Текст книги "Горькое лекарство"

Глава 15
Неожиданные встречи ночью в суде

К половине пятого экстренная ремонтная бригада застеклила окна первого этажа. Страховой агент Лотти некая Клаудиа Фишер приехала сразу же после моего вызова, чтобы воочию убедиться в размерах ущерба, нанесенного клинике. Она прихватила с собой «Полароид» и сделала многочисленные снимки как в клинике, так и на близлежащих улицах.

– Вот уж действительно шокирующее зрелище, – сказала она. – Ни в какие рамки не лезет. И я добьюсь, чтобы страховая компания взяла на себя издержки по расчистке и приведению помещения в порядок. Но доктору Хершель лучше всего заручиться более квалифицированной помощью. Тут нужен специалист, знающий толк в ведении истории болезней и разбирающийся в стоимости лекарств. Он поможет не только все привести в надлежащий порядок, но и получить компенсацию. В одиночку Лотти хлопот не оберется.

Я утвердительно кивнула:

– Уже думала об этом. Сейчас же предложу ей позвонить в «Бет Изрейэль», чтобы прислали, группу медсестер, санитарок и ординаторов. Полагаю, они смогут управиться со всем этим до конца дня.

Когда стекла были наконец вставлены и кое-что расчищено, я разыскала автоответчик и записала следующее послание: клиника будет закрыта на неделю. В случае крайней необходимости пациенты должны звонить доктору. Хершель домой.

Я провела Клаудию Фишер через «черный» ход и отправилась на поиски мистера Контрераса. Правда, сначала заехала домой принять ванну, поужинать и позвонить. К тому времени, когда я добралась до дома, энергия, бушевавшая во мне днем, улетучилась. На чугунных ногах я поднялась по лестнице, наполнила ванну горячей-прегорячей водой и легла, стараясь снять мышечное напряжение. Пар смягчил щеку, и теперь я могла даже улыбаться или хмуриться, не заботясь о том, что швы разойдутся.

Я чуть не заснула в остывающей воде и лежала в полудреме, когда зазвонил телефон. С трудом выбравшись из ванны и завернувшись в банное полотенце, я сняла трубку. Звонил Бургойн. Он видел события по телевизору и беспокоился обо мне и Лотти.

– Мы в порядке, – заверила я. – Хотя в клинике царит полнейший хаос. А бедному старику Контрерасу разбили голову; его увезли в тюремном фургоне. Сейчас поеду выручать старину из беды.

– Не хотите ли завтра вечером доужинать в пригородном ресторане в Баррингтоне?

– О, мне придется сначала позвонить вам. После сегодняшних событий у меня в мыслях сумбур, и я пока не определила мои дальнейшие шаги.

– Может быть, мне заехать и побыть с вами? – обеспокоенно спросил он.

– Спасибо. Но я не знаю, сколько времени потрачу на судебные процедуры. Постараюсь связаться с вами завтра днем. Дайте мне номер вашего служебного телефона.

Я записала номер и повесила трубку. Облачившись в хлопчатобумажное платье золотистого цвета, более или менее подходящее для участия в заседании так называемого ночного суда[7]7
  В США такие суды рассматривают неотложные дела без участия присяжных.


[Закрыть], я принялась за серию телефонных звонков. Сначала – в соответствующий полицейский участок, затем – в городское управление полиции, с которым мне неоднократно приходилось иметь дело. Наконец удалось выяснить, что мистер Контрерас находится в амбулатории графства, где медики зашили рану на голове, а затем оттуда его отправят в ночной суд. В конце концов я дозвонилась до старой приятельницы, так и не выбившейся из разряда муниципальных адвокатов. – Клео, говорит Ви.Ай. Варшавски.

Мы поболтали о том о сем, обменялись новостями, затем я объяснила суть проблемы:

– Их скопом бросили в районную камеру предварительного заключения, а оттуда сегодня вечером отвезут в суд. Ты не могла бы узнать, кто из адвокатов дежурит этой ночью? Я собираюсь поехать и выступить в качестве свидетеля и поручительницы.

– О Боже, Вик. Мне надо было догадаться, что ты присутствовала при штурме клиники. Какой ужас! Я-то думала, что Чикаго избежал волны сумасшедших массовых беспорядков.

– И я так думала. Надеюсь, это не «первый звонок», не сигнал к массированной атаке на клиники, где делают аборты. Поверь, Лотти очень подавлена, все это так живо напомнило сожжение фашистами ее дома в Вене.

Клео пообещала перезвонить и назвать фамилию дежурного адвоката... Горячая ванна сняла усталость, но я все еще чувствовала себя немного одурманенной. С самого утра у меня маковой росинки во рту не было.

Осмотрев холодильник, я нашла всего-навсего яйца. Еще бы, целую неделю не приносить в дом еды!.. Я сделала яичницу с луком, помидорчиком соседа и стручком зеленого перца.

Телефон зазвонил, когда я дожевывала остатки. Клео сообщила, что сегодня ночью дежурит некий Мануэль Диаз. В южной части Лупа, где располагался суд, в эту пору не возникает проблем с парковкой. Днем здесь ведется грошовый, хотя и оживленный, бизнес в скромных магазинчиках и на складах, и торговый люд наравне с покупателями утоляют голод и жажду в древних, чуть ли не антикварных кафешках. Но ночью лишь центральная полицейская штаб-квартира подает признаки жизни. А большинство ее посетителей – передвигаются не в машинах, а на своих двоих.

Я припарковала мой «шеви» у здания и вошла внутрь. Залы и стены, остро воняющие карболкой, навеяли на меня ностальгические воспоминания о временах, когда я приходила сюда к отцу, сержанту полиции, скончавшемуся четырнадцать лет назад.

Мануэль Диаз покуривал сигарету в кабинетике рядом с заседательской комнатой. Это был плотно сбитый тяжеловесный мексиканец. Наверняка он работал в те времена, когда и я тоже подвизалась в качестве защитника для бедных. Следы оспинок на его лице выглядели веснушками. Я представилась и объяснила, в чем суть моей просьбы.

– Мистеру Контрерасу уже под семьдесят. Он бывший машинист, не может забыть дни профсоюзных боев и сегодня как бы переживал вторую молодость. Я не знаю, в чем его обвиняют. Да, у него был с собой кусок шланга, но и ему голову отделали не дай Бог как...

– Нам еще не приносили обвинений, – сказал Диаз, – но его, вероятно, задержали за нарушение общественного порядка. Сегодня арестовано восемьдесят человек, поэтому не слишком вдавались в подробности обвинений.

Мы немного поговорили. Он служил государственным адвокатом уже двадцать лет; некогда – в Кантри-Лейк, а теперь здесь, в городе.

– И тем не менее, – признался он, – я порой тоскую о старых добрых временах. Изнурительно? Да. Но интересно.

Я сделала легкую гримасу.

– А я не проработала защитником и пяти лет. Слишком нетерпелива, слишком эгоистична. Кстати, люблю на ощупь потрогать плоды тяжелой работы. А быть адвокатом – что ж, порой в конце процесса остаешься такой же бесчувственной, инертной, как и в его начале. А порой даже хуже.

– Значит, вы ударились в собственный бизнес? И потому вам так физиономию украсили?.. Да-а... результаты налицо, хм, точнее, на лице. Бывали и у меня буйные клиенты, но чтобы кинуться с ножом, слуга покорный...

Я не успела ответить: явился клерк с обвинительными протоколами. Мануэль рассортировал их с многоопытной быстротой, отделив проступки – нарушения общественного порядка и бродяжничество, например, – от более тяжких деяний. Он попросил судебного пристава принести в зал заседаний сразу все обвинения в мелких преступлениях.

Ввели девять человек, среди них были Контрерас и Джейк Соколовски – самые старые в этой группе. Митча Крюгера с ними не было. Как мне позже сказал Контрерас, он не был арестован.

С лейкопластырем на голове и в разорванном комбинезоне Контрерас казался этаким допотопным тормозным башмаком, но нынешняя потасовка, очевидно, влила новые силы в его боевой дух. Он триумфально заулыбался, увидев меня:

– Пришла мне на выручку, сладкая моя? Я знал, что могу рассчитывать на тебя в беде... Ты, поди, думаешь, что у меня видок тот еще... О! Если бы ты видела того типа, которого я шлангом отделал...

– Послушайте, – прервал его Мануэль, – меньше всего мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь из вас хвастался своими, хм, достижениями... Пожалуйста, держите язык за зубами в течение разбирательства и тогда, с Божьей помощью, переночуете в своих постелях, а не в кутузке.

– Так точно, шеф! Как скажете, – согласился Контрерас.

Он ткнул Джейка кулаком в живот, оба засияли и принялись перемигиваться, ну прямо подростки, впервые обратившие внимание на девичью юбку...

Шестеро других подсудимых тоже были арестованы в клинике за баталию во славу человеческого зародыша. А еще одного, человека задержали, когда он распевал песни на крыше трастовой компании «Диаборн». Никто понятия не имел как он cумел туда пробраться через цепочку охранников, и когда Мануэль спросил, каким образом это ему удалось тот счастли во улыбаясь, объяснил, что прилетел по воздуху.

Мануэль допросил Соколовски и Контрераса в один прием и решил, что им следует держать такую линию: они, дескать вели необходимую самооборону, старались помочь Лотти принимать больных и были атакованы озверевшей толпой Контрерас возмутился столь пассивной линией защиты, но я поддержала Мануэля в том смысле, чтобы старик не перечил и больше молчал.

– Вы и так вели себя героически, – сказала я, – и не окажете никакой услуги никому, если в присутствии судьи станете разглагольствовать о ваших подвигах, схлопочете месяц тюрьмы. Поверьте, ваше мужество не будет ущемлено ни капельки, хотя судья и не узнает о ваших боевых заслугах.

В конце концов он с неохотой согласился, но лицо его тем не менее выражало поистине ослиное упрямство, и это вызвало во мне невольное сочувствие к его давно почившей в бозе жене. Соколовски был не такой стойкий, как его товарищ; собирался предстать крутым парнем, но когда Контрерас изъявил готовность считать аргументом самооборону, Джейк последовал тому же.

После того как судебный пристав увел машинистов в КПЗ, я стала разгуливать по зданию в надежде повидаться с лейтенантом Мэллори. Мимо стола дежурного сержанта я прошла в отдел по расследованию убийств.

Мэллори не оказалось на месте, зато присутствовал Финчли дружок детектива Роулингса. Худощавый спокойный негр любезно встал, когда я вошла в кабинет.

– Рад вас видеть, мисс Варшавски. Что с вашим лицом?

– Порезалась во время бритья, – устало объяснила я – Я думала ваш закадычный друг Конрад Роулингс все вам уже рассказал Заодно спасибо за выданную вами мне характеристику.

Не кто иной, как Финчли, назвал меня «занозой в заднице» хотя правда, что я таки добиваюсь ощутимых результатов.

– А что лейтенант Мэллори уже уехал домой? Я-то надеялась поговорить с ним о том, что произошло сегодня в клинике.

Финчли пообещал, что передаст мое пожелание лейтенанту Мэллори и, посмотрев на меня в упор, сказал:

– А вы действительно заноза в заднице, мисс Варшавски. Смотрите-ка, режетесь, когда бреетесь. Ха?! Но вы не бросаете друзей в трудные минуты, и мне это в вас нравится.

Удивленная и даже обрадованная таким комплиментом, я с удвоенной энергией направилась к залу судебных заседаний. Мне потребовалось немало усилий, чтобы втиснуться на одну из скамеек. Дневные заседания обычно привлекают много праздных зевак, но вот ночные – нет: неудобное время для развлечения... Однако этой ночью зал был набит до отказа; «антиабортники», все с розами в руках, с нетерпением ожидали появления судьи.

Поскольку многие арестованные обвинялись, в разгроме клиники, целая толпа адвокатов расселась в первых рядах в ожидании своих клиентов. Присутствовали десяток полицейских в форме, а также несколько газетных репортеров. С одним из них я была знакома: младший сотрудник отдела уголовной хроники из «Геральд стар». Увидев меня, он протиснулся сквозь толпу и кое-как сел рядом. Я рассказала ему об эпизоде с мистером Контрерасом в надежде с его помощью «выбить» заметку на первой полосе, хотя и газеты, и телевидение Чикаго стараются держаться беспристрастно при подаче материалов.

Наконец судебный пристав пробормотал что-то нечленораздельное, все встали, заседание началось, судье не так уж часто приходилось встречаться здесь с «платными» подзащитными.

Я была несколько рассеянна, то и дело обращала взор на затылок одного из адвокатов, казавшийся до жути знакомым. Мне хотелось, чтобы он повернулся и я увидела его лицо. И тут он раздраженно передернул плечами. В памяти тотчас всплыло: Ричард Ярборо, старший партнер одной из наиболее престижных адвокатских контор в Чикаго. Я привыкла к этому раздраженному подергиванию плеч за те полтора года, что была замужем за ним.

Я чуть было не присвистнула. Час рабочего времени Дика оценивался в 200 долларов! Должно быть, сегодня арестовали какую-то важную птицу. Тщетно я гадала, кто бы это мог быть, когда услышала свое имя. Я промаршировала по залу к судье, изложила свидетельские показания и бьша весьма удовлетворена тем, что мой строптивец сосед отпущен с миром, хотя и с серьезным предупреждением.

– Если, – сказал судья, – вас еще раз увидят на улице со шлангом, равно как с иным, сходным по размерам и весу инструментом, вас обвинят в преступном намерении осуществить насильственные действия. И приплюсуют сегодняшний арест. Вы меня понимаете, мистер Контрерас?

Старина скрипнул зубами, но мы с Мануэлем угрожающе посмотрели на него, и он сказал:

– Да, сэр.

Он явно намеревался продолжить речь, но я утащила его за руку к скамье, где с облегчением услышала, что дело закрыто. Тем не менее он не закрывал рот, тихо бормоча, что уж лучше бы он сел за решетку, не то люди подумают, что он обкакался, как цыпленок... Я оборвала его:

– Довольно! Сейчас отвезу вас домой. Но здесь находится мой бывший муж, и мне хотелось бы из вульгарного любопытства узнать, чем он тут занимается. Подождете немного?

Как я и надеялась, эта новость тотчас вытеснила из его упрямой башки все другие заботы и огорчения.

– Я и не знал, что ты была замужем. Как я недогадлив! Что, этот паренек тебе в подметки не годился? В следующий раз прошу ко мне. Надо учиться на ошибках. Я имею в виду того молодчика, которого ты притащила прошлой ночью. На мой взгляд, он просто слабак...

– Ну, он врач, у него просто нет времени для драк в пивных... А этот, первый, сейчас самый дорогой адвокат. Если бы я осталась с ним, у меня были бы сейчас палаццо, «феррари» и трое детей.

Контрерас с сомнением покачал головой.

– Ох уж нет, детка. Тебе это не по нраву. Ты и так лучше всех!

Пристав грозно посмотрел на нас, поэтому я вынудила старика замолчать. Мы прослушали еще несколько дел, среди них фигурировал человек, прилетевший на крышу трастовой компании «Диаборн». Его отправили на психиатрическую экспертизу. Затем пристав огласил дело номер 81523 – «Народ против Дитера Монкфиша». Дик поднялся и подошел к скамье подсудимых. Я была несколько ошарашена: Монкфиш и его жалкое общество «Ик-Пифф» под защитой такого дорогостоящего адвоката? Было плохо слышно, о чем вели беседу судья, Дик, полицейский и Дитер, но резюме понятно! Последнего выпустили на свободу в результате добровольного признания вины с условным месячным сроком. После чего дело вновь будет рассмотрено и все обвинения могут быть сняты. В том, конечно, случае, если Дитер еще раз чистосердечно раскается в содеянном – в нарушении общественного порядка и подстрекательстве. Он промямлил, что согласен, его кадык дергался. На этом спектакль был закончен. Мистер Контрерас вышел вместе со мной и оставил меня у входа в закуток для адвокатов. Дик появился через четверть часа. Я остановила его, когда он направился к выходу.

– Привет, Дик! Можем мы поговорить минуту-другую?

– О, Вик! Что ты тут делаешь?

Он воззрился на меня. До сих пор не мог мне простить того, что я не оценила его настолько, насколько он сам себя ценил.

– Так что ты здесь делаешь? – повторил он вопрос.

– Стараюсь, чтобы колеса правосудия крутились гладко. А это – Сальваторе Контрерас. Один из твоих подзащитных пробил ему сегодня голову.

Мистер Контрерас сунул Дику сморщенную руку, тот ее пожал с великой неохотой. Зато Контрерас тут же его проинформировал:

– Вы здорово ошиблись, молодой человек, упустив эту сладость. Она – великая личность. Номер один в моем списке. Будь я на тридцать, даже на двадцать лет моложе, уж я бы на ней точно женился.

Лицо Дика затвердело, верный признак сильнейшего раздражения.

– Благодарю, Контрерас, – сказала я. – Но нам обоим так лучше. Не могли бы вы отойти ненадолго? Хочу его спросить кое о чем. Вряд ли ему понравится отвечать при посторонних.

Контрерас послушно пошел к выходу, Дик сурово посмотрел на меня.

– Раз уж ты допустила, чтобы этот старик меня оскорблял, не уверен, что захочу отвечать на твои вопросы.

– О, не принимай его слова близко к сердцу. Понимаешь, он как бы назначил себя моим отцом. Иногда допускает ляпы, но вовсе не намерен кого-нибудь поддеть... Я была поражена, увидев тебя в обществе Дитера Монкфиша.

– Мне известно, Вик, что ты не согласна с его взглядами, но это не означает, что он не имеет права на защиту.

– Что ты, что ты, – запротестовала я. – Уверена, ты абсолютно резонно так считаешь. И я уважаю твое желание представлять его интересы в суде. Но мне кажется, он не самый подходящий клиент для тебя...

Дик позволил себе осторожно улыбнуться.

– Разумеется, он не из тех, кого бы я мог пригласить в свой клуб. И думаю, до этого никогда не дойдет. Действительно – не тот клиент.

– Мне кажется, я определила, какого сорта этот клиент. Смотри. Вот ты – вершина адвокатской корпорации. И вот он – фанатик из паршивой организации, которая гроша ломаного не стоит. Ну и как же она может позволить себе такую роскошь, как услуги адвокатской конторы «Кроуфорд и К0»? Дик покровительственно улыбнулся:

– Не твое это дело, Вик. Даже у фанатиков есть друзья.

Он бросил взгляд на свои часы «Ролекс» и возвестил, что должен уезжать. Едва он удалился, ко мне приблизился мистер Контрерас.

– Прости за грубое выражение, золотце, но этот парень – хрен моржовый. Он ответил на твои вопросы?

– Не на все. И правда: хрен он моржовый и есть...

Мы подошли к моему «шеви» именно в тот момент, когда Дик демонстративно прошелестел мимо нас шинами своего спортивного «мерседеса»... Да, парень, ты многого добился... И дал понять: была бы я послушной девочкой, раскатывала бы сейчас в шикарном лимузине, а не тряслась в битой-перебитой обшарпанной «тачке»...

Я раскрыла дверцу и помогла старику усесться. Его несло от счастья, а я рассуждала трезво. Итак, это не Монкфиш потратился на дорогого адвоката, не свои деньги он платил. Хотя Дик был прав, не мое это дело. И тем не менее любопытство снедало меня.

Глава 16
Кто такая Розмари Химинез?

Следующая неделя была поглощена бешеной активностью. Я присоединилась к бригаде профессионалов-медиков, помогавших Лотти восстанавливать клинику. Пока те систематизировали истории болезней и составляли полный список наркотических лекарств, миссис Колтрейн и я занимались черновой работой: убирали осколки, расставляли кресла и стулья, обрабатывали столы в смотровом кабинете мощными дезинфектантами. В пятницу страховая компания прислала первоклассного стекольщика. Суббота прошла в общей уборке здания.

Тесса приехала в воскресенье, чтобы произвести малярные работы на высочайшем уровне. Группка ее сподвижников превратила приемную в подобие африканского оазиса – вельта, орнаментированного красивыми цветами и травами, а также изображениями антилоп, испуганно принюхивающихся к появившимся на горизонте львам. Смотровые кабинеты напоминали теперь подводные гроты, на стенах кувыркались разноцветные, дружески скалившиеся рыбешки.

Лотти открыла клинику во вторник, пригласив репортеров, чтобы те спросили пациентов: чувствуют ли они себя здесь в безопасности? Не гложет ли их тревога о детях, приведенных в то самое место, что недавно подверглось нападению?

Поднялась мексиканка.

– Без доктора Хершель у меня бы не было ребенка, – сказала она с сильным акцентом. – Она спасла мою жизнь, жизнь моего ребенка, когда ни один доктор не хотел меня лечить, потому что я не могу заплатить. Всегда я иду к ней.

Мое лицо горело. Доктор Пирвиц снял швы, когда мы открыли клинику. Щеку уже не саднило при улыбке или даже смехе, я вновь занялась бегом и плаванием, не опасаясь за швы.

Я продолжала встречаться с Питером Бургойном время от времени. Забавный и многознающий компаньон, он тем не менее так часто придавал значение мелочам, что это делало общение с ним трудным. Госпиталь «Дружба-5» проводил семинар по теме: «Лечение перемежающейся эмболии[8]8
  Эмболия – закупорка сосудов (мед.).


[Закрыть] околоплодного пузыря с участием всей предродовой бригады». Собственно, это была персональная выставка Бургойна, демонстрация успехов, достигнутых им в этой области, всего, чего он добился. Однако меня утомляло постоянное беспокойство о том, как будет отражен семинар на газетных страницах, окажется ли секретарша достаточно компетентна, чтобы представить грамотный отчет о методах, способах и анализах... Его по-прежнему грызло чувство беспокойства, связанное с Лотти и Консуэло, причем до такой степени, что я уже стала расценивать это как пунктик. И несмотря на всю благожелательность ко мне, заботу о моем здоровье и состоянии клиники Лотти, я виделась с ним через раз, если не реже. А звонил он часто.

Мой пыл расследования обстоятельств смерти Малькольма поостыл, да и результатов никаких не получалось... Как-то вечером я взяла у Лотти ключи и поехала к нему на квартиру. Там по-прежнему властвовал хаос, из которого я никак не могла извлечь никакой разгадки. Я вновь и вновь прослушивала ленту автоответчика, чудом уцелевшего при погроме. Несколько человек звонили Малькольму, но вешали трубку, не оставив какого-либо сообщения. Впрочем, это ведь часто бывает. Я покинула квартиру в подавленном настроении, не найдя никаких новых следов.

Детектив Роулингс специально задержал Серджио в субботу, чтобы тот посидел за решеткой, а не болтался на свободе, до тех пор, пока поздним воскресным вечером ему не найдут адвоката. По обвинению в нанесении тяжких телесных повреждений был назначен залог: пятьдесят тысяч долларов. Серджио с легкостью внес залог, и его отпустили до суда, который был назначен на 20 октября. Собственно, заседание этого суда могло длиться с бесконечными проволочками, пока я не смогу подтвердить свои показания. В противном случае Серджио оказывался на свободе. Роулингс сказал: пятеро «Львов», включая татуированного, готовы поклясться, что в ту злополучную ночь гуляли вместе с Серджио на свадьбе одного из дружков.

Я прикидывала, во что могла вылиться месть Серджио, а потому никогда не отлучалась из дома, не захватив револьвер. Но дни шли за днями без всяких происшествий, и я подумала, что Серджио решил затаиться до суда.

Я взяла еще одно «интервью» у Фабиано в баре Рустера, неподалеку от церкви Гроба Господня. Его лицо посвежело, лишь кое-где остатки синяков расплывались бледно-желтыми пятнами. Завсегдатаи бара сердечно приветствовали меня:

– Ага, Фабиано, вот и тетушка твоя вернулась!.. Когда он заявился сюда с «фонарями», мы подумали, что он тебя сильно обидел... Иди-ка сюда, тетушка, поцелуемся... Уж я-то тебе цену знаю, не то что этот дерьмак...

Я вывела Фабиано из бара, подошла к небесно-голубому «эльдорадо» и придирчиво его осмотрела.

– Слышала, что ты слишком быстро водишь машину и даже морду себе всю разбил? Но машина, как я вижу, в полном порядке. Должно быть, она покрепче, чем твоя харя!

Он бросил на меня убийственный взгляд.

– Ты же хорошо знаешь, сука, кто меня разукрасил. Но и ты выглядишь не лучше. Скажи этим мерзавцам Альварадо, чтобы оставили меня в покое, иначе тебя утопят, как котенка. В другой раз ты так легко не отделаешься.

– Послушай, Фабиано. Если хочешь избить меня, избей. Но не бегай жаловаться Серджио. Ты же становишься посмешищем. Итак: хочешь убить меня, давай. Здесь же. Голыми руками, без оружия.

Он кисло поглядел на меня, но промолчал.

– Ладно. Не хочешь драться. Хорошо. Нас двое сейчас – ты и я. Все, что мне от тебя нужно, – это информация. О том, имеют ли твои дружки «Львы» какое-нибудь отношение к смерти Треджьера.

По его лицу пробежала тревога.

– Эй, слушай, только это на меня не вешай. Не выйдет. Я там не был, ничего не видел.

– Но знаешь кто.

– Не знаю ничего. Мы блуждали вокруг до около минут пять. Я была убеждена, учитывая его тревогу и страх, что ему кое-что известно о смерти Треджьера. Но говорить он не собирается.

– О'кей, парень. Придется мне, наверное, пойти к детективу Роулингсу и заявить, что ты – соучастник убийства. Он тебя бросит в каталажку как очевидца и уж тогда-то ты запоешь...

Но и это не подействовало. Было что-то, чего он боялся больше, чем полиции. И не удивительно. Что полиция? Ну, подержит в подвале несколько суток, но ноги или череп не изуродует.

Фабиано не мог похвалиться физической силой. Я схватила его за ворот рубашки и с силой нашлепала по щекам – посмотреть, что будет. Но и это ничего не дало: он знал, что придушить его я не смогу. Я плюнула на все и отпустила его в бар. Он поплелся, бормоча неясные угрозы, что-то там о мести. Начхать мне было, но вот его альянс с Серджио...

Я остановилась у Шестого полицейского участка. Роулингс оказался на месте, и я рассказала о разговоре с Фабиано.

– Уверена, что щенок что-то знает о Малькольме, но слишком боится, чтобы даже намекнуть... И это все, чего я добилась за две недели. Не думаю, что мне вообще удастся узнать что-нибудь Новое.

Роулингс улыбнулся недоброй улыбкой.

– Это хорошая новость, Варшавски. Теперь я наконец-то могу целиком сосредоточиться на следствии, вместо того чтобы постоянно тревожиться из-за вас, где это вы там ползаете, за каким углом. Но я задержу Эрнандеза – посмотрю, сумею ли заставить его попотеть.

Тем вечером я ужинала с Лотти и сказала ей, что сделала все возможное, чтобы разузнать что-то о смерти Малькольма.

– Если не считать моих и Фабиано синяков и шишек, я бы сказала, что результаты отсутствуют. Очевидно, мне вскоре придется искать хорошего клиента-плательщика.

Она неохотно согласилась со мной и перевела разговор в другую плоскость – о ее усилиях в поисках достойной замены Малькольму. Когда она уходила от меня примерно в половине одиннадцатого, мистер Контрерас даже носа не высунул. Две спокойные недели убедили его в том, что наш бастион уже не подвергается опасности.

Меня все-таки грызло любопытство: где Дитер Монкфиш раздобыл деньги для оплаты адвокатских услуг Дика Ярборо? Я решила позвонить Фримэну Картеру – одному из партнеров той самой адвокатской конторы «Кроуфорд, Мид», который занимался в основном ведением не очень сложных криминальных дел. Я познакомилась с ним, когда была замужем за Диком, и убедилась, что он единственный партнер фирмы, не считавший, будто изменяет мир к лучшему только благодаря тому, что благосклонно снисходит до оказания ему юридической помощи. Учитывая ставки его гонораров, я прибегала к услугам Фримэна лишь в тех случаях, когда была убеждена, что в одиночку не одолею мадам Фемиду.

Фримэн, как всегда, сделал вид, что в восторге от моего звонка. Он пожелал узнать, не требуется ли мне помощь в драке с Серджио Родригезом, и заявил, что мне давно пора уяснить себе следующее: не звонить, если я хочу выведать у него, Фримэна, профессиональные тайны его партнеров.

– Эй, Фримэн! Если бы я всегда считала, что мне никто и ничего не расскажет, то давно бы уж была дома, залегла в постельку и надолго. Зато сейчас я подумываю: не попытаться ли сейчас? Он рассмеялся и попросил позвонить ему в том случае, если я откажусь от судебного преследования Серджио.

В четверг у меня появился вполне реальный клиент, бизнесмен: ему нужно было покончить с продажей наркотиков на его фабрике. Перед тем как отправиться туда, я решила еще раз попытать счастья в разгадке тайны Дитера Монкфиша. Адрес общества «Ик-Пифф» свидетельствовал, что оно располагалось рядом со скоростной автострадой в районе, мало привлекательном для поездки на автомобиле. Мне пришлось объезжать разверстые люки и завалы шлакобетонных блоков; наконец удалось припарковаться, правда, не доезжая целого квартала до искомого здания.

Было очевидно, что золотой дождь не осыпал лигу «Ик-Пифф». Ее штаб-квартира каким-то образом уцелела в ряду домов, обреченных на снос, и была похожа на елку, случайно забытую на лесоповале.

У подъезда торчали закоренелые алкаши, жмурясь от лучей августовского солнца. Я переступила через чьи-то ноги и вошла в вонючий подъезд.

Записка, аляповато приклеенная к стене холла, извещала, что головная организация общества располагается на третьем этаже. Среди других контор в здании располагались шоу-агентство, турагентство лилипутской африканской страны и телемаркетинговые фирмы. Лифт – миниатюрный ящик в стене – был заперт амбарным замком. Никто не встретился на пути, когда я поднималась на третий этаж. Вероятно, было еще рано для появления сотрудников фирмочки, занимавшейся вербовкой талантов шоу-бизнеса.

Слабый свет пробивался сквозь стеклянную панель дверей общества. Плакат с намалеванным на нем подобием человеческого зародыша сопровождался истерическим лозунгом: «Остановите руку убийцы...» Я ткнула кулаком в «зародыш», дверь подалась. Интерьер помещения представлял собой шаг вперед по сравнению с убожеством холла и лестницы. Дешевенькие металлические столы и ящики для досье; длинный заседательский стол, заваленный листовками: добровольцы могли ставить на них свои пламенные призывы. Кроме того, имелось довольно много телефонных аппаратов, очевидно, предназначенных для организационных связей с провинциальными отделениями. Основной же декорум составляли гигантские, во всю стену, плакаты, красочно клеймившие чудовищное Зло – аборты – и воспевавшие Добро – защиту женского плода.

Полная седовласая женщина вытирала пятно масляной краски на окне, когда я вошла в комнату. На женщине была синтетическая бежевая юбка, вздувшаяся пузырем на животе и открывавшая резинки трусов. На сильно опухшие ноги были надеты эластичные чулки и пластиковые сандалии. Я с невольным сочувствием представила себе, каково этой женщине ежедневно преодолевать три этажа.

Она без интереса скользнула по мне заплывшими жиром глазами и спросила, что я хочу.

– От администрации штата Иллинойс. Аудиторская проверка. – Издали я показала ей мою лицензию частного детектива. – Вы зарегистрированы как благотворительная, не приносящая дохода организация? Так? – Все это я произнесла резко и сухо.

– Да, – подтвердила незнакомка. – Так и есть.

Ее вязкий гнусавый говор выдавал обитательницу южной части Чикаго.

– Я должна просмотреть список ваших спонсоров. Возникли сомнения: не делятся ли они средствами с «Ик-Пифф», избегая таким образом уплаты налогов.

Я молилась, чтобы она не оказалась бухгалтершей. Произнесенная мною ахинея была бы вмиг разоблачена молоденьким студентом финансового колледжа.