Текст книги "Концепция развития судебной системы и системы добровольного и принудительного исполнения решений Конституционного Суда РФ, судов общей юрисдикции, арбитражных, третейских судов и Европейского суда по правам человека"

К этой же группе причин следует отнести случаи, когда правосудие осуществляется судьей с деформированной психикой. Перечень психических болезней, влияющих на мышление больного, огромен, и ни одна из этих болезней не включена в Перечень заболеваний, препятствующих назначению на должность судьи, утвержденный 26 декабря 2000 г. Советом судей России по представлению Минздрава РФ. Нет в этом Перечне и таких болезней, как СПИД, лепра (проказа), сифилис мозга, которые наверняка деформируют психику больного, а значит, деформируют правосудие, осуществляемое судьей, больным данной болезнью. Здесь уже речь идет не только о конкретных делах и конкретных решениях по ним. Но диагностировать психические и соматические болезни всегда крайне трудно, а уж установить взаимосвязь между этой болезнью у конкретного судьи и заведомой неправосудностью («странностью») выносимого им при рассмотрении конкретного дела решения трудно вдвойне. Весь судейский корпус с учетом сказанного находится в крайне уязвимом состоянии, ибо каждый недовольный конкретным судебным решением может посчитать причиной его вынесения наличие деформации психики судьи.

Абсолютно ясно, что стратегия борьбы с судьями, выносящими заведомо неправосудные («странные») судебные решения, должна зависеть от того, в какую из двух групп обозначенных причин входит та, которая лежит в основе того или иного судейского волеизъявления.

Как известно, бороться с определенным негативным явлением в сравнительно замкнутой социальной среде (а таковой с немалой долей условности можно считать судейский корпус как в масштабе страны, так и в масштабе каждого конкретного суда) можно двумя способами: 1) очищением этой среды от лиц, осуществляющих данное негативное воздействие; 2) недопущением в эту среду лиц, потенциально способных такое негативное воздействие осуществлять. При этом необходимо отметить исключительно важное обстоятельство: бороться за чистоту судейских рядов обеими способами сегодня намного проще, чем еще несколько лет назад. Дело в том, что за последнее время невероятно, особенно в сравнении с периодом до 1991 г., возрос престиж должности судьи в сознании юристов-профессионалов. Да и объективно, в сравнении с прошлым, это выглядит так. Десять лет назад оклады у судей были, в сравнении с другими сопоставимыми категориями работников, низкие, работать приходилось в старых неприспособленных зданиях по два и более судьи в одном кабинете, где проводились и судебные заседания ввиду острой нехватки залов, помощников у судей не было, информационное обеспечение находилось в самом зачаточном состоянии и т. д., процессуальное законодательство не было ориентировано на судью, принцип состязательности только-только становился на ноги, а судьи в арбитражных судах сами вели протоколы судебных заседаний. Сегодня же (и есть уверенность, что эта благоприятная тенденция сохранится) у судей оклады весьма высоки, условия работы достаточно комфортны, и т. д. Правда, нагрузки на судей всех ветвей судебной власти и всех звеньев системы сильно возросли, но и здесь можно усмотреть позитивный момент – значит объективно возросло доверие масс к российской судебной власти, к судейскому корпусу.

Все это позволяет сделать вывод: острого, хронического кадрового голода в судьях сейчас у нас нет, тогда как раньше его наличие приводило к тому, что: а) из судейского корпуса в коммерческие структуры уходили высокопрофессиональные судьи с безукоризненной репутацией; б) «выдавливание» судей с «подмоченной» репутацией велось с опасением – а вдруг на это освободившееся место придет еще более худший судья или вообще никто долго не придет; в) отбор кандидатов на вакантные должности судей из-за малого числа желающих занять столь непрестижные должности был заведомо нежестким. Сегодня ситуация полярно противоположна. Дело за проработкой и решением двух проблемных взаимосвязанных вопросов: а) по каким критериям и параметрам отбирать; б) какой организационно-правовой механизм отбора кандидатов в судьи и наделения их судейскими полномочиями необходим сегодня. При этом следует учитывать, что два названных способа борьбы с негативными явлениями в нашем судейском корпусе включают в себя и случаи, когда безукоризненно честный судья назначается на должность в разложившийся суд (и такую ситуацию исключить нельзя). Негативная разлагающая среда, царящая в таком суде, способна быстро разложить нового, до этого безупречного в нравственном отношении судью. В таком случае решение названных проблемных взаимосвязанных вопросов должно обеспечить назначение в такой разложившийся суд (что делать с самим таким судом – отдельная и чрезвычайно острая проблема) судьи, способного противостоять разлагающему влиянию среды в этом суде.

Итак, в принципе есть два способа борьбы с негативными явлениями в судебной среде, не исключающие, а наоборот, дополняющие друг друга. Поэтому бессмысленно спорить о том, какой из них важнее, приоритетнее и т. п. Но это бессмысленность с точки зрения практического правоприменения. С точки зрения теоретического осмысления проблемы 1‑й способ борьбы – очищение судейской среды от судей, осуществляющих негативное воздействие на эту среду, представляется борьбой в форме тактики, борьбой с последствиями проявления негативных явлений, способных влиять на их причины лишь опосредованным образом. Второй же способ – борьба в форме стратегии, борьба на уровне причин возникновения негативных явлений, и результатом этой борьбы может стать главное – отсутствие в судейской среде лиц, способных к проявлению негативных явлений. Не абсолютное, разумеется, отсутствие всяких негативных явлений, ибо судьи – это люди, значит, всякие абсолютные категории здесь – абстракция. При выборе приоритетов из двух названных способов борьбы важен и такой фактор: в последнее время усиливается интенсивность заменяемости судейских кадров, каждый год назначается на должность около 3,5 тыс. новых судей, только в 2007 г. ожидается назначение и переназначение более 1 тыс. руководителей судов (председателей и заместителей председателей) ввиду истечения первого шестилетнего срока их работы в должности. Наличие этого фактора означает и острую необходимость при интенсивном обновлении судейских кадров обеспечить сохранение «хороших» судей, естественный «уход» судей «плохих», прежде всего по истечении трехлетнего срока со дня их первого назначения. А это вызывает острую потребность в четких объективных критериях «хороших» и «плохих» судей. Сегодня такие объективные критерии не выработаны, а доминирование субъективных по известным соображениям остроконтриродуктивно.

Первый способ борьбы с негативными проявлениями в судейской среде не может быть организован по типу «шашкой наотмашь» – слава богу, российские судьи обладают определенным иммунитетом. Ни прямая борьба посредством наказания (вплоть до максимально жестокого) за имевшее место негативное проявление в форме, например, сознательного вынесения заведомо неправосудного решения по конкретному делу, ни профилактические мероприятия не должны ни в малейшей мере поколебать принцип независимости судей. Здесь необходимы: более дифференцированные меры дисциплинарного воздействия в отношении «проштрафившихся» судей с тем, чтобы мера дисциплинарного наказания была адекватна мере содеянного судьей; формирование в квалификационных коллегиях судей специальных подразделений, единственной функцией которых должна стать организация тщательных проверок жалоб и заявлений в отношении судей (своими силами либо силами руководителей суда, где трудится судья, на которого поступила жалоба или заявление) с вынесением по результатам проверки заключения о фактической стороне дела и степени вины (если она есть) судьи; выведение функции «суда над судьями» из прерогативы квалификационных коллегий судей и возложение этой функции на специально созданные органами судейского сообщества структуры типа дисциплинарных судейских комитетов (тут могут быть самые различные варианты) и т. д. Безусловно, разработка проектов мероприятий и инициатив, включая законопроектные, здесь должна базироваться на масштабных и комплексных научных исследованиях; необходимости же решения каких-либо концептуальных и судьбоносных для сегодняшнего статуса российского судьи проблем здесь не усматривается.

Второй способ борьбы с негативными проявлениями в судейской среде требует решения концептуального вопроса о праве гражданина РФ быть судьей, точнее, вопроса о таковом праве каждого гражданина РФ, отвечающего требованиям к занятию должности судьи, закрепленным в Конституции РФ и федеральных законах. Общество и государство обязаны обеспечить реализацию этого права. Здесь можно обозначить наличие широкого спектра мнений. Обозначим крайние из них: а) мнение, абсолютизирующее данное право, допускающее поэтому занятие должности судьи человеком, которому это с точки зрения сегодняшнего менталитета и сложившихся обыкновений (а также довольно, к сожалению, невнятных правовых предписаний, часть из которых – из серии «секретно» и «ДСП») недопустимо по анкетно-биографическим, психофизиологическим, морально-этическим и другим причинам; б) мнение, полярно противоположное предыдущему, сводящееся к тому, что у общества есть право воспрепятствовать к занятию должности судьи человеком, которому по названным причинам нельзя быть судьей. Во втором случае представления кандидатом в судьи в соответствующую квалификационную коллегию судей, выполняющую роль конкурсной комиссии, лишь выписки из реестра дисквалифицированных лиц (выдаваемой в соответствии с Положением о формировании и ведении реестра дисквалифицированных лиц, утвержденным Постановлением Правительства РФ от 11 ноября 2002 г. № 805) будет явно недостаточно: необходима его тщательная проверка соответствующими правоохранительными органами и спецслужбами по методике и параметрам, определенным законом (который, кстати, еще нужно разработать и принять). Кроме того, нужен полный профессио-социопсихофизиологический портрет кандидата в судьи, и здесь необходимы предварительные серьезные профильные и комплексные научные исследования. Лишь после решения этого концептуально и принципиально важного вопроса можно разрабатывать предложения по совершенствованию нынешнего, пока неэффективного по ряду причин и по многим показателям, организационно-правового механизма отбора кандидатов в судьи и наделения их судейскими полномочиями.

О. Н. Малиновский[10]10
  Кандидат юридических наук, доцент кафедры международного права Кубанского государственного университета.


[Закрыть]
К вопросу о развитии теоретических, правовых и организационных основ механизма реализации норм международного права в судебной системе России

В Федеральной целевой программе «Развитие судебной системы России» на 2007–2011 годы [1] ставятся новые задачи, обусловленные стремлением России соответствовать мировым стандартам в области судопроизводства, и отмечается, что использование программно-целевого метода представляется наиболее целесообразным для качественного обновления существующей системы правосудия с целью обеспечения ее соответствия требованиям демократического правового государства и общепринятым нормам международного права. В Программе подчеркивается, что поставленные задачи требуют комплексного подхода к их решению.

Успешное решение выдвинутых в Программе задач, направленных на достижение ее основной цели, – повышение качества правосудия, уровня судебной защиты прав и законных интересов граждан и организаций, неразрывно связано с вопросами повышения эффективности реализации норм международного права в деятельности судов, что предопределяет необходимость обращения к этим вопросам.

В ряду конституционных положений, создающих базисные условия для реализации норм международного права в национальной правовой системе в целом и в судебной системе в частности, закрепленных в ч. 4 ст. 15, ч. 1 ст. 17 и других статьях Конституции РФ, центральное место принадлежит положениям ч. 4 ст. 15, которые вывели Конституцию РФ в вопросе взаимодействия международного и внутригосударственного права в число передовых и подняли правовую систему РФ на качественно новый уровень. Данные положения, являющиеся одной из основ конституционного строя и выполняющие в рамках правовой системы РФ роль общеправового принципа, по охвату норм международного права сформулированы широко, что сделало правовую систему максимально открытой международному праву.

Часть 4 ст. 15 Конституции РФ включила в национальную правовую систему следующие категории норм международного права:

1) общепризнанные принципы международного права, которые имеют как договорную, так и обычно-правовую форму. Являясь основополагающими императивными нормами (jus cogens), отклонение от которых недопустимо, в иерархии международно-правовых норм они занимают высшую ступень. В рамках правовой системы РФ особое значение имеют принцип всеобщего уважения прав человека и принцип добросовестного выполнения международных обязательств. В частности, говоря о принципе всеобщего уважения прав человека, следует отметить, что вопросы, касающиеся прав человека, не относятся к числу исключительно внутренних дел государств, а сами отношения в сфере прав человека представляют собой совмещенный предмет регулирования. Это является отражением того факта, что «права человека обладают универсальной юридической силой, и поэтому по вопросам прав человека утверждается идея универсальной юрисдикции» [2]. При этом, как известно, признаваемые и гарантируемые согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с Конституцией РФ права и свободы человека и гражданина, определяющие смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, а также местного самоуправления, обеспечиваются правосудием. Исходя из того, что неотъемлемой и важнейшей составной частью принципа всеобщего уважения прав человека является положение о признании достоинства человеческой личности, все права и свободы человека и гражданина, закрепленные в Конституции РФ и иных нормативно-правовых актах, должны толковаться как основанные на данном положении;

2) общепризнанные договорные нормы международного права, закрепленные в Международном пакте о гражданских и политических правах 1966 г., Конвенции о правах ребенка 1989 г. и иных договорах;

3) общепризнанные обычные нормы международного права, содержащиеся, в частности, во Всеобщей декларации прав человека 1948 г.;

4) договорные нормы, не являющиеся общепризнанными. Договоры, в которых содержатся эти нормы, подразделяются на три группы: договоры универсального уровня, региональные договоры, партикулярные договоры. Закон о международных договорах РФ 1995 г. выделяет межгосударственные договоры, межправительственные договоры, договоры межведомственного характера. При этом приоритетом в отношении законов РФ могут обладать только договоры, согласие на обязательность которых было выражено в форме федерального закона.

Необходимо отметить, что вопрос о наличии в том или ином договоре общепризнанных норм международного права имеет самостоятельное значение, так как данные нормы обладают особым статусом и позволяют говорить об особом статусе самого договора.

Положения ч. 4 ст. 15 Конституции РФ получили развитие в ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации» от 31 декабря 1996 г., ФЗ «О международных договорах Российской Федерации» от 15 июля 1995 г., в отраслевых кодексах и иных нормативно-правовых актах.

В целом можно констатировать, что в рамках национальной правовой системы нормы международного права реализуются путем:

1) отражения во внутригосударственном законодательстве посредством разработки и принятия новых законов, внесения дополнений и изменений в действующие;

2) применения на основе ч. 4 ст. 15 и иных норм Конституции РФ, указанных законов, соответствующих норм отраслевых кодексов (ст. 7 ГК РФ, ст. 1 и 11 ГПК РФ, ст. 3 и 13 АПК РФ, ст. 6 Семейного кодекса РФ, ст. 10 Трудового кодекса РФ и др.), а также иных правовых актов;

3) использования в целях толкования внутригосударственных нормативно-правовых актов.

Необходимо особо подчеркнуть, что независимо от того, содержатся ли указания на общепризнанные принципы и нормы международного права в отраслевых кодексах и иных законах, они в применимых случаях являются регуляторами отношений в рамках отраслей российского права на основе Конституции РФ в силу ее прямого действия.

Часть 4 ст. 15 Конституции РФ получила развитие и в постановлениях Пленума Верховного Суда РФ от 31 октября 1995 г. № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 11 июня 1999 г. № 8 «О действии международных договоров Российской Федерации применительно к вопросам арбитражного процесса», а также в информационных письмах Высшего Арбитражного Суда РФ.

Новым этапом развития судебной практики, призванным повысить эффективность реализации норм международного права в деятельности судов, стало принятое 10 октября 2003 г. Постановление Пленума Верховного Суда РФ № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации». Постановление, разъяснившее вопросы применения норм международного права при рассмотрении гражданских, уголовных и административных дел, уделило особое внимание проблеме самоисполнимых и несамоисполнимых договорных норм, а также различным аспектам применения норм Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. Повышенное внимание к Конвенции закономерно, так как применение именно этого обеспеченного собственным уникальным механизмом имплементации договора, нормы которого постоянно подпитываются практикой Европейского суда по правам человека и интерпретируются в ее свете, традиционно вызывает наибольшие трудности у правоприменителей. В ряду данных Пленумом Верховного Суда РФ разъяснений особо выделяется разъяснение о том, что «неправильное применение судом общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации может являться основанием к отмене или изменению судебного акта» [3].

Существенная роль в формировании практики применения норм международного права принадлежит постановлениям и определениям Конституционного Суда РФ. Решения Конституционного Суда содержат значительное число ссылок на международные документы различного уровня. Как подчеркивает В. Д. Зорькин, «практика Конституционного Суда демонстрирует тенденцию, предопределяемую Конституцией, к возрастанию роли судебной власти в упрочении взаимодействия между национальной и международной правовыми системами, в обеспечении все более активного вхождения России в международное правовое пространство, в том числе в правовое поле Европы» [4].

Важные рекомендации по применению общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров РФ были приняты на Всероссийском совещании в г. Москве 24 декабря 2002 г. В их числе необходимо особо выделить рекомендации о необходимости проведения обязательной экспертизы рассматриваемых законопроектов с точки зрения их соответствия международно-правовым обязательствам Российской Федерации, формировании банка данных международных договоров РФ. В рекомендациях отмечается, что «использование Конституционным Судом в своих решениях общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации способствует совершенствованию действующего законодательства и прямому действию Конституции Российской Федерации, толкованию не только конституционных, но и международных, включая европейские, правовых норм в сфере содержания прав и свобод граждан, облегчает задачу других судов в применении норм международного права в конкретных делах» [5].

Положения ч. 4 ст. 15 Конституции РФ оказали воздействие на все элементы национальной правовой системы, включая правовую идеологию и правовую психологию, и потребовали теоретического переосмысления целого ряда подходов к вопросам взаимодействия международного и внутригосударственного права. Этот процесс уже принес ощутимые результаты. Однако и сегодня, более чем через тринадцать лет после принятия Конституции, приходится констатировать, что ряд проблем продолжает оставаться нерешенным. Нередко в процессе правоприменительной деятельности еще срабатывают стереотипы, сформировавшиеся в период, когда национальная правовая система была интровертной, а правовая действительность не отличалась особой лояльностью к международному праву. Научные дискуссии о роли, месте и пределах непосредственного применения норм международного права в национальной правовой системе, и в особенности общепризнанных принципов и норм, нельзя считать исчерпанными. Не на все вопросы дали ответы и указанные постановления пленумов Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ. Очевидно, что цели ч. 4 ст. 15 Конституции РФ могут быть достигнуты только в тесном, скоординированном взаимодействии норм международного права, норм права, создаваемых в государстве, правосознания и юридической практики.

Необходимо подчеркнуть, что в общем механизме реализации норм международного права в национальной правовой системе судебной ветви власти принадлежит особая роль. От деятельности судов во многом зависит эффективность реализации в рамках правовой системы РФ положений, вытекающих из принципов всеобщего уважения прав человека и добросовестного выполнения международных обязательств, иных общепризнанных принципов и норм международного права, а также международных договоров РФ. Рассматривая вопросы применения общепризнанных принципов и норм международного права судами, Т. Н. Нешатаева подчеркивает, что «истинная реализация общепризнанных принципов права возможна лишь в решениях, вынесенных по конкретным делам» [6].

Эффективность реализации положений ч. 4 ст. 15 Конституции РФ в деятельности судов, в свою очередь, во многом предопределяется уровнем доктринальной проработанности вопросов, касающихся всех аспектов имплементации норм международного права в национальной правовой системе, общим состоянием правовых и организационных основ, создающих условия для осуществления данных норм в ее рамках.

Задача повышения эффективности реализации норм международного права в деятельности судов сопряжена с комплексом взаимосвязанных вопросов и проблем, требующих своего решения на теоретическом, правотворческом и правоприменительном уровнях.

В ряду вопросов теоретического характера, по мнению автора, необходимо выделить следующие требующие дальнейшего доктринального анализа и развития положения:

1) о делении международно-правовых источников, являющихся в соответствии с ч. 4 ст. 15 Конституции РФ интегральной составной частью национальной правовой системы, на первичные и вторичные с включением в группу первичных общепризнанных принципов и норм международного права, а также международных договоров РФ, согласие на обязательность которых было выражено в форме федерального закона; вторичных – международных договоров РФ, согласие в отношении обязательности которых было выражено не в указанной форме. Делению на первичные и вторичные должны быть подвергнуты и все иные формальные источники права, действующие в правовой системе России, в том числе формальные источники гражданского процессуального права и арбитражного процессуального права. Вторичные источники занимают по отношению к первичным подчиненное положение. При решении вопроса о применении того или иного источника определяющим должно выступать правило о принятии решения в соответствии с правовыми положениями, имеющими наибольшую юридическую силу, что прямо установлено в ч. 3 ст. 5 ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации» от 31 декабря 1996 г. Деление формальных источников на первичные и вторичные обусловлено требованиями внутрисистемной иерархии источников права, действующих в национальной правовой системе, и учитывает опыт стран континентальной Европы, к семье национальных правовых систем которой принадлежит правовая система России [7]. В части международно-правовых источников оно соответствует требованиям Закона о международных договорах РФ от 15 июля 1995 г. и согласуется с разъяснениями, данными в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 10 октября 2003 г. № 5. Необходимо отметить, что ввиду множественности классификационных критериев деление действующих в национальной правовой системе формальных источников права на первичные и вторичные не умаляет теоретической и практической значимости других подходов к их классификации, и в частности предложенного в науке подхода, обосновывающего необходимость деления формальных источников на традиционные и нетрадиционные [8]. Более того, деление формальных источников на первичные и вторичные направлено и на определение четкого иерархического положения в правовой системе РФ нетрадиционных для нее источников, и в частности общепризнанных обычных норм международного права;

2) о способности общепризнанных норм международного права о правах человека проявлять себя в отраслях российского права в качестве норм-принципов. На эту их способность С. С. Алексеев обратил внимание еще в 1975 г., отметив, что «нормы международного права в области прав человека обнаруживают свойства норм-принципов» [9];

3) об особенностях международно-правового обычая, который может являться формой выражения общепризнанных норм, и его определенных отличиях от внутригосударственного правового обычая. Главное отличие заключается в том, что, если обязательным требованием, предъявляемым к внутригосударственному правовому обычаю, является длительность применения, то для формирования международного обычая практика не обязательно должна быть длительной. Данное положение подтверждено практикой Международного суда ООН и признано доктриной международного права. Рассматривая юридическую природу обычных норм международного права, Г. И. Тункин подчеркивал: «Элемент времени сам по себе не имеет решающего значения» [10]. Анализируя эту же проблему, Г. М. Даниленко отмечал, что «длительность применения той или иной практики не является отдельным требованием, предъявляемым к международному обычаю» [11]. Интенсификация межгосударственных отношений, рост числа и роли международных организаций, в актах которых может фиксироваться обычай, привели к тому, что для признания того или иного правила обычной нормой международного права сегодня в ряде случаев не требуется продолжительный период времени. Указанная особенность международного обычая привела к формированию в науке международного права концепции «моментального» международного обычного права. Второе отличие заключается в том, что, если под внутригосударственным правовым обычаем, как правило, понимаются неписаные нормы, то международно-правовой обычай может иметь как устную, так и письменную форму, и закрепляться в актах международных организаций. Причем с возрастанием роли международных организаций усиливается и их влияние на создание норм международного права обычным путем. Обращая внимание на этот аспект, И. И. Лукашук еще более четверти века назад писал: «Важным средством, вдохнувшим новую жизнь в международно-правовой обычай, стали решения международных организаций, с помощью которых обычные нормы формируются, фиксируются, толкуются и проводятся в жизнь. В результате нормы обычая быстрее создаются и приспосабливаются к темпам современного развития» [12]. Указанные факторы позволяют прогнозировать появление на универсальном уровне и вхождение в национальный правоприменительный комплекс в кратчайшие сроки новых общепризнанных норм международного права обычного происхождения, закрепленных в актах международных организаций;

4) о необходимости максимально полного учета в судебной практике всех аспектов концепции международного «мягкого права» (soft law), и в частности учета положений о том, что нормы «мягкого права» могут перерастать в общепризнанные обычные нормы международного права, что подтверждает тезис о том, что «мягкое право способно готовить почву для новых норм права» [13], а также являются важнейшим вспомогательным материалом, который должен использоваться при толковании общепризнанных принципов и норм международного права, международных договоров РФ и внутригосударственных нормативно-правовых актов.

В ряду проблем, требующих своего решения на правотворческом уровне, особо выделяются:

1) отсутствие четко разработанного нормативного механизма реализации общепризнанных обычных принципов и норм международного права, неурегулированность статуса данных принципов и норм, что затрудняет деятельность по их непосредственному применению. Решению этой проблемы могла бы способствовать разработка и принятие в порядке развития положений, содержащихся в ч. 4 ст. 15, ч. 1 ст. 17, ч. 1 ст. 55, ч. 1 ст. 63, ст. 69 Конституции РФ, закона об общепризнанных принципах и нормах международного права, устанавливающего механизм их реализации в национальной правовой системе. Принятие указанного закона направлено на выполнение требований, вытекающих из императивного принципа добросовестного выполнения международных обязательств, ст. 38 Статута Международного суда ООН, развитие указанных положений Конституции РФ, а также соблюдение в рамках правовой системы РФ доминирующего в доктрине международного права положения о равной юридической силе договорных и обычных норм, недопустимости принижения статуса общепризнанных принципов и норм на основании того, что формой их закрепления является не договор, а обычай. Развитие названных статей Конституции в специальном законе обусловлено потребностями практики и вполне закономерно. Общепризнанные принципы и нормы международного права, как и международные договоры РФ, положение которых в национальной правовой системе определено не только ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, но и Законом 1995 г., имеют собственный статус и, являясь самостоятельной понятийной и правоприменительной категорией норм международного права, могут претендовать на то, чтобы им, как и международным договорам, был посвящен отдельный закон. Принятие закона об общепризнанных принципах и нормах международного права, устанавливающего механизм их реализации, будет способствовать единообразному применению данных норм на всей территории России;

2) неполное соответствие ст. 3 и ч. 3 ст. 5 Федерального конституционного закона «О судебной системе Российской Федерации» требованиям ч. 4 ст. 15 Конституции РФ. В указанных статьях общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры РФ названы после ФКЗ и ФЗ, что в части международных договоров, согласие на обязательность которых было выражено в форме ФЗ, явно противоречит ч. 4 ст. 15 Конституции РФ. Данные договоры должны уже сегодня занять в ст. 3 и ч. 3 ст. 5 ФКЗ место, соответствующее их статусу, установленному Конституцией РФ. Что касается изменений в части общепризнанных принципов и норм международного права, то оптимальным вариантом, как представляется, было бы внесение этих изменений после принятия указанного выше закона;