Текст книги "Мошенничество в сфере кредитования. Вопросы обоснованности состава преступления и уголовно-правового поощрения за позитивное посткриминальное поведение"

2. Сказанное не опровергает и ознакомление с содержанием тех положений памятников российского права, которые посвящены ответственности за недобросовестное поведение заемщиков. Соответствующие деяния при их внимательном изучении оказываются либо влекущими те же последствия, что и иные хищения (сокрытие в чужой земле человека, обманом получившего деньги, согласно статье «О человеце» Пространной редакции Русской Правды приравнивалось к татьбе), либо имеющими абсолютно иную природу, чем нынешнее мошенничество в сфере кредитования (проявление несостоятельности (ст. 15 Краткой и ст. 47 Пространной редакций Русской правды, ст. 206 Соборного уложения, п. 3 ст. 273 Устава благочиния или полицейского 1782 г.); подделка документов (ст. 35 Устава вексельного 1729 г.; ст. 1511 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года (в редакции 1885 года)), либо охватывающими собою гораздо более широкий круг мошеннических действий, чем ст. 159¹ действующего УК РФ (ст. 1688 Уложения и наказаниях уголовных и исправительных 1845 года (в редакции 1885 года), ст. 174 Устава 1864 года о наказаниях, налагаемых мировыми судьями).

Во многие периоды развития российского уголовного законодательства правовой основой для противодействия мошенничеству в сфере кредитных и заемных отношений служили нормы общего характера, предусматривающие ответственность за хищение как таковое (включая мошенничество) либо за хищение в форме мошенничества (п. 5 Именного указа «О суде и наказаниях за воровство разных родов и заведении рабочих домов во всех губерниях» от 03.04.1781, ст. 187 и 188 УК РСФСР 1922 года, ст. 169 УК РСФСР 1926 года, ст. 93 и 147 УК РСФСР 1960 года).

3. Отсутствие в ранее действующем уголовном законодательстве норм, подобных ст. 159¹ УК РФ, не может быть объяснено недифференцированным подходом отечественного правотворца к уголовно-правовой оценке хищений вообще и мошенничества в частности. Напротив, линия на дифференциацию ответственности за подобные деяния в российском законодательстве прослеживалась вполне явно. Во всяком случае это можно с уверенностью утверждать применительно к Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года (в редакции 1885 года), Уставу 1864 года о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, Уголовному уложению 1903 года, Уголовному кодексу РСФСР 1960 года, использующим для ранжирования уголовно-правовых последствий соответствующих преступлений квалифицирующие признаки (ст. 1671 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, ст. 595–597 Уголовного уложения, части 2–3 ст. 93 и части 2–3 ст. 147 УК РСФСР) или привилегирующие обстоятельства (ст. 176 Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, и ст. 591 Уголовного уложения).

4. Потребность в обособлении мошенничества в сфере кредитования в специальный состав преступления не ощущалась законодателем даже в тот переломный момент жизни российского общества, когда в результате перехода к рыночной экономике произошли как оживление самого кредитно-банковского сектора, так и активизация преступности в данной области. На новые вызовы кредитных обманщиков законодатель ответил лишь установлением в Уголовном кодексе 1996 года ответственности за незаконное получение кредита (ст. 176). Борьбу с мошенничеством в кредитно-банковской сфере, как и в других областях, при создании ныне действующего УК РФ государство предполагало вести по-прежнему с помощью общих положений о мошенничестве. Для этого в указанный нормативный акт была включена ст. 159.

5. Изучение истории развития отечественного уголовного законодательства позволяет не только опровергнуть предположение о том, что появление ст. 159¹ УК РФ является восстановлением необоснованно прерванной преемственности в развитии отечественного уголовного законодательства либо возвращением к проверенному временем законоположению, но и обнаружить в памятниках отечественного права нормы, которые действительно могли бы быть взяты на вооружение современным законотворцем для оптимизации противодействия мошенническим действиям и иным общественно опасным проявлениям недобросовестности в кредитно-заемных отношениях: заключению уполномоченными лицами кредитных учреждений или руководителями торговых организаций, иных предприятий кредитных договоров от имени клиентов или работников без их ведома; систематическому занятию предоставлением кредитов и займов на крайне обременительных для заемщиков условиях. Для борьбы со сходными деяниями были в свое время предназначены соответственно ст. 23 гл. XX Соборного уложения и ст. 1803 Устава 1864 года о наказаниях, налагаемых мировыми судьями. Действующий уголовный закон недооценивает повышенную общественную опасность подобных деяний, не принимая, в частности, во внимание факт причинения вреда наиболее уязвимой части заемщиков, либо одновременное причинение вреда как кредитной организации, так и ее клиенту (либо работнику предприятия, торговой организации)⁴³. Думается, внимание современного законодателя заслуживают и положения Устава 1864 года о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, а также Уголовного уложения 1903 года, признававшие привилегирующим обстоятельством для составов мошенничества совершение хищения по крайности и неимению средств к проживанию и работе. В отличие от обстоятельств, описываемых в ч. 1 ст. 159¹ УК РФ, подобный признак действительно указывает на пониженную общественную опасность мошенничества по сравнению с хищением, осуществленным в отсутствие такого рода условий.

§ 1.2. Особенности регламентации ответственности за мошенничество в сфере кредитования в зарубежном уголовном законодательстве⁴⁴

Согласно пояснительной записке к проекту Федерального закона от 29.11.2012 № 207-ФЗ он [проект] был подготовлен «с учетом анализа действующего зарубежного законодательства, опыта развитых в экономическом и правовом отношении стран <…>»⁴⁵. Подобные заявления звучали и при обсуждении названного проекта непосредственно на заседании Государственной Думы. При этом уточнялось, что речь идет о состоянии соответствующего правового регулирования таких государств, как Германия, Франция, Нидерланды, Швейцария⁴⁶.

Само по себе обращение к зарубежному правотворческому опыту представляется оправданным. Более 100 лет назад известный русский правовед Г. Ф. Шершеневич писал: «Не дух, свойственный тому или другому народу от момента его рождения в истории, а вся совокупность жизненных условий, в которых находится народ в такое-то время, есть то основание, на котором вырастает правовое здание. А так как эти условия могут быть сходны у разных народов, то нет никакого основания отвергать возможность заимствования одним народом у другого правовых учреждений»⁴⁷. Сообразно с этим еще до появления названного законопроекта в юридической литературе, посвященной изучению признаков финансового, кредитного или банковского мошенничества, обосновывалась необходимость заимствования зарубежной техники установления ответственности за различные виды мошенничества. Так, Д. О. Теплова предлагала по примеру зарубежного законодателя включить в УК самостоятельный состав мошенничества в сфере экономики⁴⁸. П. Л. Сердюк рассматривал традиции УК зарубежных стран, содержащих самостоятельные составы мошенничества в банковской сфере, в качестве примеров для формирования подобных законов в России⁴⁹. Некоторые ученые, говоря о необходимости доработки норм УК РФ о кредитных преступлениях на основе рецепции европейского и американского законодательства, вместе с тем резонно замечали, что подобное заимствование целесообразно в той части, которая не противоречила бы данным социолого-криминологического анализа⁵⁰.

С оговоркой, сделанной автором приведенного суждения, вполне можно согласиться, однако следует также сформулировать вопрос более общего содержания. А действительно ли положения ст. 159¹ УК РФ, появившейся в результате реализации упомянутого законопроекта, следует рассматривать как пример использования наиболее удачных законотворческих решений, принятых иностранными государствами в целях противодействия кредитному мошенничеству? Чтобы ответить на этот вопрос необходимо выяснить, какие именно идеи, касающиеся борьбы с проявлениями недобросовестности участников кредитных отношений, имплементированы в текст отечественного уголовного закона и в какой мере, а также что из положительного зарубежного опыта осталось невостребованным.

Ознакомление с рядом уголовных кодексов зарубежных государств позволило сформулировать весьма неожиданный вывод: ст. 159¹ УК РФ вполне может претендовать на то, чтобы считаться уникальной в своем роде. Ее иностранных аналогов обнаружить не удалось.

Понятие типа «кредитное мошенничество» или «мошенничество в сфере кредитования» не используется в уголовных законах таких экономически благополучных государств, как Франция, Швейцария и Япония. Законодатель этих и некоторых других государств предпочитает бороться с мошенническими действиями, в том числе и совершаемыми в различных областях, с помощью нормативных конструкций общего характера. Так, не вызывает сомнений пригодность для квалификации мошеннических действий, в том числе в сфере кредитования, положений ст. 313-1 раздел 1 «О мошенничестве» главы III «Мошенничество и связанные с ним правонарушения» Уголовного кодекс Франции. Согласно названной статье «мошенничеством является совершенное путем использования ложного имени или ложного статуса, либо путем злоупотребления действительным статусом, или путем использования обманных приемов введение в заблуждение какого-либо физического или юридического лица» и склонение его таким образом к тому, чтобы оно передало денежные средства и ценные бумаги, материальные ценности или какое бы то ни было ценное имущество, предоставило услуги или совершило сделку, влекущую возникновение обязанности или освобождение от нее, в ущерб себе или третьим лицам⁵¹. В Уголовном кодексе Швейцарии соответствующую функцию выполняет ст. 146. В соответствии с указанной статьей наказанию подлежит тот, кто «с целью незаконно обогатиться самому или обогатить другого обманно вводит кого-то в заблуждение путем утверждения фактов или их сокрытия или обманно укрепляет его заблуждение и тем самым побуждает заблуждающегося к поведению, в результате которого заблуждающийся наносит ущерб себе или другому»⁵². Правоприменитель Японии должен давать уголовно-правовую оценку кредитному мошенничеству в соответствии со ст. 246 Уголовного кодекса этого государства, обладающей, как представляется, еще более широким содержанием. По данной статье может преследоваться тот, кто путем обмана выманивает имущество у другого лица или тем же способом получает незаконную имущественную выгоду для себя или другого лица⁵³.

Несмотря на наличие в УК Нидерландов целого раздела, посвященного преступлениям, совершаемым путем обмана (раздел XXV «Обман»), о кредитном мошенничестве законодатель данной страны не упоминает. А следовательно, и в этом государстве борьба с мошенническими действиями в сфере кредитования ведется с помощью общих норм (скорее всего, на основе ст. 326, устанавливающей ответственность соответственно за умышленное введение в заблуждение с целью получения незаконных доходов для себя или другого⁵⁴). Сходным образом, думается, осуществляется противодействие кредитному мошенничеству в Эстонской Республике. В Уголовном кодексе названного государства, наряду с общей нормой о мошенничестве (ст. 209), имеется и ряд специальных норм, предназначенных для уголовно-правовой оценки мошеннических действий. Здесь упоминается о мошенничестве с пособиями (ст. 210), инвестиционном мошенничестве (ст. 211), страховом мошенничестве (ст. 212), а также о компьютерном мошенничестве (ст. 213)⁵⁵. Вместе с тем отдельного положения, касающегося мошенничества в сфере кредитования, в Уголовном кодексе Эстонии нет.

Специальных составов кредитного мошенничества нет и в уголовных кодексах тех государств, в которых кредитные отношения признаны самостоятельным объектом уголовно-правовой охраны. Так, законодатель Республики Польша именно для защиты этих социальных связей включил в свой УК ст. 297. Согласно данному законоположению наказанию подлежит лицо, в целях получения для себя или третьего лица от банка или аналогичного органа, осуществляющего предпринимательскую деятельность на основании закона, или государственных органов или учреждений кредита, денежного аванса, поручительства, гарантии, аккредитива, гранта, субсидии, подтвержденного банковского обязательства, полученного в результате поручительства, предоставления гарантии, или аналогичного денежного пособия для конкретной бизнес-цели, платежного инструмента или государственного заказа предоставляющее, изготавливающее, вносящее изменения, удостоверяющее ложные или недостоверные документы либо ложное письменное заявление относительно обстоятельств, имеющих значение для получения указанной финансовой поддержки, платежного инструмента или поручения⁵⁶. Совершившим указанное преступление также признается лицо, вопреки возложенной на него обязанности не уведомившее кредитора о любой ситуации, которая может оказать влияние на прекращение или сокращение объема финансовой поддержки, государственных инвестиций или возможность дальнейшего использования платежного инструмента. Указанные нормы располагаются в гл. XXXVI «Преступления против бизнеса» и имеют гораздо большее сходство со ст. 176 УК РФ, нежели со ст. 1591. Мошеннические действия с кредитными средствами, в свою очередь, могут быть квалифицированы по ст. 286 УК Республики Польша, обладающей признаками общей нормы об уголовной ответственности за мошенничество.

Казалось бы, значительное сходство со ст. 159¹ УК РФ имеет п. 1 § 98 Уголовного кодекса Дании, который предусматривает уголовную ответственность для того, кто «путем ложных отговорок, относящихся к его платежеспособности, получает для себя или для других займы или кредиты, заканчивающиеся потерей имущества для других лиц»⁵⁷. Однако датский законодатель совершенно иначе определяет природу подобного обмана, указывая на отсутствие в соответствующем составе преступления признаков, характерных для мошенничества, ответственность за которое предусмотрена в § 279 УК Дании.

Определенные надежды на обнаружение нормы, устанавливающей ответственность за посягательство, аналогичное описываемому ныне в ст. 159¹ УК РФ, внушали название и месторасположение ст. 439 Закона об уголовном праве Израиля. Указанная статья, помещенная в главе зайн (раздела йюд алеф) «Мошенничество», именуется «Мошенничество в отношении кредитора» (вариант перевода заголовка – «Кредитное мошенничество»). Однако оказалось, что в указанной статье речь идет о мошеннических действиях, совершенных при банкротстве, а вовсе не о кредитном мошенничестве. В соответствии с данной статьей ответственности подлежит лицо, которое «дает в подарок, передает, переправляет либо дает в залог какую-либо часть своего имущества, а равно учиняет совершение одного из вышеупомянутых деяний с намерением совершить мошенничество в отношении кого-либо из своих кредиторов»⁵⁸.

Сходную природу имеет и деяние, предусмотренное ч. (1) § 2 гл. 39 Уголовного кодекса Финляндии «Посягательства, совершаемые должником». Согласно указанному параграфу мошенничеством должника (обманом должника) именуются действия того, кто для получения незаконной финансовой выгоды для себя или другого лица в процессе банкротства, принудительного исполнения, урегулирования задолженности или реструктуризации скрывает свое имущество (п. (1)), сообщает об обязательстве, которое является ложным полностью или частично, или основано на мнимой сделке (п. (2)), предоставляет другую ложную или вводящую в заблуждение информацию об обстоятельствах, которые значимы с точки зрения кредиторов (п. (3)), или не сообщает об обязательствах (п. (4))⁵⁹. Что же касается поведения, подобного деяниям, описываемым в ст. 159¹ УК РФ, то они, судя по всему, подпадают под действие ч. (1) § 1 гл. 36 УК Финляндии «Мошенничество и другое бесчестное поведение», предусматривающего наказание для лица, которое в целях получения незаконной финансовой выгоды для себя или третьих лиц либо в целях причинения вреда другому вводит в заблуждение или использует ошибку другого лица, тем самым побуждая его сделать что-либо или воздержаться от каких-либо действий, в результате чего потерпевший несет убытки⁶⁰.

Законодатель Швеции также именует мошенничеством в отношении кредиторов (обманом кредиторов) действия лица, которое, являясь банкротом или находясь под угрозой банкротства, разрушает, дарит или иным подобным способом распоряжается имуществом значительной стоимости, а равно любого другого лица, которое путем подобного действия или действий приводит себя в состояние банкротства или создает очевидную опасность наступления собственного банкротства (§ 1 гл. 11 УК Швеции)⁶¹. Исследование содержания других статей, включенных в главу 11 «Нарушения в отношении кредиторов», а также иных глав Уголовного кодекса Швеции позволило окончательно убедиться в том, что в названном правовом акте не содержится норм, подобных статье 159¹ УК РФ. Для квалификации соответствующих деяний, как представляется, может быть использован лишь обладающий высоким уровнем абстракции § 1 гл. 9 УК Швеции, действие которого распространяется и на случаи совершения изучаемого в настоящей монографии преступления. Указанный параграф позволяет привлекать к уголовной ответственности каждого, кто путем обмана склоняет кого-либо совершить или не совершать какое-либо деяние, которое влечет выгоду для обвиняемого и убытки для обманутого или для того, чьим представителем последний является⁶².

Вывод об оригинальности решения отечественного законодателя о конструировании специального состава мошенничества в сфере кредитования вряд ли опровергает и тот факт, что в отдельных зарубежных уголовных законах упоминается о мошенничестве в отношении кредита либо при его получении, об обманных действиях с кредитом и т. п. При внимательном изучении соответствующих законоположений выясняется, что в подавляющем большинстве случаев кредитное мошенничество либо выступает лишь одним из вариантов выполнения объективной стороны общего состава мошенничества, либо подразумевает под собой действия, существенно отличающиеся от деяния, описанного в ст. 159¹ УК РФ, а то и вообще от мошенничества в его российской интерпретации. Так, использование несуществующего кредита рассматривается бельгийским законодателем как один из многочисленных способов совершения мошенничества, предусмотренных ст. 496 УК, наряду с использованием вымышленного имени, статуса, создания видимости существования ложных предприятий и др.⁶³

В рамках настоящего исследования внимание привлекла также ст. 362 Уголовного кодекса Канады, расположенная в части IX «Посягательства на права собственности». Она включена в группу статей, объединенных общим заголовком «Обман» («False pretences»). Наряду с этими статьями, в указанной части содержатся также нормы о краже, грабеже и некоторых других преступлениях. Интересно, что в названной статье упоминается о получении кредита путем обмана или мошенничества (п. (b)), однако помимо этого здесь предусматривается ответственность также за получение чего-либо, что может быть предметом кражи, или обеспечение получения этого другим лицом путем обмана, совершенного напрямую или посредством контракта, заключенного на основании обмана (п. (a)); прямо или опосредованно сделанное виновным в письменной форме умышленное ложное утверждение о финансовом состоянии, материальных условиях или платежеспособности его самого, третьего лица или организации, по отношению к которой виновный имеет интерес или в интересах которой он действует, в целях обеспечения в любой форме и вне зависимости от того, кто получит прибыль (сам виновный, третье лицо или организация), (i) передачи личного имущества, (ii) выплаты в денежной форме, (iii) предоставления займа, (iv) предоставления или продления кредита, (v) скидки на дебиторскую задолженность, или (vi) передачи, принятия, дисконтирования или одобрения векселя, чека, драфта или долговой расписки (п. (c)); совершение названных в подпунктах (i) – (vi) действий, будучи осведомленным о том, что были предоставлены ложные сведения относительно финансового положения, материальных условий или платежеспособности виновного, третьего лица или организации (п. (d))⁶⁴. Очевидно, препятствием для признания рассматриваемой статьи УК Канады прообразом ст. 159¹ УК РФ могут служить, как минимум, два обстоятельства. Во-первых, получение кредита путем обмана выступает всего лишь одним из возможных проявлений преступления, именуемого «Обман и ложные утверждения» («False pretences and false statement»). Во-вторых, по данной статье преследуются не только деяния заемщика, но и действия лица, уполномоченного осуществлять выдачу займа или кредита, т. е. кредитных организаций или их сотрудников.

Не столь близким по смыслу к ст. 159¹ УК РФ при внимательном изучении оказался и § 1344 титула 18 Свода законов США, хотя его наименование и указывало на обратное. Данный параграф называется «Банковское мошенничество» и предусматривает уголовное наказание для того, кто сознательно выполняет или пытается выполнить какие-либо схемы или операции в целях обмана финансового учреждения (1) или получения путем обмана, ложных объяснений или обещаний какой-либо суммы денег, ресурсов, кредитов, активов, ценных бумаг или иного имущества, принадлежащего финансовому учреждению либо находящегося под его надзором или контролем (2)⁶⁵. Считать приведенное законоположение подобием нормы, закрепленной в ст. 159¹ УК РФ, не позволяет его более абстрактное содержание. Наряду с действиями в отношении кредитных средств банка, § 1344 титула 18 Свода законов США охватывает преступное получение различных финансовых услуг и инструментов, а также в целом любые схемы и операции, совершаемые в целях введения банка в заблуждение. При этом в отличие от отечественного законодателя, законодатель США не конкретизирует ни способ совершения подобного обмана, ни признаки субъекта указанного преступления, оговаривая лишь признаки потерпевших, круг которых шире, чем в ст. 159¹ УК РФ. Ведь потерпевшим от банковского мошенничества являются не только банки и иные кредитные организации, но финансовые учреждения в целом.

Одной из причин заблуждения относительно наличия у ст. 159¹ УК РФ зарубежных аналогов служит, думается, неточность перевода употребляемых в зарубежном законодательстве лексических единиц, связанная с выбором из нескольких их значений, входящих в объем иноязычного эквивалента того или иного слова, не самого удачного варианта, в частности, варианта, не учитывающего нормативного контекста соответствующего термина.

Например, в официальном англоязычном переводе названия ст. 210 УК Латвийской Республики, в соответствии с которой наказывается лицо, умышленно предоставляющее недостоверную информацию в целях получения субсидий, кредита или других займов, а равно в процессе использования субсидий кредита или других займов, если указанными действиями причинен значительный ущерб государству, кредитору или охраняемым законом интересам других лиц, используется эпитет «fraudulent»⁶⁶. Одним из вариантов перевода этого слова может служить прилагательное «мошеннический». Лишь системный подход к толкованию данной статьи позволяет избежать ошибки, заключающейся в признании ее прообразом ст. 159¹ УК РФ.

Помещение латвийским законодателем ст. 210 в гл. XIX УК «Уголовные правонарушения экономического характера», а не в гл. XVIII «Уголовные правонарушения против собственности» указывает на то, что подобием соответствующей нормы являются положения ч. 1 ст. 176 УК РФ, а вовсе не ст. 159¹. Не случайно на федеральном правовом портале «Юридическая Россия» в названии ст. 210 УК Латвийской Республики эпитет «мошеннический» не используется, наименование законоположения звучит как «Недобросовестное получение и использование кредита и других займов»⁶⁷. А вот размещенная на том же портале русскоязычная версия названия ст. 207 УК Литовской Республики, напротив, способна обусловить неправильное представление о сути предусмотренного данной статьей состава преступления. Здесь используется наименование «Мошенническое получение кредита»⁶⁸. Несмотря на то, что правильность выбора указанного русскоязычного эквивалента подтверждается содержанием официального перевода рассматриваемого нормативно-правового акта (ст. 207 именуется «Credit Fraud», т. е. дословно «Кредитное мошенничество»)⁶⁹, версия о том, что ст. 159¹ УК РФ является аналогом ст. 207 УК Литовской Республики, в ходе изучения последней не нашла подтверждения. Так, по содержанию ст. 207 УК Литовской Республики фактически мало отличается от ст. 210 УК Латвии. Сходной является и природа описанного в названной статье УК Литовской Республики преступного деяния, ибо местом ее закрепления является гл. XXXI упомянутого кодекса «Преступления и проступки против порядка осуществления экономической и предпринимательской деятельности»⁷⁰. Таким образом, в большей степени названию ст. 207 УК Литовской Республики соответствовал бы второй вариант перевода ее [статьи] заголовка – «Кредитный обман».

Заблуждению относительно тождественности содержания и предназначения ст. 159¹ УК РФ, с одной стороны, и § 152 УК Австрии и ст. 313 УК Южной Кореи, с другой стороны, так же может способствовать неточный перевод австрийского и корейского эквивалентов слова «кредит» в названии и тексте соответствующих нормативных положений. Так, некоторыми исследователями в области сравнительного правоведения заголовок § 152 УК Австрии переводится как «Злоупотребления, связанные с кредитом». При этом согласно переводу текста названного параграфа, осуществленному теми же исследователями, уголовной ответственности в виде лишения свободы на срок до 6 месяцев или денежного штрафа в размере 360 дневных ставок подлежит лицо, которое «высказывает недостоверные факты и тем самым наносит вред кредиту, доходу или служебной репутации другого лица или угрожает этому»⁷¹. В свою очередь, в некоторых источниках название ст. 313 Южной Кореи переводится как «Нарушение кредита»⁷². При этом согласно переводу текста названной статьи наказанию, предусмотренному в ее санкции, подлежит лицо, «которое нарушает кредит другого лица, используя ложные факты или другими обманными способами»⁷³. Очевидно, что в названных положениях уголовных законов Австрии и Южной Кореи речь идет не о преступлении, именуемом согласно ст. 159¹ УК РФ «мошенничеством в сфере кредитования», не о мошенничестве вообще, не о хищении и даже не о преступлении против собственности. Слова «kredit» и «신용» в данном случае имеют значение «доверие» или «репутация» (более общее значение) или «кредитоспособность», «кредитный рейтинг» (более узкое значение)⁷⁴, следовательно, § 152 УК Австрии и ст. 313 УК Южной Кореи предназначены для уголовно-правовой охраны общественных отношений в сфере экономической деятельности, в процессе осуществления которой деловая репутация хозяйствующих субъектов является необходимым условием получения ими дохода⁷⁵. Особенно явно на это указывается в УК Южной Кореи, так как ст. 313 расположена в главе не о преступлениях, связанных с похищением имущества и кражей (гл. XXXVIII) или связанных с мошенничеством и вымогательством (гл. XXXIX), а в гл. XXXIV – о преступлениях против бизнеса и аукциона.

Особого внимания заслуживает § 265b Уголовного кодекса ФРГ. Для перевода с немецкого языка названия данного параграфа «Kreditbetrug» допустим и такой вариант, как «кредитное мошенничество». Не в малой степени такому переводу способствует тот факт, что в главе 22 «Betrug und Untreue», куда помещен соответствующий состав, расположен и общий состав мошенничества (§ 263 «Betrug»). Однако не следует спешить с выводом об обнаружении в названном уголовном законе прообраза для ст. 159¹ УК РФ. Во-первых, судя по перечню преступлений, содержащихся в упомянутой главе, таковая объединяет отнюдь не только мошеннические действия, но и иные деяния, совершаемые путем обмана и злоупотребления доверием. А следовательно, перевод названия «Kreditbetrug» может быть осуществлен с помощью фразы более широкого содержания – «кредитный обман» или «обман при кредитовании». Во-вторых, небезосновательны сомнения относительно того, что § 265b следует рассматривать в качестве специальной нормы по отношению к § 263. Согласно последнему под мошенничеством понимается нанесение ущерба имуществу другого лица в результате введения в заблуждение или поддержания заблуждения путем сообщения ложных фактов или путем искажения либо сокрытия истинных фактов с намерением получения противоправной имущественной выгоды для себя или третьего лица⁷⁶. В соответствии же с § 265b кредитный обман совершает тот, кто предприятию или корпорации в связи с заявлением на предоставление, оставление без изменений или изменение условий кредита для предприятия или корпорации (в том числе, фиктивных) относительно экономического положения предоставляет неправильную или неполную документацию или сообщает в письменном виде неправильные или неполные сведения, выгодные для лица, получающего кредит, и являющиеся значительными для принятия решения по данному заявлению, либо не сообщает при подаче заявления о таких ухудшениях указанного в документации или сведениях экономического положения, которые являются значительными для принятия решения по выдаче кредита⁷⁷. Таким образом, формулировка дефиниции приведенного параграфа не позволяет относить кредитный обман к хищениям в их отечественном понимании и вообще к преступлениям, имеющим в качестве конструктивного признака причинение имущественного ущерба. Указанное преступление признается оконченным уже с момента представления ложных или недостоверных документов и сведений или с момента истечения разумного срока, необходимого для сообщения об ухудшениях экономического положения конкретного предприятия или организации (усеченный состав преступления). Кроме того, субъект может быть признан виновным в совершении преступления, предусмотренного § 265b, даже в том случае, если он собирался в последующем возвратить кредитные средства. Не случайно в немецкой юридической литературе обращается внимание на то, что определение умысла на невозвращение кредитных средств выведено за рамки предмета доказывания и что это сделано для более эффективного предупреждения получения кредита путем обмана. Ведь практические работники избавлены от трудностей установления умысла на причинение вреда или создание опасности его причинения⁷⁸. Подчеркивается также, что кредитный обман есть своеобразное «преддверие» мошенничества, и потому в случае реального причинения вреда кредитору § 265b поглощается § 263⁷⁹. Что же касается применения § 265b, то оно возможно как в случаях покушения на мошенничество, так и в случаях неудачной попытки совершения деяния, именуемого в УК РФ незаконным получением кредита.