Текст книги "Олимпийские игры в политике, повседневной жизни и культуре. От античности до современности"

Весьма популярными артистическими жанрами были пантомима и клоунада. Очень часто актеры этих жанров входили в состав цирковых партий (так называемые клакеры). Они заводили толпу аплодисментами и криками во время гонок, а в перерывах разыгрывали интермедии и сценки преимущественно сатирического характера. Основными источниками наших сведений о мимах Ипподрома являются изображения на вышеупомянутых консульских диптихах (Диль 1908: 461–462, рис. 150, 151).

Еще одной формой развлечения публики между заездами были выступления акробатов. Наиболее экстремальными были трюки, которые выполнялись ими на тросах, натянутых над ареной, трибунами и беговыми дорожками. Вот что писал об увеселениях подобного рода в правление Андроника I Комнина (1183–1185 гг.) Никита Хониат: «…Андроник занялся зрелищами и конскими скачками, так как время было летнее. Однажды обрушились некоторые из смежных с царским седалищем перил и задавили около шести человек. Бывший в театре народ пришел по этому случаю в страшное смятение. Андроник… еще немного помедлил и дождался окончания конской скачки и гимнастической борьбы, но решительно отказался от дальнейших представлений, когда зрителей забавляли удальцы, взбиравшиеся вверх по веревкам и плясавшие на высоко протянутом, небольшом и тонком канате…» (Nic. Choniat. Hist. I.368–369).

Однажды попытка потешить толпу на Ипподроме демонстрацией военных учений окончилась трагично. Это произошло в правление воинственного императора Никифора I Фоки (963–969 гг.): «…Сам [Никифор] отправился в театр и сел наблюдать за проводимыми конскими ристаниями. Он приказал бывшим при нем воинам сойти на арену, разбиться на противостоящие отряды, обнажить мечи и шутя наступать друг на друга, упражняясь таким образом в военном искусстве. Но жители Византия были незнакомы с военным делом. Их ослепил блеск мечей, напугал лязгающий натиск устремившихся друг на друга воинов; пораженные необычным зрелищем, они ринулись из театра и побежали по домам. Вследствие давки и беспорядочного бегства немало их погибло, многие были жалким образом растоптаны и задушены» (Leo Diacon. Hist. IV.6. Пер. М. М. Копыленко).

Трансформация травли зверей на арене

В 498 г. император Анастасий I запретил бои с дикими животными (Византийский словарь 2011: 82–83), которые часто приводили к смерти и животного, и человека, с ним сражавшегося. Однако отказаться от зрелищ с участием зверей публика была не готова.

Армянский историк VII в. Себеос донес до нас историю о том, как древнеримская казнь в виде травли дикими зверями безоружного человека была применена на арене Кинегия спустя почти столетие после указа Анастасия – в 584 г. За мятеж против императора Маврикия (582–602 гг.) и тайные сношения с персами (злейшими врагами империи) к этому виду казни был приговорен знаменитый армянский полководец Смбат Багратуни и семь его сторонников. Далее предоставим слово хронисту: «Его (Смбата. – Авт.) раздели, оставив лишь штаны до колен, и бросили на арену в качестве добычи для диких зверей. Против него выпустили медведя, и когда медведь напал на него, он громко закричал, побежал на медведя, ударил его кулаком в лоб и убил его на месте. Тогда они выпустили против него быка. Но он ухватился за бычьи рога… громко закричал… и когда бык устал от борьбы, он свернул ему шею и сломал оба рога на голове. Теряя силы, бык отступил и бросился наутек. Но он побежал за ним, схватил за хвост и одно из копыт. Он вырвал копыто, и оно осталось в его руке. Бык убежал от него без копыта. В третий раз против него выпустили льва. И когда лев напал на него, он, с Божией помощью, схватил льва за ухо и взобрался на него. Затем, схватив льва за горло, он задушил и лишил его жизни. Огромная толпа [зрителей] взревела и стала просить царя о милости. Устав от борьбы, он уселся на мертвого льва, чтобы немного отдохнуть. Тогда царица пала к ногам царя и умоляла помиловать его, ведь прежде этот человек был дорог царю и его жене, и они называли его своим приемным сыном. Царь был поражен его силой и выносливостью. Внимая мольбам своей жены и придворных, он даровал ему милость» (Sebeos. Hist. XX. Пер. авт.).

Однако такого рода эксцессы были все-таки редкостью. Поэтому вернемся на Ипподром. Видимо, в правление Юстина I (преемника Анастасия, запретившего бои со зверями), который, как показано выше, относился к запросам цирковых партий с пониманием, была придумана новая забава, не смертельная для животного и человека. Ключевое различие между боями с животными в Риме Старом и Риме Новом заключается в следующем: если в Риме боец – это экипированный воин, целью которого является победа над животным, то в Византии – это скорее акробат, ловкач, который с помощью своих умений и особых инженерных устройств имеет целью не попасться в лапы животного и повеселить публику.

Изображения на диптихах позволяют понять, как спортсмен избегал смертельного контакта с животным. Во-первых, двери по бокам арены были всегда открыты, дабы дать акробату возможность быстрого побега при крайней необходимости. Обычно использовалась также высокая узкая платформа, состоящая из двух опор и двух перекладин, на которые могли карабкаться люди. Как правило, в представлении участвовало два человека. Один из них мог быть защищен щитом или импровизированным подвижным барьером, а у второго был шест, именуемый контоболом (Jennison 1937: 180), с помощью которого спортсмен совершал прыжки над животным. По очереди отвлекая зверя на себя, бойцы старались избежать излишне близкого контакта с хищником и в то же время сделать зрелище увлекательным.

Существовали и иные способы раздразнить зверя. Два человека могли сидеть в больших корзинах наверху вышеупомянутого помоста.

В руках у них был трос, которым они регулировали высоту корзины. Таким образом, они поочередно опускали корзины на арену, а затем, когда зверь подходил близко, резко поднимали ее. В завершение представления спортсмены могли устроить гонки с животным, стремясь добраться до выхода раньше него, а персонал цирка был наготове, сразу же закрывая ворота за смельчаком (Schrodt 1981: 51).

Еще один диптих демонстрирует, пожалуй, самое необычное устройство для боев с животными. Это была яйцевидная конструкция, в которую целиком залезал человек. В ней имелись отверстия, через которые спортсмен мог просунуть руку, чтобы дразнить животное. Такая конструкция называлась «канистерий». Животное начинало катать канистерий по всей арене, что вызывало смех у публики. Как указывает Дж. Дженнисон, смех становился еще громче, когда человек в сфере начинал катить ее обратно на животное, что вызывало у зверя страх и растерянность (Jennison 1937: 180). Это устройство все же полностью не защищало человека внутри «яйца» от ранений, однако вероятность смертельного исхода была невелика.

На диптихе 517 г. мы видим людей, которые сражаются с животными с помощью решетчатых барьеров, кнутов и веревок. И, несмотря на все эти меры предосторожности, на диптихе видно, что один из участников представления был сильно укушен животным за ногу, из чего следует, что этот спорт оставался занятием для настоящих смельчаков. Интересен диптих 507 г., на котором изображены четыре воина с копьями, в шлемах и наплечниках, которые в «классическом» римском стиле убивают диких животных, стоя, однако, близко к выходу, на случай, если что-то пойдет не так. Мы можем лишь предполагать, является ли это изображение демонстрацией того, что действительно временами происходило на Ипподроме (и если да, то насколько часто), либо же это просто изображение прежних игр, какими они запомнились многим поколениям зрителей (Schrodt 1981: 51–52).

Как свидетельствуют источники, животные веками оставались одним из важнейших способов развлечь публику на Ипподроме. Историк рубежа VII–VIII вв. Феофан Исповедник упоминает, что в 551 г. (по хронологии автора – в первый год патриаршества св. Аполлинария Александрийского) «в октябре во время конских ристаний посол индийский пришел в Константинополь со слоном, которого и ввел на Ипподром» (Феофан Византиец 1884: 174). Видимо, слоны были столь большой редкостью, что сам их показ привлекал публику.

Традиция демонстрировать на Игрище экзотических животных и даже стравливать их между собой сохранялась до самого конца активной эксплуатации Ипподрома. Побывавший в Новом Риме в середине XII в. раввин из Испании Вениамин Тудельский свидетельствовал: «В городе есть место царского увеселения, вблизи стен дворца, называемое Ипподромом, где ежегодно, в день рождества Иисуса Назарянина, царь устраивает большое зрелище; там, в присутствии царя и царицы, представляются, посредством магии, изображения всех живущих на земле племен и народов. Туда же выпускают на травлю зверей, как то: львов, медведей, леопардов и диких ослов, также и различных птиц. Подобного увеселительного зрелища нет во всем мире» (Книга странствий… 2004: 88–89). Как свидетельствует Никита Хониат, в конце XII в. для развлечения публики использовались не только вышеупомянутые животные, но также зайцы и охотничьи собаки (Nic. Choniat. Hist. I.369).

Для потехи публики использовались собаки не только охотничьи, но и выдрессированные специально для увеселения зрителей. Например, во времена Юстиниана I всеобщей любимицей была собака, которая, несмотря на неказистый вид, отличалась завидным для животного умом. Вот что пишет о ней Иоанн Малала: «В то же время пришел из Италии какой-то бродячий артист. Он обходил деревни вместе с желтой собакой, которая по приказанию своего хозяина делала всякие удивительные вещи. Когда ее хозяин стал на площади, а вокруг собралась толпа, чтобы посмотреть представление, он незаметно от собаки взял у присутствующих по кольцу, положил их [кольца] на землю и засыпал. [Затем] он приказал собаке взять и отдать каждому его [кольцо]. Собака, отыскав его, относила в пасти каждому свое. Эта же собака из большой груды монет различных императоров выбирала монету определенного императора по его имени и возвращала ее. В стоящей вокруг толпе мужчин и женщин собака, когда ее спрашивали, указывала женщин, ожидающих детей, сводников, развратников, скупых и великодушных. И все оказывалось верным. Поэтому многие говорили, что у нее душа Пифона» (Malalas. Chron. XVIII.51).

* * *

Таким образом, дух и практика античного агона продолжали жить в ромеях на протяжении многих веков. В их конкретных проявлениях мы можем разглядеть и традиции древнегреческого олимпизма, и древнеримскую соревновательную практику. Ни внешним врагам, ни Церкви не удавалось уничтожить страсть византийцев к конным ристаниям, акробатике, борьбе и другим традиционным для античного мира видам спорта. Лишь после того как пришедшие с Запада крестоносцы уничтожили (пусть и не навсегда) саму Ромейскую империю, что было воспринято ее населением как грандиозная и непоправимая катастрофа, ромеям стало не до агонов: все их мысли и поступки были направлены на то, чтобы возродить утраченное Отечество.

БИБЛИОГРАФИЯ

Анна Комнина. Алексиада. СПб., 1996.

Брабич В. М., Плетнева Г. С. Цирк в Византии [Электронный ресурс] // Советский цирк. 1960. № 5. Режим доступа: http://www.ruscircus.ru/arhiv-press/ vizanty956

Византийский словарь. Т. 1. СПб., 2011.

Гвоздева Т. Б., Зверев Я. И. Хронология Олимпийских игр (античных и современных) // Олимпийские игры: история и современность. Сборник статей участников ежегодной межвузовской научной конференции «Восток и Запад: приоритеты эпох». М., 2012. С. 228–271.

Диль Ш. Юстиниан и византийская цивилизация в VI веке. СПб., 1908.

Дьяконов А. П. Византийские димы и факции (τα μέρη) в V–VII вв. // Византийский сборник. М.-Л., 1945. С. 144–227.

Иванов С. А. В поисках Константинополя. М., 2011.

Иоанн Киннам. Краткое обозрение царствования Иоанна и Мануила Комнинов. СПб., 1859.

Иоанн Малала. Хронография. Книги XIII–XVIII. Белгород, 2014.

Книга странствий раби Вениамина // Три еврейских путешественника. М.-Иерусалим, 2004. С. 57–256.

Книга Хожений. М., 1984.

Лев Диакон. История. М., 1988.

Левченко М. В. Венеты и прасины в Византии V–VII вв. // Византийский временник. Т. 1. 1947. С. 164–183.

Летопись византийца Феофана от Диоклетиана до царей Михаила и сына его Феофилакта. М., 1884.

Михаил Пселл. Хронография. М., 1978.

Никита Хониат. История [Электронный ресурс] // Сайт Исторического факультета МГУ. Режим доступа: http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/Xoniat/

Пигулевская Н. В. К вопросу о борьбе демов в ранней Византии (критический обзор) // Византийский временник. Т. 5. 1952. С. 216–222.

Продолжатель Феофана. Жизнеописания византийских царей. М., 1992.

Прокопий Кесарийский. Война с персами. Война с вандалами. Тайная история. М., 1993.

Прокопий Кесарийский. Война с готами. О постройках. Ч. 1–2. М., 1996.

Ричардсон Л. Новый топографический словарь Древнего Рима [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://ancientrome.ru/dictio/article. htm?a=504255581

Робер де Клари. Завоевание Константинополя. М., 1986.

Руа Ж. Ж., Мишо Ж. Ф. История рыцарства. М., 2007.

Советы и рассказы Кекавмена. Сочинение византийского полководца XI века. М., 1972.

Успенский Ф. И. Партии цирка и димы в Константинополе // Византийский временник. Т. 1. 1894. С. 1–16.

Феодорит, епископ Кирский. Церковная история. М., 1993.

Хапаев В. В. Физическое воспитание в Византийской империи IXXII вв. // Традиции античного олимпизма в мировой культуре: от древности до наших дней / под ред. Т. Б. Гвоздевой. М., 2015. С. 149–164.

Чекалова А. А. К вопросу о димах в ранней Византии // Византийские очерки: труды советских ученых к ХVІ Международному конгрессу византинистов. М., 1982. С. 37–53.

Чекалова А. А., Поляковская М. А. Византия: быт и нравы. Свердловск, 1989.

Bennett D. Chariot Racing in the Ancient World // History Today. 1997. № 47(12). Р. 47–48.

Cameron A. Porphyrius the Charioteer. Oxford, 1973.

Cameron A. Circus factions: Blues and Greens at Rome and Byzantium. Oxford, 1976.

Cassiodorus. Variae. Liverpool – Glasgow, 2006.

Carr Т., Sheppard К., Welch А. Sport During the Byzantine Era // Byzantium as a Context for Social Sciences Research. 2010.

Corpus Historiae Byzantinae. Francofurti ad Moenum, 1557.

Dagron G. L’hippodrome de Constantinople. Paris, 2011.

Dalton O. M. Byzantine Art and Archaeology. London, 1911. Р. 196–197.

Georgius Cedrenus. Ioannis Scylitzae operę. T. 1. Bonnae, 1838.

Guilland R. The Hippodrome at Byzantium // Speculum. 1948. № 23(4). P. 676–682.

Guilland R. Études sur l’hippodrome de Byzance. Les spectacles de l’hippodrome // Byzantinoslavica. 1967. T. 28. P. 262–277.

Humphrey J. Roman circuses: arenas for chariot racing. Berkeley; Los Angeles, 1986.

Ioannes Malalae. Chronographia. Bonnae, 1831.

Jennison G. Animals for Show and Pleasure in Ancient Rome. Manchester, 1937.

Κουκουλές Φ. Βυζαντινών βίος και πολιτισμός. T. Α. Αθήνα, 1948.

Manojlovic G. Le peuple du Constantinople de 400 à 800 après J. C. // Byzantion. 1936. Vol. XI, livr. 2. P. 617–716.

Patrologia Graeca. T. XLVIII. S. Ioannes Chrysostomus. Paris, 1862.

Patrologia Graeca. T. LVIII. S. Ioannes Chrysostomus. Paris, 1862.

[Pseudo Codinos]. Scriptores originum Constantinopolitanarum. Lipsiae, 1911.

Rambaud A. De Byzantino hippodrome et circensibus factionibus. Paris, 1870.

Sánchez J. A. J. Símbolos del poder en el hipódromo de Constantinopla // POLIS. Revista de ideas y fonnas políticas de la Antigüedad Clásica. 2004. № 16. Р. 109–132.

Schrodt B. Sports in the Byzantine Empire // JSH. 1981. Vol. 8. № 3. Р. 40–59.

[Sebeos]. The Armenian History attributed to Sebeos. Liverpool, 1999.

The Oxford Dictionary of Byzantium. New York; Oxford, 1991.

Vogt A. L’hippodrome de Constantinople // Byzantion. 1935. T. 10. P. 482–488.

Раздел II
Олимпионики

Е. И. Соломатина
Бывший олимпионик против будущего тирана

Аннотация: В статье рассматривается ключевой эпизод начального этапа Сигейской войны – единоборство двух полководцев – афинянина Фринона и митиленца Питтака. Особое внимание уделено тем аспектам этого поединка, информация о которых в имеющихся источниках противоречива и порождает различные толкования.

Ключевые слова: Сигей, Афины, Митилена, Питтак, Фринон.

История соперничества Митилены и Афин за Сигей упоминается многими древними авторами: Геродотом, Страбоном, Диогеном Лаэртским, Плутархом, Полиэном и др. Самое раннее аутентичное сообщение об афино-митиленском конфликте принадлежит Алкею. В одном из стихотворений (fr. 428 LP), приведенном Страбоном (Strabo. XIII.1.38) и упомянутом Геродотом (Hdt. V.95), Алкей говорит о своем, вероятно, первом, опыте в военной кампании против Афин, который оказался неудачным. Следующий по времени источник, содержащий сведения о Сигейской войне – Геродот (Hdt. V.94–95). Однако его обстоятельный рассказ разительным образом отличается от других сообщений более поздних авторов (Diog. Laert. I.74; Plut. De Herodoti Malign. 15 = Mor. 858a – b; Polyaen. I.25; Festus. s.v. retiario; Suid. s.v. Πιττακός), за исключением Страбона (Strabo. XIII.1.38). Перечисленные авторы сводят описание Сигейской войны к одному ее эпизоду, хотя и весьма значительному и памятному – единоборству предводителя афинян Фринона и командующего митиленянами Питтака. Геродот не упоминает предводителей враждебных сторон и ничего не сообщает об их поединке, за что его порицает Плутарх (Plut. De Herodoti Malign. 15 = Mor. 858a-b). Особняком стоит рассказ Страбона, который во многом схож с рассказом Геродота, кроме одного существенного пункта – Страбон сообщает о единоборстве двух предводителей: «Позднее, когда Фринон вызвал его на единоборство, Питтак, взяв рыбацкую сеть, напал на противника; он накинул на него сеть и убил, заколов трезубцем и кинжалом» (loc. cit. Пер. Г. А. Стратановского). Однако на это важное, на наш взгляд, отличие не все исследователи обращают должное внимание[47]47
  Cм., например: Суриков 2010: 31; Суриков 2013: 21.


[Закрыть]; между тем отсутствие у Геродота упоминания о единоборстве предводителей послужило в какой-то момент причиной оценки этого поединка как позднейшей выдумки[48]48
  См. об этом подробнее: Brouwers 1929: 8.


[Закрыть]. Прочитанное же имя Фринона в одном из папирусных фрагментов стихотворений Алкея (POxy. 2295 fr. 28 = fr. 167 LP) убедило исследователей в достоверности сообщений поздних авторов о поединке и подкрепило предположение о том, что и для них первоисточником информации по единоборству Питтака с Фриноном была поэзия Алкея (Page 1955: 153, 159).

Поединок Питтака с Фриноном порой сравнивают с поединками гомеровских героев (Stahl 1987: 217; Суриков 2010: 34; Суриков 2015: 192 прим. 25) и рассматривают как ритуализованное воспроизведение древней мифологической модели поединка двух царей, когда сталкивались между собой две харизмы и божественный суд избирал победителя. Согласно этой модели, цари были мистическим воплощением своих народов и единоборство царей решало судьбу их подданных (Туманс 2002: 199). Обращение к гомеровской практике единоборства в решении спорных вопросов между некоторыми государствами просуществовало вплоть до V в. до н. э. (Jeffery 1976: 239). Несмотря на победу Питтака, единоборство двух предводителей не решило однозначно начальный этап войны в пользу митиленян. Чуть позднее Периандр Коринфский, выбранный обеими сторонами посредником в конфликте[49]49
  О причинах выбора посредником Периандра см.: Ковалев 2003: 54–56. Критику, не во всем обоснованную, выдвигаемых П. В. Ковалевым причин см. в: Суриков 2010: 34, прим. 40.


[Закрыть], положил ему конец, оставив Сигей афинянам (Hdt. V.95; Strabo. XIII.1.38; Diog. Laert. I.74).

Упоминания об этом поединке сохранились у многих древних авторов, но их сведения расходятся по многим пунктам, начиная с самой даты единоборства. Так, византийский лексикон X в. (Suid. s.v. Πιττακός) датирует это событие 42-й Олимпиадой (612/611–609/608 гг. до н. э.), а Евсевий – вторым годом 43-й Олимпиады, т. е. 607/606 г. до н. э. (Euseb. Vers. arm., p. 186 [Karst]; vers. Hieronym. p. 98 [Helm])[50]50
  См. подробнее о предпочтительности этой даты: Mosshammer 1979: 249, 252.


[Закрыть].

Информация источников различается и по вопросу о виде соревнования, в котором Фринон одержал победу на Олимпийских играх. Согласно Евсевию (Euseb. Chronic. II, p. 119 [Schone]), Фринон победил на 36-ой Олимпиаде (636 г. до н. э.) в беге на стадий. Однако, как отмечалось исследователями, в дошедших до нас без лакун списках победителей в беге на стадий победителем в этом виде соревнований значится Аритамант из Лаконии, согласно сообщению Антигона Каристского[51]51
  См. об этом: Page 1955: 157, n. 2 с литературой.


[Закрыть]. Диоген Лаэртский называет Фринона победителем в панкратии (Diog. Laert. I.74). Данные именно Диогена Лаэртского воспринимаются как заслуживающие доверия и приводятся в литературе (Page 1955: 157, n. 2; Moretti 1957: 66; Суриков 2010: 31; Суриков 2015: 191; etc.), ведь от списка победителей в этом виде соревнований с момента его включения в 648 г. до н. э. в Олимпийские игры и до 492 г. до н. э. дошло всего четыре или пять имен, так что шансов у Фринона попасть в несохранившийся список гораздо больше (Page 1955: 157, n. 2).

Сведения источников расходятся и по поводу полученной Питтаком награды от митиленян за победу над Фриноном. Большинство древних авторов полагают, что Питтак получил от митиленян большой земельный участок (Plut. De Herodoti Malign. 15 = Mor. 858a-b; Diod. IX. 12; Diog. Laert. I.75, C. Nepos. Thrasyb. IV). Диоген Лаэртский же считает, что митиленяне также вручили Питтаку и власть (Diog. Laert. I.75) под впечатлением одержанной им победы над Фриноном. Сообщает о вручении тиранической власти Питтаку и Валерий Максим, правда, во время Сигейской войны (Valer. Max. VI.5, ext. I). Однако сторонники традиционной реконструкции политических событий в Митилене[52]52
  См., например: Page 1955: 149–243; Osborne 1996: 189–197; Борухович 1979: 30–35, 40–42.


[Закрыть] в вопросе о причинах вручения высшей, т. е. тиранической власти Питтаку отдают предпочтение свидетельству Аристотеля (Arist. Pol. III.9.5, p. 1285a): «…граждане Митилены некогда избрали эсимнетом Питтака от изгнанников» (пер. С. А. Жебелева) и относят это событие к более позднему времени. Что же касается текста Валерия Максима, то обычно полагают, что автор спутал Сигейскую войну и эсимнетию: на самом деле, митиленяне во время сигейской экспедиции вручили Питтаку не тираническую власть, а imperium в техническом смысле этого слова (Brouwers 1929: 7). Тем не менее, в свете появившейся новой реконструкции политических событий в Митилене в архаический период, согласно которой было не три (Меланхр – Мирсил – Питтак), как в традиционной реконструкции, а два единоличных правителя (Меланхр – Питтак) (Dale 2011: 21–22), информация Диогена Лаэртского и Валерия Максима не выглядит столь уже неправдоподобной, которую стоило бы так легко отбросить.

Из-за отсутствия сведений в источниках у современных исследователей нет единого мнения по вопросам о целях и характере экспедиции Фринона в Сигей. Так, одни полагали, что ее целью было получить контроль над проходом через пролив (Berve 1937: 33). Другие по разным причинам категорически возражали против такого предположения. Одни считали, что географическое положение Сигея исключало такую возможность: Сигей расположен на Эгейском побережье, а не на Геллеспонте (Page 1955: 158 n. 2; Stahl 1987: 213; Welwei 1992: 148; Rose 2008: 418); другие настаивали на том, что у Афин в конце VII в. до н. э. не было достаточно сил, чтобы отвоевать расположенный рядом Саламин, не говоря уже о том, чтобы контролировать проливы (Graham 1964: 32–33; Суриков 2010: 35). Однако позднее было признано важное стратегическое значение Сигея (Jeffery 1976: 236; Суриков 2010: 29). Высказывалось мнение, согласно которому целью экспедиции Фринона было наделение землей безземельных и малоземельных переселенцев-афинян, возможно, гектеморов, поскольку в конце VII в. до н. э. Аттика переживала глубокий экономический кризис (Frost 1984: 288). Но и это мнение не получило поддержки, т. к. Сигейская область считалась неблагоприятной для аграрного производства (Page 1955: 158–159, n. 2). Тогда в качестве причины афинской экспансии в Троаде были названы торговые интересы Афин (Stahl 1987: 215; Welwei 1992: 148). Последняя точка зрения была расценена как вполне логичная, но все же отражающая скорее особенности современного мышления, склонного все объяснять экономическими причинами. Ведь, как известно, в Афинах того времени слой «новых людей» был не настолько силен, чтобы организовать такую экспедицию, да и сами Афины в экономическом отношении значительно отставали от ведущих центров Греции (Туманс 2002: 200). Предположение Г. Берве о том, что за Фриноном последовало не афинское войско, а группа колонистов-добровольцев в поисках нового жилья (Berve 1937: 28ff), несмотря на критику Д. Пейджа (Page 1955: 158, n. 2), получило поддержку и дальнейшее развитие (Frost 1984: 288). Учитывая незначительное число людей, участвовавших в экспедиции, исследователи не сочли возможным говорить о какой-либо политической акции Афин с конкретными экономическими целями. Более того, экспедиция Фринона стала расцениваться не как полисное предприятие, а как частная аристократическая инициатива ее главы (Graham 1964: 33; Stahl 1987: 215; Welwei 1992: 147–149; Туманс 2002: 200; Суриков 2010: 33; Суриков 2015: 191). В развитие идеи о целях экспедиции Фринона было высказано предположение, хотя и с оговорками, что Фринон, обосновавшись на обоих берегах Геллеспонта, намеревался заниматься грабежом проходящих судов (Суриков 2010: 36).

Как можно заметить, все рассмотренные выше причины афинской экспедиции в Сигей, вокруг которых велись дискуссии, охватывали социально-экономическую сферу, но только этой областью поиски мотивации не ограничились. Внимание исследователей было обращено и на политическую и идеологическую стороны мотивировки этого события. Рассмотрим политическую составляющую мотивировки. Фринон, будучи олимпийским победителем, считался лучшим среди афинян, харизматическим лидером и мог представлять опасность для Афинского государства, претендуя на высшую власть в полисе, как совсем недавно Килон. О политических амбициях олимпиоников и их стремлении установить единоличную власть хорошо известно[53]53
  См. об этом: Зельин 1962: 21–29; Туманс 2002: 201; Суриков 2010: 33–34.


[Закрыть]. И хотя в источниках не сохранилось сведений о конкретных событиях внутриполитической борьбы с участием Фринона в интересующий нас период, однако общая характеристика этого времени античными авторами (Arist. Ath. Pol. 5.1–2; Plut. Sol. 12–13) выглядит вполне однозначно – это было время острой борьбы в среде аристократов. Урок «Килоновой смуты» был усвоен власть имущими, которые нашли удачный выход из сложившейся ситуации. Фринон возглавил колонизационную экспедицию и как ойкист получил символическую царскую власть и «героические» почести, но за пределами родины, в Афинах же сохранился прежний порядок (Туманс 2002, 201–203; Суриков 2010: 34). Интерес представляет осторожно высказанное И. Е. Суриковым предположение о том, что Фринон не по своей воле отправился в сигейскую экспедицию, а, возможно, был изгнан остракизмом (Суриков 2006: 193–194; Суриков 2010: 33, прим. 38). Уместно будет привести и противоположную точку зрения, согласно которой Фринон – не политический изгнанник из Афин, а, напротив, лояльный гражданин, способствовавший изоляции Митилены и Мегар (Ковалев 2000: 113–120; Ковалев 2002: 224)[54]54
  Аргументация автора, на наш взгляд, не всегда убедительна.


[Закрыть].

И хотя поединок между Фриноном и Питтаком закончился не в пользу афинян, тем не менее, позднее спорный город был присужден Периандром афинянам. С начала VI в. до н. э. в Сигее фиксируется присутствие носителей аттического диалекта, т. е. афинян, подтверждением чего считается одна из ранних надписей, найденных в Сигее, на надгробной стеле Фанодика, датируемая 575–550 гг. до н. э. (Jeffery 1961: 366–367; pl. 71, Nos. 43–44). Вероятно, авторитет и могущество Периандра служили гарантией соблюдения обеими сторонами принятого им решения, но после падения тирании в Коринфе Сигей вновь оказался в распоряжении митиленян. Как известно из «Истории» Геродота (Hdt. V.94), война за Сигей продолжалась с переменным успехом вплоть до времени правления Писистрата и его сыновей. Афиняне окончательно овладели Сигеем ок. 530 г. до н. э. (Graham 1964: 32).

Что же касается идеологии и ее роли в мотивировке выбора именно Сигея для выведения колонии, то обычно речь идет о попытках Афин присоединить то наследие, к которому они имели сомнительное отношение. Во второй половине VII в. до н. э. становится особенно заметным создание знаковых мифов, пропагандирующих троянские связи (Rose 2008: 418). Сигей был расположен в непосредственной близости от Трои, стена вокруг него была возведена из камней, взятых из руин Илиона (Strabo. XIII.1.38), а поблизости от Сигея располагались не только Корабельная Стоянка и Ахейский лагерь (ibid. 36), но и курганы, определяемые как места погребения гомеровских героев – Ахилла и Патрокла (Dict. Cret. IV.15; Strabo. XIII.1.32). Вывод колонии в Сигей позволял Афинам более, чем какому-либо другому полису осуществлять через своих колонистов контроль над Троей и ее легендарными связями. Афины также сыграли значительную роль в складывании гомеровского эпоса, именно в Афинах при Солоне и Писистрате была осуществлена запись канонического текста обеих поэм. Вероятно, и Фринон как человек своего времени, к тому же аристократ, был одержим стремлением подражать эпическим героям и отправился в Троаду, помимо прочих причин, привлеченный «святостью места» (Суриков 2010: 37).

В связи с Сигейской войной и единоборством предводителей соперничающих сторон интересно отметить такой факт. Исследователи уделяют значительное внимание вопросам о характере экспедиции Фринона и ее причинах, оставляя схожие вопросы, относящиеся к экспедиции Питтака, практически без внимания[55]55
  О торговых интересах Митилены в районе Геллеспонта см.: Jeffery 1976: 239. Пер. М. Л. Гаспарова Питтак, поучаствовав в свержении одного правителя, продолжал борьбу за единоличную власть, но в какой-то момент оказался за пределами Митилены – в Сигее вместе со своими сторонниками. Этот временный таймаут стал для Питтака своего рода трамплином для достижения высшей власти в Митилене. Питтаку сопутствовала удача:


[Закрыть]. Хотя и в данном случае можно предположить наличие не только торгово-экономических, но и политических причин. Как известно, Питтак вместе с гетерией Алкея и его братьев принимал активное участие в политической борьбе и убийстве первого единоличного правителя Митилены Меланхра (Diog. Laert. I.74; Suid. s.v. Πιττακός). И в период борьбы за Сигей против афинян Питтак и Алкей по-прежнему принадлежали к одному лагерю (Page 1955: 154). Можно предположить, что столь политически активная группировка Питтака и гетерии Алкея представляла реальную угрозу стабильности существования Митилены и была вынуждена удалиться из города под предлогом защиты интересов родного полиса. Наше предположение подкрепляется и характеристикой общей ситуации в Митилене того времени, данной Страбоном (Strabo. XIII.2.3), Диогеном Лаэртским (Diog. Laert. I.74) и самим участником событий Алкеем в его «Песнях мятежа». Вкратце можно повторить, что это было время ожесточенной борьбы между соперничавшими аристократическими группировками за власть в полисе, в ходе которой противники не гнушались никакими средствами, чтобы разделаться со своими политическими оппонентами, использовались заговоры с целью убийства и принудительное изгнание (в разных формах).