Текст книги "Год любви"

– Хлоя! Хлоя! – приговаривала она, покачивая се, словно маленького ребенка. – Ну, не плачь! Он этого не стоит.

– Нет, стоит, – всхлипнула Хлоя. – Во всяком случае, он пришел и признался. Он был хотя бы честен. Если бы ты видела его лицо, когда он о ней говорил! Словно это самая большая драгоценность в мире, и ему теперь на все остальное наплевать! Я спросила: «А как же Беатрис?» А он посмотрел ничего не выражающим взглядом, явно с трудом припоминая, кто это такая. Я никогда не видела, чтобы человек так влюблялся.

– А что насчет Пэнси?

– С Пэнси тоже что-то произошло. Ты ведь помнишь, как она порхала, словно бабочка, гоняясь за еще более яркими впечатлениями? Ну так вот, теперь она успокоилась, притихла, все время улыбается. Я видела, что она смотрела на него вчера вечером с выражением искреннего, ликующего счастья. Элен, я хочу ее ненавидеть, но не могу!

Хлоя выпрямилась и прижала пальцы к щекам.

– Мне нельзя тут оставаться. Я могу понадобиться Тому. И мне не хочется, чтобы меня кто-нибудь увидел в таком состоянии.

Хлоя решительно пыталась взять себя в руки.

– Спектакль все равно продолжается, не так ли? – на ее лице промелькнуло подобие искренней улыбки, и Элен улыбнулась ей в ответ, выражая подруге свое восхищение и стараясь ее подбодрить.

Она поняла, что Хлоя не пропадет, потому что в ней очень много жизнелюбия. А вот Оливер – это другое дело. Элен, правда, не совсем понимала, в чем тут дело, и уж тем более не знала, как ему помочь. Элен задумчиво спустилась вниз, к телефону-автомату, стоявшему на улице у входа в театр, и набрала номер Дарси.

К концу третьего акта он сидел рядом с ней.

Элен быстро ему все рассказала.

– Оливер хотел меня увидеть? – переспросил он. – Где он?

Они нашли его в перерыве в гримерной, он был один.

– Дарси? – удивился Оливер. – Ты здесь? Как странно… Знаешь, произошла удивительнейшая вещь. Я вдруг подумал: а здорово было бы, если бы мы снова сыграли с тобой в шахматы! Как мы когда-то играли дома, да? Помнишь, это было единственное, в чем ты меня побеждал.

Элен с радостью поняла, что Дарси прекрасно осознает, чего от него ждут.

– А я и сейчас смогу тебя победить, – спокойно заявил он. – Где шахматы?

Элен вышла из комнаты, оставив их вдвоем за шахматной доской. Выйдя в коридор, она столкнулась с Томом, который взбегал по лестнице, перешагивая через две ступеньки.

– Не мог раньше вырваться, – сказал он. – Ну, что там у нас?

– Все прекрасно. Он играет в шахматы с Дарси. Том взял Элен за руки и поцеловал в щеку. Элен поспешно покосилась на крутую винтовую лестницу.

– Вы с Дарси, – ласково произнес Том, – мои настоящие друзья, на вас можно положиться.

– Ты тоже, – весело откликнулась Элен. – Оливер рассказал мне, как ты с ним нянчился.

– О, но я-то это делал из чисто эгоистических побуждений, – Том вдруг ухмыльнулся еще язвительней, чем обычно. – Я только что был в кассе. Представляешь, все билеты проданы до конца сезона!

– Не может быть, – воскликнула Элен, но имела в виду совсем не пьесу.

Однако Том в ответ только насмешливо хмыкнул.

В тот вечер Элен вернулась домой очень поздно. Она ждала, попытается ли Оливер утопить свое горе в вине после того, как в последний раз опустится занавес. В гримерной была бутылка виски, и Оливер потянулся к ней, еще не сняв грим и белую рубашку Орландо, которая в последних сценах намокла от пота и прилипла к спине. Элен сразу сообразила, какой оборот может принять сегодняшний вечер.

Однако Дарси вмешался, не дав Оливеру осушить первый бокал. Не слушая шутливых жалоб Оливера, он настойчиво твердил, что брату следует поехать вместе с ним в Мер. Оливер неожиданно согласился, он слишком устал, чтобы бороться с решениями, которые принимались за него.

Элен и Том наспех попрощались.

– До завтра, – сказал он. – Ты придешь?

Элен кивнула.

– Да.

И пошла домой одна. Ей вдруг стало тяжело переносить свое одиночество. Но как только за ней захлопнулась массивная дубовая входная дверь, Элен почувствовала, что по ее спине пробежали мурашки. Она еще не успела ничего разглядеть в полутемном коридоре, но явственно ощутила напряжение, витавшее в воздухе. Впереди что-то шевельнулось… Пэнси стояла под галереей, словно призрак. В темном пальто и берете, прикрывавшем ее пепельные волосы, она была еще больше похожа на мальчика. В одной руке Пэнси держала шикарный кожаный чемодан, другую сжимала в кулачок. Лицо ее было повернуто кверху.

Элен проследила за ее взглядом.

Наверху стояла, перегнувшись через резные перила, Хлоя.

Соперницы долго, очень долго смотрели друг на друга.

Затем Хлоя Тихо спросила:

– Почему ты хотя бы мне не сказала? Ты ведь уходишь к Стефану, да?

Пэнси еще крепче сжала свой беленький кулак.

– Я должна быть с ним, Хлоя. Ведь это все равно лучше, чем привести его сюда, не так ли?

Хлоя опустила голову и рыжие волосы упали ей на лицо, словно занавес.

– Хлоя, – торопливо проговорила Пэнси, – я ничего не могу тут поделать. Совсем ничего. Не надо меня ненавидеть. Даже если ты не в состоянии простить меня.

Ответа не последовало. Пэнси отвернулась и промчалась мимо Элен, словно той вообще не было. В дом резко ворвалась струя холодного воздуха, и Пэнси исчезла в темноте.

Когда Элен подняла глаза, она увидела, что Хлоя уже уходит с галереи. В тишине не раздавалось ни звука, слышно было только, как шаркают по голому дубовому полу ее шлепанцы.

9

Как и предсказывал Том, они нянчились – согласно предусмотренной системе – с Оливером день и ночь, пока продолжались спектакли.

Каждый вечер Дарси отвозил его в Мер. Оливер ворчал, что у Дарси непрезентабельная машина, и требовал, чтобы они сломя голову мчались в его черном «ягуаре» по темному загородному шоссе. Дарси рассказывал Элен, что, доехав до дому, они часами играли в шахматы. Оливер напивался до беспамятства, пока не валился с ног и не засыпал. Он забывался тяжелым сном и спал почти до полудня. Дарси же, как всегда, поднимался ни свет ни заря и, зевая, обходил свои владения. Проснувшись, Оливер ехал обратно в Оксфорд, Элен уговаривала его что-нибудь съесть и коротала с ним эти быстротечные, солнечные дни.

Оливер то вел себя кротко, то раздражался, то он уже смирился с необходимостью и дальше играть роль Орландо. Пил он по-прежнему много, но Элен считала, что это его поддерживает в форме. А когда его апатия внезапно сменялась яростным неприятием Оксфорда, спектакля и ее самой, Элен понимала, что он принимает и кое-что еще. А порой, когда Оливер стряхивал с себя циничное легкомыслие, они беседовали, и Элен видела, что он боится и ненавидит все, чему другие люди завидовали. И вспоминала, как когда-то ей показалось, что за блестящей внешностью Оливера скрывается чувствительная душа, и как она влюбилась в его двойника. Новый Оливер был ближе тому, о котором она мечтала, но он оказался сложнее и гораздо уязвимее придуманного Оливера.

Ее новое чувство не имело ничего общего с той, давней, романтической любовью, причинившей ей столько страданий. Но оно было не менее сильным. В нем были безграничная преданность, желание защитить и жгучая, постоянно растущая тревога.

Чувства Оливера тоже, очевидно, изменились. Однажды, когда они сидели в его комнате, глядя, как золотистый свет за окном постепенно сереет, Оливер посмотрел на нее и сказал:

– Мы, наверное, не будем с тобой так сидеть, когда спектакли закончатся и ты меня приведешь к Харту целым и невредимым в последний вечер?

– Почему не будем? – спокойно спросила Элен, глядя Оливеру в глаза.

– Я никого так хорошо не знаю, как тебя, – сказал ей тогда Оливер. – До чего же мы одиноки! Смешно, правда?

А в другой раз он пробормотал, словно разговаривая сам с собой:

– Дарси даже не подозревает, как ему повезло. А может, и подозревает…

Элен ничего ему не ответила.

Вечерами Оливером занимался Том. Он долго отшлифовывал его роль, умело сочетая суровость и похвалу. Элен же сидела в это время за своим письменным столом и пыталась наверстать упущенное.

И вот наконец наступил последний спектакль…

По традиции в этот вечер устраивался банкет для всех, кто так или иначе участвовал в постановке. Том воспринял это с энтузиазмом. Он упорно приглашал на банкет Дарси и Элен.

– Если бы не вы, мы бы ничего не сыграли после премьеры. Или же мне пришлось бы выйти на сцену и читать за Оливера его реплики. А это была бы катастрофа, – Том одарил их ослепительной улыбкой, так редко появлявшейся на его лице. – Я ведь отличный режиссер, но совсем никудышный актер. Так что приходите, пожалуйста! Оба.

К некоторому удивлению Элен, Дарси согласился. И предложил ей еще раз посмотреть спектакль.

Он заехал за ней в Фоллиз-Хаус, на сей раз его волосы были приглажены, Дарси нарядился в бархатный пиджак, который вполне прилично смотрелся бы и на самом Оливере, с кокетливым галстуком-бабочкой, и это ему очень шло.

– Дарси! – рассмеялась Элен. – Вы меня смущаете. Не забывайте, мы же идем на театральный банкет.

Дарси был счастлив, что Элен его поцеловала, и на какое-то мгновение блаженно застыл, держа ее в объятиях.

– Ну, иногда нужно ходить на подобные мероприятия, а не то можно пропустить что-то очень важное, – радостно сказал он. – И потом я хочу пойти туда из-за Оливера. Мало ли что… И, конечно, мне хочется пойти вместе с вами. Вы сегодня очаровательны, Элен. Еще немного – и я пожалею, что мы уходим, уж лучше бы мы остались здесь вдвоем.

Элен в награду за хорошую учебу дали небольшую стипендию, которую она могла истратить на путешествие. Предполагалось, что она отправится за границу и тем самым расширит свой кругозор, но она – с легким чувством вины – истратила часть денег на новую одежду. И сегодня шелковый фиолетовый пиджак, надетый на изысканную блузку, придавал ей дополнительное очарование.

– Вам нравится? – Элен повертелась перед Дарси, демонстрируя ему новый наряд. – Я обожаю покупать красивые вещи.

– Ветреная девчонка! – пошутил Дарси. Они взялись за руки и пошли в театр.

В тот вечер публика сильно отличалась от присутствовавшей на первом спектакле. Вместо напряженного ожидания, в зале царило праздничное, приподнятое настроение. Здесь собрались почти одни друзья, так или иначе связанные с постановкой и готовые насладиться спектаклем, а потом выпить за его успех.

Перед тем как погас свет, Элен успела заметить Стефана. Он сидел сбоку один и глядел прямо на сцену.

«Похоже, он ждет-не дождется, когда поднимут занавес, чтобы снова увидеть Пэнси», – подумала Элен.

Спектакль тоже слегка отличался от прежнего. Оливер играл нормально, он уже окончательно свыкся с ролью и отшлифовал свою игру, что восполняло недостаток его интереса к спектаклю. Впрочем, Пэнси была так хороша, что зрители смотрели только на нее. Теплота и душевность, которые Элен заметила в ее игре, когда спряталась от посторонних взоров в артистическом фойе, теперь проявлялись еще ярче. Больше того, Пэнси явно вдохновляла своей игрой всю труппу, и партнеры старались быть ее достойны.

Когда после эпилога опустился занавес, Элен повернулась к Дарси и увидела, что он часто моргает, с трудом – как и многие другие – сдерживая слезы.

– Она станет знаменитостью, – воскликнула Элен, вскакивая с места вслед за всеми остальными зрителями. – Обязательно станет! Пэнси будет великой актрисой.

Раздались оглушительные аплодисменты. Пэнси и Оливер выходили кланяться. Они улыбались, держась за руки, но не смотрели друг на друга. Потом Пэнси вышла на поклон одна. Она посылала воздушные поцелуи морю радостных лиц, смеялась и была приятно смущена бурными аплодисментами. Кто-то бросил к ее ногам белую розу. Пэнси нагнулась, подняла ее и прикрепила к корсажу платья. И тут же ее буквально забросали цветами. Пэнси поднимала их до тех пор, пока они не начали вываливаться из ее рук.

Когда восторженные крики раздались с новой силой, Пэнси протянула руку к кулисам. Том вынырнул на свет и торопливо, почти официально поклонился. Затем поцеловал Пэнси руку, еще раз повернул ее лицом к залу и увел за кулисы.

В зале зажегся свет, зрители в последний раз прокричали протяжно «браво». Спектакль закончился.

Элен и Дарси присоединились к приглашенным на банкет. Элен никогда не была у Тома в гостях, и ей было интересно посмотреть, как он живет. Его элегантный дом был расположен в северной части Оксфорда. Входная дверь была гостеприимно распахнута.

– Вперед! – Дарси поправил «бабочку» и улыбнулся Элен.

Она ухватилась за его руку и не отпускала ее даже, когда они вошли в уютно освещенный холл. Том встречал гостей, стоя у порога. Он заметил, что Элен и Дарси держатся за руки, и на его лице промелькнуло какое-то странное выражение, которое сменилось холодной усмешкой. Элен почувствовала раздражение и подумала: почему Том порой ее бесит, она же так к нему хорошо относится?

Ну, почему их отношения не могут быть простыми?!

Том тепло поздоровался с Элен: положил ей на мгновение руки на плечи и пробормотал:

– Я рад, что вы оба пришли. Я еще не придумал, как мне отблагодарить вас, но обязательно придумаю.

Его руки слегка надавили ей на плечи. Том оглядел ее наряд и сказал:

– Ты такая же хорошенькая, как тогда, на новогоднем балу.

Элен посмотрела на него в упор, у нее вдруг возник вопрос… Но тут Том добавил:

– Правда она хорошенькая, Дарси?

И краска, прихлынувшая, было, к щекам Элен, тут же исчезла.

– Она всегда великолепно выглядит, – ответил Дарси как верный друг.

– Ну, конечно! Шампанское там, – сообщил им Том.

И подойдя к известной тележурналистке, поцеловал ее в обе щеки.

Дарси и Элен взяли по бокалу шампанского и пошли осматривать дом. Сразу чувствовалось, что Том его снимает, однако выглядело тут все фешенебельно, не в пример дешевым студенческим меблирашкам, это был, скорее, профессорский уровень. Здесь стояли обтянутые бархатом маленькие диванчики викторианской эпохи, столы, накрытые стеклом. На полу лежали толстые ковры бледных расцветок. Элен усмехнулась, заметив среди всех этих аккуратно подобранных вещей, выражавших как бы усредненное понятие о хорошем вкусе, несколько предметов, явно принадлежавших Тому. Африканские шахматы из слоновой кости, масса книг на полках, в основном о театре… На одной из нижних полок стояла примитивная статуэтка из мыльного камня, изображавшая белого медведя.

Но больше всего Элен заинтересовали картины. Ими были увешаны все стены, начиная с холла. Элен разглядывала гравюры и литографии современных художников: некоторые были широко известны, имена других ничего для нее не значили. Кроме этого, на стенах висели изящные акварели, пейзажи, темные портреты, написанные маслом. Коллекция картин интриговала Элен, привлекала ее внимание. Благодаря картинам, дорогое, но безликое жилище приобретало индивидуальность. Элен улыбнулась при мысли о том, сколько же усилий потребовалось, чтобы упаковать эти картины и отправить их в Оксфорд. Но Тому все было по плечу. Банкет служил лишним доказательством его организаторских способностей: внимательные, незаметные официанты следи ли, чтобы ни у кого не было пустых бокалов, и предлагали гостям всякие экзотические блюда.

На почетном месте над камином висела маленькая картина, написанная маслом. На ней было изображено открытое окно, по бокам которого голубели деревянные ставни, на подоконнике стояла ваза с яркими цветами. За окном виднелось море, оно было ярко-бирюзовым, на воде плясали солнечные блики. Простая, сдержанная живопись, на которой отчетливо виден каждый мазок… Элен долго стояла перед картиной, восхищаясь ее красотой.

Комнаты быстро заполнялись людьми. Мелькали знакомые лица актеров и ребят, помогавших за кулисами. Были тут и другие люди из «высших кругов» Оксфорда, в которых Элен никогда не вращалась: два ректора разных колледжей с женами, несколько писателей и поэтов и известный художник, никогда не снимавший черной мягкой шляпы «федора». Том, похоже, всех знал и был со всеми накоротке. На Элен это произвело большое впечатление, она стала относиться к нему даже с некоторым трепетом. Однако и в этом изысканном обществе возникло легкое замешательство, когда в комнату вошла Пэнси. Она надела простое черное платье, пепельные волосы были аккуратно причесаны. Пэнси необычно накрасила глаза: экстравагантные, немного театральные голубые круги зрительно уменьшали ее лицо, делали его каким-то очень трогательным, цвет лица казался более изысканным. Стефан отставал от Пэнси всего на полшага, он смотрел на нее так же завороженно, как тогда в театре, правда, теперь в его взгляде читался еще и вызов.

Беатрис нигде не было видно.

Толпа тут же поглотила Пэнси. Она принимала поздравления и подставляла щеки для поцелуев с таким видом, словно весь вечер намеревалась купаться в лучах славы. Поэтому Элен была более чем удивлена, когда вскорости Пэнси тихонько села с ней рядом. Пэнси повернулась спиной к собравшимся и, посмотрев на Дарси, убедилась, что он занят разговором с каким-то своим знакомым.

– Ты меня избегаешь, Элен? – напрямик спросила она.

– Не то чтобы избегаю… – осторожно откликнулась Элен.

Она уже не испытывала никакой симпатии к Пэнси, но у нее не хватало духу это сказать. Внезапно Элен осознала, что Пэнси тоже очень нужны друзья.

– Ты ведь куда-то пропала, – добавила Элен, и это была чистая правда.

– Я была со Стефаном, – Пэнси посмотрела на свои тонкие пальцы и принялась беспокойно вертеть кольца. Ей было трудно говорить. – Он… оставил Беатрис, понимаешь?.. Оставил все: детей, дом, все, что его с ними связывало… И поселился у себя в общежитии вместе со мной.

Пэнси закусила губу и так сильно сжала кулаки, лежавшие на коленях, что у нее побелели костяшки пальцев.

– Я люблю его, Элен… сейчас, сегодня люблю. Очень-очень. Я ни с кем не была так счастлива.

– Да, я вижу, – спокойно откликнулась Элен.

– Мне вообще-то не следовало бы перед тобой объясняться, – продолжала Пэнси. В ее кривой усмешке читалась какая-то боль, Пэнси явно что-то скрывала. – Но я объяснюсь. Может быть, дело в том, что мне со взрослыми мужчинами интересней. А может, это и неважно, а главное, что мы любим друг друга. Но факт тот, что я попала в ловушку. Как я могу ему обещать, что мы и завтра будем вместе? И завтра, и послезавтра, и потом… чтобы оправдать его жертву?.. Мне страшно… – Пэнси оглянулась через плечо на толпу людей в комнате. – Ну, почему все не может быть просто и ясно? Почему всегда получается какой-то ужасный клубок?! Ты только посмотри… Оливер. Беатрис, Стефан, мы с тобой. Хлоя…

Элен подняла глаза. В комнату только что вошла Хлоя. Она была в экстравагантных шароварах алого цвета и в облегающей блестящей маечке на тоненьких бретельках, которая переливалась яркими искрами при малейшем движении. Однако лицо у нее было усталое и осунувшееся. Том подвел ее к стоявшим в гостиной людям. Он начал ее со всеми знакомить, Хлоя вымученно улыбалась, стараясь запомнить какие-то имена. Элен посмотрела на нее и снова взглянула в глаза Пэнси, оттененные синей краской.

– Наверное, у тебя всегда был слишком большой выбор, Пэнси, – сказала Элен.

«Когда-то я тебе завидовала, – подумала она, – но теперь это прошло».

Она хотела сказать, что ведь даже Пэнси могла бы идти по жизни, никому не причиняя зла, но боялась, что это прозвучит слишком нравоучительно.

Пэнси встала: после тренировок, во время которых Том сгонял с нее семь потов, в ее теле появилась какая-то кошачья гибкость.

– О да, – тихо проговорила Пэнси. – У меня был слишком большой выбор. И в этом тоже есть некоторая ограниченность. Я уж не говорю о том, насколько одинокой я себя ощущала. Но вообще-то я зря разоткровенничалась с тобой насчет Стефана. Ты меня, конечно, не одобряешь, так ведь? – Пэнси помолчала и добавила совсем другим тоном. – Просто мне больше не с кем поговорить. А так… мы с тобой не можем быть настоящими друзьями. Мы разные, как вода и масло. Но меня… меня тревожит, что я, как вода, могу испариться… – Пэнси резко рванулась в сторону. – Черт, да какое это все имеет значение?! Ладно, пойду разыщу Стефана.

Оставшись одна, Элен какое-то время сидела не шевелясь. Ее не покидало чувство, будто она не сказала или не сделала чего-то очень важного. А теперь шанс упущен.

Она инстинктивно придвинулась поближе к Дарси. Он спокойно рассуждал со знакомым геологом о том, что за земля в Мере. Элен усмехнулась. Она вдруг поняла, что Дарси – самый простодушный и положительный человек из всех, с кем ей приходилось в жизни сталкиваться. Все его помыслы были чисты и честны, в нем Элен чувствовала удивительную надежность и незыблемость. Столь же незыблема смена времен года в его ухоженном поместье. Элен по-новому, как-то особенно нежно посмотрела на знакомое, ничем не примечательное лицо, в котором сквозила доброта.

Сидевшая в другом углу гостиной Хлоя залпом осушила бокал шампанского, и ей тут же налили еще. От спиртного ей стало получше, она уже не порывалась вскочить и убежать и не боялась, что вот-вот расплачется. Готовясь к банкету, Хлоя тщательно нарядилась и накрасилась пытаясь скрыть следы бессонных ночей и мучительных дней. Накануне она весь вечер – а он длился нескончаемо долго – твердила себе, что надеяться не на что, ей хочется лишь увидеть Стефана и, может быть, перекинуться с ним парой фраз. Но, очутившись здесь, она поняла, что, безусловно, надеялась, надеялась так отчаянно, что, когда подошла к дому Тома, у нее перехватило дыхание. Войдя в помещение, Хлоя обшарила глазами толпу и сразу же заметила Стефана. Он выслушивал чьи-то рассуждения, склонив голову набок: он всегда так делал, когда внимательно слушал собеседника. Сердце Хлои чуть не выпрыгнуло из груди. Она уже несколько дней не видела Стефана и считала часы до этой встречи, сама толком не понимая что она от нее ждет.

Стефан почувствовал на себе ее пристальный взгляд. Подняв глаза и увидев Хлою, он смущенно шевельнул рукой… даже нельзя сказать, что помахал в знак приветствия. И тут же отвернулся, снова склонив голову набок с таким видом, будто разговор его безумно интересовал и он боялся пропустить даже слово.

У Хлои закружилась голова, все стало каким-то мутным. А когда, наконец, туман рассеялся она осознала всю нелепость своих надежд. Стефан никогда к ней не вернется. Она увидела, как сквозь толпу пробирается Пэнси, она казалась совсем ребенком, несмотря на яркий макияж. Пэнси взяла Стефана под руку, и они замерли, стоя плечом к плечу. По лицу Стефана было видно, что он сам не верит своему счастью а Пэнси с вызовом смотрела на окружающих, давая понять, что Стефан – ее собственность. Нельзя было более определенно заявить о своей связи. Это поняли абсолютно все. Хлое стало еще горше. Ведь сочувствовать будут не ей, а Беатрис!

Хлоя вдруг увидела, до чего же жалкую роль она играла в этой истории. Она была всего лишь последней в длинном списке девиц, которым не удалось добиться того, чего Пэнси добилась без малейших усилий. Больше того, Хлоя поняла, что Пэнси добилась всего этого благодаря своей красоте, богатству и юности. На умного, образованного Стефана все это произвело неизгладимое впечатление.

От такого разочарования Хлою даже зазнобило. Значит Стефан вовсе не так умен, как ей казалось! Да он просто дурак! Злость, горечь и обида постепенно отхлынули, осталась одна пустота.

– Прелесть правда? – послышался рядом чей-то голос.

Хлоя обернулась и увидела Оливера Его лицо осунулось, мальчишеская красота исчезла, уступив место более жестким линиям. Хлоя подумала, что он стал еще привлекательней.

– Да, очень трогательно – откликнулась она и решительно отвела взгляд, не желая видеть Стефана и Пэнси. – Ну, что? Может, пойдем перекусим?

Хлое всегда казалось, что в Оливере есть какой-то изъян, но сегодня она обрадовалась его обществу. Посмотрев вокруг, она даже почувствовала, что больше ей ни с кем не охота иметь дело.

Когда они пришли в столовую, Оливер щедро положил на ее тарелку очень вкусное блюдо из лосося.

– Господи, как я рад что все позади! Это надо отпраздновать!

– Ты про пьесу?

– Ну, конечно, про пьесу! Про что еще? – их глаза встретились и Хлоя с Оливером обменялись саркастическими улыбками, стараясь не выдавать своих истинных чувств.

– А ты что, не хочешь есть? – спросила Хлоя.

– Нет. Я это восполняю выпивкой. Давай сегодня как следует выпьем.

Хлоя протянула ему свой бокал.

Оливер наполнил его раз, другой..

Вокруг все медленно поплыло Еда Хлои осталась почти нетронутой, но зато она налегала на шампанское. Душившая ее боль постепенно сжалась в маленький черный комочек, он казался уже чем-то чужеродным, и на него можно было не обращать внимания. Все было очень легко, пока на глаза Хлое не попадались танцующие Стефан и Пэнси, которые нежно обнимали друг друга и улыбались, почти соприкасаясь лицами. Но и тогда Хлое нужно было лишь отвернуться и посмотреть на что-нибудь другое. Она поймала себя на том, что все чаще смотрит на Оливера. Ей понравилась его гордая посадка головы и длинные ресницы. Шелковистые золотые волосы красиво блестели, ниспадая сзади на воротник рубашки, на запястье белел маленький шрамик. За спиной Оливера расплывались чьи-то бледные лица, мелькали яркие краски, а лицо Оливера было зримо. Хлоя смотрела на него так, словно увидела впервые.

Они немного потанцевали, но все время неуклюже толкали друг друга, а Хлое вдобавок то и дело приходилось отводить глаза, стараясь не смотреть на Стефана. Поэтому, вместо танцев, Оливер и Хлоя уселись на бархатный диванчик в углу гостиной. Оливер теперь пил виски, и когда он поцеловал Хлою, она почувствовала этот вкус у него на губах. Хлоя слегка отстранилась, и Оливер открыл глаза, они были ярко-голубыми и удивительно далекими. У нее вдруг возникло неприятное чувство, будто он ее вообще не видит.

– Почему бы и нет? – резко сказал он.

Хлоя понимала, что ей нужно встать, вызвать по телефону такси и поехать одной в свою пустую комнату. Она еще могла принять правильное решение, но, попытавшись это сделать, поняла, что уже поздно. Простые события неожиданно стали безнадежно запутанными… Хлоя снова откинулась на бархатные подушки и закрыла глаза.

– Действительно, почему бы и нет? – монотонно повторила она. – Почему?

Рука Оливера со шрамом на запястье протянулась к ее груди.

Позже она заметила, что Дарси и Элен стоят над ними и смотрят на них в упор.

– Ты не хочешь поехать со мной на такси домой? – спросила Элен.

– Я еще не готова, – заявила Хлоя.

Оливер не разжимал объятий Хлоя знала, что она растрепанная, краска на лице смазалась, ей было не по себе, но она по-прежнему боялась оказаться одна в пустой комнате.

– Дарси! – воскликнул Оливер. – Ты в этом галстуке похож на экзаменатора.

Они с Хлоей нашли это необычайно забавным и, привалившись друг к другу, затряслись от хохота.

Когда Хлоя подняла глаза, банкет закончился. Том стоял, прислонившись к камину, над которым висела маленькая голубая картинка – на ней были изображены цветы и море.

Он смотрел очень холодно и отрешенно и казался прямой противоположностью им с Оливером.

– Если хотите, у меня есть свободные комнаты, – вежливо предложил он.

Хлоя постаралась взять себя в руки и с достоинством ответила:

– В этом нет нужды. Как ты считаешь, Оливер?

– Ага, ни малейшей! – согласился он. – Не будем больше злоупотреблять гостеприимством Харта. Он, должно быть, мечтает, этот наш великий трезвенник, завалиться в свою холостяцкую постельку…

Том проводил их взглядом, чуть приподняв одну бровь. Когда они дошли до выхода, он вдруг резко окликнул Оливера:

– Оливер! Не садись за руль.

Оливер стремительно обернулся и, покраснев от ярости, прорычал:

– Все! Мы с тобой в расчете, самодовольный болван! Я сыграл в твоей пьесе! А теперь перестань за мной надзирать и быть моей нянькой! Оставь меня в покое.

Хлоя, конечно, была пьяна и мало что соображала от отчаяния, но у нее еще сохранились остатки здравого смысла.

– Мы пойдем пешком, – заявила она твердо, но не очень понятно, к кому обращаясь, – ведь сегодня такая чудесная ночь!

И она решительно взяла Оливера под руку.

– Ну, тогда доброй ночи! – бесстрастно отозвался Том.

Дверь захлопнулась, и они очутились на улице.

– Это прекрасная идея пройтись пешком, – сказал Оливер. – Здорово, что ты до этого додумалась, ведь я вообще-то забыл, где моя машина. Мы пойдем пешком, а когда доберемся до общежития, выпьем на ночь чайку. Ты составишь мне компанию?

– Да, – ответила Хлоя. – Я составлю тебе компанию.

Она смутно сознавала, что Оливер пьянее ее и ей следует доставить его в общежитие, а потом самой вернуться в Фоллиз-Хаус. Но боязнь одиночества и какое-то ожесточенное упрямство взяли верх. Ей не хотелось оставаться сегодня ночью одной, а значит, можно вытворять, что угодно!

Они брели по пустынным улицам Оливер обнимал ее за плечи.

– Какая ты восхитительно теплая! – прошептал он. – А я в последние дни все время мерзну.

Деревья и уличные фонари плыли перед глазами Хлои. Она повисла на руке Оливера, прекрасно осознавая, что он тоже нетвердо держится на ногах. Они дошли до колледжа Крайст-Черч, миновали Башню Тома, будка вахтера была на ночь закрыта. Кентерберийский Двор был погружен во мрак. Они вскарабкались в темноте по ступенькам и, войдя в комнату, зажмурились, когда Оливер включил свет.

Оливер оглядел помещение и скривился.

– О боже! – прошептал он.

На столе стояло два грязных винных бокала, он налил в них виски. Хлоя услышала, как бьется ее сердце, и сказала себе, что еще не поздно попрощаться и мирно уйти домой. Но она по-прежнему хранила молчание. Оливер слегка вспотел, его золотистые волосы потемнели и прилипли ко лбу.

Он протянул к ней руку, медленно размыкая пальцы.

– Мы с тобой нужны сегодня друг другу – сказал он и привлек ее к себе.

Хлоя прижалась к нему крепко вцепилась в мускулистые плечи, отгородилась его телом от завтрашнего дня и вообще от будущего Оливер погладил ее по голове.

– Пойдем! – требовательно сказал он. – Пойдем в постель.

Он повел ее в спальню, где они застали скомканные простыни и покрывало. Оливер попытался расстегнуть пуговицы на ее одежде, но застонал.

– Не могу, – простонал он – Лучше ты сама. Хлое пришлось раздеться самой. Она аккуратно сложила свои вещи на стул и выпрямилась тусклая лампа отбрасывала на ее тело голубоватые отсветы. Оливер посмотрел на нее, и в его глазах появилось то же отрешенное выражение, что и на банкете. Казалось он вовсе не знает Хлою. Однако он все-таки притянул ее к себе и уложил в постель. Она благодарно уткнулась ему в плечо, чувствуя тепло его тела и приготовившись отвечать на его ласки.

Что-то смутно промелькнуло в ее сознании, ей показалось, что она о чем-то позабыла..

Но вспоминать было уже некогда и никакой ласки она от Оливера не дождалась. Он вел себя просто по-зверски. Схватив Хлою за руки и не давая ей вырваться, навалился на нее. Потом впился ей в губы и так грубо овладел, что Хлоя сморщилась от боли.