Текст книги "Концепция развития судебной системы и системы добровольного и принудительного исполнения решений Конституционного Суда РФ, судов общей юрисдикции, арбитражных, третейских судов и Европейского суда по правам человека"

В связи с проводимыми постоянными дискуссиями о судебной деятельности и ее проблемах, а также в целях улучшения работы судов, Декретом Президента Республики от 20 июля 2005 г. № 392 [20] была создана Рабочая группа, которой было поручено представить предложения по усовершенствованию правовых актов, регламентирующих отбор претендентов в судьи, назначение судей и их карьерный рост, а также другие вопросы о судах. Рабочая группа решила внести изменения в действующий Закон «О судах» Литовской Республики и изложить его в новой редакции. Проект изменения Закона «О судах» будет способствовать решению проблем судебной системы, актуализации большинства положений действующего Закона «О судах». Данный проект, вызвавший много дискуссий со стороны общественности, в данный момент обсуждается в Сейме Литовской Республики, и наиболее вероятно, что в ближайшее время будет принят с учетом изложенных в нем конструктивных предложений, связанных с улучшением работы судов и функционирования всей судебной системы.

Примечания

1. Районные суды.

2. О системе административных судов Литвы см.: Валанчюс В., Вышинские В. Реформа административной юстиции в Литве // Вестник СГАП. 2005. № 4 (44). С. 183–189.

3. Wolf М. Gerichtsverfassungsrecht aller Verfahrenszweige. München, 1987. 6 Aufl. § 212; SchilkenE. Gerichtsverfassungsrecht, neu bearbeitete 3. Köln, 2003. Aufl. S. 17–20.

4. Lietuvos Aidas. 1992. Nr. 220; Valstybes Zinios. 1992. Nr. 33-1014.

5. См.: Lietuvos Respublikos Konstitucinio Teismo 1995 m. gruodzio 6 d. nutarimas Del Lietuvos Respublikos Vyriausybes 1995 m. kovo 31 d. nutarimo Nr. 465 «Del Lietuvos Respublikos Vyriausybes» 1993 m. kovo 3 d. nutarimo Nr. 124 «Del Lietuvos Respublikos teismii, valstybinio arbitrato, prokuratüros bei Valstybes kontroles departamento darbuotoju darbo apmokejimo dalinio pakeitimo» atitikimo Lietuvos Respublikos Konstitucijai, Lietuvos Respublikos teisnrq [statymo 46 straipsnio pirmajai daliai, Lietuvos Respublikos prokuratüros [statymo 4 straipsnio pirmajai daliai, Lietuvos Respublikos valstybes kontroles [statymui, taip pat Lietuvos Respublikos [statymui «Del Lietuvos Respublikos teisnrq teiseju, prokuratüros darbuotoju, valstybiniu_ arbitrq bei valstybes kontroles departamento darbuotoju_ tarnybiniu_ atlyginimuj» // Valstybes zinios. 1995. Nr. 101-2264; Lietuvos Respublikos Konstitucinio Teismo 1999 m. gruodzio 21 d. nutarimas Del Lietuvos Respublikos teisnrq istatymo 14, 25(1), 26, 30, 33, 34, 36, 40, 51, 56, 58, 59, 66, 69, 69 (1) ir 73 straipsniu atitikimo Lietuvos Respublikos Konstitucijai // Valstybes zinios. 1999. Nr. 109-3192; Lietuvos Respublikos Konstitucinio Teismo 2000 m. sausio 12 d. Sprendimas Del Lietuvos Respublikos Konstitucinio Teismo 1999 m. gruodzio 21 d. nutarimo isaiskinimo // Valstybes zinios. 1999. Nr. 109-3192.

6. Lietuvos Aidas. 1992. Nr. 16; Valstybes Zinios. 1992. Nr. 3-42.

7. Lietuvos Aidas. 1992. Nr. 39; Valstybes Zinios. 1992. Nr. 8-208.

8. Valstybes zinios. 1992. Nr. 8-209.

9. Valstybes zinios. 1992. Nr. 33-1015.

10. Valstybes Zinios. 1994. Nr. 46-851.

11. Valstybes Zinios. 1998. Nr. 38-1001.

12. Valstybes Zinios. 1998. Nr. 103-2853.

13. Montesquieu Ch. L. Vom Geist der Gesetze. Stuttgart, 1994. S. 217.

14. Valstybes zinios. 1999. Nr. 109-3192.

15. Valstybes zinios. 2000. Nr. 4-100.

16. Achterberg E. Die richterliche Unabhängigkeit im Spiegel der Dienstgerichtsbarkeit // NJW, 1985. S. 3041; Eichenberger K. Die richterliche Unabhängigkeit als staatsrechtliches Problem. Bern, 1960. S. 43 ff; Lauzikas E., Mikelenas V., Nekrosius V. Civilinio proceso teise. I tomas. Vilnius, 2003. P. 156; Kuconis P., Nekrosius V. Teisesaugos institueijos. Vilnius, 2001. P. 46, 47.

17. Valstybes Zinios. 2002. Nr. 17-649.

18. Valstybes Zinios. 2006. Nr. 60-2121.

19. Lietuvos Respublikos Konstitucinio Teismo 2006 m. geguzes 9 d. nutarimas Del Lietuvos Respublikos teismu [statymo 56 straipsnio 2 dalies (2002 m. sausio 24 d. redakcija), 3 dalies (2003 m. sausio 21 d. redakcija), 4, 5, 6 daliij (2002 m. sausio 24 d. redakcija), 57 straipsnio 3 dalies (2003 m. sausio 28 d. redakcija), 63 straipsnio 4 dalies (2002 m. sausio 24 d. redakcija), 70 straipsnio 2, 3 daliij (2002 m. sausio 24 d. redakcija), 71 straipsnio 2, 3 daliij (2002 m. sausio 24 d. redakcija), 72 straipsnio 2, 3 daliij (2002 m. sausio 24 d. redakcija), 73 straipsnio 2 dalies (2002 m. sausio 24 d. redakcija), 74 straipsnio 1 dalies (2002 m. sausio 24 d. redakcija), 75 straipsnio 1 dalies (2002 m. sausio 24 d. redakcija), 76 straipsnio 2 dalies (2003 m. sausio 21 d. redakcija), 77 straipsnio 3 dalies (2002 m. sausio 24 d. redakcija), 78 straipsnio 2 dalies (2003 m. sausio 21 d. redakcija), 79 straipsnio 2 dalies (2002 m. sausio 24 d. redakcija), 81 straipsnio 3, 7 daliij (2002 m. sausio 24 d. redakcija), 90 straipsnio 3, 7 daliij (2002 m. sausio 24 d. redakcija), 119 straipsnio 2, 5 daliij (2002 m. sausio 24 d. redakcija), 120 straipsnio 3, 4 punktii (2002 m. sausio 24 d. redakcija), 128 straipsnio 2 dalies (2002 m. sausio 24 d. redakcija), Lietuvos Respublikos istatymo «Lietuvos Auksciausiojo Teismo statutas» 11 straipsnio 3 dalies 13 punkto (1996 m. liepos 4 d. redakcija), 17 straipsnio 1, 3 daliij (1995 m. balandzio 18 d. redakcija), 4 dalies (1996 m. liepos 4 d. redakcija), 18 straipsnio 3 dalies (1995 m. balandzio 18 d. redakcija) ir Lietuvos Respublikos Prezidento 2003 m. vasario 10 d. Dekreto Nr. 2048 «Del apygardos teismo teisejo atleidimo» 1 straipsnio atitikties Lietuvos Respublikos Konstitucijai // Valstybes zinios. 2006. Nr. 51-1894.

20. Valstybes Zinios. 2005. Nr.: 89-3335.

Г. Д. Улетова[14]14
  Кандидат юридических наук, доцент, заведующая кафедрой гражданского процесса и трудового права Кубанского государственного университета.


[Закрыть]
К вопросу о целесообразности кодификации законодательства об исполнительном производстве и самостоятельности исполнительного права

Проблема необходимости кодификации законодательства об исполнительном производстве путем принятия Исполнительного кодекса РФ возникла давно. Однако очевидно, что ее актуализация связана с опубликованием проекта Исполнительного кодекса Российской Федерации [1], структура которого впоследствии стала весьма прочной основой для создания проекта первого кодифицированного источника в сфере исполнительного производства, разработанного авторским коллективом под руководством доктора юридических наук, профессора кафедры гражданского процесса юридического факультета МГУ В. М. Шерстюка (председатель рабочей группы по подготовке проекта ИК) и доктора юридических наук, профессора кафедры гражданского процесса Уральской государственной юридической академии В. В. Яркова (заместитель председателя рабочей группы) [2]. На наш взгляд, такая форма кодификации наиболее предпочтительна, поскольку вряд ли целесообразно сохранять имеющуюся практику бессистемного и фрагментарного подзаконного регулирования процессуально-процедурной деятельности в сфере исполнительного производства, фактически сформировавшуюся в условиях административно-командной системы. В тех условиях разрозненный и необозримый правовой материал был нужен для создания видимости активности различных звеньев государственного аппарата по «эффективному» регулированию отношений в соответствующей сфере. Директивное управление судебными приставами-исполнителями через приказы, инструкции, письма и методические рекомендации исключало необходимость законодательного урегулирования управленческих вертикальных отношений в сфере исполнительного производства. Ведомственное нормотворчество в сфере исполнительного производства развивалось очень интенсивно, поскольку долгое время законодательная база вообще отсутствовала, что и порождало обилие подзаконных актов. Сейчас положение несколько улучшилось, что обусловлено увеличением темпа законодательной деятельности, повышением роли законов, объективным усилением их регулирующего воздействия на сферу исполнительного производства. Тем не менее полностью ликвидировать ведомственное правотворчество было бы неверно. Издание ведомственных нормативных актов в разумных пределах вполне оправданно, поскольку все правила, в том числе частные, конкретные, в законе предусмотреть невозможно. Главное, чтобы ведомственные нормативные акты принимались на основании и во исполнение закона, являясь средством его развития и конкретизации [3].

Принятие ФЗ «Об исполнительном производстве» и «О судебных приставах» позволило урегулировать лишь незначительный сегмент сферы горизонтального взаимодействия ССП с иными субъектами исполнительного производства, однако практически не коснулось управленческих отношений, что, на наш взгляд, не обеспечивает должного регулирования на одном из приоритетных направлений государственной деятельности. Чрезвычайная важность этого направления деятельности обусловлена необходимостью создания более эффективного механизма защиты нарушенных прав, подтвержденных судебным решением, а также укрепления авторитета органов правосудия.

Требуется единый подход к правовому регулированию в сфере исполнительного производства и скорейшее принятие кодифицированного источника – Исполнительного кодекса Российской Федерации [4]. При этом за счет создания общей части и формулирования основных принципов удастся обеспечить единство правового регулирования в сфере исполнительного производства, сэкономить нормотворческий материал, поскольку принципиальные положения не будут нуждаться в повторении в каждом разделе особенной части. Особенная часть позволит решить проблемы детальной регламентации отдельных исполнительных процедур, что исключит чрезмерно широкое усмотрение судебных приставов-исполнителей в процессе принудительного исполнения юрисдикционных актов, связав его жесткими требованиями исполнительной процессуальной формы. Относительно регулирования горизонтальных отношений Исполнительный кодекс должен носить специальный характер.

Серьезных теоретических, да и практических препятствий для такой кодификации норм исполнительного права нет. Юридический критерий, на наш взгляд, должен быть один: повысится ли эффективность правового регулирования в сфере исполнительного производства и если да, то будет ли это соразмерно усилиям, затраченным на изменение системы права (признание наличия еще одной отрасли права) и разработку кодифицированного источника – Исполнительного кодекса [5].

Однако, несмотря на это, существование, а тем более предложенная кодификация исполнительного права вызывают возражения со стороны отдельных весьма авторитетных представителей процессуальной науки [6]. В частности, А. Т. Боннер, выступая с докладом на Ежегодной встрече процессуалистов «Развитие гражданского процессуального права в России, странах СНГ и Балтии» (Тверь, 27 сентября 2003 г.), организованной юридическим факультетом Тверского государственного университета, высказался против принятия Исполнительного кодекса Российской Федерации, предложив вновь «вернуть» эти нормы в ГПК РФ [7]. По его мнению, конструкция исполнительного права, концепция Исполнительного кодекса, как, впрочем, и концепция ФЗ «Об исполнительном производстве», основаны на абсолютно неверной позиции, а их авторами предпринята попытка искусственного отделения друг от друга процессуальных действий суда и действий, совершаемых судебным приставом-исполнителем; т. е. суд по существу исключен из правовых отношений в сфере исполнительного производства [8]. На наш взгляд, идея «вернуть» в ГПК, содержащиеся в ФЗ «Об исполнительном производстве» нормы, включенные в проект ИК, не может быть воспринята законодателем, поскольку вряд ли целесообразно в одном законодательном акте соединять нормы, направленные на регулирование различных общественных отношений: гражданских (арбитражных) процессуальных, возникающих между судом и участниками гражданского (арбитражного) процесса, и исполнительных – между судебным приставом-исполнителем и участниками исполнительного производства. Правосудие и исполнительное производство имеют прочную генетическую связь как составные элементы единого механизма защиты нарушенных и оспоренных прав, что не исключает их специфики и определенной правовой обособленности судебной системы и системы органов принудительного исполнения, а значит, и возможность существования самостоятельных кодифицированных актов в виде кодексов (АПК, ГПК и ИК).

Представляется, что, отстаивая прежние подходы к пониманию пределов гражданского процессуального права, когда исполнительное производство рассматривалось в качестве завершающей стадии гражданского процесса, регламентированной ГПК РСФСР, не учитывают очевидное: исполнительное производство по сути своей носит иной характер и не может подпадать под классическое понятие «правосудие», поскольку последнее – исключительно прерогатива суда, а следовательно, требуется специальное регулирование отношений, складывающихся в исполнительном производстве. Специфика деятельности органов принудительного исполнения неизбежно порождает специфику законодательства об исполнительном производстве и в своей совокупности предопределяет существование самостоятельной отрасли права.

В этой связи считаем уместным обращение к мнению М. С. Шакарян, которая весьма справедливо отмечала, что «идея единого процессуального права не учитывает различий в субъектном составе и содержании общественных отношений, возникающих при различных формах разрешения правовых споров и охраняемых субъективных материальных прав, и охраняемых законом интересов» [9]. И хотя это критическое высказывание касалось концепции широкого понимания гражданского процесса, предложенной в 1960‑е гг. Н. Б. Зейдером, его в полной мере можно отнести к концепции, сторонником которой сегодня является А. Т. Боннер и др. [10] (идея широкого понимания предмета гражданского процессуального права, включающего собственно гражданский процесс, а также исполнительное производство). Уместно, на наш взгляд, в данном контексте цитирование и самого А. Т. Боннера, который вслед за Т. Е. Абовой, A. A. Мельниковым, А. Ф. Козловым, М. С. Шакарян писал следующее: «Сторонники объединения норм права, регулирующих отдельные способы защиты субъективных прав, не учитывают различий в предмете и методе правового регулирования сходных общественных отношений. Игнорируется разница в субъектном составе и содержании отношений, возникающих при различных формах разрешения правовых споров. Порой забывают о месте отдельных субъектов юрисдикционной деятельности в системе органов государства, их компетенции, задачах, формах и методах деятельности. Между тем при решении вопроса об унификации либо дифференциации процессуальных и процедурных норм нельзя не учитывать, какой орган и с какой целью разрешает споры (заметим, что судебные приставы-исполнители вообще не разрешают споры о праве. – Г.У.), каковы основные функции такого органа… отождествление под видом гражданского процесса деятельности всех органов, разрешающих споры о праве, ведет к тому, что понятие правосудия сливается с более широким понятием защиты гражданских прав и растворяется в нем. Правосудие перестает быть специфически судебной функцией и становится общей для многих органов, государственных и общественных, что противоречит действующему законодательству, сложившейся практике „разделения труда“ в государственном аппарате» [11]. И если ранее размывание понятия правосудия резко критиковалось А. Т. Боннером, то как можно объяснить столь резкое изменение его суждений относительно роли правосудия сегодня, когда он пишет: «а место суда в качестве субъектов, действующего в интересах государства и общества, здесь (имеется в виду исполнительное производство. – Г. У.) занимает судебный пристав-исполнитель, функционирующий под контролем суда» [12].

В связи с изложенным вполне правомерен вопрос, который может быть адресован А. Т. Боннеру и его сторонникам [13]: почему в ходе дискуссии о целесообразности дифференциации процессуальных (гражданских и арбитражных процессуальных) и процессуально-процедурных норм (исполнительных) игнорируются различия в предмете и методе правового регулирования гражданского процессуального и исполнительного права; не учитывается специфика субъектного состава и содержания гражданских и арбитражных процессуальных и исполнительных правоотношений; забывается о месте отдельных субъектов юрисдикционной деятельности в системе органов государства, различиях в их компетенции, задачах, формах и методах деятельности и, наконец, допускается игнорирование весьма существенных и значимых различий в деятельности судов, осуществляющих правосудие по гражданским делам, и деятельности органов принудительного исполнения, обязанных исполнять судебные акты и акты иных юрисдикционных органов? Разве определяющий признак гражданских процессуальных правоотношений (равно как и арбитражных процессуальных) состоит в том, что они «возникают и существуют только между судом и другими участвующими в деле лицами перестал быть таковым» [14]? Может быть, мы отходим от традиционной точки зрения, состоящей в том, что отрасль гражданского процессуального права регулирует лишь деятельность судебных органов (М. А. Гурвич, М. К. Треушников, H. A. Чечина, М. С. Шакарян, В. М. Шерстюк, А. К. Кац и др.) и возвращаемся к концепции широкого понимания гражданского процессуального права (Н. Б. Зейдер, В. Н. Щеглов, К. С. Юдельсон) [15]?

Позицию А. Т. Боннера и других ученых, по-прежнему считающих исполнительное производство завершающей стадией гражданского (арбитражного) процесса, на наш взгляд, вполне обоснованно критикуют Д. Х. Валеев, М. А. Викут, О. В. Исаенкова, В. М. Шерстюк, В. В. Ярков и др., которые приводят ряд весьма убедительных аргументов, свидетельствующих о формировании в российской правовой системе новой отрасли – исполнительного права и необходимости скорейшей кодификации законодательства об исполнительном производстве путем принятия Исполнительного кодекса Российской Федерации [16]. Идея кодификации законодательства об исполнительном производстве поддержана многими практикующими юристами. Например, В. А. Мазурский соглашается с тем, что «федеральное законодательство о судебных приставах и об исполнительном производстве нуждается в систематизации в виде материального и процессуального права (кодексов)». С его точки зрения, «модель проекта Исполнительного кодекса, разработанного ведущими юристами в сфере гражданско-правовых отношений и исполнительного производства, подлежит широкому обсуждению как в ФССП, так и в других правоохранительных и правоприменительных органах власти, а также в научных учреждениях» [17], на что надеются и составители проекта, заинтересованные в создании жизнеспособного (работающего) Исполнительного кодекса. Однако В. А. Мазурский имеет несколько иное суждение относительно содержания проекта Исполнительного кодекса. В частности, он пишет: «Представляется целесообразным внесение в Исполнительный процессуальный кодекс соответствующих разделов из ГПК РФ, АПК РФ, КоАП РФ, УПК РФ, УИК РФ, что значительно упростило бы систематизацию действующего законодательства в сфере исполнительного производства, сократило бы число предлагаемых изменений и позволило бы избежать противоречий между ними» [18]. Авторы проекта не пошли по этому пути, поскольку излишнее дублирование одних и тех же норм в разных законах вряд ли целесообразно. Представляется, что в случае реализации предложений В. А. Мазурского в проекте ИК РФ появятся целые главы, разделы балластных норм, которые наряду с действительными пробелами, неизбежными в любом Кодексе, будут затруднять процесс правоприменительной деятельности [19].

В этой связи мы полностью согласны с мнением А. Т. Боннера, который считает, что совершенствование законодательства должно идти по двум направлениям: ликвидация действительных пробелов в праве и ликвидация балластных норм [20]. И хотя приведенное суждение А. Т. Боннера относилось к гражданскому процессуальному законодательству, оно в полной мере касается и законодательства об исполнительном производстве.

Насколько справедливы упреки противников кодификации законодательства об исполнительном производстве?

Действительно ли то, что нынешние доктринальные и законодательные предложения преследуют цель «полного отделения, чтобы не сказать стерилизации, судебных и внесудебных процедур в исполнительном производстве» [21]? Чтобы выявить цели авторов концепции проекта Исполнительного кодекса и рабочей группы по его подготовке, достаточно обратиться к пояснительной записке и тексту разработанного и представленного для обсуждения проекта Исполнительного кодекса [22]. В частности, п. 6 ст. 2 Проекта ИК значительно усиливает роль суда в исполнительном производстве, предоставляя участникам исполнительного производства право обжалования в суде любых постановлений, решений и действий (бездействия) судебного пристава-исполнителя, нарушающих их права, возлагающих на них обязанности, не предусмотренные законом либо исполнительным документом; ст. 3 Проекта ИК, среди задач исполнительного производства, выделяет «обеспечение доступности системы исполнительного производства для сторон, как составной части права на защиту своих интересов в суде и в иных юрисдикционных органах», а также «формирование уважительного отношения к закону, суду, органам исполнительной власти»; в соответствии со ст. 6 законность при совершении исполнительных действий обеспечивается… «правом на судебную защиту в случае нарушения прав и законных интересов участников исполнительного производства»; согласно п. 3 ст. 10, посвященному принципу диспозитивности, взыскатель и должник вправе на любой стадии исполнительного производства заключить мировое соглашение, которое утверждается соответствующими судом и влечет за собой прекращение исполнительного производства.

Принятие ФЗ «Об исполнительном производстве» и «О судебных приставах» позволило придать новое качество как самой системе принудительного исполнения, так и содержанию работы судебных приставов, что вряд ли можно отрицать. Однако не все проблемы исполнительного производства были решены, поскольку многие из них зависят не только от содержания этих нормативных актов, но и от состояния всей правовой системы, согласованности норм указанных законов с нормами других процессуальных и материальных отраслей права, правосознания правоприменителя и заинтересованности общества в эффективной системе принудительного исполнения, уровня экономического развития государства.

По нашему мнению, состояние правового регулирования исполнительных отношений сегодня отражает специфику переходного к рыночной экономике периода; отсутствие достаточного опыта законодательного регулирования в сфере исполнительного производства не позволило предложить в полной мере эффективную модель исполнительного производства; существенным недостатком действующих законов является отсутствие задачи и целей исполнительного производства, системы принципов; выявлению ряда пробелов правового регулирования способствовала практика применения принятых законов.

В этих условиях вполне закономерно встал вопрос о дальнейшем совершенствовании нормативной основы деятельности органов принудительного исполнения, о поисках наиболее оптимальной модели регулирования исполнительных отношений с учетом приобретенного опыта деятельности служб судебных приставов, осмысления зарубежного опыта регулирования аналогичных отношений [23].

Некоторые специалисты высказались за необходимость разработки кодифицированного источника, регулирующего отношения в сфере исполнительного производства, рассматривая последние в качестве важного участка правовой действительности, требующего целостного правового регулирования [24], при этом ни в коей мере не преследуя цель законодательного и доктринального отделения судебных и внесудебных процедур в исполнительном производстве. По мнению В. В. Яркова, федеральные законы «Об исполнительном производстве» и «О судебных приставах» не решили многих проблем принудительного исполнения. Система исполнения по-прежнему не связана с иным законодательством, нет полноценных и развернутых исполнительных процедур, позволяющих в «автоматическом режиме» осуществлять исполнительные действия, что и обусловливает необходимость продолжения работы над кодификацией исполнительного законодательства [25]. Аналогичной позиции придерживаются И. Б. Морозова и A. M. Треушников, по мнению которых исполнение судебных и иных актов является важной составляющей правовой практики, отражающей способность права воздействовать на поведение человека. Неисполнение субъектами права актов юрисдикционных органов означает отсутствие государственной защиты прав и интересов граждан, индивидуальных предпринимателей и юридических лиц, а также самого государства [26]. О. В. Исаенкова справедливо считает, что отсутствие единого кодифицированного нормативного акта, регулирующего систему исполнительных правоотношений, отрицательно сказывается на авторитете судебной власти, принижает роль исполнения судебных актов в системе организации правосудия по гражданским делам. «Исполнительный кодекс, – утверждает она, – в настоящее время жизненно необходим, именно в нем в соответствии с нормами международного права и российской спецификой следует закрепить основополагающие положения, институты, относящиеся ко всему исполнительному производству: принципы исполнительного производства и гарантии их реализации, органы принудительного исполнения, лиц, участвующих в исполнительном производстве, систему защиты их прав, представительство, сроки исполнения юрисдикционных актов, расходы, связанные с исполнительным производством, ответственность, общие правила фиксации исполнительных действий…» [27]. С целью реформирования судебной системы России распоряжением Президента Российской Федерации от 28 ноября 2000 г. № 534‑РП была сформирована рабочая группа, в рамках деятельности которой было принято решение о необходимости дальнейшего совершенствования законодательства об исполнительном производстве с учетом накопленного опыта применения специальных федеральных законов «О судебных приставах» и «Об исполнительном производстве» [28]. Впоследствии при Министерстве юстиции Российской Федерации начала работать группа по подготовке проекта Исполнительного кодекса Российской Федерации, которой удалось за весьма короткий период разработать и опубликовать в различных юридических изданиях проект Исполнительного кодекса Российской Федерации [29] с целью обсуждения его структуры и содержания. Импульс для актуализации исследований проблем исполнительного производства, в числе которых и кодификация исполнительного законодательства, придала Всероссийская научно-практическая конференция «Конституционные основы организации и функционирования институтов публичной власти в Российской Федерации» (20–21 апреля 2000 г.), в рамках которой состоялось заседание секции «Система гражданской юрисдикции в канун XXI века: современное состояние и перспективы развития», организованной кафедрой гражданского процесса УрГЮА. Вне сферы внимания его участников не остались сколь-либо значимые проблемы исполнительного производства: предмет правового регулирования и субъекты исполнительного права, принципы исполнительного права, участники исполнительного производства, актуальные проблемы судебной юрисдикции в исполнительном производстве, полномочия органов принудительного исполнения и др. [30].

Участники Международной научно-практической конференции «Проблемы защиты прав и законных интересов граждан и организаций», состоявшейся 23–26 мая 2002 г. в г. Сочи, одобрили примерную структуру проекта Исполнительного кодекса Российской Федерации, предложенную рабочей группой, и признали целесообразным активизировать разработку проекта ИК РФ. На конференции были сформулированы общие требования к проекту ИК РФ: структурность, непротиворечивость, доступность для правоприменителя и участников исполнительного производства, соответствие экономическому базису современного российского общества [31].

Рабочая группа активно продолжила работу над проектом с учетом рекомендаций участников Международной конференции, и к октябрю 2004 г. работа над первым кодифицированным источником в сфере исполнительного производства – проектом Исполнительного кодекса Российской Федерации была завершена. Проект был представлен на очередной Международной научно-практической конференции «Доктрина гражданского, арбитражного процесса и исполнительного производства: теория и практика», состоявшейся в г. Сочи 20–23 октября 2004 г., с целью обсуждения и привлечения юридической общественности к его доработке и совершенствованию [32]. С докладом об итогах работы над проектом Исполнительного кодекса Российской Федерации выступил В. М. Шерстюк, который остановился на наиболее дискуссионных проблемах, обсуждавшихся в ходе работы [33]. В частности, речь шла о задачах исполнительного производства, составе принципов, источниках исполнительного производства; о наименовании должностных лиц, уполномоченных на осуществление мер принудительного исполнения, о субъектах принудительного исполнения; о статусе специализированных подразделений (отделов) судебных приставов-исполнителей, оказавшихся весьма эффективной формой деятельности органов принудительного исполнения; о необходимости повышения квалификационных требований к судебному приставу-исполнителю с учетом значимости функции, возлагаемой на него на современном этапе реформирования судебной системы и системы органов принудительного исполнения; о формах организации Федеральной службы судебных приставов и всей системы принудительного исполнения [34], о статусе РФФИ [35], о расширении мер принудительного исполнения [36], о сроках исполнительного производства [37], о юридической природе исполнительского сбора, о расходах по совершению исполнительных действий и др. В. М. Шерстюк подчеркнул, что разработчики ставили перед собой задачу предложить правоприменителю относительно развернутые (подробные, детальные) процедуры, «алгоритмы» исполнительных действий судебного пристава-исполнителя, исключающие широкое усмотрение органов принудительного исполнения, поэтому предложенный проект Исполнительного кодекса оказался весьма детализированным.

Участники Международной научно-практической конференции одобрили представленный рабочей группой проект Исполнительного кодекса Российской Федерации, признали целесообразным его опубликование с целью широкого обсуждения юридической общественностью, научными коллективами и заинтересованными правоприменительными органами, а также приняли решение направить проект Исполнительного кодекса Российской Федерации и рекомендации конференции в Государственную Думу Российской Федерации. Рабочей группе по разработке проекта Исполнительного кодекса было рекомендовано приступить к разработке проекта Федерального закона «О введении в действие Исполнительного кодекса Российской Федерации» (для последующего представления его в Государственную Думу Российской Федерации) с целью своевременной и полной подготовки перечня нормативных правовых актов, подлежащих признанию утратившими силу.