Текст книги "Великий Бенин"

Глава XVI
Аудиенция

Торговля рабами – это занятие королей, богатых людей и именитых купцов.

Барбот

Совещание в угловом кабинете вызвало при дворе интерес необычайный. Особенно волновались те, чьи доходы были связаны с морской торговлей. И потому, как только король удалился, придворные тесным кольцом окружили Ортиша, надеясь выведать у него цели дальнейших экспедиций.

Но их ожидания были обмануты. Епископ с присущей ему любезностью сообщил нетерпеливым лишь о том, что его величество чрезвычайно милостиво принял доклады Гомиша и Сикейры, щедро наградив обоих за услуги, оказанные ими короне.

– Гомишу, – сказал епископ, – пожалован герб, подобного которому не было ни у одного дворянина Португалии, Испании или любой другой европейской державы: по серебряному полю – три негритянские головы, у каждой головы три золотых кольца – в ушах и в носу – и золотые ожерелья. Сикейра награждён золотом и землями, что обеспечит безбедное существование всей его родовитой, но слишком многочисленной семье. – Губы Ортиша чуть дрогнули в улыбке, но тут же лицо его стало серьёзным, и, глядя куда-то поверх голов обступивших его людей, он сказал: – Его величество Афонсо Пятый, наш добрейший и всемилостивейший государь, желая оказать честь правителю далёкой страны, примет сегодня его сына, юного принца, в большом аудиенц-зале, на каковой встрече, имеющей быть в четыре часа пополудни, его величество просил присутствовать всех вас, мои сеньоры.

И прежде чем придворные успели сообразить, что речь, очевидно, идёт о чернокожем мальчике, приезд которого вызвал столько толков в Лиссабоне, сутана епископа уже зашелестела в соседнем помещении.

К назначенному часу аудиенц-зал дворца был полон. Все, кто, согласно церемониалу, имели доступ на парадные приёмы, поспешили сюда.

Затянутые в бархат придворные дамы расположились вдоль стен зала и расправили складки длинных, шитых золотом шлейфов. Мужчины, прогуливаясь взад и вперёд, обменивались последними новостями о назначенной на завтра продаже чёрных рабов.

То там, то здесь мелькали красный берет с пером и яркий камзол жёлтого шёлка. Это венецианский посол, переходя от одной группы людей к другой, пытался разузнать что-либо о предполагаемых новых экспедициях в дальние страны. Вступая в разговор, посол оживлённо жестикулировал, его длинные, разрезанные до плеча рукава взмахивали, как крылья огромной птицы.

Придворные снисходительно улыбались столь откровенному любопытству посланника Великого города и тем не менее сообщали ему всё то, что было известно им самим. Правда, знали они чрезвычайно мало.

Испанский посол, в отличие от своего итальянского собрата, ни с кем не вступал в разговоры. Одетый во всё чёрное, непроницаемый, подчёркнуто недоступный, он внушал невольное уважение к своей персоне даже самым легкомысленным людям. Он всегда молчал, этот важный, прямой как палка испанец, но при этом знал всё, что можно было узнать с помощью хитрости, обещаний и денег, которыми он щедро снабжал нужных ему людей.

Многие из ближайшего окружения Афонсо Португальского состояли на службе испанской короне, и благодаря регулярно доставляемым сведениям посол, ещё прежде чем «Санта-Инес» вошла в устье Тежу, отправил в Мадрид донесение о прибытии в Лиссабон корабля с необычным грузом.

Любые сведения о вновь открытых землях особенно волновали испанца.

Его внимательный взгляд отыскивал в толпе тех, кто говорил мало, однако мог знать больше того, что высказывал вслух.

Но вот утихли все разговоры, даже те, которые велись шёпотом: в аудиенц-зал вошёл король. Быстрым шагом, кивая направо и налево, он прошёл сквозь толпу почтительно расступившихся придворных, низкими поклонами и глубокими реверансами приветствовавших своего короля.

Афонсо на сей раз никого не удостоил беседой. Не останавливаясь, он поднялся на возвышение и сел в тронное кресло.

По правую сторону от него, двумя ступенями ниже трона, встал сын Афонсо, инфант дон Жуан. Наследному принцу исполнилось четырнадцать лет.

Невысокого роста, с бледным и вялым лицом, он мало был похож на своего отца, сохранившего и к сорока годам юношески стройный стан и строгую чёткость черт красивого смуглого лица.

Как только король и наследник заняли свои места, вперёд выступил церемониймейстер двора. Подняв кверху булаву, он громко, нарочито растягивая слова, провозгласил: «Его высочество, сын короля Эвуаре, принц Бенина, Асоро».

Мгновенно все взоры обратились к большой, обитой бронзой двери. Тяжёлые створки, приведённые в движение невидимой рукой, распахнулись, и в аудиенц-зал, по двое в ряд, вошли чёрные барабанщики. Их пальцы били по туго натянутой коже, и стены дворца, так же как недавно пристань Тежу, услышали странную, тревожную, ритмичную дробь.

Гомиш с удовлетворением наблюдал за присутствующими в зале.

Ему хорошо были известны нравы и интересы двора. Поэтому он и решил допустить во дворец телохранителей принца, зная, что африканская экзотика развлечёт скучающий двор и придётся по душе Афонсо, страстно любившему всё необычное. Гомиш не просчитался: его затея вызвала восторг.

Барабанщики, приплясывая, обошли зал и остановились в десяти шагах от трона. Их руки особенно быстро замелькали в воздухе, ритм барабанов убыстрился. Под частую громкую дробь в зал вбежали ещё два африканца. Они несли на головах завёрнутые в полосатые ткани тюки, в которых, как нетрудно было догадаться, находились подарки, посланные королём Бенина королю Португалии.

Положив тюки у ступенек трона, чернокожие удалились так же быстро, как и вошли. Барабаны забили медленней, глуше. Их музыка стала строгой, торжественной, она звучала всё тише и тише и разом умолкла, как только в зал вступил сын Эвуаре Асоро. Сотни глаз уставились на африканского принца.

Мальчик шёл лёгкой, пружинящей поступью. Он был одет в португальский костюм. К поясу его бледно-розового камзола, по португальскому обычаю, были подвешены слева – меч, а справа – кинжал. Тупоносые, украшенные золотыми пряжками башмаки красовались на его ногах.

Принц Бенина был выше Жуана и шире в плечах, хотя казался года на два, на три моложе португальского инфанта. В стройной фигуре чернокожего мальчика чувствовались и сила, и ловкость. Не спеша, не оглядываясь по сторонам, подошёл он к трону и поклонился Афонсо.

– Здравствуй, великий король, – чётко и раздельно выговаривая каждое слово, приветствовал короля Асоро. – Пусть будешь ты здоров долгие годы, пусть не знает твой нож поражения, рука слабости, а сердце страха!

Придворные заулыбались, просветлели даже суровые, изрезанные шрамами лица воинов, а женщины поднесли к глазам кружевные платочки.

Всех до глубины души растрогало приветствие юного африканца, от слов которого повеяло чем-то далёким, чистым, гордым.

Только лицо испанского посла не изменило своего выражения, как будто бы раз навсегда застыли его мускулы в кислой гримасе.

– Обба Эвуаре, – продолжал Асоро, – ценит твою дружбу и твои аркебузы, убивающие на расстоянии. Он просит тебя прислать их как можно больше. Тебе же он желает быть первым среди белых народов, подобно тому как великий Эвуаре является первым среди народов чёрных. Я, Асоро, сын обба Бенина, сказал тебе это.

Не слишком понравилось Афонсо сопоставление, которое позволил себе африканский принц, сравнив его, христианского короля, с повелителем чернокожих язычников. Но симпатия, испытываемая им к смелому мальчику, пересилила неприязнь, вызванную необдуманно сказанными словами.

Эта симпатия прозвучала в ответной речи короля Португалии.

– Моё сердце искренне, когда я говорю, что рад видеть тебя в Португалии, принц Асоро, – серьёзно, без тени улыбки, как если бы перед ним стоял взрослый мужчина, а не ребёнок, сказал Афонсо сыну обба. – Я слышал о том, что твоя страна изрядно богата, а люди, населяющие её, умны и приветливы. Король, правящий такой страной, поистине велик, и мы рады назвать его нашим другом. Сын короля Бенина, принц Асоро, которого мы полюбили всем сердцем, встретит у нас самый радушный приём. Мы желаем, чтобы ты увидел всё, чем богата наша страна, и рассказал об этом по возвращении на родину королю Эвуаре. Пусть мои гранды покажут тебе наш прекрасный Лиссабон, а затем мы отправимся в Синтру, где надеемся отдохнуть сами и доставить развлечения нашему гостю.

Король умолк, Асоро, поняв, что аудиенция закончена, поклонился, и под возобновившийся грохот барабанов, по-прежнему ни на кого не глядя, покинул зал.

Глава XVII
Невольничий рынок

Но какое бы сердце оказалось столь чёрствым, чтобы не проникнуться чувством жалости при виде этих несчастных.

Азурара, португальский хроникёр XV века

Асоро верхом на смирной лошадке осматривал город. Его сопровождали молодые дворяне приставленной к нему свиты. Рядом ехал верный Диого. Мальчик смело держался в седле, уверенно справлялся с поводьями, назначение которых он узнал лишь накануне, и лошадь слушалась его. Одет Асоро был в португальский костюм. Поэтому зеваки хоть и смотрели на него во все глаза, но их удивление не выражалось так бурно, как в тот день, когда он вышел из лодки на лиссабонскую землю.

Людей на улицах было много. Все они двигались в одном направлении. Это напоминало процессию в большой праздник. На ходу люди оживлённо переговаривались. Цепляясь за юбки матерей, рядом со взрослыми бежали дети.

– Куда торопятся жители города? – спросил Асоро своего учителя, когда они, задержанные толпой, надолго застряли перед въездом в узенькую улочку.

– Сегодня назначена продажа невольников, – тихо ответил Диого.

Асоро повернул лошадь, направив её за потоком горожан. Дворяне свиты не противоречили чернокожему принцу. Им самим хотелось увидеть распродажу африканских рабов.

Кавалькада въехала в узкую, кривую улочку. Здесь с трудом бы разошлись две лошади, идущие навстречу друг другу. Улица казалась ещё тесней от множества людей, спешащих на площадь, где за оградой, наспех сколоченной за одну ночь, находились предназначенные к продаже рабы. Лиссабонцы с жадным любопытством теснились к ограде.

Невольники сбились в кучу и смотрели на белых людей большими испуганными глазами.

У самой ограды стояли Гомиш, Сикейра и несколько богато одетых купцов.

По знаку Гомиша надсмотрщик, вооружённый плетью, подошёл к широкоплечему, коренастому африканцу, развязал ему руки и вытолкал на середину огороженной площадки. Купцы деловито, неторопливо стали щупать его мускулы, хлопать по спине, заглядывать в рот. Гомиш назвал цену. Один из купцов, высокий старик в синем камзоле, не торгуясь, вынул кошелёк: товар был хороший…

Мужчин распродали быстро. Настала очередь женщин. На этих несчастных было страшно смотреть. Плача, царапая себе щёки, они тянули израненные руки вслед уходящим мужчинам, среди которых были их мужья и братья. Молодая мать, почти ещё девочка, хотя к её спине был привязан крошечный ребёнок, упав на землю, заплакала в голос, запричитала.

Женщины подхватили плач. Бич надсмотрщика засвистел в воздухе.

– Не смей их бить! – закричал кто-то в толпе.

– Не смей, они тоже люди.

– Спрячь кнут, – приказал Гомиш, – и выводи плясунью.

На площадке очутилась маленькая девочка. По её покрытому грязью лицу текли крупные слёзы.

– Танцуй, – сказал ей Сикейра на языке бини.

Девочка повернула к нему голову и всхлипнула.

– Танцуй, – повторил капитан.

Девочка не шевелилась. Одинокая и беззащитная, она смотрела на Сикейру широко раскрытыми глазами и судорожно прижимала к груди крепко сжатые кулачки.

Надсмотрщик ударил её по лицу, толпа на площади зароптала.

В это время, с трудом прокладывая себе путь, к ограде подъехал Асоро. Что-то чрезвычайно знакомое показалось ему в облике девочки. Не обращая внимания на увещевания Диого, умолявшего его покинуть невольничий рынок, Асоро впился глазами в маленькую рабыню. Неужели он не ошибся, неужели жалкая пленница – его весёлая подружка Эмотан? Но как она, жительница Бенина, дочь мастера, очутилась здесь, среди рабов? Мальчик спрыгнул с лошади и, расталкивая толпу, бросился за ограду. Диого и молодые дворяне поспешили за ним.

У самой ограды стоял испанский посол. Он внимательно наблюдал за продажей невольников.

Неожиданное появление бенинского принца вызвало целый поток новых мыслей в многодумной голове испанца.

«Этот чернокожий, – прикидывал посол, – залог дружбы с владыкой, поставляющим рабов за плату поистине ничтожную. Выгоднее подобной сделки трудно что-либо себе представить. А если бы принц оказался в руках Испании? Не пришлось бы разве владыке Бенина расторгнуть договор с Португалией и заключить его с той страной, которая держала бы у себя столь ценный для отцовского сердца залог?»

Дорогу африканскому принцу преградил неприятно удивлённый Гомиш.

– Что угодно вашему высочеству? – спросил купец. Рядом с Гомишем встал Сикейра.

«Белые люди хитры и коварны. Я не должен признаваться, что знаю Эмотан, а то они не отдадут её мне», – быстро решил Асоро и как можно более безразлично сказал:

– Я хочу посмотреть на эту девочку.

– Как угодно вашему высочеству. – С чувством облегчения Гомиш отступил в сторону. Он не заметил знаков, которые делал ему Сикейра.

Асоро подошёл к Эмотан. Его лицо исказилось жалостью, когда он увидел, с какой отчаянной мольбой сложила девочка руки.

– Молчи! – Для убедительности Асоро поднёс к губам два пальца.

Эмотан сжалась в комочек, решив, что сын обба отступается от неё.

– Сеньор Гомиш, – не отрывая глаз от Эмотан и не поворачивая головы к почётному гражданину Лиссабона, сказал Асоро, – я хочу купить эту рабыню.

– Зачем она тебе, сын обба? – поспешил вмешаться Сикейра. – Разве во дворце твоего отца, великого Эвуаре, мало рабынь?

– Сеньор Гомиш, – принц от нетерпения топнул ногой, – я хочу купить эту рабыню.

– Плясунья из Бенина, – прошептал Сикейра Гомишу. – Мои матросы украли её. Мальчишка, верно, узнал свою соплеменницу. Как бы не вышло неприятностей.

– За это ты ответишь, Руи ди Сикейра. Матросов накажи примерно, а историю с кражей загладь, подарив девчонку принцу.

Раздосадованный Сикейра взял Эмотан за руку и подвёл к Асоро:

– Рабыня твоя. Сеньор Гомиш и я дарим её тебе, сын обба.

Диого снял с себя плащ, завернул в него дрожавшую Эмотан, поднял девочку на руки и вышел за ограду. Толпа расступилась. Диого ловко, не выпуская девочку из рук, вскочил на коня и поскакал с маленькой рабыней в дом Гомиша.

Высокий гость из Бенина и его свита продолжили осмотр Лиссабона.

Вернувшись после прогулки, Асоро сразу же приказал позвать девочку и оставить их одних. Даже Диого, неотлучно находившийся при его высочестве, к удивлению слуг, был отослан.

– Перестань плакать, Эмотан, – ласково сказал Асоро, как только дверь за Диого захлопнулась, – теперь тебя никто не посмеет обидеть. Ты снова свободна, хотя мы будем делать вид, что ты рабыня, иначе белые могут тебя отнять. А когда мы вернёмся домой, сколько рассказов у нас будет для Жороми!

Эмотан, всхлипывая и утирая слёзы, закивала головой.

– Вот и хорошо. А теперь быстро, пока мы одни, расскажи, как ты очутилась среди рабов.

– Я шла с Жороми домой. Я танцевала на площади перед дворцом, и все меня хвалили, Жороми тоже, – заторопилась Эмотан. – Потом мы попрощались, и я пошла одна. Было уже совсем темно, но по улице ходили люди. Поэтому я не испугалась, когда меня остановили два человека, хотя и увидела, что это белые. Один из них держал красивые бусы. Я подумала, что ему понравился мой танец, поэтому он мне хочет дать подарок. Но только я протянула руку, чтобы взять бусы, как белые люди набросились на меня, запихали мне в рот пучок травы, закрутили в длинную ткань и потащили. Это случилось так быстро, что я и опомниться не успела. По дороге мне удалось вытолкнуть траву, и я изо всех сил укусила в шею того, кто меня тащил. Если бы ты слышал, как он закричал, – Эмотан улыбнулась, но улыбка не долго задержалась на её усталом лице. – Ему, наверно, было очень больно, – продолжала она, – от боли он бросил меня на землю. Я ударилась головой и дальше уже ничего не помню. Очнулась я в душной, тёмной комнате, которая всё время качалась. Надо мной склонилась чужая женщина, она обтирала мне лицо мокрой тряпкой. Я хотела позвать маму и вдруг всё поняла: меня бросили в большую лодку, к рабам, ведь мы с Жороми видели их в лесу. Я стала кричать, стучать кулаками, но никто не пришёл на помощь. Белый человек, который принёс еду, отпихнул меня ногой. Тогда я легла на пол и решила умереть. Я не хотела есть, но другие женщины стали меня уговаривать, а затем заставляли есть силой, хотя я царапала им руки. Они меня очень жалели. – Помолчав, Эмотан добавила: – Словно своего ребёнка, хотя они и не бини и не знают наших обычаев.

В комнату, испросив разрешения, вошёл Диого. Вслед за ним слуги внесли накрытый стол.

– Диого, – поднялся принц навстречу наставнику, – прикажи слугам накормить девочку. Она умеет танцевать, и мне будет приятно видеть в чужой стране танцы моего народа. Пусть с ней хорошо обращаются, я хочу, чтобы она была весёлой. Ещё я хочу, чтобы она жила в моих комнатах и не давала Унге уползать, когда я оставляю змею дома.

Диого улыбнулся новой причуде Асоро: сначала лошади, теперь девочка. Но сын обба понял: его белый друг рад тому, что им удалось спасти маленькую бини, и, весело глядя в глаза Диого, он быстро, словно бы опасаясь возражения, добавил:

– В Синтру она поедет с нами.

Глава XVIII
Придворная дама Эмотан

Я видел такие необычные фокусы, что никто не поверит моему рассказу о них.

Кориат, путешественник XVI века

Бывает так, что природа с особой заботливостью наделит какой-нибудь уголок земли своими дарами, не скупясь отдаст ему всё, чем богата сама. В одном из таких уголков, щедро одарённых природой, находился город Синтра – летняя резиденция португальских королей.

Домики города расположились по склонам высокого холма, горные ручьи шумящими потоками заполнили искусственные водоёмы, гигантские пробковые дубы и вечнозелёные пинии живой изгородью окружили городские стены, а под ноги Синтры ярким ковром легли цветущие луга.

Над городом, над деревьями и цветами возвышался королевский замок. Он был возведён на вершине холма. Его многочисленные пристройки и две конусообразные башни словно продолжили причудливые очертания уступчатых вершин. Издали замок казался суровым, как скалы, прорезанные трещинами расселин. Вблизи было видно, что окружные стены не так уж крепки, что между плитами мощёных дворов давно пробились и выросли цветы, а высокие башни – всего лишь одетые в камень кухонные трубы. И вот сюда летним ясным днём прибыл королевский двор. В пустовавшем всю зиму дворце зазвенели радостные голоса, зазвучал смех, полилась музыка: Синтра была местом отдыха и удовольствий. В обязанности кастеляна – смотрителя замка – входило придумывать каждый день какую-нибудь новую забаву для королевского двора.

Леса огласились звуками охотничьих рогов. На базарной площади было разыграно кровавое зрелище боя быков. В замок приходили бродячие музыканты – менестрели. Перебирая струны лютен, они пели о прекрасных дамах и об отважных рыцарях. Весёлые жонглёры развлекали зрителей игрой на звонких тарелках, шуты смешили уморительными гримасами и весёлыми прибаутками.

Асоро редко принимал участие в забавах двора. Вечерами он занимался с Диого, а днём увлечённо постигал сложное искусство верховой езды.

Задолго до того, как наступал час завтрака, Асоро в три прыжка спускался по ажурной винтовой лестнице, ведущей из отведённых ему комнат в вестибюль «зала свиней».

Стражники, стоявшие у витых мавританских колонн, распахивали перед ним тяжёлые створки дверей и лениво приветствовали чернокожего мальчика, которого было приказано именовать «ваше высочество».

Усмехаясь, стражники выполняли приказ. Но на самом деле они, да и никто при дворе Афонсо, кроме самого короля и советников (для них Асоро был частью большой политики), не принимали всерьёз принца, у которого кожа была черней, чем у самого чёрного, презираемого португальцами мавра.

Асоро не замечал небрежного салюта стражи, так же как он не замечал ни нарядных изразцов стенных панелей, ни живописных плафонов потолка, благодаря которым самый красивый в замке зал неблагозвучно именовался «залом свиней».

На плафонах были изображены свиньи, подаренные королём Жуаном I своей дочери, вышедшей замуж за бургундского герцога.

Мальчик бегом проносился по залу, торопясь во двор, где его ждали осёдланный конь и старый конюх, с удовольствием обучавший ловкого, бесстрашного африканца верховой езде.

Давно была возвращена в конюшни Гомиша спокойная кобылка, верхом на которой Асоро осматривал Лиссабон.

Под мальчиком гарцевал длинноногий статный Пират, получивший свою кличку за гордую непокорность нрава и огневой разбойничий взгляд.

Асоро полюбил Пирата не меньше, чем Унгу, которую он теперь обычно оставлял на попечение Эмотан. И конь отвечал ему любовью, позволяя командовать собой. Вот и сейчас Пират мгновенно подчинился приказу Асоро и галопом помчался вокруг вымощенного камнем двора. Асоро, намотав на руку вожжи, побежал за ним. Улучив момент, он вспрыгнул в седло. Казалось, вольтижировка доставляла коню не меньшее удовольствие, чем мальчику. Пират радостно заржал, взбрыкнул передними ногами, но тотчас, послушный воле наездника, перешёл на размашистую рысь.

Асоро распластался на коне.

Он обхватил шею Пирата руками, щекой прижался к гладкой, чуть-чуть влажной шкуре своего нового друга.

Чёрное лицо и обнажённые до локтя руки мальчика почти слились с шеей вороного Пирата; шелковистая грива коня, развеваясь от быстрой скачки, переплелась с лентами, подпоясывающими рубашку Асоро, – казалось, конь и мальчик превратились в единое существо, подобное тем полулюдям-полуконям, которых любили изображать древние греки.

Старый конюх, немало обучивший на своём веку людей сидеть в седле и владеть шпорами, не переставал удивляться необыкновенным успехам своего ученика. Но Асоро был требовательнее к себе, чем его учитель. Без устали упражнялся он с конём, и только тогда, когда почувствовал, что держится в седле с той небрежной грацией, которая отличает опытных наездников, согласился принять участие в королевской охоте.

На рассвете большой двор замка огласился пением труб, лаем собак, ржанием лошадей. Множество людей в ярких охотничьих костюмах собрались сюда. Егеря держали на сворах поджарых собак, конюхи выводили лошадей.

Слуги, даже те, которые не принимали участия в снаряжении охоты, толпились во дворе, не желая упустить случая поглазеть на пышный выезд. Пробралась сюда и Эмотан.

Сын обба до сих пор скрывал её от посторонних глаз, предвидя большое количество вопросов по поводу неизвестно откуда появившейся девочки. В своё время Асоро поверил объяснениям Сикейры, убедившего его в том, что девочка была похищена без ведома капитана. Сикейра обещал примерно наказать двух матросов, свершивших гнусное дело.

– Я засажу в тюрьму безмозглых дураков, – ярился капитан.

Асоро, удовлетворённый его объяснениями, обещал забыть эту историю и ни о чём не говорить королю. Чтобы не нарушить слово, данное Сикейре, сын обба прятал Эмотан в своих покоях. Но живая, весёлая девочка тосковала взаперти.

Наконец Асоро разрешил ей выйти во двор и побыть среди людей. К тому же ему очень хотелось, чтобы Эмотан увидела, как необычайно красив конь Пират и как ловко Асоро управляет им.

Охота была готова тронуться в путь. Ожидали только выхода короля.

Наконец он появился – с коротким охотничьим копьём в руках и с резным рогом, висящим на перевязи, переброшенной поверх зелёного, шитого золотом камзола.

Но чей это крик прорвался сквозь гул голосов, приветствующих его величество?

Маленькая чернокожая девочка в полосатом платьице бесцеремонно растолкала придворных, выбежала вперёд и протянула к королю свои ручонки. Афонсо с изумлением посмотрел на неё.

– В чём дело, Эмотан? – остановил её Асоро.

– Да ты только посмотри, – заторопилась Эмотан, – ведь этот рог резал мой отец. И змею, и крокодила, и охотника с луком – всё это сделал он!

– Великий король, – понимая, что надо как можно скорее избавить Афонсо от недоумения, сказал Асоро, – прости Эмотан. Она увидела за твоей спиной рог, который сделал её отец, и, тоскуя по дому, не смогла сдержать своих чувств.

– Но кто эта девочка? – спросил король.

– Это моя придворная дама, – важно ответил сын обба, давно разобравшийся в этикете и рангах португальского двора.

– Какова же обязанность этой маленькой дамы при твоём дворе, принц? – с трудом сдерживая смех, задал новый вопрос Афонсо.

– О, у неё очень важная обязанность. Эмотан воспитывает змею Унгу, которую я тебе уже показывал.

– Да, это почётная должность, – согласился король, – она требует большой смелости. Лично я, – обернулся он к окружившим их тесным кольцом охотникам, – хотя и являюсь опытным воином, тем не менее побоялся взять в руки ядовитое лесное существо по имени Унга. Но раз эта девочка – дама твоего двора, – снова обратился он к Асоро, – то ты должен предоставить ей возможность общаться с дамами моего двора.

Придворные дамы переглянулись и негодующе вздёрнули плечами.

Заметив это, Афонсо, нарочито повысив голос, сказал:

– Я прошу тебя, Асоро, не держать взаперти милую девочку, а сделать её участницей наших празднеств.

Пожелание короля было исполнено в этот же день. Вечером отдохнувшие после охоты придворные собрались в небольшом и уютном «зале сорок».

Последние отблески закатных солнечных лучей мягким светом озаряли пёстрые плиточки стенных панелей. Высоко под потолком, где уже сгустились вечерние тени, горели подвешенные на медных тросах светильники. В их свете чётко выступали изображённые на потолке сороки.

Птицы держали в клювах извивающиеся ленты с начертанными словами: «Всё для счастья». В честь сорок, провозглашавших радостный девиз, и был назван зал.

В «зале сорок» обычно собирались для спокойных вечерних развлечений.

Здесь музыканты двора играли новые пьесы, обычно собственного сочинения; поэты читали стихи; иногда пел небольшой стройный хор. С недавних пор любимой забавой стала игра в карты, привезённая на Пиренейский полуостров из Франции.

Сегодня ожидалось нечто необычайное. Поэтому все обитатели замка поторопились занять резные стулья и скамьи, расставленные вдоль стен зала. Эмотан примостилась на маленьком дубовом стуле, стоявшем около беломраморной доски камина.

Девочка зажала ладони между коленями и сидела не шевелясь – маленькое чёрное изваяние в полосатом платьице. Только большие глаза двигались на серьёзном задумчивом лице. Эмотан переводила их с предмета на предмет, стараясь всё запомнить, чтобы потом рассказать Жороми.

Как только Афонсо, его сын Жуан и Асоро расположились в приготовленных для них креслах, посреди зала неожиданно появился высокий старик. Непонятно, откуда он взялся, возник прямо из воздуха. Его ждали, но никто не видел, как он вошёл, никто не слышал ни скрипа дверей, ни шума шагов.

Начинались чудеса.

Не говоря ни слова, не кланяясь и ни на кого не глядя, старик выпростал руки из-под плаща, расшитого золотыми звёздами, и через мгновение на его только что пустых ладонях очутились два голубка. Старик причмокнул губами – и птицы полетели к потолку. Вот он провёл рукой над гладкой чёрной доской, которую внесли его слуги, одетые в синие шёлковые плащи с капюшонами, и из доски прямо на глазах у зрителей начали вырастать цветы и травы.

Крик изумления пронёсся по залу. Этот итальянский маг, которого кастеляну замка с трудом удалось заполучить в Португалию, поистине оправдывал славу великого чародея.

Когда затихли громкие похвалы, помощники внесли в зал большой стол, до самого пола покрытый чёрной скатертью, расшитой красными языками пламени.

Маг поднял руку.

В зал вошёл миловидный юноша. Он нехотя, как будто страшась чего-то, приблизился к столу, ничком лёг на него, опустив вниз лицо и вытянув вдоль тела руки. В тот же момент маг выхватил из-под плаща меч и с силой ударил им по белой обнажённой шее юноши. Сдавленный крик пронёсся по рядам зрителей. Не обращая внимания на смятение в зале, маг прикрыл плащом отрубленную голову и, медленно передвигаясь спиной к зрителям, перенёс её на противоположный край стола. Поставив отрубленную голову, он взмахнул плащом, отчего загорелась стоящая на столе жаровня, осветив обезглавленное неподвижное тело и окровавленную голову, лежащую отдельно у его ног. Серый дым, клубами поднимавшийся из жаровни, окутывал голову. Мёртвое лицо, утратив свои краски, стало бледно-землистым, глаза замерцали тусклым безжизненным светом, отвисшие губы сделались чёрными.

Страх сжал сердца людей. Мужчины инстинктивно схватились за кинжалы, женщины закричали, готовые лишиться сознания.

Только одна Эмотан не испугалась. Её острый взгляд подметил то, что скрылось от взора остальных зрителей.

Желая поделиться своими наблюдениями, она вскочила на ноги, проскользнула между стульями и, прежде чем кто-либо из придворных успел её остановить, подняла скатерть, покрывавшую стол, на котором разыгралась кровавая драма.

И тут все увидели, что юноша не был обезглавлен – он просто опустил голову в отверстие, проделанное в столешнице. А под столом сидел ещё один человек. Его голова с шеей, вымазанной красной краской, была просунута во второе отверстие, расположенное на другом конце стола.

– Дьябло! – злобно крикнул итальянец.

Его помощники сконфуженно вытаскивали свои головы из столешницы. На них уже никто не обращал внимания.

Придворные окружили маленькую даму бенинского принца и наперебой расспрашивали, как ей удалось разгадать тайну чуда. Призванный на помощь Диого едва успевал переводить.

– Я ещё не успел спросить, – любезно обратился тем временем к Асоро инфант Жуан, – как вашему высочеству понравилось в Синтре?

– Мне нравится дворец, – обдумывая каждое слово, ответил вежливому мальчику Асоро, – но ещё больше мне нравится конь Пират. Когда я сижу в седле, я чувствую себя воином, а когда я сижу на стуле, – Асоро похлопал обитые шёлком подлокотники кресла, – я думаю, уж не стал ли я придворной дамой.

– Ну, ну, мой храбрый принц, – рассмеялся Афонсо, слушавший разговор мальчиков, – я надеюсь утешить тебя развлечением, любезным сердцу каждого мужчины. Через пять дней состоится состязание воинов, в котором примет участие цвет португальского рыцарства. Дон Жуан объяснит тебе, что такое турнир, герольды, значки и девизы.

Увидев, как радостно заблестели глаза обоих принцев, Афонсо ласково потрепал их и объявил вслух о предстоящем турнире.