Текст книги "Песня для Корби"
Автор книги: Румит Кин
Жанр: Городское фэнтези, Фэнтези
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 11
Чужое лицо
«Думаете, он здесь? Я бы спросил о нем у тех, кто улетает».
Дождь. Изувеченные тела. Бесприютная земля, по которой бродят души умерших.
– Половина девятого, – объявил дед. – В десять нам надо быть в полиции. Приводи себя в порядок.
Корби не шевельнулся.
– А ну, вставай давай, – снова затормошил его старик.
«Ты вколол мне вчера наркоту, – подумал Корби, – и еще хочешь, чтобы я что-то делал».
– Пять минут, – сказал дед, – иначе пеняй на себя.
Он хлопнул дверью и вышел из комнаты. Подросток лежал на кровати и смотрел в потолок. Потом он снова закрыл глаза. «Я впервые видел во сне отца», – вдруг осознал он.
«Он что-то искал. Что-то – или кого-то».
Черная клякса, плавающая у берега ночной реки.
В воде было что-то еще. Что-то грязно-белое, плавающее поодаль от черного. Какая-то материя или ткань. Она была больше черного, но они были связаны. От одного к другому тянулись длинные тонкие нити. Это напоминало…
Корби попытался уснуть обратно, провалиться, забыться, оказаться в том странном и страшном месте, где мертвые скитаются среди мертвецов. Но у него уже не получалось. Мешало тело. Он чувствовал, что хочет изменить позу, сходить в туалет, почистить зубы. Он медленно встал. У него было ощущение, что он тяжело болен и температурит. Было трудно ориентироваться в пространстве, веки стали тяжелыми, руки и ноги еле двигались.
Корби дотащился до туалета, потом перебрался в ванную. Дед увидел его через открытую дверь кухни и смерил презрительным взглядом. «Пошел на хрен», – подумал подросток. Он остановился перед раковиной, включил воду и минуту стоял не шевелясь. Холодный поток с шипением струился по белому кафелю и, пузырясь, убегал в зарешеченную дыру слива. Взгляд Корби остановился на бритвенном наборе. «Если сломать эти сменные пластиковые штучки, – подумал он, – можно вытащить изнутри лезвия».
Словно во сне, он открыл набор, достал одну из головок для бритвы и попытался согнуть ее пальцами. Она не поддавалась. Тогда Корби попытался сломать ее другим способом: зажал край пластины зубами, а рукой стал выкручивать ее. Раздался тихий щелчок, и бритвенная головка лопнула. Подросток ощутил резкую боль в десне. Он негромко застонал, наклонился и сплюнул в раковину окровавленный обломок пластика. Потом поднял глаза и увидел в зеркале свое отражение.
С ним что-то было не так.
Оно было темным, с бездонными глазами. С волос будто струился мрак. Призрак из зеркала был старше, чем сам Корби. И он едва заметно улыбался. От этой улыбки его лицо не становилось веселым. Бесконечный ужас притаился в изогнутых уголках губ.
Корби увидел, как разрушается перспектива, а мир раздваивается. Одно изображение отделялось от другого. Лицо подростка, отраженное в зеркале, расслаивалось с другим лицом, которое было и похоже, и не похоже на него.
Корби понял, что есть другое зеркало и другой человек, который смотрит в это зеркало. Он сидит в углу старого клуба. Стены обиты потертым красным сукном. На них падает тусклый свет от желтых настенных ламп. К потолку поднимается дым сигар. Бокалы с вином напоминают о крови.
Это место последнего разврата, похоти, которая так велика, что уже не нуждается в извращениях. Это место пьяного угара. Это место, где собираются убийцы. Это место беспредельной скорби. Вечное место, куда приходят те, кто не может умереть. Темные волосы падают на лицо юноши, сидящего в углу, обитом красным сукном. Он не ест и не пьет. Он не курит – только наблюдает, как в воздухе кружится дым. В его душе – замерший крик.
Он отворачивается от зеркала и глядит в окно: там, на улице, горят факелы, там лежат под серым ночным дождем мертвецы. А среди их тел пробираются два человека, которые тоже умерли. Один из этих двоих – Андрей. Он единственный след, единственная зацепка, единственная настоящая частица его самого…
Корби увидел свет. Странный свет, яркость которого была удивительно неполной. Горела лампочка на потолке ванной. По-прежнему лилась вода, блестела капелька крови на слегка порезанной губе.
«Это все проклятый укол», – подумал Корби. У него было ощущение, что он спит и бодрствует одновременно. Сон стал видением. Он крутился в голове, разворачивался. Он продолжал сниться, хотя Корби не спал.
– Что ты, мать твою, делаешь!? – заорал на него дед с порога ванной. – Опять!?
Корби вздрогнул, обернулся.
– Ничего, – пробормотал он и положил обломки бритвенной головки на край раковины.
– Ничего? – переспросил дед.
Корби медленно сунул руки под кран, набрал полные ладони ледяной воды и начал полоскать рот.
– Ты что, разгрыз и проглотил лезвия? – упавшим голосом спросил старик.
– Нет, – ответил Корби. Он достал из стаканчика зубную щетку, намазал на нее пасту и начал чистить зубы. Дед резко шагнул в ванную, открыл бритвенный набор и заглянул внутрь. Все лезвия были на месте, кроме одного сломанного, обломки которого остались лежать на краю раковины.
Старик облегченно выдохнул.
– Побрейся, – сказал он. – Ты должен выглядеть нормально.
***
Районное отделение полиции располагалось в уродливом сером здании с неровной линией окон. Корби и дед прошли через перегороженный шлагбаумом двор, открыли массивную железную дверь и оказались в помещении, больше похожем на притон, чем на вестибюль государственного учреждения. Выщербленный кафель пола. В центре помещения находилась железная клетка. Прутья решетки выглядели так, будто их долго обливали помоями. За решеткой на пластиковом стуле сидел бомж и беззубым ртом ел помидор. Казалось, ему там вполне хорошо.
Напротив клетки находилось окно для справок – маленький желтый просвет посреди темно-серого вестибюля. Старик уверенно подошел к окошку. В этой дыре он явно чувствовал себя как рыба в воде. Наблюдая за ним, Корби подумал, что некоторые плохие вещи не меняются. Наверное, опорные пункты милиции тридцать лет назад выглядели точно так же, как это место сейчас. Сам он не был в полиции с пятнадцати лет, с тех пор, как его с друзьями единственный раз забрали за распитие в общественном месте. Тогда было весело. Вместе с остальными незадачливыми любителями спиртного они сидели на железных лавках, допивая свои напитки, и корчили рожи подвешенной к потолку камере видеонаблюдения.
За стеклом было пусто. Старик нагнулся к решеточке для переговоров.
– Есть кто-нибудь? – крикнул он.
Повисла долгая пауза.
– Что? – наконец, спросили его из неразличимой глубины помещения.
– Я ищу Крина, – объяснил дед.
– Второй этаж, – посоветовал невидимый дежурный, – двести пятнадцатая комната.
– За мной, – приказал старик. Корби замешкался. Сильно, как вчера, дед схватил его за плечо и потащил за собой. Лестница в два марша, такая же серая, как и все здесь, привела их на второй этаж. Корби с удивлением отметил, что здесь почти чисто. Они попали в нормально освещенный коридор с дверями из светлого дерева. Стало слышно, как где-то впереди истерично кричит женщина.
– Не мое! Подложили! И это не мое! Подложили!
Дед быстро нашел нужную комнату, постучал и приоткрыл дверь. Корби смотрел через его плечо.
Отдел был большой, разгороженный парой ширм. Напротив двери сидел мужчина в клетчатой футболке-поло и ел – но не пончики и кофе, как это бывает в сериалах, а желтый початок вареной кукурузы. Еще два лежали на тарелке перед ним. Посреди засыпанного бумагами стола стояла консервная банка с солью, а рядом с ней, будто странное второе блюдо, располагалась фуражка.
Старик откашлялся, и мужчина поднял голову. Корби узнал в нем оперативника Барыбкина.
– Крина можно увидеть? – спросил у него дед.
– Можно, – Барыбкин впился здоровыми белыми зубами в бок початка и с хрустом снял с него два десятка влажных желтых семян.
– Я не воровка! – снова послышался бабский вопль из коридора. – Подложили! Все подложили!
– Вот разошлась, – заметил любитель кукурузы. – У нее в сумочке восемь телефонов, а пинкод она знает только от одного.
Дед хмыкнул.
– Крин освободится и подойдет, – дожевывая, пояснил Барыбкин. – Вы там можете посидеть.
Он неопределенно махнул рукой. В коридоре было несколько железных лавок. Рябины поместились на лавку, ближайшую к двести пятнадцатой комнате. Взгляд подростка скользил по унылой обстановке: стоптанный желтый линолеум, доска объявлений с вложенными под мутное стекло листками гербовой бумаги, кофейный автомат в полутемной стенной нише.
– Суки! – верещала женщина. – Мусора! Суки! Мусора! Суки!
Корби на слух определил дверь, за которой бесновалась истеричка.
– Гнида ментовская! Тьфу! Тьфу! – Баба явно переключилась на кого-то одного. – Твоя мать шмарой была на зоне! А бахарем ее – сифилитик! Тьфу! Тьфу!
***
Прошло полчаса. Женщина все кричала. Появлялись и исчезали какие-то люди, хлопали двери, раздавались и затихали голоса. Воздух был густым и спертым. Дед вспотел и утирал лицо платком.
Корби чувствовал, что погружается в транс. Отделение полиции и компания деда неожиданно принесли ему тот покой, который он так безуспешно искал, пытаясь спрятаться от людей. Именно здесь было настоящее одиночество. Утренние видения больше не беспокоили его, и он старался о них не думать. Ему казалось, что если он не забудет о них, они сведут его с ума. Он сидел, свесив безвольные руки между колен, чувствовал под собой грубую железную лавку, смотрел на затоптанный пол и понимал, что ни одна вещь вокруг не взывает к нему. Наконец-то он был один.
Лишь какой-то слабый далекий голос, забытое щемящее чувство иногда прорывались сквозь пелену, окутавшую его сознание. Они шептали ему, что так не должно быть, что он еще жив, что он должен чувствовать. Он попытался разбудить себя, растолкать. «Ты нервничаешь, – напомнил он себе, – нервничаешь, как перед экзаменами или даже больше. Если ты не сдаешь экзамены, то отправляешься в армию. А если ты колешься на допросе, тебя сажают в тюрьму. Или не сажают? Хоть кому-то вообще есть дело до меня и этого дурацкого пистолета? А Ник и Ара? Они скажут правду, или прикроют меня? Вдруг они скажут правду?»
– Хватит трястись, – зашипел старик. – Напортачил, так хоть не будь трусом.
Корби только сейчас заметил, что однообразно подергивает рукой. Он перестал. Казалось, ожидание длится вечно. В какой-то момент дед встал и раздраженно заметил:
– Час прошел.
Корби не ответил ему. Старик снова заглянул в отдел и выразил свое возмущение Барыбкину.
– Обстоятельства, – ответил тот.
Двадцать минут спустя в коридоре появились Ара и его мать. Женщина увидела Корби с дедом и чуть ли не побежала им навстречу. Она была пожилой и пухленькой, с кожей в три раза светлее, чем у ее сына.
– Здравствуйте, – подскочила она к деду Корби. – Пожалуйста, скажите мне правду! Какую роль мой сын играл во всей этой кошмарной истории? Он никого не убивал? Он говорит, что Вы были там.
Старик удивленно поднял брови.
– Я пришел, когда мальчик был уже мертв, – ответил он. Корби понял, что его дед испытывает садистическое удовольствие, не отвечая прямо на вопрос женщины. Он поймал взгляд Ары, влажный и измученный.
– Мама, не надо, прошу тебя, – взмолился черный брат. – Успокойся.
Армянка повернулась к сыну.
– Как я могу успокоиться – после того, что ты сделал? – закричала она. – Как я могу тебе верить?
– Он никого не убивал, – пробормотал Корби. – Там были другие.
– И я это говорю, – подхватил Ара.
– О Господи, – выдохнула женщина. – Хоть одну заповедь ты не нарушил.
– Дайте срок, нарушит, – зло усмехнулся старик.
– С чего это Вы взяли? – вскинулась Арина мать.
– Дурная кровь, – ответил дед Корби.
Круглые щеки армянки вспыхнули от гнева.
– Я забыла, какой Вы человек. – Женщина поджала губы. – Пойдем, сын.
Она схватила Ару за руку как маленького, хотя тот был на полголовы выше ее, повернулась к двери двести пятнадцатой комнаты.
– Его там нет, – предупредил дед Корби.
Арина мать не послушала его и распахнула дверь.
– Это отдел убийств, да? – спросила она.
– А Вам кого? – поинтересовался оперативник. Он уже расправился с кукурузой и корпел над какими-то бумагами.
– А, а… кого? – Армянка растерялась и повернулась к сыну. – Ты помнишь, кого?
– Следователь Крин, – сказал Ара.
– Он занят, – ответил оперативник. – Вон люди сидят, ждут.
– Понятно, спасибо, – ответила женщина.
Она оттащила Ару к лавочке самой дальней от Корби и его деда. Снова ожидание. Корби нервно дергал рукой, ловил взгляды черного брата и задавался вопросом: с кем он? Он догадался, что Ара рассказал своей матери про бутылки с вином, но это ведь не значило, что он сдал Корби. Или значило?
«Нет, не значило, – решил Корби, – иначе бы его мама вела себя по-другому. Спасибо, черный брат. Ты все еще мой друг».
***
Неожиданно открылась дверь соседней, двести шестнадцатой, комнаты, и из нее вышел молодой человек в сером костюме и темных очках. За ним следовал Крин.
– Вы мешаете мне вести дело, – выговаривал он. – Из-за Вас мои свидетели должны торчать в коридоре! Час!
Его спутник слегка пожал плечами. Корби не видел его глаз, но почувствовал, как холодный взгляд незнакомца скользнул по нему и по его деду, потом – по Аре.
– Здравствуйте. Простите, – раздраженно обратился следователь к свидетелям. – Я заставил Вас ждать. Это не моя вина.
– Здравствуйте, – ответил Корби. Он заметил, что его дед навострил уши и как-то по-особенному приглядывается к молодому человеку, на которого досадовал Крин.
Между тем следователь открыл дверь своего отдела.
– Барыбкин, ты чем занят? – резко спросил он. – Кукурузой?
– Утром, – спокойно ответил опер, – я обошел десять домов и нашел собачницу, которая видела, как с территории школы уезжала машина. Вот.
Он поднял бланк, на котором что-то писал, и протянул его следователю. Крин взял бумажку, пробежал глазами, засопел.
– Большой зеленый внедорожник с золоченой полосой на борту, – прочитал он. – Закрытый кузов. Лучше, чем ничего. Сопоставьте это описание со следами покрышек и ищите дальше.
Он повернулся обратно к свидетелям.
– Рябины пришли в десять? – спросил он.
– Да, – подтвердил дед Корби. – Безобразие.
Он стал возмущаться слишком поздно, и Корби чувствовал, что он делает это специально. Но Крин ничего не заметил.
– Я еще раз извиняюсь, – повторил он. – Николай, проходите в отдел.
Корби послушно встал.
– Нет, постойте! – запротестовал старик. – Я пожилой человек. Я устал. Я не могу здесь больше сидеть. Здесь душно! А внук молодой – потерпит.
Крин поморщился.
– Ладно, – решил он, – тогда сначала Вы.
Старик, следователь и его молодой спутник зашли в комнату. Дверь захлопнулась. Корби опустился обратно на лавку.
Через несколько минут человек, доставивший Крину столько неприятностей, вышел из двести пятнадцатой и остановился перед кофейным автоматом. Корби снова почувствовал, как по нему скользит взгляд глаз, скрытых за темными очками. У него по спине пробежал холодок. Незнакомое неприятное ощущение проникло сквозь порожденное вчерашним уколом транквилизаторное отупение, сквозь отделяющую от мира стену депрессии. Корби поймал себя на том, что ответно смотрит на незнакомца. Его охватила неясная тревога. «И дед что-то в нем увидел, – подумалось ему, – что?»
В осанке незнакомца чувствовалась военная выправка. Корби помнил эту черту в некоторых знакомых старого полковника. Но там все выглядело немного иначе – они уже были пожилыми людьми, а этот парень, казалось, только закончил институт. Корби смотрел, как быстро молодой человек нажимает неподатливые кнопки на морде кофе-машины. Он понял, что в его движениях есть что-то еще, не связанное с осанкой. Что-то хищное, пугающее. Или это только кажется?
Корпус автомата был блестящим, хромированным. В гладком металле отражалось лицо незнакомца. Слишком правильные черты делали его практически незапоминающимся. Корби почувствовал, что молодой мужчина перехватил его взгляд, вздрогнул и быстро отвел глаза.
Незнакомец подул на свой горячий кофе и пошел обратно в кабинет следователя. Потом, как бы нечаянно, заметил Ару и его мать.
– Вы ведь Джинаганалли? – спросил он.
– Одно «л», – ответила женщина.
– Простите. – Молодой человек чуть улыбнулся. – Я как раз хотел с Вами поговорить… без Крина.
– Что еще сделал мой сын? – подскочила она.
– Мама, успокойся, наконец! – взмолился Ара. – Ничего я не сделал.
Он тревожно уставился на незнакомца. Корби смотрел на эту сцену и чувствовал, что к нему возвращаются утренние видения. Ему пришла в голову странная мысль, что этот человек мог бы быть в том месте со стенами из красного сукна, стоять у барной стойки и спокойно потягивать из бокала мутную красную влагу. И там на нем не было бы очков.
«Меня опять плющит», – подумал Корби. Когда же это кончится? Ему захотелось плакать, как вчера. Он сгорбился и обхватил голову руками.
– Дело не в вашем сыне, – объяснял молодой мужчина. – Вчера они заполнили некоторые документы, которые не должны заполнять на несовершеннолетних в отсутствии их родителей.
– А, понятно, – успокоилась Арина мать. – И что теперь?
– Я из отдела внутренних расследований, – сказал незнакомец. – Лейтенант Белкин. Мне нужно, чтобы Вы написали заявление о нарушении Ваших прав.
На самого Ару он как бы не обращал внимания.
– А это обязательно? – спросила женщина.
– Нет, конечно, – сказал молодой человек. – Просто очень желательно. Если Вам не трудно.
Мать Ары замолчала, пыталась принять нужное решение. «Вот она как раз нервничает, – подумал Корби, – почти мечется. Она нормальная. А я думаю о бредовых вещах». Он испытал зависть.
– Хорошо, – мать Ары встала. Незнакомец еще раз мельком посмотрел на Корби, и они ушли в двести шестнадцатую. Корби остался наедине с Арой.
Он посмотрел в сторону друга и наткнулся на его прямой, вызывающий взгляд. Его охватила досада. Ара разрушал его одиночество. Ара мог увидеть, что он не в себе, или даже пожалеть его. Сейчас Корби совершенно не знал, что с этим делать.
Два подростка сидели и смотрели друг на друга. «Кто заговорит первым?» – подумал Корби.
– Корби, – наконец позвал Ара.
Губы Корби шевельнулись. Надо было что-то сказать, что-то ответить Аре. Быть, как нормальные люди. Корби лихорадочно искал нужные слова.
– Что? – после паузы спросил он.
– Теперь моя мама называет меня антихристом, – сказал черный брат. – Зачем мы все это вчера сделали?
– Не знаю, – ответил Корби.
– Давай расскажем правду, – предложил Ара. – Еще не поздно.
– Ты кричишь на весь коридор, – пробормотал Корби.
Ара встал и подошел к нему.
– Надо рассказать, – тихо сказал он. – Ведь все ужасно. Погиб человек. А своим враньем мы можем помешать поимке настоящих убийц.
Его глаза, влажные, темные, искали ответный взгляд Корби.
– Мы же рассказали про них, – заторможено возразил Корби, – описали, как они выглядят. И на пленке они остались. Мы говорим почти правду.
– Ты не понимаешь, – сказал Ара. – Я думал об этом всю ночь. Те люди на свободе. Они могут убить кого-нибудь еще. В том числе нас. А если их поймают, то они все равно расскажут, как на самом деле было.
Корби не нашелся, что ответить. В этот момент в конце коридора появились двое – мужчина и женщина. При виде их Ара как-то сжался, а Корби почувствовал, что у него пересыхает во рту.
Это были родители Андрея.
Глава 12
Срыв
Отец погибшего мальчика был в черных брюках и белой рубашке, а сложенный пиджак держал в руках и машинально теребил его. Его бледное лицо было изуродовано старым широким шрамом. Рубцы и спайки проходили через лоб и левую щеку, искажали уголок рта, форму брови и глаза. Корби никогда еще не встречался с этим человеком, о его увечье слышал лишь мельком из чужих рассказов, и сейчас оно его шокировало.
На женщине был строгий офисный костюм: голубая блузка и юбка темно-песочного цвета. Она носила короткую стрижку. Ее шею прикрывал платок из черной кисеи. Ее медленный, полумертвый взгляд остановился на двух подростках, и она пошла быстрее, как будто вся подалась вперед.
– Рита, – сказал мужчина, и она снова замедлила шаг.
Он обогнал ее и первым подошел к Корби и Аре.
– Я, кажется, вас знаю, – уже обращаясь к молодым людям, продолжал он. – Вы одноклассники моего сына.
Когда он говорил, покалеченная сторона его лица вздрагивала. Это производило отталкивающее впечатление.
– Да, – Ара ответил так тихо, что осиротевший отец его не услышал.
– Вы учились с Андреем? – переспросил он.
– Да, – сказал Корби. Ему трудно было отвезти глаза от увечья.
– И были рядом, когда это случилось, – мужчина замолчал.
Ара издал какой-то звук.
– Рита сказала, что он шел на встречу с вами, – снова заговорил отец Андрея. – Мне бы очень хотелось услышать, что там произошло.
Последние несколько слов он произнес раздельно и отчетливо.
Корби и Ара молчали. Корби встретил взгляд женщины, и ему вдруг стало нехорошо. Он как будто впервые понял, что случилось.
– Я не виноват, – вырвалось у него.
– Когда человек в семнадцать лет падает с крыши, кто-то всегда виноват, – сказал отец Андрея.
У Ары потекли слезы.
– Как мне это понимать? – спросил мужчина. – Как то, что я говорю с убийцами своего сына?
Корби вспомнил все обвинения, которые ему вчера высказал Ник, и теперь они, сконцентрированные в словах отца Андрея, вдруг превратились в приговор, в неизгладимое клеймо. «Они все считают, что это я, – подумал Корби, – и они меня ненавидят».
– Нет, – всхлипнул Ара, – мне просто жаль, мне очень жаль.
Во внезапном порыве он встал навстречу отцу погибшего мальчика и крепко его обнял. Мужчина секунду стоял с безвольно опущенными вниз руками, потом шевельнулся и медленно отстранил подростка от себя.
– Вы не ответили на мой вопрос, – тихо, чеканя каждое слово, произнес он. – Как все произошло?
– Мы просто смотрели, мы просто видели, – глотая слезы, попытался объяснить Ара, – как они гнались за ним, как они убивали его, и мы ничего не могли сделать.
Маргарита Токомина потянула свой шейный платок, будто он ее душил, а потом закрыла им нижнюю половину своего лица и отвернулась. Лицо мужчины хранило каменное спокойствие.
– Мы не могли ничего сделать! – вскричал Ара. – Правда! Мы были внизу, а они были на крыше!
– Правда? – переспросил отец Андрея.
– Корби, не молчи, – потребовал черный брат. – Скажи, как все было!
В этот момент на второй этаж полицейского участка вошли Ник и его отец. При виде сцены они оба на мгновение замедлили шаг. Потом Ник сорвался с места и почти подбежал к своим друзьям, но в двух метрах остановился, как вкопанный.
Неожиданно молчание нарушила Маргарита.
– Он иногда рассказывал про Корби, – сообщила она. – Про то, как разговаривает с Корби. Про то, как ходит куда-то с Корби. Про то, что у вас одна судьба.
Лицо Корби дернулось. Он пытался что-то сказать, но только шевелил губами. Вдруг разрушилась его иллюзорная изоляция, его одинокий выдуманный мир.
– Я раньше даже думала, – глухо проговорила женщина, – что он тебя придумал. А теперь оказывается, что ты действительно его одноклассник. И я даже не знаю, что хуже: придуманные друзья – или такие вот не-друзья, которые стоят и смотрят, как умирает их знакомый.
– Да, это так, – вдруг сказал Ник. – Я хочу, чтобы вы знали правду. Хотя бы какую-то ее часть.
Мужчина повернулся к нему.
– Что? – каким-то странным голосом спросил он.
– В нашем классе ваш сын хотел дружить только с одним человеком, – Ник говорил, задыхаясь. – С ним.
Он показал пальцем на Корби.
– Ник, зачем ты…? – испуганно начал Ара, но Ник не дал ему закончить.
– Но Корби не хотел дружить с Андреем, – продолжал он. – Поэтому Андрей не стал нашим другом, хотя мог бы им стать. Он мог бы быть счастлив, но Корби все время отделывался от него.
Отец Ника подошел к Корби и протянул тому большой пластиковый пакет.
– Твои вещи, – объявил он. – В целости и сохранности.
Корби стиснул ручки пакета. Все смотрели на него, а он по-прежнему сидел на лавочке у засаленной стены коридора.
– Не надо меня ненавидеть, – дрожащим голосом попросил он.
Внезапно двери двести пятнадцатой открылись, и на пороге возник Крин. На его лице отразилась досада. Человек из отдела внутренних расследований спутал все его планы. Люди, разговоры с которыми он так тщательно разводил во времени, теперь стояли вместе. Одни плакали, лица других были искажены ненавистью и отчаянием.
– Господа, – громко обратился он ко всем, – я следователь по делу о гибели Андрея Токомина. Я официальное лицо, которому можно задать все вопросы. Зовут меня Анатолий Геннадьевич Крин.
Родители Андрея, а потом и все остальные, повернулись к нему. Корби казалось, что его сейчас избивали камнями и вот, наконец, перестали. Он обессилено откинулся к стене.
***
После заявления Крина на мгновение наступила тишина, а потом родители погибшего подростка в свою очередь представились ему. Пока мужчины пожимали руки, к группе одновременно подошли еще три человека. С одной стороны появились мать Ары и молодой сотрудник, вернувшиеся из двести шестнадцатой комнаты. Набожная армянка, перебивая всех, попыталась выразить соболезнования Токоминым, но они, кажется, даже не слышали ее. Из-за спины Крина возник дед Корби. Он приветствовал всех новых лиц одним общим кивком. Этот кивок заметил отец Ника и, кажется, рассвирепел, хотя и не выразил никак свое негодование. Он регулярно пикировался с отставным полковником на родительских собраниях, и между ними давно уже установились прочные отношения взаимной ненависти.
В коридоре образовался затор. Какие-то люди, которые шли по своим делам, теперь были вынуждены проталкиваться через толпу, собравшуюся перед дверью двести пятнадцатой комнаты, и каждый своим движением и извинениями усиливал общий беспорядок. Крин начал объяснять родителям Андрея что-то о ходе следственных мероприятий и о том, когда они смогут получить вещи своего сына. В этот момент отец Ника не к месту спросил про свой конфискованный вертолет. Следователь сбился, начал отвечать на его вопрос. Дед Корби не удержался от язвительного замечания, а мать Ары закричала, что он ужасный человек. Их совместными усилиями разговор потерял всякий смысл и стал превращаться в отвратительную свару.
Правда, почти половина присутствующих молчала. Корби единственный сидел и снизу вверх смотрел на все происходящее. Молчали и два других подростка. Молчал молодой человек из отдела внутренних расследований. С холодным вниманием он следил за ходом разговора.
Безобразную сцену остановил отец Ника. Он начал хлопать в ладоши. Три хлопка, громких и четких, заставили всех обернуться.
– Мне кажется, – сказал он, – что сейчас мы все мешаем следователю делать его работу.
Наступила тишина. Крин моментально сориентировался и взял ситуацию в свои руки.
– Благодарю, – кивнул он своему спасителю. – Я прошу вас расступиться вдоль стены, а лучше – сесть, чтобы люди свободно ходили через коридор.
Началось движение. Дед сел рядом с Корби. Джинаганали и Коплины отошли к стене.
– А Вам нужно ехать в морг, – сказал Крин отцу Андрея, – и официально опознать Андрея. Когда вы вернетесь, я закончу со свидетелями, и здесь будет спокойная обстановка.
– Хорошо, – безропотно согласилась Маргарита.
– То есть, Вы вот так от нас отделываетесь? – спросил Токомин.
– Моей работе помешали обстоятельства, – ответил уязвленный следователь. – Меня задержали на полтора часа. Поэтому свидетелям пришлось ждать.
– И кто же задержал?
Крин повернулся и посмотрел на непроницаемого молодого человека в темных очках.
– Отдел внутренних расследований, – сказал он.
Токомин усмехнулся.
– То есть, Вы сами под следствием, – заметил он, – но ведете следствие.
– Артем, не надо, – попросила мать Андрея. – Не устраивай скандал. Здесь никто ни в чем не виноват.
– Виноват, – сказал отец Андрея.
– Если у вас есть вопросы, я на них отвечу, – обещал Крин.
– Кто убил моего сына? – спросил Токомин.
– Мы это узнаем, – ответил следователь.
– Я поеду в морг одна, – сказала женщина, – а ты можешь делать все так, как всегда делал в своей жизни.
– Маргарита Леонидовна, – тут же согласился Крин, – подождите секунду. Барыбкин.
Он поднял любителя кукурузы из-за стола и увел его в глубины отдела. Ник улучил этот момент, чтобы наклониться к Корби.
– Нравится смотреть в глаза его матери и отцу? – еле слышно процедил он ему в ухо. Корби оглянулся на него диким затравленным взглядом.
Прошло меньше минуты, и Крин вернулся с бумагами.
– Вам нужно расписаться здесь и здесь, – показал следователь, – и на этой бумаге – в морге, если вы признаете, что погибший – ваш сын.
Мать Андрея всхлипнула. Мужчина со шрамом даже не посмотрел в ее сторону. Он сверлил Крина глазами.
– Барыбкин будет сопровождать вас, – продолжал Крин.
– Хорошо, – согласилась Маргарита.
Она вместе с оперативником пошла к выходу. Корби смотрел ей вслед. «Скоро ее ждет то, что я пережил у машины моих родителей, – с неожиданной ясностью подумал он. – Она увидит его тело, его мертвое лицо и расколотую голову, его безвольные руки и сломанную ногу».
– Теперь я снова Вас слушаю, – сказал следователь отцу Андрея. – Мы ведем следствие. Что еще Вы хотите знать?
– Все, – сказал Токомин.
Крин скрипнул зубами.
– Я сам не знаю всего, – ответил он.
– Вы видите этот шрам? – тихо сказал человек с изуродованным лицом. – Четыре года назад мой сын спас мне жизнь. Поэтому сейчас я хочу знать. Кто. Его. Убил.
«Андрей спас ему жизнь, – повторил Корби в своих мыслях. – Андрей сделал для своего отца то, что я не сделал для своего. Как странно. Как глупо, что я жив. Жив, виноватый во всем. Как глупо, что я отвергал Андрея».
Следователь тяжело вздохнул.
– Вот, – показал он, – вот люди, с которыми мне нужно поговорить, чтобы быть на шаг ближе к ответу на этот вопрос. Но я сейчас говорю не с ними, а с Вами, потому что уважаю Ваше положение.
Токомин молчал.
– И еще потому, что Вы обвинили меня в том, что я пытаюсь от Вас отделаться, – добавил Крин. – Я не пытаюсь. Я готов ответить на любые вопросы. Все, что я знаю.
– Хотите с ними говорить? – холодно поинтересовался отец Андрея. – Пожалуйста. Говорите.
Он отступил в сторону.
– Николай Рябин, пройдемте ко мне в отдел, – предложил Крин. – Всего несколько вопросов, и я смогу отпустить Вас и Вашего дедушку.
Корби механически встал и пошел за следователем. Молодой сотрудник отдела внутренних расследований закрыл за ними дверь.
– Я буду присутствовать при допросе, – сказал он в спину Корби. – Пусть вас это не смущает.
***
В комнате было светлее, чем в освещенном лампами коридоре. Стол Крина стоял боком к окну в выгородке из двух ширм. Старый монитор с маленьким мерцающим экраном, засаленная клавиатура, кипы бумаг и бокс с дискетами. За одной из ширм кто-то разговаривал. За другой работал принтер или факс.
Корби предложили стул напротив Крина. Молодой мужчина сел у угла стола. Его молчаливое присутствие действовало на подростка угнетающе. В остальном все было как вчера: диктофон, анкета. Только теперь вместо блокнота Крин использовал протокол.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
