Текст книги "Краткая история Европы"

Четвертый Латеранский собор против Великой хартии вольностей

Своей властью папа Иннокентий III был во многом обязан междоусобицам, на рубеже XIII столетия серьезно ослабившим европейские монархии. В 1214 г. международная напряженность достигла максимума, а спор за город Сент-Омер, расположенный на старой лотарингской границе, предвосхитил грядущие столкновения. Граф Фландрии вступил в союз с королем Англии Иоанном Безземельным, а также императором Священной Римской империи и германским королем Оттоном IV. Их противником был король Франции Филипп II Август (1180–1223), чье право на Сент-Омер было оспорено. Короля Франции заочно поддержал двадцатилетний соперник Оттона, еще один претендент на императорскую корону, Фридрих Сицилийский (который впоследствии станет королем Фридрихом II). В 1214 г. враги сошлись в битве при Бувине, победу в которой одержал Филипп II.

Для Иоанна Безземельного поражение обернулось катастрофой: королю пришлось смириться с потерей Анжуйской империи, которую ему оставили отец Генрих II и мать Алиенора, – он безвозвратно лишился Нормандии и Бретани. Наконец-то Филипп II Август мог считать себя настоящим королем большей части Франции. В Англии вспыхнула гражданская война между королем Иоанном и его баронами. Годом позже, в завершение всех его несчастий, короля вынудили подписать хартию на лугу Раннимид недалеко от Виндзора. Хартия утверждала права баронов, а в известной мере и всех свободных людей и ограничивала судебную и исполнительную власть монарха. Королю пришлось смириться с тем, что он больше не сможет взимать налоги без одобрения королевского совета из двадцати пяти баронов. Кроме того, ему пришлось подписаться под обещанием: «Никому не будем продавать права и справедливости, никому не будем отказывать в них или замедлять их». Каждый человек теперь имел право на «справедливый суд равных по закону страны». Это была примитивная декларация о равенстве всех мужчин перед законом. Женщины не упоминались.

Как только Иоанн Безземельный подписал хартию (позже названную Великой хартией вольностей), он тут же от нее отрекся. Новый феодальный сюзерен английского короля, папа римский Иннокентий III, поддержал его эдиктом, где назвал хартию «гнусной, позорной, незаконной и несправедливой». Разъяренные бароны выразили Риму свое презрение, пригласив наследника французского трона, будущего Людовика VIII, высадиться в Англии, свергнуть Иоанна и стать их королем, что Людовик и сделал, захватив в 1216 г. Лондонский Тауэр. В том же году Иоанн Безземельный умер, и Людовику пришлось отступить: английские войска, сражавшиеся за сына Иоанна, девятилетнего Генриха III (1216–1272), коронованного в Глостере, разбили французов под Линкольном и на море у Дувра. Поначалу Генрих правил при помощи престарелого сэра Уильяма Маршала, прославленного воина, о котором говорили, что он одолел на турнирах пятьсот рыцарей.

А Иннокентий III достиг вершин своей умопомрачительной карьеры. В 1213 г. папа созвал 1500 делегатов на Четвертый Латеранский собор в Риме. Прелаты собрались, чтобы обсудить или как минимум одобрить его видение церкви как господствующей силы, нетерпимой к инакомыслящим, но теперь реорганизованной и дисциплинированной. Собор заново утвердил примат папы над гражданскими властями и духовенством. Церковь впервые официально употребила термин «преосуществление», подтверждая, что в таинстве евхаристии хлеб и вода действительно становятся телом и кровью Христовой. Прелаты заклеймили иудеев как граждан второго сорта и призвали к истреблению еретиков. Кроме того, собор выделил время, чтобы положить конец таким примитивным юридическим практикам, как ордалии и судебный поединок.

Декреты Четвертого Латеранского собора были обнародованы в 1216 г., через год после подписания Великой хартии вольностей. В свете последующего исторического развития эти два документа начала XIII в., несомненно, притягивают к себе внимание. Декреты Иннокентия были деспотичными и полными предубеждений, они отдавали религиозную империю под власть одного человека, как в духовных, так и в мирских вопросах. Эта возрожденная Римская империя диктовала свои законы всему христианскому миру.

Великая хартия вольностей начинается с признания власти церкви, но от постановлений Латеранского собора отличается кардинально. Документ был светским, прагматичным, носил индивидуалистический характер и обращался ко всем подданным короля. Безусловно, Великая хартия вольностей во многом отражает баланс сил, сложившийся в Англии XIII в., но со временем на нее стали ссылаться как на основополагающий текст о гражданских свободах и подтверждение английской исключительности. Что ни говори, а хартия рисует нам совершенно другую картину средневекового общества, отличную от представленной Иннокентием III. Киплинг позже напишет: «Но коль король иль люд простой / Уклад нарушит вековой, / Тревога пробежит волной / По Раннимида тростникам».

7
Усиление государств
1215–1400 гг.

Фридрих II

Папа римский Иннокентий III намеревался превратить христианскую Европу в империю духа под собственным началом. Европа могла бы посвятить свою душу служению единственному господину – церкви, но вот тело ее состояло на службе у других владык – королей и императоров. Между ними, по крайней мере в Центральной Европе, ненадежным мостиком пролегла Священная Римская империя. Когда созванный Иннокентием Четвертый Латеранский собор ненадолго обратился к мирским вопросам, он признал императором Священной Римской империи двадцатидвухлетнего короля Германии Фридриха II (1220–1250). Едва ли делегаты хоть немного знали человека, которого удостоили титула.

Фридрих, как и его дед Барбаросса, напоминал комету, ярко сверкнувшую в небе Средневековья – и исчезнувшую, не оставив следа. Немец по происхождению, он появился на свет в 1194 г. в Италии, в Апулии, где его сорокалетняя мать родила сына прилюдно, на городской площади, чтобы опровергнуть любые сомнения насчет своего материнства. В его жилах текла немецкая и сицилийская кровь, а Палермо всегда был его любимым городом. В возрасте двух лет он стал королем Германии, в три года – королем Сицилии. Более того, его опекуном был сам папа римский Иннокентий III.

Молодой человек вырос сильным, умным и независимым во всех отношениях. Он говорил на шести языках – латыни, греческом, французском, немецком, арабском и сицилийском – и держал в Палермо просвещенный двор. Он был эксцентричным и в религиозном отношении: этому эпикурейцу не было дела до папы римского с его пространными эдиктами. Фридрих написал книгу о соколиной охоте, держал зверинец и проводил эксперименты на людях: например, изолировал младенцев, еще не научившихся говорить, чтобы выяснить, «на каком языке разговаривали в садах Эдема». Фридрих II во всех отношениях был «альтернативным» монархом. Он постоянно был не в ладах с папами, один из которых назвал его «зверем, вышедшим из моря». В 1239 г. его отлучили от церкви за то, что он без конца откладывал отъезд в крестовый поход, а затем еще раз – за то, что отправился в крестовый поход, будучи отлучен от церкви. Этот крестовый поход, шестой, оказался самым успешным со времен первого, а Фридрих на некоторое время стал королем Иерусалимским. Он отвергал не христианство как таковое, скорее он бунтовал против церкви (которая называла его антихристом), но умер цистерцианским монахом. Телохранителей он набирал из мусульман, которые не боялись быть отлученными от церкви и при необходимости могли бы защитить его от подосланных папой убийц.

Хотя Фридриха II не без иронии именовали stupor mundi («чудо мира»), всю жизнь он, как и его дед, был поглощен одной задачей – удержать вместе разобщенные окраины своей империи. В 1226 г. он выпустил Золотую буллу Римини, поручив прусскому Тевтонскому ордену оборонять границу с Польшей. Первоначально созданный с целью помогать паломникам в Иерусалиме, этот орден набирал рыцарей из купеческих семейств Любека и Бремена, входивших в Ганзейский союз. На территории будущей Восточной Пруссии рыцари основали военно-религиозное государство. Впоследствии в Восточной Европе возникали и другие немецкие колонии – на Волге и в саксонской земле Трансильвания, которые частично сохранились до наших дней. В 1231 г. Фридрих II согласовал Вормсскую привилегию, наделив еще большей независимостью бесчисленных правителей карликовых германских государств. Но внуку Барбароссы пришлось разделить озабоченность его предшественников сохранением итальянских земель империи и вести в Италии сложные военные кампании с неопределенными результатами. Если бы германские короли/императоры уделяли больше внимания собственно Германии (в современном ее понимании), история Европы могла бы пойти по совершенно другому пути.

Золотая Орда

Пока Фридрих II то воевал со своими подданными, то даровал им независимость, Европа столкнулась с очередным вторжением с Востока. В 1240 г. жители земель к востоку от Дуная поневоле вспомнили о набегах гуннов и венгров-«унгров». Монгол Чингисхан, «властелин мира» (правил в 1206–1227), отец как минимум 2000 детей, отвлекся от завоевания Китая и послал своих всадников за четыре тысячи миль через всю Азию – в Европу. Когда в 1227 г. Чингисхан умер, его преемник Угэдэй приказал Бату-хану (Батыю), возглавлявшему его западную армию, повести Золотую Орду за Волгу и дойти до «Великого моря» – Атлантики.

Батый ворвался в Европу в 1236 г., сметая всех, кто пытался остановить его. В 1240 г. он захватил русский город Киев. Годом позже разгромил преимущественно польское войско в битве при Легнице; вторая армия монголов в это время сокрушила венгров и достигла Дуная. Венгры умоляли императора Фридриха II о помощи, но он остался глух к их мольбам, приказав лишь укрепить оборону вдоль границы Австрии с Чехией. В период своего максимального могущества империя монголов доходила от Китайского моря до стен Праги и была одной из крупнейших сухопутных империй в истории.

Монголы, которых европейцы называли татарами, не собирались переходить к оседлому образу жизни. До религиозных убеждений других народов им дела не было, им нужна была только дань. С тех же, кто платить отказывался, они взимали кровавый оброк. Они вырезали города полностью – чтобы устрашить остальных. В то же время татары создали новые возможности для торговли и контактов между Востоком и Западом. Европейские караваны ступили на Великий шелковый путь, а миссионеры и ученые проникли во внутренние районы Китая. Историк Дэниел Бурстин, большой поклонник татар, ставит Золотой Орде в заслугу «военный гений, личную доблесть, административную гибкость и культурную терпимость, с какой не сравнится ни одна династия европейских правителей».

Продвижение татар остановилось со смертью Угэдэя в 1241 г.: в ожидании определения преемника Золотая Орда вернулась в Монголию. Были и другие нашествия, но расширить свои владения татарам уже не удавалось, хотя русские князья платили Орде дань вплоть до XV столетия. Надо сказать, Русь была серьезно разорена вторжением монголов. Киев так и не вернул себе прежнего влияния, и главными городами на Руси стали Новгород и Москва.

Шведы и Тевтонский орден ухватились за открывшийся с вторжением монголов шанс продвинуться на восток. В 1242 г. прусские войска напали на Русь, чтобы обратить русских христиан в католичество. Татары все еще стояли на Дунае, а русскому князю Александру Невскому (1236–1263) пришлось воевать еще и с тевтонцами – две армии сошлись там, где сейчас проходит граница Эстонии. Александр обратил шведов в бегство, дав им бой на льду замерзшего озера[11]11
  Автор смешивает Невскую битву со шведами (июль 1240) и Ледовое побоище с Ливонским орденом (5 апреля 1242) на льду Чудского озера. В обеих битвах русское войско под командованием князя Александра Невского одержало победу. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Сегодня масштаб и значение Ледового побоища – предмет дискуссий, но Александр Невский вошел в русские легенды как спаситель народа. Этой битве посвящена эпическая историческая реконструкция – фильм Сергея Эйзенштейна «Александр Невский».

Генрих IV и рождение парламента

Столкнувшись с монгольской угрозой, Европа оказалась не способна сплотиться, чтобы дать врагу отпор. Европейским странам еще предстояло выработать политические и военные институты, обеспечивающие преемственность власти, а сильных, умеющих повести за собой лидеров можно было пересчитать по пальцам. Объединяющим началом могла бы послужить церковь, однако, как показали крестовые походы, она не умела ни сражаться, ни удерживать земли. Мечта императора Фридриха II о трансконтинентальной империи, раскинувшейся от Сицилии до Северного моря, испарилась с его смертью в 1250 г. Папа Иннокентий IV и его союзники взяли под контроль Южную Италию и попытались изгнать с Сицилии Манфреда, сына Фридриха II. В 1254 г. папа даже предложил корону Сицилии английскому королю Генриху III (1216–1272), при условии, что тот оплатит расходы, необходимые для того, чтобы выбить Манфреда с острова. Поначалу Генрих согласился, загоревшись желанием стать европейским монархом нового формата. Генрих был женат на влиятельной француженке Элеоноре Прованской и обожал «пламенеющую готику» – «украшенный» стиль французской архитектуры, следуя которому он перестроил Вестминстерское аббатство. Единственное, что его останавливало, так это нехватка денег.

Средневековый монарх мог сражаться только во главе армии, набранной из его вассалов, и деньги мог потратить только те, что ему удалось вытрясти из земельной ренты и общего налогообложения. Великая хартия вольностей четко дала понять еще отцу Генриха, Иоанну Безземельному, что взимать налоги монарх может только с согласия королевского Совета. В 1259 г. это положение было дополнительно закреплено Оксфордскими провизиями. Король был обязан созвать «парламент» из баронов и прочих своих подданных и посоветоваться с ним. И когда Генрих III попросил, по сути, разрешения на свой итальянский проект, его ходатайство отклонили.

Оппозицию Генриху возглавил его зять, француз по рождению Симон де Монфор, граф Лестер. Когда отношения между королем и его баронами ухудшились, де Монфор поднял знамя восстания и в 1264 г. взял Генриха III в плен в битве при Льюисе. Затем де Монфор пригласил баронов, епископов, рыцарей графств и – в первый раз – представителей городов на совет в Вестминстере. Впервые этот государственный орган собрался без королевского приказа, фактически претендуя на верховную власть над королем. Совет заседал с февраля по март 1265 г., но оказался слишком конфликтным, чтобы удержаться на плаву. Дезорганизованный, парламент свернул свою работу.

Бароны разделились на противников и сторонников де Монфора, который в конце концов проиграл битву при Ившеме и был убит. Генриху III наследовал его сын Эдуард I (1272–1307), король-воин, который неустанно сражался, утверждая свой суверенитет в Уэльсе и Шотландии. Но запросы на налогообложение Эдуард аккуратно направлял в парламенты. Так на свет появилась работающая схема. Государственная власть опиралась теперь не на волю монарха, но на соглашение между ним и советом хотя бы самых могущественных его подданных, обсуждающих государственные дела по своему усмотрению. Призрак Клисфена пронесся над Вестминстером, как в свое время над тростниками Раннимида. Ассамблея де Монфора была не единственной в Европе: в Испании были кортесы, а во Франции – парламент, но она первой добилась реальной исполнительной власти, в основном потому, что английским монархам постоянно требовались деньги для ведения войн.

Бонифаций VIII и Авиньонское папство

На рубеже XIV столетия в европейской экономике появились новые возможности для обогащения. В странах исторических Нидерландов и в Италии процветали купеческие города Антверпен и Гент, Генуя, Милан и Венеция, которые богатели, торгуя тканями с Севером и Югом и шелками и специями – с Востоком. Купцы строили собственные корабли. Сначала ломбардские финансисты из Сиены, а затем и Медичи из Флоренции научились обращаться с деньгами и стали ссужать их под процент (им мы обязаны названием лондонской улицы Ломбард-стрит). Подобно тому как богатство усеянных овцами плоскогорий Англии подвигло английских баронов и горожан на сопротивление Генриху III, деньги повсюду в Европе бросали вызов религии как источнику власти.

Во Франции и Италии деньги способствовали росту меценатства; они дали толчок искусству и развитию новых форм культуры. Северная Италия породила целую плеяду мастеров позднесредневековой литературы, в том числе поэтов Данте (1265–1321) и Петрарку (1304–1374). Извлекая вдохновение из нового прочтения Цицерона, Петрарка писал: «Когда рассеется тьма, внуки наши смогут вернуться к чистому сиянию прошлого». Идея возвращения в античное прошлое дала начало эпохе, которую сейчас называют Возрождением. Художник Джотто (1267–1337), расписывая в 1305 г. капеллу Скровеньи в Падуе, отошел от византийского стиля, которого придерживался его учитель Чимабуэ, и создал свой первый шедевр в стиле нового натурализма – этап в истории культуры, названный позднее Проторенессансом.

Рима все это почти не коснулось: к тому времени город лишился своего влияния и отказался от порядков, установленных папой Иннокентием III. В 1294 г. папа Бонифаций VIII (1294–1303) до предела раздул папское самовластие, без конца призывая к крестовым походам и отлучая от церкви своих противников так активно, словно других забот у него не было. Он объявил крестовый поход против соперничающего римского клана Колонна. Он объявил 1300 г. «святым годом», чтобы привлечь паломников в собор Святого Петра, и всем явившимся продавал индульгенции, обещающие прощение грехов в загробной жизни. Таковых оказалось полмиллиона. Данте поместил Бонифация в восьмой круг ада, а толпу паломников 1300 г. сравнил с процессией, бредущей сквозь чистилище. Нынешние отпускники, отправляющиеся в летние путешествия, поймут, о чем он говорит.

Затем Бонифаций запретил всем католическим церквям и священникам платить налоги королям без его четко выраженного согласия. В 1302 г. он, словно плюнув в лицо правителям по всему христианскому миру, заявил: «Чтобы спастись, человеку нужно быть подданным римского понтифика». Даже Франция, давний и верный сторонник папства, посчитала, что это уже слишком. Францией в то время правил Филипп IV Красивый (1285–1314), твердо намеренный сшить одно лоскутное одеяло из своих полуавтономных герцогств. Провинциями, которые ранее приносили Парижу чисто номинальную ленную присягу, теперь должны были управлять люди короля – бальи и сенешали. Париж стал настоящей столицей страны и центром власти Филиппа. Французский король не собирался допускать повторения английской сделки между монархией и парламентом.

Филипп IV не только отверг буллу Бонифация, он пошел дальше. В 1303 г. король послал своих людей на помощь семье Колонна и похитил шестидесятивосьмилетнего папу Бонифация VIII, выдвинув ему впечатляющий список обвинений в таких преступлениях, как убийство, ересь, богохульство, содомия, симония (продажа церковных должностей), а для верности еще и колдовство. Освобожденный Бонифаций скоропостижно скончался, а король Филипп в 1305 г. добился избрания папой француза, гасконца Климента V (1305–1314), который мудро рассудил, что в Риме ему лучше не показываться. Сначала он расположился в Пуатье, а затем со всеми удобствами устроился в сицилийском анклаве Авиньон, чтобы не разлучаться со своей любовницей графиней Перигор. Так в 1309 г. началось (первое) Авиньонское «пленение пап», длившееся 67 лет и вместившее правление семи понтификов.

Папа Климент V был креатурой французского короля, но вряд ли он был лучше Бонифация. Сидя в Авиньоне, он отлучал от церкви один итальянский город за другим. Он объявил крестовый поход против Венеции и даже предложил хватать венецианцев и продавать их в рабство. Один итальянский кардинал говорил: «Корабль Петра бросают волны, сеть рыбака порвалась». Авиньон называли «родиной прелюбодеяния, похоти и пьянства, полной скверны и мерзости». Средневековая церковь питала слабость к лексикону желтой прессы.

Филипп IV Красивый отчаянно нуждался в деньгах. В 1306 г. он решил воспользоваться опытом Эдуарда I Английского, который в 1290 г. изгнал практически всех английских евреев и присвоил себе их имущество. Жертвы гонений нашли прибежище в Нидерландах и в Польше. К тому же король Филипп задолжал рыцарям-тамплиерам. В 1307 г. он убедил папу Климента распустить этот орден, арестовал его членов и пытал их, заставляя признаться в ереси и аморальности. Недвижимость тамплиеров перешла к госпитальерам, но все остальные материальные блага достались Филиппу. На всякий случай изгнали и ломбардских банкиров. Не в первый и не в последний раз европейские монархии показали себя врагами деловой инициативы.