Текст книги "Призрак для Евы"

Глава 9

Компания-поставщик телепрограмм пригласила Мэтью на передачу, которую они снимали для канала BBC-2. Программу предполагалось назвать «Питающиеся воздухом», или что-то в этом роде, а его пригласили – совершенно серьезно – в качестве звезды. То есть Мэтью должен беседовать с людьми, страдающими от таких же проблем, как у него, расспрашивать их и указывать на различия в отношении к еде. Они сделают пилотную программу, а в случае успеха запустят серию. Мишель обрадовалась. Мэтью стал гораздо лучше выглядеть после того, как перешел на диету Фионы, и у него был чудесный голос.

– Вы всегда напоминали мне того диктора, – сказала Фиона. – Как его звали? Питер Сиссонс.

– Вероятно, Мэтью выбрали именно из-за приятного голоса.

Фиона сомневалась. Вне всякого сомнения, его выбрали из-за колонки в журнале, а также потому, что он похож на фотографии людей, которые во время войны были в японских лагерях для военнопленных. Но вслух она этого не сказала. Женщины сидели в оранжерее Фионы и пили охлажденное «Шардонне», а Мэтью за компьютером писал свой еженедельный «Дневник анорексика». Это была красивейшая из оранжерей – причудливый хрустальный дворец с белой тростниковой мебелью, синими подушками, столиком из тростника и стекла, многочисленными карликовыми деревьями, высокими папоротниками и паучником в синих керамических горшках. Через стекло был виден маленький, обнесенный стеной сад Фионы, в котором росли весенние цветы и журчал фонтан.

– Джефф будет через минуту, – сказала Фиона, словно ее бойфренд не бездельничал, а ездил на работу, как другие соседи. Затем как ни в чем не бывало продолжила, приведя Мишель в замешательство: – Вам он не нравится, правда?

– Я его совсем не знаю, Фиона. – Мишель смутилась, но на прямой вопрос пришлось отвечать. – Признаюсь, я думала – и Мэтью тоже, – что ты немного… спешишь, выходя замуж за человека, с которым знакома лишь несколько месяцев.

Фиона осталась невозмутимой.

– Я твердо знаю, что хотела бы провести с этим человеком всю оставшуюся жизнь. Пожалуйста, постарайтесь его полюбить.

«Он живет за твой счет, он груб, лицемерен и жесток, – подумала Мишель. – Он лгун». Вероятно, эти чувства отразились на ее лице, хоть она не произнесла ни слова, потому что Фиона вдруг забеспокоилась.

– Я не сомневаюсь, вы перемените свое мнение, когда лучше узнаете Джеффа.

– Хорошо, моя дорогая, признаюсь, что я его недолюбливаю. Конечно, в этом есть и моя вина, а не только его. Но поскольку он будет твоим мужем, я постараюсь с ним поладить.

– Вы всегда такая рассудительная и искренняя. Хотите еще вина?

Мишель позволила Фионе плеснуть еще немного «Шардонне» в свой бокал. Говорят, от вина полнеешь, но она заметила, что большинство людей, предпочитавших этот напиток, оставались худыми. Мишель проявила твердость и не съела ни одного орешка из тарелки соленого миндаля, стоявшей на столе.

– Вы уже назначили дату свадьбы? – смирившись, спросила она.

– Вы не поверите, но мы не можем найти зала для торжественного приема. Похоже, все хотят сыграть свадьбу в год миллениума. Собирались пожениться в июне, но придется перенести на август. Именно этим Джефф сейчас занят – пытается найти зал.

Это можно сделать и по телефону, подумала Мишель. Как бы то ни было, она обрадовалась, что свадьба откладывается. А что касается попыток полюбить Джеффа, то каждая прошедшая неделя – по крайней мере, они с Мэтью надеялись – поможет раскрыться глазам Фионы, и она увидит Джеффа в истинном свете.

– Церковь или загс?

– Теперь не обязательно и то и другое, правда? Джефф уже был женат, и поэтому церковь исключается, но мы подумали, что можно организовать церемонию в каком-нибудь отеле и там же устроить торжество… – Фиона умолкла, прислушиваясь к звуку открывающейся и закрывающейся парадной двери. – А вот и Джефф.

Он прошел через гостиную и спустился по ступенькам. С неизменной улыбкой на губах. Открытое лицо, как у одного из американских политиков, подумала Мишель. Превосходные зубы, серьезные морщинки на лбу и темно-синие глаза, которые смотрят прямо на тебя. Джефф склонился к Фионе и поцеловал ее, словно герой фильма, вернувшийся домой, к жене. Мишель, вовсе не желавшая этого, тоже получила поцелуй – легкое прикосновение к щеке.

– Как поживает наш Худышка?

– Спасибо, отлично, – ответила Мишель. Она рассердилась, но говорила сдержанным тоном, не желая обидеть Фиону.

– Я слышал, его пригласили на телевидение. – За неимением своего бокала Джефф взял бокал Фионы, уже почти пустой, наполнил его и залпом выпил половину. – Вам неплохо бы составить ему компанию – будете новыми Тонким и Толстым[24]24
  Комедийный британский дуэт «Little and Large».


[Закрыть]. Не смотри на меня так, Фиона, милая, это всего лишь шутка. Я не подумал. Послушай, я нашел в Суррее отличное местечко, где нас поженят, а потом подадут отличный ужин. Двадцать шестого августа – как вам?

– По-моему, превосходно, – сказала Мишель, подумав, что это еще очень далеко. – Мне нужно идти, Фиона. Большое спасибо за чудесное вино.

– Я вас провожу. – Джефф зачем-то театрально подмигнул Фионе.

Он довел Мишель до двери и, как обычно, передал горячий привет Мэтью. Не успела она преодолеть и половину пути до калитки, как дверь с громким стуком захлопнулась.

– Это было довольно грубо, – сказала Фиона, обычно воздерживавшаяся от критики. – Оказывается, ты можешь быть очень жестоким.

Озабоченность полностью меняла его лицо. Оно сразу же становилось огорченным. Печальным, сочувствующим.

– Знаю. Прости, дорогая. Наверное, я никак не могу отделаться от мысли, что люди, доводящие себя до такой толщины, наверное, глупы.

– Мишель не глупа.

– Разве? Ну, тебе лучше знать. Может, откроем еще бутылочку вина?

– Оно теплое.

– Это легко исправить – сунем на пару минут в морозилку.

Так он и сделал. Ожидая, пока охладится вино, Джефф решил, что поведет Фиону ужинать, пожертвовав частью приличной суммы, выигранной сегодня на скачках. Он достал два чистых бокала, поставил на поднос вместе с бутылкой и вернулся в оранжерею.

– Не возражаешь, если я позвоню в «Розмарино» и закажу столик, дорогая? Сегодня я тебя приглашаю на ужин. – Наливая вино, он почувствовал воодушевление. – Вложил деньги в интернет-компании и кое-что заработал.

Фиона прекрасно разбиралась в этом – кто бы сомневался.

– Я не знала, что у тебя есть акции. Очень разумно с твоей стороны. Но ты будешь осторожен, правда, Джефф? Теперь развелось много подобных компаний. Прибыли у них могут быть только на бумаге.

Джефф поспешно сменил тему, заговорив о том, нужно ли им давать объявление о свадьбе, – он думал об этом с воскресенья, с тех пор как увидел в газете шокировавшее его объявление. Будь его воля, Джефф предпочел бы вообще не обсуждать этот вопрос, но тут ничего не поделаешь. Тем не менее следовало проявить осторожность.

– Ты помнишь ту свадьбу на первой странице «Мейл»? В воскресенье?

Фиона никогда не читала раздел новостей, только городские страницы.

– Прости, но меня интересуют только новости о слияниях и поглощениях. А что?

– Знаешь, мне немного неловко рассказывать тебе это, хотя я сам не понимаю почему. Я не делал ничего недостойного. – Джефф посмотрел на нее, прямо в глаза. – Возьми меня за руку, Фиона. Я никогда не причиню тебе боль. – Тон его был серьезным. – Послушай меня, Фиона. Моя бывшая жена вышла замуж. О свадьбе сообщалось в газете. За члена парламента.

Фиона взяла его за руки, притянула к себе.

– О, Джефф. Милый. Почему ты не сказал мне сразу?

– Не знаю. Нужно было сказать. Но я почему-то не мог.

– Это тебя расстроило, да? Я понимаю. Я знаю, что ты меня любишь, нисколько не сомневаюсь, но в то же время ты можешь сильно страдать от таких вещей. Это абсолютно естественно. Поцелуй меня.

Они поцеловались – сначала нежно, а потом все более страстно. Джефф отстранился первым.

– Я позвоню в ресторан.

Фиона мысленно улыбнулась – с грустью. Говоря, что его чувства абсолютно естественны, она не кривила душой. Ей вспомнились другие мужчины в ее жизни, двое из которых потом женились на других женщинах. Это ее тоже почему-то расстраивало, хотя они ей были не нужны и она вовсе не мечтала оставаться с ними всю жизнь. Когда Джефф вернулся, Фиона нежно, почти по-матерински, улыбнулась ему.

– Расскажешь мне? – Она снова взяла его за руку. – Нет, ты не обязан. Только если хочешь.

– Пожалуй, да. Ее зовут Зилла. «З», «и», два «л», «а». Она цыганка или просто хочет, чтобы ее считали цыганкой. Мы познакомились в университете. Конечно, мы оба были очень молоды. А потом просто повзрослели – старая история. Не было никого третьего или чего-то в этом роде. Нет, тот парень, за которого Зилла вышла замуж, он существовал, но они дружили с детства, и я всегда считал его геем.

– А дети, Джефф?

– Полагаю, дети с ней. – Он размышлял, какую часть правды стоит открыть. – Разумеется, Зилла делает все возможное, чтобы оградить их от меня.

– Я бы хотела иметь детей, – тихо сказала Фиона.

– Конечно. Я на это очень рассчитываю. Через год, дорогая, у нас уже может быть первый ребенок. Из меня выйдет превосходный домохозяин – буду сидеть дома и воспитывать его.

– Как ее фамилия?

– Кого? Зиллы? – Джефф лихорадочно соображал. – Ее девичья фамилия Лич. Парень, за которого она вышла, друг детства – Мэлком-Смит. Член парламента от Дорсета, ее родных мест.

Фиона кивнула. Потом молча поднялась наверх, чтобы переодеться. Джефф решил допить бутылку. Он был настолько потрясен свадебной фотографией и сопровождавшей ее историей, так взволнован, что не мог оставаться в доме с Фионой, а вышел на улицу и прогулялся до Форчун-Грин и обратно. Совершенно очевидно, что письмо, которое он отпечатал на компьютере Мэтью Джарви, было воспринято всерьез. Джефф ожидал, что письму поверит Минти – она достаточно глупа, – но только не Зилла. Идея заключалась в том, чтобы подать ей ясный сигнал: он собирается исчезнуть и не будет ее больше беспокоить. Тем не менее Джефф не собирался предоставлять ей полную свободу, вплоть до повторного брака, как в случае настоящего развода или его смерти. Возможно, через несколько лет, когда после их последней встречи пройдет много времени, но только не через шесть месяцев. Хотя в каком-то смысле, решил он, снова поворачивая к воротам Фионы, следует отдать Зилле должное. У нее хватило наглости выйти за мерзавца из высшего общества, вроде этого Мэлком-Смита, сообщив корреспондентам, что она бездетная мисс Лич. По крайней мере, Джефф так предполагал. Ведь откуда-то они это взяли – а откуда еще, если не от нее?

Допив остатки вина, он вновь вспомнил о детях, испытав при этом нечто странное, совсем ему не свойственное – приступ искренней грусти. Он мало с ними виделся, особенно с Джорданом, но все равно любил их. Просто у него вызывала отвращение семейная жизнь: мистер и миссис такие-то, папочка и мамочка, разделение домашних обязанностей, еженедельная поездка по магазинам, приготовление еды – и дети, от которых никуда не деться, вечно плачущие, набивающие себе шишки, все портящие. И бедность, когда не знаешь, откуда в следующий раз придут жалкие гроши. Зилла была хорошей матерью – по крайней мере, он так считал. По вечерам сидела дома и не оставляла детей одних, сколько он ни уговаривал ее куда-нибудь пойти. Как будто дети не были в полной безопасности в этой деревне, в окружении добросердечных соседей. Сам он раньше нисколько не волновался, уезжая на несколько недель, потому что доверял Зилле присматривать за детьми. Но теперь…

Джефф сохранил газетные страницы с ее фотографиями, хотя столько раз перечитывал заметку, что знал ее наизусть. Зилла ни словом не обмолвилась репортеру ни о своих цыганских корнях – все равно он в это не верил, – ни о предыдущем браке, ни о том, что ее девичья фамилия Уотлинг, а не Лич. Но самое неприятное, что она ничего не сказала о детях. Джефф достаточно хорошо знал, как работают репортеры, – когда-то был близко знаком с одной довольно известной свободной журналисткой, – и понимал, что интервьюируемому бесполезно пытаться умолчать о чем-то уже известном, «не говорить ничего об этом». Сказанное всегда возвращается к тебе. Другое дело – опускать подробности, лишая историю контекста и тем самым изменяя ее. Однако если бы Зилла рассказала «Мейл» о двух маленьких детях, законных или внебрачных, репортер никогда не согласился бы молчать. Значит, не рассказала. Что она сделала с детьми?

Наконец спустилась Фиона – она была очень мила в белом костюме с короткой узкой юбкой и в черных лакированных туфлях на высоких каблуках. Джефф почувствовал желание. Вечер, проведенный в постели, гораздо быстрее развеет его беспокойство из-за Евгении и Джордана, но с этой мыслью пришлось распрощаться. Сам виноват: ужин был его идеей.

С Форчун-Грин-роуд подъехало такси. Очень кстати, потому что Фиона не смогла бы пройти и ярда на этих каблуках. Нужно встретиться с Зиллой, поговорить с ней, повидать детей – у него есть полное право общаться с детьми, потому что это его дети. В своем отцовстве он никогда не сомневался. Оба ребенка так похожи на него, что не нужен никакой тест ДНК.

– Постарайся так не переживать.

На мгновение Джефф испугался, что Фиона прочла его мысли. Но потом понял: разумеется, она думает, что его расстроил второй брак «бывшей жены».

– Теперь у тебя есть я, и впереди нас ждет новая жизнь.

Неплохая идея. Пусть Фиона считает, что он мучается из-за окончательного разрыва с Зиллой. В будущем, если он покажется ей чем-то озабоченным или рассеянным, она подумает, что причина именно в этом.

– Знаю, – сказал Джефф. – Видимо, я так до конца и не смирился. Думаю о моем сыне и о моей маленькой девочке. И просто… понимаешь, Зилла была моей первой любовью. – Он взял Фиону за руку. – А ты последняя. Первая в моем сердце и последняя в жизни. – Такси повернуло на Бленхейм, и он похлопал себя по карманам. – У тебя есть мелочь, дорогая? У меня только двадцатифунтовая купюра.

Фиона расплатилась с таксистом. Устроившись за столиком, она попросила его еще немного рассказать о Зилле.

– Если хочешь с ней увидеться, скажи – я не буду возражать.

В каком-то смысле это шанс. Но разумнее от него отказаться. Фиона захочет пойти с ним или сама встретиться с Зиллой. Джефф едва сдержал дрожь. Фиона, с ее домом, деньгами, происхождением, работой, была (так он себе сам внушил) лучшей из его женщин.

– Нет, дорогая, я должен справиться сам.

Джефф принялся изучать карту вин. Он, конечно, сказал Фионе, что заплатит за ужин, но не собирался тратить на это деньги, выигранные ему лошадью по кличке Вебсайт. Лучше воспользоваться карточкой «Американ экспресс», найденной под столиком в ресторане «Ланганс», куда его водила женщина, которую он подцепил на ступеньках колонны герцога Йоркского. Карточка была выдана на имя Дж. Х. Лей, и именно это обстоятельство подтолкнуло его назваться Леем при знакомстве с Фионой. Для смешной маленькой Минти Нокс он по-прежнему был Льюисом. Выбирая имя для нового обличья, он колебался между Лонгом и Лейном, но в конечном итоге остановился на Лее. Поначалу Джефф редко пользовался картой и тратил небольшие суммы, каждый раз ожидая услышать, что она аннулирована. Все обошлось. Он стал расплачиваться картой в ресторанах и даже покупал вещи для Фионы, хотя так и не осмелился побаловать ее драгоценностями.

Джефф не мог не задумываться, почему так происходит. Кто был этот Лей, настолько богатый и расточительный, что не только не дал себе труда сообщить о потере карты «Американ экспресс», но и продолжал оплачивать счета, ежемесячно приходившие ему домой? Потом для него дошло. Это не мужчина, а женщина, жена или подруга, счета которой оплачивает муж или любовник, не задавая вопросов. Или она боится признаться, что потеряла карту? Может, оказалась в неподходящей ситуации или в неподходящем месте, когда потеряла карту или когда ее украли? Или у нее так много кредитных карт, что она даже не заметила исчезновения одной из них?

Такие варианты приходили ему в голову потому, что тайные махинации, обман, мошенничество и желание получить что-то даром стали неотъемлемой частью его натуры. Когда-нибудь карту заблокируют, но это может случиться не скоро, а пока он будет ею пользоваться.

– Я спрашиваю, ты будешь овощи на гриле или копченого лосося? Дорогой, ты не слушаешь.

– Прости, – сказал он. – Задумался – ну, ты знаешь, о чем.

К счастью, Фиона не знала. Как связаться с Зиллой? Позвонить? Найти ее номер будет непросто. Зайти? Однажды, много лет назад, когда Зилла была беременна Евгенией и они жили в халупе около метро «Кингз», этот Мэлком-Смит пригласил их на вечеринку в свою квартиру в Пимлико, и они пошли. Отвратительное зрелище, едва не превратившее его в социалиста. Возможно, Джимс, как его все называли, по-прежнему живет там – прошло всего шесть или семь лет. Вдруг Джефф с ужасом понял, что не знает, сколько лет его дочери. Но ведь он ее любит, она его дочь, и ему необходимо ее увидеть.

– Послушай загадку, – сказал Джефф. – Адам, Ева и Ущипни Меня пошли купаться на реку. Адам и Ева утопли. Кто остался?

– Перестань, Джефф, – терпение Фионы лопнуло. – Оставь это для ребенка, который должен родиться у нас в следующем году. Я уже взрослая.

Глава 10

Внимание, которое ей оказывали, было во многих отношениях приятным и лестным. Зилла не ожидала всей этой публичности в «Мейл он санди» и когда впервые увидела фотографии и прочла почтительный рассказ о себе и Джимсе, то пришла в восторг. Знакомые тоже увидели и теперь звонили, чтобы поздравить ее. Но только одна женщина поинтересовалась, почему не были упомянуты Евгения и Джордан, хотя тут же сама все объяснила: «Наверное, вы хотите защитить их от назойливых средств массовой информации».

Совершенно верно, согласилась Зилла. У нее было несколько дней, чтобы расслабиться, насладиться жизнью в жилом комплексе «Сады аббатства», оценить комфорт своего нового дома, с которым не могла сравниться даже квартира в Баттерси, и решить, что пора забрать детей. За два дня до свадьбы она отвезла их к родителям в Борнмут, но теперь начала скучать и хотела, чтобы дети вернулись. Публичность осталась в прошлом. Зилла начала осознавать то, о чем давно догадывалась: Джимс не был знаменитостью. Обычный парламентский заднескамеечник, принадлежащий к оппозиции, а прессу привлекала лишь их красота, ее и Джимса. И возможно, тот факт, что все считали его геем и ждали публичного разоблачения.

Дети могут вернуться, ходить с ней на прогулки, ездить в ее новеньком серебристом «Мерседесе», посещать школу в Вестминстере, и никто ничего не заметит. Так думала Зилла – до тех пор, пока не позвонил первый журналист.

– Надеюсь, я не побеспокоил вас – все-таки медовый месяц?

– Медовый месяц мы отложили до Пасхи, – ответила Зилла, которая без особого восторга ждала путешествия на остров в Индийском океане, где не будет секса, и единственное, что остается, – пить и целыми днями болтать с Джимсом.

– Так уж совсем и отложили? – спросила женщина. Она работала на общенациональную ежедневную газету. – Я звоню, чтобы выпросить у вас интервью. В нашу четверговую вкладку. Полагаю, вы знаете, о чем я.

Инструкции Джимса направлять все подобные просьбы к Мелине Даз вылетели у Зиллы из головы. Она забыла о своем страхе перед журналистами. Они так мило написали о ней в «Мейл». Почему бы и нет? Дети еще не вернулись. У нее появится шанс подтвердить все, что уже появилось в печати, и, возможно, покрасоваться на эффектных фотографиях.

– Вы будете снимать?

Должно быть, в ее голосе прозвучал страх, и журналистка неправильно ее поняла.

– Да, конечно. Такой привлекательной женщине, как вы, нет нужды беспокоиться из-за фотографий, правда?

Зилла согласилась. Два часа спустя позвонил редактор отдела из глянцевого журнала. Они не беспокоили ее несколько дней, но теперь пришло время для более полной информации, чем несколько слов о церемонии бракосочетания. Зилла упомянула о другом интервью.

– О, не беспокойтесь. Наше будет совсем не таким, уверяю вас. Вам понравится. Можете мне поверить, от недостатка внимания вам страдать не придется, особенно в свете слухов, что вашему мужу грозило публичное разоблачение.

– Это все выдумки, – нервно сказала Зилла.

– Вы его вылечили, да? Простите, наверное, с моей стороны это неполиткорректно. Следовало сказать «перетянули на другую сторону». Ну, как? Скажем, в пятницу, в три? Фотограф придет на час раньше, чтобы все приготовить.

К тому времени, когда Зилла наконец сообщила об интервью Джимсу, а через него и Мелине Даз, в очередь выстроились еще две газеты и один журнал. Мелина придерживалась той точки зрения, что любая реклама – это реклама. Джимс был более осторожен, настаивая, чтобы Зилла со всей возможной решительностью опровергала слухи о его сексуальной ориентации. Вечером накануне первого интервью они вдвоем придумали бывшую подругу для Джимса: имя, внешность, возраст и даже ревность к ней Зиллы. Во время интервью Зилла сказала, что теперь эта женщина вышла замуж и живет в Гонконге. По очевидным причинам ее нынешнее имя не может быть раскрыто. При разговоре с корреспондентом журнала Зилла забыла возраст женщины и перепутала Гонконг с Сингапуром. Джимс успокоил ее, заявив, что это неважно и что газеты все равно все перевирают.

Дети оставались в Борнмуте. Бабушка и дедушка согласились – правда, неохотно – приютить их еще на неделю. По телефону миссис Уотлинг сказала, что считает ситуацию довольно странной: Евгения и Джордан «болтаются» в Борнмуте, когда у них в первый раз в жизни появился достойный дом, хотя, когда они жили в той хибаре в Дорсете, бабушка и дедушка видели их лишь раз в год, на Рождество. Зилла попросила еще немного потерпеть – фраза, позаимствованная у Мелины Даз, – и сообщила, что вместе с Джимсом приедет за детьми в выходные, но не эти, а следующие.

Первое интервью появилось в прессе в пятницу утром. Фотографии вышли очень удачными, а сама статья была довольно непринужденной и легкой, и в ней ничего не говорилось об угрозе «публичного разоблачения» Джимса, зато много о красоте Зиллы и ее вкусе в выборе одежды. Если воспользоваться еще одной фразой Мелины, то с объектом «обошлись деликатно». Придуманная подруга удостоилась лишь нескольких слов, в том числе о «длительных отношениях» с Джимсом. В целом все оказалось в высшей степени удовлетворительно. Две другие статьи «на подходе», как выразилась Мелина, и планировались еще несколько интервью.

Джимс обрадовался статье, однако он очень хорошо знал повадки прессы. Без этого ему никак не удалось бы продержаться семь лет в Палате общин.

– Очень часто таблоиды сначала ведут себя прилично, а потом всаживают в тебя нож, – сказал он Зилле. – С журналами все в порядке, они душки. Больше всего следует опасаться общенациональных ежедневных газет, вроде «Гардиан».

– Наверное, мне было бы полезно присутствовать, – сказала Мелина, – на интервью Зиллы, особенно с журналистами из серьезных газет.

– Хорошая идея, – согласился Джимс.

Зилле не нравилась Мелина. Ей не сказали правду относительно брака, но она сама догадалась. Иногда Зилле казалось, что Мелина улыбается украдкой. Она подозревала, что та приходит в квартиру в жилом комплексе «Сады аббатства», роется в шкафах, сует свой длинный нос в ящики письменного стола. У Мелины имелся бойфренд, высокооплачиваемый кардиолог с Харли-стрит[25]25
  Улица в Лондоне, где расположены кабинеты преуспевающих врачей.


[Закрыть], и она была худее Зиллы – наверное, размера на два.

Она не хотела, чтобы Мелина присутствовала при ее беседе с корреспондентами «Таймс» и «Телеграф». Хватит с нее фотографа, который снимал, пытаясь застать врасплох, или заставлял открывать рот и поворачивать голову в неудобное положение. Привычка Мелины слегка улыбаться и любоваться собственными руками с накрашенными серебристым лаком ногтями была – по ее же выражению – неуместной. Поэтому Зилла ничего не сказала ей о предстоящем интервью с независимым журналистом, готовившим статью для журнала «Телеграф». Джимса тоже не будет – в этот день ему необходимо быть в парламенте, где принимали закон о местном самоуправлении.

Она ждала фотографа, стоя у окна, выходившего на бывший церковный двор, когда к дому подъехала машина и остановилась на двойной желтой линии у края тротуара. Газетный фотограф должен знать, что этого делать нельзя. Автомобиль куда-нибудь отбуксируют или поставят блокираторы на колеса. Зилла открыла окно, собираясь крикнуть, чтобы водитель не оставлял тут машину, однако он не вышел, а остался сидеть внутри. Видно было не очень хорошо, но Зилла – несмотря на то, что это был «БМВ», совсем непохожий на древний «Форд Англия», на котором Джерри уезжал от нее в прошлый раз, – почти не сомневалась, что за рулем ее муж.

Она высунула голову из окна, вглядываясь в водителя. Он что-то изучал, вероятно, карту или схему. Очень похож на Джерри, но на таком расстоянии точно не определишь. Если бы не фотограф с журналистом, которых она ждала, Зилла спустилась бы вниз, все выяснила и, окажись это Джерри, дала бы ему отпор. Готовясь к интервью, она надела обтягивающие пурпурные брюки, туфли на трехдюймовых каблуках и черно-белое бюстье. Зилла закрыла окно. Слишком далеко, чтобы что-то разглядеть.

Мужчина в автомобиле поднял голову. Это был Джерри. Определенно. Но кому принадлежит темно-синий «БМВ»? Явно не ему.

В дверь позвонили. Фотограф пришел со стороны Аббатства, и поэтому она его не видела. С ним был помощник, обычный подросток – или мужчина, выглядевший как подросток, – и они начали готовиться к съемке, завешивая мебель ослепительно-белой тканью, раскрывая и закрывая серебристый зонтик. Инспектор дорожного движения разговаривал с водителем БМВ. Зилла надеялась, что он выйдет из машины и ей удастся его как следует рассмотреть. Однако машина просто уехала в сторону набережной Милбэнк.

Зилле не понравилось интервью. Корреспондентом снова оказалась женщина, но на этот раз серьезного вида, в строгом брючном костюме черного цвета. Она представилась как Натали Рекмен. Классические черты лица, волосы скреплены заколкой на затылке. Никаких украшений, за исключением толстого, массивного золотого кольца необычной формы на правой руке. Из черного кожаного «дипломата» были извлечены аккуратный блокнот и диктофон. Зилла, считавшая свой наряд очень милым, вдруг почему-то застеснялась нарядного колье в восточном стиле – аметисты в серебре, – десятка модных браслетов из бисера на запястьях и сережек, свисающих почти до плеч. Кроме того, вопросы, которые ей задавали, оказались более трудными, чем обычно, более глубокими.

Эта женщина была первой из репортеров, кто не сделал комплимента ее внешности. Поначалу казалось, что ее больше интересует Джимс, а не его молодая жена. Зилла изо всех сил старалась изображать пылкую новобрачную. Рассказывала, какой Джимс умный, какой заботливый и как это здорово – выйти замуж за лучшего друга. Что касается его политической карьеры, то он настолько занят, что им пришлось отложить свадебное путешествие до Пасхи. Они собираются на Мальдивы. Дорогой Джимс предпочел бы Марокко – он давно мечтал там побывать, – но уступил ей и согласился на Мальдивы. В Марокко они поедут зимой.

Натали Рекмен зевнула. Потом выпрямилась, и интервью приняло совсем другой оборот. Попытавшись выяснить, чем Зилла зарабатывала на жизнь до замужества, и явно не желая принимать на веру туманное определение «художника», журналистка с нескрываемым сарказмом спросила: неужели она должна поверить, что молодая жена члена парламента действительно семь лет жила самостоятельно в глухой деревне в Дорсете, без работы, мужчины или друзей? Зилла, начинавшая злиться, ответила, что вера Натали – ее личное дело. Она лихорадочно размышляла, стоит ли рассказывать о детях. Не слишком ли поздно? Как тогда объяснить, что она не упоминала о них раньше?

Журналистка улыбнулась. Потом начала задавать вопросы о Джимсе. Давно ли они знакомы? Двадцать два года? Тем не менее до свадьбы их ни разу не видели вместе, и они, по всей видимости, не жили под одной крышей.

– Не все одобряют секс до брака, – сказала Зилла.

Журналистка смерила ее взглядом, от сережек и «шикарной прически» до высоких каблуков.

– Вы принадлежите к числу тех, кто не одобряет, да?

– Я не хочу об этом говорить.

– Ладно. Отлично. Полагаю, вы слышали, что вашего мужа относят к тем членам парламента, которых один блюститель нравов, не будем называть его имя, грозился «разоблачить». Что вы об этом думаете?

Зилла уже начала жалеть об отсутствии Мелины.

– На эту тему я тоже предпочла бы не говорить.

– То есть вы считаете слухи ложными.

– Если вы напечатаете хоть слово о том, что мой муж гей, я подам на вас в суд за клевету.

– Позвольте заметить, миссис Мэлком-Смит, или Зилла: вы только что сделали очень интересное признание. Получается, вы считаете оскорблением предположить, что человек – гей. Правда? То есть это равносильно ненависти, осмеянию и презрению? Вы считаете, что быть геем низко? Или неправильно? И существует ли разница с точки зрения морали между человеком традиционной ориентации и геем?

– Не знаю! – крикнула Зилла. – Я больше не желаю с вами разговаривать!

Джимсу и Мелине следует знать, что теперь у журналистки есть отличная история, которую она незамедлительно запишет на бумаге – или на жестком диске компьютера. Но в данный момент Зилла хотела одного – чтобы журналистка ушла, оставив ее в покое. Что та в конечном итоге и сделала, похоже, ничуть не обескураженная гневом Зиллы и нежеланием разговаривать. Зилла пребывала в растерянности. Это так не похоже на два предыдущих интервью. Теперь она жалела, что не рассказала о детях. Может, пусть еще немного побудут у родителей? Им там нравится, причем, похоже, больше, чем дома с матерью, но родители – как выражалась мать – уже не так молоды и начинают уставать от того, что Джордан плачет по ночам. И почему эта ужасная женщина задавала столько вопросов о том, чем Зилла занималась до замужества? Пришлось признать, что она плохо подготовилась к интервью.

Утешало лишь то, что журнал «Телеграф» – это не газета, и статья выйдет через несколько недель. Наверное, когда они с Джимсом будут на Мальдивах. И, наверное, теперь уже невозможно помешать выходу статьи – даже если она осмелится попросить Мелину вмешаться. Кстати, нужно это обдумать. Джимс пришел домой, она ему ничего не сказала. Все равно был уже второй час ночи. Джимс заседал в Палате общин, но после семи улизнул, прошел сотню ярдов по Милбэнк и поймал такси, чтобы навестить своего нового друга в Челси.

Зилла начала понимать, что появление на страницах газет может быть не таким уж приятным и милым. Эти журналисты оказались умнее, чем она думала. Джимса пока беспокоить не стоит, но ей нужно с кем-то поговорить. Она позвонила Мелине, и специалист по связям с общественностью тут же приехала.