Текст книги "Как развалили СССР. Крушение Сверхдержавы"

У Цицерона есть замечательная мысль: многие молодые правители ввергали страны в неисчислимые беды, что приводило к гибели империй, в то время как многие правители старшего возраста спасали империи от этой участи. Все дело, подчеркивал этот мудрый философ, а не только знаменитый оратор, в умеренности в подборе руководителей государства – то есть в сочетании порыва и энергии молодости с умом, опытом и мудрой осторожностью людей старшего возраста.

Письмо академику Г.А. Арбатову

Ситуация после падения СССР в мире изменилась настолько стремительно и кардинально, что она не могла быть осмыслена в короткое время даже профессиональными политиками и дипломатами. В этой обстановке у парламентариев ощущался явный недостаток в новом мироощущении, что уже стало сказываться на законотворчестве. Я получал разного рода аналитические записки от директоров институтов международного профиля РАН, которые помогали общей ориентировке в новых условиях. Но нужны были более конкретные разработки, которые могли бы показать как новую картину мира, так и образцы международного и странового опыта крупномасштабного реформирования. Я переговорил с академиком Арбатовым, рассказал ему о наших проблемах в этой части. Он согласился помочь, только попросил дать приблизительный перечень тем, которые, на мой взгляд, нужны были Верховному Совету. «Набросав» эти темы, я отправил академику письмо.

Директору Института США и Канады

Российской Академии Наук,

Академику РАН Г. А. АРБАТОВУ

Уважаемый Георгий Аркадьевич!

Как Вы знаете, законодательная деятельность Российского Парламента сталкивается с немалыми трудностями. Одна из них – отсутствие концепции, доктрины как внешнеполитических, так и внутренних реформ на макроэкономическом и микроэкономическом уровнях. То же самое со сложными проблемами Содружества, прогнозными оценками его развития, внешних связей. Хотелось бы знать видение ученых на некоторые общие проблемы. Набросок вопросов прилагаю.

1. Общий взгляд (подход) на складывающиеся международные отношения. Новые реальности, тенденции:

а) экономические;

б) политические;

в) дипломатические.

2. СНГ: что это такое в теоретическом плане, на категориальном уровне?

– некое полуконфедеративное образование, способное интегрироваться в конфедерацию, или промежуточное, аморфное, исчезающее состояние бывших союзных республик на пути формирования совершенно независимых государств; что в перспективе будет преобладать – интеграционные или дезинтеграционные тенденции?

– прогнозные сроки, в течение которых страны Содружества могут стать полноценными субъектами международных экономических и политических отношений, и соответственно – условия (критерии), при которых они могут стать таковыми (полноценными)?

– экономические связи в системе СНГ: приоритеты, формы, организация связей; какие мы делаем ошибки и как их избежать в дальнейшем;

– политические, оборонные связи – сможем ли мы «снять» противоречия? Насколько далеко они могут зайти, если их «не замечать»?

– придут ли другие политические игроки на пространство СНГ?

3. Оборонно-промышленный комплекс России: как реорганизовать наиболее рационально и безболезненно. Проблема конверсии, оказывается, это дорогостоящее дело.

4. Внешнеэкономические связи России: какими они стали после развала СССР и какими они должны быть?

Внешняя торговля России, какова она сегодня? Как она должна быть реформирована? Экспорт и импорт, проблемы:

– кредиты, займы, членство в МВФ;

– привлечение производственных инвестиций: что сдерживает;

– организация внешнеэкономических связей;

– проблемы задолженности России, как ее решить;

– перспективы регионального сотрудничества (Европа, Америка, Япония, Индия, Китай, Южная Корея, развивающиеся страны и арабские страны, и Турция, и т. д.).

5. Перевод российской экономики на принципы рыночной конкурентной экономики (в рамках «мягкого капитализма»):

– как это сделать? В чем наши ошибки?

Финансы, кредит, банковское дело, налоговая система, рыночная инфраструктура:

– проблемы приватизации: какова должна быть основная доктрина?

– как осуществить перевод госпредприятий на фирменные начала?

– как заинтересовать их руководителей и трудящихся в приватизации?

– надо ли стремиться к тому, чтобы все работающие стали «акционерами»? Я сильно в этом сомневаюсь. Как и в том, что надо подстегивать создание «армии собственников»;

– формы организации (и собственности) рыночной экономики; что предпочтительнее сейчас? Какие формы (альтернативные???) следовало бы стимулировать? Что показывает мировой опыт?

Конечно, Георгий Аркадьевич, Вы можете и расширить круг вопросов, учитывая большие возможности Вашего института, в том числе Центра конверсии и приватизации ИСКАН, который уже представил нам целый ряд аналитических записок.

Хотелось бы, однако, иметь первый материал в течение одного месяца.

С уважением,

Р. И. Хасбулатов

30 ноября 1991 года

Дом Советов

Вскоре я получил целый ряд материалов с полезными рекомендациями для политики и законопроектной деятельности.

Беседа с Гайдаром

Я знал, что есть такой Егор Гайдар, когда прочитал несколько его статей в журнале «Коммунист» – главном журнале ЦК КПСС. Сын журналиста-адмирала Тимура Гайдара, имя которого дал своему герою знаменитый писатель Аркадий Гайдар в повести «Тимур и его команда». Так вот, этот самый Тимур вместе со своей командой в условиях жестокой Гражданской войны помогал всем, кто нуждался в помощи и заботе: старикам, ребятишкам, выявлял шпионов и врагов советской власти. Эта книга стала своего рода настольной книгой для молодежи на всем протяжении СССР, а его автор, дед нашего героя, был воплощением чистоты, мужества и верности долгу, великим патриотом Советского Союза.

В первых числах января 1992 года я пригласил Егора Гайдара к себе и, интуитивно догадываясь, что не вопрос «управляемости» должен быть главным, попросил его рассказать кратко, как он мыслит работу правительства по взаимодействию с парламентом, в частности, в каких конкретных законах оно нуждается и какими ему видятся главные задачи. Нам, в Верховном Совете, надо иметь программу реформ с перечнем проектов законов, и более того, сами эти проекты законов должны быть подготовлены правительством.

Гайдар с увлечением стал рассказывать о том, что делают его специалисты в этой области; сообщил, что через две-три недели представит проект программы для обсуждения в Верховном Совете и проекты целого комплекса законов. Уже после этого я затронул вопрос о том, насколько хорошо он представляет себе конкретную ситуацию в стране – в промышленности, сельском хозяйстве, социально-экономическую обстановку, положение в провинциях. Я прямо задал вопрос: «Управляете ли вы обстановкой? Кто в правительстве этим занимается? Чтобы реформировать объект – надо его знать и контролировать в основных элементах».

Гайдар откровенно сказал, что управляемость народным хозяйством со стороны правительства предельно слабая. Они рассчитывают на то, что та модель реформы, которая разрабатывается ими, приведет к формированию «саморегулирующихся механизмов». Тогда проблемы «управляемости» не будет, она «растворится» в рыночном саморегулировании. Конечно, это была догматическая, чисто «книжная» модель. Но я не стал это говорить прямо, но подводил его к этой мысли чисто логически.

«Согласен, возможно, так это и произойдет в будущем, но вопрос в том, когда мы сможем ввести эту модель? Через месяц, два или год? А между тем заводы у нас в опасной ситуации, многие простаивают, совхозы и колхозы не имеют топлива, оборотных ресурсов, снабженческие организации пытаются выполнять свою работу и т. д. Как и кем они сегодня управляются? Согласитесь – никем и никак. Поэтому везде – сбои в поставках и промышленной продукции, продовольствия и потребительских товаров. Может быть, вам, Егор Тимурович, предпринять энергичные организационные меры для восстановления народно-хозяйственной управляемости? Например, в Москве можно провести (под вашим руководством) целую серию совещаний руководителей крупных предприятий на отраслевой основе – они должны почувствовать твердую руку правительства. К примеру, в 20–30 крупных регионов (Дальний Восток, Восточная Сибирь, Западная Сибирь, Урал, Северный Кавказ, Центральная Россия, Северо-Запад и т. д.) направить своих крупных специалистов во главе с министрами – для решения конкретных задач. В том числе и для принятия решений на местах. Повсюду создать какие-то консультативные организационные механизмы, способные оказать влияние на ситуацию и заодно узнать мнение отечественной техноструктуры. Одновременно сможете познакомиться с новыми, способными людьми, нужными нам всем для проведения реформ, и прежде всего вам, правительству. У вас пока что засилье людей, никогда не занимавшихся практической экономикой и финансами, начитавшихся книжек Милтона Фридмана. Я давно провожу такого рода мероприятия, они приносят значительный эффект, – по признанию представителей регионов, их властей и промышленных кругов». – Примерно это я сказал, судя по моим дневниковым записям, собеседнику.

Гайдар был удивлен этими моими рекомендациями, но и доволен, уходя, сказал, что был бы рад время от времени приходить ко мне за советами. Я искренне заверил его в том, что «у нас – одна команда вместе с президентом» и я не мыслю себе другого подхода в нашем общем деле. У парламентариев, конечно, бывают разные точки зрения, но если мы будем согласовывать важные решения, исходя из очевидных интересов общества, нам несложно будет убедить большинство в необходимости тех из них, которые надо принимать и вводить в действие.

Но ничего из этого, в общем-то, самого элементарного и необходимого предпринято не было. Тревожные ожидания директоров десятков тысяч предприятий, руководителей областей, краев и республик смешались в направлении конкретных требований к Центру. В Верховный Совет непрерывно являлись представители директорского корпуса, они организовывались в общественные и профессиональные организации, создавали разного рода структуры и проводили свои заседания, а решения направляли в парламент, правительство, президенту. Главное требование в их воззваниях состояло в одном: как им работать дальше? По каким планам или заказам? Если нужна их продукция, тогда почему не финансируется их деятельность, почему плохо обстоит дело с организацией поставок? Почему еженедельно растут неплатежи по поставляемой продукции? Почему сократилось финансирование больниц, школ, детских садов и яслей?

Буквально с каждым днем ухудшалась социально-экономическая обстановка в целом по стране, забастовки, которых не было уже с конца 20-х годов, стали обычным делом. Несмотря на рост заработной платы, она не восполняла роста цен и инфляцию. Уровень жизни населения быстро падал, дефициты расширялись, недовольство и раздражение народа быстро возрастали.

В такой обстановке, вполне естественно, росло и недовольство наших парламентариев деятельностью правительства. Они тогда были очень тесно связаны со своими избирателями и часто встречались с ними. Им приходилось каким-то образом объяснять ситуацию, буквально изворачиваться от непрерывных обвинений в слабой деятельности. Граждане-избиратели, разумеется, винили во всем своих депутатов, обвиняли их в том, что они, их представители, «плохо работают с правительством». А либерал-пресса и TВ захлебывалась от восторга по поводу «правительства-камикадзе», самоотверженно «бросившего свои судьбы навстречу опасности и спасающего Россию». И это – еще на первом этапе деятельности правительства Ельцина – Бурбулиса – Гайдара, когда противоречия между ним и законодателем даже не проглядывались и, кажется, не предвиделись. Уже тогда виновным в развертывании кризиса был обозначен законодатель, а не президент и его правительство, сумевшие углубить этот кризис своей неразумной политикой. Правительство даже не предоставило бюджет на 1992 год. Об этом я неоднократно говорил президенту; в результате Верховному Совету приходилось вынужденно пролонгировать расходы на базе показателей предыдущего бюджетного года.

Глава 2
Модели преобразований или реформирования

Модель президентско-правительственной политики

И, наконец, в начале февраля в Верховный Совет поступил проект бюджета на 1992 год и проект правительственной программы экономической реформы. Я дал указание парламентским структурам, а также Контрольно-Бюджетному комитету приступить к немедленной работе над этими документами. И сам стал внимательно читать программу; читал тщательно, выписывая главные моменты. Суть «программы», коротко говоря, состояла в следующих моментах:

проведение курса свободных цен на все виды промышленной продукции, несмотря на очевидное негативное воздействие этого курса;

ускоренная приватизация всего народного хозяйства;

финансовая либерализация, соответствующая требованиям международных организаций;

либерализация внешней торговли, переход к свободному притоку-оттоку финансовых ресурсов;

многократное сокращение финансовых ресурсов в целях поддержания промышленности и сельского хозяйства;

замораживание заработной платы, пенсий, пособий, стипендий;

сокращение расходов на здравоохранение, образование, научно-исследовательские расходы;

ориентация в политике на создание класса собственников;

курс на максимальное заимствование финансовых ресурсов на международных рынках (и ведущих западных стран);

10-кратное сокращение военно-промышленного комплекса, проведение в нем ускоренной приватизации.

Это – основные качественные характеристики «программы», но было множество и других положений, которые вызывали либо сомнение, либо несогласие. Например, отказ от обязательных требований к новому частному собственнику (приватизированного предприятия) в части производства той или иной профильной продукции, нужной обществу, отсутствие гарантий сохранения занятости, обеспечение успешной деятельности и пр. А ведь такого рода требования были обязательными, когда приватизировались крупные предприятия в западных странах в 70–80-х годах; я этот вопрос хорошо изучил и знал. И самое главное – вся программа базировалась на известной доктрине «Вашингтонского консенсуса», о которой я выше писал. Даже простое сравнение 10 пунктов этих двух моделей показывает пусть и не зеркальное, но сходство в основных положениях.

«Вашингтонский консенсус»: основные положения

Обреченность намеченных правительством Ельцина реформ становилась очевидной по мере того, как я вчитывался в тексты основных программных документов, представленных правительством Верховному Совету, – это было вскоре после моей беседы с Гайдаром. Становился ясным предельно жестокий характер задуманных мероприятий, отсутствие какой-либо основы для их проведения, – то есть предпосылок для успешных результатов в задуманных делах, в том числе в создании рыночной инфраструктуры, стабилизации производства, упрочнения финансов, сельского хозяйства, социальных отраслей и т. д.

И более того, я ловил себя на мысли, что уже приходилось читать аналогичные тексты или очень близкие к нему по содержанию материалы. Это в тех пунктах, где четко выделились основные моменты реальных действий. Без труда вспомнил: это же рекомендации из становившегося все более известным документа, называемого «Вашингтонский консенсус». История его возникновения следующая.

Все 80-е годы развивающиеся страны, особенно латиноамериканские, находились в сильнейшем долговом кризисе. МВФ и Вашингтон предпринимали все возможные меры, чтобы вывести континент из кризиса, как регион особых интересов Америки. Был, в частности, утвержден специальный «план Брэйди» (по имени министра финансов США), предполагающий мощную финансовую помощь этим странам, списание большей части долгов, либерализацию торговли и т. д. Ничто не помогало – страны континентов все глубже вползали в трясину финансового и экономического кризиса. Вот тогда и появился на свет этот пресловутый «Вашингтонский консенсус» (в начале 1990 г.).

Программа «Вашингтонский консенсус» была предназначена именно для этой, латиноамериканской группы стран, находившихся в безнадежной долговой зависимости, и главной ее задачей было достижение такой стабилизации, которая обеспечила бы возврат долгов американским банкам. Этим странам и было предложено принять программу «Вашингтонский консенсус». Термин «консенсус» использовался в значении интеллектуального согласия среди американских экономистов либерального направления – в противовес экономистам кейнсианского направления, которые осуществляли консультации по вопросам политики и экономики и занимались формулированием стратегии для Бреттон-Вудских учреждений и Межамериканского банка развития и финансовых властей США (ФРС и Министерства финансов). Это они, по поручению МВФ и Министерства финансов, при щедром финансировании разработали доктрину «Вашингтонский консенсус». Непосредственным разработчиком «консенсуса» стал профессор Дж. В. Уильямсон, ректор Петерсоновского института мировой экономики Гарвардского университета. Он собрал группу ученых-экономистов, сторонников Чикагской школы Фридмана, а протекцию оказывал МВФ. Вскоре принципы «Вашингтонского консенсуса» прочно вошли в стабилизационные программы международных финансовых учреждений; они приобрели всеобщий характер и были признаны правительствами большинства стран мира (под мощным давлением США и МВФ).

«В документе определялись 10 политических инструментов, при «правильном введении» которых Вашингтон достигнет значительного уровня консенсуса», – писал сам профессор Дж. Уильямсон[3]3
  G.Introduction // Latin American Adjustment: How much Has Happened? Wash., Institute for International Economics. April 1990. P. 1–3.


[Закрыть]. Это – следующее:

укрепление бюджетной дисциплины (на базе нового Закона США – Закона Грэмма – Рудмана – Холлингса с целью восстановления сбалансированного бюджета США к 1993 г.);

необходимость денационализации (приватизации) государственного сектора, передача предприятий в частные руки;

приватизация банковского сектора, развитие негосударственных инструментов финансового рынка (дерегулирование);

сокращение государственных расходов (образование, здравоохранение и социальная помощь в первую очередь);

общая либерализация торгового режима;

либерализация инвестиционных регионов;

отказ от лицензирования импорта и экспорта;

либерализация обменного курса валюты;

либерализация режимов процентных ставок;

сокращение налогов на банки и предпринимательство (компании).

Разработанные первоначально как рекомендации в отношении стран Латинской Америки, положения «Вашингтонского консенсуса» были довольно энергично распространены на все бывшие социалистические страны, ставшие на путь капиталистической реставрации. Позже они заняли прочное место в глобальной политике Запада по либерализации всей мировой экономики и мировых финансов. Затем этот «Консенсус» как эталонная программа был навязан не только развитым, но и всем другим странам мира, за исключением некоторых. В частности, Китай взял на вооружение другую модель политики, которая способствовала выдающимся результатам на пути экономического, технологического и социально-культурного прогресса этой великой страны.

Как это ни покажется парадоксальным, но легче всего была осуществлена приватизация в бывших социалистических странах, а также тех развивающихся государствах, которые позже других приступили к аналогичным реформам. Первоначальный вариант «Вашингтонского консенсуса» не предусматривал либерализации режима движения иностранного капитала (это было введено лишь в 90-х годах)[4]4
  Herman В., Stallings B. International Finance and the Developing Countries: Liberalization, Crisis and the Reform Agenda // Global Financial Turmoil and Reform; A United Nations Perspective. Barry Herman Ed., Tokyo, United Nations University Press, 1999. P. 13–17.


[Закрыть], так как присутствие иностранных инвесторов усилило бы конкуренцию на местных рынках, способствовало бы распространению технологии (и привлечению некоторых денежных средств) и интеграции в международную экономику. В случае банковского сектора речь шла в основном об облегчении доступа к финансовым инструментам и услугам, которые имелись за рубежом. Один из авторов «Вашингтонского консенсуса» назвал первый период его действия «золотым веком реформы процентных ставок»[5]5
  Bennet A. Behaviour of Nominal and Real Interest Rates // IMF Conditionality: Experience Under Stand-By and Extended Arrangements. Part II, Background Papers, International Monetary Fund, Occasional Paper № 129. Wash., D.C. September 1995. P. 37.


[Закрыть], учитывая, что введение этих положений позволило осуществить огромную экспансию американских ТНК и ТНБ.

Но позитивные результаты для развивающихся стран были скромными, как, впрочем, и для постсоциалистических стран. В Африке, например, реальные процентные ставки в некоторых странах после либерализации даже не достигли положительного значения, а разница между процентными ставками по депозитам и ссудам увеличилась вследствие монопольного влияния дерегулированных банков[6]6
  Brinkman H.-J. Financial Reforms in Africa and other Lessons from Asia//Global Financial Turmoil and Reform. P. 223.


[Закрыть]. Это лишний раз свидетельствовало о неадекватности теоретических подходов новой модели экономической политики, несмотря на то что она рассматривалась в качестве позитивной, видимо «за неимением лучшего»[7]7
  Lindsey R.G., Lancaster K. The General Theory of Second Best // Review of Economic Studies. Vol. 24. 1956–1957. P. 11–32.


[Закрыть], – как иронически подчеркивали известные экономисты Линсей и Ланкастер.

Главное содержание «Вашингтонского консенсуса» заключалось в очень простой идее, которую еще с 60-х годов прошлого века развивали сторонники экономического либерализма. Первое требование: «Дайте свободу рынкам – корпорациям, банкам»; второе требование: «Осуществите дерегулирование (демонтаж) системы государственного регулирования экономики и финансов» – (введенные с периода эпохи Рузвельта и особенно укрепившиеся в послевоенные десятилетия).

Это направление экономической политики стало абсолютно доминировать, начиная с принятия Конгрессом США «Закона о дерегулировании», разработанного правительством Рональда Рейгана (январь 1980 г.), вплоть до наступления глобального кризиса в 2008 году – то есть ровно 28 лет. Соответственно в период нового кризиса началась эра дерегулирования, которая широко затронула гигантскую финансовую систему США, несмотря на сопротивление Алана Гринспена (главы Федеральной резервной системы (ФРС) США). Он во всем финансовом мире воспринимался как некий таинственный гуру, кому подвластны неведомые законы финансовых джунглей, а его двусмысленные, порою бессвязные высказывания трактовались финансовыми аналитиками как высшее проявление необычайной прозорливости. В том, что «король – голый», сами американцы убедились, когда в период глобального кризиса Алан Гринспен, вызванный в конгресс для объяснения кризиса, давал совершенно путаные разъяснения, самым разумным из которых было его признание в том, что «модели оказались ошибочными».

Так вот, этот «Вашингтонский консенсус» не дал позитивных результатов странам Латинской Америки, как выше отмечено, их трудности только усугубились в результате попыток применить положения «Консенсуса» к экономической политике в этих странах. Это было отмечено в международных организациях, в том числе в докладах ЮНКТАД. Ни единого шанса на успех она не могла иметь и в России, поэтому попытки ее внедрить вызывали мою огромную тревогу за будущее страны. Много раз я говорил об этом Ельцину и Гайдару, с трибуны Верховного Совета и съезда народных депутатов, в своих статьях, книгах, брошюрах и выступлениях того времени… Мне задают до сегодняшнего дня один вопрос: «Когда и по какому вопросу у вас начались разногласия с Ельциным?» – «По вопросам экономической политики», – отвечаю я неизменно.

Неадекватная Имплантация

Вот этот «документ» и привезли в Москву сразу же после подавления Верховным Советом путча (ГКЧП) американские «эксперты», возглавляемые Джерри Саксом. Предполагаю даже, что и Ельцина ввели в заблуждение Гайдар, Бурбулис, Чубайс и К˚, – дескать, «зачем вводить президента в детали?». Во всяком случае, он казался удивленным, когда я рассказал ему всю историю с программой «Вашингтонский консенсус».

Но Ельцин упорно продолжал настаивать на верности «избранного курса» даже тогда, когда всему миру был очевиден крах «Консенсуса» везде, где пытались его осуществить. Конечно, «Программа» являлась мощным инструментом МВФ, ее курировало министерство финансов США и продвигал исполнительный директор МВФ Мишель Камдессю. Я с ним встречался в начале 1992 года, мы проговорили довольно долго, он «мягко» пытался подвести меня к необходимости принятия «Вашингтонского консенсуса», делая ударение на то, что лишь в этом случае «Запад может помогать России». Вот эта приманка – «Запад поможет» – увлекла и Ельцина, и Гайдара, и других; некоторые из них искренне верили в эту мессианскую роль Запада; другие, по моему глубокому убеждению, были попросту завербованы и послушно выполняли грязную роль по уничтожению экономики своей страны.

А между тем обстановка в обществе настолько осложнялась в силу непрерывного ухудшения материального положения людей, что это явилось причиной возникновения элементов гражданской войны как реальности. Всеобщее недовольство выливалось в забастовки, демонстрации, иные активные и пассивные акции, направленные против власти. В 1992 году дело не дошло до открытых массовых антиправительственных бунтов населения по всем регионам в силу одного обстоятельства – исключительно динамичной публичной деятельности Верховного Совета, который, несмотря на яростное сопротивление президентско-правительственной стороны, взял на себя задачу корректировки самых опасных последствий ельцинско-гайдаровской «шоковой терапии».

Этим самым мы спасли страну от полного распада. Я раньше писал, что сам широко распространившийся термин «шоковая терапия» принадлежал польскому премьеру Бальцеровичу, который первоначально принял указанную программу «Вашингтонский консенсус» и попытался ее внедрить, но быстро отказался от главных ее положений, просчитав гибельные последствия. В результате «большая приватизация» в Польше началась спустя более 10 лет после того, как эта страна приступила к радикальным реформам (в период второго президентского срока социалиста Александра Квасьневского), в 2000 году. При нем же была принята «новая Конституция Польши, а первый президент, Лех Валенса, довольствовался тем, что в социалистической Конституции Польши были изменены всего лишь десять статей. Таким образом, «Вашингтонский консенсус» не был реализован в полном объеме ни в одной стране мира, кроме России. Тем не менее пан Бальцерович оставил в памяти поляков такое же презренное к себе отношение, как и Ельцин и Гайдар. Странное дело, все это в отечественной печати замалчивалось вплоть до глобального кризиса 2008–2010 годов, даже в трудах ученых-экономистов, что представлялось для меня загадкой. Хотя я все это подробно анализировал в целом ряде своих фундаментальных работ[8]8
  См.: Мировая экономика. М., 1994; Мировая экономика. Теория, принципы, политика. Том 1, 2. М., 2001; Мировая экономика и международные экономические отношения. Под ред. Р.И. Хасбулатова. М., 2006.


[Закрыть].

Негативные результаты эффекта применения методологии «Вашингтонского консенсуса» для экономики переходных стран, а также развивающихся стран стали отмечать авторы международных исследований в рамках ООН, начиная уже с нового тысячелетия (доклады Экономического и Социального совета ООН, ЮНКТАД, ПРООН). Но как это ни странно, основные положения «Вашингтонского консенсуса» и доныне доминируют в российской экономической политике. Правда, когда специалисты выясняют, что более двух десятилетий (со времен Ельцина – Гайдара – Черномырдина) в финансово-экономическом блоке правительства, ЦБ, президентской администрации все еще активно представлены люди с твердым догматическим неолиберальным мышлением, становится ясным, почему эта политика не дает эффекта даже в условиях изобилия денежных доходов, начиная с нового тысячелетия. И почему экономика России еще до начала кризиса в российско-украинских отношениях с весны – лета 2013 года стала вползать в кризис, когда никаких объективных для этого оснований не было.

Первоначальные подходы

Но вначале наши замыслы были иные (то есть Верховного Совета и правительства Ивана Силаева), отличались рациональностью и прагматичностью. Так, в мае 1991 года, когда мы в Верховном Совете формировали законопроектную базу, мы обсудили общую концепцию приватизации. Предварительно я встретился с Ельциным, узнал его мнение по этому вопросу. В вопросах собственности, в частности, договорились о том, что необходимо осуществить поэтапную приватизацию, начиная с мелкой торговли.

На первом этапе – стабилизировать этот процесс, идущий уже «явочным порядком», подвести под него законодательную основу, расширить его за счет отраслей легкой промышленности и розничной торговли. И самое главное – дать жизнь большому числу частных индивидуальных производителей товаров и услуг с целью сформировать целый пласт мелкого предпринимательства.

На втором этапе – осуществить более широкую приватизацию, в частности, всей внутренней и внешней торговли (кроме военной продукции); одновременно обеспечить таможенное законодательство, предусматривающее регулирование внешнеторговых операций; приватизировать сферу пищевой промышленности, упорядочить аграрные отношения на базе четкого формирования законодательства в этой области.

В целом речь шла о своеобразном «разделе» всей экономики на два уровня, или два сектора. Так, на целой серии встреч при участии Ельцина, меня и Силаева было решено оставить в государственной собственности, по крайней мере на ближайшую перспективу, все производство тяжелой индустрии, ВПК и, конечно, добычу и переработку стратегического сырья (природные ресурсы). Соответственно приватизация не распространялась на первый сектор народного хозяйства, включая следующие отрасли:

тяжелая промышленность, отдельные отрасли машиностроения, включая ВПК;

недра, добыча руд, нефти, газа и все трубопроводы;

железные дороги, морской транспортный и речной флот, весь гражданский флот.

Эти отрасли и сферы экономики должны были сформировать государственный сектор экономики. Здесь реформы предполагали необходимость перевода их предприятий на фирменные принципы деятельности (корпоративную). Но они должны были быть государственными компаниями, а их управляющие – иметь статус государственных служащих и иметь строго определенную заработную плату. Уставы этих компаний должны были утверждаться Верховным Советом и правительством. Устойчивость и стабильность этого сектора экономики могли бы гарантировать общую устойчивость всей экономики, что давало бы возможность безболезненного осуществления всей экономической политики на пути намеченных преобразований.

Второй сектор народного хозяйства, к приватизации которого следовало приступить немедленно, это следующие отрасли и сферы:

легкая и пищевая промышленность;

торговля – внутренняя и внешняя (касающаяся сфер приватизации), отрасли машиностроения, ориентированные на производство товаров для нужд экономики и населения;

гражданское строительство (кроме федеральных, региональных и муниципальных предприятий), а также лесо– и деревообрабатывающая промышленность;

производство различных стройматериалов и пр.;

производство бытовой техники (телевизионной и пр.) и многое другое, не попадающее в перечень «первой группы» отраслей.