Текст книги "Вирус"

– Зачем? – спросила она и тут же продолжила в трубку: – Он хочет, чтоб я бросила телефон и подошла к нему.

– Не делайте этого. Спросите его фамилию и имя, – советовал Дроздов.

– Вам не кажется, что сейчас не лучшее время для знакомства? – проиронизировала журналистка и спросила у мужчины: – Как вас зовут? Как ваша фамилия?

– Брось телефон, говорю! Иди сюда! – мужчина достал пистолет.

– Ой, мама! – она вскрикнула и отошла на два шага.

– Стой, блядина! Стой! Убежать не успеешь, пристрелю! Иди сюда! – он направил на нее ствол.

– У него пистолет! Он хочет меня убить! Требует подойти! – громко сказала журналистка в телефон.

– Не подходите! Объясните ему, что смысла вас убивать у него нет, – ответил Дроздов.

– Вообще красиво! Смысла нет, так он меня убьет бессмысленно! Вы считаете, мне есть разница, как он меня убьет: со смыслом или без? Сделайте что-нибудь! Я боюсь!

– Жанна, не бойтесь.

– Вам не кажется, что ваши слова меня никак не успокаивают? – ответила она, а мужчине сказала: – Поймите, я такая же неудачница, как и вы. Меня тоже не выпускают отсюда. Я ничего плохого вам не хочу.

– Все плохое со мной уже случилось. Впрочем, как и со всеми пассажирами этого автобуса. Иди ко мне. Не вынуждай меня стрелять, – мужчина держал пистолет в вытянутой руке, которая заметно дрожала.

– Хорошо-хорошо. Только не стреляйте. Я еще не заболела, а вы уже. И можете меня заразить. Прошу вас, пожалейте меня.

– Почему я должен тебя жалеть? Нас кто-нибудь пожалел? Нас даже не попробовали лечить. Просто обрекли на подыхание в этом вонючем автобусе… – мужчина хотел сказать что-то еще, но не стал и опустил руку с пистолетом.

– А-а-ах-х-х ты, скотина!

Оказалось, сзади, в автобусе, на него набросился другой человек.

Она узнала второго, именно он разговаривал с ней раньше. Мужчины сцепились и, упав, стали бороться, стараясь наносить друг другу удары. От неожиданности Жанна не знала, что делать.

– Да прекратите вы уже! Вы что, ненормальные?! Перестаньте! – закричала она.

Но мужчины не слушали, а может, и не слышали девушку и продолжали свою борьбу. В какой-то миг звук выстрела заставил ее вздрогнуть и присесть. Мужчины замерли. Она стояла в нерешительности, когда почувствовала сильное головокружение и болевой спазм внизу живота. Стоять она не могла, поэтому, слегка согнувшись, прошла к автобусу и присела на ступеньку в дверном проеме.

– Вот черт! Что это такое? Уф, какая боль… – сидела она, скорчившись.

– Ублюдок… мразь… – стал подниматься один из мужчин.

– Извините, у вас, случайно, нет воды? – негромко спросила она.

– Этот ублюдок задушил полицейского и забрал пистолет. Хотел направить автобус на оцепление, но я ему не дал этого сделать. Это же мой автобус, одну кнопку нажал и все, – объяснял мужчина.

– Извините, у вас воды нет случайно? – совершенно не слушая его, спросила она снова.

– А ты чего не ушла отсюда?

– Так не выпустили.

– А я что тебе говорил? Я же говорил, что не выпустят теперь. Воды? Сейчас, обожди, – сказал Дмитрич и, пробравшись мимо нее, достал из какой-то женской сумки маленькую бутылку воды. – На, держи.

Девушка схватила бутылку и жадно сделала три больших глотка. Мужчина упал на тела людей, лежащих в проходе, и, схватившись за голову, застонал.

– Что с вами? – спросила она.

– Голова, сука, сейчас взорвется… – стонал он.

Боль слегка отступила, и она, поднявшись, осторожно ступая мимо тел, подошла к нему и полила из бутылки на лицо.

– Ох!.. Ох!.. А-а-а… Вот так… – он вытер лицо и открыл глаза. – Спасибо, легче стало.

– Вы весь горите, температура высокая, наверно. Ну ладно, я пойду, – сказала она и стала продвигаться к выходу.

– Жалко тебя, девочка. Не выпустят они тебя. Уже не выпустят. Постой! – Дмитрич, опираясь на сиденья, поднялся.

– Что? – обернулась она.

– Нажми вон на ту кнопку. Вон, на панели, – показал рукой он.

– Зачем?

– Нажми, говорю. Сама все увидишь. Ты же репортаж хотела?

Она подошла и нажала кнопку. В салоне автобуса загорелся свет.

– Вот он, твой репортаж с того света, – подошел он к ней.

Она оглядела салон и, отшатнувшись, присела на панель автобуса. По всему помещению в разных местах в различных позах застыли умершие люди. Кто-то лежал в проходе, а кто-то замер, склонившись с сиденья.

– Боже мой, что это? – прошептала она.

– То, что делает этот вирус с людьми. Ну, как тебе репортаж? Ты об этом хотела написать? Смотри.

– Что, все мертвые? – негромко спросила она, глядя на эту картину ужаса.

– Да, мы тут как пауки в банке дохли. Первые через два часа умирать стали. Я вот самый живучий оказался. А вот это жена моего знакомого, он тоже водитель, только на другом автобусе ездит. Это жена его, Наталья. К дочке ездила. – Дмитрич подошел к сиденью, на котором полулежало тело, и продолжил рассказывать: – Тихо умерла, как заснула, не мучилась.

– Боже, это какое-то сумасшествие! Я не хочу! – Жанна хотела выбежать, но спазм боли и прилив жара к лицу заставили согнуться.

Дмитрич взглянул на нее и схватился за голову. Голова закружилась, и он упал на лежащее в проходе тело. Откашлявшись, подполз к ней.

– Возьми, попей, – он открыл бутылку и заставил ее сделать несколько глотков воды. Потом налил себе в ладонь воды и протер лицо.

– Я ведь не заразилась? Просто давно ничего не ела. И замерзла, наверное, – держась за панель, встала девушка.

– Помоги, – он тоже попытался встать и протянул к ней руку.

– Я ведь не заболела? – Она ждала его ответа.

– У меня… к тебе… просьба… Поможешь?.. – тяжело дыша, спросил Дмитрич.

Она пожала плечами. Телефонный звонок отвлек их, и она приняла вызов.

– Жанна Евгеньевна, что там в автобусе? Сколько человек живы? Кто стрелял? – услышала из динамика голос Дроздова.

– Да идите вы!.. – крикнула она и прервала так толком и не начавшийся разговор.

– Резко ты с ними, – подметил Дмитрич.

– Ой, мама! Уф-ф-ф!.. Ай, как больно!… – вскрикнула девушка и стала сгибаться.

Водитель подхватил ее под руку, удержав от падения, подержал бутылку, пока она пила.

– Я ведь не больная? – она смотрела на него, а из глаз уже катились слезы.

– Тише, девочка, тише. Не плачь. Ты должна мне помочь. Поможешь?

– Я?

– Да, больше некому. Воды у нас осталось три глотка, а следующий приступ я не выдержу.

– И что? – не поняла она.

– Терпеть эту адскую боль не хочу. Ты должна мне помочь. – Он достал из-за пояса пистолет и протянул ей.

– Да вы с ума сошли! Я?! Я этого не сделаю!

– Помоги, дочка. Сил нет терпеть. Боюсь, в следующий раз обделаюсь от боли, как некоторые. А я ведь мужчина, хочу, чтоб достойно, – показал он глазами на пистолет.

– Вы сумасшедший? Нет, я не буду этого делать! Подождите, там что-то придумают. Может, лекарство найдут и тогда вылечат.

– Эх ты… Свинья ты неблагодарная. Я же тебе помогал. А ты? Чего тебе стоит?

– Я не могу! Вы понимаете, не могу?!

– Все очень просто. Вот так берешь и сюда нажимаешь. Только и всего, – он вложил пистолет ей в руку.

– Я не буду этого делать! Меня потом судить будут! Вы понимаете, что это сумасшествие какое-то?!

– Понимаю, как не понять. Я долго не мог поверить, что все это реальность, – ответил он и вдруг схватился за голову.

Она смотрела на него и чувствовала, как жар приливает к ее голове. Он опустился на колени и застонал. Дрожь била его тело, и он, сжимая ладонями голову, почти кричал от боли. В какой-то момент Дмитрич поднял на нее взгляд, и она увидела две струйки крови, сочащиеся у него из носа. Гримаса адской боли исказила его лицо, и он упал, продолжая биться в судорогах всем телом.

Девушка смотрела на его мучения и не выдержала… направив на него ствол, выстрелила. И, бросив пистолет, выбежала из автобуса.

Резкая боль внизу живота заставила ее остановиться и согнуться. Озноб все сильней охватывал тело. Она открыла бутылку и глотнула воды. Жар не проходил, но боль немного отпустила. Небо тронули первые полосы рассвета. Завибрировал телефон и развеял ее мысли о выстреле.

– Слушаю, – приняла она вызов.

– Жанна, это Дроздов. Что у вас произошло? Сколько человек живых в автобусе?

– Живых в автобусе нет. Слышите, нет! У меня, кажется, температура. Мне нужна медицинская помощь.

– Жанна, а кто стрелял и что происходило? Вы точно знаете, что живых нет?

– Вас только это интересует?! Мне нужна медицинская помощь! Мне нужны лекарства! Если вы меня не выпускаете, то хотя бы воду и лекарства дайте!

– Жанна Евгеньевна, успокойтесь, мы сейчас решим эту проблему. Вы уверены, что живых нет?

– Да! Да! Уверена! – раздраженно ответила она и добавила: – Я не хочу умирать, как они! Пустите ко мне врача!

– Жанна, потерпите. Нам необходимо время.

– Время?! Это у вас оно есть, а у меня его нет! Дайте мне врача! Дайте хотя бы таблетки от температуры! – кричала она в телефон и опять почувствовала резкую боль внизу живота.

Бросив телефон, она села на землю и согнулась от боли. Периодически ее бросало в дрожь. Лицо горело, и головокружение становилось нестерпимым. Жанна нащупала бутылку и выпила остатки воды.

– Помогите!.. Сволочи!.. Я не хочу!.. Помогите!.. – она встала и побрела на свет прожектора.

– Вернитесь к автобусу! Вернитесь назад! – требовал мужской голос по микрофону.

– Помогите… – она не останавливалась.

– Жанна, остановитесь! Стойте! Вы инфицированы! Вернитесь! – кричал Дроздов.

– Я не больна! Слышите?! Мне нужен врач! Помог… – она не успела договорить, звук выстрела вмиг прекратил всю суету.

– Владимирыч, мы больше не могли ждать, – отозвалась в руках Дроздова рация.

– Да, я понял, Карабас, – обреченно ответил он, глядя на неподвижно лежащее тело девушки в метрах шестидесяти от ленты.

Все молчали. Ощущение вины за совершенное навалилось на каждого. Полковник Володин оглядел офицеров, провел ладонью по лицу и выдохнул:

– Да уж…

– Ну, Дроздов, у тебя и звери. Девчонке двадцать с небольшим было. Даже не знаю, смог бы выстрелить я или нет, – спокойно сказал Сукровин, глядя в сторону автобуса.

– Да идите вы все! – Дроздов махнул рукой и направился к микроавтобусу.

– Олег Владимирович, вы куда? Вы руководите операцией! – остановил его Володин.

– Так операция закончена. Живых в автобусе нет. Все надежды были напрасны, товарищ полковник, – обернулся Дроздов.

– Тогда необходимо принять решение, что делать с автобусом. Так что, Олег Владимирович, попрошу остаться.

– Есть, – ответил Дроздов и подошел к остальным.

– Так что, я своих сворачиваю? – подполковник Сверчков посмотрел на Володина.

– Да, Игорь Андреевич, думаю, можешь отправлять, – кивнул полковник.

– Иван Алексеевич, как с автобусом? – спросил Букванов.

– А это, Максим Юрьевич, надо спросить подполковника Дроздова. Правильно, Олег Владимирович?

– В связи с особой опасностью заражения предлагаю сжечь автобус вместе с телами, – ответил Дроздов.

– У кого-то есть возражения? – Володин обвел взглядом каждого. – Значит, согласовано. Командуй, Олег Владимирович.

Дроздов кивнул и запросил по рации:

– Карабас! Как слышишь, Карабас?

– На связи! – отозвалась рация.

– Карабас, «шмели» возьмите. Как будете готовы, доложи.

– Понял.

– Что у нас получается по времени? – Володин посмотрел на Букванова.

– Жаль, конечно, что живых нет. Я надеялся, что будет с кем поработать. А так выходит, что за десять часов тридцать три минуты все было кончено, – ответил тот.

– Я так понимаю, журналистку в расчет не берем? – сделал вывод полковник.

– Конечно. Она заразилась гораздо позже. Общее время операции составляет десять часов сорок семь минут, – ответил Букванов и что-то записал в ежедневник. – Скажу вам честно, у нас было несколько больных, кто протянул девять часов, но никто не дотягивал до десяти. Сейчас надежда была, но слабая.

– Интересно, когда же к этой заразе ключ найдут? – спросил Сукровин.

– Нужен хотя бы один человек, который сможет протянуть одиннадцать-двенадцать часов. Тогда можно будет нащупать возможные препараты, которые будут замедлять течение болезни. А уж если больной выздоровеет, то это будет победа. Вы же понимаете, страна, которая сможет одолеть данный вирус, будет диктовать условия всему миру. Так что это дело государственной безопасности, – закончил Букванов и тяжело вздохнул.

– Владимирыч, мы готовы! – заговорила рация у Дроздова.

– Хорошо! Ждите команду, – ответил он и взглянул на Володина.

Тот посмотрел на часы и кивнул.

– Карабас, можете работать, – разрешил Дроздов.

– Ну что, товарищи офицеры, пойдемте выпьем по сто граммов и разъедемся. Вам, Дмитрий Палыч, придется оставаться здесь еще несколько дней, пока оцепление не снимем, – сказал Володин и посмотрел на Сукровина.

– Да, я знаю. Мне уже передали, и для ребят смена едет. Пока, сказали, на двое суток, – ответил тот.

– Владимирыч, а нам точно работать? – заговорила рация.

Офицеры посмотрели на Дроздова. Он взял радиостанцию и раздраженно спросил:

– Карабас, ты что, выпил? Что за вопросы?

– Не, Владимирыч, я почему спрашиваю? Там просто кто-то ходит, – ответил сотрудник.

– Что?! Стоять! Где ходит?! Не стрелять! – закричал в рацию Дроздов.

Все офицеры стали всматриваться в сторону автобуса. Володин даже взял бинокль. Сумерки рассвета почти совсем растворились, но было сложно что-то разглядеть.

– Карабас, где?! Где ходит?!

– Владимирыч, ты так орешь, что я чуть не оглох. В автобусе. Вон к выходу пробирается.

– Точно! Вижу! Смотрите! – крикнул Володин и передал бинокль Дроздову.

– Кто это? Действительно, кто-то выходит из автобуса. Время? – Дроздова явно била нервная дрожь. Хотелось побежать и обнять того, кто медленно, но выбирается оттуда.

– Так уж почти рассвело, – ответил Сукровин.

– Время операции? – Дроздов недоуменно посмотрел на полковника.

– А, извини, не понял, – ответил тот и перевел взгляд на Букванова.

– Одиннадцать часов двадцать одна минута! – объявил инфекционист, открыв ежедневник.

– Не может быть! – всматриваясь в бинокль, сказал Дроздов.

Сукровину принесли еще один. Взглянув в него, он посмотрел на Дроздова и сказал:

– Да ну? Этого не может быть! Едреный корень! Вот это номер!

Букванов набрал номер на сотовом и прокричал:

– Савельев, бригаду в костюмы! Бокс для транспортировки! Быстро! И скажи Боброву, пусть сообщит в центр: есть один экземпляр! Быстро!

– Владимирыч, а что делать? Двигается к вам! Может, стрельнуть?! – спросила рация.

– Я вижу, Карабас! Я тебе стрельну! Я тебе так стрельну! Ничего не делать! – крикнул Дроздов и взял микрофон. – Остановитесь! Ирина Станиславовна, оставайтесь на месте! К вам сейчас подойдут! Если вы меня поняли, поднимите руку!

Девушка медленно сделала еще три шага и, переборов слабость, подняла вверх руку. Она откинула с лица свои длинные светлые волосы, провела ладонью по лицу и села на землю.

– Пить… Я хочу пить… – негромко сказала она, когда к ней подходили шесть человек в странных желтых костюмах.

Скорый без расписания

За окном проплывали осенние пейзажи, едва тронутые сумерками вечера. Ритмичный стук колес отсчитывал километры пути. Она стояла в проходе у окна напротив своего купе. Мысли ворохом пролетали в голове.

«Хорошо, что удалось вырваться проведать своих. Завтра утром будем в Хабаровске, отец должен встретить. Наконец-то увижу детей. Надо будет позвонить Андрею, узнать, как дела в больнице. А Марку Иосифовичу обязательно коньяк куплю. Если бы не он, еще не известно, когда бы вырвалась. Из-за мировой пандемиии все сильно изменилось. Теперь не ясно, когда мы еще сможем отдохнуть всей семьей. Этот вирус творит страшные вещи. Интересно, а если не смогут его локализовать в городе, как я вернусь? И как тогда Андрей?» – Она вдруг сильно испугалась. Страшная догадка заставила сердце биться быстрей. Она достала сотовый телефон.

– Ну что, слава богу, тронулись! Хорошо, что наш поезд выпустили, – проходя мимо, улыбнулась проводница.

– А обратно с Хабаровска через три дня какой поезд пойдет, не знаете?

– Да вы что? Поездов больше не будет! Ни туда, ни обратно! Город полностью будет закрыт! Мне сестра звонила, а она в Первомайском районе в больнице работает. Они не могут остановить вирус, поэтому Владивосток и зона в десять километров вокруг – все будет полностью закрыто. – Проводница смотрела на нее и, слегка приблизившись, почти шепотом добавила: – Она мне сказала, что умерших уже тысячи. У них в больнице скончались почти все. Ей повезло, что она с сыном дома была, на больничном сидела. Теперь закрылись в квартире и никуда не выходят.

– Да, она вам не соврала. Их больница одна из первых попала в зону заражения. Но военные, кажется, смогли закрыть три района. Для усиления прибыли еще кадры из Москвы. Что касается жертв, то она только слегка преувеличила. Два дня назад умерших было одна тысяча восемьдесят три человека. Это официальная статистика.

– А-а-а, ничего себе. А вы откуда знаете? – проводница не сводила с нее глаз.

– Я сама врач. Сейчас уже год как работаю в Департаменте здравоохранения. А муж у меня ведущий хирург центральной больницы.

– А почему уезжаете? Бежите?

– Нет, что вы! Я детей проведать. Как только в приграничных районах произошли первые инциденты, мы их к деду с бабушкой в Хабаровск отправили. Уже почти месяц их не видела. Только по телефону и общаемся. А почему вы решили, что обратно поездов не будет?

– Нам так начальник поезда сказал. А ему – самый главный, они хорошо знакомы.

– Не, ну такого быть не может. Город должен иметь сообщение. Я думаю, он просто преувеличил.

– Галя! Давай, быстро! Начальник вызывает, срочно! – крикнула вторая проводница и вышла в тамбур.

– О, начальник вызывает. Побегу, – сказала проводница и быстро пошла по проходу.

Женщина зашла в купе и набрала номер мужа.

– Привет. Всё в порядке. Я в купе, и поезд уже отправился. Нет, я одна. Такие дорогие билеты в СВ не берут, в этом ты оказался прав. Простые – купейные и плацкарт – полные. А в нашем вагоне почти никого, три или четыре купе с людьми, кажется. Ладно, ты мне скажи, как у вас там дела. Нормально? А, понятно. Ты мне опять врешь? Почему? Ты еще спрашиваешь, почему? Скажи, ты знал? Да что я спрашиваю, конечно, знал. Нет, я не хочу знать, чем ты руководствовался! Ты знал и ничего не сказал. То есть, когда ты меня убеждал, что надо проведать детей, ты уже все знал? Вся эта спешка. Вот я дура! Как ты уговорил Марка Иосифовича? Вы сговорились и отправили меня из города, зная, что я не смогу вернуться? Ну так вот, я на первой же станции выхожу и возвращаюсь обратно! Да, ты знал, что иначе я не поеду! Андрей, как ты мог? Дети? Что дети? Они с бабушкой и дедушкой! Когда бы все закончилось, съездили за ними. Нет! Нет, я говорю! Не смей отключаться! – Но последние слова прозвучали уже в пустоту. – Вот паразит! – она кипела от злости. – Все, надо узнать, когда будет первая остановка. Отключается он, видите ли. – Женщина вышла из купе и подошла к графику движения поезда, висящему в вагоне. – Так, сейчас почти восемь часов. Первая остановка через час тридцать. Будет уже совсем темно. Интересно, а в обратную сторону что-нибудь идет или придется ждать до утра? – рассуждала она вслух.

Вечер все больше сгущал сумерки, но было четко видно два военных вертолета, которые догоняли поезд. На отрезке автомобильной дороги, идущей параллельно составу, двигались военные машины и несколько автомобилей ГИБДД.

– Ой, что творится! Что творится! Всем на свои места! Из купе не выходить! Повторяю, из купе никому не выходить! – шла по вагону проводница.

– Галя, а вы не подскажете, что случилось? – остановила ее женщина.

Та огляделась, что рядом никого нет, и негромко ответила:

– Ой, вам, наверное, можно сказать. Вы же из департамента. Оказывается, перед самым отправлением в предпоследний вагон, в шестнадцатый, заскочила группа подростков.

– Ну и что?

– Вот и мы говорим, что ничего страшного, а руководство железной дороги сразу тревогу забило. Дело в том, что подростки эти из одного из закрытых районов города. Отец одной девочки полицейский в большом звании, вот он и привез их. Ну, смог вывезти детей оттуда и молодец. А теперь такой скандал будет. Его теперь наверняка уволят, – проводница явно жалела родителя.

– Вот дурак! Он что, ненормальный?! Его мало просто уволить! – отреагировала собеседница на рассказ и тут же спросила: – Кто с ними контактировал?

– Ну пока они там, в вагоне. Да не переживайте вы так. Проводница из шестнадцатого вагона все сделала по инструкции. Сама к начальнику не пошла, а сообщила по радиосвязи. Вагон пока закрыли. Сейчас начальник поезда пойдет с ними беседовать.

– Что?! Куда пойдет? Мне надо срочно поговорить с вашим начальником.

– Так он все равно через нас пойдет. А вон уже и идет, – девушка показала взглядом в сторону тамбура.

По вагону шел мужчина лет сорока пяти в форме железнодорожника. За ним следовал проводник в возрасте немного за двадцать.

– Кутейникова! Почему пассажиры не в купе? – громко спросил начальник.

– Евгений Павлович, тут с вами поговорить хотят, – ответила Галя, когда он подошел ближе.

– Некогда разговоры разговаривать. Все потом, – уверенно сказал начальник.

– Нет, Евгений Павлович, вам придется уделить мне время сейчас. Иначе вы рискуете не дожить до утра, – преградила ему путь женщина лет сорока.

– Не понял, – удивленно посмотрел он. – Что вы себе позволяете? Кто вы такая?

– Я, конечно, понимаю, что джинсы и свитер не деловой костюм, но поверьте, что вам лучше меня послушать. Курганская Елена Вячеславовна, заместитель начальника Департамента здравоохранения Приморского края, – официально представилась она.

Лицо мужчины выразило сильное удивление, и он неуверенно ответил:

– Довольно неожиданно. Симаков Евгений Павлович, начальник поезда.

– Евгений Павлович, вам не следует ходить в тот вагон. Вирус очень опасен, и скорость его распространения просто невероятна. Необходимо закрыть вагон со всеми, кто сейчас там находится. Если не дай бог кто-то из ребят инфицирован, то всем пассажирам нет спасения. Лучшее, что сейчас можно сделать, – это отцепить вагон, – спокойно объяснила она.

– Я, конечно, понимаю, что вы, Елена Вячеславовна, владеете наиболее точной информацией, но у меня есть инструкции. И даны они именно Департаментом здравоохранения.

– Вы что, серьезно не понимаете, чем рискуете? Вы же можете даже не понять, как выпустите вирус в поезд. Тогда никто не уцелеет.

– Елена Вячеславовна, я приму все меры безопасности. Гена, покажи, – он обернулся назад.

Парень продемонстрировал в руках респираторы и плотные резиновые перчатки.

– Во-первых, этого недостаточно. Вирус может переноситься на одежде. Во-вторых, глаза, у вас не защищены глаза. Необходимы очки. Но, я прошу, услышьте меня. Не ходите, заблокируйте вагон.

– Елена Вячеславовна, я, бесспорно, уважаю ваше мнение, но мне необходимо убедиться, что у ребят нет симптомов. После беседы я обязан доложить своему руководству полную информацию.

– Вы взрослый человек. Вы себя слышите? Если у кого-то из ребят будут симптомы, то вам уже никто и ничем не поможет. А вашему руководству будет на вас наплевать, ведь это не они будут мучительно умирать. У вас семья есть? – она смотрела ему прямо в глаза.

– Есть. Причем здесь это?

– Вы хотите их увидеть? В конце концов, вы можете сослаться на меня в разговоре с начальством. Вы хотите увидеть свою семью?

– Что за вопросы? Я не собираюсь умирать, – ответил Симаков, но было видно, что он задумался. – Хорошо, что вы предлагаете?

– Вагон закрыть. Проводниц, которые там, проинструктировать, чтоб каждый час докладывали обстановку. И никого ни в коем случае не пускать в другие вагоны. Через два часа станет понятно, правы мы были или нет.

– Два часа, говорите. Хорошо, давайте подождем. Гена, слышал?

– Да, Евгений Палыч, слышал, – ответил проводник.

– Давай в четырнадцатый, в пятнадцатый не ходи, на всякий случай. С пятнадцатым свяжись по телефону. Закроете с девчонками проход, и будь там. С семнадцатым я сам свяжусь и отдам распоряжения, – объяснял Симаков и, взглянув на Елену, добавил: – Вы пройдите, пожалуйста, в купе. Как всё сделаем, я подойду к вам и вместе выждем два часа. Надеюсь, ничего страшного за это время не произойдет.

– Хорошо. Спасибо за понимание, Евгений Павлович, – сказала она и зашла в купе.

Симаков кивком головы показал проводнице, что идет к ней в купе. Девушка быстро развернулась и поспешила к себе.

Ночь за окном полностью окружила поезд. Только свет уличных фонарей и окон домов проносившихся мимо населенных пунктов радовал, говоря, что жизнь течет несмотря на вирус. Елена несколько раз пыталась дозвониться до мужа, но сеть отвечала, что абонент недоступен. В дверь купе постучались.

– Да! – ответила она.

– Это я. Не помешаю? – вошел Симаков и устало сел напротив.

– Чай и печенье! – появилась следом проводница.

Галя поставила на столик поднос со стаканами и блюдце с печеньем.

– Садись, все вместе попьем, – предложила Елена.

Девушка посмотрела на Симакова. Тот кивнул, и она опустилась на полку рядом с начальником. Крепкий черный чай и сладкое печенье принесли чувство успокоения. Они разговаривали, изредка поглядывая на часы.

– Ну что, осталось тридцать минут. Можно будет считать, что нам повезло. – Симаков выдохнул и откинулся назад, слегка вытянув ноги.

– Да, это точно, а то я уже испугалась, – поддержала Курганская и взглянула на проводницу.

– А я-то как испугалась! – подхватила девушка.

– Елена Вячеславовна внушила нам чувство страха. Хорошо, что мы не поддались панике. Могли бы и поговорить с подростками, – сказал Симаков с закрытыми глазами и улыбнулся.

– Я же вам не для паники все говорила, а для осторожности, – Курганская даже слегка обиделась на то, что они посчитали ее перестраховщицей.

– Евгений Палыч! Евгений Палыч! – в дверном проеме купе появился проводник.

– Что ты кричишь, Гена? Что случилось? – открыл глаза и сел нормально начальник.

– Евгений Палыч, у нас, это… У нас… проблемы… – негромко сообщил парень.

– Молодой человек, вы можете зайти в купе, а не стоять в проходе? – спросила Курганская и сделала знак, чтоб тот прошел внутрь.

– Заходи, заходи и закрой дверь, – Симаков тоже жестом пригласил войти. – Ну, что случилось? – спросил он, когда проводник сел напротив.

– Евгений Палыч, в семнадцатом вагоне у Татьяны симптомы простуды… – взволнованно доложил парень.

– У Тани?.. – перебила его проводница.

– Галя, помолчи, – грубо оборвал ее начальник. – Гена, ты давай спокойно объясни, что к чему.

– Так я и говорю. Мы связывались по сотовому с Натальей.

– Это со стажеркой, с которой ты учился? – смотрел на него начальник.

– Да. Татьяна – ее наставник.

– Ну и?

– Ну так вот. Сначала было все нормально, а тут вдруг у Татьяны температура подскочила. Они измерили – тридцать девять и пять. Наташа ей чай горячий и парацетамол дала.

– Подожди, это еще ничего не значит. Может, просто простыла или грипп подхватила. Так что давай без паники. Подростки у нас в шестнадцатом, а она в семнадцатом, – стараясь сохранить спокойствие, сделал вывод Симаков.

– Может, у нее был какой-то контакт? – предположила Елена.

– Был? – Симаков зло спросил проводника.

Тот опустил голову и ответил:

– Наташа сказала, что Татьяна еще в самом начале, когда заскочили подростки, в шестнадцатом была, у Маши сидела, сплетничали они. А потом, как все случилось, сразу в свой вагон ушла.

– Твою ж мать! Идиотки! – разозлился Симаков и, посмотрев на Курганскую, спросил: – Что думаете, Елена Вячеславовна?

– Я так понимаю, семнадцатый это последний вагон?

– Да.

– Надо сделать все, чтоб в пятнадцатый никто не прошел. А те два вагона пусть сообщают, что у них происходит.

– Но там же столько людей! Как же… – проводница хотела что-то сказать.

– Кутейникова, помолчи, говорю! – Начальник был явно раздражен. – Гена, давай в пятнадцатый и будь там. Смотри, чтоб никаких контактов с шестнадцатым.

– Понял. Хорошо, – ответил проводник и вышел из купе.

– Галя, ты давай пробегись в десятый и дальше по составу, объясни, чтоб все закрылись, каждый вагон.

– Поняла, Евгений Палыч.

– И, Кутейникова, без лишней паники. Поняла?

– Лучше по телефону всех предупредить, – Курганская взглянула на них.

– Да, Кутейникова, лучше обзвони. Скажешь, что это мое распоряжение, – поддержал он.

– Конечно, – ответила проводница и вышла.

– Считаете, вирус? – Симаков посмотрел на Курганскую.

– Не знаю. Было б очень хорошо, если просто грипп. Но с учетом нынешних реалий лучше перестраховаться.

– Согласен. Пойду позвоню руководству, – Симаков вышел из купе.

Она схватила телефон. Какое-то внутреннее беспокойство заставляло ее снова и снова звонить мужу.

– Да что же это такое, опять не в сети, – заметно волнуясь, проговорила она и положила телефон на столик.

Поезд стал замедлять ход, и послышались какие-то крики. Елена выглянула из купе, но в проходе никого не было.

– Извините, а вы не знаете, что происходит? – высунул голову из шестого купе молодой мужчина.

– Сама еще не знаю. Останавливаемся, наверное, – ответила она.

– Миша, купи шоколадку и журнал с кроссвордами! – попросил женский голос, когда мужчина тоже вышел из купе.

– Хорошо, – ответил он, проходя мимо Курганской, которая уже стояла в проходе.

– А вы не знаете, сколько будем стоять? – обратился к ней мужчина лет пятидесяти из пятого купе.

В ответ она пожала плечами.

– Валя, я пойду подышу, – сказал мужчина.

– Коля, только недолго, – бросила ему вслед женщина из купе и вышла в проход.

Но поезд не стал останавливаться и прошел мимо станции, на перроне которой стояли только люди в костюмах химзащиты.

– Всем в купе! Сейчас проверка будет! – громко сказала проводница, отвечая на возмущения мужчин.

Курганская жестом показала проводнице, чтоб та подошла к ней в купе. Галя в ответ кивнула.

– Галя, ну что там? – спросила она, когда девушка зашла в купе.

– Ой, Елена Вячеславовна, мне так страшно! – проводница присела на полку у двери.

– Говори, что там?

– Нам не разрешили остановку. Пока поезд движется, но там, – девушка подняла вверх указательный палец – решают, что делать. Вокзал и весь перрон были окружены солдатами. Евгений Палыч пытается узнать, что с нами будет.

– «Что будет, что будет». Ничего не будет. Они боятся, что весь поезд с вирусом. Им надо как-то дать понять, что люди с симптомами только в двух последних вагонах.

– Евгений Палыч объясняет, но, видно, не может убедить.

– Это просто невозможно! – появился в открытых дверях купе Симаков. – Представляете, они собираются направить наш поезд в тупик!

– Они вам что, не верят? – спросила Курганская.

– Галя, принеси мне водички. Одна нервотрепка, – сказал он и, когда девушка вышла, добавил: – Я, честно говоря, боюсь. Начальник мне такое сказал, что я даже не знаю, как к этому относиться.

– А что сказал?