Текст книги "Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст"

Глава 2
Гольфо Алексопулос
Истребительно-трудовые лагеря
Переосмысление игры слов Солженицына

Выражаю благодарность Уилсону Беллу, Алену Блюму, Майклу Дэвиду-Фоксу, Сэму Динеру, Полу Р. Грегори, Дэну Хили, Питеру Холквисту, Деборе Кейпл, Джудит Пэллот, Валери Сперлинг, а также анонимным рецензентам журнала «Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History» за их замечания к ранней редакции этой статьи. Настоящее исследование получило поддержку Национальной стипендии Кэмпбелла в Гуверовском институте. Приводимые здесь архивные документы в основном взяты из институтской коллекции микрофильмов, касающихся деятельности КПСС и советских государственных архивов. Основу этой главы составляют материалы из моей последней книги «Страдания и жестокость в Сталинском ГУЛАГе»[50]50
  Alexopoulos G. Illness and Inhumanity in Stalin’s Gulag. New Haven: Yale UP, 2017.


[Закрыть].

Александра Солженицына называли «одним из великих правдоискателей ХХ века» и разрушителем «блокады молчания» [Remnick 2014: 19; Чуковская 2001: 534], царившей вокруг советского режима. Кроме того, этот писатель, впервые открывший своим соотечественникам и всему миру бесчеловечность советской лагерной трудовой системы, мастерски владел языком. Как и Жак Росси, чей «Справочник по ГУЛАГу» раскрыл альтернативную концептуальную вселенную лагерей, Солженицын сосредоточил свое внимание на гулаговской лексике [Росси 1991]. Он отверг сталинский термин «исправительно-трудовые лагеря», применявшийся для обозначения системы использования рабского труда, и заменил его собственным «истребительно-трудовые» [Солженицын 2006: 5]. Этот каламбур, игра советских слов, подчеркивал, что труд в ГУЛАГе в большей степени носил смертоносный характер, нежели исправительный. Как писал сам Солженицын, «ибо изобретены лагеря – на истребление» [Солженицын 2006: 6]. Автор выделил такие направленные на уничтожение элементы ГУЛАГа, как бесчеловечные условия транспортировки заключенных и драконовские правила, регламентирующие нормы питания и труда. У Солженицына не было доступа к советским служебным документам, однако архивные материалы подтверждают его уверенность в истребительном предназначении ГУЛАГа. Я настаиваю, что сталинский ГУЛАГ по своей сути представлял собой институт экстремальной физической эксплуатации человека, преднамеренно носящей губительный характер. Кроме того, как показывает настоящая работа, система физической эксплуатации в лагерях с 1930-х по 1950-е годы становилась все более жестокой. При Сталине ГУЛАГ производил огромное число так называемых доходяг, то есть заключенных, находящихся на грани смерти. Чтобы разгрузить лагеря, сохранить ресурсы и искусственно снизить уровень смертности в ГУЛАГе, сталинское руководство регулярно освобождало этих полумертвых узников. Таким образом, сталинский ГУЛАГ не только истреблял людей, но и осознанно скрывал свою разрушительную сущность.

В литературе о ГУЛАГе исследователи перечисляют причины человеческих страданий и смертности, но, как правило, не утверждают, что непосредственной целью сталинских лагерей было истребление[51]51
  См., например, [Бердинских 1998; Khlevniuk 2004; Эпплбаум 2006; Barnes 2011; Viola 2007; Ivanova 2000; Werth 2007].


[Закрыть]. Мы знаем, что советская служба безопасности ОГПУ – НКВД – МВД, руководившая арестами, транспортировкой и содержанием миллионов людей в трудовых лагерях и поселениях, явно не была озабочена сохранностью человеческих жизней. С другой стороны, из первичного изучения рассекреченных государственных и партийных документов вовсе не следует, что существовал какой-либо целенаправленный план уничтожения заключенных. Таким образом, хотя историки и подчеркивали жестокость системы, мало кто утверждал, что ГУЛАГ был предназначен для уничтожения людей[52]52
  В частности, к таким исключениям относится Р. Конквест [Conquest 1978].


[Закрыть]. Более распространено мнение о том, что ГУЛАГ представлял собой некий институт массовой смертности, но никак не массового убийства. Ученые доказывали, что люди умирали от жестоких условий транспортировки в закрытых вагонах в отдаленные лагеря, от убийственного северного климата, от халатного, некомпетентного и жестокого обращения со стороны лагерного начальства и сокамерников. В мемуарах и исторической литературе подчеркиваются и внесистемные причины смертности в ГУЛАГе: низкий уровень жизнеобеспечения (плохая санитария и инфраструктура), насилие преступных группировок, нехватка и кражи продовольствия, садизм охранников или даже внешние факторы с точки зрения самой системы – суровый климат и война. Все это, вместе взятое, противоречит образу трудовых лагерей как системы, предназначенной для уничтожения. Хотя Солженицын остается выдающимся исследователем ГУЛАГа, его анализ «истребительно-трудовых» лагерей не получил широкого распространения в исторической литературе.

На это есть много причин. Как уже отмечалось, руководство никогда официально не выражало намерения проводить планомерное уничтожение заключенных на государственном уровне; напротив, мы обнаружили множество официальных претензий, вызванных ростом лагерной заболеваемости и смертности, а также выявили попытки партийного руководства так или иначе стимулировать принудительный труд и повышать производительность труда за счет материального вознаграждения. Все более распространенным становится сравнение Советов и нацистов, но существует и обоснованное желание избежать ложных параллелей между нацистскими лагерями смерти и советскими трудовыми лагерями[53]53
  О различии физического насилия в нацистской и советской лагерных системах см. [Грейер 2011; Holquist 2003: 19–45; Неймарк 2012; Снайдер 2015; Weiner 2002].


[Закрыть]. Более того, обширная мемуарная литература, очевидно, подчеркивает выживаемость заключенных в советских лагерях. Некоторые мемуаристы, например Евгения Гинзбург, провели в заключении почти два десятилетия[54]54
  Тем не менее Е. С. Гинзбург отмечала, что «из заключенных до старости никто не доживает». См. [Гинзбург 2008: 308].


[Закрыть]. В ГУЛАГе существовали и больницы, и медпункты, а лагерным докторам не поручали проведение экспериментальных и «милосердных» убийств, как это делалось у нацистов[55]55
  См., например, [Lifton 1988; Proctor 1988].


[Закрыть]. Наоборот, многие лагерные врачи считались настоящими целителями и часто старались повысить шансы заключенных на выживание[56]56
  О медицинской практике и врачах ГУЛАГа см. [Кауфман 1973; Нахапетов 2009; Самсонов 1990; Саполнова 2009; Healey 2016, a, b].


[Закрыть]. Руководство ГУЛАГ НКВД регулярно критиковало лагерную администрацию, если заболеваемость и смертность превышали установленные нормы.

Кроме того, сталинский режим много вкладывал в идею реабилитации человека через созидательный труд или «перековку» посредством исправительно-трудовых лагерей[57]57
  Идейно-культурологический аспект ГУЛАГа рассматривается в [Горький 1934; Barnes 2011]. Также см. [Дэвид-Фокс 2015; Kotkin 1995; Vatulescu 2010].


[Закрыть]. Серьезные экономические функции, выполняемые сталинскими лагерями, похоже, опровергают любые предположения о том, что эти институты предназначались для истребления[58]58
  См., например, [Khlevniuk 2004: 111–129; Gregory 2003: 1–23; Ertz 2006].


[Закрыть]. Зачем же экономической системе преднамеренно уничтожать собственный капитал? Эти соображения и противоречивые свидетельства заставили многих игнорировать анализ Солженицына и утверждать, что писатель умышленно преувеличивал, возможно ради усиления драматического эффекта своего «опыта художественного исследования». Однако открытые архивы позволяют нам переключить внимание с «несистемного» насилия на «системное» и пересмотреть взгляды на деструктивную сущность ГУЛАГа. Через 40 лет после первой публикации «Архипелага ГУЛАГ» пришло время вернуться к Солженицыну.

В своей будущей книге (в которую войдет и эта глава) я показываю, что вышеупомянутые парадоксы гулаговского режима вовсе не обязательно подрывают обоснованность аргументации Солженицына. Сталин создал обширную иерархическую сеть трудовых лагерей и колоний, функционировавшую почти как развитая рабовладельческая система: к людям относились как к товару и эксплуатировали их труд. Хотя у лагерной администрации и были определенные стимулы для сохранения человеческого капитала, они в значительной мере существовали лишь при дефиците рабочей силы. В условиях постоянного притока в лагеря более трудоспособных заключенных этих стимулов для сохранения жизни имевшихся заключенных становилось значительно меньше. Крайне недоукомплектованные и относительно бесправные в системе лагерной иерархии медсанчасти ГУЛАГа были ограничены квотами на допустимое число больных и неработающих заключенных. Более того, мемуаристы, сумевшие выживать в лагерях годами, объясняли это лишь тем, что трудились в закрытых помещениях. Они работали врачами, медсестрами, художниками-оформителями или бухгалтерами и не занимались в течение длительного времени такими видами тяжелого физического труда, как добыча полезных ископаемых, лесозаготовки или строительство. В своих приказах и директивах ГУЛАГ НКВД, возможно, и призывало лагеря сохранять человеческий капитал, но сталинское руководство оказывало более сильное противодействие. Лагеря должны были минимизировать затраты, максимизировать объемы производства и при этом соблюдать очень высокие квоты на число работающих заключенных.

ГУЛАГ представлял собой систему эксплуатации людей и узаконенного насилия, воплощая то, что Славой Жижек назвал объективным, системным и анонимным насилием, присущим нормальному положению вещей [Жижек 2010]. Дегуманизация и эксплуатация заключенных ГУЛАГа представлялась нормальным явлением. Невозможно полностью понять ГУЛАГ, не оценив центральную роль его эксплуататорской функции. Исследователи ГУЛАГа проанализировали вспышки насилия в лагерях в виде забастовок заключенных, столкновений этнических групп, нападений уголовных элементов на политзаключенных, преднамеренного пренебрежения детьми и жестокого обращения с женщинами[59]59
  Об опыте содержания женщин и детей в лагерях см. [Frierson, Vilensky 2010; Gregory 2013; Vilensky 1999].


[Закрыть]. Моя работа проливает свет на системное насилие в ГУЛАГе, которое носило неэпизодический характер, было безжалостным и, возможно, более значимым по своему воздействию на человеческие страдания. Медицинские документы ГУЛАГа раскрывают тщательно проработанный режим экстремальной физической эксплуатации, который гарантировал, что заключенные в конце концов будут полностью истощены и обессилены. Этот эксплуатационный режим был общим для всех лагерей, входящих в обширную систему ГУЛАГа, хотя, конечно, реализовывался он по-разному. В одних лагерях смертность была выше, чем в других, а в некоторых в большей степени проявлялся садизм начальников. Тем не менее система физической эксплуатации, установленная сталинским руководством, распространялась на все лагеря, и именно эта общая действующая система находится в центре внимания настоящей работы.

В отличие от лагерей при В. И. Ленине или Л. И. Брежневе, сталинский ГУЛАГ являлся во многих отношениях не столько системой концентрационных лагерей, сколько системой принудительного труда, и не столько тюремной системой, сколько системой рабства. На протяжении сталинских лет преступники-контрреволюционеры и политзаключенные составляли меньшую часть лагерного контингента. Обычные советские суды, а не печально известные секретные органы осуждали большинство узников ГУЛАГа. Мелкие уголовники (указники, бытовики) из простых рабочих и крестьян составляли большинство заключенных и являлись костяком сталинской лагерной рабочей силы[60]60
  См. [Соломон 1998; Герлах, Верт 2011; Hagenloh 2009; Ширер 2014].


[Закрыть]. Рассматривая режим эксплуатации человека в сталинских лагерях, можно заметить, что ГУЛАГ напоминает собой систему рабства Нового Света со всей его рутинной дегуманизацией и узаконенным насилием[61]61
  См. [Davis 2006; Patterson 1982].


[Закрыть]. В годы сталинского правления тотальная эксплуатация труда заключенных являлась одной из основных функций ГУЛАГа. Как пояснял О. В. Хлевнюк, «для руководителей, не озабоченных нравственностью, преимущества принудительного труда были неоспоримы. Эксплуатация заключенных являлась естественным элементом экономической системы, направленной на экстенсивный рост любой ценой… Возможности этой неограниченной эксплуатации, включая и гибель самих рабочих, высоко ценилась высшими политическими руководителями и хозяйственниками» [Khlevniuk 2004: 337].

Сталин использовал ГУЛАГ для строительства новых городов и гидроэлектростанций, для добычи выгодно экспортируемых ресурсов: золота, никеля, древесины, угля, алюминия и меди. Система ГУЛАГа производила тонны сырья и воплощала грандиозные строительные проекты, но при этом системный лагерный режим уничтожал заключенных посредством изнурительного труда и карательных голодных пайков. Более того, сталинский режим скрывал истребительную сущность ГУЛАГа, сохраняя ресурсы за счет систематического освобождения ослабленных и нетрудоспособных инвалидов. Как объясняет А. М. Эткинд, «Выжив в лагере, Солженицын считал, что лагерь функционирует по аналогии с телом, которое не может не избавляться от продуктов распада. Так и ГУЛАГ “отделяет на дно свой главный отброс – доходяг”» [Эткинд 2016]. Целью «разгрузок» и «медицинских актирований» лагерных доходяг являлось снижение затрат и уровня смертности. ГУЛАГ уничтожал заключенных физически, а затем массово выбрасывал отходы.

В сталинской системе трудовых лагерей людей использовали, эксплуатировали, а затем просто выбрасывали, как это делается с затратами капитала на сырье в любом производственном процессе. Руководству ГУЛАГа требовались человеческие ресурсы, которые могли выполнять тяжелую физическую работу на лесозаготовках, в горнодобывающей промышленности и строительстве, поэтому изначально тела заключенных анатомически осматривались на предмет пригодности. Труд заключенных оказался очень мобильным и эффективным, поскольку их можно было направлять в малопригодные для жизни места и заставлять выполнять ту работу, которая не привлекала обычные гражданские кадры. Как объясняет П. Грегори, в Советском Союзе в 1940-х – 1951-м годах заключенным был каждый пятый строитель, лагерники составляли примерно 40 % от всех советских рабочих, занятых добычей никеля и меди, 70 % —добычей олова и фантастически ошеломляющие 85–100 % – добычей золота, алмазов и платины [Gregory 2003: 19–20]. Сталинские лагеря стремились к максимальному использованию труда заключенных для промышленного развития, чтобы, как настаивал советский лидер, догнать и опередить передовые капиталистические страны.

Рабочие ГУЛАГа представляли собой критические затраты капитала в рамках плана индустриализации страны. По Солженицыну, сталинское руководство рассматривало заключенных с экономической точки зрения как «товар» или как «человеческое сырье» [Солженицын 2006: 70][62]62
  Особое внимание Солженицына привлек антигуманный термин «человеческое сырье», который Горький использовал для описания труда заключенных на строительстве Беломорско-Балтийского канала [Горький 1934: 609]. Похожий термин «человеческий материал» Горький употребил в аналогичном контексте в этой же книге [Горький 1934: 248].


[Закрыть]. Узников ГУЛАГа оценивали по мышечной массе. Г. Херлинг описывал, как «начальник Ерцевского лаготделения… с довольной улыбкой трогал бицепсы, плечи и спины новоприбывших» [Герлинг-Грудзинский 1989]. Советские органы госбезопасности не только регистрировали заключенных как преступников и врагов государства, но и документировали состояние их тел, чтобы определить пригодность к тому или иному физическому труду. Сразу после прибытия в лагерь заключенные подвергались медицинскому освидетельствованию и получали формальную категорию физической трудоспособности[63]63
  ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 2737. Л. 2.


[Закрыть]. С появлением сталинских лагерей задача определения физической трудоспособности заключенных перестала быть исключительной ответственностью врачей, как это было в ленинской системе концлагерей[64]64
  Расследование, проведенное в апреле 1930 года в Соловецких лагерях, показало, что категории трудоспособности заключенных определялись «специальной комиссией», состоящей из врачей и лагерной администрации. До 1930 года определение категорий находилось исключительно в компетенции медиков [Безбородов 2004: 139].


[Закрыть], и это мощно символизировало разрыв Сталина с прошлым.

Сталинское лагерное начальство имело большее влияние на всю политику здравоохранения, чем сами врачи. Гулаговские чиновники, ведавшие производством, возглавляли врачебно-трудовую комиссию, которая присваивала категории физического труда. Как правило, председателем этой комиссии был начальник или помощник начальника лагерного участка. В состав комиссии также входили представители учетно-распределительной части, главного производственного отдела и медицинский персонал. Однако сам акт о состоянии здоровья заключенного составлялся администрацией лагеря и подписывался начальником санчасти и лечащим врачом[65]65
  ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 2737. Л. 1.


[Закрыть]. Таким образом, руководители ОГПУ – НКВД – МВД, отвечавшие за производство, в значительной степени контролировали оценку состояния здоровья заключенных.

Пережившие ГУЛАГ относительно мало рассказывают о процедуре общего медицинского освидетельствования и присвоении категории. Ученые обратили внимание на подобные пробелы в рассказах бывших заключенных. По словам Л. Токер, они хранили определенного рода молчание и не описывали свои худшие гулаговские переживания: «Хотя гулаговские мемуаристы были свидетелями зверств, которых никогда и не могли себе представить, обычно остается какое-то “неопрятное место”, которое они боятся затронуть, некая сугубо личная оруэлловская комната “один на один”. Каждый автор неохотно сталкивается с воспоминаниями о каком-то особом типе страдания, разврата или ужаса… Это одна из причин, по которой гулаговские мемуары никогда не воспринимаются как самодостаточные и законченные произведения» [Toker 2000: 88–90][66]66
  На эту тему см. [Applebaum 2011; Gheith, Jolluck 2011; Gheith 2007: 159–175; Мерридейл 2019].


[Закрыть]. Нежелание многих выживших в ГУЛАГе говорить о плановом медицинском осмотре, по-видимому, отражает глубоко унижающее человеческое достоинство содержание этой процедуры. Лагерный врач, сам бывший заключенный, писал, что медицинские осмотры и присвоение категорий физической трудоспособности проводились визуально, без использования каких-либо медицинских инструментов: «Решающим фактором при осмотре была упругость кожи и наличие жирового слоя под ней, поэтому нас всегда щипали за ягодицы. Процедура актировки была бесчеловечным и унизительным зрелищем… Заключенные, догола раздетые, выстраивались в длинные шеренги» [Касабова 2005: 550–551].

В сталинском ГУЛАГе заключенные работали до полного истощения. Сталинское руководство, возможно, и не планировало истреблять узников лагеря, но намеревалось извлечь из них всю имевшуюся энергию, максимально эксплуатируя физически. М. Мазовер писал об узниках нацистских концлагерей: «Как и сам Гитлер, немецкий бизнес никогда не смотрел на заключенных как на ограниченный или ценный ресурс, а уж тем более как людей, которых нужно беречь и сохранять. Скорее, это был дешевый товар, который нужно было эксплуатировать на износ. Сталин, как и Гитлер, верил в изнурительный труд» [Mazower 2008]. Из письменного указания Л. Берии один исследователь вычленил цель, поставленную гулаговскому руководству: «выжать из них [лагерных заключенных] как можно больше пользы для правительства» [Безбородов 2004: 352–353]. Это подразумевало максимальную эксплуатацию заключенных на каждом этапе ухудшения их здоровья. В мае 1939 года руководители ГУЛАГа утверждали:

«Все инвалиды лагерей и колоний, способные выполнять ту или иную работу, должны быть использованы»[67]67
  ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 2576. Л. 219.


[Закрыть]. Женщина, отбывавшая наказание в лагере в Казахстане в конце 1930-х годов, рассказывала, что тяжелобольным заключенным, не имеющим возможности вставать с постели, давали работу, которую они могли выполнять лежа[68]68
  «Мемориал»: Москва. Ф. 2. Оп. 1. Д. 5. Л. 135.


[Закрыть]. Таким образом, сталинское руководство настаивало на максимальном использовании заключенных. Один из бывших начальников Печорлага описывал восприятие этой установки центральной лагерной администрацией следующим образом: «план строительства железной дороги был священным делом… Ощущение было такое: ты можешь сделать все. Просто работай с каждым заключенным как можно усерднее» [Mоchulsky 2011]. Как отмечал Солженицын, высшим законом Архипелага стала формула: «От заключенного нам надо взять все… а потом он нам не нужен!» [Солженицын 2: 41].

Гулаговская система использования труда и физической трудоспособности в полной мере обнажает жестокость в эксплуатации человека в сталинских лагерях. 3 февраля 1931 года первый начальник сталинского ГУЛАГа, а впоследствии и начальник Беломорстроя Л. И. Коган издал новые инструкции по эксплуатации заключенных, переработав в том числе и категории физического труда[69]69
  До издания новых инструкций прибывшим в Соловецкие трудовые лагеря (1930 год) назначалась одна из следующих категорий: четвертая – способные ко всем формам труда; третья – способные к труду, кроме особо тяжелого; вторая – способные к легкому труду; и первая – инвалиды [Безбородов 2004: 139–140].


[Закрыть]. Методические рекомендации по определению классификации заключенных были разработаны И. Гинзбургом, начальником Санитарного отдела ГУЛАГа[70]70
  ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 2737. Л. 3–11.


[Закрыть]. К первой категории относились те, кто оказывался пригодным для «полноценного выполнения любого вида производительной физической деятельности». Вторая категория применялась к «неполноценной рабочей силе с пониженной способностью к неквалифицированному физическому труду, а также пригодной к квалифицированному физическому труду в соответствии со своей профессией». Третья категория резервировалась для «инвалидов, пригодных к легким формам физического труда, и полных инвалидов, не способных ни к какому виду деятельности»[71]71
  ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 2737. Л. 1.


[Закрыть]. Виола описывает аналогичную систему классификации и для кулацких ссыльных, живших в спецпоселениях в начале 1930-х годов[72]72
  Спецпоселенцы разделялись на пять рабочих групп: (A) – годные к любому физическому труду; (B) – годные к легкому физическому труду; (C) – негодные к физическому труду, но способные к выполнению различных сезонных работ внутри и вокруг мест спецпоселений (сбору грибов, ягод и т. п.) и к кустарному производству; (D) – недееспособные; (E) – дети до 16 лет [Viola 2007].


[Закрыть].

«Перечень болезней, дающих основание для условно-досрочного освобождения» гулаговского Санитарного отдела (далее по тексту – «перечень») дает наиболее наглядное представление о политике ГУЛАГа по «выжимке» лагерников. В перечне указывалось, что должен использоваться труд даже тяжелобольных заключенных, и только наиболее истощенное «человеческое сырье» может быть освобождено, как неизлечимое. Этот перечень – тоже порождение сталинской лагерной системы[73]73
  Самая ранняя ссылка на перечень болезней, которую мне удалось увидеть, относится к апрелю 1930 года. Это говорит о том, что Соловецкие лагеря только начинали применять перечень на практике по приказу администрации северных лагерей (УСЛОНа) [Безбородов 2004: 139].


[Закрыть]. В нем указывалось, как распределять заключенных по трем категориям трудоспособности. В частности, документ был ориентирован на низший уровень или третью категорию – «инвалид, пригодный к выполнению легких видов физического труда, или полный инвалид, не способный выполнять какой-либо вид работ». В соответствии с перечнем, заключенные могли быть классифицированы как инвалиды только в том случае, если страдали от самых тяжелых заболеваний, таких как явно выраженная старческая немощь и дряхлость, органические болезни сердца, чрезвычайно большие грыжи, препятствующие ходьбе, и туберкулез легких, сопровождающийся нарушением функций сердца и легких и резко сниженным аппетитом[74]74
  ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 2747. Л. 1, 11.


[Закрыть]. Средняя категория трудоспособности применялась к заключенным только с пониженной способностью к неквалифицированному физическому труду, но и эти заключенные не относились к числу здоровых людей. Ко второй категории относились заключенные с неизлечимыми нарушениями функций пищеварения, явными признаками дистрофии, сердечными заболеваниями, выраженной эмфиземой, анемией, туберкулезом, тяжелыми формами гонореи, прогрессирующей мышечной атрофией, а также заключенные, которые испытывали затрудненное движение, вызванное пороками развития, хроническими заболеваниями, искривлениями или другими изменениями в области таза. Эта же вторая категория применялась к лицам с неизлечимыми заболеваниями, значительными повреждениями и дефектами костей и мягких тканей лица, языка, нёба, носа, гортани, дыхательного горла, горла или пищевода, сопровождаемыми нарушением жизненно важных функций. По мнению сталинского руководства, такие заключенные обладали лишь ограниченной способностью к тяжелому физическому труду. Заключенные первой категории, считавшиеся способными выполнять все виды физического труда, также не обязательно должны были быть здоровыми. Ценная рабочая сила ГУЛАГа включала людей с более легкими формами бронхиальной астмы, сердечными заболеваниями, туберкулезом, доброкачественными опухолями и многими другими болезнями[75]75
  ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 2747. Л. 3–10.


[Закрыть].

Подобная классификация не зависела от наличия болезни, поскольку здоровье всех заключенных было и так серьезно подорвано. Другими словами, приписанные категории физического труда в сталинском ГУЛАГе скорее отражали лишь предполагаемую тяжесть заболеваний. Как правило, болезни, описываемые как поддающиеся лечению, классифицировали заключенного по второй категории, то есть как ограниченно способного к неквалифицированному физическому труду, в то время как более тяжелые заболевания приводили к присвоению третьей категории или инвалидности. Например, заключенные с болезнями, вызванными длительным неполноценным питанием, в частности больные пеллагрой, относились ко второй категории, но только если болезнь казалась тяжелой, но излечимой[76]76
  ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 2747. Л. 4.


[Закрыть]. Слепые на один глаз также причислялись ко второй категории, а полностью слепые заключенные – к третьей категории или к инвалидам. Приведенный перечень показывает, что многие, даже тяжелобольные заключенные, были вынуждены продолжать работать. Лагерникам с тяжелыми формами инвалидности ГУЛАГ назначал «работу для инвалидов»[77]77
  ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 2747. Л. 11.


[Закрыть]. Заключенных вынуждали трудиться, даже когда их здоровье ухудшалось. Как пишет С. Барнс, «жестокость сама по себе была неотъемлемой частью идеологии труда в ГУЛАГе» [Barnes 2011: 36–38].

Эти три простые категории не могли полностью охватить изможденную лагерную рабочую силу Сталина. В течение 1930-х годов ГУЛАГ создавал все больше категорий физической трудоспособности для своих больных и инвалидов. Заключенные, не способные на тяжелый физический труд, были отнесены к категории физического труда средней тяжести, а самые слабые, когда-то попадавшие только в одну категорию, теперь были разделены на две – на способных к легким формам труда и инвалидов. Таким образом, к концу 1930-х годов появились четыре категории трудоспособности – заключенные, способные к тяжелому физическому труду, среднему физическому труду, легкому физическому труду и нетрудоспособные или инвалиды[78]78
  ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1. Д. 352. Л. 264. Как следует из доклада НКВД Смоленской области от 1939 года, распределение заключенных производилось именно по указанным четырем категориям.


[Закрыть]. В то же время, по-видимому, до окончания Второй мировой войны в этих категориях было мало единообразия. Число тяжелобольных и истощенных заключенных резко возросло после советского вторжения в Польшу в 1939 году и нападения нацистской Германии на Советский Союз в 1941-м. Как гражданское советское население, так и заключенные ГУЛАГа все чаще страдали от болезней, вызванных голодом [Manley 2015: 206–264]. В результате были созданы новые категории физического труда, охватывавшие увеличение истощенной рабочей силы ГУЛАГа. В приказе НКВД от августа 1940 года было выделено уже шесть категорий трудоспособности: трудоспособные, ограниченно трудоспособные, ослабленные, больные, инвалиды и заключенные, нуждающиеся в постоянной помощи [Кокурин 2000: 866]. Во время войны руководство ГУЛАГа создавало все больше «инвалидных» рабочих мест. В одной из памяток НКВД военного времени инвалиды и хронически больные узники лагерей распределялись по пяти категориям физического труда: госпитализированные инвалиды, инвалиды, нуждающиеся в постоянном уходе, инвалиды, полностью утратившие трудоспособность, инвалиды, трудоспособность которых ограничена до 25 %, и психически больные[79]79
  ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 1 (доп.). Д. 366. Л. 80 (1942).


[Закрыть]. По мере роста численности тяжелобольных заключенных категории физической трудоспособности для истощенной рабочей силы ГУЛАГа увеличивались и количественно, и в описательной части.

В конечном счете многочисленные описания физической трудоспособности заключенных стали более упрощенными и стандартизированными. В 1944 году в докладе Берии начальник ГУЛАГа В. Г. Наседкин разделил заключенных на четыре категории: первая категория – годные к тяжелому физическому труду, вторая категория – годные к среднему физическому труду, третья категория – годные к легкому физическому труду и четвертая категория – инвалиды и ослабленные [Кокурин 2000: 278]. Третья категория (легкий физический труд) включала в себя подкатегорию индивидуального легкого труда. Таким образом, по существу были утверждены пять различных классификаций. Новые категории физической трудоспособности требовали и новых указаний относительно их применения. Повторный документ от 14 июня 1944 года, подготовленный директором Санитарного отдела ГУЛАГа Д. М. Лойдиным, назывался «Перечень основных болезней, физических недостатков и дефектов для определения категории трудоспособности заключенных или отнесения их к инвалидам»[80]80
  ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 2. Д. 165. Л. 39–45.


[Закрыть]. Обновленный перечень болезней 1944 года, включивший более ста болезней с соответствующей трудовой категорией, высветил два ключевых элемента политики ГУЛАГа. В соответствии с этим документом заключенные отправлялись на тяжелые физические работы даже будучи тяжело больными, и только лица, признанные инвалидами (почти мертвые доходяги), могли рассчитывать на освобождение как неизлечимые.

Перечень болезней 1944 года иллюстрирует не только тяжесть физической эксплуатации людей, имевшей место в ГУЛАГе, но и сами способы этой эксплуатации больных на каждой стадии их изнурительных заболеваний. Вопрос заключался не в том, должен ли заключенный с сердечными заболеваниями, астмой или туберкулезом отправляться на работы. В большей степени врачебно-трудовые комиссии лишь оценивали степень прогрессирования болезни и, придерживаясь перечня, относили больных заключенных к соответствующей категории трудоспособности. Заключенные с общим нарушением питания (пеллагра, острая дистрофия или недоедание), нуждавшиеся в лечении, считались работниками легкой третьей категории, в то время как инвалиды четвертой категории (острое недоедание) считались неизлечимыми или нуждавшимися в многомесячном лечении. Заключенных со злокачественными опухолями без признаков метастазирования причисляли к «легким» работникам третьей категории, а имевших прогрессирующие или неоперабельные формы – к инвалидам четвертой категории. Так или иначе, и в итерации 1944 года, и в версии 1930-х годов категории физической трудоспособности зависели не от болезни, а от степени ухудшения здоровья заключенного.

Трудовые классификации ГУЛАГа отражали этапы ухудшения физического состояния, причем каждая категория сопровождалась определенными словами и фразами. Например, с точки зрения заболеваний средний физический труд считался приемлемым при «отсутствии изменений в патологии» или при «отсутствии выраженных объективных признаков и дисфункций». Легкий физический труд подразумевал такие понятия, как «умеренные нарушения» и «подлежащий лечению». Последняя инвалидная классификация относилась к заключенным, имевшим самые мрачные прогнозы, и включала в себя термины «неизлечимый», «требующий длительного специализированного лечения», «устойчивая потеря трудоспособности», «сильно ограниченная или полная потеря трудоспособности», «устойчивое и глубокое функциональное нарушение», «полная потеря движения» и «четко выраженная дисфункция». Кроме того, повторяющиеся понятия, обозначавшие категории среднего, легкого и инвалидного труда, также применялись и к описанию состояния заключенных, назначенных для выполнения тяжелых физических работ. Таким образом, очевидно, что заключенный мог иметь любую болезнь или недуг и назначаться при этом на выполнение тяжелых работ до тех пор, пока у него не проявлялись явные функциональные нарушения или четко выраженные симптомы. Проводимые медицинские обследования в большей мере касались функциональности заключенных, а не вопросов здоровья и служили лишь для осмысления их физического состояния.

Кроме того, медицинские учреждения ГУЛАГа функционировали в крайне стесненных условиях. Существовала хроническая острая нехватка врачей, медикаментов, медицинских инструментов и дополнительных пайков для больных. Множество лечащих медработников сами являлись заключенными и находились под сильным давлением администрации, призванной привлекать к работам весь лагерный контингент. От лагерной администрации требовали соблюдения практически невыполнимых квот на больных и неработающих заключенных, а врачей обязывали назначать своих же сокамерников на самые напряженные виды работ для максимального задействования рабочей силы. Руководство ГУЛАГ НКВД рассчитывало, что коэффициент трудового использования заключенных в основной работе лагеря должен составлять не менее 70 %. Такие квоты, наряду с высокими производственными целями (рис. 2.1), заставляли врачей назначать слабых и истощенных заключенных на выполнение тяжелых физических работ, что только ухудшало их состояние. В саму систему встраивалось давление, требующее пересмотра классификации заключенных в пользу более тяжелых категорий физической трудоспособности. Эти категории не просто присваивались единожды, после чего вопрос закрывался, а постоянно пересматривались и переоценивались[81]81
  Больные заключенные должны были подвергаться повторному обследованию с целью определения достаточности восстановления сил и пригодности к физическому труду. ГАРФ. Ф. 9414. Оп. 2. Д. 2737. Л. 2.


[Закрыть]. Врачей, несущих ответственность за всю классификацию, обязывали расширять пределы физических возможностей заключенных.