Текст книги "Великий Бенин"

Глава XIX
Турнир

Здесь гудят шлемы от страшных ударов.

Неаполитанский хроникёр XIV века

Можно было подумать, что весть о предстоящем турнире проникла за пределы «зала сорок» прежде, чем король оповестил об этом придворных. Во всяком случае, ещё до того, как Афонсо проследовал в свои покои, все обитатели замка, вплоть до последнего поварёнка, с жаром обсуждали достоинства рыцарей, чьи копья должны были встретиться в единоборстве.

Жители Синтры узнали о предстоящем состязании несколько позже, но и они уже до наступления ночи успели порадоваться ожидаемому празднику. А рано утром известие о турнире понеслось в соседние деревни и далее.

В назначенный день, лишь только первые лучи солнца осветили холмы Синтры, к турнирному полю со всех сторон потянулись цепочки людей, спешивших занять лучшие места. Вскоре густая толпа облепила туго натянутые верёвки, огораживающие большое прямоугольное пространство. Трава на нём была скошена так низко, что производила впечатление мягкого ворсистого ковра. Поле окружал двойной барьер. Между внешней, верёвочной, оградой и внутренней, сделанной из жердей, появились стражники, обязанные наблюдать за порядком. Они воткнули в землю штандарты с гербами участников турнира, и поле огласилось восторженными криками: гербы оповещали о том, что зрители увидят знаменитых воинов, чья сила и мужество были известны далеко за пределами Португалии.

Новая волна криков приветствовала самих героев, проследовавших к разбитым за полем шатрам, где оруженосцы должны были облачить их в сложные доспехи.

Тяжёлые пластинчатые доспехи и шлемы с забралами начали применяться в качестве оборонительного оружия немногим более десяти лет тому назад.

До этого рыцари надевали на себя кольчугу, поверх которой прикреплялись пластины, защищавшие наиболее подверженные ударам места: наколенники, наплечники, налокотники и наручи.

Носить на себе отдельные пластины было неудобно, они сковывали движения, и оружейные мастера, догадавшись соединить пластины при помощи ремней и шарниров в одно целое, создали полный доспех.

Для турнирных боёв изготовлялись особые доспехи, более тяжёлые, чем боевые, более надёжные. Если боевые доспехи в среднем весили шестнадцать – двадцать килограммов, то вес турнирных иногда доходил до пятидесяти.

Чтобы вынести тяжесть всадника, закованного в доспехи, и его оружия, лошади рыцарей должны были быть очень сильными и хорошо тренированными. Люди, собравшиеся на поле, с удовольствием разглядывали огромных, покрытых пёстрыми чепраками коней, стоявших на привязи у шатров.

К полудню на трибунах, возведённых вдоль одной из длинных сторон поля, появились судьи и знатные зрители.

Они заняли места в приготовленных для них ложах, и трибуны сразу же засверкали радостными красками шёлковых, парчовых и бархатных одежд.

В одну из лож села чернокожая девочка, затянутая, так же как и её спутницы, в длинное, расшитое золотом платье.

После того как Эмотан отличилась на представлении мага, придворные нашли, что она прелестна.

Сеньорины обрядили её в свои наряды, подкрасили кармином её и без того яркие губы, даже попытались сделать причёску из непослушных курчавых волос.

Эмотан не сопротивлялась, ей всё здесь нравилось; и дома, и платья, и люди – всё казалось интересным.

Вот и сейчас она, выглядывая из ложи, вертела головой направо и налево, пытаясь ничего не пропустить из предстоящего зрелища.

– Эта чернушка очень забавна, – обратилась за спиной Эмотан к своей соседке графиня ла Ланс. – Она могла бы чрезвычайно украсить мой загородный дом. Ей можно было бы поручить ухаживать за павлинами или причёсывать собачек. Жаль, что девчонку нельзя купить. Впрочем, я попрошу сеньора ди Сикейру привезти мне из Бенина такую же смешную и чёрную.

– О дорогая кузина, тебя всегда посещают счастливые мысли, – живо откликнулась супруга герцога де Сильвы. – Если ты не будешь возражать, то я присоединю к твоей просьбе свою. Пусть капитан и для моих собачек привезёт маленькую Эмотан.

Услышав своё имя, Эмотан обернулась и радостно посмотрела на красивых белых женщин. Ведь девочке не могло прийти в голову, что о ней говорят, как о вещи, которую можно купить на рынке, продать, приставить к павлинам или собачкам. Графиня ла Ланс ответила Эмотан лучезарной улыбкой и, глядя на её сияющее лицо, проговорила:

– Солнце жжёт немилосердно. Как бы нам, милая кузина, не стать такими же чёрными, как эта дурочка. – Графиня расправила свешивающуюся над ложей шёлковую ткань.

И как раз в это время громко запели трубы: на трибунах появился король. Он прошёл в центральную ложу и опустился в кресло с высокой спинкой, стоящее под алым бархатным балдахином. По бокам кресла сели Жуан и Асоро, за ними выстроилась личная охрана короля.

Афонсо подал знак распорядителю турнира, одиноко стоявшему на поле. Распорядитель сорвал с головы шлем. Заиграли трубачи – и на поле выехали шестьдесят всадников.

Их встретили рукоплесканиями. Рыцари выглядели внушительно. Поверх начищенных до блеска доспехов накинуты плащи, замысловатое шитьё которых повторялось на чепраках и сёдлах; шлемы украшены разноцветными перьями; на длинных, перевитых лентами копьях покачивались вымпелы с гербами и девизами. Герои объехали поле по кругу, затем выстроились шеренгой перед ложами, разом подняли на дыбы коней и склонили к земле копья. Герольды громко выкликали имена и гербы рыцарей, готовых в честь повелителя Португалии и прекрасных сеньор показать свою силу и ловкость.

Состязание открыл турнир – сражение между двумя партиями.

Оружием турнира являлись меч и палица.

Едва лишь трубы пропели сигнал, как площадь сотряслась от топота конских копыт. Отряды сомкнутым строем понеслись навстречу друг другу. Каждый из участников наметил себе противника и спешил встретиться с ним. В воздухе замелькали мечи, восьмигранные палицы с грохотом обрушились на шлемы, дико заржали привыкшие к схваткам кони.

Бой продолжался долго. Если вначале, повинуясь своим капитанам, отряды, придерживаясь правил стратегии, нападали друг на друга, в зависимости от обстоятельств, сомкнутым или рассыпным строем, то теперь всё спуталось, превратилось в бешеную схватку, мало чем отличающуюся от подлинного сражения.

Сверкающие лезвия высекали искры, звон стали заглушался воинственными криками, а звук, издаваемый падающими на землю телами, закованными в латы, – ржанием грызущих друг друга коней.

Когда солнце начало клониться к закату, судьи подали знак к окончанию боя.

Недавние противники с истинно рыцарской любезностью приветствовали друг друга, и прощальными взмахами поднятых вверх мечей закончился первый день состязаний.

На второй день были назначены парные бои, в которых с особой очевидностью должно было проявиться умение каждого участника владеть оружием.

Первыми на поле встретились пешие воины. Их доспехи имели особую форму и заканчивались короткими стальными юбочками. В таких доспехах можно было ездить и на коне, только для этого надо было поместить на седло специальную скамеечку да повыше подтянуть стремена.

Пешие бои длились недолго, так как впереди предстояли наиболее увлекательные и с особым нетерпением ожидаемые парные конные бои.

Наконец трубы оповестили, что настал их черёд.

По знаку распорядителя два всадника – представители двух партий – галопом понеслись навстречу друг другу. Их левые руки, держащие поводья, были защищены стальными рукавицами, правые – щитками, надетыми на древки копий.

Всадники неслись с такой стремительностью, что, прежде чем зрители успели уловить движение копья одного из них, они услышали протяжный звон и увидели, как покатился по полю круглый шлем.

– Удар! Удар! – закричали одновременно и судьи, и зрители. Это был замечательный удар: попадание в шлем ценилось гораздо выше, чем попадание в шею или в плечо.

Рыцарь, получивший удар, закачался. Чтобы удержаться в седле, он вынужден был выпустить копьё из рук и тем самым отказаться от продолжения боя.

Не успели зрители как следует поприветствовать победителя, а уж по полю помчалась вторая пара.

Снова топот копыт, страшное ржание коней, лязг оружия, приговор судей, а затем новый сигнал труб.

Пары сменяли друг друга. Поле было усеяно порвавшимися звеньями кольчуг, отбитыми пластинами доспехов, кусками ломаных копий, оборванными перьями.

Но вот последняя пара противников обменялась ударами. Распорядитель объявил победителем ту партию, среди участников которой большее число рыцарей удержалось в седле и которая нанесла больше разящих ударов.

Победившая партия учтиво приветствовала тех, кто испробовал «мягка или тверда земля на поле», и герои, парадом прогарцевав мимо трибун, покинули поле. Зрители уже готовы были последовать их примеру, но герольды снова взмахнули штандартами, а трубы особенно громко пропели боевой сигнал.

Толпа на поле насторожилась, из лож выглянули любопытные, торопясь скорее узнать, в чью честь неистовствовали трубы.

Ждать пришлось недолго. На опустевшее, наспех убранное поле галопом влетел конь, неся на себе африканского принца.

Чернокожий мальчик трижды обскакал поле, поднимая кверху копьё и щит, а герольды тем временем вызывали на бой того, кто захочет скрестить копьё с гостем из далёкого Бенина.

Появление на турнирном поле столь юного воина вызвало удивление. К тому же одет Асоро был необычайно легко.

Мальчик наотрез отказался от стальных доспехов, которые, по его мнению, связывают движения воина. Всё его оборонительное оружие состояло из щита да короткой кольчужной рубашки, накинутой поверх шёлкового камзола. Даже шлем не надел упрямый африканец. Его голова была покрыта только лёгкой шапочкой, сплетённой из коралловых бус.

Трубачи трижды протрубили вызов, и на отгороженную площадку въехал инфант Жуан.

Его появлению на поле предшествовал разговор, состоявшийся накануне.

– Мой сын, – обратился к Жуану Афонсо вечером после первого дня турнира, – наш гость Асоро выразил желание принять участие в состязаниях и показать приобретённую им в африканских лесах ловкость. Ты не намного старше его, незначительная разница в годах не должна помешать тебе принять его вызов, и я хочу, чтобы на поле чести инфант Бенина нашёл себе достойного противника в лице инфанта Португалии.

– Дорогой отец и король, – неприятно удивился Жуан, – я был бы рад скрестить копьё с любым иноземным рыцарем, но мне бы хотелось, чтобы он верил в господа бога и обладал одним со мною цветом кожи.

– Это ответ христианина, но не государственного деятеля, каким должен быть наследник Португалии. Асоро прибыл к нам в качестве представителя могущественного владыки, дружба с которым даст нам богатство и власть над другими африканскими державами. Вполне вероятно, что когда-нибудь Асоро станет во главе Бенинского царства. К тому же он смел и горд. Поэтому, мой сын, ты не унизишь своего копья, скрестив его с чернокожим принцем.

Вот как случилось, что Жуан, не слишком-то обрадованный предстоящим поединком, но вполне согласившийся с доводами своего отца, решил принять вызов Асоро.

Португальский инфант тоже не надел доспехи. Рыцарская честь не позволила ему защитить себя лучше, чем это сделал его противник.

Пока юные воины обменивались приветствиями, стражники принесли длинный, сколоченный из жердей барьер и установили его вдоль поля. Такие барьеры ставились для того, чтобы разделить несущихся друг другу навстречу всадников и предупредить столкновение коней. В случае если один из воинов будет выбит из седла, то барьер защитит упавшего на землю от копыт коня противника.

Задачей мальчиков, осадивших своих коней на разных концах поля, один слева, а другой справа от барьера, было попасть остриём копья в щит противника. Причём победу одерживал тот, чьё копьё угодит в самую середину щита, отмеченную красным кружком. Поединок требовал большой точности удара, и зрители затаили дыхание, боясь пропустить момент соприкосновения копий со щитами. По знаку распорядителя юные воины, слегка наклонившись вперёд и крепко упираясь в стремена, понеслись вдоль разных сторон барьера. Кони сблизились, удары копий раздались почти одновременно. Но всё же (и это отметили все зрители) копьё бенинского принца, на какую-то долю секунды опередив удар Жуана, первым угодило в красный кружок. Щит Жуана моментально распался на четыре куска. В щите был устроен специальный замковый механизм, благодаря которому при точном ударе щит распадался на части, свидетельствуя тем самым о поражении хозяина. Удар Жуана не был столь точным, но зато он был нанесён с огромной силой. Хотя копьё инфанта не попало в центр щита, а лишь в верхнюю его часть, тем не менее это был отличный удар, выбивший противника из седла. Асоро не удержался и спрыгнул на землю. Однако копьё при этом мальчик из рук не выпустил.

Среди судей разгорелся спор. Одни из них считали, что первенство надо присудить африканцу, так как он в точности выполнил основное правило поединка и попал в означенный кружок. Другие возражали, говоря, что, хотя Асоро и попал в щит, но зато сам был выбит из седла, и потому удар португальского инфанта не менее ценен, чем удар африканца. Судьи спорили долго: признать победителем африканца означало поступиться патриотизмом, вынести неверный приговор не разрешала судьям рыцарская честь. Наконец решение было принято. Распорядитель состязаний вышел на середину поля и громко возгласил:

– Победителя нет! Победили оба, инфант Португалии превзошёл противника силой, инфант Бенина – ловкостью. Да здравствуют их высочества!

Под радостные крики и аплодисменты юные герои покинули поле.

Эмотан хлопала в ладоши до тех пор, пока графиня ла Ланс не окликнула её. Только тогда Эмотан увидела, что трибуны почти совсем опустели, а сына обба нет на поле.

По окончании празднеств тоска по дому с неудержимой силой охватила Асоро, и он заторопился в путь. За тот месяц, что провёл сын обба в Португалии, Сикейра успел получить все необходимые инструкции, а трюмы «Санта-Инес» – наполниться кусками пёстрых тканей, связками стеклянных браслетов, бочонками рома и аркебузами.

В честь покидающего Португалию инфанта Бенина был устроен прощальный бал. На нём присутствовала и Эмотан. Танцы белых девочке показались скучными. Она от души пожалела, что португальские музыканты не умеют играть быстро, а то бы она показала важным белым людям, что такое настоящий танец. Вспомнив о том, как она плясала на свадьбе сестры, Эмотан, так же как и Асоро, захотела скорее попасть домой. Наконец день отъезда наступил.

Подновлённая, заново окрашенная «Санта-Инес» приняла на борт тех, кого она месяц назад привезла в Португалию. Капитан ди Сикейра громко крикнул в рупор: «Поднять паруса!»

Глава XX
Встреча

 
Судьба торопит в дальнюю дорогу,
И я покой меняю на тревогу,
И многого мне стоит мой отъезд.
 

Камоэнс

Стремительной силой наполнил попутный ветер паруса каравеллы. Марсель и блинд загудели под его напором, заскрипели шпангоуты, запели песнь дальнего плавания, и понеслась «Санта-Инес», полетела птицей в открытое море.

Скрылся из виду порт Лагаш. Во время второй ночной вахты исчез луч света, долго светивший вслед кораблю с высокой башни лагашского маяка. Впереди на много дней пути расстилался бескрайний океан, изменчивый, как ветер, и грозный, как притаившийся в засаде хищник.

Настроение на борту каравеллы было радостное. Матросов манила богатая добыча, а путь, уже однажды пройденный, не пугал более неведомыми опасностями.

Состав команды остался прежним. Только вместо Диого, занимавшего теперь почётную должность наставника принца, бил в склянки рыжеволосый племянник боцмана, вызванный старым моряком из родной деревни. Да матросы, укравшие по приказу Сикейры маленькую Эмотан, несмотря на их шумные протесты, были списаны на берег, и их места заняли двое других, нанятых боцманом в лагашском порту.

Диого скучал. В качестве воспитателя сына обба он не мог унизиться чёрной матросской работой, а обучать чему-нибудь мальчика здесь на корабле нечего было и думать.

Асоро был занят одной каравеллой. Он изучил её вдоль и поперёк, не забыв заглянуть в трюмы, где хранилось оружие и ржали не приученные к морской качке кони. Мальчик часами простаивал за спиной рулевого, наблюдая за движениями руля, вместе с Сикейрой следил за направлением магнитной стрелки или отмечал на карте путь, пройденный кораблём за день.

С матросами сын обба предпочитал не общаться и редко вступал с ними в разговоры, так же как у себя на родине он редко удостаивал беседы простых подданных своего отца.

Зато Эмотан подружилась со всеми. Её незлобивое сердце давно простило белым причинённое зло. Она искренне полюбила людей на большой лодке. Звонкий голос Эмотан раздавался повсюду.

Казалось, будто девочка находилась во всех частях корабля одновременно.

Только что она вертелась на палубе, вот её чёрная курчавая головка свесилась над бушпритом, не прошло и мгновения, как девочка уже раскачивалась на рее марса.

– Ну и юла, – удивлялись матросы. Их грубые лица теплели, а обветренные губы раздвигались в улыбке. Моряки учили Эмотан говорить по-португальски и радовались её успехам.

Чтобы отблагодарить своих учителей и доставить им удовольствие, чёрная девочка по вечерам пела для них свои странные песни про разноцветные звёзды.

 
                               Есть голубая звезда на небе,
                               прекрасная, как цветок, —
 

высоко выводила она тоненьким голосом.

Моряки слушали, кивали головой и хлопали в ладоши, поощряя маленькую певицу.

Особенно привязался к Эмотан корабельный врач Сауд.

У старого араба не было семьи, и неожиданно для себя он почувствовал отцовскую нежность к этой девочке, чужой ему по крови и воспитанию. Он рассказывал ей сказки, у которых не было конца, о царице Шахерезаде, о морских чудовищах, о могущественных джиннах, умеющих за ночь построить огромный дворец. Эмотан с трудом следила за сложным повествованием, но, боясь огорчить доброго Сауда, делала вид, что слушает его внимательно и понимает каждое слово.

Так прошло пять ничем не потревоженных дней.

На исходе шестого вахтенный заметил на горизонте парус.

Это был первый корабль, встреченный «Санта-Инес» в океане. Сикейра тотчас приказал команде готовиться к бою. Любой корабль в открытых водах мог оказаться пиратским. А попасть в руки морских разбойников означало не только потерять корабль и содержимое трюмов, но и лишиться свободы – из работорговцев превратиться в рабов.

Матросы схватили мечи и копья, артиллеристы расположились около бомбард. Сикейра, сжимая в руках аркебузу, пристально вглядывался в даль. Парус рос, приближался. Вот уже отчётливо стали видны очертания галеаса, оснащённого двумя рядами вёсел. Галеас явно гнался за каравеллой, вёсла двигались с такой быстротой, что вода бурлила и вскипала под носом корабля. Треугольные паруса галеаса, украшенные характерными полосами, свидетельствовали о том, что корабль принадлежал туркам. Худшей встречи невозможно было представить, – ведь турки были самыми отчаянными разбойниками моря.

Турецкий корабль, нагнав каравеллу, подошёл к ней с наветренной стороны и сразу дал залп пятью каменными ядрами, убившими двух матросов и ранившими боцмана. По взмаху руки Сикейры с борта «Санта-Инес» раздались ответные выстрелы. Каменные ядра и начинённые порохом горшки посыпались на пиратский корабль.

На галеасе раздались громкие крики и звон колоколов. Бомбарды пиратов взревели, выплюнув новую порцию снарядов. Каравелла ответила тем же.

Последовавшие один за другим орудийные залпы заглушили рокот моря, но не боевой клич португальцев.

«Сантьяго! Сантьяго!» – кричали матросы. Сикейра посылал выстрел за выстрелом. Ответом на его меткие пули были предсмертные крики и стоны.

– Не ждать пощады и не знать пощады! – кричал капитан, перезаряжая аркебузу. – Драться не на жизнь, а на смерть!

Матросы понимали, какая участь ждёт их в случае проигранного сражения.

Каждый дрался за пятерых.

Израсходовав запас пороха, турки бросили на борт «Санта-Инес» два абордажных крюка и притянули каравеллу к своим носовым шлюзам.

– Иншалла! Смерть гяурам! – орали пираты.

Бросая на ходу камни, копья и дротики, они лавиной посыпались на палубу «Санта-Инес». Турок было значительно больше, чем защитников каравеллы. Португальцы не сдавались. «Сантьяго! Сантьяго!» – кричали они, отчаянно отстаивая каждую пядь палубы своего корабля. Но турки, свирепо работая кривыми саблями, теснили их к кормовой части. В смертном страхе Сикейра взглянул на море. Оно было тихо и ласково. Равнодушные волны, золотясь в лучах заходящего солнца, лениво бились о борта сцепленных крючьями кораблей. Ни одного паруса не было видно в безбрежной дали. Надежды на спасение не было…

Помощь пришла, откуда её не ждали. Сквозь шум битвы услышал Сикейра властно звучащий голос Асоро. Обернувшись, он увидел, как мальчик схватил выпавший из чьих-то рук меч и кинулся в гущу сражения. Словно бы ожидая этого мгновения, шестеро чернокожих заработали тяжёлыми палицами, дробя ими головы турецких пиратов.

Португальцы ободрились при виде подоспевшего подкрепления и с удвоенной яростью обрушились на противника.

– Диого, – крикнул Сикейра, безуспешно пытаясь оттеснить Асоро от сражающихся, – убери мальчишку! Спрячь его в трюм.

Но остановить Асоро было невозможно, ведь он участвовал в настоящем бою, первом в его жизни. Держа двумя руками тяжёлый меч, он бросался в самые опасные места, его меткие удары спасли в этот день жизнь нескольким португальцам.

Двое африканцев, с двух сторон прикрывая сына обба, отражали направленное в него оружие. Они делали это так ловко, что увлечённый боем Асоро не замечал оказываемой ему помощи.

– Гоу! – кричал он, нанося очередной удар.

– Гоу! Гоу! – подхватывали африканцы.

– Сантьяго! Бей неверных! – чувствуя приближающуюся победу, орали португальцы.

Турки начали отступать к кормовой надстройке. Чтобы спастись от португальских мечей и африканских палиц, они попытались вернуться на свой корабль. Но галеас горел, подожжённый со всех сторон пороховыми снарядами. В ужасе пираты бросили оружие и принялись молить о пощаде. Сикейра приказал в плен никого не брать. Оставшихся в живых турок португальцы побросали в море. Раненый боцман с помощью матросов снял абордажные крюки, и «Санта-Инес» отошла от пылающего корабля.

Солнце зашло, но чёрное небо озарял столб огня. В его кровавом свете были видны барахтающиеся в воде люди. Их скоро поглотит морская пучина. Диого, ненавидевший любое проявление жестокости, с ужасом смотрел на бесплодные попытки обречённых на смерть людей.

Бой кончился. Матросы, завернув убитых в парусину, привязывали к их телам камни.

Асоро, гордый своим вмешательством, обеспечившим исход битвы, с деланым безразличием обтирал окровавленный меч. Сикейра считал потери в команде. Сауд перевязывал раненых. А Диого всё не мог оторвать глаз от тонущих турок.

– Сеньор капитан, – услышал он возле себя голос араба, – на палубе двое раненых. Они молят тебя о пощаде, обещая за это раскрыть важную тайну.

– Допроси их немедленно, – приказал Сикейра.

– За это ты должен обещать им сохранить жизнь.

– Никаких обещаний разбойникам. Если будут упорствовать, я велю подвергнуть их пыткам.

– Сеньор ди Сикейра, – шагнул вперёд Диого, – не убивай этих людей. Они достаточно наказаны, к тому же, сохранив им жизнь, ты сможешь продать их в первом порту.

Слово «продать» смягчило сердце капитана.

– Ладно, – сказал он, – сегодня вы оба храбро сражались, и я удовлетворю вашу просьбу. Можете обещать им жизнь, но не свободу.

Разговор Сауда с пленными был недолог. Он допросил каждого в отдельности и убедился, что турки не лгут, так как их показания полностью совпадали.

Вот что узнал Сауд.

Когда в Лагаше галеас запасался водой и продовольствием, на его палубу поднялся важный человек и потребовал капитана Зульфекара. Он дал Зульфекару, чьё тело хранит сейчас океан, туго набитый кошелёк и обещал ему ещё бо`льшую награду, если он возьмёт в плен чернокожего мальчика, который поплывёт к берегам Африки на каравелле «Санта-Инес».

Важный человек назвал день отплытия каравеллы и объяснил её путь по океану. И хотя этот человек закутался в чёрный плащ и скрыл капюшоном лицо, и хотя он не пожелал назвать своего имени, всё же было ясно, что он испанец, так как он обещал галеасу покровительство испанского короля.

Выслушав доклад Сауда, Сикейра раздумывал недолго.

– Отнесите пленных в трюм, – велел он, – кормите их досыта и залечите раны. Продавать я их не буду. Пусть сами расскажут в Португалии о кознях, чинимых нашему великому монарху Испанской державой. Боцман, – не глядя больше на пленных, крикнул он старому моряку, – утром выдать всем двойную порцию рома для подкрепления сил и по золотой монете за храбрость! А сейчас – спать.

Оставшиеся в живых матросы прокричали трёхкратный привет, вахтенные заняли свои места, и вскоре движение на палубе прекратилось. Факелы погасли, пылающий галеас скрылся из виду. Крупные, яркие звёзды повисли над головой; в их призрачном свете по спокойным водам моря-океана продолжала «Санта-Инес» путь к далёкому Бенину.