед носом»⁴⁰. Другой руководитель «Стандард», Эдвард Т. Бедфорд, очень высоко отозвался о нем: «Господин Рокфеллер действительно был сверхчеловеком. Он не просто наметил новую систему ведения дела в большом масштабе, но и имел терпение, смелость и мужество пустить ее в действие перед лицом невероятных трудностей, держась за свою цель с поразительным упорством и уверенностью»⁴¹.

С менее высокопоставленными сотрудниками Рокфеллер общался в легкой тактичной манере и никогда не реагировал с гневом, если ему сообщали о претензиях. Раз в год каждый сотрудник имел право появиться перед исполнительным комитетом и выдвинуть аргументы в пользу более высокой зарплаты, и Рокфеллер всегда реагировал любезно. Как вспоминал один сотрудник: «Когда Г. Х. Роджерс резко заявлял, что с него достаточно и у нас нет права просить повышения, господин Рокфеллер говорил: «О, дайте ему шанс»⁴². Но эта мягкость была обманчива, так как, хотя Рокфеллер был готов платить по ставкам на десять или даже двадцать процентов выше среднего уровня, он никогда не смирился бы с союзом или организованным протестом сотрудников.

В конечном итоге, Рокфеллер занимал господствующее положение в «Стандард Ойл», потому что изобрел метод решения проблем, который позволил ему зайти гораздо дальше его изначального вложения. Он верил, что есть время думать, а затем время действовать. Он подолгу размышлял над проблемами и молча строил планы. Но когда он принимал решение, он больше не отвлекался на сомнения и следовал своему видению с неуклонной верой. К сожалению, в таком состоянии ума он был почти глух к критике. Он напоминал ракету, которую, после того как она запущена, нельзя остановить, нельзя вернуть, нельзя сбить с курса.

* * *

Среди плотной пелены соблазнов Манхэттена дом Рокфеллера оставался спокойным островком миссионеров, встреч сторонников трезвости и молитвенных бдений. Рокфеллеры, преследуемые страхами перед грехами большого города и нацеленные избежать воздействия спиртного, карт, табака и танцев, продолжали общаться только с родственными душами. Чем больше споров шло вокруг «Стандард Ойл», тем более степенной была их жизнь дома.

Семья опровергла высказывание Джона Уэсли: «…там, где растет богатство, в равной мере уменьшается религиозное рвение»⁴³. Рокфеллеры отгадали загадку, которую в 1819 году Джон Адамс задал Томасу Джефферсону: «Скажите, как воспрепятствовать тому, что богатство ведет к роскоши? Скажите, как воспрепятствовать тому, что роскошь ведет к изнеженности, опьянению, излишеству, пороку и безумству?»⁴⁴ Страх, что богатство изменит их ценности, лишь еще больше подталкивал Джона и Сетти к активной работе в церкви и движении за трезвость. В 1883 году Джон присутствовал на заседании консультативного совета Женского христианского союза трезвости, который выступал за внесение поправки в конституцию штата Огайо, запрещающей изготовление и продажу спиртных напитков. Инициатива сошла на нет, Рокфеллер позже выступил главным благотворителем Антисалунной лиги штата Огайо и становился все более активным в этом вопросе. «Я опасаюсь, что если великая реформа за трезвость не пройдет по всей нашей земле, Республика окажется в опасности», – гремел он⁴⁵. Кроме других любимых идей, которые он поддерживал в тот период, он жертвовал значительные суммы ревайвалисту Дуайту Л. Муди и уговаривал Генри Флаглера последовать его примеру.

Перед самым отъездом Рокфеллеров из Кливленда друзья спросили Сетти, почему ее дети не крещены, и этот вопрос начал беспокоить ее. Она усиленно проводила молитвенные собрания с детьми, и в результате трое из четверых – Алта (12 лет), Эдит (11 лет) и Джон (9 лет) прошли обряд крещения 28 октября 1883 года, в последнее воскресенье перед переездом в Нью-Йорк. Позже Сетти вспоминала свои впечатления: «Зрелище было красивое и трогательное, после утренней службы – в крестильне стояли растения и цветы, и наверху подвесили голубя»⁴⁶. Так как Рокфеллер возвращался в Кливленд каждое лето, Джон и Сетти сохранили свое положение в Баптистской церкви на Юклид-авеню. Переехав в Манхэттен, они присоединились к Баптистской церкви на Пятой авеню и привезли преподобного Уильяма Г. П. Фонса из Спрингфилда, штат Массачусетс, чтобы тот ее возглавил. Рокфеллерам никогда не приходило в голову обратиться к более престижной конфессии. «Большинство американцев, скопив денег, лезут на золотые шпили ближайшей Епископальной церкви, – заметил позже Г. Л. Менкен. – «Но Рокфеллеры держатся за первобытного бога дождя американской глубинки и совершенно не стыдятся его»⁴⁷. Они не чувствовали бы себя комфортно в великолепии и формальности высокой церкви.

Проучившись много лет дома, дети Рокфеллеров начали неуверенно выбираться из своего зачастую удушливого семейного кокона. Рокфеллер говорил, что учил детей дома, потому что ездил несколько лет между Кливлендом и Нью-Йорком, но, возможно, он так ограждал их от запретных контактов. Бесси, Алта и Эдит теперь посещали женскую семинарию в городке Рай, округ Вестчестер, которой руководила миссис Лайф, бывшая Сьюзан Ла Монти, занимавшаяся с Рокфеллером в Овего в детстве. Трем девушкам, хотя они и являлись наследницами одного из богатейших людей Америки, постоянно чего-то хотелось. Как заметила одна близкая знакомая:

«Карманных денег детям давали немного. Эдит однажды поделилась со мной, когда мы ходили по магазинам, что ее самым заветным желанием было купить шелковое нижнее белье, но что «Мама не хочет слышать об этом». Алта мечтала о цилиндре к костюме для верховой езды, а когда через много месяцев уговоров наконец получила его, она в нем сфотографировалась… Затем мечтой ее жизни стали сапоги для верховой езды⁴⁸.

Эдит определенно помешалась на одежде и демонстрировала стремление к модным костюмам и украшениям вопреки ценностям ее родителей.

Рокфеллер, утверждая, что говорить о деньгах неприлично, скрывал от детей размеры своего состояния. В середине 1880-х годов Бесси поступила в Вассар – она единственная из дочерей посещала колледж, – и они пошли с одноклассницами по магазинам в поисках рождественского подарка для любимой учительницы. В одном магазине на Манхэттене они нашли идеальный подарок: столик за сто долларов. У Бесси и ее спутниц было только семьдесят пять, и они спросили продавца, могут ли они отдать недостающие двадцать пять через несколько дней. Он согласился подождать, если кто-то из нью-йоркских коммерсантов поручится за них. «Мой отец предприниматель, – робко сказала Бесси. – Он поручится.» «Кто ваш отец?» – спросил мужчина. «Его зовут господин Рокфеллер. Джон Д. Рокфеллер; он в нефтяном деле». Продавец ахнул: «Джон Д. Рокфеллер – ваш отец!» Когда он согласился отправить мебель, Бесси подумала, что он просто решил сделать им приятное»⁴⁹.

Когда пришло время Младшего расстаться с частными учителями, он пошел в Нью-Йоркскую школу языков, затем в школу К. Н. Дугласа, а затем в заведение для аристократии, школу Катлера, в которой учились Альберт Милбэнк, Корнелиус Н. Блисс и Корнелиус Вандербильт. Младший каждое утро плелся в школу пешком по мостовым, глядя, как более бедные одноклассники подъезжают в красивых экипажах. Этот способный прилежный мальчик недооценивал свой ум, но всегда получал высшие оценки и вел целеустремленную жизнь, оставлявшую не так много времени для отдыха. В свободное от уроков время он занимался на скрипке и в течение восьми лет брал уроки у Ричарда Арнольда, первого скрипача Филармонического оркестра. Младшего никогда не шлепали и не наказывали, но ему приходилось мириться с беспрерывным выслушиванием принципов религии от Сетти⁵⁰. В сравнении с матерью отец был почти балагур. Желая порадовать родителей и других авторитетных взрослых, Младший воспринимал все слишком серьезно и цепенел от ужаса даже при мысли о возможности совершить ошибку.

Просто чудо, что при том чувстве долга, какое регулярно вбивали им в головы, дети Рокфеллера не свихнулись. У них все же проявилось множество психосоматических симптомов. В свой первый год в Катлер, тринадцатилетний Младший набрал средний балл 98,1, и у него начался нервный срыв от перегрузки⁵¹. Слишком много ожиданий взвалили на его хрупкие плечи, и он пошатнулся под их весом. Отец назначил ему курс лечения главным викторианским средством – тяжелой работой на улице. В конце 1887 года Младший с матерью зимовали в Форест-Хилл, где он яростно рубил дрова (пятнадцать центов за связку), разбивал камни, жег мусор и сгребал листья, вырабатывая нервное напряжение из системы. Младшему нравилась такая эпизодическая монополия на внимание матери и передышка от регламентированной жизни в Нью-Йорке. Его письма отцу рассказывают о меланхоличной красоте снежной зимы, прогулках на санях в лунном свете и катаниях на коньках днем по замерзшему озеру, когда Сетти садилась на деревянный стул, а он толкал его перед собой.

Младший, оживший после отдыха, завершил второй год в Катлере, а затем его перевели в школу, созданную специально для него. Джон и Уильям Рокфеллеры посовещались с талантливым преподавателем, Джоном А. Браунингом, и тот создал крошечную школу Браунинга, всего из двух классов: один строился вокруг Младшего, второй – вокруг Перси, сына Уильяма. Школа, будучи проектом Рокфеллера, работала на 55-й Западной улице, в особняке, принадлежавшем семье. Джон и Уильям платили Браунингу зарплату и сохраняли за собой право отбирать поступающих. Школа уделяла основное время ручным ремеслам и классическим предметам и была пронизана духом равноправия. Нетти Фоулер Маккормик из чикагского клана «жнецов» отправила туда двух сыновей, Гарольда и Стэнли; в состав учащихся из двадцати пяти человек входили два сына управляющего поместьем Уильяма в Гринвиче, штат Коннектикут. Школа Браунинга была очередной попыткой Джона Д. не позволить своим детям возгордиться или скатиться до праздной беспутной жизни.

Из писем, которые Младший отправлял отцу из Форест-Хилл зимой 1887–1888 годов, становится ясно, что его мать тоже восстанавливалась после приступа болезни. Он написал другу: «Приятно быть со всей семьей, но, когда мы думаем, как это полезно для мамы – а ей и правда значительно лучше, она так хорошо спит и чувствует себя настолько лучше, – мы совершенно счастливы, что разделены»⁵². Сетти всегда была слабой, но теперь появились признаки астении, которая позже превратит ее в инвалида. Ей нравилось выезжать с мужем, и она разделяла его любовь к катанию на коньках, но занималась этим очень понемногу. «Она не была сильной… и не могла выдерживать много нагрузки», – сказал ее сын⁵³.