Текст книги "Кавказ. Выпуск XVIII. Трагедия изгнания"

IV

Меня всегда занимал вопрос о том, из каких побуждений кавказские администраторы устраивали выселения кавказских горцев в Турцию? Официальный историк этих выселений г-н Берже объясняет дело так, что изгнание горцев было вызвано их постоянными разбоями, что усмирить их не было никакой возможности иначе, как или истребить совершенно, или выселить из гор на плоскость или в Турцию. Обращаясь, однако, к фактам, из которых некоторые сообщаются тем же официальным историком, мы находим, что не «гениальный план» заселения казаками занятых горцами местностей и изгнания последних из гор является следствием разбоев горцев, а наоборот, сами разбои явились следствием «гениального плана». Известно, например, что при изъявлении покорности чеченцами в 1857 году тогдашний главнокомандующий на Кавказе князь Барятинский издал прокламацию, в которой сказано, что земли, занятые чеченцами в момент принесения покорности, останутся вечным достоянием чеченского народа. Прокламацию эту чеченцы берегут и хранят как зеницу ока и к ней всегда апеллируют. Между тем, вопреки этой прокламации, значительная часть чеченской земли была отведена под поселение казачьих станиц, а также роздана кумыкским князьям и другим лицам. Все население чеченского округа, состоявшее из 81 360 душ, «стеснилось» (выражение г-на Берже) на пространстве 76 квадратных миль, и на каждую семью приходилось всего 5–10 десятин (расчет того же г-на Берже). Не говоря уже о нравственной обиде, которую должны были чувствовать чеченцы, оставленное им количество земли положительно не давало им возможности существовать, особенно если принять во внимание, что в то время чеченцы вели исключительно скотоводческое хозяйство. Вот и объяснение происхождения разбоев. Сам г-н Берже очень наивно проговаривается на этот счет. Именно говоря о выселении чеченцев в 1865 году, он сообщает, что русские власти прежде всего решились выселить «всех карабулаков (одно из подразделений чеченского народа), в числе 1500 семей, которые всегда слыли за отъявленных разбойников и которые притом, будучи стеснены поселением на их землях 2-го Владикавказского казачьего полка, почти не имели других средств к существованию, кроме хищничества»[71]71
  Русская старина. 1882. № 10. С. 16.


[Закрыть]. Кажется ясно…

Еще более интересовал меня вопрос о причинах современного переселения кавказских горцев в Турцию. Ежегодно значительное число кабардинцев, чеченцев и дагестанцев распродает все свое имущество, конечно, за бесценок, берет иностранные паспорта «для свидания с родственниками в Турции» или для поклонения гробу пророка в Мекке и затем бесследно исчезает с кавказского горизонта. Иногда некоторые из этих лиц снова появляются через несколько лет на родине, обнищавшие до последней возможности и проклинающие день, в который им пришла в голову несчастная мысль искать счастья на чужбине. Это обстоятельство, однако, нисколько не влияет на остальную массу горского населения, которое продолжает ежегодно выделять из своей среды значительное число переселенцев.

Прошло уже от 25 до 27 лет с тех пор, как горские народы Кавказа покорились русской власти. За это время успело уже народиться целое поколение, которому пришлось жить под русской властью с самой колыбели и которое, казалось бы, должно привыкнуть к новым условиям жизни. А между тем туземцы кавказских гор до сих пор предпочитают бросать родину, как это им ни тяжело, и уходят в Турцию, как ни скверно живется им там. И с течением времени это движение не только не ослабевает, но еще усиливается, как это, например, имело место во второй половине 1883 года. Что же означает это явление?

Проводя три последние лета в Терской области, я неоднократно задавал вопрос о причинах современного выселения горцев членам администрации, местным ученым и просто обывателям. Большинство из них в ответ говорили о дикости горцев, о том, что, по общему историческому закону, при столкновении двух народностей менее культурная должна неминуемо, так или иначе, погибнуть, о лености, нерадении и тупости туземцев Терской области и т. п. Действительно, таково ходячее наиболее распространенное мнение о причинах выселения горцев. Но, присматриваясь ближе к делу, я убедился, что все приведенные ламентации, направленные против горцев, не имеют решительно никаких оснований в действительности.

Если сравнить то, что сделано на Кавказе туземцами и нами, русскими, то менее культурной и менее трудолюбивой нацией придется признать именно русских. Я уже говорил о запустении под русским владычеством огромных пространств на Западном Кавказе, которые были покрыты прежде горскими нивами, лугами и виноградниками. То же явление приходится наблюдать и в Терской области. Все три лета, которые я провел здесь, я жил по нескольку времени в Нальчике, русской слободке, и в то же время в центральном пункте Большой Кабарды, и здесь мне пришлось вволю насмотреться на то, с каким бесстыдством русские истребляли продукты кабардинской культуры и многолетнего труда. Около самого Нальчика находится так называемый Атажукин сад, от которого теперь остались только жалкие остатки. Это был один из тех громадных садов, подобные которым можно встретить только на Кавказе. Это был сад-лес. Он разделялся на две части, из которых одна представляла полукруглую террасу, довольно круто спускающуюся в долину, а другая – саму долину, по которой протекает река Нальчик. Терраса была искусственно разделена на несколько малых террас, которые, представляя каждая правильный полукруг, возвышались друг над другом порогами. Все эти террасы были превращены в великолепные виноградники. Нижняя часть сада была засажена самыми разнообразными плодовыми деревьями – грушевыми, яблонями, «шишками» (мушмула. – Изд.), алычой, вишнями, черешнями, барбарисом, персиком, тутовником и т. д. Были здесь великолепные аллеи из лип и акаций, была превосходная круглая лужайка, обсаженная огромными персиками и тутовыми деревьями, и т. д. Для поливки виноградников и некоторых частей нижнего сада был проведен из-за нескольких верст канал. В таком виде находился сад в кабардинских руках. Совсем иной вид получил он с тех пор, как русские получили возможность хозяйничать в нем. Канал заброшен. Виноградники не обрабатываются, и зеленые лозы одичавшего винограда скашиваются на корм скоту вместе с травой, которой заросли террасы. Плодовые деревья молодые вырыты и пересажены в обывательские сады, а более старые срублены на топливо. Липовые и акациевые аллеи истреблены самым беспощадным образом и я лично был свидетелем того, как истреблялись остатки этих аллей, причем в этом расхищении общественного достояния не церемонились принимать участие наиболее интеллигентные члены местного русского населения. Один из этих «интеллигентов», вырубивший много липовых и акациевых деревьев, чтобы не покупать дров, на мой вопрос о том, не чувствует ли он некоторой неблаговидности в своем поступке, ответил мне, что «здесь этим деревьям стоять не полагается». Громадные деревья, входившие в состав великолепного «круга», тоже большей частью вырублены, а оставшиеся потеряли боковые ветви и полузасохли. В настоящее время Атажукин сад представляет огромное заброшенное пространство, заросшее мелким вишняком, колючим кустарником и сорными травами, и только кое-где остались большие деревья, напоминающие о прежней кабардинской культуре. Несомненно, однако, что участь и этих памятников старины очень непрочна.

Верстах в 7–8 от слободы Нальчик, вверх по реке того же имени, некогда был кабардинский аул, а при нем рос прекрасный сад, значительно превосходивший своими размерами Атажукин. Сад этот подвергся такому же расхищению со стороны русских, как и Атажукин, и в настоящее время представляет еще большую мерзость запустения, чем последний.

Такова здесь русская культура, и образцы этой культуры можно видеть повсюду в Терской области. Лицам, говорящим о некультурности горцев и недостатке у них трудолюбия, следовало бы обратить внимание на эти факты, а также на некоторые другие, характеризующие степень культурности и трудолюбия кавказских туземцев, каковыми фактами могут служить: развитие у горцев архитектуры, образцы которой можно видеть на башнеобразных зданиях Горной Осетии или на башнях по Военно-Грузинской дороге; скотоводство у горцев вообще и карачаевцев в особенности, ухитрившихся развести огромные стада рогатого скота на неприступных высотах у подошвы Эльбруса; ирригация на Кумыкской плоскости, отчасти у чеченцев и в особенности в Закавказье – ирригация, подобную которой русские здесь никак не могут устроить, несмотря на содействие научной техники и капитала; широкое распространение среди горцев кустарных промыслов, превосходнейшие местные кустарные изделия из шерсти, шелка и металлов и т. д. Останавливаться на всех перечисленных фактах я не буду, так как это завело бы нас слишком далеко от предмета статьи – выселения горцев. Не могу, однако, не поговорить об одном предмете, знакомство с которым даст читателю понятие и о горской культуре, и о трудолюбии горцев, а вместе с тем покажет, насколько должны быть серьезны причины, изгоняющие горцев из родной страны на чужбину. Я говорю о земледелии в горах.

V

Кавказские горы имеют мало террас, пригодных для земледелия. Большая часть площади, занятой горами, состоит из крутых стремнин и спусков, на которых может расти только лес и мелкая трава. Во многих же местах бока гор настолько круты, что текущими во время таяния снега или дождей ручьями с них сносится малейшая песчинка земли, и бока эти представляют собой сплошной очищенный камень. Пашни, даже на менее крутых склонах, невозможны, так как неминуемо уничтожались бы при первой весне или даже при первом сильном дожде. Вот почему горные пастбища и леса, почва которых держится на склонах гор благодаря корням растений, не могут быть обыкновенно обращаемы в пашни. Для этой цели могут служить только немногие, редкие клочки земли, случайно представляющие не особенно большой наклон, настолько небольшой, что на нем может держаться искусственно созданная почва, конечно, при помощи различных сооружений. Такие клочки земли дорого ценятся и нарочно разыскиваются. Отыскав такой участок земли, горец очищает его от камней и устраивает снизу стену, часто из собранных на участке же камней. Затем он направляет течение какого-нибудь горного ручья на избранный участок. Ручей оставляет на участке мелкие камешки и песок и, таким образом, выравнивает его и вместе с тем создает подпочву участка. Тот же ручей, протекая сквозь отверстия между крупными камнями, из которых сложена стена, забивает их мелкими камешками и песком и таким образом цементирует стену, делает ее крайне устойчивой, могущей выдержать самые сильные горные потоки и сохранить созданную на участке почву. Затем в огороженный участок загоняет на ночлег скот, который и удобряет почву. Это продолжается несколько лет. Если хозяин участка пожелает по возможности скорее привести участок в такой вид, чтобы получать с него доход, то он приносит большей частью на себе снизу, из долин, черную землю и покрывает ею участок. Сначала такой участок запускается под траву. Трава на нем родится низкая, не выше фута, но зато густая, как щетина на щетке, так что в нее трудно просунуть руку. Собирается трава три раза в год. Сено в горах ценится чрезвычайно высоко и участок в одну четверть десятины дает сена не менее как на 60 рублей. Вообще участки удобной земли в горах крайне мелки. Больше четверти десятины участки встречаются крайне редко и чем дальше в горы, тем участки меньше. Нередко участки встречаются не более обыкновенной величины средней комнаты. Земли удобной здесь очень мало и она ценится чрезвычайно дорого. Двор, имеющий полдесятины пашни, считается вполне обеспеченным; выше начинается уже богатство. Десятина пашни (конечно, обыкновенно в нескольких клочках) стоит до тысячи рублей. Мне передавали, что один горский аристократ, получив в наследство несколько участков, составлявших в общей сложности около четырех десятин, продал их и на вырученные деньги купил на плоскости четыреста десятин земли, и у него еще остались деньги. И это совершенно понятно, так как в Терской области, на плоскости, цены на землю не выше десяти рублей, в Нальчикском округе еще недавно земли продавались по пяти рублей, а в Хасавюртовском округе еще в 1883 году заключались сделки по четыре и даже три рубля за десятину, покрытую лесом.

Сеют в горах на искусственно созданной земле обыкновенно ячмень и просо. Другие хлеба не родятся. Почва удобряется очень тщательно навозом. Кроме того, устроено искусственное орошение. Орошение часто устраивается обществом. Условия местности иногда не позволяют проводить оросительные каналы по земле и тогда их устраивают на воздухе, сооружая из дерева громадные желоба. Это имеет место, например, в балкарских обществах Нальчикского округа. Там, где орошение общественное, наблюдатель встречается с очень оригинальными картинами. Обыкновенно, когда русский приезжает в горский аул, что бывает вообще редко, его окружает всегда толпа аульных жителей. Объясняется это как любопытством этих «детей природы», так и тем обстоятельством, что хозяин, у которого останавливается проезжий, для соблюдения обычая гостеприимства, обязательно режет барана и в съедении этого барана имеют право принять участие все обитатели аула. В аулах балкарцев (маленький народец, живущий неподалеку от Нальчика) такие любопытные летом собираются смотреть на приехавшего непременно с заступами в руках. Время от времени отдельные члены толпы собравшихся удаляются куда-то и затем снова появляются лишь через некоторое более или менее продолжительное время. Оказывается, что весной и в начале лета балкарцы, куда бы они ни шли, что бы ни делали, непременно имеют при себе заступы. Дело в том, что в это время производится орошение пахотных полей, имеющее громадное значение для урожая; так как каждый член общества имеет право только в течение определенного времени пользоваться, водой из общего канала для орошения своего поля, то он и носит при себе постоянно заступ и, где бы и за каким бы делом ни застало его наступление момента, с которого начинается его право на воду, он тотчас же устремляется к каналу и пускает из него воду на свои клочки земли. Неудивительно, что при тщательной обработке (рукой, заступом) земли, при постоянном удобрении и орошении, урожаи получаются здесь очень значительные – до сам 20. Тем не менее, ничтожные клочки земли не могут прокормить население и оно принуждено прикупать хлеб на плоскости…

Из этого краткого описания состояния земледелия в горах читатель может видеть, сколько справедливости в обвинениях горцев в лености. Вместе с тем, я полагаю, читателю становится понятным, что, создавая себе на голых скалах землю исключительно своим трудом, буквально до кровавого пота, горец должен страстно привязаться к своей земле. И если тем не менее он покидает ее и идет заведомо на страдания в Турцию, то причина тому уж во всяком случае заключается не в его лени.

VI

Во время моего пребывания в Терской области меня страшно поразила взаимная ненависть, которую питают друг к другу два главных элемента населения области – казаки и туземцы, ненависть эта проявляется в чувствах и воззрениях казаков и туземцев и в тысячах столкновений тех и других друг с другом. Для казака туземец является не человеком, а так, «тварью» какой-то, церемониться с которой решительно нет никакого резона. В свою очередь и туземец видит в казаке только «неверную собаку». Стычки и столкновения между казаками и туземцами – самое обыденное явление здесь. Встреча казака с туземцем где-нибудь в поле или нескольких казаков с туземцем и нескольких туземцев с казаком редко обходится без истории: самое меньшее, если в этом случае произойдет драка и избиение слабейшей стороны, а сплошь и рядом случается убийство. Убийство здесь вообще настолько заурядное явление, что к нему решительно все привыкли и оно не вызывает ничьего удивления. Истина заставляет сказать, что казаки, как поставленные в привилегированное положение, пользующиеся поддержкой администрации и сделанные даже в некотором роде начальством над туземцами вообще, гораздо чаще злоупотребляют силой и проявляют по отношению к туземцам невероятное нахальство. Само собой, что это ужасно возбуждает и озлобляет туземцев и они мстят казакам при всяком удобном случае. Кроме мелких стычек и столкновений, имеющих место ежедневно повсюду, во время моего пребывания летом 1883 года в Терской области, здесь произошел целый ряд очень крупных столкновений и недоразумений между обеими половинами населения, столкновений, которые еще более разожгли их взаимную ненависть. Я остановлюсь на некоторых из этих печальных фактов, чтобы рельефнее выяснить отношения, сложившиеся здесь между казаками и туземцами.

Недалеко от Владикавказа находятся, по соседству друг с другом, казачья станица Архонская и осетинское село (аул) Тулатовское. Земли этих обществ разделяются рекой Терек: по правому берегу тянется земля Тулатовского общества, а по левому – земля архонских казаков. Несколько лет тому назад Терек – как это здесь бывает часто – изменил свое течение в сторону земли архонцев и отрезал от нее кусок в 200 десятин, которые в настоящее время прилегают к земле Тулатовского общества и отделяются от последней старым руслом Терека. Чтобы обрабатывать эту землю, казаки должны переезжать Терек, что сопряжено с большими неудобствами во время половодья. Ввиду такого неудобства, а также ввиду избытка земли, архонцы отдали этот кусок земли в аренду осетину-кулаку, жителю Тулатовского селения, некоему Бадоеву. Арендатор выговорил право соединить арендуемый им участок с общим владением архонцев посредством моста и взимать деньги за проезд. Нужно заметить, что тулатовцам отвели лесной участок за Тереком и, чтобы пользоваться этим лесом, им приходится переезжать бурную реку вброд. Бадоев, пользуясь тем, что переезд вброд через Терек во время весенних половодий сопряжен с большим риском, объявил своим односельцам-тулатовцам, что если они желают пользоваться правом проезда через его мост, то каждый дым должен доставить ему, Бадоеву, по 1 сажени хворосту и платить по 1 мере пшеницы. Сажень хворосту стоит 4 рубля, а мера пшеницы – 1 рубль 20 копеек, что составит с дыма 5 рублей 20 копеек, а со всего селения (120 дымов) – 624 рубля. Эту контрибуцию тулатовцы платили Бадоеву до тех пор, пока не сообразили, что им выгоднее иметь свой мост, и решились выстроить таковой всем обществом. Для этой цели они выбрали место повыше моста Бадоева, где издавна пролегала проселочная дорога, шедшая через Архонскую станицу в лес, отведенный тулатовцам. Весной 1883 года мост этот был готов и стоил жителям Тулатовского общества во много раз дешевле того, что они платили Бадоеву: именно каждому дыму пришлось доставить 2 арбы хворосту и на 10 дымов по одному бревну в 1 рубль 30 копеек. Бадоев, который таким образом с постройкой общественного моста лишился солидного дохода, стал подстрекать архонских казаков, чтобы они воспретили тулатовцам проезжать через свою землю в том случае, если последние будут иметь свой мост. Казаки 12 мая приехали целым кагалом к мосту тулатовцев и не только воспретили по нему проезд, но и угрожали разбросать сам мост. Некоторые тулатовцы, ехавшие в этот день в лес, вынуждены были возвратиться назад, во избежание столкновения с казаками. 15-го и 16 мая, во время коронационных празднеств, тулатовцы постановили в память этих дней позволить горцам, гнавшим свои стада в горы на лето, перегнать бесплатно через мост до 12 тысяч овец. Но казаки и тут показали свою власть: они не пропустили ни одной овцы. Таким образом труд тулатовцев по постройке моста оказался совершенно напрасным. Так как к улажению этого дела местной администрацией не принимается никаких мер, то не будет ничего удивительного, если оно окончится резней.

Приведенный факт представляет собой пример, так сказать, экономического давления, которым казаки хотели насолить «поганой твари». Но сплошь и рядом дело обходится проще. Так, например, в ночь на 20 июля, около Пришибской станицы ехали на базар 5 кабардинцев; пришибские парубки, от 15 до 17 лет, напали на них и ограбили, отняв у них все, что они везли, и даже сняв с них одежду, шапки, бешметы, бурки и прочее. Не подумайте, что помянутые парубки – какие-нибудь грабители по профессии! Напротив, это самые заурядные парни, в начале же следствия сознавшиеся в грабеже и возвратившие награбленное, кроме того, что было пропито. Просто их толкнуло на грабеж то соображение, почему же не ограбить «поганую татарву», раз к этому представляется случай? Туземцы, проезжающие чрез станицы, нередко подвергаются бомбардировкам камнями со стороны парубков, опять-таки в силу того же соображения, почему же не поколотить татарву? И колотят. Вот, например, какая история разыгралась прошлым летом в Умахан-Юртовской станице. Умахан-Юртовская станица расположена на берегу реки Сунжи, на которой существует мост. Станица находится между аулами Брагуны и Гудермес. В Брогунах живет известный своей ученостью мулла, который образовал там маленькую аудиторию для муталимов (учеников), из разных мест Кавказа стекающихся сюда для изучения Корана и вообще правил мусульманской веры. Так как муталимы в большинстве случаев дети круглых бедняков, то они, чтобы поддержать свою труженическую жизнь, периодически отправляются по окрестным аулам и там собирают подаяние от своих братьев по вере. Партия таких муталимов, возвращаясь из аула Гудермес в Брагуны через помянутый мост, повстречалась с двумя казаками, шедшими в станицу с рыбной ловли. Казаки, заметив нищенский вид оборванных муталимов, сперва подняли их на смех, а потом один из них подставил ногу одному оборвышу, который растянулся на мосту. Старший из муталимов, видя обиду своего товарища, подошел к неосторожному шутнику и, хотя он не знал ни одного слова по-русски, однако, схватив его за грудь, мимикой требовал удовлетворения.

Но казак в свою очередь, держа одной рукой за ножны кинжал муталима, другой запалил ему в ухо. Муталим ответил тем же. В то время другой казак вытащил кол из ближайшего плетня, зашел сзади к муталиму и нанес ему в голову такой полновесный удар, от которого последний присел на колени. Когда муталим почувствовал, что из полученной им раны течет по лицу его кровь, то он, точно уязвленный змеей, выхватил из ножен кинжал и нанес две раны своим противникам: одному в ногу, а другому в руку. Раздались призывные голоса о помощи, поднялась общая суматоха, вслед за этим шум и крик: «Наших режут!». Народ, работавший на токах, и праздный люд, шатающийся по станице, пустился бежать к мосту, откуда неслись голоса о помощи; кто бежал с граблями в руках, кто с вилами, а некоторые и с ружьями. Маленькие муталимы оставались все это время простыми свидетелями, но, видя приближение толпы казаков, в испуге бросились бежать в разные стороны. Приближающаяся же толпа, не понимая в сущности ни повода ссоры, ни ее последствий, но видя убегающих туземцев, пустилась за ними в погоню и по мере того как настигала кого-нибудь из отступающих неприятелей, била его нещадно по чем попало и как попало. В это время было сделано даже несколько выстрелов, которые, к счастью, никого не зацепили. Но все-таки на поле сражения после этой травли оказался старший муталим с пробитым черепом и на краю могилы, трем-четырем его товарищам перебили по нескольку ребер и все они доставлены в станичное правление в полном беспамятстве. Что же касается до казаков, то один из них находится в положении опасно больного, а товарищ его отделался пустой раной[72]72
  Терек. 1883. № 102.


[Закрыть].

Еще более рельефный факт имел место в городе Грозном. Сюда на местный рынок, постоянно привозятся из окрестных аулов сельские произведения. Обстоятельство это очень не нравится казакам соседних станиц, тоже поставляющим на грозненский рынок сельские произведения, а также и местным торговцам. К этому присоединяется еще общее враждебное отношение русских и чеченцев друг к другу. И вот не проходит ни одного базара без мелких стычек и столкновений между представителями обоих элементов населения. 15 августа столкновения эти завершились громадным побоищем. Дело началось, как и всегда, с пустяка. Один чеченец обменял часть привезенных им на базар дров на арбузы, одна часть которых лежала на телеге, а другая возле нее. Забрав с телеги арбузы, чеченец хотел было забирать и те арбузы, которые лежали возле телеги, полагая, что они пошли в обмен, но продавец – русский, видя это, ударил чеченца кулаком в лицо; таков здесь разговорный язык с туземцами. Стоявший возле другой чеченец, товарищ побитого, дал в свою очередь удар горожанину. Вслед за этим началась общая свалка. Вооружившись кинжалами, как чеченцы, так и русские, бросились к месту катастрофы; кулачные и палочные удары сыпались градом; пыль, топот и крик – все смешалось в невообразимом хаосе, и только энергичное вмешательство полиции и чеченца-генерала Арцу Чермоева остановило стычку.

Я привел лишь незначительную часть известных мне фактов; приводить все факты нет никакой нужды, так как мне хотелось только охарактеризовать отношения, существующие между двумя половинами населения Терской области, и полагаю, что для этой цели достаточно приведенных фактов. Отношения эти натянуты и враждебны до последней степени и постоянно грозят перейти в свалку. Невольно возникает вопрос о причинах этой враждебности. Когда я поставил себе этот вопрос и стал собирать данные для его решения, то, по мере выяснения причин существующей розни между русскими и туземцами, я начинал понимать, что те же самые причины, делая невыносимой жизнь горцев на родине, заставляет их переселяться в Турцию. Одни и те же ненормальные условия, которыми обставлена жизнь горцев, ставят их во враждебные отношения к казакам и вместе с тем побуждают их покидать родину. В этих же условиях – секрет кавказских восстаний.