Текст книги "Великий Бенин"

Глава XIII
Эмотан хоронят

Кто разгадает смерть?

Она забирает в своё царство не только стариков, но и маленьких детей.

Из африканской сказки

Море встретило корабль тихими, мягкими всплесками спокойных волн. Началась обычная корабельная жизнь: били склянки, ругался боцман, менялась вахта, день уступал место ночи, а затем ночь – дню, Диого готовил пищу.

Теперь ему приходилось кормить не только моряков, но и забитых в трюмы рабов, для которых он варил жидкую похлёбку.

Свободного времени у юнги оставалось немного, и Асоро был предоставлен сам себе. Мальчик изучал корабль. Он облазил его с носа до кормы, затвердил названия всех парусов и мачт, узнал значение каждой команды. Если бы он не был сыном Великого Эвуаре, то он с удовольствием бы стал матросом, чтобы взбираться на мачты, поднимать и укреплять паруса, держать румпель. Вечерами Асоро просил Диого рассказывать про обычаи тех людей, которых он увидит в Португалии. Он настолько был заинтересован предстоящей встречей с белым народом, что совсем не скучал по оставленному Бенину и, пока корабль находился в море, ни разу не вспомнил о Жороми и Эмотан.

И уж конечно, он не мог знать, что маленькой Эмотан больше не было среди живых, что её сожрал лесной хищник.

Даже косточек, которые можно было бы предать погребению, не оставил страшный зверь. Людям, три дня искавшим в лесу исчезнувшую Эмотан, удалось найти только разодранную в клочья юбку да рассыпавшиеся по тропинке бусы.

В доме мастера Осифо не умолкал плач. Билась в судорогах рыданий мать погибшей Эмотан. Плакали собравшиеся вокруг неё женщины. Ириэсе громко проклинала злых духов, отнявших усладу глаз, радость сердца – маленькую Эмотан. Не ведавшие слёз мужчины безмолвно и понуро стояли вокруг Осифо.

Трудно было себе представить, что человек может так быстро измениться, как изменился отец погибшей девочки.

Лицо Осифо посерело, кожа на лбу собралась в глубокие складки, губы обвисли, глаза подёрнулись мутной плёнкой. Ещё недавно полный сил, мастер за три дня превратился в дряхлого старика. Безучастно смотрел он, как Осунде, муж его первой дочери, вышел на середину двора и совершил обряд заклания курицы. Это должно было помочь душе Эмотан достичь мира духов, а также предупредить предков о том, что новый дух уже в пути и скоро присоединится к ним.

На улицах квартала появилась страшная «вестница смерти». Её щёки, грудь и живот были покрыты полосами серой грязи. Вестница шла медленно. Казалось, её ноги передвигаются с чрезвычайным трудом. В руках она держала длинные зелёные ветки и без устали рассекала ими воздух, словно била кого-то, видимого только ей. Вслед за вестницей смерти также медленно двигались рыдающие плакальщицы.

Они останавливались около каждого дома и громко выкликали имя погибшей девочки.

Не было ни одного человека в квартале литейщиков, который остался бы равнодушным к горю, обрушившемуся на семью Осифо.

Плачущие женщины, сбившись в тесную толпу, направились к дому мастера. Вслед за ними, взяв в руки трещотки, поспешили и мужчины.

Звуками нехитрых погремушек, сделанных из выдолбленных тыкв, умели бенинцы выражать и горе, и радость. Сейчас приглушённое постукивание погремушек звучало мрачно. Это плакала сама печаль, охватившая сердца людей.

Услышав звуки трещоток, Осифо вышел навстречу соседям, пришедшим разделить его беду. Осунде привёл жертвенных животных.

Осифо сам, никому не доверяя, свершил обряд обезглавливания барана и петуха. Умерщвлённых животных разрубили на части, и кровь окрасила землю перед домом, куда явилась смерть. Женщины запели погребальные песни, громко затрещали погремушки, в голос завопили плакальщицы. И словно бы вызванный из того мира, куда каждый стремится попасть как можно позже, на улице очутился шаман…

Замолкли трещотки, испуганно затихли плачущие женщины.

Шаман-смерть всегда присутствовал на погребальных обрядах, но всегда в разных обличьях. На этот раз тело шамана было закутано в пятнистую чёрно-жёлтую ткань, а на голове надета белая маска. В прорезях маски хищно сверкали зелёные глаза, из красной, как будто омытой кровью пасти торчали острые клыки.

Смерть явилась в облике леопарда. Размахивая острым трезубцем, как зверь когтистой лапой, шаман запрыгал, подражая звериным прыжкам. Вот он рыча попятился назад, закружился на месте, вот замер, изогнув свой длинный пятнистый стан.

Несчастной матери Эмотан показалось, что она своими глазами увидела, как бросился безжалостный зверь на её беззащитную девочку. Страшно закричав, она упала на землю.

Её крик подхватили Ириэсе и старая няня. Вслед за ними заплакали, заголосили все женщины.

Только один человек в квартале литейщиков не вышел в этот день на улицу и не присоединился к общему плачу. И этим человеком был лучший друг Эмотан – Жороми. Зажав руками уши, чтобы не слышать воплей, несущихся с улицы, Жороми лежал ничком на полу своей комнаты и беззвучно рыдал.

Он не мог себе представить, что весёлая Эмотан ушла в неведомую страну, куда уходят лишь однажды и путь в которую называется «смерть». Эмотан умерла! Нет, с этим невозможно смириться. Застонав, Жороми поднялся с пола. В эту минуту он ненавидел весь мир и особенно себя за то, что, может быть, он сам виноват в смерти девочки.

Утром, когда все пошли провожать большую лодку, он забежал в дом Осифо, но, не найдя Эмотан, направился к реке без неё. Там, увлечённый необычайным зрелищем, он совсем забыл о своей подруге, не вспомнил он о ней и по возвращении домой, так как принялся лепить из глины лодку белых людей. И только день спустя, когда пропавшую Эмотан уже искали по всему лесу, Жороми узнал о случившейся беде. Никогда он не простит себе того, что ушёл к реке, не разыскав Эмотан. Ведь если бы он её нашёл, Эмотан не превратилась бы в невидимого духа.

Три дня не разговаривал Жороми ни с отцом, ни с матерью.

Младшие братья не смели приблизиться к нему… Однако надо было подумать об ухув-элао Эмотан. И тут дерзкая мысль пришла в голову Жороми. «Ухув-элао я сделаю сам, и сделаю из бронзы. А когда я сделаю голову, я обмажу её тонким слоем глины, чтобы никто в городе не узнал, что на алтаре простого человека стоит бронзовый ухув-элао. Я непременно сделаю это, если только кривоногий начальник литейщиков не увидит мою отливку и не прикажет убить меня».

Жороми вышел из комнаты во двор, где под навесом в тазу мокла глина. Он подцепил деревянной лопаточкой большой комок желтовато-красной вязкой массы и, разминая его, думал о том, как обрадуется дух Эмотан бронзовому ухув-элао. Лицо девочки как живое стояло перед его глазами. Жороми сначала торопливо, так как боялся утратить ясность образа, а затем всё более спокойно и уверенно стал воссоздавать в глине круглое лицо, гладкие щёки, большие глаза, чуть вздёрнутый нос, всегда готовые улыбнуться пухлые губы. Такой была Эмотан при жизни, такой старался запечатлеть её навеки Жороми. Глина как никогда слушалась его. Она принимала нужные формы, становилась похожей на Эмотан – её глаза, нежные щёки, улыбающийся рот.

Жороми работал, пока не стемнело. Потом мальчик завернул свою работу в мокрую тряпку, сполоснул лицо, чтобы никто не заметил позорных для мужчины бороздок, проложенных слезами. Умывшись, он вышел на улицу и присоединился к людям, с погребальным пением шедшим по городу за «вестницей смерти» и леопардом-шаманом.

Глава XIV
Лиссабон

Прекрасный город Лиссабон.

Кадамосто

Всему приходит конец, даже океану. Кончилось семь недель пути, позади остались пенящиеся волны; «Санта-Инес» – у берегов Португалии.

Гордый удачным плаванием и богатой добычей, капитан ди Сикейра отдал приказ вести каравеллу на Лиссабон.

«Санта-Инес» расправила белые паруса и неторопливо, словно бы примериваясь к спокойным водам реки, вошла в устье Тежу.

В Лиссабоне её ждали. Весть о возвращении корабля, посетившего Чёрный континент, облетела весь город, и множество людей, желавших увидеть отважных моряков, переплывших океан, собрались у причала. Река была усеяна лодками, украшенными вымпелами и флагами. Ждали очень долго. Чтобы скрасить томительные часы, люди на набережной кричали, устраивали смешные перебранки, пели песни.

Среди толпы сновали лоточники, торговцы маслом и овощами. У воды расположились рыбные ряды.

– Рыба, рыба! Прекрасная, красная, серебристая, мясистая! – Женщины, засучив рукава, погружали руки в большие кадки и вытаскивали оттуда огромных рыб, красных омаров, скользких, похожих на змей угрей.

– А вот оливки! Кому оливки?! – Пронзительные голоса торговок рыбой перебивались криками продавцов оливок.

– Каштаны жареные, каштаны жареные!

Вдруг всё затихло. Нестройный громкий хор был усмирён слабым звоном надтреснутого колокола, это означало, что с колокольни церковки, стоявшей у самой воды, увидели каравеллу. Вслед за отзвеневшим колоколом заиграли музыканты – забили в барабаны и бубны, задули в волынки и флейты.

Под ликующие звуки музыки, сверкая огромными полотнищами белых парусов, к причалу подошла «Санта-Инес». Со всех сторон её окружили лодки. В одну из них спрыгнул Сикейра. Его восторженно приветствовала толпа. Капитан снял шляпу и поклонился орущим и рукоплещущим людям. Лодка в один миг доставила его к причалу. Сойдя на берег, Сикейра накрыл голову. Положив руку на эфес шпаги, он остановился, ожидая Гомиша. Купец подошёл к капитану, обнял его за плечи и, зная, как жадно следит толпа за их встречей, громко сказал:

– Привет тебе, капитан Руи ди Сикейра! Я рад твоему возвращению. «Санта-Инес» выглядит прекрасно, и ты тоже. Что ты привёз из-за моря-океана его величеству – королю Португалии?

– Я привёз его величеству – королю Португалии, дружбу великого африканского короля обба Эвуаре. Ещё я привёз гостя – сына Эвуаре, чтобы дружба наших стран была нерушима. Вот что я привёз его величеству, нашему всемилостивейшему монарху. А для вас, сеньор Гомиш, и для себя, с разрешения вашей милости, я привёз не перец и не масло, а нечто лучшее: трюмы «Санта-Инес» набиты чёрной слоновой костью.

Последние слова Руи ди Сикейра произнёс шёпотом, но тем не менее они были услышаны.

– Он привёз чёрную слоновую кость, трюмы каравеллы полны чёрной слоновой костью, чёрная слоновая кость… – понеслось по набережной.

Чёрная слоновая кость! О таком ещё не слыхивали в Португалии.

Что это за слоны с чёрными бивнями, где они водятся и каким оружием их убивают? Не успели зеваки как следует обсудить этот вопрос, как их внимание было привлечено новыми событиями.

Непонятно и тревожно забили барабаны. Это была не обычная бодрая дробь, а чужая, грозная, будоражащая. Португальские барабанщики в изумлении опустили свои палочки, вслед за ними умолкли флейтисты и волынщики. Странные барабаны зазвучали совсем близко, и в узкий проход, оставленный толпой, вошли два высоких чёрных, почти голых человека.

Их появление было встречено возгласом изумления. Таких чёрных людей в Португалии ещё не видывали. Эти двое были чернее самых смуглых арабов. Они шли слегка согнув колени, как будто приплясывали, и то ладонями, то кончиками пальцев били в подвешенные к поясам барабаны. За барабанщиками, на некотором расстоянии от них, шёл мальчик лет десяти-двенадцати, с кожей чернее ночи. Он был одет в пёструю, свободно спадающую до колен рубаху, его шею и грудь украшали ракушки, шапочка из бус стягивала мелкие завитки его чёрных волос, а на руке мальчика красовался серебристо-серый браслет в виде змейки. Чёрный мальчик шёл не глядя по сторонам, не обращая внимания на собравшихся здесь людей.

– Он страшен, как дьявол, – разглядывая его, говорили одни.

– Он прекрасен, как отлитый в бронзе древний бог, – возражали им другие.

– Это и есть принц, сын Эвуаре, короля Бенина, – пояснил Сикейра Гомишу.

Гомиш кивнул головой и, сняв шляпу, поспешил навстречу юному принцу.

– Здравствуй, – снисходительно проговорил мальчик, подождав, пока подошедший к нему человек кончил кланяться и возить шляпой по земле.

При первых звуках его голоса барабаны замолкли.

– Ваше высочество говорит по-португальски?

– Да, – мальчик чуть-чуть скривил губы, – я знаю твой разговор, сеньор. – Последнее слово он произнёс протяжно, почти пропел. – Я много говорил с моим другом Диого.

Длинная фигура Диого выросла рядом с сыном обба.

– Младший матрос, бывший студент Коимбрского университета, – отрекомендовал его Сикейра. – Был мною приставлен к принцу в качестве учителя и наставника.

– Ваше высочество, – шляпа Гомиша снова зацарапала перьями землю у ног Асоро, – сейчас вам подадут носилки. Я прошу вас осчастливить своим присутствием мой дом, который недостоин чести принимать такого высокого гостя. Но визит вашего высочества застал нас врасплох. Сегодня же я доложу его величеству всемилостивейшему монарху королю Португалии о прибытии вашего высочества.

– Что говорит этот сеньор? – не поняв, обратился Асоро к Диого.

– Сеньор Гомиш просит тебя быть его гостем. Пока ты будешь отдыхать после долгого плавания, он расскажет о твоём прибытии обба нашей страны.

– Хорошо, скажи ему: я согласен.

Асоро и Диого сели в подоспевшие носилки; Гомиш и Сикейра вскочили на коней, и процессия, подобно которой не видел Лиссабон, двинулась по улицам города.

Впереди бежали слуги Гомиша и палками расчищали дорогу носилкам. В этом не было ничего необычного, так же как и в самих носилках. Но за носилками шли чёрные музыканты и чёрные воины. Мало того что эти люди были чернее сажи, мало того что их чёрные тела были одеты только в куски пёстрой ткани, обмотанной вокруг бёдер, так они ещё разрисовали свои плечи, спины и груди белыми кругами и полосами. Было чему удивляться, на что посмотреть. Гомиш и Сикейра уже не привлекали внимания зевак.

– Что ты назвал «чёрной слоновой костью», капитан? – спросил Гомиш, поравняв свою лошадь с лошадью Сикейры.

– Трюмы «Санта-Инес» набиты живым товаром. Не перец, не слоновую кость привёз я в Португалию, ваша милость, но чёрных рабов. Эти люди сильны и выносливы. Только восемь из них умерли во время пути, а более полусотни благополучно доставлены в Лиссабон. Они будут работать, как вьючные лошади, а прокормить их проще, чем лошадей. Рабов мы продадим и выручим не меньше прибыли, чем выручили бы за слоновьи бивни. Вот почему я назвал этот товар «чёрной слоновой костью».

– Рабы! Трудно придумать что-либо более удачное. Я уверен, его величество оценит твою предприимчивость, капитан. Я добьюсь аудиенции у короля, и ты лично доложишь Афонсо о том, что сделано тобою для славы страны.

– Я даже в мечтах не смел мыслить о столь высокой награде, – вспыхнул от радости Сикейра.

– Ты её заслужил, капитан. Но посмотри на наших лиссабонцев. Они словно обезумели при виде чёрных людей.

На жителей Лиссабона смотрел и Асоро. Он слегка раздвинул занавески крытых носилок и с любопытством разглядывал людей и город, который так долго рисовался в его воображении.

– Скажи мне, сын обба, что ты видишь? – спросил его сидевший напротив Диого.

– Я вижу дворцы, они красивы и больше других домов.

– Это соборы, там молятся богу.

– Ваш бог очень богатый. Ещё я вижу много мужчин и женщин. Они громко кричат и машут руками.

– Они удивлены. Да и есть чему. Ведь в Лиссабоне никогда не видели людей со столь чёрной кожей, – вступился за своих земляков Диого. – Когда мы, белые, пришли в твой город, бенинцы тоже громко кричали и размахивали руками; а один человек даже потёр слюнями мою руку, чтобы проверить, не выкрашена ли она в белый цвет.

– Любопытные везде одинаковы, мне уже надоело смотреть на них. Скажи лучше, Диого, как называются звери, на которых без всякого страха сели капитан и сеньор?

– Это лошади, Асоро. Люди их приручили, потому что лошади быстро бегают. Прирученные, они становятся смирными, на них могут ездить и дети, и женщины.

– Ло-о-шадь, – растягивая букву «о», певуче произнёс Асоро новое для него слово. – Я хочу иметь зверя ло-о-шадь.

– Твоему высочеству стоит только пожелать.

Асоро снова откинул край занавески.

– Город Лиссабон красив, но он очень грязный. Я вижу, как из окон прямо на улицу выливают помои, на земле валяются рыбьи хвосты и шелуха. Как же это твои люди сохраняют кожу белой? Здесь так грязно, что очень легко стать серым.

– Да, – добродушно усмехнулся Диого в ответ на колкость маленького африканца. – Лиссабон не такой чистый город, как Бенин. Но зато в нём есть чудеса, о которых не слыхали в Африке.

– Чудеса – это хорошо. Я приехал, чтобы их увидеть, и, если мне что-нибудь понравится так же сильно, как ло-о-шадь, я увезу это в Бенин. Но скажи мне ещё, почему из окон некоторых домов высунуты палки, на которых висят белые, красные и всякие другие платья?

– Так у нас в Лиссабоне хозяйки сушат бельё, прямо над головами прохожих, – ответил принцу поравнявшийся с носилками Гомиш. – Но мы уже приехали, ваше высочество. Не угодно ли вам выйти?

Гомиш спешился, сам помог выйти Асоро из носилок и с поклоном пригласил чёрного принца проследовать в дом.

Глава V
В угловом кабинете

Торговля в этих местах – это торговля рабами и слоновой костью.

Пашеку, португальский мореплаватель XVI века

Гомиш сдержал обещание, данное им капитану. Уже на другой день после прибытия «Санта-Инес» в Лиссабон Руи ди Сикейра был удостоен встречи с его величеством королём Португалии Афонсо V. Аудиенция происходила в угловом кабинете, получившем своё название по месту нахождения в угловой башне крепостной стены. Скромное убранство углового кабинета соответствовало деловому разговору, имевшему место при этом свидании.

Афонсо сидел в окружении советников, выделяясь среди них строгой простотой своего костюма: лиловый бархатный камзол, лишённый каких бы то ни было украшений, на голове маленькая шапочка без перьев и пряжек, на ногах кожаные сапоги с отворотами. Король внимательно слушал доклад капитана.

– Жители этой страны, – говорил Сикейра, – многочисленны и высоки ростом. Все они чёрные, на их лицах и телах есть знаки, нанесённые острым железом. По этим знакам они отличают людей своего племени от чужих. Себя они считают лучшими в мире, воображая, что Бенин не только самая большая, но и самая прекрасная страна на земле. Их самонадеянность отвратительна, как и те идолы, которым они поклоняются. В остальном же бини разумны и сметливы. Их офицеры быстро поняли преимущества огнестрельного оружия и научились им пользоваться.

Правит страной король Эвуаре. Он осыпал нас милостями из любви к вашему величеству. Эвуаре оказывал нам всяческие почести и не утаил от нас ни одного уголка своего дворца. Мы видели, что дворец его богат, свита многочисленна, а одежда придворных красива.

Сикейра, смутившись, не слишком ли он увлёкся похвалами бенинскому владыке, бросил испуганный взгляд на короля. Увидев, что Афонсо слушает с неослабевшим вниманием, капитан облегчённо вздохнул и продолжал прерванный рассказ:

– Подданные Эвуаре не ведают ни законов, ни истории. У них нет письменности, они не имеют представления о том, что такое чтение. Но их нельзя назвать невежественными, так как они обладают живостью ума и изрядной сообразительностью. Бини сведущи во всех ремёслах, рыцарственны и добры. Если у них попросить какую-нибудь вещь, они никогда не откажутся её дать, напротив, с радушием предложат сами. Они умеют ткать, обжигать посуду, вырезать фигуры из кости и плавить металл. Всё это они делают превосходно.

Сикейра вынул из сумки, подвешенной к поясу, охотничий рог из слоновой кости и с поклоном положил его перед королём. Изогнутый рог мягко качнулся на ровном столе, на фигурках, украшающих его полированную поверхность, заиграли блики света. Афонсо осторожно, словно бы он имел дело с хрупким стеклом, поднял рог. Его глаза засветились непритворной радостью.

– Поистине, – проговорил он, медленно переворачивая рог и разглядывая фигурки, – это сделано искусником великим. Посмотрите, ваше преосвященство, – обратился он к сидевшему рядом епископу Лиссабона, – как извивается змея, пугая своего врага. Можно подумать, что мы сейчас услышим её шипящий свист. А крокодил! Он движется ей навстречу на коротких лапах, его тело покрыто чешуёй, а в оскаленной пасти торчат страшные зубы. Кто победит в этой смертельной схватке двух врагов, каждый из которых не более моего мизинца?

– Я думаю, человек, государь. – Епископ бережно принял рог из рук короля. – Я позволю себе обратить внимание вашего величества на фигурку человека. Звери, занятые друг другом, не заметили притаившегося охотника. А он уже натянул тетиву, его стрела готова поразить и змею и крокодила.

– Вы правы, – живо откликнулся Афонсо. – Человек побеждает обитателей леса и моря, да и саму грозную водную стихию, доказательством чему служат экспедиции наших предприимчивых подданных, отважно устремившихся через море-океан на освоение далёких земель.

Сикейра и Гомиш, счастливые похвалой короля, низко поклонились.

– Подобные плавания, – продолжал Афонсо, – ведут к могучим царствам, знаменитым городам и провинциям, которые в изобилии располагают всем тем, в чём мы нуждаемся. Этот рог, так же как и правдивый рассказ капитана ди Сикейры, являются свидетельством того, что земли за морем-океаном дадут нам слоновую кость, пряности и другие богатства, которыми полны эти страны, хотя они не похожи на золотые и серебряные острова, находящиеся, согласно книгам греческих географов, в устье Инда.

– Древние географы, – вставил Мойзиш Визинью, один из советников короля, приближённый ко двору за свою несравненную учёность, – считали, что Центральная Африка не может быть обитаема из-за страшной жары. Они писали, что её земли выжжены солнцем, занесены песками и населены только змеями.

– Напротив, – возразил Сикейра. – Хотя там нет зимы и северные ветры не охлаждают воздух, но земля тучная и даёт три урожая в год. В лесу растёт множество разнообразных деревьев, в том числе пальмы шести или восьми видов. Любо глядеть на них, так привлекательна их красота, как, впрочем, и иных деревьев, плодов и трав. Все птицы имеют другой вид, чем в Европе, а люди, как я уже докладывал, чёрного цвета. Но я не встречал среди них собакоголовых людей или иных чудовищ, как многие ожидали, ни в самом Бенине, ни в его окрестностях. Очевидно, их нет и там, откуда воины Эвуаре привели рабов.

При слове «рабы» все присутствующие в кабинете короля насторожились, понимая, что сейчас речь пойдёт о главном.

Португалия нуждалась в дешёвой рабочей силе. Страна и ранее не была густонаселёна, а теперь, после кровавых потерь в войнах с Кастилией и в военных экспедициях против Сеуты и Танжера в Марокко, её население заметно поредело. Вот почему так обрадовались король и его советники возможности ввезти в страну чернокожих рабов, которых можно будет использовать на самых тяжёлых работах. Афонсо V не был жестоким правителем, его поступки часто отличались благородством и справедливостью. Но, подобно большинству своих современников, король не видел в рабстве зла, его гуманность не распространялась на невольников. Рабство не осуждали ни духовные, ни светские власти, в особенности если речь шла о рабах-язычниках, находящихся, по словам церковников, «вне закона Христова». К ним европейцы относились с поразительной бессердечностью, истязая непосильным трудом, голодом и побоями.

Не проронив ни слова, Афонсо выслушал отчёт Сикейры о покупке им рабов у обба и о той сделке, которую заключил капитан перед отъездом, обещав привезти в Бенин несколько десятков аркебуз взамен новой партии рабов.

Когда Сикейра умолк, король сказал своим советникам:

– Мы располагаем в изобилии всякими возможностями. У нас есть быстроходные корабли и прекрасные мореходы, готовые добыть для нас новые земли, а себе снискать славу. Своими деяниями мы превратим в данников морские народы вплоть до тропика Козерога. Они будут принадлежать нам вместе с их золотом, райскими семенами, перцем, рабами и другими сокровищами.

Смуглое лицо Афонсо окрасил румянец.

Он мысленно увидел земли, лежащие по ту сторону океана, качающиеся под ветром высокие пальмы, склонённых в поклоне чёрных владык, отдающих Португалии свои богатства и людей.

Он увидел расцвеченные флагами пристани Португалии, к которым прибывают каравеллы, гружённые пряностями, редкими породами дерева, жемчугом, слоновой костью и теми, кого капитан ди Сикейра окрестил «чёрной слоновой костью». Жадные республики – Венеция и Генуя – уступают Португалии первенство в восточной торговле. Португальские склады ломятся от ценных товаров. Чёрные рабы с цепями на ногах рыхлят португальскую землю, дробят камни, поднимают вёсла галер. Португалия становится сильнейшей страной мира.

Епископ Ортиш, духовник короля, один из самых могущественных и умных людей в государстве, прекрасно понял воодушевление, охватившее его духовного сына. Боясь, как бы из уст Афонсо не вырвались неосторожные слова, которые могли бы выдать вездесущему Риму планы Португалии, он встал и, трижды перекрестив воздух над головой короля, произнёс:

– Всемогущий да укрепит намерения твоего величества. Афонсо Пятый – великий король не только в глазах его подданных, но и перед лицом бога нашего. Ибо нет никаких сомнений, что в ближайшем будущем чернокожие, которые подобны животным в человеческом образе, чужды служению истинной вере, заслугами твоего величества откажутся от скотского состояния и признают католическую веру.

Король с благодарностью взглянул на епископа; монарх и его верный советник без слов поняли друг друга. Если Афонсо – рыцарь с головы до ног – думал о подвигах и о славе для себя и для страны, то его духовник умел придать политике короля толкование угодное церкви и тем самым поставить Рим перед необходимостью не только одобрить деяния Афонсо, но и защитить их от посягательства Испании – вечной соперницы Португалии. Обе державы стремились к господству на море.

После недолгого молчания, наступившего вслед за словами, сказанными епископом, Афонсо велел одному из своих советников взять карты, привезённые Сикейрой, и, опечатав их, спрятать в хранилище.

Ещё совсем недавно Афонсо не таил карт, на которых его капитаны отмечали береговые линии вновь открытых земель. Напротив, все собранные у моряков сведения он великодушно передал монаху Фра Мауро, величайшему географу своего времени.

Теперь же он решил не опубликовывать сведения, доставленные Сикейрой, чтобы успешней обогнать Испанию на морских путях.

По знаку, данному королём, ему подали карту мира, которую Афонсо ценил превыше многих своих сокровищ: её незадолго до смерти, шесть лет тому назад, собственноручно сделал Мауро в подарок «просвещённому Афонсо, повелителю Португалии и моря».

– Африка, – сказал король, – на карте нашего безвременно почившего учёного и друга сужается к югу. И не кажется ли тебе, – обратился он к Гомишу, доверенному купцу и дворянину своей свиты, – что в дальнейшем мы должны попытаться обогнуть Африку с юга, с тем чтобы проложить новый путь в Индию?

– Мысль вашего величества, – осторожно начал Гомиш, обдумывая, где он возьмёт средства на оборудование угодных королю рискованных экспедиций, – обгоняет мои корабли. Но ваши слова, государь, для меня приказ. Руи ди Сикейра выразил желание вторично побывать в Бенине, а также продлить путь доверенного ему корабля на юг, чтобы увидеть то место, где береговая линия Африканского материка поворачивает на восток.

Сикейра низко поклонился и сразу же выпрямился, всем своим видом давая понять, что он, как истинный капитан короля Португалии, всегда готов к приказу «поднять паруса».

– Скажи мне, сеньор ди Сикейра, – неожиданно обратился к капитану Мойзиш Визинью, – видел ли ты или твои вахтенные Полярную звезду на южном небе?

Цель этого вопроса была известна только самому учёному, никто из присутствующих не понял, почему Визинью вдруг заинтересовался Полярной звездой.

– Полярную звезду, – удивившись заданному вопросу, ответил Сикейра, – на южном небе нам удалось увидеть только один раз. Она висела низко, как бы касаясь моря. От воды она была удалена не более чем на треть копья. Там видели мы ещё шесть звёзд, очень крупных и поразительно ярких.

Мойзиш удовлетворённо кивнул головой. В отличие от большинства своих современников, считавших, что земля плоская, учёный склонялся к мысли, что земля шарообразна. В ответе капитана он лишний раз услышал подтверждение этому.

Афонсо V с почтением относился к деятельности учёных. Поэтому, уже вставая из-за стола и тем самым давая понять, что аудиенция закончена, он сказал:

– Нас интересуют сведения о побережьях с их гаванями и устьями, с указанием их широт в градусах и с промерами дна. Мы ждём от тебя, капитан ди Сикейра, чертежей звёздного неба и карт побережья Гвинейского залива, островов, а также тех неизвестных земель, вдоль берегов которых ты поведёшь корабли.