Текст книги "Как развалили СССР. Крушение Сверхдержавы"

Глава 3
Нравы новых «вождей»

Беловежские соглашения заставили взглянуть по-новому на Ельцина как личность

Сомнения в сильном лидерстве Ельцина у меня появились уже с первых минут реакции Ельцина на попытки государственного переворота ГКЧП, а затем его недостойное поведение, связанное с выбором Гайдара в качестве «главного реформатора» еще накануне V съезда и самое главное – с его откровенного сокрытия от меня того заговора, которое он вместе с Бурбулисом, Гайдаром и Шахраем устроил в Беловежской Пуще (Кравчук и Шушкевич – простые марионетки, бездушные авантюристы). Все эти события заставили меня по-новому, более критически, присматриваться к Ельцину. О его недалеком уме, слабой теоретической подготовке, склонности к панике и сверхподозрительности – это я хорошо знал. Но этого было недостаточно.

Относясь совершенно искренне и преданно, непрерывно защищая от атак со стороны могущественных противников, начиная от самого Михаила Горбачева, происков КГБ и СМИ в 1990–1991 годах, – в то время как его «единомышленники» из межрегиональной депутатской группы в Союзном парламенте или деятели «ДемРоссии», как и Бурбулис и Полторанин, пугливо отмалчивались, – я, наверное, мог рассчитывать на ответное искреннее ко мне отношение со стороны Ельцина. И когда этого не происходило, я задавался множеством вопросов. К примеру, не понимал, зачем ему нужны были мелкие хитрости вокруг выбора нового правительства перед началом V съезда? И самое главное – как он мог не посвятить меня в свои планы по «роспуску СССР»? Я бы отговорил его от этой безумной затеи, или, в крайнем случае, можно было бы подготовить другой – более разумный план, – кстати, он уже имелся. И даже был опубликован в январе 1991 года в газете «Мегаполис-экспресс» – я его передавал и Горбачеву, и Ельцину. И, конечно, надо было все это согласовать с Горбачевым. А произошел фактически государственный переворот со стороны заговорщиков. Переворот тайный, коварный, как следствие предварительного заговора трех лидеров союзных республик с целью уничтожить союзное государство. Я считал, что Ельцин не имел морального права действовать таким образом, по крайней мере, не ставя меня в известность о своих планах. При этом для меня было очевидным и то, что он и его приспешники воспользовались тем, что я был очень далеко от места событий – в Сеуле, куда отправился с официальной группой парламентской делегации, согласно плану зарубежных визитов. Вспомнилось, что Ельцин охотно поддержал меня, когда я сообщил, что южнокорейский парламент обратился ко мне с просьбой прибыть в Сеул, как договаривались ранее, если обстоятельства в Москве это позволяют. Позже я и вспомнил реакцию Ельцина – он почему-то обрадованно поддержал это мое намерение. И прибавил: «Вам, Руслан Имранович, немало досталось в последние месяцы, поезжайте, за неделю здесь ничего не произойдет». Это, как позже я понял, были лицемерные слова. Такое предательство в отношении страны, Горбачева и, конечно, меня, совершенное Ельциным, меня потрясло не меньше, хотя, разумеется, не в той мере, как само событие, состоявшееся в результате Беловежских соглашений – исчезновение СССР. Стало окончательно ясно, что этот недалекий беспринципный деятель, в то же время беспредельно хитрый, злобный и коварный человек (эти качества часто компенсируют недостаток интеллекта), не имеет абсолютно никакой морально-нравственной базы, направляющей его волю. И с ним надо быть далее предельно осторожным, и лучше – не зависимым от него. А его «людей» – отсылать подальше и никаких «дел» с ними не иметь и не «согласовывать», помимо тех, которые вытекают чисто из официального служебного характера.

При этом сложилась ситуация, когда ни я, ни Верховный Совет России уже не могли исправить ситуацию – отменить уже принятые решения «тройки» заговорщиков и потребовать их ареста мог только Президент СССР Михаил Горбачев, а он отказался это сделать. Верховный Совет России был вынужден ратифицировать Беловежские соглашения.

Эта новая ситуация в наших взаимоотношениях заставила меня более внимательно прочитать то, что говорил Ельцин в своих публичных выступлениях за период, когда он был избран в мае 1990 года председателем Верховного Совета РСФСР. Привожу некоторые из них ниже.

Кстати, интересно, что популярным в массах Ельцин стал именно потому, что он больше, чем Горбачев, говорил о необходимости строить чистый ленинский социализм, без привилегий для партбюрократии, «а также он требовал больше власти для Советов».

Выступление на XXVIII съезде КПСС

Ельцин Б.Н. Товарищи, партия подошла к своему съезду с грузом тяжелых проблем. Последние годы показали, что нейтрализовать действие консервативных сил в партии не удалось. Наоборот, слишком много говорили о том, что все в одной лодке, по одну сторону баррикад, в одной шеренге, с единым мышлением. Такая позиция дискредитировала тех коммунистов, которые являются искренними и последовательными сторонниками перемен. Чтобы понять, что может и должен решить наш съезд, надо прежде всего ясно видеть, что он из себя представляет, в Политбюро не решились пойти на единственно правильный в условиях перестройки порядок выборов делегатов: демократическим путем от всех платформ и групп, не зависящих от прежних структур партии. Чтобы любые объединившиеся шесть тысяч коммунистов избирали прямо своего делегата, тогда бы не получили такого состава съезда. Поэтому при обсуждении на съезде главным явился не вопрос о перестройке в стране и путях ее развития. Этот вопрос решается народом за стенами этого здания, решается в Советах народных депутатов. На этом съезде стоит вопрос прежде всего о судьбе самой КПСС. Если говорить точнее, здесь решается вопрос только о судьбе аппарата верхних эшелонов партии. Вопрос стоит исключительно остро. Найдет ли в себе силы аппарат КПСС решиться на перемены? Использует ли он тот последний шанс, который дает ему этот съезд? Или да, или нет. Или партаппарат под давлением политической реальности решится на коренную перестройку партии, или будет цепляться за обреченные формы и останется в оппозиции к народу, в оппозиции к перестройке.

Тогда представители аппарата неминуемо будут вытеснены из всех органов законной власти. Такая партия не удержится ни в роли авангардной, ни даже в роли партии, имеющей представительство в Советах. Утомительны[20]20
  Так в источнике. Следует – «утопичны». (Ред.)


[Закрыть] иллюзии тех, кто думает, что после выхода из партии всех инакомыслящих, кто не хочет быть приводными ремнями и винтиками партаппарата, у нее останется все имущество КПСС и связанная с ним власть. Этого не будет, в этом случае, к которому, кстати, подталкивают консерваторы, будет начата всенародная борьба за полную национализацию имущества КПСС как партии, обанкротившейся и обязанной хотя бы своим имуществом возместить долги перед народом. В наследство аппарату партии останется только вывеска с названием «КПСС». Можно предположить, что начнется борьба за привлечение к суду руководителей партии всех уровней за ущерб, который они лично нанесли стране и народу. Могу назвать хотя бы одно из этих дел – об ущербе в результате антиалкогольной кампании. Народ спросит и за все остальное: за провалы во внешней торговле, сельском хозяйстве, за национальную политику, политику в отношении армии и так далее. Страна должна знать, какое наследство оставила ей КПСС.

Такова возможная перспектива аппаратной партии. Тот, кто думает о каких-то иных вариантах, пусть посмотрит на судьбу компартий в странах Восточной Европы. Оторвались от народа, не поняли свою роль – и оказались на обочине. Все ли так мрачно? Есть ли еще другой выход? Есть. Правда, для этого мало шансов победить именно на данном съезде. Это ясно видно. Но все мы, отдавшие партии десятки лет жизни, сочли своим долгом прийти сюда, чтобы попытаться сказать, что выход для КПСС все же есть. Трудный, тяжелый, но выход.

В демократическом государстве переход к многопартийности неизбежен. В нашей стране постепенно формируются различные политические партии. При этом неизбежно коренное обновление КПСС. Какой наиболее безболезненный для народа, цивилизованный процесс модернизации партии?

Первое. Необходимо организационно зафиксировать имеющиеся в КПСС платформы и дать каждому коммунисту время для политического самоопределения. Уверен, большинство рядовых коммунистов связывает будущее партии с демократическим крылом.

Второе. Изменить название партии. Это должна быть партия демократического социализма.

Третье. На съезде рано обсуждать платформы и Устав. Надо принять только общую декларацию о преобразовании КПСС. Далее надо избрать новое руководство, способное подготовить новый съезд где-то через полгода-год.

Четвертое. Партия должна освободить себя от любых государственных функций. Первичные парторганизации должны быть упразднены в армии, в системе госбезопасности и в государственных учреждениях. На производстве судьбу первичных парторганизаций должны определить сами трудовые коллективы и сами члены партии. В новой партии или союзе ее члены должны платить минимум взносов. Так возникнет партия парламентского типа. Только такая партия при мощном обновлении общества сможет быть ведущей партией и побеждать на выборах в лице той или иной из своих фракций.

Любые фракции социалистической ориентации других партий могут входить в состав союза демократических сил страны. Народ признает этот союз и пойдет за ним, тем более, если он предлагает свою экономическую программу выхода из кризиса не за счет обмана народа и дополнительной нагрузки на его плечи. Союз выступит как федерация национальных союзов. Он будет иметь форму, отвечающую смыслу и духу нового Союзного договора между суверенными государствами страны. С развитием в стране демократических движений и дальнейшей радикализацией перестройки этот союз сможет стать на деле и авангардом общества. Это обеспечит широкую социальную базу обновления общества, поставит заслон атакам консерваторов и гарантирует необратимость перестройки. Такова вторая альтернатива. Итак, или вариант аппаратной КПСС, тогда раскол и уход рано или поздно ее из числа реальных политических сил страны, или обновленная партия, с переходом в союз демократических сил и перспективой сохранить роль активного лидера перестройки.

В заключение хотел бы сказать следующее. События развиваются необычайно быстро. Попытка задержать, о чем мечтают некоторые, неминуемо приведет к полному историческому поражению. Только опережение, только устремленность вперед вместе со всеми силами прогресса нашего общества могут дать надежду на то, что партия не потеряет себя, а возродится в новый авангардный союз демократических сил.

Все четыре положения, выдвинутые Ельциным как якобы «очистительные» для КПСС меры и одновременно способные придать реформам «новый динамизм», – на деле были слабыми, малоинициативными. К тому же они не принадлежали Ельцину, поскольку уже давно живо обсуждались в дискуссиях на страницах союзной печати и в разных коллективах. Тогда, напомню, существовала такая прекрасная практика, как обсуждение важных вопросов страны на собраниях коллективов. Но здесь интересен, на мой взгляд, другой момент, который затронул Ельцин. Это его мысль о том, что будущий Союзный договор – это договор между суверенными республиками. Мне кажется, эта вброшенная вскользь Ельциным мысль должна была насторожить Горбачева и его соратников. Именно здесь и таилась грозная опасность для единства СССР, но Горбачев странным образом не заметил этого. Не «заметили» этого и горбачевские аналитики, хотя их и тогда было не меньше, чем сегодня на службе высокой власти.

Ничего оригинального не говорил Ельцин, выдвигая также свою «альтернативу», при этом он не ставил под сомнение и горбачевскую перестройку, и лидирующую роль партии, настаивая всего лишь на ее «модернизации», ударении на «чистоте социализма». Экономики он вообще не касался. И не случайно – в ней он не разбирался абсолютно. В целом это выступление Ельцина было слабым и неубедительным, особенно для опытных руководителей, которые более профессионально оценивали общее состояние страны. Они были не менее, чем Ельцин, обеспокоены дезорганизацией народного хозяйства, однако не усматривали ничего хорошего в непрерывной критике КПСС, к тому же партия Горбачевым быстро устранялась из сферы принятия решений. А здесь Ельцин вообще предлагает ее ликвидацию, выдвинув свои «положения», якобы призванные «очистить» партию и преобразовать в партию «демократического социализма». В общем, с содержательной стороны речь Ельцина была слабой и неубедительной, совершенно нетворческой. Никаких размышлений о судьбах страны, ее международных позициях, ее культуре и т. д. – ничего этого не было и в помине, что обычно присутствует в выступлениях масштабных деятелей. Ничего не сказал Ельцин о тех сложнейших проблемах РСФСР, с которыми он столкнулся, заняв место официального лидера РСФСР, а ведь этого от него ждали делегаты, на этом, как оказалось, последнем, XXVIII съезде КПСС. Но зато это выступление произвело буквально фурор в мировой прессе. Ельцин стал отныне официально рассматриваться как главный внутренний враг Горбачева. Интересно, что Михаил Горбачев отреагировал на это выступление Ельцина вполне миролюбиво, он был человеком мягким, во всяком случае, незлобным и немстительным.

М.С. Горбачев о Б.Н. Ельцине

Нельзя уходить от того, что сегодня запущено в общественную атмосферу, причем с определенным умыслом. Это опирается на объективную, так сказать, реальность. Здесь были выступления, в том числе, например, Бориса Николаевича Ельцина, который сказал, что, в общем, на съезде – в основном функционеры, партийные работники. А действительно, около половины – партийные работники. Добавьте к этому еще 20 руководителей и так далее. И вот это будет гулять и бросать тень… Будет бросать тень на все, что мы здесь обсудили, на принимаемые правильные решения – и Программное заявление, и Устав на нашу реакцию на многие наболевшие вопросы. Я прошу вас это понять, не поддавайтесь, так сказать, подзуживаниям снизу. Уверяю вас, что это так…

…Относительно выступления Бориса Николаевича Ельцина. Там, где товарищ Ельцин говорит о том, что партия должна реформироваться, обновляться – здесь, я думаю, мы все едины. То, как он думает, как представляет этот процесс, – я не совсем уверен, что подразумевает под всем этим товарищ Ельцин. Поэтому ему еще надо, если он с нами, пояснить, что он имеет в виду. Что касается моих взглядов на обновление партии, я их изложил.

Мне кажется, что то, что содержится во второй части выступления Бориса Николаевича, – это все очень серьезно, и мы должны это отвергнуть как неприемлемое для нас, коммунистов. Да, мы за обновление, мы должны признать новую роль и положение партии, но будем действовать, содействуя нашему социалистическому выбору, и никаких других целей для нас нет. Более того, мы будем исходить из того, что коммунисты могут создавать свои партийные организации и действовать там, где они считают нужным и возможным. Другой подход – это нарушение конституционных прав, прав человека. Вот моя позиция по главному вопросу. (Аплодисменты.)»[21]21
  Фрагмент дискуссии при выдвижении кандидатов на пост Генерального секретаря ЦК КПСС//XXVIII съезд Коммунистической партии Советского Союза. 2–13 июля 1990 г.: Стеногр. отчет. Т. 2. С. 244.


[Закрыть].

Вскоре Ельцин заявил о выходе из КПСС. Вот как это происходило:[22]22
  Выступление в ходе выборов Центральных органов партии// XXVIII съезд Коммунистической партии Советского Союза. 2–13 июля 1990 г.: Стеногр. отчет. Т. 2. С. 500–501.


[Закрыть]

«Долго раздумывая, я пришел к выводу, и об этом решении хотел заявить после XXVIII съезда партии. Но, учитывая сегодня выдвижение моей кандидатуры в состав Центрального Комитета партии, я должен сделать следующее заявление.

В связи с избранием меня Председателем Верховного Совета РСФСР и огромной ответственностью перед народом и Россией, с учетом перехода общества на многопартийность, я не смогу выполнять только решения КПСС. Как глава высшей законодательной власти республики, я должен подчиняться воле народа и его полномочных представителей. Поэтому я в соответствии со своими обязательствами, данными в предвыборный период, заявляю о своем выходе из КПСС, чтобы иметь большую возможность эффективно влиять на деятельность Советов. Готов сотрудничать со всеми партиями и общественно-политическими организациями республики»[23]23
  См.: Горбачев – Ельцин: 1500 дней политического противостояния. Под общей ред. М.К. Горшкова и В.В. Журавлева. Сост. Л.М. Доброхотов. М., 1992. С. 221.


[Закрыть].

Уже в ходе работы XXVIII съезда КПСС Ельцин как-то вечером, придя в Верховный Совет, пригласил меня к себе, в свой кабинет на втором этаже Белого дома. Он сказал мне, что выдвинут в состав нового Центрального Комитета, а это может осложнить его работу как председателя Верховного Совета России. Поэтому после размышлений пришел к выводу о том, что ему следует вообще выйти из этой партии, тем более, она не способна реорганизоваться.

«Что вы думаете об этом?» – спросил меня.

Я выразил свое мнение, сказав, что «реорганизация» в КПСС идет, и очень серьезная, – в направлении стремительного снижения авторитета КПСС. Горбачев, вроде бы сохраняя партию, в то же время ведет дело к тому, что партийные кадры и партийные органы, по сути, отстранены от созидательной деятельности.

Сказал: «Я разделяю, Борис Николаевич, ваш взгляд на то, что в стране должны существовать разные политические партии, лично я охотно вступил бы в Российскую социалистическую или социал-демократическую партии, если бы они стали действовать примерно так, как в Швеции, Германии или Франции. Но мне кажется, это может произойти через несколько лет, после того как стабилизируется экономика СССР, будут решены конфликты Центра с республиками и начнется существенное повышение уровня жизни населения. Почему бы вам не поговорить наедине с Горбачевым по этим вопросам и не сосредоточить все силы на экономической реформе? Посмотрите, как бурно развивается экономика Китая, главной созидательной силой руководство Китая сделало партийные кадры – они наиболее профессионально подготовлены к этому, так же как и у нас».

Ельцин внимательно слушал и отреагировал на мои слова: «Наверное, вы правы, но теперь перейти на эту модель уже поздно. Поэтому, я думаю, ситуация развернется следующим образом. Когда я подам заявление на выход из КПСС, моему примеру последуют, как мне сообщили, примерно 30–40 % всех партийцев, еще больше – в союзных республиках. Эти кадры и станут костяком новой большой партии, на которую можно будет опираться, проводя решительные реформы, КПСС для этого не годится».

Я был просто ошарашен этой ложной предпосылкой Ельцина, сказал:

«Кто вам, Борис Николаевич, мог сообщить о таком возможном варианте развития событий в КПСС? Не будет выхода даже у 10–15 % партийцев, в лучшем случае около10 %, не более. Если вы планируете свои действия на основе такого предположения, это глубокое заблуждение!»

Теперь был ошарашен Ельцин. Он спросил:

«Почему вы думаете таким образом? Мне опытные специалисты-социологи нарисовали другой сценарий!»

«Дело в том, – ответил я, – что за 70 лет общество выработало стойкие традиции и привычки, связанные с существованием одной партии, и вся активная часть населения – в партии. Мало кто является фанатическим сторонником уставных положений КПСС, люди вполне приспособились к ее существованию. Но у нашего поколения нет никакого недовольства самой партией, недовольство вызывают лишь партийные комитеты, начиная с района и города. Допустим, если бы сегодня Горбачев распустил КПСС и объявил о создании нескольких других партий, вы думаете, сразу все 18 млн. человек вступили бы в эти партии? Мне кажется, этого не произошло бы: привычки, традиции – это огромная сила, она не приходит в один день и не исчезает в один день. К тому же партия, выполняя контрольные функции над государственными и хозяйственными структурами, обеспечивает более или менее нормальное функционирование государства. Она срослась с государством. Поэтому сегодня рассчитывать на то, что ваш пример станет примером для массового выхода из партии – не стоит. Да и альтернатив пока нет».

«Как нет? Я же предложил в своем выступлении на съезде КПСС? Вы что, не читали?» – сказал Ельцин, не скрывая недовольства.

«Читал, Борис Николаевич, читал внимательно, но никакой альтернативы ни КПСС, ни курсу реформ Горбачева вы не предложили, – пожалуйста, не обижайтесь на меня. Ваши идеи слабы, имеют частный характер, не вплетенный в ткань целостного, программного видения ситуации. Если хотите, я могу помочь разработать такой документ, я сам много и давно размышляю на эту тему», – сказал я тогда Ельцину.

Он был явно недоволен, видимо, не ожидал услышать от меня таких слов. Но я искренне сказал ему то, что я думал. Ельцин мне не сообщил имена тех «известных людей», которые, по всей видимости, оказывали на него сильное влияние. И вдохновили его на такое решение, хотя их имена не были секретом для меня.

Конечно, Горбачев должен был как-то отреагировать на этот сделанный поступок Ельцина, тем более когда он был совершен в период работы съезда коммунистов. Он не замедлил высказаться:

«Ну вот, у нас есть заявление Бориса Николаевича Ельцина. И, поскольку это заявление сделано, съезд стоит перед тем, чтобы принять решение. Он заявил о выходе, и, я думаю, съезд должен просто поручить Мандатной комиссии внести предложение о погашении его мандата. Товарищи, он заявил о выходе, и я думаю, что ни в какую первичную организацию он не пойдет. Но что касается съезда, то мы должны поручить Мандатной комиссии внести проект постановления о прекращении, погашении его мандата как делегата XXVIII съезда.

Что касается всего остального, то это решил сам товарищ Ельцин. Я думаю, вы услышали аргументы. Мы должны их принять к сведению и на основе этого действовать. Ясно, что в связи с этим отпадает и сам вопрос о включении его кандидатуры в список (членов КПСС)».

Далее Горбачев немедленно поставил вопрос «о погашении мандата делегата XXVIII съезда КПСС Б.Н. Ельцина на голосование», и Ельцин перестал быть делегатом съезда, за это проголосовал 3671, против – 15, воздержалось – 103. Хитрецом оставался Ельцин всегда: он мог просто заявить о своем выходе из партии, – этим самым автоматически погашался бы и его мандат делегата съезда КПСС. Нет, ему надо было закатить громкий спектакль с каким-то «погашением» мандата.

Горбачев тоже не был силен в умении быстро решать такого рода вопросы. Ему следовало просто поставить вопрос об исключении из КПСС «товарища Ельцина» – и все, спектакль был бы завершен, но не по сценарию Ельцина. Эти опытные партбюрократы почему-то так и не научились управлять большими аудиториями, хотя этим они занимались десятилетиями.

Выступление Ельцина на заседании Верховного Совета Латвии 3 августа 1990 года

В начале августа Ельцин вылетел в Ригу, я провожал его (я всегда провожал и встречал Ельцина во всех его выездах и возвращениях, вплоть до конца 1992 года). Но, прочитав его выступление на Верховном Совете Латвии (опубликованное центральными газетами), я пришел в изумление! Столько было в нем легкомыслия, примитивизма, и самое существенное – откровенный курс на разрушение СССР.

Вот что говорил Ельцин:

«Мы считаем, что надо идти к развитию горизонтальных связей. Надо разрушить этот вертикальный жесткий стержень. Разрушить – и идти на прямые связи добровольных, суверенных, независимых государств. На договоры, которые не диктовались бы из Центра: по каким процентным ставкам налог, по каким процентам отчисления в союзный бюджет и так далее и так далее. Латвия и Россия заключат договор без каких-либо предварительных политических или экономических условий. Это значит, так мы договорились, что будет первая часть политически-правовая нашего договора, который подпишут два председателя Верховных Советов, причем подпишут в Москве (так предварительно мы договорились с Анатолием Валерьяновичем[24]24
  А.В. Горбунов – председатель Верховного Совета Латвийской Республики.


[Закрыть]), а вторая часть, уже наполненная, – договор об экономическом, научно-техническом, торговом сотрудничестве, о межнациональных отношениях, гражданстве, культуре, каких-то социальных вопросах и так далее – на уровне председателей Советов Министров. Этот договор должен быть подписан в Риге.

Вот эти две составные части должны представлять из себя систему наших взаимоотношений в будущем, невзирая на то, что будет на союзном уровне – каков будет Союзный договор и будет ли он вообще? И будет ли участвовать Латвия в Союзном договоре или не будет – мы тоже в этом отношении никаких условий не ставим. Россия, возможно, будет участвовать в Союзном договоре. Но, мне кажется, на таких условиях, на которые Центр или не пойдет, или, по крайней мере, очень долго не пойдет. Поскольку проект, который подготовил Центр, мы считаем, он не может удовлетворить Россию, а, наверное, и другие суверенные государства. И потому мы подготовили свой вариант, где имеем в виду, что будет договор о создании содружества суверенных государств, имеющих основы конфедерации, независимость и, допустим, каких-то два-три объединяющих элемента. Может быть, эти все государства, которые войдут в это содружество на добровольных началах, могут Союзу отдать оборону, госбезопасности (и то название надо сменить, безусловно), ну и, наверное, еще что-то, связанное с нашими кредитно-денежными отношениями. Вот, пожалуй, все то, что можно было бы отдать Центру.

Притом, конечно, если оборона делегируется юридически Центру, то, безусловно, должен быть статус этих воинских частей, подразделений, Министерства обороны в этом каком-то государстве. Определенный статус, определенная численность должны быть заранее оговорены. И только при этом условии можно эту часть отдать, скажем, и по Комитету госбезопасности. Наше мнение, России, что его надо скорее преобразовать во что-то вроде органа защиты прав человека, а не фискального органа. Это, конечно, будет трудно, это другая будет организация. Но тем не менее мы считаем, что только таким образом можно разрушить этот монстр, который со страхом давит на всех на территории нашей страны, и давит уже восьмое десятилетие, причиняя немало бед.

Хочу вас еще раз поприветствовать и сказать, что нам бы хотелось одним из первых договоров заключить договор Россия – Латвия. До Союзного договора – раз, до принятия новой Конституции – два, то есть в течение полутора месяцев заключить этот договор. И тогда наш фронт, тот фронт как бы обороны трех Прибалтийских республик, был все-таки маловат, и напор Центра был велик. И стала рядом Россия. И Центр уже серьезно забеспокоился. Ему сейчас наступать будет труднее на эту укрепленную цепь обороны. Это уже видно в действиях центрального руководства страны»[25]25
  Горбачев – Ельцин: 1500 дней политического противостояния. С. 224.


[Закрыть].

Это выступление Ельцина в Риге вызвало сильное возмущение и Горбачева, и многих российских депутатов, да и в целом в тогдашнем советском обществе. Надо отметить, что в абсолютном своем большинстве народы СССР вовсе не стремились «освободиться от коммунистов», поскольку из 18 млн коммунистов, по крайней мере, 90 % из них – это были такие же труженики, как и все. Все работали и жили рядом друг с другом, все – и коммунисты, и не коммунисты, – в равной мере относились не очень хорошо к партийно-советской бюрократии.

И когда Ельцин возглавил движение под лозунгами «за чистоту социализма», «против привилегий номенклатуры» – именно это принесло ему общественное признание, и больше – ничего. Люди, его сторонники, считали, домысливая, что этот человек, сделавший большую партийную карьеру, решительно отмежевавшийся от этих привилегий, станет честно работать на народ. Им и в голову не приходила мысль, что Ельцин стал критиковать партийные порядки прежде всего в условиях, когда, во-первых, эта критика была совершенно безопасной для него лично – и прежде всего благодаря демократической реформе его злейшего врага (его же, кстати, и породившего) Михаила Горбачева, во-вторых, она была фактически лицемерной, как я выше писал, возмущены были и наши депутаты, называя рижское выступление Ельцина «провокационным», другие – высмеивали наивные идейки. Например, чего стоило предложение Ельцина создать «российский КГБ наподобие «структуры по правам человека». Тогда мы смеялись, но, когда Ельцин, став «хозяином Кремля, попытался превратить КГБ в подконтрольное только ему лично «сыскное ведомство», – стало не до смеха. Но в целом создавался образ пустого, малообразованного человека, с громадными амбициями, готового использовать любой повод и предлог для уничтожения Горбачева, а если для этого нужно уничтожить страну, государство – он не остановится и перед этим. Возможно, он был серьезно болен.

Предсказание Александра Зиновьева о роковой роли Ельцина в гибели страны

Это удивительно, но факт: великий русский писатель, философ, мыслитель, а с точки зрения провидческого дарования, намного превосходящий всеми прославляемого Александра Солженицына – Александр Зиновьев удивительно точно предсказал гибель великого государства, если к власти в нем придет Ельцин с его разрушительными качествами. В дополнение к «катастройке» Горбачева он станет чрезмерной «перегрузкой» – и все закончится крахом великой страны и диктатурой. Это отметил Зиновьев еще в 1989 году. Журналист «КП» Андрей Седов привел фрагмент «дуэли» между Ельциным, рвущимся к власти, и Зиновьевым в конце 80-х в Париже[26]26
  См.: Седов Андрей. Писатель-философ Александр Зиновьев – Борису Ельцину: «Запад вам аплодирует за то, что вы разваливаете страну!» «Комсомольская правда», 23 сентября 2013. С. 10–11.


[Закрыть].

«Ведущий: Борис Ельцин, вы были спортсменом, чемпионом по волейболу. Может, политика похожа на волейбол? Нужно прыгать выше и первым бить по мячу?

Ельцин: Только не по мячу, а по противнику. По сопернику. Это разница.

«Я диктовал Брежневу»

Ведущий: Господин Ельцин, вашей карьерой вы обязаны Брежневу? Может, он вас выделил?

Ельцин: Нет. В то время он был уже не способен выделять, ни отбирать, ни различать хорошее от плохого.

Ведущий: Даже так?

Ельцин: Даже так. Он был совершенно не способен руководить государством. В то время, когда меня избирали первым секретарем обкома, я к нему приходил с какой-то бумагой, чтобы для области решить вопрос, я ему диктовал резолюцию. И вот каждое слово, которое я диктовал, он записывал. Потом я ему говорю: сейчас распишитесь – он расписывался. Сейчас поставьте число – он ставил число. Сейчас вызовите секретаря – он вызывает.

Ведущий: Тогда что же получается? Советским Союзом руководит такой старик?

Ельцин: А у нас же постоянно вообще лидеры умирают. И у вас, если о мертвых не говорят ничего плохого, то у нас, наоборот, о них не говорят ничего хорошего, как вы заметили»[27]27
  Седов Андрей. Писатель-философ Александр Зиновьев – Борису Ельцину: «Запад вам аплодирует за то, что вы разваливаете страну!» С. 10–11.


[Закрыть].

Ельцин откровенно и нагло лжет – сцена, которую он «рисует», была принципиально невозможной, независимо от того, болел или не болел Генеральный секретарь. Никаких «бумаг», согласно существовавшим порядкам, Генеральный не подписывал в присутствии какого-то «посетителя» – кем бы он ни был. Все это было уже решено, а протокольная беседа могла быть не более 3–5 минут. Брежнев, естественно, говорил какие-то «напутственные слова» и желал успеха любому секретарю обкома, уже получившему назначение и «оформленному». И все. И «посетитель», ответственный работник, не чуя ног, чуть не пятясь (старые традиции со времен татаро-монголов), вылетал из кабинета, совершенно ошарашенный от счастья и «доверия партии и лично дорогого Леонида Ильича».