Текст книги "Вирус"

– Надо, наверное, прогреть автобус? – Дмитрич завел двигатель и посмотрел на Наталью, которая откинулась на сиденье и, кажется, дремала.

Оглядев салон, он про себя отметил, что суета в автобусе прекратилась. Несколько пассажиров сильно кашляли, но все сидели на местах. И только пожилая женщина-медик решительно встала со своего места и подошла к нему.

– Извините, выпустите меня. Я пойду объясню им, что нам необходимы медикаменты и врачебная помощь, – негромко сказала она.

– Я думаю, они вас не услышат.

– Я врач с сорокалетним стажем. Они должны нас изолировать в медицинском учреждении, а потом лечить. Ну или пытаться лечить. Нам нужны хоть какие-нибудь болеутоляющие и жаропонижающие. Ой… – недоговорив, она ухватилась за спинку ближайшего кресла.

– Вам плохо? – поддержал ее Дмитрич.

– Что-то голова кружится иногда и дыхание перехватывает.

– Да у вас температура. Вы вся горите, – приложил он тыльную часть ладони к ее лбу.

– Да, наверное. Но мне надо им сказать. Меня они должны послушать.

– Хорошо, попросите у них хоть что-нибудь от температуры, – согласился он и открыл дверь.

Женщина медленно вышла из автобуса и, прикрывая глаза от яркого света, осторожно пошла вперед.

– Николаевна, ты как себя чувствуешь? – поднялся со своего места водитель.

– Да все хорошо, Дмитрич. Просто что-то такая тяжесть навалилась от всего этого. Подремлю немного. А она куда? – поинтересовалась Наталья.

– Решила сходить поговорить с ними. Говорит, что ее послушают, мол, она врач с большим стажем, – ответил он.

Их спокойную беседу нарушил звук выстрела, который заставил всех пассажиров посмотреть в окно. На земле рядом с убитым ранее юристом лежала женщина-медик.

– Сходила, – сказал Дмитрич и вернулся на свое водительское место.

– Что же с нами будет? Мы все умрем, да? – заплакала женщина, что сидела за ним.

– Ты что, Людмила? Ты чего? Никто не умрет. Скоро приедут врачи и спасут нас. Ну, отвезут в какую-нибудь больницу. Иди садись ко мне, – успокаивала Наталья и пропустила ее на место у окна.

– Понимаете, Наталья Николаевна, у меня дома две дочки и мама. Все на мне держится. Мужа нет, ушел три года назад. Мама на пенсии, – вытирая слезы, говорила женщина.

– Успокойся, ну все, все. Не плачь, нас спасут. Я постарше тебя, у меня внук, уже в школу ходит, но я умирать не собираюсь. Правда, Дмитрич, нас спасут? – обратилась к водителю Наталья.

– Угу, – не оборачиваясь к ней, а глядя в лобовое стекло, кивнул он, после чего проверил время. – Четвертый час пошел, как спасают.

– Откройте дверь!.. Я не могу!.. – выкрикнул кто-то из салона.

Дмитрич включил свет в автобусе и осмотрел пассажиров. По проходу полз мужчина лет сорока. Он часто кашлял и тяжело дышал.

– Тебя убьют, – смотрел на него водитель.

– Не могу больше!.. Воздуха не хватает!.. Сволочи!.. Они нас всех тут бросили!.. Жарко!.. Не могу… – Мужчина дополз до ступенек и, держась за поручень, стал подниматься.

– Я этого не выдержу! Это какой-то ужас! – заплакала Людмила.

Наталья никак не реагировала, откинувшись на спинку, она сидела с закрытыми глазами. Дмитрич открыл дверь. Мужчина медленно стал спускаться, но не удержался и упал. Водитель бросился на помощь. Мужчина самостоятельно попытался выползти из автобуса, однако сил не хватило, и он замер, припав грудью на землю. Дмитрич вышел из автобуса, проверил у него пульс и со злостью сплюнул в сторону светившего прожектора. Схватив за одежду мужчину, он полностью выволок его на улицу и оставил лежать на земле.

* * *

Дроздов смотрел в сторону автобуса и прекрасно видел, как мужчина вытащил тело и вернулся в салон, после чего дверь автобуса закрылась.

– Дроздов, заходи, согреемся, а то не май месяц! – из микроавтобуса выглянул Сукровин.

– Да, иду, – ответил тот и забрался в машину.

Полковник протянул ему одноразовый стаканчик, на треть наполненный напитком.

– Тогда вот, закуска с меня, – улыбаясь Дроздов достал из плаща плитку шоколада.

– О, отлично! Ломай, – обрадовался Сукровин.

– Ну, за что?

– Я тебе, Дроздов, так скажу. Пить сейчас надо только за здоровье. Пить за что-то другое просто несерьезно, – ответил полковник.

Они символически чокнулись и выпили. Дроздов заел ломтиком шоколада, а Сукровин покачал головой, давая понять, что пока не будет.

– Товарищ полковник, вот, задержали! – в открывшуюся дверь микроавтобуса доложил один из спецназовцев.

– Саша, это кто? – спросил Сукровин.

– Говорят, что журналисты. Машину оставили ближе к дороге, а сюда пешком пробирались.

– Ладно, Саша, ты подожди здесь. Мы сейчас с ними побеседуем и решим, – сказал полковник и перевел взгляд на задержанных. – Ну, и кто мы такие?

– Я – Жанна Иркис, корреспондент центрального телеканала. А это Михаил Поляков, оператор. Вот наши документы, – представилась девушка лет двадцати пяти, стоя на улице и протягивая в салон удостоверение.

– Слышал, Дроздов? Даже с документами, – усмехнулся Сукровин.

– Девушка, а кто вас сюда прислал? Откуда ваш телеканал узнал, что здесь что-то происходит? – читая ее документы, спросил Дроздов.

– Это не важно. У нас редакционное задание снять небольшой репортаж на три-пять минут. Я хотела бы знать, с кем веду беседу.

– Видите ли, милая Жанна Евгеньевна, вам нечего здесь снимать. Тут абсолютно ничего не происходит, – ответил Дроздов и слегка улыбнулся.

– Вы издеваетесь? Столько машин, сотрудники спецназа, оцепление в конце концов! И ничего не происходит? Тогда что все это значит?!

– Смотри, какая дерзкая, – усмехнулся Сукровин.

– У вас так много вопросов, что я даже не знаю, как ответить, – Дроздов улыбаясь посмотрел на полковника.

– А вы скажите правду и всё! Что может быть проще? – требовала девушка.

– А, правду? Действительно, что может быть проще? Боюсь, все смеяться будут над нами.

– Я поняла, вы издеваетесь. Ну ничего, ничего. Представьтесь, кто вы и какую службу представляете.

– Хорошо, я вам скажу, только прошу сохранить все в тайне.

– Да, конечно. Мы представляем серьезный телеканал, – гордо заявила она.

Дроздов подвинулся ближе к двери, слегка наклонился в сторону девушки и приглушенным голосом сообщил:

– Скажу вам по большому секрету, мы из ФСБ. А здесь тренируемся. Видите ли, скоро будут проходить соревнования по грибному ориентированию. И наша команда должна выиграть переходящий кубок.

Полковник Сукровин не выдержал и расхохотался.

– Я думала, вы серьезные люди! А вы скрываете правду от людей! Мы обязательно обжалуем ваши действия в прокуратуру. Нам необходимо сделать несколько фотографий и рассказать о ситуации в общих чертах.

– Поверьте, рассказывать не о чем. Пока ребята смогли найти только восемь сыроежек, – улыбался Дроздов.

– Сыроежек, говорите? А вон тот автобус, освещаемый со всех сторон, для лисичек, наверное? – раздраженно отреагировала девушка.

– Нет, что вы! Это автобус для жюри, – Дроздов улыбался и жестом показал полковнику, что разговор окончен.

– Саша, забирай. И проконтролируйте, чтоб уехали, – громко приказал Сукровин.

– Понял, – ответил спецназовец и взял девушку за локоть.

– Ну вот что, господа фээсбэшники! Назовите свои звания и фамилии! Вы не знаете, кто мои родители! Вам такие проблемы создадут, что вы пожалеете! Моя мать сделает все, чтоб вас уволить! Она работает в администрации президента! – девушка кричала и старалась освободиться от сотрудника.

– Вот что, журналистка! А ну пошла… отсюда! – сквозь зубы процедил полковник.

– Что?! Да как вы смеете со мной так разговаривать?! Хам! Вас точно уволят! Моя мать… – кричала девушка, но не смогла договорить.

Дроздов выскочил из машины и, схватив за одежду, два раза сильно встряхнул ее.

– Ты, шлюха малолетняя, закрой свой рот! Что ты знаешь?! Что ты вообще из себя представляешь?! Мне плевать на твоих родителей! Я сейчас дам команду – и тебя, и твоего оператора больше никто никогда не найдет! Мразь! Убирайся отсюда, пока я добрый! Пшла! – Он с силой оттолкнул ее и сделал знак спецназовцу.

– Ах ты!.. Ты!.. Я!.. Ты ответишь за все! Ох, ты еще пожалеешь! Приползешь извиняться! Тебя уволят! Ты просить еще будешь!.. – девушка пыталась сказать что-то еще, но от возмущения не находила слов.

– Извините, – негромко проговорил оператор и пошел за девушкой.

– Ну, Дроздов, ты даешь. Я думал, ты ее прямо тут завалишь, – взглянул на него полковник.

– Ненавижу таких. Сама в жизни еще ничего не видела, а уже строит из себя кого-то. Родителям бы всыпал по первое число за такое воспитание, – резко сказал Дроздов, забираясь в машину.

– Давай еще по пятьдесят, – полковник налил коньяк в стаканчики.

Дроздов взял и молча выпил. Сукровин посмотрел на него, потом на свой стаканчик и следом молча сделал большой глоток.

– Уже шесть часов как мы здесь. Надо связаться с начальством и уточнить. Может, есть какие новости. – Дроздов открыл бутылку и хлебнул воды.

– Стой! Назад! Стой, дура! – закричали снаружи.

Дроздов и Сукровин выскочили из микроавтобуса. Девушка, оставив позади спецназовца, бежала в сторону автобуса.

– Куда она?! – полковник взглянул на Дроздова.

– Не знаю! – быстро ответил тот.

В тоже мгновение Дроздов бросился наперерез, стараясь перехватить ее до белой ленты, растянутой между кустами. Девушка увидела его и ускорилась. В какой-то момент Дроздов поравнялся с ней и схватил за рукав куртки, но она резко прокрутилась вокруг своей оси и, вырвавшись, проскочила под лентой. Спецназовец пробежал мимо него и уже был готов двигаться за ней, но громкий крик Дроздова заставил его остановиться.

– Стоять! Назад! Не смей! Назад!

По инерции он пробежал еще четыре шага и остановился, схватившись руками за ленту.

– Ну что, не догнали, лузеры? – довольно крикнула девушка, отбежав от ленты на десять шагов.

– Стойте! Вернитесь! – подошел к ленте Дроздов. – С вами никто не шутит! Вернитесь!

– Я тоже не шучу! А ты еще приползешь ко мне извиняться! Я сделаю несколько фотографий и все! От меня ждут репортаж! – улыбаясь ответила девушка и самодовольно добавила: – Я все-таки вас сделала!

– Стойте! Я прошу вас, вернитесь! Туда нельзя! Я прошу вас! – Дроздов старался сделать тон мягче, но это плохо получалось. Он готов был убить ее или бить, так, чтоб она корчилась от боли.

– Вы, господин из ФСБ, не понимаете, мне можно везде! – ответила она и направилась в сторону автобуса.

– Вот идиотка! – резко развернувшись, он пошел к микроавтобусу.

– А мне туда можно? – спросил оператор, когда Дроздов проходил мимо.

– Слушай, ты! – тот схватил оператора за грудки и, едва сдерживая ярость, сквозь зубы процедил: – Хочешь туда? Так иди. Будешь потом кровью харкать и плакать, чтоб пристрелили. Иди.

– П-по-понял… Не-не… хочу. А как же она? – испуганно смотрел оператор.

– А ее уже нет. Вообще нет. Понятно?! – ответил Дроздов и оттолкнул его.

– Как «нет»? – не понял тот и посмотрел в сторону автобуса.

Дроздов подошел к машине и взял радиостанцию. Сукровин не стал его расспрашивать, а жестом подозвал к себе спецназовца.

– Карабас, для журналистки два предупредительных, если пойдет на выход! Все остальное в обычном порядке, – сказал подполковник по рации.

– Понял, Владимирыч! – отозвалась рация.

Злость переполняла Дроздова. Он оттряхнул испачканную штанину брюк, взял с сиденья плащ, но тут же кинул его обратно. Бросив рацию в машину, он посмотрел на часы.

«Скоро три часа ночи. Надо что-то решать с этим автобусом. Сжечь его, к черту, что ли?» – подумал он, глядя в ночное небо.

* * *

Двигатель автобуса работал ровно, в салоне горел тусклый свет. Кто-то из пассажиров стонал и просил о помощи, а кто-то подвывал, кашлял и тяжело дышал. Дмитрич сидел на водительском кресле боком, вытянув ноги в сторону двери. Озноб бил все его тело, и он никак не мог согреться. Слабость и ломота во всем теле сковывали движения. Голова раскалывалась от боли, и напряженно стучало в висках. Он понимал, что заразился, но старался понять, когда и как это произошло, однако в этом не было никакой логики. Дрожь никак не прекращалась, хотя он надел куртку и застегнул молнию до подбородка. Натянув на голову спортивную шапочку, Дмитрич удобней устроился в кресле.

– Наталья, слушай, странно было бы, если б мы не заразились, да? Как считаешь? – спросил он, глядя на женщин на передних сиденьях.

Те откинулись на спинки кресел и ничего не отвечали. Дмитрич схватился одной рукой за руль, а второй за поручень и, собравшись с силами, встал. Чувствовалось небольшое головокружение, поэтому, стараясь не упасть, он схватился за поручень у первых кресел, как только отпустил руль. Поднявшись на ступеньку, встал рядом с сиденьями, в которых сидели женщины.

– Николаевна, ты как себя чувствуешь? – он приложил тыльную часть ладони ко лбу женщины. – Ты вся горишь. Николаевна, слышишь? Николаевна. Наталья! Ау, ты чего?

Но Наталья не реагировала и не открывала глаза. Дмитрич, коснувшись плеча женщины у окна, потянул ее к себе. Та повалилась на Наталью.

– Вот черт, обе без сознания. Есть кто живой в салоне? – повернувшись к проходу, громко спросил он.

– Есть живые!

– Мы живые, но мужу плохо!

– Я живой!

– У меня голова болит! У кого-нибудь есть таблетка?

– Мне плохо!

– У меня сосед мертвый!

– Мы тоже живые! – донеслось с разных мест салона.

– Значит, мы еще живы. Это хорошо, – подытожил Дмитрич, и взгляд его остановился на темном силуэте за окном, приближающемся к автобусу. – А это еще кто?

Девушка медленно подходила к автобусу и держала перед собой сотовый телефон, ведя видеосъемку происходящего вокруг.

– Что за черт? Что здесь творится? – она остановилась у тела пожилой женщины. – Убита. А вот этот мужчина? Тоже застрелен. Сомнений нет, это дело рук тех, кто стоит в оцеплении. А вон тот мужчина шевелится. Он живой, точно живой.

Продолжая вести съемку и комментируя свои действия, она подошла ближе к автобусу.

– По… помо… помогите… – приподнял руку мужчина и, выдохнув, уронил ее на землю.

– Что с вами произошло? Вы из автобуса? Почему вас тут держали? – присела она рядом и похлопала его по плечу.

Мужчина никак не реагировал. Журналистка сильней дернула его за одежду, но это ничего не дало. Стала открываться дверь автобуса. Девушка быстро поднялась и отошла назад на три шага.

– Ты кто такая? – появился в дверях мужчина.

– Я журналистка.

– А что, уже разрешили контактировать?

– Не знаю. Я без разрешения сюда пробралась, чтоб сделать репортаж.

– Репортаж?

– Да, люди должны знать о том, что вообще происходит. Я буду первая, кто об этом напишет. Я вас всех могу снять, и вас покажут в новостях, – убежденная в своей правоте, она говорила уверенно.

– Ты что, ненормальная? Какой репортаж? Ты хоть понимаешь, что делаешь?

– Давайте я вас сфотографирую, а потом задам несколько вопросов, – девушка направила на него камеру сотового телефона, и сверкнула фотовспышка.

– Ты слышишь, что я тебе говорю? Здесь люди умирают, а тебе репортаж? – мужчина стоял на последней ступеньке автобуса и держался за края дверного проема.

– Вы не понимаете! Вас покажут по всем федеральным каналам! Никто, понимаете, никто еще не смог показать такого! Как вас зовут? – девушка сделала два шага по направлению к нему.

– Тебе вроде не пятнадцать лет. Ты совсем ненормальная? Стой, дура! Ты хоть подумала, как отсюда уйдешь?!

– А что? – не поняла она.

– Вон лежат! Они тоже хотели уйти! – он показал кивком на тела.

– А что? Вы что… хотите сказать?.. – девушка остановилась и о чем-то задумалась.

– Я не хочу сказать, я тебе говорю, что выхода отсюда нет. Кого ты обманула, пробравшись сюда? Тебе жить бы да жить, а ты… – мужчина удрученно махнул рукой.

– Нет-нет, что вы! Вы просто не знаете, кто мои родители.

– Родители? Думаю, что они тебе не помогут. Жаль их, родителей твоих.

– Что с вами? – девушка хотела подойти к нему, увидев, что мужчина стал оседать вниз.

– Не подходи! Слабость чертова, ноги совсем слабые стали, – он, приложив усилия, поднялся и зашел в автобус.

Дмитрич нажал на кнопку закрывания двери и тяжело опустился на водительское кресло. Лицо мгновенно обдало жаром, и головокружение заставило закрыть глаза. Он почувствовал нарастающую тошноту. Нащупав возле сиденья бутылку с водой, с закрытыми глазами открыл ее и сделал несколько глотков.

– Извините, можно у вас воды? – спросил мужской голос.

Дмитрич открыл глаза и медленно повернул голову.

– А, это ты? Что, тоже заболел? – спросил он.

– Да я еще ничего, терпимо. Девушка у меня очень слаба, вот ей воды надо, – ответил полицейский.

– На, возьми, – протянул ему бутылку Дмитрич.

– Спасибо. А кто там у автобуса стоит? – спросил юноша и сильно закашлялся.

– О, парень, похоже, у тебя с легкими проблема. А там журналистка одна пробралась через оцепление.

– Она что, ненормальная? – полицейский посмотрел в окно.

– Наверное, – ответил Дмитрич.

– Сволочь! Это все из-за тебя! – молодой мужчина схватил полицейского сзади и несколько раз ударил по голове.

– А, собака! – тот схватился за поручень, но все равно не удержался и упал на одно колено.

– Скотина! Из-за тебя и твоей девки мы теперь все сдохнем! Но ты вместе с ней умрешь раньше! – кричал мужчина и нанес еще два удара коленом по спине полицейского.

– Ты что делаешь?! – Дмитрич хотел встать, однако ужасная слабость и головокружение не дали этого сделать.

Парень выронил бутылку и упал грудью на площадку рядом с водительским местом. Мужчина оседлал его и, просунув под шею ремень, стал душить. Дмитрич провел ладонью по лицу, достал небольшой автомобильный огнетушитель и кинул мужчине в голову.

– Ах!.. – тот схватился за голову и бросил ремень.

Полицейский слегка повернулся набок, и тут же прозвучало два выстрела. Мужчина сильно вздрогнул и повалился на пол. Дмитрич закрыл уши руками и застонал. Голова болела так, что казалось, разорвется на несколько частей. Ему показалось, что полицейский поднялся, подобрал бутылку с водой, перешагнул через тело мужчины, обернулся, посмотрел на водителя и сказал:

– Спасибо.

Дмитрич ничего не ответил и стал искать бутылку с водой, совершенно забыв, что отдал ее. Парень пошел по проходу в конец автобуса.

– Ничего себе, в автобусе стреляют, – сказала сама себе журналистка, подойдя к закрытой двери автобуса. – Нет, мне туда не надо. И так уже достаточно материала насобирала. Надо уходить.

Через стекло она сделала два снимка водителя автобуса, сидящего, склонившись на руль. Девушка убрала телефон в карман куртки и уверенно пошла на свет прожектора и фар. Но, едва сделав пять шагов, услышала требование:

– Остановитесь! Вернитесь к автобусу! Вернитесь назад!

– Что?! Вы что там, совсем, что ли?! Это я, Иркис! – громко ответила девушка.

Но как только она продолжила движение, рядом с ней в землю ударилась пуля. Звук выстрела разлетелся по округе.

– Эй, вы! Это я, Жанна Иркис! Немедленно выпустите меня отсюда! – крикнула она.

– Жанна Евгеньевна, вернитесь к автобусу! У вас был контакт с зараженными! В случае невыполнения требований оружие будет применено на поражение! – говорил мужской голос по микрофону.

– Эй, вы! Как вас там? Вы что, с ума сошли?! Я не больная! – крикнула она и шагнула вперед.

Тут же у ног в землю ударилась очередная пуля, заставив ее остановиться.

– Миша! Миша, позвони моей маме! Миша, слышишь?! Эти уроды мне не дают выйти! Миша, позвони! – вопила девушка.

– Вернитесь к автобусу! – требовал мужской голос.

– Да я не больная! Я не заразилась! Сволочи! Вы за это ответите! Слышите?! Вы ответите за это! – кричала она, не решаясь делать шаг.

Звук громко работающего двигателя быстро приближался к месту оцепления. Ночное небо разрезал яркий луч прожектора, освещавший широкий коридор сверху вниз.

* * *

Дроздов и Сукровин смотрели на приземлившийся вертолет и ждали прибывших гостей. Три темных силуэта приближались к микроавтобусу.

– Здравия желаю, товарищ полковник, – поздоровался Дроздов с первым подошедшим.

– Здорово, Дроздов, – пожал ему руку мужчина и тут же поприветствовал Сукровина.

– Подполковник Сверчков Игорь Андреевич, – представился второй подошедший.

– Букванов Максим Юрьевич, – протянул руку третий.

Когда все расселись в микроавтобусе, старший из прибывших начал:

– Меня, наверное, знают все присутствующие, но представлюсь еще раз: полковник Володин Иван Алексеевич, Центральный аппарат ФСБ. Теперь познакомлю с остальными. Подполковник Сверчков представляет химвойска Министерства обороны. Букванов Максим Юрьевич – уполномоченный Минздрава, инфекционист. Подполковник Дроздов Олег Владимирович, Центральный аппарат ФСБ, руководит операцией здесь, на месте. Полковник Сукровин Дмитрий Павлович оказывает силовое прикрытие операции. Олег Владимирович, доведите до нас последние новости на данный момент.

Дроздов доложил обстановку на месте и о предпринимаемых ими мерах, закончив ситуацией с журналисткой.

– Олег Владимирович, как я понял, с момента задержания автобуса прошло уже почти девять часов? – спросил Букванов.

– Да, через пятнадцать минут будет девять часов, – ответил Дроздов.

– А живые в автобусе остались? – Букванов что-то записывал в ежедневник.

– Буквально тридцать минут назад в автобусе еще были живы, как минимум, пятнадцать человек.

– Товарищи, это же прорыв! Через час-полтора сюда прибудут инфекционные бригады с подразделениями химической защиты и нам будет необходимо эвакуировать живых в центр для работы. Если кто-то из них проживет десять-одиннадцать часов, то это сенсация. Наука заинтересована в этом, – Букванов продолжил записывать.

– То, что они так долго живы, может свидетельствовать о том, что это другой штамм PK (пэ-ка) – вируса, – заметил Дроздов.

– Да, может быть и так. Однако если после двенадцати часов кто-то еще будет жив, то его необходимо изучить. В нем, точнее в его теле, может находиться спасение для всех. Насколько нам известно, в США из двух миллионов умерших выявлено только два человека, которые пережили заражение и пошли на поправку. Еще один больной сейчас изучается в Пекине. И это при том, что в Китае умерло почти три миллиона человек. Кстати, штаммы в этих странах совершенно разные, – ответил Букванов.

– Это ж за какое время столько жертв? – спросил Сукровин.

– Если брать за основу первую вспышку в Африке, то получается, за шестьдесят четыре дня. Мы даже не знаем количество умерших по всему миру. Многие города в странах Африки вымерли, тела лежат прямо на улицах. В Европе волна заражений прогрессирует. Военные закрывают города и вводят изоляцию. Нам пока удается сразу локализовать районы и области, где произошло заражение. – Букванов закрыл ежедневник и откинулся на спинку сидения.

– Да-а-а, вот это ситуация, – Дроздов сделал глоток воды.

– Дмитрий Палыч, дайте команду отключить глушилки. Они уже не нужны фактически, – полковник Володин достал свой сотовый телефон и посмотрел на Сукровина.

– Хорошо, понял, – ответил тот и вышел из машины.

– Владимирыч, слышишь? – заговорила радиостанция у Дроздова.

– Слушаю, Карабас, – ответил он.

– Автобус! То двигается, то останавливается. Что делать? – докладывал мужской голос.

Все тут же выскочили на улицу и быстро пошли к ограждению. В автобусе что-то происходило, но видно не было. Он то откатывался на два метра назад, то ехал вперед на три метра и останавливался.

– Что же там делается? – проговорил Володин.

– Карабас, посмотри, что там видно в прицеле, – попросил Дроздов.

– Владимирыч, не видно. В салоне свет выключен, только подсветка небольшая. Может, колеса прострелить? – ответил голос по рации.

– Пока не надо. Наблюдайте, – отдал команду Дроздов.

– Что делать будем? – вернулся Сукровин.

– Пока не понятно. Но, кажется, больше не двигается. Олег Владимирович, вы говорили, что у одного из пассажиров имеется пистолет? – спросил Володин, продолжая смотреть в сторону автобуса через бинокль.

– Да, Иван Алексеевич, у полицейского.

– А что, если он захватил автобус? – Володин взглянул на Дроздова.

– А цель? Для чего? Это бессмысленно.

– Может, у него «крыша поехала»? Тем более там уже было несколько выстрелов раньше, – предположил Сукровин.

– Мы даже не знаем, жив этот полицейский или нет, – ответил Дроздов.

– Слушай, а может, журналистку попросить? Ну, узнать, что там, – Сукровин смотрел на Дроздова.

– А что, это идея, – ответил тот и спросил по рации: – Карабас, а где там наша журналистка?

– Она сидит справа от автобуса и плачет, – сказал голос из рации.

Дроздов подошел к машине, рядом с которой стояла небольшая колонка, взял микрофон и вернулся к ленте ограждения.

– Жанна Евгеньевна! Иркис Жанна Евгеньевна! – позвал он.

Девушка повернула голову то в одну сторону, то в другую. Вытерла слезы и поднялась.

– Жанна Евгеньевна, пройдите чуть-чуть вперед и влево!

Девушка подчинилась и, прикрывая глаза от света прожектора и фар, пыталась разглядеть говорившего.

– Что вы от меня хотите? Мне можно выйти? – спросила она.

– Жанна Евгеньевна, так получилось, что необходима ваша помощь!

– Моя?! Вы издеваетесь?

– Да, ваша! Мы бы вас попросили вернуться к автобусу и посмотреть, что там происходит. Никто не должен покинуть оцепление, а там происходит что-то непонятное. Ваша помощь нужна всей стране. Вы, конечно, вправе отказаться.

– Сволочи! Вы еще просите? Зачем мне к этому чертовому автобусу? – крикнула она и, чуть подумав, решила сделать одолжение: – Ладно, схожу!

В ответ Дроздов поблагодарил девушку.

Она медленно подходила к автобусу, отметив для себя, что он стоит по-другому. Прошло не так много времени с того, как она была у его дверей, но чувство страха стало сильно ее беспокоить. Всего каких-то минут сорок, может час назад, она была куда смелее. Двигатель работал, но дверь была закрыта. Девушка обходила его по кругу, стараясь разглядеть хоть что-нибудь.

– Интересно, как они хотели, чтоб я посмотрела? До окон не достать, только если через дверь, но много ли я там увижу? Идиоты, сами бы подошли да проверили. Мужики еще. Сами обдристались от страха и нашли кого послать. «Сходите, Жанна Евгеньевна, поглядите, что там». Сволочи, – разговаривала она сама с собой, когда неожиданно вздрогнула от вибрации и мелодии своего сотового телефона.

– Тьфу ты, чуть не умерла, – достала она мобильный и ответила на звонок.

– Жанна Евгеньевна, это подполковник Дроздов. Вы что-нибудь увидели?

– А, это вы, хамский подполковник? Конечно. Здесь столько всего, что даже не знаю, как обо всем рассказать, – съязвила она.

– Что там?

– Я чего думаю, лейтенант Дроздов. Вам надо сюда подойти, это очень интересно, – усмехнувшись, ответила журналистка.

– Жанна Евгеньевна, мы понимаем, что вы считаете нас виноватыми в том, что с вами произошло. Но, если быть честными, мы ведь пытались предостеречь вас от этого. Однако же вы решили нам доказать, что мы ни на что не способны.

– Вот-вот, как вас там, Дроздов? Вы ничего не можете. Вы решили попросить девушку узнать, что здесь, а сами сидите там и гадаете. Я думаю, что вы даже не лейтенант, вы рядовой. Да и вообще, всех вас надо гнать из органов, – она явно наслаждалась возможностью больней уколоть его.

– Вы абсолютно правы. Так случилось, что именно вы оказались сейчас в самой гуще событий. Сведения, которые вы нам передадите, важны не только для нас, они важны для страны.

– О, Дроздик. Можно я вас буду называть так? – она улыбалась сама себе.

– Называйте как вам удобней. Так что там в автобусе?

– Ой, какой вы покладистый, Дроздик. Вы еще должны извиниться передо мной по микрофону. Давайте-давайте, а я подожду.

– Да что… – послышалось из трубки, но ответ оборвался.

– Что? Не слышу, – спросила она, сама себе улыбаясь и представляя, как злится ее собеседник.

Связь по сотовому прервалась. Девушка заглянула в салон автобуса через стеклянные двери, но кроме нескольких тел на площадке рядом с водительским креслом и перед ступеньками выхода ничего видно не было.

– Жуть какая, – негромко сказала она.

– Уважаемая Жанна Евгеньевна, приношу вам свои извинения, был не прав, – донеслось из колонки.

– О, молодец. А то, видишь ли, лузер будет мне указывать, – усмехнулась она.

Виброзвонок опять заставил ее вздрогнуть.

– Тьфу ты, прекратите меня пугать, – негромко ответила она на вызов.

– Что в автобусе? – спросил мужской голос.

– О, я слышу, вы очень злы. Это, наверное, из-за извинений? Ничего, не злитесь.

– Хорошо. Что с автобусом?

– Он закрыт. Перед дверью в салоне несколько мужчин лежат друг на друге. Больше ничего не видно.

– Что?! И это все?! И я из-за этого… – зло ответил мужской голос, но внезапно замолчал.

– Что-что? Плохо слышно.

– Ничего, Жанна Евгеньевна. Попробуйте, пожалуйста, посмотреть получше. Может, кто-то есть живой в автобусе? – мужской голос смягчился.

– Хорошо. Я перезвоню, – ответила она и прервала связь.

Еще раз осмотрев через двери выход, она постучала по стеклу, затем встала перед автобусом, стараясь разглядеть через окно сидящего в пассажирском кресле. Девушка забарабанила сильней. В этот момент волна жара ударила ей в голову, лицо вспыхнуло и через секунду остыло.

– Что за черт? – испугалась она, не понимая своего состояния. Краем глаза заметив какое-то движение в автобусе, сильней ударила по стеклу.

Кто-то пробирался к двери через тела в проходе. Дверь автобуса открылась, и, шатаясь, вышел мужчина лет сорока.

– Здравствуйте. Меня просили узнать, что у вас происходит, – разглядывая его, сказала она.

– Глупый вопрос. Скоро у нас ничего происходить не будет. А знаешь, почему? Знаешь? – мужчина говорил, задыхаясь и периодически сплевывая кровь.

– Н-н-нет, – ответила она и отошла на шаг назад.

– Потому что все умрут. Все подохнут. Не бойся, тебе тоже конец. Ты тоже сдохнешь, как все мы в этом гадском автобусе! – он шагнул в ее сторону, но боялся отпустить руку, которой держался за дверь.

– А еще кто-то живой есть, кроме вас? – осторожно спросила она.

– А тебе какая разница, есть или нет? Что, кого-то хотят спасти? Им же все равно. Они никого не спасут. Им плевать, что мы здесь подыхаем как клопы. Но ничего, ничего, я устрою им концерт. – Мужчину качнуло, но он удержался и не упал.

Жанна опять почувствовала прилив горячей волны к лицу, и легкая дрожь пробежала по телу. От волнения и страха захотелось пить, но она лишь облизнула губы. Во всем теле чувствовалась непонятная ломота. Она достала телефон и набрала номер.

– Слушаю вас, Жанна, – ответил Дроздов.

– Здесь один живой мужчина, но он точно болен, – сказала она.

– Мы его видим. Что в автобусе? Сколько еще живых осталось?

– Он говорит, что больше никого.

– Вообще никого? Это точно? Ему можно верить?

– Слушайте, как вас там, Дроздов? Спросите у него сами, можно ли ему доверять. Он и так особой любовью к вам не пылает.

– Подойди ко мне! Брось телефон! – зло прохрипел мужчина и, закашлявшись, сплюнул кровь.