Текст книги "Шифрованный счёт"

– Коммунистам? – не поверил Карл. – Для укрепления тоталитарного режима?

– Вы были там?

– Нет, но…

– Не нужно «но»… Я сам читаю наши газеты и помню, что там пишут. Я не коммунист, туристом съездил в Польшу. Советую и вам.

– Никогда!

– Все же хотите получить деньги?

– Я живу в Швейцарии и хорошо знаю местных банкиров. Для них двадцать миллионов – один глоток. Да я не отдам им и марки. А потом? Потом решим, – закончил неуверенно.

Не хотелось возражать учителю – тот подсказал единственный честный выход из положения, – но Карл все же не мог уяснить себе, как, получив миллионы, сможет отказаться от них; в конце концов, его не очень волновала проблема, кому отдавать, коммунистам или благотворителям: все его естество восставало против самой постановки вопроса – отдавать, если он может приобрести себе черт знает что; почему-то представил Аннет в длинном, приземистом, неимоверно роскошном «крейслере», а себя за рулём, и никто не может догнать их – посмотрел на потолок, наверху тихо, и эта тишина потрясла его, спутала все мысли.

– Извините… – сделал попытку подняться.

Но от Каммхубеля трудно было отделаться. Учитель спросил его, знает ли он сейчас весь шифр, а если нет – кого нужно брать за грудки, и Карл ответил откровенно:

– Честно говоря, не представляю, что делать. Нам надо разыскать какого-то Людвига Пфердменгеса, а я не знаю, кем он был, кто есть и где он вообще.

– Людвиг Пфердменгес… – пошевелил губами учитель. – Безусловно, он принадлежал к элите рейха. Личности незначительной вряд ли доверили бы такую тайну.

– Зикс командовал корпусом СС, а потом служил в управлении имперской безопасности, – ответил Карл. – Пфердменгес, должно быть, примерно такая же птица.

Каммхубель закрыл глаза, словно вылавливал что-то из закоулков памяти.

Пфердменгес… Где-то я слышал эту фамилию… Погодите, есть у нас один энциклопедист… – потянулся к телефону, что стоял на журнальном столике, повернул диск. – Клаус? У тебя ещё совсем свежий полустарческий мозг. Не вспомнишь – Людвиг Пфердменгес?.. Какая-то фигура «третьего рейха»? Что ты говоришь: поддерживал связи с Ватиканом? И сейчас там? Действительно, я вспоминаю – о нем писали в газетах… Помнишь, когда критиковали «христианских атеистов». Живёт в Ассизи, да, сейчас я вспомнил, он ещё полемизировал с каким-то епископом… Это очень интересно, но мы поговорим в другой раз, сейчас спешу, я скоро загляну, извини… – Каммхубель положил трубку. Заметил незло: – Действительно, помнит почти все, но любит поговорить… Вы уже имели возможность понять, юноша: Людвиг Пфердменгес был одним из высокопоставленных представителей «третьего рейха» в Ватикане. А теперь живёт в Ассизи. Слышали о Франциске Ассизском?

Карл не сводил глаз с Каммхубеля. А тот улыбался, словно читал мысли Карла, будто уловил в них что-то неизвестное. Так и вышел на веранду.

И снова Карл вспомнил Гюнтера и Аннет: сколько же они наедине? Наверное, целую вечность. Посмотрел на часы: неужели он столько проговорил с Каммхубелем? – на цыпочках стал подниматься по ступенькам.

Ещё издали увидел: двери в комнату Аннет открыты. Итак, она у Гюнтера!

Постоял, пытаясь унять волнение, но, так и не уняв, направился к дверям мансарды. Не знал, для чего – ведь никогда не подслушивал, считая это подлостью, на которую не способен, но, может быть, обманывал себя, легко осуждать пороки других, а когда дело касается тебя самого…

Заглянул в комнату Аннет и остановился. Стоял и боялся пошевелиться – девушка сидела на подоконнике боком к нему и читала. Упёрлась ногами в оконную раму, колени торчали почти вровень с подбородком. Аннет наморщила лоб и такой показалась красивой и обаятельной, что у парня перехватило дыхание. Шагнул вперёд, кашлянул громко, уже не скрываясь. Аннет встала, спрятав книгу за спину.

– Где Гюнтер?

Показала глазами, не отвечая.

– Что случилось? – Он уже догадывался, но хотел услышать подтверждение. Карлу стало даже жалко Гюнтера. – Поссорились?

Аннет пожала плечами.

– Он такой назойливый… – осеклась, вспомнив, как Гюнтер пытался поцеловать её. До этого он не был неприятным ей, даже пробуждал интерес, но почувствовала, что ответить на поцелуй не сможет.

Карл стоял перед Аннет, но смотрел не на неё – в окно. Последние слова смутили его: «Он такой назойливый…» А если бы не был назойливым?

Девушка засуетилась и подвинула к нему стул.

– Дядя заговорил тебя?

Она впервые сказала «тебя». Почему – Карл не знал, возможно, это было проявлением доверия или дружелюбия, а может, оговорилась.

Чтобы прийти в себя, Карл вынул сигарету, пошарил по карманам, отыскивая зажигалку.

Сел на стул. Девушка снова пристроилась на подоконнике.

– Сегодня ночью мы уезжаем, – сказал Карл.

Аннет посмотрела на него исподлобья.

– Как-то нехорошо получилось, извини… Но вы так громко разговаривали, что я все слышала.

– Ну и что же?

– Завидую вам. Интересно. И увидите Италию…

– Я там бывал не раз, – сказал Карл, и, наверно, начался бы разговор об итальянских достопримечательностях, если бы парню не пришла мысль предложить: – Хочешь с нами?

Он спросил просто из вежливости, ни на что не надеясь, но Аннет ответила вполне уверенно:

– Очень хочу!

Карл не поверил:

– Ты не шутишь?

– Нисколько.

– Мне тоже очень хочется, чтобы ты поехала. – Это прозвучало как выражение симпатии, даже больше, возможно, Аннет поняла его, и ей не было неприятно признание Карла, ибо наклонилась к нему, сделала жест, будто хотела взлохматить причёску или дотронуться до щеки, но удержалась – улыбнулась и спросила:

– Значит, возьмёшь?

– С радостью!

Она спросила о вполне конкретной вещи, но Карл видел в её глазах другое. Отвечая «с радостью», тоже вложил в эти два слова иной смысл. Аннет поняла, запрокинула голову, подставила лицо солнцу и радостно засмеялась. И все вокруг стало тоже радостным: и солнечные зайчики, что трепетали на её подбородке и отражались в глазах, и её смех, светлый и звонкий, и кусочек безоблачного неба, которое, казалось, ворвалось в комнату и окрасило все вокруг голубизной, даже обычные домашние вещи сделало прозрачными и невесомыми.

Но Аннет умолкла, и небо отступило из комнаты. Словно пытаясь догнать его, Карл подошёл к окну, сейчас он ощущал тепло, исходящее от девушки, оно дурманило его, но помнил слова о назойливости и все же не мог удержаться: дотронулся рукой до плеча Аннет слегка, готовый в ту же секунду отнять ладонь, но Аннет прижалась к его пальцам щекой, может, на один лишь миг и сразу же соскочила с подоконника.

Карл все ещё стоял растерянный, а она уже засуетилась, собирая вещи.

– Нам придётся заехать во Франкфурт. – И, увидев, что Карл не понимает, объяснила: – Документы… Несколько дней на оформление документов.

– Не страшно.

Карл согласился бы ждать и неделю, и месяц, только бы не расставаться с Аннет. Черт возьми, неужели он так влюбился?

– А как посмотрит на это Гюнтер?

– Мы его сейчас спросим. Думаю, Гюнтер тоже будет рад.

Аннет посмотрела внимательно: что это – проявление благородства или детское простодушие? Но не стала спорить.

Карл выглянул в коридор, позвал:

– Гюнтер, ты ещё жив?

Тот открыл дверь.

– Можно не мешать?.. – процедил сквозь зубы. Ему неприятно было видеть сияющее лицо Карла и рядом такую же радостную улыбку на устах Аннет. Почувствовал своё превосходство, каким утешался во время спектаклей, когда входил в роль, а он и на самом деле вошёл в роль – размышлял о пьесе, и она все ещё стояла перед глазами. И сказал то, что думал, – ему было безразлично, как воспримут это Карл и Аннет, говорил не им, а будто в переполненный зал, даже всему человечеству: – Я только что понял… Да, эта мысль засела мне в мозг и представляться при явной парадоксальности единственно правильной… Все говорят, пишут, доказывают: настоящий талант неотделим от гуманизма. Глупости! Талант должен быть злым! Да, всем нам не хватает порядочной порции злости, злости совершенно определённой – вместе с талантом она будет бить в цель, уничтожать подлость и разрушать власть имущих и, главное, вдохновлять тех, кто идёт за талантом, кто сочувствует ему. Талантливый гуманист – вредный, он размягчает людей, убаюкивает, а злой и гневный – зовёт на баррикады!

– Однако же, – возразила Аннет, – гуманность совсем не исключает злобы. Она укрепляет ненависть к врагам человека, к тем, кто унижает его.

А Карл не выдержал и спросил ехидно:

– Не хочешь ли ты сам стать злым пророком человечества?

Гюнтер не воспринял ни возражения девушки, ни иронии Карла.

– Мы воспламеним человеческие сердца, и дай бог, чтобы пепел Клааса не развеялся ветром!

– Я всегда знал, что ты талант, – сказал Карл, – но не об этом сейчас разговор. Слушай внимательно, гений. Аннет едет с нами.

Гюнтер опустился с небес. Какая-то тень промелькнула на его лице, он переспросил:

– Фрейлейн Аннет? С нами?

– Сегодня ночью мы двинемся в Италию.

– Но почему в Италию? – не понял Гюнтер.

Карл рассказал, как Каммхубель разузнал о Пфердменгесе.

Гюнтер слушал внимательно, кивал головой, но никак не мог скрыть неудовольствия – этот Карл Хаген оказался болтуном, ещё двое узнали о цели их путешествия. Правда, Каммхубель – человек серьёзный, от него вряд ли стоит ждать каверзы, а племянница… обыкновенная девчонка, симпатичная, не возразишь, но чем красивее женщина, тем она непостижимей – от такой можно ждать любых выкрутасов.

Гюнтер вымученно улыбнулся.

– Я рад вашей компании, фрейлейн Каммхубель.

Стекло в машине опустили, и её продувало со всех сторон, но это не приносило желаемой прохлады. Особенно, когда ехали по извилистым горным дорогам, где сорок километров в час уже считалось лихачеством. Склоны, покрытые низкорослым кустарником и травой, казалось, раскалены жарой, над ними дрожал прозрачный горячий воздух, от перегретого асфальта горько пахло смолой – не верилось, что совсем недавно шоссе обступали зеленые альпийские луга, а от холодной воды горных ключей сводило рот.

Гюнтер глотнул из бутылки тепловатого лимонада, сплюнул с отвращением.

– В Терни остановимся на несколько минут возле какой-нибудь траттории, – предложил он. – Я умру, если не глотну воды со льдом.

В Рим приехали поздно вечером, переночевали в дешёвом отёле на окраине и решили не задерживаться – удивительно, но решила так Аннет, хотя она раньше не бывала в древнем городе. И не потому, что ей не хотелось взойти на Капитолий или осмотреть Ватиканский музей, просто знала, что и Карл и Гюнтер мыслями давно уже в Ассизи – разве будешь со спокойной душой рассматривать интереснейшие руины, когда до места назначения осталось три часа езды?

Договорились остановиться в Риме на обратном пути. И вот их «фольксваген» поднимал пыль на древней умбрийской дороге.

За Терни шоссе постепенно выровнялось, теперь ехали по долине, изредка минуя села, местечки.

Ассизи увидели издалека – справа от дороги на высоком холме лепились один к одному, как игрушечные, домики, соборы – все это на фоне синего неба и рыжих, выжженных солнцем возвышенностей казалось нереальным, вымышленным; словно великан забавлялся в песке, нагрёб кучу, а потом налепил формочкой разные кубики и прямоугольники, провёл между ними линии, соорудив узкие улочки и площади.

Эта иллюзия сказочности не исчезала вплоть до последней минуты, пока не повернули на асфальтированную ленту, что вилась между склонами холмов и наконец привела их в Ассизи.

Гюнтер пристроился за туристским автобусом и не ошибся, потому что через несколько минут они стояли на центральной площади города: справа нижний собор Сан-Франческо с гробницей святого Франциска Ассизского, слева – монастырь, верхний собор Сан-Франческо с фресками Чимабуе, чуть дальше – женская обитель Сан-Домиано. Обо всем этом они узнали сразу после приезда: туристы высыпали из автобуса, и гид стал знакомить их с местными памятниками старины.

В Ассизи, как и в большинстве подобных итальянских городков, у которых есть свой знаменитый святой, или фонтаны, или собор с фресками Джотто, было несколько маленьких отелей, напоминавших скорее грязноватые и некомфортабельные меблированные комнаты. Один из них пристроился рядом с собором, и Карл предложил остановиться именно здесь. Это устраивало и Аннет, которая уже просматривала цветные проспекты у ближайшего киоска, и Гюнтера, который немедля занял место в гостиничной траттории и заказал бутылку холодного вина.

Карл тоже не отказался от стакана. Утолив жажду, спросил хозяина траттории об отце Людвиге Пфердменгесе и услышал в ответ, что тот знает такого важного священнослужителя, да и вообще, кто в Ассизи не знает отца Людвига, ибо в Ассизи каждый житель знает друг друга, а отца Пфердменгеса не знать просто невозможно.

Хозяин внезапно оборвал эту темпераментно произнесённую тираду, распахнул двери и, замахав руками прямо перед носом молодого послушника в чёрной сутане, остановил его и позвал Карла.

– Этому сеньору нужен отец Людвиг!.. – начал громко, почти на всю площадь, и Карл вынужден был оборвать его, пояснив, что на самом деле имеет личное дело к отцу Пфердменгесу, и не возьмёт ли послушник на себя труд показать ему, где тот живёт.

– Отец Людвиг отдыхают, – объяснил послушник, ощупывая Карла любопытными глазами. – Они встают в пять, потом молитва, кофе – раньше шести вас не примут.

– И где быть в шесть?

– Но мне нужно знать, хотя бы немного, по какому делу господин собирается беспокоить отца Людвига?

Карл только смерил послушника насмешливым взглядом, и тот отступил.

Договорились, что Карл будет ждать у входа в монастырь. До шести было ещё много времени, и Карл с Аннет спустились к усыпальнице Франциска Ассизского, находящегося в нижнем соборе. Здесь было прохладно, пахло ладаном и ещё чем-то сладковатым – запах, который сопровождает мощи в церквах, подвалах и пещерах во всем мире.

Усыпальница производила величественное впечатление: везде много золота, полированный гранит и мрамор, тяжёлый бархат. Аннет остановилась поражённая, постояла немного и шепнула Карлу, что святому Франциску лежать здесь, наверно, неуютно – он всю жизнь проповедывал аскетизм, а члены его ордена в своё время отказывались не только от роскоши – элементарных человеческих благ.

Карл улыбнулся, вспомнив любопытного послушника, пышущего здоровьем, видно, потомки святого нищего ни в чем себе не отказывают. В конце концов, Карлу наплевать на образ жизни монахов. Он повёл Аннет обедать, поскольку часы показывали уже четвёртый час.

Встали из-за стола в начале шестого, солнце клонилось уже к западу, и на площадь перед тратторией легли длинные тени. Карл поднялся на второй этаж, где им отвели комнаты, и принял душ. Извлёк из чемодана белую полотняную сорочку, она немного холодила и не прилипала к телу. Пиджак подержал в руке, только одна мысль о том, что нужно выйти в нем на уличную жару, вызвала отвращение.

До встречи с Пфердменгесом оставалось несколько минут – они посидели втроём, не разговаривая: обо всем было уже переговорено, все волновались, но старались не показывать этого. Наконец Карл встал, помахал небрежно рукой.

– Не задерживайся, – попросила Аннет.

– Конечно. Мне приятнее смотреть на вас, чем на самого симпатичного духовника!

Аннет и Гюнтер видели, как Карл миновал площадь, обошёл автобусы и исчез за углом собора. Ещё издалека увидел возле монастырских ворот послушника – тот сидел на скамейке в тени и читал молитвенник.

Карл мог поспорить, что шустрый монах увидел его уже давно, но оторвал глаза от книжки только тогда, когда Карл сел рядом. Послушник сказал:

– Вас ждут в саду. Я провожу.

Отец Людвиг Пфердменгес гулял по тенистой аллее. Он берег своё здоровье и, когда только мог, старался двигаться и больше бывать на свежем воздухе. Увидев послушника с человеком, который просил у него аудиенции, остановился за деревом, разглядывая: никогда не помешает увидеть будущего собеседника раньше, чем он тебя; сколько раз отец Людвиг выигрывал на этом.

Но внешность юноши, что шёл за монахом, ничего не подсказала Пфердменгесу: мог быть и философом, что изучает богословские науки, и посланцем оттуда – по старой привычке отец Людвиг даже в мыслях не уточнил – откуда: сколько их прошло через его руки, вначале эсэсовцев, которые сожгли где-то свои мундиры, потом просто курьеров или представителей организаций, которые желали наладить связи с эмигрантами в Испании или Южной Америке; раньше, правда, приезжали люди солидные, бывшие коллеги Пфердменгеса по партии, но потом стали появляться энергичные юнцы в клетчатых сорочках и даже в шортах. Отец Людвиг вначале косил на них глазом, однако постепенно привык, молодёжь подрастает, берет дело в свои руки, что и говорить, он сам в начале тридцатых годов был не старше этих парней.

Отец Людвиг вышел из-за дерева, махнул рукой послушнику, чтобы исчез. Улыбнулся и поклонился посетителю: сделал жест, который можно было расценить как желание благословить, но молодой человек никак не отреагировал на него, и духовник указал ему на скамейку под кипарисом.

Карл подождал, пока духовник сядет, и опустился рядом.

Отец Людвиг первый нарушил молчание:

– Мне передали, что у вас есть ко мне какое-то дело…

Карл огляделся по сторонам и, не увидев никого, придвинулся к священнослужителю и спросил шёпотом:

– Видели ли вы чёрный тюльпан?

Какая-то тень промелькнула в глазах отца Людвига. Но только на секунду, потому что и дальше смотрел вопросительно и остро. Если он знал пароль, то проявил удивительную выдержку.

– Ну а если и видел? – еле пошевелил губами.

– Неужели вы не припоминаете?

Кожа на черепе отца Людвига разгладилась. Он улыбнулся Карлу, как ребёнку, казалось, сейчас погладит его по головке.

– Я уже вышел из возраста, когда играют в прятки. Меня интересуют только книги.

– Но вы должны помнить пароль, который дал вам Кальтенбруннер! – не выдержал Карл. – И назвать мне две цифры шифра.

Отец Людвиг и дальше продолжал смотреть кротко.

– Но я никогда в жизни не видел Кальтенбруннера, если вы имеете в виду того… – неуверенно качнул головой.

– Да, обергруппенфюрера Эрнста Кальтенбруннера, – подтвердил Карл. Позиция монаха обескуражила и одновременно разозлила его: зачем же играть? – Вам доверили тайну государственной важности, и вы должны назвать мне две цифры.

Кожа на черепе монаха собралась в морщинки.

– Цифры шифра? – проворчал. – Вы имеете в виду… – Вдруг взгляд его просветлел: отец Людвиг вспомнил или наконец сообразил, что от него хотят. От банковского шифра?

Карл кивнул машинально и, увидев, как загорелись глаза монаха, пожалел, что сразу выдал себя.

– Я не знаю, что означают эти две цифры, вы должны назвать их, и все, – попробовал исправить ошибку Карл.

– И кто же послал вас ко мне?

– Не имею права назвать.

Церковник посмотрел на него вопросительно. Задумался, не отводя глаз. Неожиданно спросил:

– Вас послали только ко мне? Или ещё к кому-нибудь?

– Вы хотите знать больше, чем вам полагается, – улыбнулся Карл.

Монах сокрушённо покачал головой.

– Вы ещё совсем молодой человек, и так мне…

– Цифры! – жёстко оборвал его Карл.

Наверно, отец Людвиг принял решение, так как погладил ладонью череп и произнёс примирительно:

– Хорошо. Но нам придётся проехать тут недалеко… километров тридцать… Я сам отвезу вас.

– Зачем? Неужели вы не помните цифры и пароль?

Монах улыбнулся. Теперь его глаза не скрывались за веками, смотрели приветливо, открыто.

– Мне приятно видеть вас, юноша, одного из нашей молодой гвардии. И я не отпущу вас так, у нас есть райский уголок, поедем, поужинаем, поговорим…

Карл хотел отказаться, сославшись на то, что его ждут, но церковник смотрел действительно приветливо, в конце концов, он мог ставить условия – если не захочет назвать цифры, его не заставит сделать это сам папа римский!

– Но у меня мало времени, – все же попытался возразить Карл.

– Вы не один в Ассизи? – спросил отец Людвиг.

Какой-то подводный риф скрывался в этом вопросе, и Карл на всякий случай соврал:

– Те, кто послал меня, считают, что такое деликатное дело нельзя поручать нескольким.

– Естественно, – подтвердил отец Людвиг. – Поехали, мой юный друг, – сказал льстиво, будто Карл и на самом деле был дорогим гостем. Пошутил: – Вы знаете, тяжело расставаться с тайной, которую сохранял столько лет.

Карл кивнул. Монах был прав, и было бы нелепо отказываться от приглашения.

Отец Людвиг провёл его через парк к монастырским хозяйственным постройкам и попросил подождать возле ворот. Сам вывел из гаража неновую уже машину, подозвал служителя и что-то сказал ему. Служитель направился к телефонной будке, монах выехал на «форде» за монастырские ворота и пригласил сесть Карла. Повёл машину по узким безлюдным улочкам. Они обогнули город и выскочили на шоссе, вдоль которого тянулись виноградники и оливковые рощи. «Форд» надрывно ревел, взбираясь на гору, оставляя за собой шлейф белой пыли.

– У меня, – небрежно кивнул головой отец Людвиг, – там есть прекрасное вино. Такого в Италии нигде больше не найдёте.

Пошёл одиннадцатый час, а Карл все не возвращался, и Аннет стала волноваться. Гюнтер не подавал вида, но и он тоже забеспокоился: может быть, им следовало идти вдвоём, по крайней мере, прикрывал бы Карла.

В двенадцать они уже поняли: что-то случилось. Аннет предложила сообщить полиции, но Гюнтер, резонно ссылаясь на происшедшее в Загене, отказался.

Карл не появился и утром. В шесть Аннет постучала Гюнтеру в номер – она не ложилась всю ночь, и они вышли на улицу.

«Фольксваген» стоял там, где его поставили вчера вечером. Гюнтер обошёл вокруг него, зачем-то постучал ключами о стекло и предложил:

– Ты пойдёшь в полицию и спросишь о Карле. Не называя фамилии Пфердменгеса.

– Почему?

– Возможно, мы зря волнуемся и вмешательство полиции испортит Карлу всю игру.

– Но он мог хотя бы позвонить…

Гюнтер только развёл руками. Да и что ответить?

Сонный карабинер долго не мог понять, что надо этой красивой синьорине. Поняв, отрицательно покачал головой. Ночью не произошло никаких случаев, никто не звонил, и все в городе спокойно.

Как зовут синьора, который пропал? Карл Хаген, швейцарский подданный? Странно, а сколько ему лет? Боже мой, карабинер подмигнул; в таком возрасте парни иногда знакомятся с девушками и не спешат домой. Нет, он не настаивает на своей версии и не хочет огорчать синьорину, но пусть она подождёт.

Что ж, в этом совете было рациональное зерно, однако полицейский не знал, куда и к кому пошёл Карл Хаген. А она знала и не могла не представлять историй одна другой страшнее, и, если бы не было рядом Гюнтера, не выдержала бы и уже давно побежала к отцу Людвигу.

В восемь часов Гюнтер предложил позавтракать, и Аннет согласилась только потому, что не могла больше терпеть вынужденную бездейственность – почти ничего не ела и смотрела на Гюнтера, удивляясь: как мог он жевать и пить, да ещё и подтрунивать над итальянской кухней?

Опорожнив чашку кофе, Гюнтер вытер губы бумажной салфеткой и сказал:

– Насколько я понимаю, у нас есть два выхода: или идти к этому Пфердменгесу, или отыскать того… послушника и попробовать выведать у него что-нибудь.

– Да, конечно, – одобрила Аннет.

– И в том и другом случае будет лучше, если сделаешь это ты.

– Я? Но что я могу? – испугалась Аннет. Сама мысль о том, что надо идти к этому страшному Пфердменгесу, которого не видела, но уже считала страшным, была ужасной. – Да, что я могу? – повторила прищурившись.

– Если пойду я, он поймёт, что тут что-то нечисто, – объяснил Гюнтер весомо. – Но сейчас мы ещё не будем беспокоить Пфердменгеса. Попробуем обработать послушника. Ну, тебе известно, как действовать… – не выдержал, чтоб хоть немного не отомстить. – Всякие там женские фокусы. Значит, так… Тебе необходимо увидеть отца Людвига. Но перед этим хочется узнать, как вести себя с такой высокой особой. Какие у него привычки, где был вчера, что делает сегодня? Да и вообще сама увидишь…

– Вообще-то ты прав. – Аннет не могла не согласится с доводами Гюнтера, хотя и не представляла себе, как ей удастся обмануть послушника. Голова после бессонной ночи отяжелела, хотелось плакать. Гюнтер подвинул к ней стакан сухого вина со льдом, взяла машинально и выпила – стало немного лучше, и Аннет допила до конца. Вино сразу придало ей энергии.

– Я пойду…

– Хорошо, – согласился Гюнтер, – а я буду держаться неподалёку, и в случае необходимости зови.

Они спустились к собору, Аннет обошла усыпальницу Франциска, призывая святого помочь ей, но тот не отозвался на её призыв, ибо послушника не было ни здесь, ни вблизи монастыря, и девушке ничего не оставалось, как бродить по двору, уже заполненному туристами.

Она увидела послушника, когда уже не верила во встречу, – тот направлялся от монастырских ворот прямо к ней через площадь. Аннет замерла: ей показалось, что послушник подойдёт и скажет что-то страшное, но тут же отогнала эту мысль. Наверное, его послал к ней Карл, стало быть, не надо волноваться.

Девушка пошла навстречу, улыбаясь, но вдруг заметила – послушник шёл, уставясь в мостовую, перебирал чётки и шептал молитву.

Позвала:

– Синьор, минутку, синьор! – Послушник, наверно, не слыхал, а если и слышал, то подумал, что зовут кого-нибудь другого, поскольку продолжал идти дальше, не поднимая глаз. Аннет вспомнила, что Карл разговаривал с ним по-французски, и повысила голос: «Mon frere!»

Он резко обернулся, двинулся к Аннет, но остановился в двух шагах. Взглянул пристально, щеки его покраснели.

– Мадемуазель что-то хотела спросить? – стыдливо улыбнулся.

Они молчали, но Аннет пришла в себя и сказала:

– Хозяин траттории, – кивнула на вывеску, – говорит, что вы можете устроить встречу с отцом Людвигом.

– Он слишком высокого мнения обо мне, – смутился юноша.

– Говорили, что вы такой добрый и умный. Я ещё вчера хотела увидеть вас, но не нашла.

– Отец Людвиг уехал и поручил мне одно дело.

У девушки ёкнуло сердце. Спросила быстро:

– Уехал? С кем-нибудь или один?

Послушник отступил. То ли взяла верх врождённая подозрительность, то ли имел приказ держать язык за зубами.

– У святого отца нет привычки… – начал, но девушка, поняв, что допустила оплошность, улыбнулась и перебила:

– Какое это имеет значение? Я просто хотела знать, скоро ли он возвратится?

– Он вернулся ещё ночью.

– Значит, я могу надеяться?

– Вряд ли… Говорил, что сразу после обеда… – послушник запнулся.

Аннет подняла руку, словно хотела дотронуться до него, спросила:

– Если вы будете свободны после обеда, может, выкроите часок-другой и покажете мне Ассизи? С гидами так неинтересно.

Лицо послушника расплылось в улыбке. Переступив с ноги на ногу, произнёс с сожалением:

– В это время никак не могу.

– Почему?

– Должен отвезти отца Людвига.

– А позже? – Аннет кокетливо опустила глаза. – Отец Людвиг вернётся вечером?

– Он нет, но я буду здесь.

– А если ваш учитель передумает?

– Его не будет несколько дней, – заверил послушник. – Я только отвезу его, а сам назад. Вы надолго в Ассизи?

– Ещё не знаю… – вздохнула Аннет.

– Я вам покажу все ассизские святыни. – Послушник спрятал в карман чётки. – Кроме того, у меня есть мотороллер, – предложил нерешительно, – и мы сможем…

– О-о, как чудесно! – захлопала в ладоши Аннет. – Так когда мы встретимся?

– В пять у входа в собор.

– Отлично.

Послушник поклонился и засеменил прочь. Девушка смотрела ему вслед, юноша перед тем, как повернуть за угол, оглянулся и кивнул издалека.

Аннет, вспомнив его жадные глаза, прищурилась. Махнула Гюнтеру, который вертелся чуть ли не рядом, и направилась к отелю. Почувствовала такую усталость, что села бы здесь прямо на мостовую и не двигалась. Еле поднялась к себе на второй этаж и упала в кресло. Гюнтер стоял рядом и молчал. Аннет была благодарна ему за то, что не спешил.

– Вчера вечером монах ездил куда-то – начала, и сразу вся усталость исчезла, будто хорошо проспала всю ночь и только что приняла душ. – И сегодня уезжает сразу после обеда.

– Ну и что? – не понял Гюнтер.

– Как же ты не можешь сообразить? Вчера вечером Пфердменгес исчез. Если бы Карл остался в Ассизи, пришёл бы в отель. Следовательно, они поехали вместе, и Карл не вернулся. Ездили куда-то недалеко, поскольку отец Людвиг ночью был уже в монастыре. Сегодня монах снова едет, наверно, туда же. Кроме того, предупредил, что будет отсутствовать несколько дней.

– Что-то в этом есть, – потёр лоб Гюнтер. – Хотя… Расскажи, о чем ты разговаривала с прощелыгой в сутане? Он почти облизывался, глядя на тебя!

– Оставь… – недовольно поморщилась Аннет. – Я назначила ему свидание в пять, и если нужно ещё что-нибудь вытянуть из него… – она взяла предложенную Гюнтером сигарету, хотя и не курила, затянулась, закашлялась. Бросила и повторила в деталях разговор с послушником.

Гюнтер слушал, не перебивая, сделал вывод:

– Хитрый, пройдоха. Ты права, за святым отцом надо следить. Жаль, не узнала, куда они едут.

– Говорил, недалеко. Я думала: не стоит расспрашивать. Ещё передаст своему учителю, и если за этим что-то кроется…

– Правильно, – похвалил Гюнтер. – Итак, послушник назначил тебе встречу…

– Не паясничай! Сейчас около одиннадцати? В монастыре обедают в два, ты иди, а я немного отдохну…

В два часа они поставили «фольксваген» в ряд с другими машинами под жёлтым рекламным щитом заправочной станции, на которой чёрный змей выдыхал ярко-красное пламя.

Миновать эту станцию отец Людвиг не мог, только после неё дороги расходились в трех направлениях: налево – на Терни и затем Рим, прямо – на Флоренцию и направо – в горы.

Аннет заставила заднее сиденье какими-то коробками, бросила туда плащи и уселась на сиденье так, что её совсем не было видно. Сама же видела все, что делалось на шоссе за «фольксвагеном».

Машины проносились редко, было время дневного затишья, когда основная масса туристов уже приехала, а уезжать было ещё рано. По шоссе сновали преимущественно малолитражные «фиаты» с местными номерами. Аннет и Гюнтер жадно всматривались в них, поскольку не знали, на какой машине ездит Пфердменгес.

– Они… – вдруг прошептала Аннет, будто её кто-нибудь мог услышать. – Да, они… – отвернулась от шоссе. – Видишь серый «форд»?

Гюнтер нагнулся над щитком управления, посматривая искоса.

Да, за рулём знакомый им послушник, а рядом старый человек в сутане.

«Форд» проехал мимо заправочной и медленно повернул направо по дороге, ведущей в горы. Гюнтер ловко вывел свою машину на шоссе. Не спешил: серый «форд» сейчас никуда не денется, на такой дороге все равно больше шестидесяти километров не сделаешь, да и, слава богу, пылища, почти не видно, что делается сзади.

«Форд» ехал быстро – послушник спешил на свидание! – «фольксваген» швыряло на выбоинах, но Гюнтер не отставал, сохраняя дистанцию в полкилометра. Встречные машины попадались редко, дорога пролегала преимущественно между виноградниками, Аннет поискала её в атласе, но не нашла. Миновали село, за оливковой рощей перевалили через гребень высокого холма, внизу открылась зелёная долина с синей гладью озера, к берегу которого прилепилось небольшое селение. Туда вела такая же покрытая щебнем дорога, и «форд» уже повернул на неё.