Текст книги "Кавказ. Выпуск XXIV. Легенды и предания"

Кабардинские легенды[36]36
  Печатается по изданиям:
  Баранов Е. Кабардинские легенды. Пятигорск: Пятигорское эхо. Типография К. К. Кибардина, 1911.
  Фольклор адыгов в записях и публикациях XIX – начала XX века. Нальчик, 1979.


[Закрыть]

С многочисленными народностями, населяющими Северный Кавказ, мы знакомы так мало, что не много людей, постоянно живущих в крае, которые могли бы только перечислить эти народности, а о знании их быта, нравов, мировоззрения, истории, особенно словесной литературы и говорить нечего. Правда, кое-что из легенд, сказок, песен и прочих различных кавказских народностей было переведено и напечатано в издаваемом Кавказским учебным округом «Сборнике описаний местностей и народов Кавказа» и в «Терском сборнике», издаваемом Терским статистическим комитетом. Но оба издания малодоступны для широкой публики, притом же в них можно найти только сырой материал, то есть почти дословные переводы, для чтения которых требуется известный навык.

Поэтому нельзя не приветствовать недавно вышедший в свет сборник Евгения Баранова под заглавием «Кабардинские легенды». Собранные здесь легенды даны в литературной обработке, следовательно, в удобочитаемом виде. Конечно, литературная обработка произведений народного творчества дело рискованное: при такой обработке меняется не только форма, но нередко страдает и внутреннее содержание, так как народное мировоззрение уступает мировоззрению автора, но в данном случае этого опасаться нечего: Е. З. Баранов родился и вырос в Кабарде, следовательно, дух кабардинского народа должен быть ему хорошо знаком, и можно быть уверенным, что он ограничился художественной обработкой сюжета, оставив неприкосновенной его сущность.

Изданная г-ном Барановым книга невелика и заключает в себе только четырнадцать легенд, так что трудно ожидать, чтобы в них можно было найти все стороны кабардинского миросозерцания, все их воззрения на жизнь и ее проявления, но все же и в этих легендах мы находим нечто такое, что выгодно отличает кабардинца от его соседей.

…В заключение позволю себе остановиться на самой передаче Е. З. Барановым кабардинских легенд. Сами легенды мне неизвестны не только в подлиннике, но и в дословном переводе, так что я лишен возможности высказаться, насколько эти легенды в передаче Е. З. близки к своему первоисточнику, но как уже было упомянуто, он очень хорошо знает кабардинский народ, любит его и потому трудно допустить, чтобы он решился пожертвовать народной идеей. Что касается языка, то он, как это и нужно для этого рода творчества, отличается простотой, ясностью и силой, местами доходя прямо до библейской простоты, которая так обаятельно действует на людей.

Решетин Николай. Кабардинцы в своих легендах. Терские ведомости. Владикавказ, 1911. № 112.

Араби-Хан

Это было очень давно.

Однажды к царю Грузии (имя его неизвестно) явился выходец из Аравии, по имени Араби-Хан, и просил у него разрешения поселиться с двадцатью семействами своего народа в Грузии.

Царь не только изъявил на эту просьбу согласие, но и взял Араби-Хана и горсть его народа под свое покровительство.

Аравийские выходцы, отличаясь неустрашимостью, с ведома своего покровителя, делали внезапные набеги на селения соседних народов: селения жгли, жителей грабили и убивали. В этих набегах стали принимать участие и грузины, и всегда домой возвращались с богатой добычей.

Особенно страдали от набегов ногайцы, жившие по среднему течению реки Баксан.

Ногайцы, не решаясь идти войной против Араби-Хана, так как знали, что за того заступится его покровитель – грузинский царь, имевший громадное, хорошо вооруженное и обученное войско, обратились к своим дальним соседям – русским. Ногайские послы явились к семи русским богатырям, пользовавшимся среди своего народа большим почетом и уважением (имена их неизвестны), просили их оградить ногайский народ от набегов Араби-Хана.

Богатыри решили, что воевать русским с грузинами из-за ногайцев нет расчета, но, желая оказать помощь ногайцам, выбрали из своего народа 12 наиболее уважаемых человек и с богатыми подарками послали к грузинскому царю просить или истребить Араби-Хана вместе с его народом, или же изгнать его из пределов Грузии.

Приехали послы в Грузию. Царь, приняв от них подарки и выслушав их просьбу, приказал отвести им при своем дворце лучшее помещение, кормить, поить их, а относительно просьбы обещал подумать.

Шесть лет прожили послы при дворе царя, а ответа на свою просьбу все еще не получали. Затосковали они по своей родине, не решаясь лично напомнить царю о его обещании, обратились с просьбой повлиять на него к его жене. Та пришла к царю и спросила, почему он в течение шести лет держит у себя послов и не дает ответа на их просьбу. Царь ответил, что просьба послов поставила его в очень затруднительное положение, с одной стороны, ему не хотелось бы огорчать отказом удовлетворить эту просьбу русских богатырей, а с другой – удовлетворить ее он положительно не находит возможным, так как Араби-Хан – его гость, а последний, уже в силу народного обычая, – священная особа.

– Ты сама придумай ответ послам, а я не могу, – сказал царь жене. Царица, не долго думая, отпустила послов домой, одарила их богатыми подарками, а семи богатырям послала 7 роскошно вышитых ковров и сказала, что на просьбу ногайцев царь через четыре года сам им ответит. Но не прошло и двух лет, как царь Грузии вместе с Араби-Ханом собрал огромное войско и вторгся во владения ногайцев.

Ногайцы приготовились к обороне. Битва произошла около реки Кишпек.

Ногайцы были разбиты и отодвинули свои владения ниже реки Кишпек. Царь Грузии поселил Араби-Хана и его народ в местности, ныне называемой Чижок-Кабак-Оргун (урочище Чегемского общества), и возвращаясь же обратно к себе в Грузию, он предупредил ногайцев, что если они вздумают обидеть когда-либо Араби-Хана, то будут иметь в нем непримиримого врага.

Прожив еще более 20 лет, Араби-Хан умер, оставив после себя единственного наследника – сына Кази.

Кази был женат два раза: от первой жены еще в Грузии родился сын Бесленей.

Когда Кази женился во второй раз после первой жены, Бесленей, не желая сносить грубое обращение с ним мачехи, бежал на Кубань, где и остался на жительстве.

От второй жены у Кази родились три сына: Хотахшуко, Мисост, Жанбот – и дочь Коншох.

Ногайцы в то время управлялись двумя своими князьями, родными братьями Бештереком и Эштереком и сохраняли с Кази мирные отношения.

Когда Коншох подросла, из девочки стала девушкой замечательной красоты, ее случайно увидели приближенные ногайских князей и решили, что одному из них она могла быть самой подходящей женой. Расспросив подробно о красоте Коншох, князья решили, что Бештереку, как старшему, необходимо жениться на ней. Выбрали князья из своего народа почетных стариков и послали их к Кази сватать Коншох.

Приехали старики ко двору Кази, слезли с лошадей. Кази, увидев их, пошел навстречу им, но едва они проговорили ему обычное приветствие, как он засвистал и крикнул:

– Бештерек! Эштерек! М-ма! М-ма! – На его зов прибежали две собаки. Поглаживая их, Кази сказал старикам: – Вот эту собаку зовут Бештерек, а эту Эштерек.

Старики, почувствовав себя жестоко оскорбленными, сели на лошадей, поехали со двора. Приехали они домой, рассказали князьям и всему народу, как оскорбил их Кази. Народ был возмущен и требовал смерти Кази. Князья выбрали несколько отважных человек и послали убить Кази.

Те выбрали время, когда сыновья Кази были в отсутствии из дома, сделали засаду. Утром рано Кази с кумганом в руке вышел из сакли во двор. Ногайцы кинулись к нему, отрубили ему голову, принесли ее своим князьям.

Стояла весна, у ногайцев в это время было в обычае играть в мяч, и князья заменили свой мяч головой Кази.

Приехали сыновья Кази домой, увидели обезглавленный труп отца, разузнали, кем и за что он убит. В первое время они хотели было собрать свои дружины, броситься на ногайцев, но потом поняли, что бороться с ними не под силу им. Тогда решили выкупить у ногайцев голову отца. Ногайские князья ответили, что только в обмен за Коншох они согласятся возвратить голову Кази.

Коншох, узнав об этом, воскликнула:

– Чтобы избавить голову отца от позора, я согласна быть не только женой Бештерека, но и его самой последней рабой.

Отдав Коншох в замужество за Бештерека и получив голову Кази, братья похоронили ее, поклялись отомстить ногайцам и терпеливо ждали подходящего для того случая. Этот случай представился только через семь лет.

В течение семи лет у ногайцев хлеб родился плохо, тогда как у Хотахшуко с братьями урожай был обильный. На седьмой год Бештерек однажды сказал Коншох:

– Что нам делать: хлеба у нас очень мало, народ голодает и скоро и нам самим нечего будет есть?

Коншох отвечала, что у ее братьев хлеба очень много и, если Бештерек отпустит ее к ним, то она сумеет добыть у них столько хлеба, что его будет достаточно для всего ногайского народа.

Бештерек согласился отпустить Коншох погостить к братьям и следом за ней послал много арб для доставки к нему хлеба. Братья обрадовались приезду сестры и немедля распорядились нагрузить арбы хлебом и отправить к ногайцам.

С Коншох же в качестве прислуги остались несколько ногайцев. В это время к братьям приехал гость с Кубани – владетельный князь по имени Тума-Туган. Однажды утром, выходя из кунацкой, он увидел Коншох и был сражен ее красотой. Узнал от братьев, что их сестра – жена Бештерека. Тума-Туган упрекнул их за то, что те выдали свою сестру в замужество одному из убийц их отца. Когда же братья объяснили ему, как это произошло, он сказал, что если Коншох согласится быть его женой, то он сумеет отомстить ногайцам за смерть Кази. Братья спросили сестру. Та отвечала, что ради отмщения за отца она на все согласна.

Тогда Тума-Туган предложил такой план мщения ногайцам: он поедет домой, а братья должны распространить в народе слух, что уезжают: один в Грузию, другой в Чечню и третий на Кубань, сами же с отборными воинами должны спрятаться в лесу. Тума-Туган в это время явится со своим войском за Коншох и якобы насильно увезет ее к себе домой. Спустя два дня братья, якобы возвратившиеся из своих поездок, обнаружат кражу своей сестры, о чем сообщат ногайским князьям, и будут просить у них помощи отомстить Тума-Тугану.

План удалось выполнить удачно. Как только ногайцы, оставшиеся при Коншох, увидели, что ее похитил Тума-Туган, поскакали к своим князьям, сообщили о происшедшем. Хотахшуко с братьями со своей стороны послали к ногайцам просить о мщении Тума-Тугану.

Бештерек и Эштерек поспешно собрали огромное войско, двинулись в погоню за Тума-Туганом, предупредив Хотахшуко и его братьев, чтобы те со своими дружинами шли соединиться с ними. Посланный от Тума-Тугана предупредил Хотахшуко, чтобы он со своими дружинами шел позади ногайского войска, а в разгар битвы должен разом ударить по нему, не давая никому пощады.

Битва ногайцев с войском Тума-Тугана произошла около реки Этока. Ногайцы были разбиты, причем в битве погибли их князья. Затем войска Тума-Тугана и Хотахшуко с братьями явились в ногайские аулы, разграбили и сожгли их; жители, способные носить оружие, были истреблены, остальные забраны в плен и обращены в рабство. С этого времени у Хотахшуко с братьями впервые появились рабы.

Шужей и Атажук

Произошло это около ста лет спустя после того, как кабардинцы впервые поселились на территории нынешнего Нальчикского округа.

В то время старшими в роде кабардинских князей были два двоюродных брата: Шужей и Атажук. Жили они в верховьях реки Баксан, в нынешнем селении Наурузово, где и до сих пор сохранились остатки их четырех башен.

Шужей был громадного роста, обладал большой физической силой, а Атажук, наоборот, был невысок, но очень подвижен, увертлив и постоянно ездил на небольшой, но резвой лошадке. Однажды братья за что-то между собой поссорились и решили, поделив находящееся в их общем владении имущество, жить врозь. При разделке Шужей взял себе больше рабов, лошадей, рогатого скота и земель.

Атажук был обижен, а так как Шужей добровольно не хотел возвратить ему несправедливо присвоенную часть имущества, то он обратился на него с жалобой в народный суд, который решал все споры, недоразумения, тяжбы, возникавшие между кабардинцами.

Этот суд состоял из двух почетных, избранных всем народом, стариков. Обыкновенно жалобщик заявлял жалобу судьям; те назначали день разбора ее, о чем заранее оповещали жалобщика, ответчика и народ.

Разбор жалоб происходил всегда в одном месте – выше нынешнего селения Иналова, на равнине, окруженной курганами.

В день суда на это место собиралось много народа, который становился в огромный круг; посредине круга находились судьи, до окончания решения жалобы они не должны были входить в общение с народом.

Судьи вызывали в круг жалобщика и ответчика. Жалобщик громко, во всеуслышание, излагал жалобу и удалялся из круга. Ответчик также во всеуслышание давал свои объяснения на жалобу и оставлял круг.

Затем, смотря по обстоятельствам, допрашивались свидетели, на которых указывали тяжущиеся стороны. По окончании предварительного следствия по жалобе судьи приступали к разбору жалобы, который производился тоже во всеуслышание, причем ни народ, ни тяжущиеся стороны не имели права вмешиваться в судопроизводство и вообще делать судьям какие-либо замечания.

Решение суда объявлялось сторонам тут же, в присутствии народа. Если народ единогласно одобрял решение суда, стороны должны были безусловно подчиняться ему, если же он находил решение явно несправедливым и пристрастным, то немедленно лишал судей их обязанностей, а вместо них выбирал новых судей.

В назначенный день Атажук в присутствии почти всего кабардинского народа повторил свою жалобу.

Шужей в своем объяснении заявил, что жалоба Атажука несправедлива, ибо он домогается получить то, что ему не принадлежит.

Но в то же время сам Шужей сознавал, что он не прав по отношению к Атажуке, и был уверен, что, несмотря на его большое влияние на кабардинский народ, судьи все же решат дело в пользу Атажука. И, чтобы оказать на судей нравственное давление, он, по окончании своего объяснения на жалобу, вместе со своим оруженосцем взобрался на курган и стал на нем так, что судьи не могли не видеть его. И, действительно, судьи, посматривая на Шужея, начали уже колебаться в своем решении жалобы в пользу Атажука.

Атажук сразу понял замысел Шужея, разогнал свою лошадку и поскакал на курган.

Шужей, думая, что Атажук просто джигитует, посторонился, сошел со своего места, так что судьям стала видна только одна его голова. Атажук во второй раз погнал лошадку на курган, направляя ее на Шужея. Шужей еще ниже спустился с кургана. Атажук в третий раз направил лошадку на Шужея, но тот уже понял, для чего все это проделывает его соперник, и, когда лошадка того подскакала к нему, он быстро схватил из рук оруженосца длинное копье, проткнул им насквозь грудь лошади. Атажук при падении лошади успел выпрыгнуть из седла, и тут же дал себе клятву убить Шужея.

Судьи хорошо знали, что в споре двух князей правда на стороне Атажука, тем не менее не решались постановить свой приговор в пользу последнего, опасаясь мести со стороны Шужея; желая снять с себя всякую ответственность за тот или иной исход дела, они воспользовались только что происшедшим между Атажуком и Шужеем случаем и объявили им, что дело их очень сложно, запутано и решить его вполне беспристрастно судьям не представляется возможности, а потому они пришли к убеждению, что единственно справедливым решением его будет единоборство двух княжеских борцов: правда должна быть на стороне победителя.

Князья поехали домой, с тем чтобы к назначенному судьями сроку явиться на место суда со своими борцами.

У Шужея был громадного роста силач, а у Атажука силача не было, и он поехал искать его.

Однажды он увидел в лесу, что волы были не в состоянии втащить на крутой подъем тяжелое бревно. Подошел небольшого роста, но плотный человек, взял бревно на плечо и свободно втащил его на подъем.

Атажук узнал, что этот человек живет в лесу, в балагане, и втаскиванием бревен зарабатывал своему семейству пропитание, Атажук уговорил его побороться с силачом Шужея, за что обязался в течение целого года кормить его семейство.

Наступил день борьбы. Атажук был в отсутствии из дома и не успел прибыть к месту поединка силачей.

Боролись они без него.

Силач Атажука схватил своего противника, высоко приподнял, ударил его о землю и только хотел коленом придавить его грудь, как Шужей, хотя и не имел, по обычаю, права на это, вошел в огороженное место, где происходила борьба, схватил за плечи силача Атажука и, как бы отпихивая его от себя, вонзил ему между плеч сверху вниз, короткое копье, которое было спрятано у него в рукаве черкески.

Силач, почувствовав сильную боль, с такой силой толкнул от себя Шужея, что тот упал и покатился от него, как мяч. Затем силач пришел к жене Атажука, рассказал про коварство Шужея и умер.

Возвратившийся домой Атажук дал вторично клятву отомстить Шужею.

Но он понимал, что мщение ему удастся только в том случае, если он примирится с Шужеем, войдет к нему в доверие, усыпит его подозрительность.

Был у Шужея еще один враг – его второй двоюродный брат, живший выше нынешнего селения Наурузово. Явился к нему Атажук и вместе с ним придумал такой план своего мнимого примирения с Шужеем: второй двоюродный брат угонит у Атажука табун лошадей; Атажук поедет к Шужею, примирится с ним и будет просить у него помощи отобрать табун обратно; когда же Шужей примирится с Атажуком, последнему нетрудно будет выбрать удобный случай для убийства его.

Притворился Атажук сильно удрученным и обиженным потерей табуна лошадей, якобы отбитого у него его вторым двоюродным братом, поскакал жаловаться на него Шужею и, жалуясь, уверял последнего, что он позабыл все прошлое и искренне желает жить с ним в мире и согласии.

Шужей отвечал, что он готов помочь Атажуку отбить его табун, но только он сомневается в искренности его намерений, потому требует, чтобы Атажук назавтра вместе с ним ехал в Жулат и там поклялся бы в верности ему.

Узнала жена Шужея о его намерении ехать вместе с Атажуком в Жулат, стала отговаривать его от этой поездки, так как сердце ее предчувствует, что поездка кончится для Шужея очень несчастливо. Шужей в ответ рассмеялся и сказал, что ему ли бояться Атажука, но на всякий случай взял с собой в дорогу одного из верных своих слуг.

В Жулате Шужей и Атажук поклялись в верности один другому и поехали обратно домой.

Подъехали они к двум курганам, стоящим за нынешним селением Шалушинское, остановились дать отдохнуть лошадям.

В версте от этих курганов было расположено большое селение, принадлежавшее 12 братьям Куденетовым; мать их своей грудью вскормила Шужея и, по обычаю, считалась его молочной матерью, а ее сыновья – его молочными братьями.

Шужей предложил Атажуку заехать к своей молочной матери закусить и отдохнуть.

Атажук отвечал, что он не прочь бы это сделать, но ему жаль тревожить старуху, так как приезд его и Шужея заставит ее и ее сыновей ухаживать за гостями, что, несомненно, утомит ее, а будет лучше, если Шужей пошлет своего слугу в селение, и тот принесет им баранины и бузы, а тем временем можно будет лошадей пустить пастись, а самим немного заснуть.

Шужей согласился, послал слугу в селение; потом лег на курган, положив под голову снятое с лошади седло, и скоро заснул. Атажук тоже прилег недалеко от него на разостланной бурке, но не спал, карауля пасущихся лошадей.

Убедившись, что Шужей спит крепко, Атажук подумал, что теперь для него настал самый удобный момент привести в исполнение план своего мщения. Относительно же своей клятвы в Жулате он сказал себе, что, клянясь в верности Шужею, он в то же время думал о мщении ему, следовательно, клятва, данная им, недействительна.

Поднялся Атажук с бурки, подкрался к Шужею, выхватил шашку и глубоко разрубил ему лоб.

Почувствовав удар, Шужей вскочил на ноги и, обливаясь кровью, взмахнул шашкой вокруг себя, но Атажук успел избежать удара.

Упал на землю Шужей и, умирая, проклял Атажука за вероломство.

Положил Атажук Шужея так, как он лежал во время сна, уничтожил следы крови, и, улегшись на бурку, стал поджидать слугу Шужея.

Тот скоро подошел и сказал, что через некоторое время из селения будет принесена баранина и буза.

Вдруг Атажук вскочил на ноги, взмахнул шашкой над головой слуги.

– Шужея я сейчас убил и тебя убью, если ты останешься верен своему князю, – сказал он ему.

Слуга подумал, что остаться князю верным хорошо, но и жизнь ведь тоже хороша.

– Лучше заяц в руках, чем олень в лесу, – ответил он Атажуку. – Я буду твоим слугой и сделаю все, что ты прикажешь.

– Поклянись мне в том, – потребовал Атажук.

Слуга поклялся.

В стороне от курганов кабардинец пахал пашню, там же стояла его арба.

Атажук с помощью слуги отнес труп Шужея на пашню и слегка засыпал его землей; кабардинцу же о всем виденном приказал никому не говорить, в противном случае угрожал ему смертью.

Потом, поручив пахарю стеречь лошадей – свою, Шужея и слуги, – Атажук лег в арбу, накрылся буркой с головой, а слуге приказал запрячь в арбу быков и ехать в селение Куденетовых и сказать им и их матери, что Шужей в ссоре убил Атажука, труп которого и лежит в арбе.

Слуга так и сделал.

Когда Куденетовы и мать их узнали о смерти Атажука, весьма опечалились. Мать подошла к арбе и, повторяя:

– Бедный, бедный Атажук, – протянула руку к бурке, чтобы взглянуть на труп Атажука. В это время Атажук быстро вскочил из-под бурки, кинулся к матери, разорвал платье на ее груди, схватил в рот сосок одной из грудей…

Братья Куденетовы и их мать недоумевали: «К чему все это проделал Атажук?»

Тогда Атажук объяснил им, что он теперь молочный сын матери Куденетовых, а им – молочный брат, следовательно, по обычаю, избавляется мщения с их стороны за смерть Шужея, которого он убил; потом подробно рассказал, как и за что убил его. Братья Куденетовы решили, что хотя Атажук стал их молочным братом благодаря своей находчивости, но раз он сделался им, они в силу обычая лишены возможности отомстить ему за смерть Шужея.

Шужей был похоронен с княжскими почестями, а Атажук после него стал старшим в роде кабардинским князем.