Текст книги "Вирус"

Курганская и Симаков выбежали в проход и прильнули к окну. Из других купе тоже выскочили пассажиры и стали рассматривать в окна ночную улицу, освещаемую прожекторами.

– Блин, ничего не видно! А вам? – спросил Миша у других.

– Нет, нам видно не будет! Это у шестнадцатого или семнадцатого вагона что-то происходит, – ответил Симаков.

Через минуту звуки нескольких выстрелов разорвали тишину. Женский крик заставил вздрогнуть, но еще два выстрела заглушили его. После случившегося на улице вмиг воцарилась тишина. В вагоне все молчали и медленно расходились по своим купе.

– Они что же, и стрелять по нам будут? – следом за Курганской зашел Симаков.

– А что, у вас остались сомнения? – обернулась она.

– Да нет. Пожалуй, сомнений нет. Просто в голове не укладывается, – ответил он.

– Другого выхода у них просто нет. Это надо принять и понять.

– А мне вот интересно, в какой момент, в каких учебных заведениях вас, чиновников, учат так относиться к людям: принять, понять и расстрелять? Видимо, когда становитесь чиновниками, вы забываете, что вы люди. Человеческие чувства для вас становятся какими-то далекими, чужими, что ли?

– Евгений Палыч, вы опять начинаете?

– Нет, просто… Ладно, пойду проверю, как дела, – заметив ее взгляд, сказал он и вышел.

Она села, достала из небольшого рюкзака бутылку и, налив воды в чашку из-под кофе, выпила.

– Я вам еще воды принесла, а у вас есть, – зашла в купе проводница и поставила на столик литровую бутылку минералки.

– Да, вспомнила, что брала с собой.

– Ладно, я пока узнаю, может, другим тоже что-то надо, – девушка вышла.

Курганская посмотрела в окно на освещенную территорию и поправила занавесочку, стараясь закрыть от света свое купе.

«Если здесь такое происходит, то в городе, наверное, вообще ужас? У них останется один выход – окружить город и прилегающую зону. Никого не выпустят и будут ждать. Кто сможет отсидеться в квартирах, тот и выживет. Только сколько людям сидеть придется? Две недели? Три? Месяц? Сколько понадобится времени, чтоб нащупать вакцину или лекарство? Кошмар какой-то!» – размышляла она и посмотрела на мобильный телефон.

– Надо Андрею набрать. Или, может, написать лучше? Вдруг отдыхает, – негромко разговаривала она сама с собой. – И Маринке так и не позвонила, – вспомнила Елена.

Звонок сотового телефона заставил ее отложить рюкзак в сторону.

– Марин, привет! Представляешь, все хотела набрать тебе, но тут у нас в поезде такое!.. Хорошо, что ты позвонила, – обрадовалась она звонку подруги и, включив динамик, положила телефон на столик.

– Привет, Лен. Да, нам сказали, что вокзалы все закрыты, – медленно говорил женский голос из телефона.

– А мы, представляешь, успели отправиться. Но уже в пути нас загнали в тупик на изоляцию. Но это ладно. У тебя как? Ты говорила, что будешь на дежурстве.

– Я в поликлинике. Ты не представляешь, что тут творится. Мы закрылись по кабинетам и процедурным. Короче, кто где был, там и закрылся.

– Да ты что! Вы же в ста метрах от больницы. У вас тоже есть зараженные?

– Лена, у нас не зараженные. У нас в коридоре умершие лежат. Нину Павловну помнишь?

– А как же! Она у вас самый толковый и опытный терапевт. Хорошая такая тетенька, – вспоминая, ответила Курганская.

– Да. Вот лежит у меня в кабинете.

– Передавай привет.

– Она мертвая, Лен. Пять минут назад умерла, – обреченно сказал женский голос в телефоне.

Курганская едва не закричала, вовремя прикрыв себе рот рукой. Она не знала, что ответить, и с ужасом смотрела на телефон, наконец осознавая, что происходит там, в поликлинике.

– Лен, ты только не плачь, – сказала подруга, как будто чувствуя, что ее глаза стали наполняться слезами. – Я почему тебе позвонила? Мне надо с тобой серьезно поговорить. Пыталась дозвониться Андрею, но он не отвечает. Я знаю, что он в больнице, но у них там тоже кошмар. А дойти до больницы сто метров мне не дадут. Слышишь, Лен?

Глубоко вздохнув и собравшись, Курганская ответила:

– Да, Марин, я слышу тебя. – Она услышала, что подруга кашляет и что-то пьет. – Марин, ты как?

– Нормально. Кашель только замучил и голова разрывается.

– У тебя там таблетки есть хоть какие-то?

– Лен, перестань. Ты что, забыла, что я тоже медик? Зачем эти вопросы, когда ты и так поняла, что я больна. Я видела, как умирала Нина Павловна. Я так не хочу. Она кашляла так, что выплевывала легкие. Слышишь, я так не хочу!

Курганская чувствовала, как из глаз катятся слезы, и ответить ничего не могла. Она понимала всю безысходность положения. Хотелось крикнуть: «Беги, надень маску и беги оттуда!», но она знала, что это уже ничего не изменит.

– Ты слышишь, Лен? Не молчи, пожалуйста.

– Мариночка, я слышу, слышу, – ответила она, едва сдерживаясь от крика жалости.

– Это хорошо. Я хотела поговорить с тобой. Лен, ты только не перебивай меня. Ладно?

– Хорошо, Марин, – придавая голосу спокойствие, ответила она.

– Лен, я Антошку успела отправить к маме. Он уже две недели как у нее в Белогорске. Я просто хотела тебя попросить: ты не бросай его. Забери его к себе, а то у мамы его могут отобрать из-за возраста.

– Марин, ты что? Перестань, может, еще…

– Не перебивай, говорю! – крикнула подруга. – Не перебивай. Ты же его крестная, и он тебя очень любит. Просто, помнишь, ты как-то сказала мне, что возраст критический и надо родить себе ребенка. Я тогда еще пошутила, что не от кого.

– Помню, Марин, конечно, помню. Я еще смеялась, мол, Андрея моего возьми.

– Да, точно. Лен, понимаешь, у меня другого варианта не было. Ну, сама понимаешь…

– Прости, не поняла.

– Так получилось, что Андрюша – его отец.

– Что?! – Услышанная новость заставила ее вскочить.

– Лен, прости меня. Я виновата перед тобой. Но, поверь, я никогда бы не допустила разрушить вашу семью.

– Да ты!.. Да ты ее сейчас разрушила!.. Как ты могла?! – закричала Курганская.

– Пойми мен…

– Заткнись! – перебила она подругу. Злость кипела в ней и не находила выхода. – И сколько вы вместе?! А, нет, подожди. Антошке сейчас пять лет. И что, все пять лет вы?..

– Нет! Лен, нет! Это было всего два раза! – ответила Марина.

– Заткнись! Ну ты и стерва! Как ты могла?! А, стой! Теперь мне понятно, почему ты не хотела, чтоб Андрей был крестным! Ой, какая я дура! Какая я дур-ра! – Она хлопнула себя ладонью по лбу. – Он знает? Чего я спрашиваю? Конечно, знает.

– Знает, – подтвердила подруга и закашлялась.

– И когда вы собирались это?..

– Что?

– Ну, когда вы собирались начать жить вместе?! Когда он собирался уйти от меня?!

– Лен, перестань. Он никогда бы не ушел из семьи, и я бы его не приняла.

– Заткнись! Ты, как… Ах, какая ты!.. Ты же мне как сестра была! А, ну ничего, завтра же на развод подам! Прямо в Хабаровске и подам!

– Ладно, Лен. Разговор не получился. Я перезвоню чуть позже, – закашлявшись, ответила Марина.

– Не смей отключаться! Ты будешь говорить! Не прекращай разговор! – крикнула Курганская, но в телефоне не было ответа. – Вот сучка! Отключилась!

Курганская просто кипела изнутри. Злость панически искала выход, заставляя ее то сесть, то встать. Она не находила себе места.

– Елена Вячеславовна! – открыл дверь и вошел в купе Симаков.

Она резко развернулась и, залепив ему пощечину, закричала:

– Как вы смеете заходить ко мне?

Симаков смотрел на нее широко открытыми от удивления глазами и потирал пальцами щеку.

– Я… это… Вы… Я… – Он не знал, как отреагировать на произошедшее.

Ее глаза были полны слез, и, чтобы скрыть их, она опустила голову и лбом уткнулась ему в грудь. Только тут не сдержалась и заплакала.

– Кобель, скотина, – негромко сквозь слезы сказала она.

Симаков развел руки в стороны, боясь ее обнять, и неуверенно спросил:

– Я, что ли?

Она отпрянула от него, стала вытирать слезы и ответила:

– Да вы-то здесь причем?

– Да, но по физиономии получаю я.

– Ой, простите, Евгений Павлович, не сдержалась. Просто новость одна меня как-то выбила из колеи, – глядя в зеркальце и промокая салфеткой глаза, объяснила она.

– А я думал, что вас нельзя вывести из себя. Вы с виду такая сильная.

– Я вам открою один секрет. Каждая женщина, какой бы сильной она ни казалась, всего лишь женщина. И если для людей и при людях она скала, то это совсем не значит, что ночью она не рыдает в подушку, – взглянула Елена на него.

– Да этот секрет вовсе и не секрет, – улыбнулся он. – Мы, наверное, ровесники? Так что этот секрет давно не секрет.

– Да вы, Симаков, хам. Просто взяли и обозвали меня старухой.

– Нет, что вы! Я же… ну… как бы… Подождите, а что, я так плохо выгляжу?

– Ну, вот вам сколько?

– Сорок четыре.

– Вот видите, Симаков, сорок четыре. А мне, по-вашему, сколько?

– Тридцать три, – не раздумывая ответил он.

– Ой, Евгений Палыч, быстро перестроились. Считайте, что я оценила, – улыбнулась Курганская. – Мне уже сорок два. И я на два года вас младше.

– Да вы что! Никогда бы не подумал, – он расплылся в улыбке.

– Ладно, не переигрывайте. Ну, что там у нас происходит? – Она присела на свое место.

– Все только ухудшается. Количество зараженных в шести хвостовых вагонах растет катастрофически. В остальных все нормально, однако люди волнуются. Мои проводники успокаивают, но пассажиры нервничают. Некоторые хотели выйти поговорить с солдатами.

– Надеюсь, им объяснили, что никто с ними разговаривать не будет?

– Ну конечно. Но, боюсь, ситуация будет только ухудшаться.

– Главное, никого не пропустить в наш вагон. От этого зависят жизни, и наши, и многих других пассажиров.

– Это я понимаю.

Зазвонил телефон. Три буквы на дисплее заставили сердце Курганской биться быстрей и снова ощутить прилив злости.

– Сейчас я ему скажу! Муж звонит, – прошептала она и взяла телефон со столика.

Симаков решил не мешать и быстро вышел из купе.

– И для чего ты звонишь? – зло спросила Курганская. Но прозвучавший ответ был явно неожиданным. – Да, я узнала тебя, Юля. Да, я не в городе. Говорил? А он-то сам где? Что?! – Она держала телефон у щеки, но уже мало что понимала. Включив телефон на громкую связь, она положила его на столик.

– Елена Вячеславовна, с письмом-то что делать? Мы уже не выберемся, а оно может затеряться. Да и забрать его отсюда вы не сможете. Вдруг в нем что-то важное для вас? – спрашивал женский голос из телефона.

– Чего уж теперь, – глядя прямо перед собой, отстраненно ответила Курганская.

– Елена Вячеславовна, а давайте я его сфотографирую и перешлю вам? – предложил женский голос.

– Делай как хочешь, Юля.

– Хорошо, я сейчас пришлю… – Женщина откашлялась и договорила: – Слабость ужасная. Соболезную еще раз. Прощайте.

Разговор прервался, а на телефон пришло сообщение. Она сидела и смотрела в одну точку. Слезы медленно катились по щекам. В памяти всплывали лицо мужа и момент их последней встречи дома три дня назад. Теперь все ссоры и обиды казались такими никчемными и далекими. Она взяла телефон и, утирая слезы, стала читать письмо.

«Милая моя Леночка, к сожалению, я не смог уберечься. Этот вирус просто идеальный убийца. Я молю только об одном: чтобы тебя с детьми это не коснулось. Передай им, что я вас очень сильно любил. Так много хочется сказать, и в тоже время не нахожу слов. Вся наша жизнь до этого момента кажется какой-то малозначимой, что ли. Леночка, ты простишь меня, я знаю. Так сложилось, что Антошка, Маринкин, – мой сын. Романа у нас не было. Если она выберется, то вы с ней поговорите, и я уверен, не поссоритесь. Прости меня. Обнимаю тебя и целую».

Она бросила телефон на столик и сидела, глядя сквозь слезы прямо перед собой.

– Ну, что опять случилось? – осторожно открыл дверь купе Симаков.

Его вопрос остался без ответа. Он вошел и сел напротив нее. Курганская никак не реагировала на его присутствие.

– Я уже второй раз за час вижу вас в слезах. Что стряслось?

– Ой, Евгений Палыч, а что случилось? – заглянула в купе проводница.

Он пожал плечами, набрал из бутылки в рот воды, брызнул ей в лицо.

– Ах! – Курганская дернулась назад и посмотрела на него, протерев лицо.

– Хи-хи, – негромко засмеялась проводница, но Симаков жестом приказал уйти.

– Вы что делаете?! Вы совсем с ума сошли?! – отреагировала Курганская.

– Ну хоть в себя пришли. Теперь извольте рассказать, что у вас произошло, что вы в таком оцепенении были? Я пытался заговорить с вами несколько раз.

– Да? А я и не слышала.

– Так что случилось? – смотрел на нее Симаков.

– Муж умер…

– Соболезную. От вируса? Вам сообщили? Ошибки быть не может?

– Медсестра из их отделения оповестила. Рассказала, что врачи все умерли.

– Мне очень жаль…

– Когда он разговаривал со мной по телефону, он уже был заражен и ничего мне не сказал. Почему?

– А что бы это изменило? Ваш муж хотел, чтоб вы не переживали за него, а занимались своей безопасностью.

– Да, вы, наверное, правы. Боже мой, Марина! – Она вдруг осознала, какой ужас творится сейчас в городе, в больнице и поликлинике. Ей стало стыдно за себя, что она, как истеричка, набросилась на подругу, которая, по сути, прощалась с ней.

– Елена Вячеславовна, наша ситуация не изменилась. За исключением того, что увеличилось количество умерших во всех вагонах хвоста поезда.

– Евгений Павлович, извините, мне необходимо сделать один звонок.

– Конечно-конечно, Елена Вячеславовна. Я пока пойду организую с Кутейниковой небольшой перекус, – слегка улыбнулся он и вышел из купе.

Курганская нашла номер в телефоне и нажала вызов. Включив громкую связь, открыла сумку и достала бутылку коньяка, которую везла в подарок отцу.

– Слушаю, – хриплый женский голос отозвался в телефоне.

– Мне нужна Марина Полякова. Это ее номер, – громко сказала Курганская.

– Это я, Лен, – ответила женщина, сильно кашляя.

– Господи, Марин. Ты как там?

– Пока живая. Ты успокоилась? – постоянно покашливая и что-то сплевывая, спросила подруга.

– Все нормально, Марин. У тебя там есть какие-нибудь лекарства?

– Лен, не смеши. Мне уже ничего не поможет. Антошку не бросай. Прости меня…

– Перестань, Марин. Конечно, не брошу. Какие у тебя симптомы?

– У меня целый букет симптомов: температура под сорок, голова разрывается, кашляю кровью, и глаза режет сильно. Я хотела феназепам выпить двадцать штук, но не смогла. Представляешь, не смогла? Страшно.

– Марин…

– Ничего не говори. Ты не представляешь, как это, оказывается, страшно. Спасибо, что простила меня. До Андрея я так и не дозвонилась. Ты сильно его не ругай, это я виновата. Я попросила его.

– Марин, Андрея больше нет…

– Как?

– Мне сообщили, что все врачи в больнице умерли. Андрей среди них.

– Лен, я прошу тебя, выживи. Сделай все, чтоб выжить. Прости… – В трубке послышался звук льющейся воды.

– Марин, что там у тебя?

– Приняла таблетки, нет сил терпеть. Прощай, подруга… Я тебя люблю… – ответила она и прервала разговор.

– Можно? – в дверях купе появились Симаков и проводница.

– Да, заходите. Ставьте, – Курганская показала на столик.

– Ну, что ваша подруга? – Симаков положил на столик нарезанные кусочки хлеба, маленькие брикеты сливочного масла, небольшую железную баночку печеночного паштета и палку сырокопченой колбасы.

– Ушла подруга… Страшный сегодня день, а точнее ночь. За два часа я потеряла двух самых близких людей…

– Сейчас не только день и ночь страшные. Нынче время ужасное, – уселся за стол Симаков и стал нарезать колбасу.

Проводница поставила на столик чайничек с чаем, три стакана в подстаканниках, выложила пакетики с сахаром и пачку печенья.

– У нас тут целый банкет собрался, – закинув кусочек колбасы в рот, сказал Симаков.

– Давайте выпьем, – предложила Курганская.

– Вот это предложение так предложение, – потер руки Симаков и открыл бутылку. – Выпьем молча. За тех… – он, не договорив, осушил стакан.

Курганская и Галя без слов выпили и стали закусывать, а Евгений Павлович уже наслаждался бутербродом.

– Как я проголодался! Казалось, есть совсем не хотелось, а как только выпил, сразу аппетит появился, – довольно сказал он.

– Галя, а пассажиры наши не голодны? Может, предложить им поесть? – Курганская посмотрела на девушку.

– Нет, Елена Вячеславовна, я им недавно чай и кофе отнесла. У них там своя еда была на столиках.

Коньяк делал свое дело. Усталость стала проявляться расслабленностью. Ужасно хотелось спать. Физическое, моральное и нервное истощение чувствовалось все больше. Даже поддерживать разговор никому не хотелось. Проводница заварила всем чай. Курганская высыпала в стакан два пакетика сахара и размешала ложечкой. Осторожно хлебнув два глоточка, она откинулась назад, спиной к стене и закрыла глаза.

– Точно, надо подремать, – улыбнулся Симаков, тоже прислонившись к стене и вытянув под столом ноги. – Между прочим, осталось всего три часа, – добавил он.

– Будем надеяться, что на этом все закончится, – сказала проводница и уже шепотом добавила: – Заснула, кажется.

– Все, не шуми, а то разбудишь, – так же тихо ответил Симаков девушке.

Она кивнула и, осторожно собрав со стола пустые обертки, салфетки, вышла из купе. Симаков взглянул на сидящую с закрытыми глазами Курганскую и решил прилечь на своей полке. Как только он вытянул ноги, а голова коснулась подушки, сознание растворилось в царстве сна. В этой пропасти небытия не было сновидений, омут усталости не давал сознанию воспроизвести какие-то моменты. Тишину вагона разорвал громкий мужской крик:

– Сюда! Все сюда!

Симаков вскочил и выбежал из купе. Курганская открыла глаза и, проведя ладонью по лицу, встала. На выходе она столкнулась с проводницей.

– Галя, что там?

– Ой, там опять хотят пройти! – она показала в сторону тамбура.

Курганская прошла в конец вагона и встала в открытых дверях тамбура. Мужчины из пассажиров держали ручку двери, а Симаков кричал в небольшое дверное окошко:

– Я тебя прошу, Гена, прекрати! Вернись в вагон! Не делай этого!

– Что делать будем? – держа ручку, спросил Миша.

– Он собирается стекло разбить! Будем уходить в вагон! Эта дверь без окна! – Симаков посмотрел в окошко. – Пока он ушел, я закрою на ключ, но у него тоже есть. Давайте в вагон!

– Нет! Этого нельзя делать! – крикнула Курганская.

– Почему?! – одновременно спросили мужчины.

– Как только они попадут в тамбур нашего вагона, он будет считаться зараженным! – объяснила она.

– Так, а что делать?! – обернулся к ней Миша.

– Надо думать!

– Вы уж быстрее думайте! – посмотрел на нее Николай Сергеевич.

– Так, что делать, Елена Вячеславовна? – Симаков глядел то на нее, то в окошко.

– У нас только один выход: надо, чтоб кто-то вышел туда и задержал их там, – предложила она.

– Туда?! – Миша показал на окошко.

– Да, в пространство между вагонами, – ответила она.

– Мой Миша не пойдет! – закричала девушка позади Курганской.

– Мой тоже не пойдет! – вмешалась женщина лет пятидесяти.

– Но кому-то все равно надо идти. Иначе нам всем грозит опасность, – повернулась к ним Курганская.

– А вон, мужчина в форме железнодорожника. Пусть он и идет, – ответила женщина.

– Да, действительно. Это его обязанность, – поддакнула ей девушка.

– Я? – Симаков посмотрел на женщин.

– Ну а кто? Вы у нас здесь один железнодорожник. Кому как не вам? – язвительно говорила женщина постарше.

– Валя, прекрати! – оборвал ее муж.

– А что, она права. Он же начальник поезда, – поддержала ее девушка.

– Света, иди в купе! – крикнул Миша.

– А что? Это его обязанность! – возразила она.

– Света, я что сказал? Иди в купе! – взглянул на нее Миша.

Симаков смотрел на Курганскую, как бы ища защиты, но она не знала, что возразить. Мужчины молчали, изредка поглядывая в окошко.

– Вы считаете, что другого выхода нет? – негромко спросил Симаков, подойдя к Курганской ближе.

Она пожала плечами и молча опустила голову.

– Понятно, – обреченно сказал Симаков и посмотрел на часы. – Жаль, как жаль… Каких-то час пятьдесят не дотянул.

– Мужики, у меня травмат есть! – крикнул Миша.

– И что толку? Чем он тебе сейчас поможет? Ты что, через дверь стрелять будешь? – смотрел на него Николай Сергеевич.

– А, да, точно. Что-то не подумал, – согласился Миша.

– Елена Вячеславовна, вы о моих не забудьте, – спокойно попросил Симаков.

– Конечно, Евгений Павлович, – кивнула она.

– Вон он! – крикнул Миша, крепче схватившись за ручку двери и указывая в окошко.

Сквозь межвагонную площадку в тамбуре следующего вагона был виден проводник Гена с молотком в руках. Симаков достал сотовый телефон.

– Я позвоню ему. Попробую его уговорить, – объяснил он.

– Включите громкую связь. Может, мы все с ним поговорим, – согласилась Курганская.

– Что звоните? Испугались?! – донесся голос Гены из динамика телефона.

– Гена, успокойся! Для чего тебе все это?! – громко спросил Симаков.

– Для чего?! А почему я должен умереть, а вы будете жить?! Ведь это вы меня послали в те вагоны, не так ли, Евгений Палыч?! Это вы виноваты в том, что я заболел! – кричал в телефоне проводник.

– Гена, подожди. Мы ни в чем не виноваты, так получилось. Неужели ты думаешь, что Евгений Палыч специально тебя отправил? – вмешалась в разговор Курганская.

– Вы не захотели меня впускать обратно, когда я еще не был заражен! Даже лекарств никаких не дали! А сейчас там, в вагоне, уже двадцать трупов! У меня температура и кашель! Я не хочу умирать! Слышите вы?! Почему я должен умирать?! – криком отвечал он.

– Гена, успокойся! Я тебя прошу, подожди еще два часа. Через два часа нас всех будут эвакуировать, – Симаков говорил и смотрел на Курганскую.

Она кивала, показывая, чтобы он говорил все что угодно.

– У него кровь носом идет! – крикнул Миша, наблюдавший за Геной.

Симаков и Курганская подошли ближе к двери. В тамбуре следующего вагона парень платком зажимал нос, стараясь остановить кровотечение. В этот момент к нему вышла молодая женщина с бутылкой воды. Она смочила ему платок и дала попить. Он ей что-то сказал, облил свою голову водой и посмотрел на одиннадцатый вагон. Через открытую дверь своего тамбура он видел в окошке лица Симакова, Курганской и еще какого-то мужчины. Гена откинул в сторону сотовый телефон и, подняв молоток, демонстративно пошел на них.

– Вот черт! – крикнул Симаков и сунул свой телефон в карман.

– Женщины, женщины, уходим! – Курганская руками показала, чтоб пассажирки прошли из тамбура в вагон.

– Миша! – позвала девушка.

– Иди в купе! – ответил он.

– Идет! – крикнул Симаков и взглянул на Курганскую.

– В сторону! – оттолкнул железнодорожника мужчина постарше и, быстро открыв дверь, вышел в межвагонное пространство.

– Коля!!! – закричала его жена и бросилась за ним, но Курганская задержала ее в своих объятьях. – Коля, вернись! Коля! – она заплакала, уткнувшись в Курганскую.

Симаков растерянно смотрел на женщин. Миша прильнул к окошку и стал комментировать происходящее:

– Дерутся! О, Сергеич его обратно затолкал в их тамбур! О, баба на Сергеича сзади набросилась! Борются там! Во там замес идет!

Симаков рукой отодвинул Мишу и тоже через стекло стал наблюдать борьбу.

– Зачем он это сделал? – плакала женщина.

– Он спас всех нас. Ваш муж герой, – обнимала ее и успокаивала Курганская.

– Зачем он это сделал? Ну зачем? – повторяла женщина.

– Видимо, не мог поступить по-другому, – успокаивала Курганская.

– Миша, ну что там?! – спросила Света.

– Не мешай! Дерутся, что! – отмахнулся муж, продолжая наблюдать происходящее в дверное окошко.

Открытая дверь в тамбур следующего вагона давала возможность рассмотреть борьбу, которую вели молодой проводник и мужчина в возрасте. Какая-то женщина периодически нападала на Николая Сергеевича, давая возможность Гене вырваться из крепких объятий. Моментами драка останавливалась, что позволяло противникам немного отдышаться. Вот и сейчас Николай Сергеевич отвлекся на набросившуюся сзади женщину и выпустил парня. Гена поднял с пола молоток, рукавом вытер кровь на губах и, тяжело дыша, сказал:

– Уйдите! Я все равно доберусь до них. Сволочи! Им тоже не жить!

– Молокосос ты. Я же разозлюсь в конец и убью тебя. Лучше успокойся, – стараясь отдышаться, ответил Николай Сергеевич.

– Вам-то какая разница? Вы теперь тоже умрете! – закашлявшись и сплевывая кровь, сказал Гена.

– Парень, успокойся. Я умру – это ерунда, зато жена моя жить будет. Понимаешь?

– Да вам-то от этого что?! Она жить будет, а вас черви есть будут или вообще сожгут к чертовой матери! Пропустите или я не шучу! – Гена удобней взял молоток.

Женщина, держась за стенку тамбура, тяжело поднялась с пола и прошипела:

– Да убей ты его уже!

– Ты-то куда лезешь? Шла бы в купе и сидела там, – слегка повернув голову, сказал Николай Сергеевич.

– А что мне там делать, в купе?! Рядом с мертвым мужем сидеть и ребенком?! – закричала женщина и бросилась на него, ударив его ногтями по лицу в попытке расцарапать.

Николай Сергеевич извернулся и схватил ее за руку. В этот момент Гена замахнулся, но молоток задел потолок тамбура и удар получился несильным. Николай Сергеевич почувствовал удар по голове вскользь и, чтоб отцепить женщину, с силой стукнул ее. Она отшатнулась и упала, ударившись головой о ручку двери. Мужчина провел ладонью по голове с левой стороны и ощутил сильное рассечение, из которого сочится кровь.

– Ах ты, щенок! – посмотрел он на проводника.

– А я предупреждал! На! – Гена замахнулся еще раз.

Николай Сергеевич опередил на мгновение: бросившись под руку, успел его обнять, и они повалились на пол. Гена оказался снизу и безуспешно пытался вырваться. Но Николай Сергеевич был намного массивней его и даже слегка приподнять противника проводник не мог. Он стал истерично кричать, плевать в лицо Николаю Сергеевичу и стонать.

– Сучонок! – зло отреагировал мужчина и сильно ударил его несколько раз по лицу.

Гена выронил молоток и, цепляясь руками, пытался освободиться. Николай Сергеевич навалился на противника всем телом и локтем уперся в его шею. Проводник сделал несколько тщетных попыток освободить горло, но силы покидали его. Мужчина сильней надавил на его шею и почувствовал, как Гена дернулся несколько раз и затих. Он еще минуту нажимал локтем на горло парня, а потом, отпустив, отвалился на пол. Немного отдышавшись, Николай Сергеевич поднялся, зажимая левой ладонью рану на голове. Он встал в открытых дверях тамбура перед межвагонной площадкой и, слегка улыбнувшись, поднял руку.

– Там, кажется, всё! – крикнул Миша, глядя в окошко.

Женщины бросились к нему и, оттолкнув их с Симаковым, стали смотреть через стекло.

– Коля! Коленька! – плача, протирая ладонью стекло, говорила женщина. – У него кровь. Ему нужна помощь.

Курганская приобняла женщину и, глядя в маленькое окно, негромко сказала:

– Он герой у вас. Он большой молодец.

Николай Сергеевич с улыбкой глядел на жену за стеклом, затем кивнул и сделал прощальный жест рукой.

– Коля, – вытирая слезы и гладя рукой стекло, всхлипнула жена.

Николай Сергеевич что-то показал рукой Мише. Симаков, глядя в окно, проговорил:

– Спасибо.

Николай Сергеевич жестом показал, чтоб они держались, и, отойдя в тамбур, закрыл дверь на межвагонную площадку.

– Светлана! – позвала Курганская девушку и прожестикулировала, чтоб та сопроводила в купе жену Николая Сергеевича.

– Елена Вячеславовна, вы же видели, что я был готов сделать это? Просто он меня опередил, – оправдывался стоящий рядом Симаков.

– Да не переживайте вы, Евгений Павлович. Николай Сергеевич поступил как настоящий мужчина, взяв на себя наше спасение. И за это ему огромное спасибо, – ответила она.

Зазвонил телефон, и Курганская, приняв вызов неизвестного абонента, включила громкую связь:

– Слушаю!

– Курганская Елена Вячеславовна? – спросил мужской голос.

– Да.

– Очень хорошо. Елена Вячеславовна, с вами говорит Дроздов Олег Владимирович, подполковник ФСБ, Центр психологической работы Центрального аппарата.

– Слушаю вас, подполковник, – ответила она и с удивлением посмотрела на стоявших рядом Симакова и Мишу.

– Елена Вячеславовна, я только что прибыл из Москвы. Скажите, вы в одиннадцатом вагоне?

– Да.

– Какая обстановка в вашем вагоне и что известно о ситуации в остальных?

– У нас зараженных нет. Мы смогли изолироваться и не пропустить вирус дальше. С первого по одиннадцатый вагон все нормально. С двенадцатого по семнадцатый подтверждено наличие вируса и очень много умерших. Со мной рядом находится начальник поезда Симаков Евгений Павлович. Он контролирует ситуацию через проводников.

– Это точно, что с первого до десятого все нормально?

– Абсолютно, – уверенно сказала она и добавила: – Не до десятого, а до одиннадцатого включительно.

– Хорошо. Значит, смотрите, Елена Вячеславовна. Сейчас к первым трем вагонам выдвигаются группы наших медиков. Они возьмут тесты и анализы крови у пассажиров, после чего другие группы пойдут в следующие вагоны. Ваш одиннадцатый останется как промежуточный и подвергнется тестированию в последнюю очередь.

– Хорошо. А сколько это займет времени? – спросила она.

– Как минимум часа четыре.

– Хорошо, подполковник, мы подождем. Тем более что выбора у нас нет, – ответила она.

Холодное осеннее утро начинало новый день мелким дождем. В железнодорожном тупике узловой станции военные медики в специальных костюмах выводили людей из вагонов и сопровождали в полностью закрытые автобусы. Дождавшись разрешения на выход, Курганская медленно спустилась из вагона и осторожно ступила на землю. Подняв лицо, она подставила его каплям дождя.

– Боже, неужели все кончилось? – вытирая мокрое лицо, негромко спросила она, глядя в небо.

– Елена Вячеславовна, вы с нами? – поинтересовался Симаков, направляясь к автобусу в окружении двух врачей в костюмах химзащиты.

– Езжайте, Евгений Павлович! Я потом вас найду! Спасибо за все!

– Хорошо! И вам спасибо! – ответил Симаков и вошел в автобус.

– Курганская Елена Вячеславовна? – подошел к ней статный мужчина в длинном кожаном плаще черного цвета под зонтом.

– Да. Я последняя. В вагоне больше никого нет. А вы, наверное, подполковник Дроздов?

– Так точно. Олег Владимирович. Должен сказать вам, вы большая молодец. Если б не ваши действия, то жертв было бы намного больше, – подошел он ближе и закрыл ее от дождя зонтом.

– Не только мои, но и всех пассажиров нашего вагона и начальника поезда. Если вы не опасаетесь подходить так близко, значит, все наши тесты и анализы отрицательные? – улыбнулась она.

– По три раза проверены, – он тоже ответил с улыбкой. – Идемте. Вы оказались правы: ни у кого среди пассажиров с первого по одиннадцатый вагон вирус не выявлен. Слава богу, мы сейчас уже можем точно тестировать на наличие вируса.

– А что будет с теми вагонами? – взяв его за руку, спросила она и кивнула на хвост поезда.

– Согласно указаниям, они будут уничтожены огнем. Я вам соболезную по поводу мужа.

– Спасибо. Жалко, столько людей погибло от этого вируса. Скажите, конечно, если это не секрет, когда мы его победим?

– Надеюсь, скоро. Очень скоро. В Москве уже начали изготовление лекарства из крови переболевших. Их, конечно, всего двое, но это уже кое-что. Так что главное на данный момент это изоляция. Вы поедете в Хабаровск, к детям? У вас их двое, кажется?