Текст книги "Возвращение домой"

От холода у Джудит закоченели ноги. Стараясь разогнать застывшую кровь, она принялась топтаться на месте, месить ногами слякоть на платформе. Мама и тетя Бидди в ожидании поезда обменивались незначительными репликами – у них, похоже, не осталось серьезных тем для разговора. Джесс сидела на краю багажной тележки и раскачивала в воздухе полными ножками в белых теплых рейтузах. Она прижимала к груди своего Голли – черномазую матерчатую куклу-уродца с выпученными глазами и спутанными волосами, которую всегда брала с собой в постель. Джудит затасканная кукла казалась грязной-прегрязной, на ней наверняка полно микробов.

А потом вдруг произошло счастливое событие. Тетя Бидди остановилась на полуслове, глядя куда-то за мамину спину, и произнесла совсем другим тоном:

– Ой, смотрите-ка, Боб!

Сердце встрепенулось в груди у Джудит. Она резко развернулась, забыв про онемевшие ноги. И это действительно был он, его ни с кем невозможно спутать, – в короткой зимней шинели и офицерской фуражке, лихо сдвинутой набок, на одну из щетинистых бровей, и с широкой улыбкой, озаряющей угловатые черты. Джудит уже не чувствовала холода. Она встала как вкопанная, хотя ей стоило громадных усилий удержаться и не кинуться дяде навстречу.

– Боб! Ты как сюда попал?

– Выдалось несколько свободных минут, решил забежать и посадить наших дорогих гостей на поезд. – Он посмотрел на Джудит. – Я не мог позволить тебе уехать, не попрощавшись по-настоящему.

Она лучезарно улыбнулась ему в ответ:

– Как хорошо, что ты пришел! Я так хотела поблагодарить тебя за все. Особенно за часы.

– Не забывай их заводить.

– Постараюсь. – Она ничего не могла поделать со своим сияющим от радости лицом.

Дядя Боб замер, к чему-то прислушиваясь.

– По-моему, поезд уже на подходе.

И в самом деле послышался какой-то звук – загудели рельсы, и Джудит увидела, как вдали, где кончался перрон, из-за поворота железной дороги показался огромный черно-зеленый паровоз, поблескивающий надраенной латунью и извергающий клубы дыма. Он медленно пополз вдоль платформы, и его величавое приближение вызывало у всех почти благоговейный трепет. Машинист с черным от копоти лицом высунулся, приоткрыв дверцу, наружу, и перед глазами Джудит мелькнуло полыхающее в топке пламя. Массивные, похожие на руки великана поршни вращались все медленнее и медленнее, наконец железный монстр зашипел, выпуская пар, и встал на месте. Как всегда, он не опоздал ни на секунду.

На перроне началась суета. Распахнулись двери вагонов, оттуда повалили пассажиры, вытаскивая свой багаж. Отъезжающие оживленно готовились к посадке. Носильщик занес чемоданы в тамбур и отправился искать их места. Дядя Боб последовал за ним, чтобы убедиться, что все в порядке. Слегка запаниковав, Молли подхватила на руки Джесс и торопливо вскочила в поезд, уже сверху она наклонилась, чтобы поцеловать на прощание сестру.

– Вы были так добры. Мы чудесно провели Рождество. Помаши ручкой тете Бидди, Джесс.

Джесс, по-прежнему не расставаясь со своим Голли, взмахнула ладошкой в белой меховой рукавице.

Тетя Бидди повернулась к Джудит:

– До свидания, милая моя девочка. Ты была просто молодчинка. – Она нагнулась и поцеловала Джудит. – Не забывай, я всегда тут. Мой телефон записан у твоей мамы.

– До свидания. И огромное спасибо.

– Смотри не мешкай, как бы поезд не ушел без тебя. – Она закричала ей вдогонку: – Поторопи там дядю Боба, а то придется вам взять его с собой. – На какое-то мгновение Бидди еще сохраняла серьезный вид, но теперь снова засмеялась.

Улыбаясь, Джудит помахала ей на прощание и исчезла в коридоре.

В их купе находился только один пассажир – молодой человек, который спокойно сидел, склонившись над раскрытой книгой, пока носильщик распихивал их вещи по полкам у него над головой. Когда весь багаж был уложен, дядя Боб выдал носильщику чаевые и отпустил его.

– Иди, – попросила его Джудит, – а то поезд тронется, а ты останешься.

Он улыбнулся, глядя на нее:

– Пока еще такого со мной не бывало. До встречи, Джудит. Они пожали друг другу руки, а когда она отпустила его руку, в ладошке у нее лежала десятишиллинговая купюра. Целых десять шиллингов!

– Ой, дядя Боб, спасибо…

– Распорядись ими с умом.

– Обещаю. До встречи.

Он вышел. Мгновение спустя они с тетей Бидди снова показались на платформе, под окном их купе.

«Приятного путешествия!»

Поезд тронулся.

«Счастливо добраться!»

Состав стал набирать скорость.

«До свидания!»

Платформа и вокзал за окном поплыли назад и вскоре исчезли из виду. Вместе с дядей Бобом и тетей Бидди. Все закончилось, они возвращались домой.

Еще несколько минут семейство устраивалось на своих местах. Молодой человек, их попутчик, сидел у двери, так что они заняли места у окна. Отопление работало на полную мощность, и было очень тепло. Девочки сбросили с себя перчатки, пальто и шапки, а Молли осталась в шляпке. Джесс посадили к окну, и, встав коленями на грубый ворс плюшевой обивки, она уткнулась носом в закопченное стекло. Джудит сидела напротив. Молли, сложив все пальто и разместив их на багажной полке, вынула из своего несессера альбом и цветные карандаши для Джесс, потом со вздохом облегчения опустилась рядом с ней. Она закрыла глаза, но через какое-то время опять их открыла и принялась обмахиваться рукой.

– Господи, ну и жарища! – сказала она.

– По-моему, то, что надо, – отозвалась Джудит, чьи заледеневшие ноги еще даже не начали отходить.

Но ее мать не собиралась отступать.

– Однако… – Теперь она обращалась к молодому человеку, чье уединение они так бесцеремонно нарушили. Он оторвался от чтения, и она пустила в ход обезоруживающую улыбку. – Вы не стали бы возражать против того, чтобы немножко сбавить отопление? Или даже чуточку приоткрыть окно?

– Нисколько. – Он отложил свою книгу и встал. – Что лучше, как вы считаете? Или сделаем и то, и другое?

– Нет, я думаю, достаточно будет капельки свежего воздуха.

– Хорошо.

Он подошел к окну. Джудит поджала ноги, чтобы дать ему пройти. Он потянул за тугую кожаную ручку и опустил окно на дюйм, зафиксировав его в этом положении.

– Так достаточно?

– Отлично.

– Однако я беспокоюсь, как бы вашей девочке не попала в глаза сажа.

– Надеюсь, этого не случится.

Он вернулся на свое место и снова взял книгу. Прислушиваться к чужим разговорам, наблюдать за незнакомыми людьми, пытаясь угадать, кто они и как живут, было из числа любимых занятий Джудит. Мама называла это «глазеть». «Джудит, перестань глазеть».

Но сейчас Молли была погружена в свой журнал, так что ничто не могло помешать девочке немножко «поглазеть».

Тайком она принялась изучать незнакомца. Фолиант его не сулил на вид ничего занимательного, и она не могла понять, почему он так поглощен чтением; широкоплечий и плотно сложенный, этот человек не производил впечатления ученого мужа, какого-нибудь книжного червя. Здоровяк и силач, решила для себя Джудит. На нем были вельветовые брюки, твидовый пиджак и толстый серый свитер с высоким воротом, а на шею накинут длинный полосатый шерстяной шарф. У него были неопределенного оттенка волосы, ни светлые, ни каштановые, и довольно неухоженные. Она не могла определить цвет его глаз, поскольку в данный момент мужчина был погружен в чтение. У него были тяжелые очки в роговой оправе, а подбородок прямо посередине делился надвое глубокой выемкой, слишком мужественной, чтобы назвать ее ямочкой. Джудит задумалась о его возрасте и дала ему лет двадцать пять. Но не исключено, что она ошибается. Она не могла похвастаться большим опытом общения с молодыми людьми, поэтому трудно было сказать наверняка.

Она снова повернулась к окну. С минуты на минуту они будут проезжать по мосту через реку Теймар, соединяющему города Плимут и Салташ; к тому же она не хотела пропустить еще одно великолепное зрелище – военные корабли, стоящие на якоре в гавани.

У Джесс было другое на уме. Ей уже наскучило глядеть в окно, и она стала выискивать новое развлечение. Поерзала коленями на месте, потом сползла на пол и опять вскарабкалась на сиденье. Проделывая эту операцию, она пребольно ударила своим ботинком по голени Джудит.

– Ой, Джесс! Сиди смирно!

В отместку за это замечание Джесс запустила в сестру своим Голли. Джудит ничего не стоило взять да выкинуть мерзкую куклу наружу через щель наверху окна – и та исчезла бы навсегда, – но вместо этого она подняла ее и швырнула назад в Джесс. Кукла попала той в лицо, и она заревела.

– О, Джудит!.. – с укоризной произнесла мать, посадив младшую дочь себе на колени. Когда рыдания стихли, она обратилась к молодому человеку с извинениями. – Простите, мы тут шумим и вас беспокоим.

Он поднял глаза от страницы и улыбнулся. Обворожительная улыбка обнажила ровные и белые, как будто из рекламы зубной пасты, зубы и, озарив ничем не примечательные черты их спутника, совершенно преобразила его лицо. Теперь перед ними был почти красавец.

– Ничего страшного, – заверил он.

– Вы едете из Лондона?

У Молли явно было настроение поговорить. Молодой человек, похоже, это понял, потому что он тут же закрыл и положил свою книгу.

– Да.

– Ездили в гости на Рождество?

– Нет, я работал в Рождество и в Новый год. А сейчас как раз еду отдыхать.

– Боже мой, какой кошмар! Могу себе представить – работать в Рождество! И чем же вы занимаетесь?

Джудит подумала, что ее мать довольно бесцеремонно расспрашивает незнакомца, но тот, кажется, не имел ничего против.

– Я врач-стажер при больнице Святого Томаса.

– Ах, так вы врач…

– Совершенно верно.

У Джудит чуть было не сорвалось с языка: «Вы так молодо выглядите, а уже врач»; хорошо, что она вовремя одумалась, а не то бы эта фраза ужасно всех сконфузила. Теперь стало понятно, что за внушительный, громоздкий том был у него в руках. Вероятно, он читал описание какой-нибудь неведомой болезни.

– Не слишком-то весело вы отметили Рождество.

– Напротив. Рождество в больнице – большая потеха. Разукрашенные палаты, медсестры, поющие хором рождественские гимны…

– А теперь вы едете домой?

– Да, в Труро. Там живут мои родители.

– А мы дальше, почти до самого конца маршрута. Мы были в гостях у моей сестры и ее мужа. Он моряк, капитан, сейчас заведует Военно-морским техническим колледжем. – В словах матери звучали хвастливые нотки, и Джудит, желая перевести разговор в другое русло, показала в окно:

– А вот и салташский мост.

Как ни странно, перспектива увидеть мост произвела на молодого человека не меньшее впечатление, чем на нее.

– Я бы хотел посмотреть. – Он поднялся, подошел и встал возле нее, опершись рукой на край приоткрытого окна. А потом улыбнулся ей, и она увидела, что глаза у него в крапинку, частью карие, а отчасти зеленые, точно пятнистая форель. – Нельзя ведь упустить такое необыкновенное зрелище.

Поезд замедлил ход. Мимо проносились с грохотом железные балки моста, а далеко внизу серебрились холодные зимние воды речного устья, покрытого целой флотилией глянцево-серых крейсеров, эсминцев, неповоротливых баркасов, маленьких резвых катеров и корабельных шлюпок, все под белыми флагами британского военно-морского флота.

– Этот мост… есть в нем что-то особенное, – сказала она.

– Потому что он переносит нас из Девона в Корнуолл?

– Не только поэтому.

– Потому что этот шедевр воздвиг Брюнель?..

– Извините?..

– Брюнель. Он спроектировал этот мост по заказу «Грейт Уэстерн рейлвей», где служил главным инженером-конструктором. В те времена это сооружение было настоящей сенсацией. Да и сейчас выглядит очень впечатляюще.

Они погрузились в молчание. Молодой человек стоял у окна до тех пор, пока поезд не миновал мост и не въехал в Салташ на корнуолльском берегу Теймара, и только тогда вернулся на свое место и опять взялся за книгу.

Через минуту-другую к ним зашел служащий из вагона-ресторана и сообщил, что чай готов. Молли спросила у молодого врача, не желает ли он присоединиться к ним, но он вежливо отказался. Оставив его в купе, они отправились по тряским, гремящим коридорам в вагон-ресторан, где их усадили за покрытый белой льняной скатертью столик, на котором уже красовалась чайная посуда из белого фарфора. Маленькие светильники с розовыми абажурами были зажжены, и свет их на фоне сгущавшегося в сумерки холодного зимнего дня за окном создавал ощущение уюта и изысканности. Затем к ним подошел официант, неся чай в фарфоровом чайнике, маленький молочник, кувшин с кипятком и сахарницу. Не успела Молли и глазом моргнуть, как Джесс сунула в рот три кусочка рафинада. Другой официант принес им бутерброды, горячие, намазанные маслом булочки, нарезанный кекс с изюмом и цукатами и завернутое в фольгу шоколадное печенье.

Молли наполнила всем чашки, и Джудит стала запивать крепким горячим чаем булочки. Вглядываясь в сгущающийся вечерний сумрак, она подумала о том, что день, если разобраться, прошел не так уж скверно. Начался он немного грустно – когда она проснулась утром и подумала о том, что праздники кончились, – а во время завтрака, когда мама и тетя Бидди поссорились, уже решила про себя, что это катастрофа, что все непоправимо испорчено. Впрочем, мама и тетя Бидди, похоже, перестали сердиться друг на друга, и из этого Джудит сделала утешительный вывод о том, что тетя Бидди и дядя Боб в самом деле любят ее и хотят, чтобы она приехала к ним еще, несмотря на то что мама и тетя Луиза вряд ли ее отпустят. Тетя Бидди отнеслась к ней с особенной добротой и пониманием, говорила с ней как со взрослой и дала мудрые советы, которые Джудит никогда не забудет. А еще очень здорово было, что дядя Боб нежданно-негаданно появился на вокзале, что он все-таки пришел проститься и проводить их, а ей подарил напоследок десять шиллингов – первый вклад на будущий граммофон. И наконец, беседа с молодым врачом в купе. Жалко, что он отказался выпить с ними чаю; хотя, может быть, им уже не о чем было бы разговаривать. И все же он очень милый. И держится так спокойно и естественно. Пока они ехали через салташский мост, он стоял совсем близко к Джудит, и она ощущала приятный твидовый запах его пиджака, а конец его длинного шарфа лег ей на колено. Он сказал: Брюнель. Этот мост построил Брюнель. Ей пришло в голову, что неплохо было бы иметь такого вот, как он, старшего брата.

Съев еще булочку, Джудит взяла бутерброд с паштетом из лососины и вообразила, что она совсем одна, без мамы и Джесс, катит через всю Европу в «Восточном экспрессе», везя в своем китайском плетеном чемоданчике важные государственные тайны, и впереди ее ждут небывалые, захватывающие приключения.

Вскоре после того как они вернулись в купе, поезд подошел к Труро, их спутник убрал свою книгу в сумку на молнии, замотал шарф вокруг шеи и распрощался. Глядя в окно, Джудит наблюдала, как он вышел из вагона и слился с людским потоком на оживленной, освещенной светом фонарей платформе.

Потом было скучновато, но ехать оставалось недолго, да и непоседливая Джесс уснула. На станции, где они делали пересадку, Джудит нашла носильщика, чтобы управиться с тяжелыми чемоданами. Сама она понесла сумки, которые были полегче, а мама – спящую Джесс. Когда они проходили по мосту, ведущему на другую платформу, к поезду на Порткеррис, с моря дул холодный ветер, но Джудит почувствовала, что в Плимуте было холодно как-то по-другому, словно, проделав такое краткое путешествие, они очутились в какой-то другой стране. Не было уже резкого мороза, ночной воздух был мягок, влажен и напоен соленым морским ароматом, землистым запахом пашни и сосновой хвои.

Они дружно залезли в вагон маленького поезда, и тот вскоре неспешно отправился в путь. Тум-ту-дум – выстукивали колеса. Не то что на большом лондонском экспрессе, совсем другой звук. Пять минут спустя они уже сходили на остановке в Пенмарроне, и мистер Джексон встречал их на платформе с фонарем в руках.

– Помочь вам с багажом, миссис Данбар?

– Нет, я думаю, мы захватим с собой только несколько сумок, а самое тяжелое оставим здесь. Только на эту ночь. А утром носильщик мог бы привезти остальной багаж на тележке.

– Здесь ваши вещи будут в сохранности.

Они прошли через зал ожидания, потом по темной грунтовой дороге, вошли в ворота и стали подниматься через тенистый сад к дому. Нести Джесс на руках было нелегко, и Молли то и дело останавливалась, чтобы перевести дух, пока они добрались до верхней террасы сада и увидели свет горящего фонаря над крыльцом. А выйдя на самый верх взбирающейся по склону тропинки, заметили, что внутренняя застекленная дверь отворилась и навстречу им вышла Филлис.

– Смотрите, кто к нам явился! Нежданно-негаданно, точно банда ночных разбойников! – Она заспешила вниз по ступенькам.

– Дайте-ка мне девочку, мадам. Вы, наверно, совершенно выбились из сил. Вы что, думаете подниматься с ней по ступенькам? По-моему, она потяжелела, пока гостила в Плимуте. – Громкая болтовня Филлис разбудила Джесс. Она сонно заморгала, еще не понимая, где находится. – Признайся, Джесс, сколько рождественского пудинга ты съела? Ну давайте же входите скорей в дом, в тепло. Я нагрела воды для ванны, в гостиной вас ждет не дождется славный жаркий камин, а на ужин я сварила курицу.

Молли подумала, что Филлис в самом деле настоящий клад и без нее им никогда не будет так хорошо и уютно. Выслушав сжатый рассказ о том, как прошло Рождество, и в свою очередь угостив их ворохом свежих деревенских сплетен, Филлис подхватила Джесс и отправилась наверх – искупать ее, покормить теплым хлебом с молоком и уложить в постель. Джудит со своим плетеным чемоданчиком в руке пошла за ней следом, тараторя без умолку: «А дядя Боб подарил мне часы, они в таком кожаном футляре… Я тебе потом покажу, Филлис…»

Молли следила, как они поднимаются. Освободившись наконец от забот о маленькой дочке, она внезапно почувствовала себя совершенно разбитой. Она сняла с себя шубу, небрежно бросила ее на перила, взяла стопку писем, лежавшую на столе в холле, и пошла в гостиную. В камине ярко пылал огонь, она постояла перед ним минутку, грея руки и разминая затекшие плечи и шею. Потом села в кресло и просмотрела почту. Там было письмо от Брюса, но она решила прочесть его позже. Сейчас ей хотелось только одного – посидеть в тишине и спокойствии, в тепле, греясь у камина, и собраться с мыслями.

Сегодня был просто убийственный день, и ужасная ссора с Бидди, после бессонной ночи, чуть не доконала ее. «Не беспокойся ни о чем», – сказала сестра и поцеловала ее, как будто уже не держала на нее зла. Но перед самым обедом, пока они сидели вдвоем, потягивая херес и ожидая, когда Хоббс позвонит в звонок, приглашая их к столу, Бидди снова завелась.

Она принялась «обрабатывать» Молли очень мягко, почти благодушно, но за этими доброжелательными увещеваниями скрывались раздражение и упорная, твердая решимость настоять на своем, взять над сестрой верх.

– Пожалуйста, не забывай того, что я тебе сказала. Я же ради твоего блага стараюсь и ради того, чтобы Джудит было хорошо. Ты не можешь оставить ее на целых четыре года абсолютно не подготовленной ко всем трудностям, с которыми сталкиваются дети в этом возрасте. Я помню, для меня четырнадцать лет – это было прескверное время, я постоянно чувствовала себя одиноко и не в своей тарелке…

– Бидди, с чего это ты решила, что она абсолютно не подготовлена?

Бидди закурила свою неизменную сигарету. Выпустила дым.

– У нее уже начались месячные?

Молли смутилась, но постаралась не обнаружить своего замешательства.

– Да, конечно. Полгода назад.

– Что ж, хорошо. А как насчет ее одежды? Ей, безусловно, захочется носить не что попало, а красивые вещи, и Луиза вряд ли сможет ей в этом помочь. У Джудит будут личные деньги на одежду?

– Да, я выделила для этого отдельную сумму.

– То платье, в котором она была вчера… Оно, конечно, очень миленькое, но выглядит как-то слишком уж по-детски. И еще – ты мне сказала, что она хочет книгу Артура Рэнсома в подарок на Рождество, я ее и купила…

– Но она любит Артура Рэнсома!

– Понимаю, но ей уже пора читать взрослые книги, во всяком случае начинать знакомство с ними. Поэтому я в сочельник забежала в магазин и купила «Джейн Эйр». Стоит ей начать этот роман, и она уже не сможет от него оторваться. Может статься, она безумно влюбится в мистера Рочестера[14]14
  Рочестер – персонаж из романа Шарлотты Бронте «Джейн Эйр».


[Закрыть], как влюбляются в него все девочки-подростки. – Бидди посмотрела на сестру дразнящим, вызывающе-насмешливым взглядом, ее глаза заблестели. – Хотя, возможно, ты и не была в него влюблена? Может быть, ты берегла свое сердце для Брюса?

Молли поняла, что над ней насмехаются, но решила, что не позволит сестре вывести ее из себя.

– Это мое личное дело.

– И вот в один прекрасный день ты увидела его, и сердце екнуло у тебя в груди…

Молли не смогла удержаться от смеха, но приняла близко к сердцу разнос, который устроила ей сестра. Досаднее всего было то, что критика, справедливость которой Молли прекрасно понимала, прозвучала слишком поздно, когда уже ничего нельзя было изменить, – Молли любила оставлять все «на потом», тянуть до самого последнего момента, и теперь перед ней грозно маячила гора бесчисленных срочных дел.

Она широко зевнула. Часы на каминной полке пробили шесть. Пора идти наверх, принять ванну и переодеться к ужину – ежедневный вечерний ритуал. Молли каждый раз переодевалась к столу, как делала всю свою замужнюю жизнь, несмотря на то что последние четыре года компанию ей составляла одна только Джудит. Это была одна из тех мелких условностей, на которых держалась вся ее одинокая жизнь и которые вносили в унылое повседневное существование систему и порядок. А вот Бидди на ее месте накинула бы после ванны свой халатик или, хуже того, жалкий древний пеньюар, сунула ноги в домашние тапочки и велела бы Филлис подать ужин на подносе в гостиную.

А что, если побаловать себя стаканом виски с содовой? Дома по вечерам Молли медленно, растягивая удовольствие, выпивала одну-единственную рюмку хереса, но, пока они жили у Бидди, она совершенно распоясалась и осушала по стаканчику виски не хуже других, например после пикника на открытом воздухе в холодную погоду или после того неудачного, плачевно закончившегося похода на детский спектакль. Сама мысль о виски сейчас, когда она так вымоталась, была невероятно соблазнительной. В течение нескольких секунд она размышляла, выпить или не стоит, и, хотя пришлось бы плестись в столовую за виски, сифоном и чистым стаканом, решила в конце концов, что виски сейчас будет для нее лучшим лекарством. Она выпьет только один стаканчик, так что можно налить покрепче. Вернувшись к огню и поудобнее устроившись в кресле, она сделала большой, восхитительный глоток, согревающий и успокаивающий, поставила тяжелый стакан и протянула руку к письму мужа.

Пока Филлис возилась с Джесс, Джудит стала заново устраиваться в своей долго пустовавшей спальне. Первым делом достала из дорожной сумки ночное белье и гигиенические принадлежности, затем принялась распаковывать чемоданчик с подарками. Она разложила их на своем письменном столе, чтобы Филлис, как только уложит Джесс и придет к ней, сразу увидела всю ее рождественскую добычу и можно было рассказать ей, от кого какая вещь получена. Десять шиллингов, которые подарил дядя Боб, Джудит спрятала в выдвижной ящик стола, который запирался маленьким ключиком, а новые часы поставила на ночной столик. Когда Филлис просунула голову в приоткрытую дверь, Джудит сидела за столом и подписывала своим именем новый дневник.

– Ну вот, – сообщила Филлис, – Джесс в кровати, рассматривает картинки в своей книжке. Минут через десять уже будет видеть сладкие сны.

Она вошла в комнату и плюхнулась задом на постель, которую Джудит успела разобрать на ночь, после того как задернула шторы.

– Ну, давай показывай, что тебе подарили.

– Твой подарок – самый лучший, Филлис, большое тебе спасибо!

– По крайней мере, тебе не надо будет каждый раз спрашивать у меня ножницы. Только спрячь их подальше от Джесс… И спасибо за эти душистые соли для ванн. «Вечер в Париже» мне понравился больше, чем «Калифорнийский мак». Я его попробовала вчера вечером, когда принимала ванну. Ощущаешь себя просто кинозвездой какой-то… Теперь давай посмотрим все как следует…

На осмотр подарков ушло немало времени: простодушная и щедрая на похвалы Филлис подолгу и внимательно рассматривала каждую вещь и бурно выражала восторг.

– Вот так книжища! – восклицала она. – Тебе ее не один месяц читать, настоящая взрослая книга. А этот джемпер, ты только потрогай – какой мягкий! А вот и твой дневник… в кожаной обложке. В нем ты будешь хранить свои тайны.

– Дневник – это было так неожиданно, ведь тетя Луиза уже пообещала мне велосипед. Я никак не ожидала от нее двух подарков. Она такая добрая.

– И часы мне очень нравятся. Теперь только попробуй опоздать к завтраку! А что подарил тебе папа?

– Я просила шкатулку из кедрового дерева с китайским замком, но посылка от папы еще не пришла.

– Придет, никуда не денется. – Откинувшись назад на кровати, Филлис, сгорая от любопытства, потребовала: – Теперь расскажи, как все было.

И Джудит стала рассказывать: о доме тети Бидди («Там был собачий холод, я никогда не бывала в таком ледяном доме, но в гостиной всегда горел камин, и вообще было так весело, что я забывала про холод»), о спектакле, о катании на коньках, о дяде Бобе и его граммофоне, печатной машинке и интересных фотографиях, о вечеринках и рождественской елке, о праздничном обеде, когда в середине стола была поставлена огромная ваза с ветками остролиста и розами, о красных и золотистых хлопушках и маленьких серебряных подносиках с шоколадными конфетами.

– Ух-х… – вздохнула Филлис с завистью. – Звучит потрясающе.

Джудит почувствовала себя немножко виноватой перед Филлис: она знала, что у той Рождество было далеко не таким красочным. Ее отец работал на оловянных рудниках, что в стороне от дороги на Сент-Джаст, а мать – женщину с необъятным бюстом и таким же большим сердцем – редко когда видели без передника и без ребенка на руках. В семье было пятеро детей, Филлис – самая старшая, и для Джудит было загадкой, как все они умещаются в своем крохотном каменном домишке, одном из множества таких же убогих стандартных домиков, соединенных общими боковыми стенами. Как-то раз она пошла с Филлис в Сент-Джаст на праздничное открытие охотничьего сезона, после чего они забежали к ним домой на чашку чая. Всемером сели пить крепкий чай с шафранными кексами, скучившись за кухонным столом, в то время как отец семейства сидел отдельно, у плиты, положив вытянутые ноги в ботинках на ее блестящую медную решетку.

– А как у тебя прошло Рождество, Филлис?

– Да так, ничего особенного. Маме нездоровилось, – наверно, у нее был грипп, так что мне пришлось почти все делать самой.

– Жалко… Она уже поправилась?

– Уже на ногах, но все еще кашляет.

– А что тебе подарили?

– Мама – блузку, а Сирил – набор носовых платков.

Сирил Эдди, тоже из горняков, ухаживал за Филлис. Они ходили в одну и ту же школу и с тех самых пор стали встречаться. Они не были помолвлены в точном смысле слова, однако Филлис уже заранее заготавливала запас пеленок, складывая их в нижний ящик комода. Виделись они редко: до Сент-Джаста путь неблизкий, а Сирил работал посменно. Когда же им удавалось свидеться, они садились на велосипеды и отправлялись вместе на прогулку или сидели в обнимку на заднем ряду в порткеррисском кинотеатре. Фотография Сирила стояла на комоде в спальне у Филлис. До писаного красавца ему было далеко, хотя Филлис уверяла, что у него красивые брови.

– А ты ему что подарила?

– Ошейник для его гончей. Он остался доволен. – На лице у Филлис появилась лукавая ухмылка. – А ты не завела там, у тети, знакомства с какими-нибудь приятными молодыми людьми?

– Да что ты, Филлис, нет конечно!

– Чего ты так всполошилась? В этом нет ничего такого…

– Почти все друзья тети Бидди взрослые. Только накануне нашего отъезда, после ужина, заскочили пропустить по стаканчику двое молоденьких лейтенантов. Но было уже очень поздно, и скоро я пошла спать, поэтому мне не удалось как следует с ними поговорить… Вообще-то, – добавила Джудит, решившись быть во всем откровенной, – они и так прекрасно проводили время, их развлекала тетя Бидди, а на меня они почти и не глядели.

– Это ничего. Ты сейчас в таком возрасте, в переходном… А пройдет пара лет, станешь взрослой девушкой, и парни будут кружить возле тебя, как пчелы вокруг горшочка с медом. Без внимания не останешься. – Филлис заулыбалась. – Тебе уже нравился кто-нибудь из молодых людей?

– Я же говорю – я ни с кем толком и не знакома. Разве что… – Джудит запнулась.

– Ну же, скажи своей Филлис.

– Когда мы возвращались из Плимута, в купе с нами ехал один молодой человек. Он уже врач, но на вид совсем молодой. Мама с ним разговорилась, а мне он сказал, что мост в Салташе построил человек по имени Брюнель. Он очень милый. Я бы хотела с таким познакомиться.

– Может, и познакомишься.

– Во всяком случае, не в «Святой Урсуле», это уж точно.

– Ты же едешь туда не для того, чтобы знакомиться с молодыми людьми, а чтобы получить образование. Мне вот пришлось бросить школу, когда я была еще младше, чем ты сейчас, пойти в прислуги, и все, что я умею теперь, – это читать, писать да считать. А ты через несколько лет сдашь экзамены и будешь ученая.

– Наверно, из-за болезни твоей мамы и всех забот у тебя не было времени, чтобы поискать себе другое место.

– Да я все как-то не могу решиться, духу не хватает начать этим заниматься. По правде говоря, мне совсем не хочется покидать Ривервью-хаус. Но ты за меня не волнуйся: твоя мама обещала помочь мне, она даст хорошие рекомендации. Главное, я не хочу работать далеко от дома. Отсюда до Сент-Джаста и без того почти целый день езды на велосипеде. А если я буду еще дальше, то совсем не смогу видеться с родными.

– Возможно, кому-нибудь в Порткеррисе нужна горничная.

– Хорошо бы.

– Может быть, на новом месте тебе будет гораздо лучше: может, там окажется несколько человек прислуги и тебе будет с кем поболтать на кухне, да и работы меньше.

– Не знаю, не знаю. Не очень мне хочется быть на побегушках у какой-нибудь суки-поварихи, старой злыдни. Лучше уж одной все делать – и готовить, и прочее. Правда, мне не очень удаются все эти торты и сдобные финтифлюшки, и к кремовзбивалке я никак приноровиться не могу; мадам всегда говорит… – Она внезапно остановилась.

– Что случилось? – Джудит ждала, когда она продолжит.

– Странно… Она еще не поднималась принимать ванну. Ты только глянь: двадцать минут седьмого. Как я, однако, с тобой засиделась. Может, она думает, что я еще не управилась с Джесс?

– Не знаю.

– Ладно, будь хорошей девочкой, сходи вниз и скажи ей, что ванная свободна. И об ужине не беспокойтесь – я подожду накрывать на стол, пока твоя мама не будет готова. Бедная, наверно, все никак не может прийти в себя с дороги. Однако пропускать ванну – это на нее не похоже. – Филлис рывком поднялась на ноги. – Пойду-ка погляжу, что там у нас с картошкой творится.