Текст книги "Мошенничество в сфере кредитования. Вопросы обоснованности состава преступления и уголовно-правового поощрения за позитивное посткриминальное поведение"

Вряд ли обстоятельства совершения преступлений, установленные в ходе расследования и рассмотрения указанных выше уголовных дел, могут быть поставлены на одну доску с простой жаждой наживы или сиюминутным желанием приобрести дорогую вещь, что весьма свойственно для мошенничества в сфере кредитования. Ведь кредиты нередко используются для покупки дорогой бытовой или цифровой техники, автомобилей и т. п.

Совершение хищения, не носящего открытый либо насильственный характер, в условиях затруднительного материального положения, вызванного стечением тяжелых жизненных обстоятельств, безусловно, во всех случаях свидетельствует о существенном понижении степени общественной опасности преступления, поскольку подобные обстоятельства значительно ограничивают выбор человеком варианта поведения. Соответственно такое деяние не должно влечь последствий, одинаковых с последствиями преступления, осуществленного в обычной ситуации¹⁸¹.

Казалось бы, это должно быть очевидным для правоприменителя ввиду наличия в УК РФ смягчающего обстоятельства, предусмотренного п. «д» ч. 1 ст. 61 данного нормативного акта («совершение преступления в силу стечения тяжелых жизненных обстоятельств»¹⁸²). Однако это вовсе не так. Судя по изученным материалам, суды крайне редко ссылаются на указанный пункт, обосновывая назначенное подсудимому наказание. Более того, складывается впечатление, что судьи вообще нечасто уделяют внимание установлению и оценке упоминаемых в показаниях обвиняемых фактов, свидетельствующих о трудной жизненной ситуации и имущественном неблагополучии. Так, из общего количества изученных в процессе данного научного исследования судебных решений в тексте лишь девяти суд оговорил учет материального положения подсудимого. Причем только в одном случае суд признал тяжелое материальное положение причиной мошеннических действий подсудимой в отношении кредитора и смягчил ей в связи с этим наказание. Так, в приговоре отмечено, что подсудимая похитила паспорт из сумки, оставленной в палате, в которой она содержалась в период прохождения ею лечения, и совершила 3 эпизода мошенничества в сфере кредитования на сумму соответственно 7800, 35 000 и 6180 рублей. В то же время здесь указано на связь совершенных преступлений с трудным материальным положением виновной, на состояние ее здоровья и сделан вывод, что исправление подсудимой возможно с назначением наказания в виде исправительных работ¹⁸³. В указанной ситуации принять во внимание при назначении наказания тяжелое материальное положение лица суду не помешали ни размер похищенного имущества, ни периодичность хищений. Такие решения не противоречат закону, ибо для выхода из жизненного тупика подчас могут потребоваться весьма значительные средства. Однако их [решений] принятие, к сожалению, явление исключительное. Отчасти подобная практика может быть объяснена осторожностью судейского корпуса, вызванного тем фактом, что ссылка на свое тяжелое материальное положение как на препятствие к возврату кредита является весьма распространенной оговоркой виновных в мошенничестве в сфере кредитования, стремящихся избежать уголовной ответственности (едва ли не во всех объяснениях и протоколах допросов подозреваемых или обвиняемых имеется соответствующая оговорка). Но проявление недоверия к аргументам виновного должно быть надлежащим образом обосновано. Их молчаливое игнорирование недопустимо.

Сориентировать правоприменителя на тщательное выяснение вопроса, вызвано ли совершение хищения затруднительным материальным положением, сложившимся вследствие стечения тяжелых жизненных обстоятельств, либо нет, могло бы способствовать создание «привилегированного» состава хищения, заключающего в себе в качестве дифференцирующего признака совершение преступления вследствие затруднительного материального положения, вызванного стечением тяжелых жизненных обстоятельств. В силу того, что данный признак безусловно свидетельствует именно о снижении степени общественной опасности преступного деяния, выполненного при его [признака] наличии, появление в законе подобной конструкции представляется более пригодным для сглаживания асимметрии в ранжировании уголовной ответственности за преступления против собственности, осуществляемого до сих пор лишь с помощью квалифицирующих признаков в узком смысле слова, чем те, которые построены рассматриваемым Федеральным законом.

С учетом сказанного представляется необходимым дополнить Уголовный кодекс РФ новой статьей – 158² «Хищение, совершенное вследствие затруднительного материального положения» следующего содержания: «Хищение, совершенное лицом путем кражи, мошенничества, присвоения или растраты вследствие затруднительного материального положения, вызванного стечением тяжелых жизненных обстоятельств, – наказывается штрафом в размере до двадцати тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до двух месяцев, либо обязательными работами на срок до девяноста часов, либо исправительными работами на срок до трех месяцев, либо ограничением свободы на срок до шести месяцев, либо принудительными работами на срок до шести месяцев»¹⁸⁴.

Что же касается осуществленного при указанных условиях мелкого хищения, то оно и вовсе не обладает характерным для преступления уровнем общественной опасности. До включения в УК РФ Федеральным законом от 03.07.2016 № 323-ФЗ¹⁸⁵ ст. 158¹ оценка подобных деяний не вызывала особой проблемы, поскольку таковые в соответствии со ст. 7.27 Кодекса об административных правонарушениях влекли лишь административную ответственность. Однако установление названной статьей уголовной ответственности за мелкое хищение, совершенное лицом, подвергнутым административному наказанию за мелкое хищение, предусмотренное ч. 2 ст. 7.27 КоАП¹⁸⁶, изменило ситуацию. Как верно замечено в науке, закон позволяет считать преступным хищение даже на сумму, не превышающую одну тысячу рублей, если оно учинено субъектом, ранее наказанным в административном порядке за деяние, обладающее признаками мелкого хищения, описанного в ч. 2 ст. 7.27 КоАП РФ¹⁸⁷.

Воспринимая как данность существование норм с административной преюдицией, следует все же признать упущением законодателя то, что последний, используя соответствующий инструмент для межотраслевой дифференциации ответственности за мелкое хищение, не сделал никакого исключения для деяний, совершенных в условиях затруднительного материального положения, вызванного стечением тяжелых жизненных обстоятельств. Тем самым не только не приняты во внимание при решении вопроса о виде ответственности свойства деяния и совершившего его лица, которые способны существенно влиять на степень общественной опасности преступного посягательства, но и переоценен профилактический потенциал административной преюдиции. «Законодатель исходит из того, – поясняет Л. В. Лобанова, – что первоначальное правонарушение также представляет общественную опасность, но тем не менее, экономит меры уголовной репрессии и обращается к административной преюдиции, предоставляя субъекту еще один шанс не попасть на скамью подсудимых и не стать преступником»¹⁸⁸. Специфика хищения, совершенного вследствие затруднительного материального положения, вызванного стечением тяжелых жизненных обстоятельств, состоит в том, что в связи с внезапностью наступления, тяжестью, сложностью преодоления, длительностью существования или повторяемостью определенных условий жизнедеятельности (смерть кормильца, увольнение с работы, длительная задержка заработной платы, утрата жилого помещения, болезнь или утрата трудоспособности и т. п.) у виновного просто не было возможности предоставленным шансом воспользоваться.

Отмеченное позволяет утверждать, что совершение преступления вследствие затруднительного материального положения, вызванного стечением тяжелых обстоятельств, применительно к мелкому хищению, описанному в ст. 158¹ УК РФ, должно служить обстоятельством, исключающим уголовную ответственность. В связи с этим представляется целесообразным сопроводить названную статью примечанием такого содержания: «Лицо, совершившее деяние, предусмотренное настоящей статьей, вследствие затруднительного материального положения, вызванного стечением тяжелых жизненных обстоятельств, не подлежит уголовной ответственности».

Говоря о необходимости регламентации уголовной ответственности за мошенничество, невозможно обойти вниманием то обстоятельство, что существующая на сегодняшний день уголовно-правовая защита кредитных отношений от мошеннических действий заключается преимущественно в охране интересов кредиторов, в то время как какие-либо дополнительные рычаги обеспечения интересов заемщиков законодателем не созданы. Подобное положение вещей неприемлемо, потому что оно представляет собой серьезное нарушение положений Конституции РФ, гарантирующих признание и равную защиту на территории Российской Федерации всех форм собственности (ч. 2 ст. 8)¹⁸⁹. Кроме того, современная практика кредитования показывает, что последнее является «благодатной почвой» не только для противоправных действий недобросовестных заемщиков, но и для злоупотреблений хозяйствующих субъектов, выдающих денежные ссуды под проценты.

Одной из проблем в России сегодня является тотальная закредитованность населения страны. Так, согласно некоторым данным, по состоянию на I полугодие 2017 года кредиты оплачивает каждый третий россиянин, а каждый десятый тратит на оплату процентов по ссудам больше половины ежемесячной зарплаты¹⁹⁰. Значительная часть экономически активных граждан имеет открытые кредиты (существенно больше половины). При этом доля таких лиц обнаруживает тенденцию к увеличению: за 2016 год соответствующий показатель вырос на 5 % (с 42,6 до 44,7 млн чел.)¹⁹¹. Согласно исследованиям Национального бюро кредитных историй (далее – НБКИ) в I полугодии 2018 года наблюдается улучшение кредитного здоровья россиян: на 01.04.2018 текущая долговая нагрузка российских заемщиков составила 23,62 %, тогда как на 01.10.2017 указанный показатель составлял 24,67 %¹⁹². Впрочем, представляется, что указанные позитивные моменты все же нельзя признать обнадеживающими. Дело в том, что само НБКИ, несмотря на заявления о замедлении роста количества потенциальных банкротов по кредитам (граждане, формально подпадающие под действие закона о банкротстве физических лиц, имеющие просроченный долг более чем в 500 тыс. руб. сроком свыше 90 дней по всем видам розничных кредитов и (или) займов), отмечает, что с начала 2018 года число таких лиц увеличилось на 4 % и составило 926,7 тыс. человек¹⁹³. При этом, согласно сведениям того же НБКИ, 7,16 % граждан продолжают тратить на обслуживание своих кредитных обязательств более 60 % ежемесячного дохода¹⁹⁴. Не случайно в этой связи международной компанией в сфере предиктивной аналитики FICO (NYSE: FICO) в III квартале 2018 года было зафиксировано снижение на 1 пункт по сравнению со II кварталом 2018 года значения Индекса кредитного здоровья (FICO® Credit Health Index), которое со второй половины 2016 года показывало лишь тенденцию к росту¹⁹⁵. Имеются и иные данные. Так, на одного живущего в России приходится кредит в размере 87 тыс. руб. в среднем, что больше, чем год назад (75 тыс. руб.)¹⁹⁶. Более того, по сведениям Центробанка и Минэкономразвития России, за I полугодие 2018 года портфель кредитов населению вырос на 1,1 трлн руб. до 13,3 трлн руб., причем потребительские кредиты выросли на 15,9 % в годовом выражении после 15,1 % в мае (с устранением сезонности – более чем на 20 %), тогда как рост реальных зарплат в это же время замедлился до 7,2 %, а вкладов россиян в банках – до 7,1 %, т. е. объем долговой нагрузки граждан растет быстрее их зарплат и сбережений¹⁹⁷. Исследователи отмечают, что каждая вторая российская семья живет в долг, и граждане вынуждены занимать деньги, чтобы вернуть ранее взятые кредиты: средний долг на человека перед кредитными организациями по данным на 01.07.2018 составил 163 тыс. рублей, следовательно, уровень закредитованности российских граждан вырос на 11 % в сравнении с аналогичным показателем предыдущего года (146 тыс. руб. в 2017 году)¹⁹⁸. Указанная ситуация во многом объясняется тем, что большая часть населения обладает низкой финансовой грамотностью: граждане добровольно возлагают на себя непосильные обязанности, руководствуясь заманчивыми предложениями, обусловленными максимальной доступностью кредитных услуг. Последнее качество характерно для кредитных продуктов, предлагаемых микрофинансовыми организациями, сотрудники которых подчас беззастенчиво пользуются неосведомленностью относительно деталей кредитования, присущей значительной части заемщиков.

Неединичными являются также факты мошенничества, совершаемого представителями нелегальных микрофинансовых организаций. «В настоящее время, – констатирует Центральный банк Российской Федерации, – практически во всех регионах РФ активизировались юридические лица, не являющиеся МФО <…> и привлекающие денежные средства граждан под достаточно высокий процент. <…> Граждане, передавая указанным организациям денежные средства, подвергают себя риску их утраты или хищения»¹⁹⁹.

По мнению Роспотребнадзора, который ежегодно принимает более тысячи жалоб на действия микрофинансовых организаций²⁰⁰, множества случаев мошеннических действий в отношении граждан можно избежать при условии повышения их финансовой грамотности. С указанным заявлением можно согласиться лишь с определенными оговорками. Во-первых, задача повышения финансовой грамотности населения весьма трудоемкая. Во-вторых, недобросовестность лиц, выдающих денежные ссуды под проценты, заключается в извлечении пользы не только из кредитной непросвещенности заемщика, но и из таких факторов, как затруднительное материальное положение, стечение тяжелых обстоятельств, возникновение внезапной потребности в денежных средствах. «Это острая проблема, социально чувствительная, – отметила на заседании Государственной Думы РФ председатель Центрального банка РФ Э. С. Набиуллина, – потому что услугами микрофинансовых организаций в основном пользуются люди с невысокими доходами, которым не хватает денег до зарплаты, они берут деньги на маленький срок, а потом не способны выплатить, в результате накапливаются проценты, пени и штрафы»²⁰¹.

В этих условиях уместно напомнить, что в зарубежном законодательстве подобные проблемы подчас решаются путем конструирования квалифицированных составов мошенничества. В качестве одного из обстоятельств, свидетельствующих о повышенной степени общественной опасности мошенничества, в том числе и совершаемого в кредитно-банковском секторе экономики, с учетом сказанного выше следует признать использование виновным финансовой или иной неграмотности потерпевшего либо затруднительного положения последнего. Применительно к кредитному мошенничеству можно, например, утверждать, что находящийся в подобной ситуации заемщик способен согласиться на абсолютно любые условия кредитования, он в большей степени подвержен обману со стороны недобросовестных лиц, следовательно, совершить в отношении такого лица мошенничество гораздо проще. Менее привлекательно в этом случае выглядит и лицо, совершившее мошенничество такого рода, поскольку в его преступном поведении, как правило, находят отражение такие качества, как безжалостность, бессердечность, неумение проявить снисхождение к человеческим слабостям или сочувствие к беде. По уровню своей вредоносности подобное мошенничество мало отличается от мошенничества, совершенного с причинением значительного ущерба гражданину, поскольку не только создает угрозу причинения подобного вреда, но и способно усугубить и без того непростое положение потерпевшего, углубляя в частности его обнищание.

Учитывая сказанное, представляется целесообразным диспозицию ч. 2 ст. 159 УК РФ изложить в следующей редакции: «Мошенничество, совершенное:

а) группой лиц по предварительному сговору;

б) с использованием финансовой или иной неграмотности потерпевшего либо его затруднительного положения;

в) с причинением значительного ущерба гражданину»²⁰².

Еще одну проблему представляет учет мошеннических схем, в рамках которых руководители предприятий принуждают своих работников к получению в банке кредитов под предлогом выплаты долгов предприятия и недопущения его банкротства. Затем руководство скрывается с денежными средствами, а работники вынуждены выплачивать взятые кредиты. Здесь стоит обратить внимание на следующий пример. И., действуя по предварительному сговору с неустановленным лицом, являясь заместителем председателя наблюдательного совета ООО «Текстиль Поволжье ХБК Камышин», предлагал работникам данного предприятия брать кредиты на свое имя в банке и убеждал их посредством обещаний последующего погашения кредитов из средств предприятия передавать ему полученные кредитные средства. И. уверял доверчивых подчиненных в том, что указанные средства предназначены для погашения задолженности по предыдущим кредитам и выплаты заработной платы работникам и иным сотрудникам предприятия. При этом И., пользуясь неосведомленностью начальника расчетного отдела и главного бухгалтера о своих преступных намерениях, давал устные распоряжения названным сотрудникам о составлении на имя обманутого работника фиктивной справки, где указывалась завышенная заработная плата. Приговором Камышинского городского суда Волгоградской области от 11.02.2011 И. был признан виновным в совершении 7 эпизодов мошенничества группой лиц по предварительному сговору и 6 эпизодов мошенничества с использованием своего служебного положения по ч. 2 и 3 ст.159 УК РФ. И. в общей сложности было похищено более 2 млн рублей²⁰³.

С точки зрения действующего законодательства квалификация действий И. не вызывает нареканий. Здесь, однако, стоит обратить внимание на то, что мошеннические действия, образующие данную преступную схему, обладают повышенной общественной опасностью по той причине, что, во-первых, в заблуждение вводится сразу несколько потерпевших, во-вторых, вред причиняется нескольким объектам (отношения собственности, кредитные отношения), в-третьих, у недобросовестного работодателя есть необходимые средства для облегчения совершения преступления: более полная осведомленность о делах компании, чем у работников, наличие статуса руководителя и соответствующих полномочий, доверие работников к лицу, занимающему столь высокий пост в организации и т. п. Возможно, по этой причине некоторые исследователи сомневаются в адекватности уголовно-правовой оценки подобного поведения на основании ст. 159 УК РФ, поднимая вопрос о конструировании для такого рода случаев специальной нормы²⁰⁴. Не исключая положительного ответа на указанный вопрос, следует при этом заметить, что соответствующая проблема требует обстоятельного изучения. Ее решение предполагает обоснование не только специфики указанных преступных деяний (либо ее отсутствия), но и распространенности (единичности) таковых.

Содержание настоящего параграфа позволяет сформулировать следующие выводы.

1. Спустя шесть лет с момента принятия Федерального закона от 29.11.2012 № 207-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации» стало вполне ясно, что цели, которые ставил законодатель, конструируя ст. 159¹ УК РФ, не достигнуты. Минимизировать количество фактов мошенничества в сфере кредитования не удалось. Названная статья оказалась неспособной служить дополнительной гарантией защищенности граждан от мошеннических действий. Напротив, распространенность приобрели в стране случаи кредитного мошенничества, причиняющего не только ущерб банкам либо иным кредиторам, но и вред другим лицам (например, при получении кредита на чужое имя). Не увенчалось успехом и стремление инициаторов соответствующего законопроекта обеспечить повышение качества правоприменительной деятельности. Вопреки ожиданиям появление состава мошенничества в сфере кредитования не только осложнило старые проблемы (например, вопрос о соотношении мошенничества с другими составами преступления), но и вызвало к жизни ряд новых трудностей, связанных с уголовно-правовой оценкой мошенничества.

2. В противодействии кредитному мошенничеству ст. 159¹ УК РФ оказалась малоэффективной отчасти ввиду неудачного использования средств юридической техники. Один из серьезных недостатков подобного рода заключается в несоответствии между наименованием названной статьи и содержанием ее диспозиции. Название «Мошенничество в сфере кредитования» способно охватить широкий круг мошеннических действий, совершаемых в пределах функционирования рассматриваемого сектора экономики, то есть в границах общественных отношений, связанных с получением или предоставлением кредита. В то же время содержание диспозиции данной статьи, судя по сочетанию употребленных в ней терминов (кредитор – банк – заемщик – денежные средства), позволяет распространять закрепленную здесь норму лишь на случаи мошенничества под прикрытием кредитного договора, причем совершаемого лицом, получающим кредит. Вне области действия ст. 159¹ УК РФ оказывается широкий спектр мошеннических деяний, совершаемых в сфере кредитования. Таким образом, законодатель, сконструировав рассматриваемый состав, не столько обособил кредитное мошенничество от других видов мошеннических деяний, сколько осуществил дифференциацию ответственности за мошенничество в сфере кредитования.

3. Несоответствие между наименованием ст. 159¹ УК РФ и содержанием ее диспозиции небезобидно. Оно чревато созданием у правоприменителя иллюзии, будто мошеннические действия, совершаемые в кредитной сфере, но не охватываемые названным содержанием, вообще непреступны.

4. При создании ст. 159¹ УК РФ были нарушены правила конструирования специальных норм, определяющие обоснованность принятия законодателем такого рода решения. Названная статья была включена в Уголовный кодекс России, несмотря на то, что никаких принципиально новых общественных отношений, требующих особой уголовно-правовой охраны, не появилось, а санкция общей нормы, устанавливающая ответственность за мошенничество, обладала необходимой гибкостью, чтобы учитывать специфику роли кредитно-банковского сектора экономики, и в то же время была лишена такого негативного свойства, как чрезмерная разница между минимальным и максимальным пределами устанавливаемого наказания. Появление ст. 159¹ УК РФ не может быть объяснено и потребностью в преодолении сомнений правоприменителя относительно преступного характера тех посягательств, которые ныне подпадают под действие данной нормы, поскольку при наличии в УК РФ универсальной статьи, посвященной мошенничеству, для подобных сомнений не было оснований.

5. Различия в санкции ч. 1 и 2 ст. 159¹ и 159 УК РФ, а также изменение (в сторону увеличения) нижней границы крупного и особо крупного размеров похищенного для кредитного мошенничества в сравнении с такого рода параметрами для обычных мошеннических действий, указывают на то, что законодателем осознанно создана модель менее опасного в его понимании вида мошенничества. При этом парадокс появления специального состава мошенничества в сфере кредитования заключается в том, что законодатель сконструировал «привилегированный» состав преступления, в котором нет ни одного признака, однозначно указывающего на пониженную степень общественной опасности рассматриваемого вида мошенничества по сравнению с другими его видами, и напротив, заключающий в себе признаки, способные нередко олицетворять обстоятельства, влияющие на уровень общественной опасности преступления в сторону его [уровня] повышения (возможность появления дополнительного объекта; способность деяния причинять вред не только кредитору, но и клиентам банка, а равно иным лицам; удвоение обмана). Статью 159¹ из УК РФ поэтому следует исключить (см. Заключение, п. 10 ч. 1).

6. Недостатком произведенной законодателем дифференциации уголовной ответственности за мошенничество является не только необоснованное придание статуса привилегирующих признаков обстоятельствам, описанным в диспозиции ч. 1 ст. 159¹ УК РФ, но и отказ правотворца отразить в законе дифференцирующее значение некоторых обстоятельств, обеспечивающих существенный «перепад» в уровне общественной опасности преступного посягательства на собственность, в том числе и мошеннических действий. Такое значение в условиях неустойчивой экономической ситуации и ухудшения благосостояния значительной части населения страны должны иметь признаки «совершение хищения вследствие затруднительного материального положения, вызванного стечением тяжелых жизненных обстоятельств» и «совершение мошенничества с использованием финансовой или иной неграмотности потерпевшего либо его затруднительного положения», ибо таковые в подобных условиях приобретают свойства типичности (относительной повторяемости) и безусловного, направленного влияния на уровень общественной опасности содеянного, причем первый – в сторону существенного снижения степени общественной опасности хищения, не носящего открытый и (или) насильственный характер, а второй – в сторону значительного увеличения степени общественной опасности мошенничества.

7. Стечение тяжелых жизненных обстоятельств, вызывающее затруднительное положение гражданина, существенно ограничивает избирательность в человеческом поведении, придавая его выбору между преступным и непреступным, сделанному в пользу хищения, отчасти вынужденный характер. Совершаемое при наличии названных обстоятельств преступление против собственности обладает поэтому пониженной степенью общественной опасности по сравнению с хищением, осуществленным в их [обстоятельств] отсутствие, каким бы значительным ни был размер похищенного. Мелкое же хищение, совершенное в силу затруднительного материального положения, вызванного стечением тяжелых жизненных обстоятельств, и вовсе не обладает уровнем общественной опасности, характерным для преступления, и, следовательно, не должно влечь уголовную ответственность. С учетом изложенного представляется необходимым внести изменения в Уголовный кодекс РФ (см. Заключение, п. 7 и 8 ч. 1).

8. Использование в процессе мошенничества финансовой или иной неграмотности потерпевшего либо его затруднительного положения облегчает совершение преступления, а также создает условия для причинения большего, чем при обычных условиях вреда, поскольку способно усугубить и без того сложное положение обманываемого гражданина. Подобные действия, кроме того, свидетельствуют о повышенной опасности мошенника, поскольку указывают на его безжалостность, стремление нажиться на чужой беде, обратить во благо себе интеллектуальные недостатки другого человека. В целях учета названных обстоятельств, требующих увеличения объема ответственности за мошенничество, осуществленное при их наличии, необходимо внести новый квалифицирующий признак в диспозицию части 2 ст. 159 УК РФ (см. Заключение, п. 9 ч. 1). Применительно к мошенничеству в сфере кредитования появление нового квалифицирующего признака преступлений данного вида среди прочего означало бы создание уголовно-правовых гарантий защиты от мошеннических действий лиц, выступающих в качестве кредиторов. Законодатель не должен забывать о том, что кредитование сегодня, к сожалению, выступает «благодатной почвой» не только для противоправных действий недобросовестных заемщиков, но и для злоупотреблений хозяйствующих субъектов, выдающих денежные ссуды под проценты.

9. Проблема уголовно-правовой оценки мошеннических действий руководителей организаций, понуждающих своих работников к получению в банке кредитов якобы на нужды организации путем заверений об оплате задолженности за счет ее средств, а затем кредитные средства присваивающих, и целесообразности конструирования для этого самостоятельного состава преступления нуждается в тщательном изучении силами многих представителей научного сообщества. Сейчас можно лишь догадываться, что мошеннические действия, образующие подобную преступную схему, обладают повышенной общественной опасностью даже в сравнении с мошенничеством с использованием служебного положения, поскольку предполагают множественность нарушаемых объектов и причинение вреда нескольким потерпевшим, а также наличие у виновного дополнительных средств для совершения преступления (осведомленность о делах организации, наличие статуса руководителя, доверие работников к лицу, занимающему высокий пост и др.). Однако такие предположения нуждаются в проверке. Кроме того, решение данной проблемы требует выяснения не только специфики упомянутых преступных деяний (либо ее отсутствия), но и распространенности (единичности) таковых.