Текст книги "Титан. Жизнь Джона Рокфеллера"

Движение за трезвость удовлетворяло пуританское стремление Джона и Сетти спасти мир, их дети вступили в «Верный легион», группу по запрету продажи спиртного, пугавшую их пороками зеленого змия. Сетти, как член-основатель Женского христианского союза трезвости, и другие воспитанные леди периодически снисходили в кливлендские трущобы Виски-Хилл, в основном населенные иммигрантами и рабочими заводов. Часов в одиннадцать утра дамы забегали в салуны, падали на колени и молились за пьяных грешников. Эти энергичные леди арендовали помещения на первом этаже и организовывали «дружеские трактиры», где раздавали «здоровую пищу и сарсапарель» жаждущим «душам, утопающим в спиртном»²⁸. Джон был главным спонсором форпоста умеренности, Центрального дружеского трактира, что делает его одним из первопроходцев в движении благотворительных учреждений. Иногда он присоединялся к Сетти в рейдах по винным лавкам и навсегда запомнил, как в одном салуне наткнулся на бывшего одноклассника из Коммерческого колледжа Э. Г. Фолсома, который сидел, опухший и покрасневший, обреченный вскоре умереть от пьянства.

После Гражданской войны родители Сетти перенесли свое аболиционистское рвение на дело трезвости. К 1870 году они жили в Бруклине, штат Нью-Йорк, где демонстрировали тот же жаркий морализм, отличавший их гражданскую и религиозную деятельность в Огайо. Спелманы разделили обязанности – господин Спелман агитировал закрыть две с половиной тысячи баров, которые насчитал в Бруклине, а госпожа Спелман воздействовала непосредственно на пьющих молитвой и уговорами в тавернах. В депрессию после 1873 года господин Спелман предсказывал грядущий Армагеддон, где спиртное выступит против трезвости, Сатана против Христа. Он видел тяжелые времена, так как жадные требования и рабочих, и работодателей повлекут наказание господа за алчность. Он сурово заключил: «Пути Господни в наказании человеческих безумств и несдержанности молчаливы, но избежать их невозможно»²⁹. Господин Спелман теперь получал зарплату в «Стандард Ойл» в Нью-Йорке и излагал свои взгляды на экономику в терминах, подходящих его зятю. «Большие неприятности возникают от сумасбродного управления и безрассудной и гибельной конкуренции на грузовые перевозки», – объявил он, безоговорочно поддерживая монополию. После смерти Харви Спелмана в 1881 году его жена вернулась в Кливленд и жила с Джоном и дочерьми, Сетти и Лют, и совместное влияние трех женщин семьи Спелман подкрепило воинствующий христианский дух, наполнявший дом Рокфеллера.

Человек, приводящий в ярость своих соперников дьявольской хитростью деловых методов, был нежным сыном для своей стареющей матери. Элиза сохранила дом на Чешир-стрит, где портрет Джона висел на почетном месте в гостиной над камином. Почти все время она проводила с Фрэнком и Мэри Энн, но лето оставляла для Форест-Хилл. Она была глубоко привязана к старшему сыну, доверяла Джону, чувствовала умиротворение в его присутствии, а он отвечал глубоким сопереживанием. По воспоминаниям Младшего, «она всегда садилась за столом рядом с отцом и, сколько я помню, я часто видел, как он с любовью держал ее за руку. Бабушка верила отцу абсолютно и преданно. «Суждение Джона» по любому вопросу всегда было для нее правильным и окончательным»³⁰. Рокфеллер часто писал «своей дражайшей матери» с тем тоном любящего подшучивания, какой не проявлялся в других его письмах. «Твои комнаты в Форест-Хилл кажутся очень одинокими, мы надеемся, ты не позволишь им пустовать все лето, – написал он ей однажды в июне. – Дрозды уже справляются о тебе, и, если ты вернешься поприветствовать их, у нас наберется их целая лужайка»³¹.

К концу 1870-х годов здоровье начало подводить Элизу – ей уже было за шестьдесят, – и Джон умолял ее бросить курить трубку. Все ее волосы выпали, и иногда она носила фальшивые седые локоны; позже алопеция проявится и у ее сына. Элиза слабела, и Джон становился все более внимательным. «Когда она заболевала и не выходила из комнаты, отец шел к ней и своим тихим, радостным, подбадривающим тоном говорил ей, что дела у нее идут хорошо и она скоро поправится, – рассказывал Младший, – и после этого ей всегда удавалось найти в себе силы чувствовать себя получше»³². Ее болезни превосходили по важности дела «Стандард Ойл», и, если у матери начинался нервный срыв, пока Джон был на встрече, он спешил обратно в Форест-Хилл, шел прямо к ее кровати, брал ее за руку и говорил: «Тише, тише, мама. Все в порядке»³³.

Объясняя отсутствие отца, Джон Д. часто говорил людям, что у Билла астма – что было правдой – и что он нуждается в сухом теплом западном климате. Раз или два в год Дьявол Билл – или доктор Уильям Левингстон – всплывал в Кливленде в своей типичной оригинальной манере. Безо всякого предупреждения он звонил в Форест-Хилл с последней остановки кливлендской конки и просил, чтобы за ним прислали экипаж. Или объявлялся в эффектной коляске, запряженной прекрасными лошадьми, и важно ехал по Юклид-авеню. Или подъезжал прямо к зданию «Стандард Ойл» и взбегал вверх по ступеням, как молодой. Человек беспечный, он гулял, где хотел, и всегда поступал так, как ему вздумается. Как сказал один из юристов «Стандард Ойл», характеризуя принципы поведения Билла: «Если вам что-то не нравится, пойдите и повесьтесь!»³⁴ Он все еще производил впечатление, с лысой головой, массивным лбом и окладистой рыжей бородой, в которой теперь блестела седина. Во многих отношениях он оставался все тем же беззаботным оживленным духом прошлого, щеголял модными одеждами и бриллиантовой булавкой для галстука, играл на своей скрипке, отпускал шутки и рассказывал байки.

Дети Рокфеллера, становясь постарше, были очарованы дедушкой Рокфеллером, которого они считали яркой деревенской реликвией из прошлого семьи. Не подозревая о его темной стороне, они любили его грубоватые сельские привычки, энергичное пиликанье на скрипке и непристойный юмор. Шутовство Билла, должно быть, ослабляло сдержанное напряжение пуританского дома. Младший, который находил его «веселым и нескучным», сказал: «Дедушка Рокфеллер был наиболее симпатичным человеком… Вся семья любила его. Он был очень занятный, приходил и уходил, когда придется»³⁵. Во многом с внуками он поступал, как когда-то со своими детьми, Билл вручил внукам ружья и учил стрелять, прицепив мишень к дереву вдалеке и потчуя рассказами об охоте на диких уток. Бойкая Эдит нравилась ему больше всех, и, когда она попадала в цель, он пускался в пляс (почти как Джон) и орал: «Готов поспорить, она попадает восемь раз из десяти!»³⁶ Проходило нескольких таких бурных дней, и дедушка неожиданно исчезал, и никто не имел представления, куда он направился.

Поведение отца возмущало Джона, он никогда отцу не писал, но не настраивал детей против него и вел себя учтиво в его присутствии, хотя и отчужденно. С посторонними и прессой он говорил об отце не иначе как о прекрасном уважаемом человеке. Появления Билла вызывали противоречивые чувства и в Элизе. Когда в 1885 году он приехал в Форест-Хилл, она поначалу отказывалась видеть его, говоря, что у нее покалывает в боку, но потом согласилась провести в его обществе день. К тому моменту она была определенно рада, что избавилась от мужа.

Во многих отношениях жизнь Билла как Дока Левингстона напоминала их прежнюю жизнь с Элизой. Зимы он проводил с Маргарет во Фрипорте, штат Иллинойс, затем отправлялся в странствия до конца года, оставляя ее одну. Индивидуалист, отвергающий общепринятые взгляды, он чувствовал этот американский дух свободной жизни на границах цивилизации и уходил все дальше и дальше в глушь. Ему, как мошеннику, приходилось отрабатывать хитрости на сельских простаках и прочих доверчивых людях и держаться подальше от скептичных городских пижонов. То ли легковеры стали встречаться реже, то ли шерифы стали бдительнее, но теперь Биллу приходилось пересекать целые штаты, чтобы продать товар.

В своей инкарнации доктора Левингстона Биллу приходилось не просто терпеть молчаливое негодование Джона, но и отказываться от любых претензий на его деньги. Мог ли бог изобрести более мучительную кару за его грехи? Глядя на кружащее голову богатство сына, он, должно быть, иногда размышлял, не сбросить ли камуфляж и не вернуть ли личность Рокфеллера. Тем не менее такой вариант не рассматривался, так как Билл не мог это сделать, не шокируя Маргарет и не выдав постыдного двоеженства. Поэтому отец главного лица нефтяной промышленности продолжал заниматься мелкими аферами на дороге под вымышленным именем.

* * *

Сестры Рокфеллера не играли значительной роли в его взрослой жизни. Его любимая сестра, Люси, милая и тихая, была, вероятно, самой гармоничной из детей, но она хронически болела и умерла в 1878 году сорока лет – скорее всего именно это событие спровоцировало ухудшение здоровья Элизы. Муж Люси, Пирсон Бриггс, почти пятнадцать лет работал торговым агентом «Стандард Ойл, Огайо». Дети Джона очень любили этого доброжелательного веселого человека. После смерти Люси Бриггс женился еще раз на женщине из богатой кливлендской семьи, а его любящая музыку дочь Флоренс много времени проводила в Форест-Хилл под присмотром Джона и Сетти.

Младшая сестра, Мэри Энн, вышла замуж за добряка Уильяма Радда, президента «Чандлер энд Радд», кливлендского продуктового предприятия, и у них родилось два сына и две дочери. Тихая и замкнутая Мэри Энн превратилась практически в отшельницу. Она всегда надевала похоронно-черные одежды, скрывавшие деформацию тела – некоторые думали, что у нее горб, – а в своем доме на Юклид-авеню она установила собственные светские правила. Например, посетителям следовало приходить пунктуально и оставаться очень ненадолго. Несмотря на богатство мужа, Мэри Энн настаивала на ненормальной бережливости и вела себя так, как будто у них вечно не хватало денег. Став нездоровой карикатурой на протестантское отношение к труду, она скребла крыльцо своего строгого белого дома, сама выполняла домашнюю работу и отказывалась от слуг. Она никогда не ходила в церковь и редко посещала Джона и Сетти, хотя те жили неподалеку. Уильям Радд, полная противоположность своей затворницы-жены, часто наведывался в Форест-Хилл, где нашел убежище от скорбной атмосферы дома. Джон очень любил Радда, тот постоянно острил и шутил, а его карманы всегда оттопыривались от орехов и конфет для детей. Однажды он притащил в Форест-Хилл мешок старой грязной картошки; дети Рокфеллеров недоумевали, пока не нашли по золотой монетке, мастерски запрятанной в каждую картофелину.

Из трех братьев Джон больше всех походил на Элизу, а Уильям сочетал качества обоих родителей. Фрэнк же подражал самодовольной манере Билла. Он был заядлым охотником и шумным рассказчиком, любил пить, курил сигары, отпускал громогласные шутки и панибратствовал в кливлендских клубах. И все же на поверхность все больше выходили неприятные стороны Фрэнка: вспыльчивый и крайне подозрительный, он постоянно конфликтовал с Джоном. Один из друзей Фрэнка сказал: «Никогда не видел, чтобы двое мужчин из одной семьи были так непохожи»³⁷. Хотя у братьев были периоды примирения, их взаимная неприязнь вскоре перешла в ненависть, разделившую семью, и Уильям встал на сторону Джона, а Большой Билл на сторону Фрэнка. Фрэнк любил Уильяма – тот часто пытался примирить братьев, – но считал, что Уильям всецело в руках Джона, и его выводило из себя, что тот не восстал открыто против лидерства Джона.

Вернувшись с ранением из армии Союза, Фрэнк посещал школу коммерции и, как Джон и Уильям, получил работу бухгалтера в маленьком комиссионном доме. Но в отличие от братьев, предвосхищая будущие события, он не процветал. В 1870 году Фрэнк женился на высокой красивой Хелен И. Скофилд, а затем, пытаясь сравняться с братьями, вошел в нефтепереработку конкурентом «Стандард Ойл». Скофилды были довольно старой кливлендской семьей, а отец Хелен, Уильям Скофилд, являлся компаньоном «Александер, Скофилд энд К^о», одного из крупнейших предприятий по очистке нефти, которое Джон поглотил в «кливлендскую бойню» 1872 года. То, что Фрэнк женился на дочери одного из главных конкурентов, Джон мог интерпретировать только как провокацию.

В 1876 году антипатия между братьями вылилась в открытый конфликт, когда Фрэнк дал показания перед комитетом Конгресса, ведущим расследование по «Саут импрувмент компани» и обвинил Джона в применении силовой тактики при покупке «Александер, Скофилд и К^о». Почувствовав ненасытную жадность прессы до провокационных заявлений о брате, Фрэнк взбудоражил репортеров сообщением о предупреждении со стороны Джона: «У нас есть соглашение с железными дорогами. Мы выкупим всех перегонщиков в Кливленде. Мы позволим каждому вступить. Мы дадим вам возможность. Те, кто откажется, будет раздавлен. Если вы не продадите нам свое предприятие, оно обесценится»³⁸. Фрэнк заявлял, что история «Александер, Скофилд» не уникальна. «В Кливленде около двадцати человек продали из страха, почти любой из них расскажет вам это»³⁹. Когда Джону напомнили об обвинении много лет спустя, он грустно покачал головой и простонал: «Бедный Фрэнк!»⁴⁰ Действительно, после этих публичных выпадов Фрэнк приходил к Джону и без конца извинялся: «Джон, ты простишь меня? Я был ослом»⁴¹. Возможно, одна из причин подобного раскаяния в том, что Фрэнк был хронически в долгу перед братом.

Все попытки братьев заключить перемирие заканчивались катастрофой. После того как его предположительно выдавили из дела в 1872 году, Фрэнк взял деньги за свою долю в «Александер, Скофилд» и вложил во флотилию кораблей на озере Эри. В примирительном жесте Джон заключил с ним контракт на поставки для «Стандард Ойл», но Фрэнк загубил эту возможность: «Стандард Ойл» срочно потребовалось увеличить объем перевозок по озеру, но оказалось, что флот Фрэнка содержится плохо и не справляется, а сам Фрэнк уехал охотиться. Когда Фрэнк вернулся в Кливленд, Джон строго отчитал его. «Фрэнк, это должно прекратиться. Если ты будешь уделять внимание делу, хорошо. Если нет, нам придется договариваться с другими». Фрэнк чуть не полез в драку, и тогда Джон сказал: «Как ты полагаешь, сколько стоит твоя доля в этих кораблях? Назови свою цифру!» На следующий день Джон выписал чек⁴². Фрэнк без остановки спекулировал на акциях и товарах, все больше отдаляясь от своего более осторожного брата.

Джон недолюбливал тестя Фрэнка, Уильяма Скофилда, что еще больше усиливало трение между братьями. Отношения были столь враждебны, что Джон якобы однажды сказал Сэму Эндрюсу: «Это, Сэм, Скофилд. Когда-нибудь я ткну этого человека ножом под ребра. Вот увидишь»⁴³. Историю рассказал Иде Тарбелл кливлендский нефтеперегонщик Дж. У. Фосетт, и, возможно, она вымышленная – Рокфеллер никогда не говорил с такой злобой, – но недовольство против Скофилда имелось. Когда «Стандард Ойл» выкупила «Александер, Скофилд» в 1872 году, продающие фирму компаньоны обещали не заниматься очисткой нефти. Однако год спустя – Рокфеллер счел это возмутительным нарушением – Скофилд организовал новую перерабатывающую компанию «Скофилд, Шармер энд Тигл». «Они разбойники, – сказал позже Рокфеллер. – Вполне справедливо так их назвать»⁴⁴. Повозмущавшись три года, в 1876 году он заключил тайную сделку с давним врагом. Он вложил десять тысяч долларов в «Скофилд, Шармер» и договорился о совместной деятельности: он будет покупать для них сырую и продавать их очищенную нефть и договариваться об их железнодорожных скидках, но при этом выдал им квоту на переработку. Прорабатывая сделку, Рокфеллер и его новые тайные партнеры согласились общаться через специальный почтовый ящик, впоследствии заставив Иду Тарбелл написать: «Контрабандисты и взломщики не окружали свои операции большей таинственностью»⁴⁵. Если Рокфеллер и думал, что нейтрализовал противника, он вскоре лишился иллюзий. «Скофилд, Шармер» произвели сверх квот, и «Стандард Ойл» была вынуждена подать в суд. В 1880 году в важном решении – но не помешавшем Рокфеллеру в будущем – кливлендский судья вынес вердикт против «Стандард Ойл», указав, что, предписывая лимиты конкуренту, фирма реализует контракт, ограничивающий торговлю.

В 1878 году, вновь пытаясь сражаться с братом, Фрэнк объединился с К. У. Скофилдом и Дж. У. Фосеттом и открыл в Кливленде перерабатывающий завод «Пайонир ойл воркс». Привлекая Уильяма как посредника, Джон решительно пытался забрать компанию Фрэнка в «Стандард Ойл», говоря, что «Стандард» перерабатывает нефть за половину стоимости. Казалось, поначалу его кампания имела негативные результаты. Весной 1879 года Фрэнк придумал план с несколькими независимыми перегонщиками из Мариетты, штат Огайо, они обвиняли «Стандард Ойл» в сговоре с железными дорогами и хотели подать в суд. Джон Д. был расстроен, узнав от подчиненных, что его младший брат и еще несколько человек прячутся в аптеке через квартал и пытаются задержать руководителей «Стандард Ойл» и вручить им повестки. С течением времени безумие только усиливалось.

Глава 12
Мятеж на Нефтяных месторождениях

В 1875 году Генри Э. Ригли, глава Геологической службы штата Пенсильвания, возвестил, казалось бы, о конце света, сообщив в отчете, что добыча нефти в штате – а следовательно в мире – достигла пика и вскоре последует резкий спад, усилив страхи, витающие над нефтяной промышленностью с момента ее зарождения. Его прогноз был опровергнут через несколько месяцев, так как в Брэдфорде, штат Пенсильвания, к северо-востоку от Ойл-Крик, открыли новое месторождение. Тысячи бурильщиков с безумно сверкающими глазами осадили район, добыча нефти подскочила, и цены упали с четырех долларов за баррель в 1876 году до семидесяти центов два года спустя. Опять же, то, что спасало промышленность, приводило к ее погибели, когда циклы бумов и спадов вызывали изменчивые эмоции у добытчиков, люди почти одномоментно считали себя богатыми, а следом приходили в отчаяние.

Рокфеллер – хозяин резервуаров и трубопроводов, заводов по переработке нефти и побочных продуктов, его фамилию часто повторяли на нефтяных месторождениях, он стал фантомом огромных неясных пропорций, действовавшим только через агентов. Его удаленность раздражала оппонентов, те чувствовали, что боксируют с приведением. В кризисе, начавшемся из-за новой добычи в Брэдфорде, его винили в манипуляциях с ценой, хотя она всего лишь отражала закон спроса и предложения. Когда в 1878 году возникли разногласия по вопросу о немедленных отправках, война между «Стандард Ойл» и добытчиками переросла из мелких перепалок в серьезные бои, напоминающие скандал с «Саут импрувмент компани».

Причины противостояния заключались в следующем. Когда вокруг Брэдфорда выросли нефтяные вышки, «Стандард Ойл» хотела сохранить монополию на трубы и работала сверхурочно, бесплатно подсоединяя новые скважины к своей системе. Решительные энергичные команды Дэниела О’Дэя, демонстрируя великолепную производительность, подключали к сети «Юнайтед пайп лайнс» до пяти скважин в день и сооружали огромные парки резервуаров для хранения излишков нефти. Темп их продвижения захватывал дух: с апреля по ноябрь 1878 года емкости резервуаров Брэдфорда выросли от чуть более одного миллиона баррелей до четырех с половиной миллионов. Однако бурильщики, повторяя ошибки прошлого, не соблюдали никакой дисциплины и качали, значительно превышая мощности системы. Когда из-за нехватки места для хранения их нефть побежала в землю, они не похвалили попытки «Стандард» сделать, как удобнее для них, а увидели во всем злобный заговор. В письмах О’Дэя к Рокфеллеру заметен гнев на ложные представления. Не важно, как быстро мы идем, стонал он: «В день будет не меньше десяти тысяч баррелей, и я не представляю, как мы переместим их, как бы ни старались»¹.

Хоть Рокфеллер и не создавал кризис, как считали многие нефтедобытчики, он никогда не упускал шанс воспользоваться законным преимуществом против своих ослабленных противников. Когда резервуары компании оказались переполнены, «Стандард Ойл» выпустила решительное распоряжение, что больше не принимает нефть на временное хранение, а возьмет только для немедленной отправки на нефтеперерабатывающие заводы. «Стандард Ойл» назначила цену покупки сырой нефти на целых двадцать процентов ниже существующей, затем прекратила выплаты, доведя бурильщиков до отчаяния. В одном обзоре рынка эта политика язвительно описывалась как «булла, выпущенная его непогрешимым святейшеством Рокфеллером». Это был ужасно деспотичный и бесцеремонный ответ на кризис². Но даже по стандартам нефтяной индустрии добытчики отреагировали с чрезвычайной яростью. Каждый день мрачные толпы выстраивались у конторы «Стандард Ойл» и нехотя договаривались об отправках нефти. Имея возможность проявлять необъективность, «Стандард Ойл» отдавала предпочтение поставкам на свои заводы – факт, который Рокфеллер счел исключительно справедливым – тогда когда добытчики утверждали, что трубопроводы это общественный транспорт и обязаны обращаться со всеми одинаково. Добытчики чувствовали, что их судьба, даже их жизни, висят на волоске. Как вспоминал один адвокат «Стандард Ойл»: «Добытчики угрожали поджогами и убийствами, собирались в банды, надевали маски и маршировали в полночь, выкрикивая угрозы»³. Один из людей О’Дэя рассказывал: «Они устраивали ночные шествия большими толпами, все покрытые простынями с ног до головы, как типичные ку-клукс, издавали стоны и освистывали «Стандард»⁴. Ораторы призывали сжечь насосные станции «Стандард», на зданиях компании появлялись рисунки черепов, распространился вандализм.

Пытаясь успокоить бурильщиков, штат Пенсильвания поручил Уильяму Мак-Кэндлессу, уполномоченному по внутренним делам, изучить нефтяную промышленность. Руководители трубопроводов «Стандард», которые теперь самонадеянно вели себя как хозяева нефтяной промышленности, игнорировали его повестки и бойкотировали дачу показаний. Тем не менее в октябре 1878 года Мак-Кэндлесс подготовил отчет, оправдывавший «Стандард Ойл», и добытчики разразились истеричными протестами. Широко ходили слухи, что Мак-Кэндлесса подкупили, и на улицах Брэдфорда повесили его чучело, из кармана которого высовывался большой чек на двадцать тысяч долларов за подписью Рокфеллера, одобренный Пенсильванской железной дорогой. Газеты рассказывали, что якобы один из жителей Брэдфорда пригласил Рокфеллера, но затем, вспомнив о конфликте, предупредил: «Не делай этого, если приедешь, живым не вернешься»⁵.

Разногласия по немедленным отправкам породили взаимную неприязнь, так как Рокфеллер счел добытчиков кучкой неблагодарных и недовольных, чья нефть ничего не стоила без его суперэффективной системы «Юнайтед пайп лайнс», которая скоро будет подключена к двадцати тысячам скважин. Он с насмешкой описал позицию своих противников следующим образом: «Мы пренебрегли всеми советами и продолжаем добывать нефть сверх имеющихся средств хранения и отправки ее. Собственных хранилищ мы не построили. Какое вы имеете право отказывать нам и не брать все, что мы добываем? Почему вы не платите нам по высоким ценам 1876 года, не глядя на то, что перепроизводство обрушило все рынки?»⁶ Случай убедил Рокфеллера, что добытчики питают к нему неоправданную враждебность, и это стало прививкой даже против обоснованной критики. Но, в отличие от нефтедобытчиков, «Стандард Ойл» ничего не потеряла в Брэдфордском кризисе, и в 1878 году объявила дивиденды в целых шестьдесят долларов на акцию при номинальной стоимости в сто. Рокфеллер оказался именно там, где хотел: в позиции получения дохода и при избытках, и при нехватке, практически неуязвимый к изменениям рынка.

Когда толпы бурильщиков захватили Брэдфорд, крупный сдвиг в географии нефти пробудил спящие амбиции в противнике Рокфеллера, Томе Скотте из Пенсильванской железной дороги. Пока «Стандард Ойл» стирала независимых нефтепереработчиков, руководители конкурирующих трубопроводов и железных дорог были в ужасе, что «Стандард» вскоре окажется в состоянии отменить их нефтяной трафик просто по своей прихоти. Так как пути Пенсильванской железной дороги проходили недалеко от скважин Брэдфорда, Скотт заметил возможность ослабить хватку «Стандард Ойл» и заполучить новый бизнес. Бросить вызов он собирался с помощью энергичной дочерней фирмы «Импайр транспортейшн компани», владевшей пятьюстами милями (ок. 800 км) трубопроводов и тысячью железнодорожных цистерн. «Импайр» имела дерзость угрожать «Стандард Ойл» в ее оплотах нефтепереработки, скупая конкурентов в Нью-Йорке, Филадельфии и Питтсбурге и пытаясь заполучить новых клиентов с помощью договорных транспортных тарифов. Теперь, как будто напрашиваясь на бой, «Импайр» начала прокладывать трубы для перекачки сырой нефти от Брэдфорда к морским нефтеперерабатывающим заводам – прямая угроза доминированию «Стандард Ойл».

Наступление возглавил человек, который был почти достойным противником Рокфеллеру, но который вообразил, что был бы гораздо более чем достойным противником, если бы только Рокфеллер играл честно: полковник Джозеф Д. Поттс, президент «Импайр транспортейшн». Поттс, гражданский инженер, происходящий из семьи квакеров фабрикантов железных изделий, получил звание полковника в Гражданскую войну. У него был крупный нос и вытянутое лицо священника в обрамлении белой бороды. Мрачно серьезный, не менее сведущий в Библии, чем в нефтяной промышленности, Поттс стремился стать равным Рокфеллеру. Рокфеллер уважал «неукротимую волю» Поттса, но при этом снисходительно называл его «сообразительным промасленным человеком, как сама нефть»⁷. Поттс ответил на комплимент, осудив Рокфеллера, как безжалостного хищника. О существующем картеле нефтепереработчиков Рокфеллера, «Сентрал рефайнерс ассосиэйшн», Поттс сказал памятную вещь: «Он похож на мягкое веяние крыльев вампира и видит ту же цель – беспрепятственное поглощение крови жертвы»⁸.

Когда Поттс вторгся в его владения, Рокфеллер потребовал встречи с Томом Скоттом и А. Дж. Кэссеттом из Пенсильванской железной дороги. Как следует из его личных воспоминаний, Рокфеллер цинично относился к «Импайр», которую считал очевидным фасадом, чтобы коррупционеры Пенсильванской набили карманы доходами, по праву принадлежавшими акционерам; он считал, что для железнодорожной компании это удобный способ обманывать на создании пулов, не опасаясь быть пойманной. Встретившись с руководителями железных дорог, Рокфеллер принял позу оскорбленной невинности: «Вот, я из кожи вон лезу, стараюсь по-дружески распределять отгрузки нефти Пенсильванской, а теперь вы, джентльмены, позволяете своему коллеге, полковнику Поттсу фактически захватить поле «Сентрал ассосиэйшн. Это же не что иное, как пиратство! Отзовите браконьера Поттса»⁹. Хотя почти две трети нефти, перевозимой Пенсильванской железной дорогой, теперь шли от «Стандард Ойл», Скотт решил пренебречь желаниями крупнейшего заказчика и если не уничтожить Рокфеллера, то поставить на место.

Рокфеллер истолковал неуступчивость Скотта как объявление войны. Принимая вызов Пенсильванской железной дороги, он вступал в бой с самой влиятельной корпорацией Америки и все же двинулся вперед с непоколебимой уверенностью. Весной 1877 года Рокфеллер сообщил ее руководителям без обиняков, что если «Импайр» не уйдет из нефтепереработки, «Стандард Ойл» передаст свои грузы другим железным дорогам. Когда те не дрогнули, Рокфеллер нанес удар всеми силами. Он остановил все свои питтсбургские заводы и приказал соответствующим образом увеличить производство в Кливленде. Он распорядился, чтобы нефтеперерабатывающие заводы «Стандард Ойл» жестко поставили цены ниже, чем заводы «Импайр» на всех рынках, где они конкурировали в продажах керосина. Обращаясь к двум перевозчикам в непосредственной близости, «Эри» и Нью-Йоркской Центральной, Рокфеллер заставил их урезать тарифы, еще больше усиливая давление на Пенсильванскую железную дорогу. Чтобы справиться с дополнительным объемом, ожидаемым на этих двух направлениях, Флаглер заключил сделку с Уильямом Вандербильтом на строительство еще шестисот железнодорожных цистерн. С молниеносной скоростью Рокфеллер собирался усмирить крупнейшего в мире перевозчика грузов, компанию, которую долго считали непобедимой в мире бизнеса и политики. Впоследствии А. Дж. Кэссетт признал, что железной дороге пришлось дать такие крупные скидки, чтобы поспевать за «Стандард Ойл», что в итоге она буквально доплачивала отправителям за перевозку их нефти.

В довершение всего само провидение принесло заслуженную кару железной дороге. Урезав тарифы, чтобы противостоять натиску «Стандард», Том Скотт уволил сотни рабочих и на двадцать процентов сократил зарплаты. Когда он удвоил составы поездов, не увеличив их экипажи, поездные бригады начали в знак протеста уходить с работы. После того как в 1877 году о равнозначных урезаниях зарплат объявила железная дорога «Балтимор и Огайо», протест перерос в общую железнодорожную забастовку, одну из самых кровавых в истории американского рабочего класса, с десятками погибших. В одном только Питтсбурге вандалы профсоюза сожгли пятьсот железнодорожных цистерн, сто двадцать локомотивов и двадцать семь зданий – саботаж стал столь дорого, что руководители Пенсильванской железной дороги выпрашивали на Уолл-стрит крупный экстренный заем у «Дрексел, Морган энд К^о». Страна в ужасе смотрела на восстание, губернаторы штатов приказали задействовать милицию, а президент Ратерфорд Б. Хейс отправил в подкрепление федеральные войска. Если Рокфеллер и был доволен трудностями железных дорог, он, должно быть, почувствовал жуткий озноб, когда поползли слухи, что по Юклид-авеню пройдут две тысячи вооруженных радикалов. После того как мятежи прекратились, один репортер из Титусвилла обнаружил, что жители Ойл-Крик собирались воспользоваться потрясениями и отомстить «Стандард Ойл»: «Если бы некоторые люди кинули клич, начался бы погром, в котором предполагалось захватить железные дороги и управление ими, захватить собственность «Юнайтед Пайп Лайн» и, по всей вероятности, поджечь собственность «Стандард Ойл компани» в регионе»¹⁰. Хотя после сожжения более двух тысяч грузовых вагонов бастующие капитулировали, восстание отметило новую эпоху борьбы рабочего класса в американской промышленности.

Пошатнувшись от этих ударов, Пенсильванская железная дорога пропустила выплату дивидендов, а цены на ее акции на бирже резко упали. Поттс хотел биться дальше, Скотт был склонен уступить. «Импайр» не принадлежала полностью железной дороге, но у Скотта была опция купить оставшиеся акции, и, столкнувшись с упрямством Поттса, он именно так и поступил. Рокфеллера позабавило, как гибко Скотт менял направление, когда это служило его интересам и как – не поставив в известность Поттса, которого возмутило бы предательство, – он отправил А. Дж. Кэссетта в Кливленд сказать Рокфеллеру и Флаглеру, что ему «не терпится уладить дело»¹¹. Сокрушительное поражение Поттса вызывало внутреннее ликование Рокфеллера: «Старания полковника Поттса произвести впечатление, что он великий Моисей, провалились, совершенно провалились»¹².