Текст книги "Наиболее распространенные искажения церковной жизни. Их содержание и пути преодоления. Материалы научно-богословской конференции (Москва, 5–6 июня 2015 г.)"

Есть, скажем, 66-е правило VI Вселенского собора о причащении на Светлой седмице. Это замечательный канон о том, что нужно всю Светлую седмицу всем причащаться. Соблюдается он? Нет, не соблюдается. Дальше, есть канон, тоже принятый вселенским собором, требующий изъяснения Писания сразу после его прочтения. Прочитал Писание – ты должен изъяснить его, ты обязан сказать проповедь. Без проповеди православное богослужение неполноценное. Есть ли это сознание у клира и у народа? Нет. Но есть канон, допустим, чтобы не проповедовали миряне. Вроде бы правильный канон, когда входишь в его логику. А с другой стороны, XX век опрокинул этот канон. Уже на Московском соборе 1917–1918 гг. были постановления, которые вполне признавали возможность проповеди мирянами. Более того, потом, в русской эмиграции в Париже мать Мария (Скобцова), святая мученица, получила благословение от митр. Евлогия (Георгиевского) проповедовать, т. е. непосредственно произносить проповеди. Формально это противоречит даже некоторым словам Писания, например, ап. Павла о том, что женщины должны в церкви молчать. Однако жизнь опровергает буквальное понимание этих слов и буквальное понимание этого канона.

Я уж не говорю про все коллизии., связанные с оглашаемыми вообще., и разных ступеней оглашаемых в частности. Одно дело оглашаемые., другое дело просвещаемые. На Литургии преждеосвященных даров есть и та ектенья., и другая., начиная со второй половины поста., с Крестопоклонной седмицы. Но это сейчас редко где присутствует в жизни. В нашем братстве это есть., так как у нас оглашение взрослых людей идет полтора года на протяжении уже далеко не одного десятилетия., у нас реально есть оглашаемые., просвещаемые и новопросвещенные. Поэтому и получается то, о чем рассказал А. М. Копировский. На Пасху или на Пятидесятницу в храме отменяют ектенью об оглашенных (как греки служат), потому что мы поем «Елицы по Христа крестистися», «Все вы, во Христа крестившиеся., во Христа облеклись». Но в храме в этот момент примерно треть или четверть всего народа – это оглашаемые или просвещаемые. Те, кто в алтаре – архиереи и пресвитеры – не учитывают этого, они за это просто не отвечают, и поэтому происходит недоразумение. Я из алтаря как-то наблюдал, как это бывает: народ начинает волноваться, потому что оглашаемые не знают, выходить или не выходить. Они привыкли каждую неделю выходить на словах «Изыдите, оглашенные, изыдите». Во всяком случае, мы это практикуем еще с 70-х годов прошлого века, и вроде бы все привыкли, уже никто не возражает, хотя это все-таки редкое явление в нашей церкви.

Есть толкование типа того, что надо помнить, что все нуждаются в оглашении. Замечательное толкование, но есть одна сложность: тогда на «Оглашенные, изыдите…»всем таковым надо выходить. Я не могу не вспомнить в очередной раз замечательный случай. В начале 80-х годов я учился в духовной академии в Ленинграде, и тогда в огромном храме, Троицком соборе Александро-Невской лавры, была престольная служба, которую возглавлял Ленинградский митрополит. Там было около десятка архиереев и соответственно очень много иподьяконов. Я тоже был иподьяконом и поэтому был в алтаре. И вдруг на «Изыдите, оглашенные, изыдите» один иподьякон в качестве шутки, но очень громко сказал: «А почему в алтаре здесь остались люди?» Он, конечно, пошутил, он хотел немножко поддеть архиереев и всех остальных, но прозвучало это, надо сказать, очень внушительно.

Так что же здесь делать, что здесь говорить? Нарушаем ли мы церковные каноны? Да, мы часто нарушаем церковные каноны там, где их не надо было бы нарушать. Правильно было сказано, что любой канон можно нарушить, потому что есть обходные пути. В то же время канон часто используется архиереями для репрессий в адрес неугодных им священников. Канонами прикрываются для того, чтобы кого-то обвинить, часто совершенно невинных. А жаловаться потом некому. Нарушаются этим церковные каноны? Безусловно, нарушаются. Но с другой стороны, не всякое формальное нарушение является несоблюдением канона, если соблюдается дух и смысл канона, если соблюдается вечная основа, которая присутствует в нашем каноническом наследии, в нашем каноническом церковном предании.

Я вспоминаю две статьи, получивших довольно широкое распространение. С одной стороны, великолепная статья о. Николая Афанасьева «О неизменном и временном в церковных канонах». А потом о. Иоанн Мейендорф где-то в 80-х или в начале 90-х написал другую статью, тоже замечательную, по аналогии со статьей отца Николая, – «О неизменном и временном в церковном богослужении». Здесь ставится проблема уже общая, как бы не практическая по тому или иному случаю, по тому или иному канону, а в целом о каноническом предании. Понятно, что можно так ставить вопрос, и это вопрос огромный, важнейший и очень сложный с практической точки зрения. Ведь иногда в сознании народа вещи совершенно малозначимые имеют первостепенное значение, как очень правильно сейчас было сказано о. Николае. А серьезные, глубинные вообще незнакомы и никакого места в сознании церковных людей не занимают.

Конечно, канон не догмат. Это мы теперь знаем, что канон не догмат, мы понимаем разницу между каноном и догматом, но нельзя не признать, что в истории и эта разница была осознана не сразу. Постановления первых вселенских соборов прямо свидетельствуют о том, что для отцов собора было все равно, касаются они правила веры, правила молитвы или правила жизни. Lex orandi, lex credendi, lex vivendi – эти три закона были для отцов соборов на одном уровне, а кроме того, они не различали догмат и канон. А история показала, что различать необходимо, потому что догмат – это устойчивая база нашей веры. Мы очень внимательно и строго относимся к догматическому преданию церкви. Каноническое же предание церкви, конечно, в нормальном случае должно было бы всегда меняться, как оно менялось в первые века христианства. Жизнь постоянно должна была бы вносить правила, которые соответствуют этой самой жизни, которые регулируют эту жизнь. Другое дело, что, может быть, нужно было бы больше признавать возможность многообразия в этих конкретных проявлениях жизни церкви. Историческая беда заключалась в том, что каноны стали восприниматься мало того что как незыблемые, но еще и как единые для всех. И это, конечно, исторический сбой, это неправильно в принципе, потому что противоречит тому же самому основному положению, что Церковь – живое Тело Христово. Иначе оно омертвевает, и мы заражаемся законничеством, фарисейством, фундаментализмом и т. п.

Сейчас готовится всеправославный собор[9]9
  Всеправославный собор должен был состояться в июне 2016 г., однако в последний момент от участия в нем по разным причинам отказались четыре поместных церкви (Антиохийская, Болгарская, Грузинская и Русская). – Прим. ред.


[Закрыть], но так пока и не ясно, осмелятся ли отцы этого собора менять хоть самые маленькие каноны, т. е. изменить канон, скажем, вселенского или какого-нибудь поместного собора. Или все-таки они оставят букву по-прежнему незыблемой и будут стараться лишь по-разному толковать эту букву, пытаться, так сказать, решить вопрос таким немножко хитроватым образом. Есть в православном епископате и одни тенденции, и другие. Некоторые епископы считают, что можно менять каноны на уровне всеправославного собора, некоторые считают, что нельзя, потому что всеправославный собор должен был бы включать в себя все древние церкви, а значит, католическую и т. д. А пока этого нет, значит, вселенский собор собрать нельзя и изменить букву канона нельзя. Поживем – увидим, как будут развиваться события в нашей конкретной жизни именно на уровне общеправославном, пусть еще не вселенском.

Еще один последний момент. В конце доклада есть интересное утверждение, которое, надеюсь, я правильно понял по переводу. Получается, что то, что мы сегодня воспринимаем как пренебрежение канонами, связано не с канонической дисциплиной церкви, которая сохранила верность апостольскому преданию, а с тем, как эту дисциплину исполняет каждый отдельный архиерей на самом деле. Тут я бы не совсем согласился. Я думаю, что нельзя только на архиереев, тем более по отдельности, возлагать эту ответственность. Я полагаю, что все-таки это вопрос соборный, дело церкви. Здесь есть ответственность высшего клира, высшей иерархии, и ответственность всей церкви. Мне кажется, что такая проблема тоже должна быть поставлена. За исполнение канонов, за их сохранение или изменение должна голосовать церковь. Нам – я имею в виду всех мирян и всех священников, а не только епископов – не должно быть безразлично, есть проповедь после Писания или нет. Это дело церкви. Пока епископ думает, что церковь – это он («Франция – это я», как однажды прозвучало в истории), до тех пор вопрос не решится, даже ставить его бесполезно. Когда вспомнят о том, что «церковь в епископе и епископ в церкви», и только два этих положения вместе составляют известную истину, только тогда можно будет что-то здесь говорить. Потому что всем понятно: нельзя возложить ответственность только на отдельных архиереев, у архиереев есть свои слабые места. Я когда-то думал, что это только в нашей церкви, так сильно пострадавшей в советское время, происходят разные безобразия. Ничего подобного: где-то лучше, где-то хуже, но везде и всюду с архиереями беда, потому что границ своей власти архиереи не понимают, не видят, искушаются этим и искушают других, отменяя фактически соборность церкви, т. е. саму веру в церковь, чего, конечно, не должно быть никогда. Как я уже сегодня говорил, без веры в человека, в церковь нет веры в Бога, во Христа.

Мне кажется, прозвучал очень важный доклад. В нем ставятся вопросы, которые касаются очень горячих сторон жизни церкви в разных странах, в разных народах. Мы знаем, что люди как-то пытаются ответить на них. Американская православная церковь, например, пытается по-новому ответить на вопрос о том, почему несколько епископов бывают в одном городе, как-то пытаются толковать это в согласии с канонами. Хотя мы знаем, конечно, древнее правило, что «в одном городе один епископ». Но они пытаются поменять этот принцип поместности. Может быть, в этом тоже есть какой-то духовный смысл. Это надо еще обсуждать, об этом надо еще думать.

Свящ. Николае Кифэр. Спасибо Вам большое за все замечания и комментарии, а также за то, что Вы ссылались не на букву, а на дух толкования и применения канонов. Совершенно ясно, что церковь руководствовалась этим толкованием, этим духом, через правила, которые она составила и которых придерживалась. Эти правила, очень разработанные, отсылают к определенному каноническому постановлению, они регулируют церковную жизнь в деталях. Что касается последнего пункта, я переложил ответственность на епископов в том смысле, что они представляют собой власть в церкви. Мы считаем, что Священный Синод является высшим авторитетом церкви. Но это не значит, что священники, или верующие, или вся церковь в ее полноте не несут ответственности за соблюдение своих правил и норм. Все же епископ несет особую ответственность, потому что он при подавлении приносит обет, что будет соблюдать каноны и правила. С другой стороны, нам следует иметь в виду и те ситуации, в которых епископы приняли какое-либо решение в Синоде, а священники и верующие это не приняли. Так было с Иерийским иконоборческим собором (754 г.), принявшим решение убрать иконы из церкви и уничтожить их, но церковь не дала своей рецепции на это решение., хотя Иерийский собор был назван священным., великим и вселенским, и его возглавлял император, и в нем участвовали более 350 епископов. Собор был признан недействительным. Не говоря уже о Ферраро-Флорентийском соборе (1439 г.), который также отличался особыми масштабами и на котором также оставили свои подписи многие епископы, и все же церковь его не приняла, и потому он не имел никакой силы. Так что ответственность, разумеется, лежит не только на епископе, но и на всей общине, которая через крещение призвана хранить правильное учение Церкви.

Свящ. Сорин Добре. В связи с прочитанным докладом коснусь одного практического вопроса. Известно, что существуют определенные каноны (не знаю точно, на каком соборе они были приняты), касающиеся того, что священнослужителю или членам его семьи запрещается петь или участвовать в спектаклях или цирковых представлениях.

Свящ. Николае Кифэр. Это было сказано в Апостольских постановлениях и затем утверждено на I Вселенском соборе.

Свящ. Сорин Добре. Я сам оказался в схожей ситуации, когда, благодаря образованию и той кафедре, которую я занимаю вместе с о. Василе Грэждяном, мне надо было петь в опере, будучи священником (это была опера «Русалка» Антонина Дворжака). Я знал об этих канонах, но пошел к приснопоминаемому митрополиту Антонию (Плэмэдялэ) и долго ждал резолюции Его Высокопреосвященства. Поразмыслив с четверть часа, владьжа сказал: «Пой красиво!» Я и постарался петь красиво. Выступая в этой опере в костюме охотника, будучи священником (причем все в зале знали, что я священник), я чувствовал, что это не наносило ущерба моему священническому достоинству. Более того, мне удалось благодаря пению понять, что можно свидетельствовать о Христе и на сцене. В настоящее время у нас в Румынской православной церкви есть много священников и матушек., которые являются профессиональными оперными певцами или исполнителями народных песен и часто выходят на сцену в стране и даже за рубежом. Что Вы думаете об этой проблеме., и есть ли подобное в Русской православной церкви?

Свящ. Николае Кифэр. Мне бы хотелось кратко прокомментировать слова о. Сорина Добре. Во-первых., данный канон касался тех, для кого это профессиональная сфера, постоянное занятие, источник заработка. Тогда церковь вырабатывает такое постановление, называя присутствие священнослужителя на сцене несовместимым с его миссией и с тем свидетельством, которое он являет верующим. Вероятнее всего, Вы выступили на сцене всего один-два раза и никоим образом не ради заработка, но благодаря великолепному голосу, которым Бог Вас наделил и который понадобился в свое время. Поэтому предполагаю, что и владыка Антоний долго думал, прежде чем дать ответ, но зато его ответ был категоричным и утвердительным. Бывают и другие ситуации, спорные, пусть и не очень распространенные, но все же встречающиеся в нашей церкви. Исполняемые произведения не всегда религиозны. Если бы это были исполнители, скажем, запричастных стихов, это можно было бы как-то объяснить тем, что тем самым они свидетельствуют о христианстве. Но зачастую исполняемые песни имеют совершенно иной характер. Вот почему я заострил на этом внимание в своем докладе: это проблема, и за это отвечает архиерей, которому послушается данное лицо. Также имеет значение то, как исполняется это каноническое постановление.

Д. Гзгзян. Если задуматься о происхождении обсуждаемого канона, то, наверное, не так крамольно предположить, что связан он ни с чем иным, как с профессионализацией служения священника, который в акте поставления все еще продолжает называться пресвитером, но для всех он уже иерей, место которого в храме. В этом смысле он фигура, принадлежащая сакральному пространству, поэтому ему нечего делать за пределами храма. И работать ему тоже незачем. Мне та к видится логика этого канона. Впрочем, были времена, когда и церковь, и наше советское безбожное государство терпели не то что работающего священника, а епископа, который продолжал оставаться служащим епископом и был практикующим хирургом. Понятно, что я говорю о свт. Луке (Войно-Ясенецком). В этой связи можно вспомнить и о. Павла Флоренского. Правда, с Флоренским другая ситуация, он был инженером и преподавателем в университете, и ему было запрещено служить в тот момент. Вопрос: православной церкви развивать подобный опыт или его блокировать?

Рискну предположить, особенно обращаясь к истории служителей-бессребренников, что по-христиански, с точки зрения этики лучше было бы такой опыт развивать во всех отношениях. А канонически его, оказывается, надо запрещать! Известно, что в эмиграции для православных священнослужителей жизнь сильно разошлась с канонами. Поэтому русские по происхождению священники, принадлежащие западноевропейскому экзархату, и прежде работали, и в наше время работают, ведь приходу и епархии содержать их очень часто невозможно. По букве они нарушают канон, но из-за этого, мне кажется, не теряют достоинства священнослужителя.

Д. Гасак. Я вспоминаю, как несколько лет назад меня оперировал хирург, который был выпускником Свято-Тихоновского богословского университета и готовился стать священнослужителем. На епархиальной комиссии ему был поставлен ультиматум: или оставить врачебную практику, или отказаться от мысли о рукоположении. Тогда он сослался на опыт свт. Луки, на что ему резонно заметили: ты не святитель Лука. Такая позиция понятна: у хирурга всегда особый риск, у него пациент может скончаться на операционном столе. А этот врач – онколог, причем довольно талантливый хирург, и он настаивал: я не хочу оставлять практику, ведь я вижу, что этим по-настоящему помогаю людям. В итоге его рукоположили. Каким образом он прошел комиссию., я не знаю., но он сейчас служит как пресвитер и при этом работает как врач.

Так что., слава Богу, каноны – канонами., а жизнь – жизнью. Здесь., конечно., нельзя не вспомнить высказывание проф. В. В. Болотова., знаменитого русского церковного историка., который утверждал., что для церкви канонично то, что для нее полезно. Тем самым он пытался каноны вновь ввести как бы внутрь церкви., в область церковного сознания, церковной жизни. При этом он считал, что церковь не должна относиться к канону как к догмату или как к какому-то неизменному правилу. Все-таки каноны для церкви, а не церковь для канонов. Но для этого церковь действительно должна представлять собой некий организм, внутри себя имеющий механизмы, чтобы оценивать каноны, исправлять их по мере необходимости, принимать решения об их отмене или сохранении. Церковь должна быть по-настоящему единой, не разделяться на клир и мирян, и т. д. Вот что мне кажется принципиальным.

Проблема суеверий среди прихожан и путь освобождения от них в процессе катехизации. Размышления катехизатора на основе практики
Владимир Якунцев

В докладе на основе многолетнего личного опыта проведения катехизации взрослых представлен типологический анализ суеверий., которыми страдают многие современные катехумены в России и странах бывшего СССР. Даются практические рекомендации, почерпнутые как из святоотеческого наследия., так и из современного катехизического опыта, как катехизаторам действенно помогать своим оглашаемым избавляться от рассмотренных суеверий. В сокращенном виде доклад был представлен в 2014 г. на XXII Международных образовательных Рождественских чтениях в рамках семинара «Катехизация после крещения», вызвав оживленную дискуссию.

Мое сообщение – не научный доклад, а размышление на основе практики. Последние годы, занимаясь катехизацией, в основном приходилось и приходится до сих пор иметь дело с людьми с длительной приходской практикой в наших реальных церковных условиях. Совершенно очевидно, здесь выявляется огромная специфика. Это, как правило, осложненные случаи. Пытаясь как-то осмыслить эту сложность, может быть, и не полностью ее охватив, я написал эти размышления, которые по сути представляют из себя несколько развернутых тезисов.

Суеверия – одна из самых распространенных и, на наш взгляд, одновременно сложных проблем в процессе катехизации крещеных людей. С одной стороны, среди православных христиан не должно быть никаких суеверий. С другой, их возникновение неизбежно, как появление сорняков на поле, о чем говорит евангельская притча о семенах и плевелах (Мф 13: 24–30). А коли это так, то выход видится в том, чтобы обрести иммунитет и оружие против них.

В нормальном случае, исходя из традиции, иммунитет и оружие против всякой лжи должны обретаться христианином в Оокрещальной катехизации. Как мы помним, свт. Кирилл Иерусалимский говорил готовящимся к крещению, что его беседы не только должны утвердить в них правую веру, но и являются оружием против всяких лжеучений. В поучении Предогласительном он так и говорит:

…Оружие ты получаешь против сил сопротивных, против еретиков, иудеев, самарян и язычников. Много у тебя врагов, много и оружия иметь старайся… <…>…дабы быть непобедимым при всяком еретическом нападении (Кирилл Иерусалимский. Поучение предогласительное. 10).

Но мы сейчас находимся в другой ситуации: большая часть церковного народа такого оружия и иммунитета в свое время не обрела и непобедимой в этом смысле вряд ли является. Поэтому сейчас эту задачу приходится решать в процессе катехизации после крещения! Но сделать это намного труднее, что и понятно: легче сразу научить правильно, чем переучивать.

В отличие от докрещального оглашения, проводя послекрещальную катехизацию, катехизатор зачастую сталкивается с тем, что катехумен считает все убеждения и учения, которым он следует, однозначно православными и нисколько в них в этом смысле не сомневается. Более того, он уже, как правило, успевает построить на них и закрепить практику своего благочестия, при том, что некоторые, а нередко многие из этих убеждений и учений подчас имеют неправославный, а то и нехристианский корень.

Поэтому послекрещальная катехизация, как это ни странно, носит иногда более конфликтный (конечно, имеется в виду внутренний конфликт) характер, чем докрещальная. И катехизатору в течение нее зачастую предстоит очень бережно и скрупулезно распутывать «клубки» заблуждений, зная, что некоторые истинные черты православного вероучения и благочестия могут у самих же православных вызвать боль и даже шок. Это связано с особенностями всех суеверий: наряду с тем., что для своего усвоения они не требуют сердечного труда и удобопонятны для религиозного сознания душевного человека, они всегда создают ложную уверенность (а иногда и ложную неуверенность) в спасении. И во время катехизации это начинает проявляться. Действительно, как трудно человеку это пережить, ведь то, что он считал когда-то святыней «высшего порядка», ключевым моментом в своей вере и церковной жизни, вдруг не оказывается таковым, а подлинные христианские святыни, как выясняется, он не замечал, а то и пренебрегал ими.

В целом, если катехизатор во время оглашения крещеных хочет помочь пострадавшим от суеверий, то, на наш взгляд, он должен сделать дополнительные усилия, как минимум, в трех направлениях:

а) на принципиальном уровне разобраться, что такое суеверие по сути, что это за опыт, где его границы; понять, что одной проповеди здравой веры будет недостаточно – нужно еще найти и специально применять противоядие от суеверий;

б) необходимо знать и понимать «патологическую анатомию и физиологию» конкретного суеверия, от которого страдает катехумен; учитывая это, тактично и в меру делать соответствующие акценты в практике научения;

в) во время катехизации постоянно обращать внимание на то, чтобы ее общий строй и настрой исходили из святоотеческой традиции и не только не питали бы суеверий вообще и конкретного суеверия в частности, но и создавали условия, при которых суеверия не могли бы скрыться от совести катехумена; нужно также знать, что в этой традиции особенно важно для пострадавших от конкретных суеверий и учитывать это.

Что такое суеверие

Само слово говорит, что это пустая или напрасная и поэтому ложная вера. Однако суеверие – это не ересь. Ересь пытается изменить вероучение Церкви., суеверие же за это не берется. Оно «пробирается» не в вероучение., а в то, что можно назвать «веросознанием» или практической ежедневной верой. Но вред от суеверия не меньше: поражая веросознание, не меняя ни одной буквы в вероучении., оно учит просто как бы не замечать его., рождая противоречащую ему ложную надежду и практику жизни. И это может иметь массовый характер. Итак., там., где мы в Церкви встречаемся с противоречием между верой., молитвой и жизнью или., как формулировал о. Александр Шмеман (например., в книге «Евхаристия: Таинство Царства»), между богословием., богослужением и благочестием., притом, что вероучение находится в сохранности, мы имеем дело с суеверием. Причем, даже тогда, когда это противоречие «узаконено» десятками, а то и сотнями лет практики.

Интересно, что на уровне суеверий могут существовать и официально отвергнутые когда-то ереси. Например, монофизитство, когда утверждают, что обычному человеку невозможно подражать Христу, так как «Христос – Бог», а если это и могут делать, то только святые, так как они с рождения были особой природы. Или филетизм, который, как правило, питает православных националистов. Однако большинство суеверий никогда на уровень ересей не выходило, и они как таковые соборно не определялись. В списке ересей мы не видим так называемых «чудоманию» и «старцеманию» (приводящую к спросу на младостарцев), клерикализм, модернизм и фундаментализм, веру в самодостаточность аскетического подвига, веру в сатанинское происхождение ИНН («666»), в «автоматическую» действенность церковных таинств и т. д.

Распространенность тех или иных суеверий, на наш взгляд, зависит от региона: городская или сельская это местность, крупный город или небольшой. Это скорее всего связано с уровнем церковного просвещения, а также с уровнем культуры и образования.

Если говорить про Москву, то здесь есть своя специфика, так как в мегаполисе можно найти практически все, но в своем, особом., проявлении. В столице очень чувствуется., например., что самыми массовыми представителями православия являются те, кого мы называем «захожанами». В процентном выражении их число соотносится с общими данными (как и везде – 93–95 % из тех, кто себя считает православным), но по абсолютному значению – это несравнимая величина. И больше всего именно они приходят на катехизацию уже после крещения.

Этой проблеме – «захожан» и их суеверий – хотелось бы уделить дополнительное внимание.

Суеверия, распространенные среди «захожан»

Итак, что мы можем сказать о «захожанах»? «Захожане» – это группа людей, считающих себя православными, со специфическим представлением о благочестии. У этого благочестия есть одна неизменная константа – нужно быть крещеным. Дальше уже как устроится: причащаться или нет, молиться или нет, поститься или нет, иметь на совести тяжелые грехи или нет – сегодня так, завтра иначе. То есть нужно креститься – а дальше жизнь идет по возможности и по потребности. Вера без усилия. Четверть из «захожан» никогда не бывает в храме. Больше трети заходит только, чтобы поставить свечку. Еще треть участвует в крестинах, венчаниях и отпеваниях. Евангелие к «захожанам» не относится, они его «не замечают». Больше 60 % из них вообще никогда не читали Библию ни в какой ее части. Главное для них – иметь намерение христианской жизни, как они ее понимают, быть не против нее, и так годами. Следовать за Христом в их сознании – это, как максимум, заниматься своей семьей и честно работать. Смысл таинства, богослужения «захожанину» обычно не интересен, так как смысл уже есть – он в том, чтобы менялось к лучшему душевное состояние, удовлетворялась религиозная потребность (которую не надо путать с верой) и, главное, устраивались житейские дела.

Такое «благочестие», как мы знаем, совершенно не выводимо из духа и смысла Евангелия и учения Святых отцов.

Но оно есть и, следовательно, есть какая-то квазивера и квазивероучение., которое мы и называем суеверием. Суть же его в том, что при всем своем «благочестии» «захожане» верят., что они ведут вполне благодатную жизнь, что в них где-то и как-то, но неизбежно действует благодать таинств, в которых они участвовали или иногда участвуют и поэтому имеют надежду на спасение.

Откуда такая странная вера в спасительность таинств и надежда на них? Согласуется ли это с православной сакраментологией? Катехизатору, оглашающему крещеных, как нам представляется, необходимо разобраться в этих вопросах.

Действительно, странность здесь есть. Как известно, исходя из православного учения, цель христианской жизни – обожение – достигается через личностное и соборное умносердечное делание в Церкви, когда нужно «препоясав чресла ума… трезвясь», возложить «совершенную надежду на благодать, подаваемую… в откровении Иисуса Христа» (1 Пет 1:13). Согласно принятому Православной церковью учению свт. Григория Паламы, благодать, будучи нетварной божественной энергией, исходящей от Самого Триединого Бога, есть Сам Бог, хотя и не в Своей Сущности, но открывающийся реально, не символически и без всяких посредств. Откровение благодати Божией есть Богоявление, и оно всегда связано с откровением Его Личности и Его воли. Поэтому невозможно быть благодатным вне живой реальной встречи с Богом, общения с Ним, служения Ему и Его Церкви, верности призванию, данному Им. Благодать, согласно православному учению, не есть вещь в себе, не есть некая безличная освящающая субстанция, действующая самостоятельно в человеке, но она есть плод отношений в Боге и с Богом, и с ближним в Церкви. Именно поэтому благодать нельзя «транслировать», «передать», «преподать», «накопить» (за «сверхдолжные заслуги»). Ее источником является Сам Бог, а вместилищем – Церковь и человек в ней. Различение в православной сакраментологии потенциального и актуального образа действия благодати не противоречит этому: актуальной и действенной благодать в человеке становится при условии открытости ей, целожизненной решимости и умно-сердечного содействия. Это действие возможно в потенции., но нет «потенциальной» благодати по природе. Поэтому крещеный., но не живущий по вере., не имеет в себе благодати крещения.

Именно из этого исходит и православный опыт совершения таинств. В нем., в нормальном случае., нет и следа автоматизма или магии. Он не отвергает, а, наоборот, предполагает и делает центральным умно-сердечный труд, внимание к духу и смыслу и их целожизненному восприятию и воплощению. Потому что только тогда на практике через реальную синергию в опыте встречи и общения в Церкви с Богом через Христа во Святом Духе и достигается богочеловеческая жизнь.

Именно исходя из этого, в частности, только и можно понять ап. Павла, который писал коринфянам, что если они причащаются, не совершая усилия испытания себя, чтобы «различать Тело», т. е. не предпринимают умно-сердечного труда, чтобы верой вместить смысл таинства с решимостью его воплотить в жизни, то неизбежно они причащаются в осуждение себе (1 Кор 11:29). Или при. Симеона Нового Богослова, который писал:

Если причащаешься небесного хлеба и вина, то есть Тела и Крови Христовых с чувством и сознанием того, что они суть, то ведай, что причащаешься их достойне; если же не таким образом причащаешься, то ешь и пиешь недостойне. <…>

Сим-то образом соединяются с Богом причащающиеся достойне – вкушающие от хлеба и пиющие от чаши, с ведением и созерцанием силы таинства, и с чувством душевным. А те, которые причащаются недостойне, бывают пусты от благодати Святого Духа, и питают только тело свое, а не души свои.

<…> Хлеб сей для тех, которые не возвысились над чувственным, является простым хлебом… (Симеон Новый Богослов. Слово 41. 4–6).

Мы знаем достаточно много аналогичных цитат Святых отцов и учителей, касающихся других таинств, особенно крещения[10]10
  См., например: «Приступил некогда к купели Симон волхв; крестился., но не просветился; тело омыл водою, но сердце не просветил духом., тело входило в купель и вышло из нее, а душа не спогреблась Христу и не со-восстала с Ним. <…> Если же ты останешься в злом произволении своем, то проповедующий тебе не виноват будет, а ты не надейся получить благодать. Вода тебя примет, но Дух не примет» (Кирилл Иерусалимский. Поучение пред огласительное. 2. 4); «Крещение не производит механического изменения в человеке. Если крещеный не приложит усилий, чтобы изменить свою жизнь, то рискну сказать… что для такого вода осталась просто водой…» (Григорий Нисский. Большое огласительное слово. 40); «Придите, катехумены, покайтесь для принятия крещения во оставление грехов. Тот принимает крещение во оставление грехов, кто перестает грешить. Если же некто приходит ко крещению, продолжая грешить, оставления грехов он не получит» (Ориген. Проповедь на Лк 21.4); «Внимайте, катехумены, слушайте и извлекайте пользу из того, что я говорю для вашей подготовки, ибо вы еще не крещены. Придите к источнику, омойтесь для спасения; не довольствуйтесь лишь омовением подобно некоторым, не омывшимся для спасения, принявшим воду, а не Святой Дух, ибо омывшиеся для спасения принимают вместе с водой и Святой Дух» (Ориген. Проповедь на Иез 6:5).


[Закрыть]. И православная сакраментология учитывает их.