Текст книги "Горькое лекарство"

Глава 13
Открытая клиника

Клиника Лотти находится неподалеку от склада на Дэймен-авеню. Дэймен пересекает весь город, и поездка по этой «артерии» означает путешествие в сердце Чикаго, в его подноготную. Если ехать на север, то мимо проплывут строго обособленные этнические общины: литовские, негритянские, испаноязычные, снова негритянские – вот в таком порядке. Клиника Лотти расположена там, где авеню, уставшая от самой себя, превращается в мешанину разностильных домишек и лавчонок, барахтающихся на краю пропасти и распада. Большинство обитателей – пенсионеры, живущие в хижинах из милости властей, занимающихся социальной помощью. Это довольно спокойный район, кровавые драмы здесь нечасты. И всегда есть место для парковки. Однако не сегодня.

Полицейская машина блокировала перекресток, мигая проблесковыми огнями, когда я хотела свернуть направо. Повсюду стояли толпы людей – на улицах и в переулках, везде! Фургон телевизионщиков преграждал толпе путь к клинике, других автомашин не было. Я подумала, что происходит чествование кого-нибудь из местных святых; возможно, Лотти даже и клинику не открывала.

Высунувшись из окна автомобиля, я спросила водителя полицейской машины:

– Что здесь происходит?

С обычной полицейской готовностью давать информацию он ответил:

– Улица закрыта, мэм. Придется вам ехать вниз, к Сили авеню.

Я остановилась четырьмя кварталами ниже, нашла телефон-автомат. Позвонила Лотти домой и, не дождавшись ответа, набрала номер клиники. Линия была занята.

Подходя к зданию с юга, я увидела, что толпа здесь не такая плотная, зато стоял еще один полицейский автомобиль. Слышались крики, усиленные мегафоном, и какое-то неразличимое пение. Звуки эти знакомы мне с юношеских лет – демонстрация. Я с беспокойством отметила, что чем ближе к клинике, тем гуще толпа.

И речи не могло быть о том, чтобы войти через парадные двери, поэтому я свернула в аллею, которая вела к боковому входу. Толпа, с наслаждением позирующая перед телекамерами у фасада, сюда еще не добралась. Долго я кричала и стучала, пока наконец ко мне не вышла регистратор миссис Колтрейн. Она боязливо сняла дверную цепочку и просияла, увидев, что это я, собственной персоной.

– Никогда не была так рада видеть именно вас, мисс Варшавски! У мисс Хершель рук не хватает, а полиция даже не думает помочь. От них помощи не дождешься, никакой! Хорошо, что я знаю, в чем дело, а то можно подумать, что полицейские присоединились к демонстрантам.

– В чем дело? – спросила я, входя и помогая приладить цепочку.

– Все они там орут ужасные вещи! Что доктор Хершель – убийца, что все мы скоро сгорим в аду. И бедняжка Кэрол, сразу после похорон сестры.

Я нахмурилась.

– Это те, кто выступают за запрещение абортов?

Она озабоченно кивнула.

– Я вырастила шестерых и, если надо, рожу еще столько же. Хорошо, что муж зарабатывает так, что мы можем всех прокормить... Многие женщины, поступающие сюда, по сути, еще маленькие девочки. Им себя бы прокормить, не говоря уж о ребенке... И теперь, выходит, я – убийца?

Я успокаивающе похлопала ее по руке.

– Никакая вы не убийца. Я знаю, что сама идея абортов лично вам не очень-то по душе, и восхищаюсь вами из-за вашей преданности Лотти. Хотя ей и приходится делать аборты. И восхищена вашей готовностью встать на ее защиту... А кто собрался снаружи: выступающие против абортов общества «Орлиный Форум», «Ик-Пифф»?.. Не знаете?

– Ох, не знаю. Сегодня в восемь поступила одна молоденькая пациентка, а они уже были наготове. Ждали! Откуда узнали, что она у нас? И сразу же начали бесноваться...

Задняя часть клиники служила складским помещением, здесь все было аккуратно, стерильно. Я проследовала за миссис Колтрейн в регистраторскую, где отдельные крики различались совсем явственно:

– Наплевать вам, если ребенок умрет! Свобода выбора – это большая ложь!

– Убийцы!

– Нацисты!

Кто-то, по-видимому, миссис Колтрейн, наглухо зашторил окна приемного покоя. Я сделала крохотную щель – понаблюдать что и как.

Перед клиникой болтался тщедушный мужичонка с мегафоном. Его лицо отражало самые неподдельные чувства. Никогда раньше я с ним не встречалась, но много раз видела его фотографию в газетах. Дитер Монкфиш – глава общества «Иллинойский комитет в защиту прав человеческого зародыша». Своих ближайших сторонников он ковал из особей студенческих возрастов. По-видимому, они были готовы довести собственные беременности до славного завершающегося аккорда. Вокруг мужчинки ошивались и женщины средних лет. На их лицах было написано: «Материнство не сделало мою жизнь счастливой, но да будет так у всех».

Лотти подошла ко мне.

– Я рада тебя видеть, Вик. Ну и сволочи! Иногда я сталкивалась с их листовками, но чтобы такое!.. Как ты об этом узнала?

– Я приехала за ключами от квартиры Малькольма. Увидела толпу вокруг клиники, забеспокоилась. Почему здесь собрались? Что-нибудь случилось в клинике?

Ее густые брови сдвинулись над переносицей.

– Сегодня утром я произвела так называемый терапевтический аборт. Ничего особенного. Такое бывает два-три раза в месяц. Девчонка восемнадцати лет, уже имеющая ребенка, хочет устроить свою жизнь... И, конечно, уже на третьем месяце. Что-нибудь сделать можно было только в клинике... Но скажу тебе, Вик, мне страшно. Однажды ночью нацистские ублюдки собрались у нашего дома в Вене. Они были похожи на этих, исходили звериной ненавистью, разбили все окна. Мои родители и я с братишкой пробрались через сад, спрятались у соседей и видели, как наш дом сожгли дотла... Вот уж никогда бы не подумала, что столкнусь с чем-то подобным в Америке...

Я взяла ее за плечо.

– Сейчас позвоню лейтенанту Мэллори. Может, ему удастся прислать сюда более активных коллег. А что с твоими пациентами?

– Миссис Колтрейн всех обзвонила, перенесла встречи. Наверняка завтра этого дерьма здесь и в помине не будет. Срочных больных будем направлять в «Бет Изрейэль». Правда, две женщины с детьми все-таки прорвались сюда. Мне кажется, я не должна закрывать клинику. Мой долг – помогать больным в любом случае. Кроме того, у нас на руках молодая женщина, из-за которой, видимо, и разгорелся весь сыр-бор. Она в порядке, но не настолько, чтобы пробиться сквозь толпу этих бесноватых. А полиция? Сидит себе спокойно! Говорит, что нет особой проблемы, нет нарушения общественного порядка. Ну а жители соседних домов считают, что это зрелище – почище любого цирка.

Из посетительской вышла Кэрол. За последние дни она очень похудела, и медицинский халат болтался на ней бесформенным балахоном.

– Привет, Вик. Видимо, Господь наслал на нас этих демонстрантов, чтобы мы забыли о личных горестях. А ты как думаешь?

– Сейчас они просто задирают, играют перед телекамерой. А предупреждали они вас как-нибудь? Гнусные письма, звонки были?

Лотти покачала головой:

– Пару раз заходил Дитер Монкфиш, раздавал листовки, но, поскольку большинство пациентов – женщины, он, видимо чувствовал себя в глупом положении. Читать им лекции? Ну нет. Некоторые «смельчаки» посылают нам анонимные письма с проклятиями каждый – месяц, но никаких бомб или чего-либо в этом роде. Здесь не абортарий в конце концов. Поэтому в принципе внимания к нам мало.

Я прошла к телефонному коммутатору. Все городские линии были отключены. Миссис Колтрейн включила для меня одну из них.

– Понимаете, я специально это сделала, чтобы не отвечать на грязные угрозы. Надеюсь, никто не старается дозвониться к нам по серьезному поводу.

Я набрала номер штаб-квартиры полицейского участка на. Одиннадцатой улице и попросила лейтенанта Мэллори к аппарату. После долгих звонков и щелчков Бобби взял трубку. Сначала я расспросила его, как поживает Айлин, как дети, внуки, затем объяснила, почему его беспокою:

– Они перепугали всех пациентов, а местный участок прислал только две машины. Просто так, поглазеть... У тебя есть возможность отогнать хулиганье от больницы?

– Нет, Вик, это не моя территория. Они сами должны решать на месте. Пора бы тебе знать, что полиция не может быть у тебя на побегушках.

– Бобби, милый! Лейтенант Мэллори. Я тебя не об этом прошу. Я прошу о защите налогоплательщиков, больных. Многие нуждаются в помощи, а пройти в больницу не могут. Им угрожают физической расправой. Сейчас здесь собрался всяческий сброд, и честному гражданину близко не подойти.

– Извини, Вики, но мне это не кажется серьезной проблемой. А если и так, то все равно ты должна позвонить в местный участок. Вот если они попытаются кого-то прикончить, я прилечу тотчас же.

Я предположила, что это шутка, попытка сострить. Надо же! Речь идет о женщинах и детях, а для него это несерьезно. Взбешенная, я соединилась с детективом Роулингсом. Когда я закончила свою взволнованную речь, он саркастически хмыкнул.

– Помочь нам расследовать убийство вы не расположены, а еще хотите, чтобы мы бросились вам на помощь? Как это свойственно вам, Ви.Ай.! И вообще типично. Горожане не хотят нам помогать, но стоит кому-то попасть в беду, как они истошно взывают к нам, чтобы мы подсобили. «Полиция! Что думает эта полиция? Где она?»

– Избавьте меня от нравоучении, детектив. Насколько мне помнится, я согласилась подкрепить обвинения против вашего подопечного – Серджио. А, ведь не хотела... Схватили вы его?

– Нет мы еще только обдумываем, взвешиваем. Но он далеко от нас не убежит. Мне сказали, что маленький Фабиано жестоко избит. Вы что-нибудь об этом знаете?

– Я слышала, что он мчался как оглашенный и врубился физиономией в ветровое стекло своего «эльдорадо». Мне об этом вчера на похоронах сказали... Ну, так что же? Очистим улицу?

– Сейчас поговорю со старшим дежурным, Варшавски. Не ждите чуда. Вот если они камнями начнут швыряться...

– И это будет как раз тот момент, когда помощь окажется весьма своевременной, – тоже саркастически заметила я и повесила трубку. – Нам осталось только обратиться к мэру Чикаго, – сказала я Лотти и Кэрол. – Но, может быть, что-нибудь придумаем? Надо защищаться. Пол и Херман смогут помочь? И, разумеется, Диего?

Кэрол отрицательно помотала головой.

– Они и так из-за похорон несколько дней не были на работе и могут ее потерять.

Я кусала пальцы, размышляя.

– Мы можем встречать пациентов в начале улицы и сопровождать их по аллее до бокового входа.

Лотти подняла плечо:

– Это лучше, чем ничего. Хотя не знаю, как люди догадаются, где можно пройти.

– Расскажем по телефону. Включайте подстанцию, а мне дайте пару часов, я постараюсь что-нибудь устроить.

Следующие полчаса я висела на телефоне. Позвонила кое-каким друзьям, никого не оказалось на месте. Против воли вспомнила о мистере Контрерасе. Как я с опаской и думала, он пришел в экстаз от одной мысли об уличной схватке и пообещал прихватить с собой надежных дружков-машинистов. Да, они тоже на пенсии, но будут счастливы поразмять мышцы.

Большую часть времени я провела, отвечая на звонки. Многие абоненты волновались о клинике, а не обращались за медицинской помощью. Больных я переключала на миссис Колтрейн. Если проблема была пустяковая, абонента просили позвонить через неделю. – В случае необходимости трубку брала Лотти, выслушивала, какие у больного симптомы, и давала рекомендации. Экстренных больных направляла в «Бет Изрейэль».

Я наслушалась много гнусностей. В полдень сбегала в супермаркет, приобрела свисток. Теперь вместо ответа на непристойность я оглушала звонившего негодяя резким свистом. Очень действенная штука. Заодно я накупила еды на случай длительной осады.

В полдень прибыл первый эскорт: мистер Контрерас в рабочем комбинезоне и со шлангом на ремне. Он представил мне своих друзей – Джейка Соколовски и Митча Крюгера, вооруженных примерно так же. Они были одного возраста с Контрерасом, но физически менее подготовлены для баталии: у Митча – «пивное» брюхо, как у беременной слонихи, а Джейк слегка покачивался, да и нос покраснел от подпития.

– Сделайте одолжение, парни, – попросила я, – не провоцируйте толпу. Здесь, медицинское учреждение, и не годится, чтобы маньяки кидали в нас бутылки и кирпичи. Мы хотим одного: чтобы вы обеспечивали проход пациентов в клинику. Кэрол пойдет с вами и покажет, кого надо встречать и сопровождать.

План был такой: миссис Колтрейн объясняла звонившим пациентам Лотти ситуацию. В том случае, если они все-таки настаивали на встрече с врачом, то машинисты должны были эскортировать желающих по аллее. Кэрол увела наших помощников, а я стала на боевой пост у «черного» хода: если что не так, приду на выручку.

Сначала все шло гладко. Мы вызвали такси и проводили домой пациентку, прооперированную утром. Но толпа продолжала увеличиваться, и больные, пробравшиеся в клинику, нервничали все заметней. В половине второго осаждавшие догадались, что мы пользуемся боковым входом, и хлынули в аллею с плакатами и мегафонами. Лотти с неохотой решила все-таки закрыть клинику до вечера.

Когда одну женщину, бывшую на шестом месяце беременности и страдавшую от интоксикации, грубо оттолкнули от входа, Лотти вышла к демонстрантам, чтобы как-то их урезонить.

На мой взгляд, шаг этот был фатальным. Она выпрямилась во весь свой крохотный рост и обратилась к разбушевавшейся толпе с прочувствованной речью. И действительно, вначале они присмирели.

– Эта женщина, – объяснила Лотти, – пытается сохранить не только свою жизнь, но и жизнь ребенка. Если вы препятствуете ей в получении помощи, вы можете стать причиной смерти обоих. Но ваша же философия диктует: надо помогать, а не убивать!

Ее слова были встречены визгом, улюлюканьем, криками «Убийцы!». Какой-то мерзавец подошел и плюнул в нее.

В кабинете Лотти я отыскала «Полароид» и вышла в аллею, чтобы заснять некоторые эпизоды и особенно гнусные физиономии. Подонки растерялись и отступили на несколько метров. Анонимные подстрекатели не любят красоваться перед публикой.

Кэрол, воспользовавшись замешательством толпы, усадила беременную женщину в такси и отправила в «Бет Изрейэль».

– Лучше рискнуть и убраться отсюда сейчас, иначе будет беда, с которой нам не справиться, – сказала я Лотти.

После некоторых размышлений она согласилась. Миссис Колтрейн вздохнула с облегчением, хотя и была готова испить горькую чашу до дна. Зато машинисты отнюдь не ликовали.

– Слушай, детка, – воинственно бормотал Контрерас, – не покидай корабль слишком рано. Пусть их больше, чем нас, но мы им дадим прикурить!

– Соотношение – один к пятидесяти, – устало отозвалась я. – Знаю, что вы даже полицию на колени поставите. Но мы то слабые женщины, и нам не улыбается перспектива оказаться с переломанными руками и ногами. Нам требуется поддержка закона, а ее нет и, кажется, не предвидится.

Лотти закрыла шкафы с препаратами и аппаратурой. Мы вывели из здания миссис Колтрейн и Кэрол и остановились, чтобы включить электронную систему охраны. Когда толпа увидела, что мы ретируемся, раздались триумфальные крики, улюлюканье. Построившись клином, мы двинулись вперед.

– Убирайтесь в свои норы, убийцы детей, и не смейте возвращаться! – раздался крик.

Толпа приблизилась к нам, размахивая бутылками и палками. Никто из нас не успел остановить мистера Контрераса, когда он выхватил из-за пояса шланг и ринулся к одному из хулиганов. Соколовски и Крюгер с энтузиазмом последовали за ним. Было что-то почти комичное в том, как рвались в бой эти старики, но в их лицах светилось вдохновение. Толпа яростно набросилась на них, взяв в кольцо наших героев, потрясая камнями и палками.

Аллея стала полем битвы. Я постаралась оттащить миссис Колтрейн, но поскользнулась на гравии. Ее рука выскользнула из моей, когда я падала. Но тут же рывком я поднялась на ноги.

Прикрывая лицо руками, с трудом вырвалась из этой свалки. Огляделась, но не увидела ни Лотти, ни Контрераса.

Я глубже засунула револьвер за пояс и пошла в обход здания к его фасаду. Двое полицейских в специальных штурмовых касках-шлемах мирно беседовали, в то время как Дитер орал что-то в мегафон.

– Там толпа избивает троих стариков, – сказала я парням в шлемах.

Один из них с подозрением посмотрел на меня.

– Вы уверены в этом? – спросил он.

– Вам достаточно пару шагов сделать, чтобы убедиться. Лейтенант Мэллори обещал приехать, если дело обернется смертоубийством. Хотите подождать, пока это не случится?

Второй с неохотой снял с ремня портативную рацию и что-то сообщил по ней.

– Останься с ней, Карл, а я пойду взгляну.

Он пошел по узенькой тропинке, отделявшей клинику от соседнего дома. Через пару секунд ожила рация Карла. Тот выслушал коллегу и начал вызывать подкрепление. Через несколько минут весь район уже кишел полицейскими в касках и бронежилетах.

Глава 14
Бойня у клиники

Едва Дитер Монкфиш увидел множество полицейских, он окончательно обезумел. Крикнув в мегафон своим верным последователям, что их атакует полиция, Дитер бросился к аллее.

Если бы я не была так обеспокоена судьбой Лотти и друзей-мишиниетов, то наверняка двинулась бы в противоположную сторону. Мне уже приходилось бывать в озверевшей толпе, которую пытается сдержать полиция. Паникуют абсолютно все, полицейские без разбора молотят дубинками, а вы сами подвергаетесь опасности как со стороны врагов, так и друзей.

Прикрывая лицо руками, я лихорадочно соображала. Если меня схватят и обнаружат револьвер, никто не будет тратить время на то, чтобы выяснить, есть ли у меня разрешение носить оружие и кто я по профессии. А мне вовсе не улыбалась перспектива еще раз получить по зубам.

Съемочная группа телевидения, взбодренная яростно-красочным развитием событий после долгого скучного дня, кинулась вслед за Дитером. Я побежала рядом с оператором пятого канала, используя его как прикрытие.

Полиция образовала прочный кордон в северной части и подталкивала всех, кто попадется под руку, к южной стороне, к Корнелиа-стрит, где уже стояли наготове фургоны для задержанных. Люди вопили, стонали. Кирпичи и палки взлетали в небо. Банка кока-колы со свистом врезалась в шлем полицейского, жидкость вылилась на лицо и ослепила его. Воспользовавшись этим, кто-то сбил полицейского с ног. Ширина аллеи не давала места для маневра, а потому блюстители порядка беспорядочно смешались с обезумевшими людьми.

Я пристально рассматривала толпу, не рискуя, впрочем, угодить в мешанину, но не видела ни Лотти, ни машинистов. Прижавшись к стене, я все высматривала, когда вдруг раздался оглушительный вой системы охраны. Пробившись через ряды телевизионщиков, я метнулась к дверям клиники. Громилы швыряли камни в застекленный холл здания. Электронный вой бил по ушам. Чуть не сойдя с ума от ярости, я схватила руку хулигана, собравшегося кинуть кирпич в холл, вывернула кисть. Он выронил камень, а я ударила его коленкой в солнечное сплетение. Затем с легкостью выхватила кусок цемента из рук женщины средних лет.

– Хочешь, чтобы твои внуки полюбовались тобой на телеэкране? Посмотрели, как ты орудуешь тут камнями? – крикнула я женщине.

Мое соло представлялось абсолютно безнадежным. Толпа была огромней, сильней и безумней меня. Окончательно разгромив фасад, она ворвалась в холл. Я привалилась к стоявшей по соседству автомашине, натужно хватая ртом воздух и дрожа.

– Кажется, вы правы, Варшавски. Я должен был прислать помощь уже давным-давно.

Этот баритон с нотками ироничности принадлежал детективу Роулингсу: он незаметно подкрался ко мне и стоял рядом.

– Ну а что теперь? – с горечью отозвалась я. – Несколько эпизодов нарушения общественного порядка? Не преступления, а проступки? И никакого судебного преследования...

– Вероятно. Правда, мы арестовали несколько человек за нападение на офицера полиции. Его ранили в аллее.

– Прекрасная новость! Жаль, что напали только на одного. В противном случае было бы произведено больше арестов вместо банальных задержаний.

– Ну, не злитесь так, Варшавски. Вы же дока в этом деле, знаете все от начала до конца. Знаете, каково правосудие в этом городе.

– О да, знаю. Надеюсь, что вы не порадуете меня новостью об аресте Серджио? Вряд ли теперь я смогу вам помогать.

Два полицейских автобуса, мигая синими лампами, с визгом остановились неподалеку, из них на ходу посыпались полицейские в шлемах, с дубинками наперевес. Они исчезли в дверях клиники й через минуту уже выводили задержанных в наручниках. Пленные, ошеломленные такой развязкой, все-таки не удержались от того, чтобы не покрасоваться перед телекамерами. Некоторые возбужденно кричали, другие молча складывав ли пальцы литерой – знак победы.

Я оставила Роулингса и подошла к телеоператору.

– Постарайтесь эффектней подать материал. В этой клинике уже семь лет лечат бедных и слабых, взимая символическую плату. Причем их пользует один из лучших врачей Чикаго. Поэтому сделайте так, чтобы все увидели: вот как эти «благонамеренные» люди разгромили оплот здоровья самых бедных слоев нашего города.

Кто-то протянул мне микрофон. Мэри Шеррод, с тринадцатого канала: – Вы работаете здесь?

– Нет, я адвокат доктора Хершель. Сегодня утром заехала сюда по рутинному вопросу и увидела, что клиника в осаде. Мы приложили все усилия к тому, чтобы нормально функционировать, пользовать бедных женщин и детей, которые целиком за висят от клиники. Одна беременная подверглась зверским нападкам толпы, и мы счастливы, что удалось спасти женщину и ее еще не родившегося ребенка. Поэтому прежде чем вы продемонстрируете бдительность «Ик-Пифф», выступающего против абортов, пожалуйста, сфокусируйтесь на «плодах» разгрома. Покажите, что именно произошло.

Я замолчала, подавленная мыслью о том, насколько слаб мой голос, чтобы пересилить ярость трехсот безумцев-фанатиков. И пошла прочь.

Толпа рассеялась. Полицейские машины уехали. Остались разбитые вдрызг окна и следы погрома. Улица была усеяна битым стеклом, кирпичами, листовками, банками пепси-колы, бумажными салфетками, огрызками и прочей дрянью. Та-ак-с, значит, городские власти понесут кое-какие расходы – придется раскошелиться на расчистку округа. Возможно, придется. В этом округе такое случалось не раз.

Роулингс испарился, но двое офицеров оставались на страже. Я чувствовала себя слишком уязвимой, находясь здесь. Не лучше ли найти телефон-автомат и вызвать стекольщиков, подумала я, но в этот момент появилась Лотти. Ее белый халат был весь в грязи и разорван. На руке виднелась царапина, но в целом она осталась невредимой.

– Благодарение Богу, Вик, что ты еще здесь Я боялась, что тебя забрали в участок вместе с другими. Но задержали и увезли твоего бравого друга, мистера Контрераса. Хуже того, он ранен в голову. Я не смогла пробиться к нему, помочь; его усадили в один из этих фургонов... Знаешь, все как в 1938 году...Страшно, страшно. Невероятно!

Я взяла ее за руку, мне нечего было сказать.

– А где Кэрол и миссис Колтрейн? – спросила я наконец.

– К счастью, им удалось ускользнуть. Бедная миссис Колтрейн, она мужественно пытается принять мою концепцию медицины, которую, увы, не разделяет.

– Кажется, – сказала я, – мне удастся выяснить, куда всех увезли, и вызволить мистера Контрераса: Ты будешь подавать жалобу и выдвигать обвинения? Если нет, эти преступники отделаются штрафами и шлепками по заднице.

Ее лицо исказила неуверенность.

– Пока не знаю. Посмотрю, сколько времени на это потребуется... Вот что с окнами-то делать?

Я заверила ее, что нет проблемы вызвать экстренную ремонтную бригаду и вставить стекла. Лотти подошла к офицерам полиции и объяснила, кто она и что ей нужно пройти в здание. Они принялись было возражать, но тут появился Роулингс:

– Все нормально, офицер. Я знаю этого доктора. Пропусти ее внутрь.

Я плелась за Лотти, Роулингс следовал по пятам. Внутри был ужаснейший, невыносимый разгром. Окажись я на месте Лотти, вообще прикрыла бы клинику и начала все заново... Мебель, усыпанная осколками стекла, была перевернута. В кабинетах тоже хорошо потрудились, опрокинув все вверх ногами. Истории болезней были выброшены из шкафов и валялись на полу. Инструменты исковерканы... Лотти, искавшая телефонный шнур, обнаружила под горой бумаг стетоскоп и долго протирала его полой халата.

– Нам необходимо сделать фотоснимки для страховой компании до того, как будет наведен порядок, – предупредила я Лотти. – Почему бы тебе не дать мне координаты твоего агента? Я позвоню в компанию, они возьмут на себя ремонт помещения.

– Да. Прекрасно. Если ты это сделаешь, будет замечательно, Вик.

Ее голос прерывался от волнения. Я повернулась к Роулингсу:

– Сделайте доброе дело, детектив. Отвезите Лотти домой. Хватит ей тут дерьмо разгребать. А я подожду стекольщиков.

– Слушаюсь, мисс Варшавски! – Его золотой зуб сверкнул в иронической улыбке. – Для того мы и работаем в полицейском департаменте города Чикаго, чтобы услужить вам и прийти на помощь.

Он убедил Лотти поехать с ним.

Ночью меня дома не будет, – сказала я. – А ты – живехонько домой в горячую ванну. Расслабься... хотя бы на время...