Текст книги "Дом Гуччи. Сенсационная история убийства, безумия, гламура и жадности"

– Что, Никола, и вы промолчите? Неужели вам нечего мне сказать? – улыбнулся Маурицио, с теплом смотря на пожилого мужчину в ожидании одобрения.

– Нет, я комплиментов не раздаю, – сухо отрезал Ризикато, чем выразил проблему многих своих коллег. С Альдо и Родольфо они привыкли к спонтанности и фамильярности, поэтому не понимали, как им реагировать на притчу Маурицио про «Феррари».

В декабре того же года «Журнал Уолл-стрит» опубликовал подробное разоблачение, посвященное финансовым преступлениям Альдо Гуччи: сообщалось, что Альдо находился под следствием федерального суда за вывод примерно 4,5 миллиона долларов из казны компании в период с сентября 1978 года по конец 1981-го. В статье отмечалось, что Альдо заявлял о годовом доходе меньше чем в 100 тысяч долларов, «а это небольшая сумма для человека его статуса».

Итальянская пресса тоже подхватила эти новости. В Америке «Гуччи» находилась на своем пике – и, возможно, близилась к падению. «Впервые в истории имя Гуччи прозвучало не рядом со словами «стиль» и «шик», а в связи с настоящим преступлением», – писал итальянский еженедельник «Панорама» в январе 1985 года.

Маурицио попросил де Соле, которому безоговорочно доверял, занять место нового президента американского отделения «Гуччи» с особым поручением: искоренить беспорядок в налоговых делах компании, подготовить ответ на обвинения в уклонении от уплаты налогов, а также нанять профессиональных управляющих. До появления де Соле президентом компании «Гуччи Шопс Инкорпорейтед» была женщина по имени Мари Саварин, бухгалтер и верная помощница Альдо на протяжении многих лет. Возможно, Саварин была единственной женщиной, которой доверял Альдо: доверял настолько, что дал ей право ставить за себя подпись.

Де Соле согласился на просьбу Маурицио с одним условием: он хотел оставить себе дом и должность в юридической компании в Вашингтоне, а новыми корпоративными делами заниматься на неполную ставку. Теперь де Соле ездил в Нью-Йорк раз в неделю. Он нанял нового главного финансового администратора, человека по имени Арт Лешин, чтобы тот помог навести порядок в счетах компании.

– Мы пришли на место и за голову схватились! – рассказывал де Соле. – Это была катастрофа, полный хаос. Ни инвентаризации, ни бухгалтерской отчетности. У нас ушло несколько месяцев, чтобы хоть немного разобраться в происходящем. Альдо управлял компанией интуитивно – и был так гениален в маркетинге, что ему это удавалось!

Поездки де Соле в Нью-Йорк раз в неделю растянулись в работу с понедельника по пятницу. Его жена Элеонора терпеливо собирала ему в дорогу чистые вещи и встречала дома на выходные – с полным чемоданом грязного белья. Постепенно де Соле и вовсе перевез семью в Нью-Йорк.

В 1986 году, наводя порядок в компании, де Соле перерегистрировал американское отделение «Гуччи» под новым названием: «Гуччи Америка». В январе 1988 года отделение «Гуччи Америка» выплатило налоговой службе 21 миллион долларов задолженностей по налогам и штрафам, исправляя проступки, совершенные семьей с 1972 по 1982 год. В обмен де Соле получил обещание от налоговых органов освободить компанию от всей остальной ответственности за этот период. Компании пришлось влезть в долги, чтобы рассчитаться с налоговой службой, но де Соле сумел расширить и направить деятельность «Гуччи». Он выкупил шесть независимых франшиз «Гуччи», увеличил количество магазинов в США до двадцати, а также отнял у Марии Манетти Фарроу право оптового распространения GAC. Судебное дело вышло отвратительное, зато прямая выручка мгновенно выросла. Де Соле также расторг лицензию на продажу сигарет, выданную от имени семьи табачной компании Р. Дж. Рейнольдса: де Соле был убежден, что ассоциация «Гуччи» с табаком убьет популярность бренда в Штатах. Впоследствии такая лицензия была выдана «Ив Сен-Лоран». К 1989 году в отчете отделения «Гуччи Америка» значились 145 миллионов годовых продаж и прибыль около двадцати миллионов долларов – и это несмотря на то, что семейные ссоры были в самом разгаре.

Пока де Соле решал проблемы с «Гуччи Америка», Маурицио от имени компании участвовал в итальянской ассоциации, которая спонсировала яхту, соревновавшуюся за Кубок Америки по парусному спорту. Гонка привлекла внимание итальянских зрителей, когда в 1983 году итальянская яхта «Азурра» приняла участие в элитной регате, заработав целое состояние своим спонсорам: крупнейшему производителю автомобилей в Италии «Фиат» и виноделам «Чинзано». Вошедшая в историю регата заинтересовала высший свет США и Европы – именно ту публику, на которую работали Гуччи. Маурицио решил использовать регату, чтобы показать, какой мощью обладает ярлык «Сделано в Италии», поэтому пригласил других корпоративных спонсоров – в том числе тогдашнего химического магната Монтедисона и производителя пасты Буитони. В новой ассоциации Маурицио стал директором по имиджу, и свою роль он воспринял всерьез, представив Италию не только как страну с богатой историей искусств и ремесел, но и как развивающийся источник передовых технологий. Ассоциация приобрела судно «Виктори», которое уже хорошо показало себя в предыдущем Кубке Америки. На основе этого судна они смоделировали собственную яхту, «Италия», которая позднее вышла в трех моделях. К тому же ассоциация наняла профессионального шкипера, веронца Флавио Скалу, и блестяще обученный экипаж.

К недовольству Альдо, Джорджо и Роберто, – все трое считали, что спонсорство будет лишь огромной растратой денег и времени, – Маурицио занялся разработкой формы для экипажа и привлек к этому делу значительную часть персонала «Гуччи». Каждый из предметов одежды прошел технические испытания, чтобы точно выдержать нагрузку работы на гоночной яхте и выглядеть при этом прекрасно. Гоночное снаряжение команды должно было ярко переливаться цветами итальянского флага, когда матросы будут наматывать и разматывать лебедками тросы.

– Проект поручили именно мне, – со вздохом вспоминала Альберта Баллерини. – В моем распоряжении была группа энтузиастов, которые увлеклись этой регатой. Мы разработали и произвели полную экипировку для команды – от футболок до пиджаков, брюк и сумок. Никогда я не видела таких нарядных моряков!

Трехцветный образ, который «Гуччи» подарила экипажу «Италии», так бросался в глаза, что судно быстро прозвали «яхтой Гуччи». Участие «Прада» и их корабля «Луна Росса» в Кубке Америки 2000 года в Окленде сильно напоминает то, чего Маурицио надеялся добиться вместе с ассоциацией и «Италией».

В октябре 1984 года в Сардинии, на Изумрудном берегу, было проведено отборочное соревнование, чтобы выбрать представителя Италии на Кубке Америки. Гуччи обосновались в Порто-Черво, где всего несколько месяцев назад планировали восстание Маурицио, Де Соле и Пилоне.

Через несколько дней ожесточенных соревнований «Италия» выиграла отборочный тур, к всеобщему изумлению обогнав даже бывшего фаворита, «Азурру».

К несчастью, «Италия» не просто не победила в Кубке Америки: она прославилась тем, что одна из ее моделей затонула в порту после перевозки в австралийский город Перт, откуда должна была начаться регата. В день старта подъемный кран, который поднимал судно, опрокинулся, и яхта погрузилась в воду под собственным весом. Когда ее извлекли, ущерб уже был нанесен, и починить ее к началу регаты было невозможно.

Ресторан «Кафе Италия», которым Маурицио управлял в Перте во время регаты, оказался куда успешнее: он быстро стал главным местом встреч и любимым питейным заведением всех участников Кубка. Скатерти, посуда, хрусталь и фарфор – все было импортировано из Италии специально перед гонкой, в том числе повара и официанты, а также все продукты, включая минеральную воду, вино и пасту.

Когда Маурицио не был занят затеей с Кубком Америки, он полностью посвящал себя новой ответственной роли в «Гуччи». Он работал по двенадцать-пятнадцать часов в сутки и постоянно был в разъездах, неутомимо следуя мечтам привести компанию к успеху. Обед и ужин для него были поводом назначить деловую встречу. Он выезжал в командировки даже по выходным, чтобы попасть на открытие или переделку магазина; он положил на алтарь работы личную жизнь, любимый спорт и семью.

Как и предсказывал Родольфо, Маурицио изменился. Он обращался за советом к де Соле и Пилоне, а на попытки Патриции направлять его все сильнее раздражался. В молодости Маурицио рассчитывал, что Патриция его поддержит, придав ему сил, чтобы он мог противостоять собственному отцу. Когда же он добился влияния, жена вдруг сама заняла место его отца: она указывала ему, что делать, как и когда, критиковала его решения и помощников. Вся семейная компания принадлежала ему – и он чувствовал себя как под гнетом.

– Патриция его просто мучила, – вспоминал де Соле. – Она настроила его против дяди, против двоюродных братьев, против всех, кто, по ее мнению, обращался с ним не так, как надо. На посвященных «Гуччи» званых вечерах она могла сказать: «Мне не предложили шампанское первой – значит, они тебя не уважают!»

– Она стала донимать Маурицио, – подтверждал Пилоне. – Это была амбициозная женщина, она хотела иметь вес в компании. Я не давал ей вмешиваться, говорил: женам тут не место, и она меня за это ненавидела.

Тем временем Патриция не могла забыть то, о чем ее предупреждал Родольфо. Она наконец признала: свекор был прав насчет Маурицио. Одержимый мечтой преобразить «Гуччи», ее муж забыл обо всем остальном – и о своих родных в том числе. Он не принимал ее мнений и советов, между ними возникла стена.

– Он хотел, чтобы Патриция говорила ему только «браво», а она постоянно его отчитывала, – рассказывала Роберта Кассоль. – Она стала неприятным человеком.

Де Соле и Пилоне сменили Патрицию в роли верных советников, за что та их возненавидела. Движимая собственными амбициями, она видела себя сильной женщиной за плечом у слабого мужчины – и вдруг оказалась не у дел.

– Маурицио стал переменчивым… заносчивым и неприятным, – вспоминала она. – Он перестал заходить домой пообедать, выходные проводил со своими «гениями». Он располнел и стал хуже одеваться… Он окружил себя посредственными людьми. Пилоне был первым из них, и понемногу он изменил моего Маурицио. Я поняла это, когда Маурицио перестал со мной делиться, начал говорить со мной холодно. Мы перестали разговаривать, между нами возникли холод и безразличие.

Та, кого Маурицио называл своим Folletto rosso, стала strega piri-piri – ведьмой из детских мультиков.

22 мая 1985 года, в среду, Маурицио открыл платяной шкаф в своем миланском пентхаусе и собрал небольшой чемодан. Он сказал Патриции, что уезжает на пару дней во Флоренцию, попрощался с ней и поцеловал на прощание дочек: девятилетнюю Алессандру и четырехлетнюю малышку Аллегру. На следующий день они беседовали по телефону; казалось, ничего необычного не происходит.

На следующий день один доктор, близкий друг Маурицио, зашел к Патриции сказать, что Маурицио не вернется на выходные – и, возможно, не вернется вовсе. Патриция была потрясена. Доктор попытался утешить ее и даже предложил бутылочку валиума, которую извлек из маленького черного портфеля. И доктор, и портфель были немедленно вышвырнуты за порог. Патриция понимала, что они с Маурицио охладели друг к другу, но и вообразить не могла, что муж бросит ее и детей. Через несколько дней Сьюзи, хорошая подруга Патриции, пригласила ее пообедать и передала от Маурицио еще одно послание.

– Патриция, Маурицио не вернется домой, – сказала она. – Он просит тебя собрать пару чемоданов с его вещами: он пришлет водителя забрать их. Это его последнее слово.

– Скажи мне, где его искать, – отрезала Патриция. – Пусть, по крайней мере, скажет мне это в лицо.

В июле Маурицио позвонил договориться о встречах с детьми на выходных. В сентябре – пришел домой и пригласил Патрицию на игру в поло, которую спонсировали «Гуччи», предложив ей вручить кубок победителю. За неделю, которую он провел дома, супруги смогли, наконец, обсудить свои отношения. Он пригласил ее на ужин в «Санта Лючию», уютную тратторию, в которой проходили их первые свидания.

– Мне нужна свобода! Свобода! Свобода! – втолковывал он. – Как ты не понимаешь! Сперва отец указывал, что мне делать, а теперь ты. За всю свою жизнь я ни разу не был свободен! В юности я не порадовался жизни, так что теперь хочу делать то, что мне вздумается.

Патриция слушала его молча; пицца на столе остывала. Маурицио объяснял: он не уходит от нее к другой, просто чувствует себя ущемленным ее беспощадной критикой и жаждой командовать.

– Какой тебе надо свободы? – наконец ответила она. – Хочешь сплавляться на байдарках в Большом каньоне, купить красную «Феррари»? Да делай ты что хочешь! Твоя семья и есть твоя свобода!

Патриция не могла понять, зачем Маурицио право возвращаться домой в три часа ночи – он ведь и так всегда засыпал в одиннадцать перед телевизором. Она подозревала, что его соблазнил избыток влияния в торговле предметами роскоши и уважение, которым он пользовался у новых подчиненных в офисе.

– Ему мешал мой интеллект, – сказала она после. – Он хотел быть номером один, и ему казалось, что он нашел тех, кто даст ему эту возможность!

– Поступай как знаешь, – наконец холодно сказала Патриция. – Но не забудь: ты в долгу передо мной и перед детьми.

Она казалась ледяной и невозмутимой, но весь ее мир рушился прямо на глазах.

Супруги договорились пока ничего не говорить детям. Затем Маурицио ушел. Сначала он снял себе жилье в Милане, на обсаженной деревьями Форо Бонапарте, потом переехал в маленькую квартирку на Пьяцца Бельгиойозо – хотя при своих постоянных командировках он редко там ночевал. В Галлериа Пассарелла за вещами он так и не вернулся: просто заказал себе новые рубашки, костюмы и обувь.

Когда Маурицио ушел из дома, Патриция нашла утешение в неожиданной союзнице – новой подруге из Неаполя по имени Пина Оримма. Патриция и Маурицио встретились с ней за много лет до того на острове Искья, вблизи неаполитанского побережья, на спа-курорте, известном своими горячими источниками и грязевыми ваннами. Пина была родом из семьи промышленников, которые занимались пищевым сектором; Патриция нашла в ней живую и интересную собеседницу. Несколько лет подряд они проводили все лето на Капри, где Пина помогла Патриции выбрать дом. Неаполитанская язвительность и остроумие Пины, а также ее мастерство гадать на картах Таро развлекали Патрицию часами – и ей становилось легче смириться с уходом Маурицио.

– На Капри Пина навещала меня каждый день, – вспоминала Патриция. – Мы разговаривали часами; она была остроумна и всегда меня веселила.

Женщины стали закадычными подругами, и Пина часто бывала у Патриции в Милане или сопровождала в поездках. Патриция убедила Маурицио, чтобы тот позволил Пине открыть франшизу «Гуччи» в Неаполе: Пина управляла своей франшизой несколько лет, после чего передала партнеру. Когда в 1981 году родилась Аллегра, Пина находилась рядом. И когда Маурицио ушел из дома, именно к Пине Патриция кинулась за утешением. Когда Патриция отчаялась настолько, что подумывала покончить с собой, Пина отговорила ее.

– Она была рядом, когда я была в самой тяжелой депрессии, – рассказывала Патриция позднее. – Она спасла мне жизнь.

И хотя Патриция прекрасно себя чувствовала в соревновательной среде того общества, которое ждало ее в Милане, в нем она не могла расслабиться и нашла не так много друзей, которым готова была довериться всем сердцем. Если ей действительно хотелось выговориться, она обращалась к Пине. Когда подруги не было рядом, они часами беседовали по телефону.

– Я верила ей. С ней мне не приходилось следить за словами, – вспоминала Патриция. – Я все ей рассказывала и знала, что она не будет сплетничать.

В первые годы после разрыва Патриция и Маурицио еще делали вид, что они супруги, притворялись перед окружающими, поэтому иногда выходили в свет вдвоем. Она наряжалась в лучшее, когда он заходил навестить дочерей, а когда он уходил – запиралась в комнате, падала в постель и часами рыдала. Раз в месяц Маурицио переводил около 60 миллионов лир (около 35 тысяч долларов) на счет Патриции в банке, но ей все равно начинало казаться, что все достигнутое ускользает от нее. Она завела себе ежедневники от Картье, которые приобретались ею каждый год: обтянутые темной телячьей кожей с маленькой фотографией самой Патриции на обложке. Она начала записывать каждую свою встречу с «Мау» – она все еще называла его именно так, – и это превратилось в настоящую одержимость.

Распавшийся брак был не единственной проблемой Маурицио. Альдо и его сыновья не собирались сдаваться без боя. В июне 1985 года они передали государственным органам подробное досье с именами главных свидетелей, которое указывало на то, что Маурицио подделал подпись отца на сертификатах акций, чтобы не платить налог на наследство. Альдо планировал не дать Маурицио захватить компанию, показав ему, что он получил свои 50 процентов в бизнесе нелегально.

Ключевым именем в этом досье стала Роберта Кассоль, проработавшая на «Гуччи» больше двадцати лет. Она начинала простой продавщицей и поднималась по карьерной лестнице, пока не стала помощницей Родольфо. Кассоль занималась всеми личными и деловыми вопросами Родольфо, а заканчивая работу в офисе, проводила долгие вечера вместе с Родольфо в его киностудии в подвале, записывая и переписывая на машинке сценарий фильма. Когда здоровье Родольфо стало хуже, Кассоль часто ездила с ним в Сент-Мориц, помогая разбирать письма и другие бумаги, даже когда он не мог сам приходить в офис.

В первые месяцы после того, как Родольфо не стало, Кассоль работала бок о бок с Маурицио – так же, как и с его отцом. Когда Маурицио изложил свои планы на обновление бизнеса, Кассоль попросила о повышении до коммерческого директора. Однако их отношения испортились. Для Маурицио Кассоль ассоциировалась с отцом и с прошлым, ему хотелось привести новых людей со свежими идеями, и он искал молодых и мотивированных профессионалов, которые заменили бы старую гвардию «Гуччи» и двигали компанию к его мечте. И Маурицио отказал Кассоль в ее просьбе.

– Нам нужен свежий воздух, – ответил он и указал ей на дверь. Они разругались и расстались на очень дурной ноте.

– В жизни важно уметь сосчитать до десяти, – много лет спустя замечала Кассоль, признавая: она при этой размолвке повела себя не лучшим образом. Тогда она злилась на то, что после ее многолетней преданности Родольфо его сын просто не нашел ей места в своих новых планах на компанию.

– Он не мог видеть рядом с собой никого, кто напоминал бы о прошлом, – замечала Кассоль.

В августе начальник полиции Флоренции, Фернандо Сергио, пригласил Кассоль в свой кабинет. Кассоль приехала из Милана поездом, путешествие заняло у нее три часа. Когда она вошла в кабинет, у Сергио на столе было досье на сорок страниц, старательно подготовленное Альдо, Джорджо и Роберто. Они обвиняли Маурицио в подделке отцовской подписи, чтобы избежать налогов на наследство на сумму примерно 13 миллиардов лир (то есть 8,6 миллиона долларов).

– Можете ли вы подтвердить то, что здесь написано? – спросил Сергио.

– Могу, – нервно ответила Кассоль.

– Расскажите мне, как это было.

Кассоль сделала глубокий вдох.

– 16 мая, через два дня после смерти Родольфо Гуччи, его сын Маурицио Гуччи и его советник Жан Витторио Пилоне попросили меня подделать подпись Родольфо Гуччи на пяти сертификатах акций, изданных на его имя. Это было в офисе «Гуччи» в Милане, на Виа Монте Наполеоне. Я решила, что не смогу подделать подпись сама, поэтому предложила доверить это моей ассистентке Лилиане Коломбо. Тем же утром, в доме Пилоне на Корсо Маттеотти, Коломбо подделала эти подписи. Но подделка вышла плохо, сертификаты были испорчены, и пришлось печатать новые. Так что два дня спустя, через двадцать четыре часа после похорон, опять же в доме Жана Витторио Пилоне, Коломбо подделала подписи вторично, на сертификатах акций Guccio Gucci SpA, Gucci Parfums и еще нескольких зеленых сертификатах, назначения которых она не знала.

Досье указало на еще одного важного свидетеля – его Сергио пригласил к себе в тот же день. Джорджо Кантини, один из управляющих «Гуччи» во Флоренции, хранил у себя ключи от сейфа компании, который находился во флорентийском офисе «Гуччи». В этом сейфе, старом черном «Вертхайме», изготовленном в Австрии в 1911 году, хранились самые важные документы компании.

Кантини сообщил начальнику полиции, что документы были в сейфе с 14 марта 1982 года по 16 мая 1983 года, когда, уже после смерти Родольфо, они были им переданы Маурицио. Когда Сергио заметил, что сертификаты акций были подписаны Родольфо 5 ноября 1982 года, Кантини немедленно выразил свое недоверие:

– Impossibile, signore! – воскликнул он. Кантини был единственным, кроме самого Родольфо, у кого был ключ от сейфа, и он никому не открывал дверцу. Было странно даже представить, чтобы мучимый болезнью Родольфо в свободное время отправился во Флоренцию, открыл сейф своим ключом, чтобы забрать и потом заменить сертификаты акций – при этом не поставив Кантини в известность.

Сергио понял, что дело оказалось чересчур сложным для работника его уровня, и передал его своим коллегам в Милан, где якобы и была совершена подделка. Восьмого сентября 1985 года миланский суд наложил арест на пятидесятипроцентную долю Маурицио в компании на время расследования предполагаемой подделки. Маурицио, решивший, что Кассоль объединилась с его родней и мстит ему лично, составил полный негодования ответ на бумаге для документов президента «Гуччио Гуччи», проставив наверху страницы печать компании. Тем временем Альдо, Роберто и Джорджо, которым оказалось мало уголовного расследования, начатого их стараниями, подали против Маурицио гражданский иск. С помощью адвокатов Маурицио удалось снять арест 24 сентября, но для него эта война только начиналась.

Годом раньше, захватив власть в совете директоров, Маурицио думал, что щедро поступил с Альдо: выделил ему почетную должность и позволил остаться в своем президентском кабинете на 24-м этаже в нью-йоркском здании «Гуччи». Когда он узнал, что досье на стол Сергио положил именно Альдо, он был беспощаден. Он рассказал де Соле, что произошло, и тот отправил работников, которые за ночь собрали вещи Альдо и вышвырнули «гуру Гуччи» из его президентского кабинета. Когда работники магазина в Нью-Йорке с утра пришли на работу, за резным деревянным столом Альдо сидел Доменико де Соле.

– Они снова развязали войну, – говорил он. – Я сказал Альдо, что надо быть рассудительным и поступать честно: если он начнет судебную тяжбу, я буду его противником. Он все говорил, что ему нравится то, что я делаю, что он видит, как я стараюсь навести порядок. Но мне кажется, что его подставили собственные дети – хоть он и говорил не раз, что считает их глупыми. Он выступил против нас в суде, и я его изгнал, – буднично добавлял де Соле.

С одобрения Маурицио он запретил Альдо заходить в здание, а также выпустил пресс-релиз, в котором сообщалось, что управление «Гуччи» «решило прекратить участие Альдо в делах компании», так как возникали непонимания в вопросах представительства. Затем руководство «Гуччи Америка» подало в суд на Альдо и Роберто за вывод более миллиона долларов из фонда компании ради личной выгоды.

Когда о произошедшем узнала Бруна Палумбо, она позвонила Марии Манетти Фарроу, бывшей распространительнице GAC, – женщины были дружны между собой.

– Произошло ужасное, – сказала Бруна и дрожащим голосом попросила Марию поставить свечку Богоматери. После тридцати двух лет трудов на собственную компанию Альдо указал на дверь его же племянник.

В 1980-х «Гуччи» больше прославились междоусобными войнами, чем торговлей. Новые подробности семейных дрязг заполоняли колонки светской хроники. Пресса наслаждалась наплывом новостей. Казалось, чем громче и внушительнее заголовки, тем больше покупателей рвутся в магазины «Гуччи».

«Вот и еще один эпизод нового и поистине итальянского варианта «Династии» с настоящими людьми вместо актеров», – писала «Республика», сравнивая скандал с популярным в Европе американским телесериалом. Несколько дней спустя в ней прозвучало: «G – это не Гуччи, G – это guerra[25]25
  Война (ит.).


[Закрыть]». По словам лондонской «Дейли экспресс», «Гуччи» была многомиллионной компанией, в которой было больше беспорядка, чем в римской пиццерии».

«Это такое побоище, в котором на входе свиньи, а на выходе – фарш», – цитируя одного английского комика, писала другая газета. Даже флорентийская «Ла Нацьоне», газета из родного города Гуччи, непочтительно замечала на целом развороте, посвященном династии: «За деньги можно купить все – но не переливание голубой крови».

К тому времени Альдо, который, наконец, осознал весь масштаб своих проблем с законом и налогами в США, решил, что пора навести в доме порядок. В декабре 1985 года он пригласил Джорджо и Роберто встретиться с ним в Риме. Он перешел сразу к делу и сообщил, что решил уступить свои акции «Гуччи» сыновьям, и на то было две причины. Во-первых, он боялся, что текущее расследование налоговых органов приведет к серьезным штрафам, наложенным на его имущество; он хотел облегчить свой портфель, но сохранить все в семье. Во-вторых, ему было уже восемьдесят, и он хотел защитить сыновей от непомерно больших налогов на наследство – особенно после истории с Маурицио. Он говорил: «Зачем мне отдавать деньги налоговой службе?»

Восемнадцатого декабря 1985 года по тайному договору Альдо разделил оставшиеся у него 40 % в Guccio Gucci SpA между Джорджо и Роберто. Он уже отдал 10 процентов троим сыновьям в 1974 году, когда не стало Васко. В итоге этого договора Роберто и Джорджо досталось по 23,3 процента в итальянской главной компании, оставляя Паоло лишь изначальные 3,3 процента. Кроме того, у всех троих было по 11,1 % в «Гуччи Шопс Инкорпорейтед». Альдо оставалось 16,7 процента в «Гуччи Шопс Инкорпорейтед», а в итальянской компании – ничего. Кроме того, Альдо с сыновьями поделили доли участия в разных компаниях «Гуччи» за рубежом: во Франции, Великобритании, Японии и Гонконге. У Маурицио было 50 процентов в «Гуччио Гуччи» и «Гуччи Шопс Инкорпорейтед», а также то, что принадлежало Родольфо в зарубежных компаниях. Паоло подозревал, что к нему относятся хуже, чем к братьям: он уже заявлял при всей семье: «Если папа после смерти ничего мне не оставит… Я соберу команду адвокатов и буду судиться, если понадобится, хоть пятьдесят лет!»

Чтобы избежать дальнейших столкновений с Паоло, Роберто и Джорджо договорились использовать при голосовании только свои 3,3 процента на собраниях «Гуччио Гуччи».

Тем временем договор Маурицио и Паоло распался в ноябре 1985 года, в один солнечный день в Женеве – в день итоговой встречи, на которой они должны были заключить договор и пожать друг другу руки. Посыльные от Паоло и Маурицио метались между двумя лагерями по коридорам отделения «Кредит Суисс» в Лугано, где находились на условном счету акции Паоло. Согласно официальным документам, которые впоследствии подал Паоло, Маурицио не соблюдал условий их договора и якобы отстранил его от участия в новой компании, «Гуччи Лицензинг Сервис», которая должна была быть основана при участии Паоло. Шли часы, а дело не двигалось к соглашению, которое вручило бы Маурицио 53,3 процента и контроль над компанией. Наконец, уже поздно ночью, когда рабочий день давно завершился, а банковские служащие валились с ног от усталости, Паоло закончил дело, которое казалось ему издевательством. Он разорвал черновик договора, над которым они работали, собрал свою команду консультантов и ушел прочь, забрав с собой свои сертификаты акций. Несколько дней спустя Паоло снова подал иск против Маурицио, заявляя, что его двоюродный брат захватил контроль над компанией в нарушение их договора, и требуя, чтобы назначение Маурицио председателем «Гуччи» было признано недействительным.

Маурицио, уже поняв динамику семейных раздоров, был готов к ссоре с Паоло и держал про запас еще одну сделку, но с Джорджо. На собрании 18 декабря 1985 года он предложил новый сценарий, при котором компания назначала исполнительный комитет из четырех человек: его самого, Джорджо и доверенного управляющего от каждого из них. Джорджо получил бы должность вице-президента, а исполнительный комитет обеспечивал бы совместное управление компанией. На это предложение согласился даже Альдо.

На новогодние праздники Маурицио уехал с чувством, что ему удалось достичь устойчивого решения – хотя бы временного. Между тем в отношениях с Патрицией тоже наметилась оттепель, пока супруги притворялись парой ради дочерей. В сентябре Маурицио часто бывал дома, и они договорились провести новогодние праздники вместе в Сент-Морице. Патриция знала, как Маурицио любит этот уголок в горах, и надеялась, что там они смогут примириться, поэтому принялась за украшение дома к Рождеству. Когда она закончила работу, Чеза Муреццан сверкала красно-золотыми гирляндами, свечами, украшениями из мха и омелы. Патриция с Алессандрой поставили у камина елку, нарядили ее стеклянными шарами с золотыми узорами и десятком настоящих миниатюрных свечек. Маурицио обещал посетить с Патрицией полуночную мессу – она любила эту традицию, и сердце ее пело от мысли, что между ними все может стать как прежде. Она купила в подарок Маурицио золотые запонки с бриллиантами и сапфирами, и ей не терпелось увидеть его лицо, когда он откроет подарок.

Вечером 24 декабря Маурицио, ни слова не говоря, улегся спать в десять вечера, так что Патриция отправилась на мессу одна. На следующее утро, по своему обычаю, Гуччи пригласили сотрудников открыть подарки, чтобы позже распаковать свои в кругу семьи. Маурицио подарил Патриции брелок с яхты «Италия» и антикварные часы. Патриция не знала, обижаться или злиться: она ненавидела старинные часы, а брелок был уж просто оскорблением! Тем вечером они должны были вдвоем отправиться на званый ужин, но Маурицио идти отказался. Патриция решила, что пойдет одна, и уже на ужине узнала от друга, что Маурицио планировал уехать на следующий день. Дома Патриция накинулась на мужа с бранью, и тогда он схватил ее за шею, оторвав от пола хрупкое тело жены, прямо при девочках, которые испуганно жались в дверях:

– Così cresci! – взревел он. – Расти повыше!

– Тяни-тяни! – прохрипела Патриция в его хватке, стиснув зубы. – Мне не помешает чуть прибавить в росте!

Новогодние праздники, которых она ждала с такой надеждой, были окончены. Как и их брак: 27 декабря 1985 года Патриция пометила в дневнике как день, когда все окончательно рухнуло.